Прятки со смертью Мастерман Бекки
Я решила воспользоваться своим маленьким преимуществом:
— Какие планы, Эмери?
Он задумался. Немного пошагал по комнате.
— Могут подумать, что заведение взорвал некто, ненавидящий фараонов. Или что произошла утечка бытового газа и — несчастный случай: взрыв. — Эмери вдруг зачастил, явно сознавая, что малейшая задержка увеличивает риск, но хотел быть уверен, что предусмотрел все мелочи. — Нет, это не прокатит, они найдут следы подрыва. — Вдруг он просиял. — Да! Все решат, что кто-то за тобой охотился, а все остальные — просто сопутствующие потери, случайные жертвы.
— А как же пуля в Максе? Ее найдут.
— Ну, может, решат, что ты внезапно обезумела и застрелила его, а потом — всех нас, чтобы сокрыть факт убийства. Пистолет же твой.
— А затем взорвала себя вместе со всем зданием? Пораскинь мозгами. Ты же знаешь, они точно раскопают, что это был спектакль.
Эмери вновь ненадолго задумался, в последний раз пыхнул трубкой, словно подводя итог своим мыслям, и отложил трубку на стол.
— Знаешь что? Плевать, какой именно они воссоздадут картину преступления, поскольку все будут думать, что владелец бара мертв. — Он сунул пистолет за пояс штанов спереди. — Так, а теперь мне надо разложить тела и закругляться.
Бармен подошел к трупу бездомного, крякнул от напряжения, попробовав протащить тело весом около ста двадцати килограммов. С первой попытки оно даже не сдвинулось.
— Может, помочь? — издевалась я.
— Разве в моем психологическом портрете указано, что я идиот?
— Тебе таскать кучу тел. А время уходит. К тому же все равно придется срезать с моих рук и ног скотч, чтобы его не нашли на теле. Да и пистолет мой у тебя.
Прозвучало довольно убедительно. Когда вам угрожает смерть, ложь получается очень правдоподобной. Эмери вытянул из стаканчика для карандашей канцелярский нож и разрезал ленту на моих запястьях и лодыжках, чуть оцарапав меня. Нож положил на стол.
— Берись с тяжелого конца, чтобы я мог держать пистолет, — велел он.
— Не думаю, что осилю «тяжелый конец», — сказала я.
— Черта с два не осилишь. А то я не наблюдал за тобой.
Я встала и подошла к двойнику Батори, подхватила его под мышки, а Эмери взялся за ноги. Подняв тело, я тут же его уронила, и это на мгновение отвлекло бармена.
— Пардон, — сказала я.
Эмери бросил взгляд на Коулмен:
— Будешь тянуть время, я прошью скрепкой второе ухо агенту.
Мы вновь взялись за работу. Наполовину тянули, наполовину несли труп в сторону кухни, где предполагался эпицентр взрыва. Только теперь, благодаря тем мгновениям, когда Эмери отвлекся на падение тела, у меня за поясом джинсов был нож, прикрытый рубашкой.
Наконец мы переместились в кухню, где на прилавке из нержавейки выстроились в ряд литровые стеклянные бутылки, из горлышка каждой торчала скрученная тряпка. Теперь я поняла, откуда шел запах бензина. Эмери вручил мне одну из самодельных бомб.
— Сунь этому под горло, огонь уничтожит его лицо.
Я опустилась на колени и сделала, как он велел. Затем попыталась встать, но спину свело судорогой, и я задохнулась от боли. Дурной знак: мне ведь надо выбраться из этой западни.
Эмери обвел взглядом тела:
— Пять за двадцать четыре часа. Надо же, раньше-то одна женщина в год была, и я каждую детальку продумывал! — Он покачал головой, будто бы смущенный и расстроенный хаосом, который сотворил здесь.
Все еще не поднимаясь с колен, я разработала свой план. Преступник выше меня, поэтому неожиданный режущий удар ножом по животу огорошит, а следом резкий удар в правый висок вырубит его. Самая большая проблема — моя спина. Движения элементарные, но сейчас я не знала даже, как с пола-то подняться. Оставалось только надеяться, что сил мне придаст адреналин.
Эмери подошел к прилавку у раковины, где стояла батарея «коктейлей Молотова» в бутылках из-под джина «Бомбей», водки «Серый гусь» и «Кроун роял». Взрывчатка высшего качества. Полоски ткани, торчавшие из горлышек, немного длиннее тех, что я видела в других бутылках, и соединялись еще одной полоской: по-видимому, Эмери собирался выставить их на расстоянии друг от друга, выиграть время, чтобы зажечь все четыре и успеть удрать через черный ход, прежде чем все взлетит на воздух.
— Ну а эти я непременно должен поставить в ногах агента, — сообщил он. — Не хочу, чтоб знали, что у нее перерезаны сухожилия.
— Так это была водка? — спросила я.
— Что?
— В капельнице Линча?
Эмери положил пистолет на прилавок и взял бутылку «Серого гуся»:
— Я рассудил, что со всеми этими обезболивающими, которыми накачали Флойда, литр алкоголя, попавший прямо в мозг, прикончит его, но даст мне кучу времени уйти подальше от больницы. А как ты догадалась?
И я принялась рассказывать ему, как увидела его, прикинувшегося медсестрой, с полупустым пакетом для лекарства и как алкоголь жег руку Линча, но Эмери стало неинтересно. Он задумался, взгляд его переполз на примитивное самодельное взрывное устройство в руке, и я подумала, что он мысленно рисует себе последовательность, в которой подожжет запалы, прежде чем рванет прочь. Бармен стоял достаточно близко. Вот он, мой единственный шанс выжить. Я сомкнула пальцы спереди на рубашке, прикрывавшей нож, и приготовилась осторожно подняться на одну ногу. Мышцы живота напряжены, а позвоночник как можно более неподвижен. Когда кинусь на Батори, резкой боли в спине не избежать — тут уж ничего не поделаешь. Мне оставалось лишь еще чуть-чуть приблизиться к нему, но он вдруг отпрянул.
— Бриджид Куинн, — усмехнулся он. — Я видел, как ты взяла нож. Неужели решила, что я подпущу тебя к себе настолько, чтобы ты пустила его в ход?
Мы оба замерли: Эмери — метрах в двух от меня и способный передвигаться быстро и я — на коленях перед ним. Выбора не оставалось. Мелькнула мысль: каково это — чувствовать, как умираешь? Мгновение мы наблюдали друг за другом, гадая, кто и какое сделает первое движение, а затем нас обоих отвлек мягкий, легко узнаваемый звук загоняемого в патронник дробовика патрона.
Чик-клац.
Звук прилетел из коридора между кухней и баром. Убийца стоял спиной к двери. Видеть я не могла, но догадалась, что ружье в руках у Коулмен.
— Нет! — заорала я, понимая, что произойдет дальше.
Эмери начал было поворачиваться, но не успел: оглушительно грохнул выстрел, на его лице мелькнула гримаса удивления, и надо мной пролетел кусок его живота.
Батори был крупным мужчиной. Он не упал сразу же, но посмотрел на меня, затем опустил взгляд на свой живот, из которого потоком хлестала кровь. Ему даже удалось сделать один неуверенный шаг и потянуться ко мне, прежде чем повалиться на колени и затем плашмя на пол, в лужу жидкостей собственного тела, с обращенным ко мне лицом.
Я тоже упала — на всякий случай. Его лицо оказалось сантиметрах в двадцати пяти от моего. Эмери был еще жив.
Чашка трубки оказалась у самых его губ. Он, наверное, упал на нее и вогнал черенок себе в глотку. Эмери закашлялся — вокруг трубки запузырилась кровь, и я поняла, что надо отодвинуться, прежде чем ее брызги полетят в меня. Он попытался втянуть ртом воздух, словно хотел что-то сказать, но мешала не только трубка в горле: выстрел, по-видимому, срезал часть легких.
— Черт, Эмери, как жаль, что не сама я тебя застрелила, — прошептала я, глядя в его левый глаз, единственный обращенный ко мне.
На губах Батори снова забурлила кровь. Пальцы его немного поскребли линолеум. Я видела, как ускользает сознание из левого глаза. И очень надеялась, что существует жизнь после смерти, в которой я найду его и убью уже навсегда.
А потом он умер. Должна сказать, процесс ухода из жизни Эмери продлился недолго и не вызвал много боли, но вернул мне положительное мироощущение. За его телом на полу я увидела Коулмен. Она вытянулась на спине, руки подняты и напряжены так, что ствол ружья почти лежал на ее теле, а дуло все еще направлено на меня. Я упала на спину, и все мы, мертвые и живые, оказались на полу. И все, кроме Эмери, смотрели на флуоресцентные огни на потолке.
— Лаура! — завопила я, катаясь с боку на бок от ярости и разочарования. — Ну ты и идиотка! Ты выстрелила ему в спину, когда он не был вооружен.
Прежде чем приползти на кухню, Коулмен удалось содрать со рта скотч, и сейчас она все повторяла:
— Сволочь, умри. Ты. Сволочь. Умри, гад.
— Лаура, он мертв, — очень мягко прошептала я, понимая, что это может долго продолжаться. Оставалось надеяться, что в истерике она вдруг не начнет палить. — Мертвее не бывает.
Коулмен умолкла, тихонько всхлипнула, но, похоже, не пожелала или не смогла опустить ружье.
— Ты можешь направить эту штуку на что-нибудь другое?
Лаура не ответила ни словом, ни делом. Я отползла с линии огня и поднялась на ноги. Подошла к ней. Ее руки все еще крепко сжимали ружье в том же положении, с которого она сделала выстрел. Я отобрала его, поставила на предохранитель и прислонила к косяку двери. Затем бережно опустила ее руки.
— Прости, — сказала я. — Спасибо тебе. Но мне надо позаботиться о нем.
Лаура, продолжая плакать, начала дрожать, зубы ее стучали, но ей удалось выдавить:
— Бред. Я спасла твою чертову жизнь.
— Ш-ш-ш. Хорошо, ты права. Ты спасла мою чертову жизнь. Как ты — получше?
Она помотала головой. Сначала «нет», но потом «да».
— Мы еще не закончили здесь, — сказала я.
Теперь Макс.
Я перешагнула через Лауру и подбежала к барной стойке, возле которой он лежал на спине. Кровь залила грудь и уже растекалась лужей под ним: выстрел отбросил Макса на стол, а затем на пол. Я прижала пальцы к его шее, хотя не ждала почувствовать пульс. Никто не выживает после выстрела 45-го калибра в грудь, даже если выстрел не двойной.
В тот короткий отрезок времени, пока я нащупывала пульс, вспомнилось все, что мне известно о Максе. Игрок в покер, философ, коренной житель Америки, хранитель закона, муж, враг, друг. Оказывается, когда кто-то умирает, а не только ты сам, вся его жизнь может промелькнуть перед твоими глазами. Мне хотелось плакать при мысли, что я так мало успела узнать о нем. Но сейчас не до того. Потом, когда позабочусь о Лауре Коулмен, у меня будет много времени, даже больше, чем мне захочется, и я подумаю о последней жертве Эмери.
Следующим моим делом было подойти к музыкальному автомату и выдернуть вилку из розетки в стене. Затем я направилась в офис Эмери звонить 911.
— Ранены офицеры полиции, — доложила я и сообщила адрес.
Описывать подробно ситуацию не стала: заняло бы слишком много времени, да и совсем скоро они сами все увидят.
Я быстро оценила обстановку и снова присела на колени рядом с Коулмен:
— Ну что ж, факты теперь у нас есть. Мне надо убрать тебя с этой части сцены. Перевались на бок, чтобы лодыжки не касались пола, когда я тебя потяну.
— Не понимаю, — прохныкала она.
— Скоро объясню.
Сбитая с толку, Коулмен все же повиновалась и перекатилась, как было велено. Я подхватила ее под колени, чтобы максимально уменьшить нагрузку на ее лодыжки, и держала, а она, опираясь на локоть, толчками продвигалась в ресторанную зону, где я подперла ей голову стопкой бумажных салфеток, которые взяла в баре. Я пыталась разместить ее подальше от тела Макса, лежавшего перед барной стойкой, но помещение было не настолько просторным. Коулмен повернула голову посмотреть на него меж ножек стульев и вытерла тыльной стороной ладони глаза.
— Просто отдохни здесь минутку, пока я закончу оформление сцены.
Спину стало сводить судорогой, вынуждавшей меня двигаться, как Джед Клампетт[16] на скорости. Я вошла в офис, макнула пальцы в кровь Шери, затем подобрала дробовик на кухне, перекрыв все прежние отпечатки своими окровавленными, чтобы не оставить сомнений в том, кто стрелял из ружья. Полотенцем протерла 1911-й, из которого Эмери выстрелил в Макса, уничтожая свои отпечатки. Затем я прижала пальцы бармена к пистолету, прежде чем оставить оружие в его правой руке.
Я знала, что зря потрачу секунду, но врезала человеку, который убил Джессику. Ударила его в голову. Легче мне от этого не стало, но ведь и потом не станет.
Вернулась в бар и, не заботясь о том, что руки мои в крови, взяла два стакана, открыла бутылку текилы «Тарантула». Налила на пару добрых глотков, залпом выпила свою порцию, затем вернулась и села рядом с Коулмен. На ее лице появилось встревоженное выражение — значит, она вышла из задурманенного лекарством состояния и обратила внимание на то, что я вся в крови.
— На, выпей-ка. — Я подняла Лауре голову и насильно влила ей столько текилы, сколько смогла, чтобы поскорее сбросить последствия шока. — У нас меньше двух минут на разговор, прежде чем здесь завоют сирены, и засверкают мигалки, и черта в ступе… Короче, вот как было дело. Я убила Эмери. Ты этого не видела: ты была здесь и пыталась уползти за помощью.
— Зачем вы делаете это?
— Зачем и почему, мы с тобой обговорим потом. Просто слушай.
Коулмен помотала головой на стопке салфеток:
— Эмери был серийным убийцей. Мне ничего не сделают.
— Еще как сделают. Ты не отошла от шока и не можешь предвидеть развитие событий. А я могу, так что слушай очень внимательно. Снежок, ты убила выстрелом в спину невооруженного человека. Дело праведное, но ты совершила убийство в процессе расследования по делу, от которого тебя отстранили. Второе: поскольку никто не принимал всерьез твои подозрения насчет Линча, погиб Макс Койот. Тусонское ФБР устроило колоссальную шумиху из дела Линча, и специальный ответственный агент Роджер Моррисон очень постарается найти козла отпущения, дабы отвлечь внимание от собственной персоны. И этим козлом будешь ты.
— Мне все равно.
— И чем ты собираешься заниматься? Учительствовать в средней школе или подрабатывать консультантом по вопросам безопасности? Коулмен, милая, ты же умница, это не твое.
В этот момент я услышала сирены.
— Не думай, что мной движет альтруизм или благородство. Моя жизнь разрушена, и хуже я себе уже не сделаю. Просто не хочу доставлять Моррисону удовольствие вытурить тебя из Бюро.
— Я все равно расскажу правду.
— Нет, не расскажешь, потому что ни на что не способна, кроме как ползать, а это означает, что тебя сразу же выставят за дверь. Я поведаю им, как все произошло. Если ты потом преподнесешь другую версию, меня обвинят в препятствовании следствию и я отправлюсь в тюрьму. Я в идеальном безвыигрышном положении, дорогая, так что у тебя не остается иного выбора, кроме как быть победителем.
— Пожалуйста, не делайте этого.
Время убегало.
— О нет, сделаю. А как дополнительный стимул для тебя: я ведь могу насплетничать им, что ты спала с Роялом Хьюзом.
По потолку, пролетев через высокие окна, заметались цветные вспышки.
Но прежде чем лицом к лицу встретиться с полицейским спецназом, мне пришлось потратить пару секунд на еще одно дело. Я быстро прошла в офис Эмери и взяла со стола банку с маринованными свиными копытцами. Внутри виднелся прижатый к стеклу маленький, кремового цвета краешек чего-то. Я обратила на него внимание, когда сидела в баре. Он по форме и цвету почти совпадал с остальным содержимым. То, о чем я подумала, явилось еще одним примером игры моего странного воображения.
— Вы окружены. Медленно выходите с поднятыми руками, — донесся с улицы усиленный мегафоном голос.
Я прихватила банку со свиными ножками назад в бар, подняла ее высоко над головой и швырнула так, что она задела кассовый аппарат. Разбилась банка красиво, почти все осколки полетели за стойку. Острый запах уксуса встретил меня, когда я вскарабкалась на один из барных стульев, чтобы убедиться, была ли права насчет того, что все эти годы выставлялось на всеобщее обозрение.
Шесть хорошо сохранившихся человеческих ушей.
Я схватила пригоршню белых бумажных салфеток и пошла к входной двери, осторожно приоткрыла ее, и высунула салфетки в щель. Когда же раскрыла дверь пошире, то увидела выстроенные в боевой порядок патрульные машины едва ли не от всех отделов Тусона до дорожного патруля штата Аризона. Между автомобилями рассредоточились парни из полицейского спецназа с винтовками наготове. Я почувствовала слабый всплеск адреналина, не знаю, каким образом оставшегося во мне, когда увидела, что меня держат на мушке полудюжины стволов профессионалов и еще пара дюжин не-особо-профессионалов, готовых случайно пальнуть в любой момент.
— Бриджид Куинн, ФБР, — крикнула я, подняв руки и медленно выдвигаясь вперед. — Внутри два раненых офицера. Скорее.
Глава 52
Коулмен изо всех сил старалась держаться молодцом, но слишком долго пребывала в шоке, чтобы много говорить, и это к лучшему. Я несколько часов провела со следователями и с Роджером Моррисоном. Надо отдать должное противнику: Моррисон явился и был любезен как с полицейскими центрального департамента, так и с помощниками шерифа. Я дала согласие прибыть в понедельник для дачи показаний по поводу применения огнестрельного оружия офицером полиции, хотя это, наверное, не очень точная формулировка: ведь я давно в отставке.
Но первым делом, до всех разговоров, Коулмен и Макса вынесли на носилках. Обоих с кислородными масками. Боже мой.
— Макс? — удивилась я. — У него не было пульса.
Парамедик кивнул:
— Едва ощутимый. Но он жив.
Как в том ночном кошмаре, когда случайно убиваешь кого-то. Ты знаешь, что не вернуть убитого к жизни и что это теперь навсегда останется на твоей совести. А затем просыпаешься и понимаешь: все живы.
И что тебя могут отправить за решетку. Мысль об этом лишь чуть охладила эйфорию от новости, что Макс жив. Возможно, позже меня будет больше волновать тюремный срок за убийство Песила и последующее сокрытие преступления, но в тот момент я была стопроцентно рада, что хотя бы остановила вереницу смертей.
Я вернулась к разговору с Моррисоном и только тут заметила, что стемнело. Парамедики, торопясь в больницу, подгоняли меня занять место в их «скорой», но единственное, чего мне хотелось, — это вернуться в дом Коулмен. Едва подумала, что здесь все закончено, как заметила «вольво» Карло, припаркованный сразу за полицейской оградительной лентой: огни выключены, Карло весь вытянулся вперед, едва не прижимая лицо к ветровому стеклу, словно смотрит фильм в кинотеатре драйв-ин.
Руки Моррисона были заняты: он пытался не подпускать прессу к месту происшествия. Но и с меня он наверняка с самого начала не спускал глаз.
— С вами все в порядке? — спросил он, вероятно интересуясь, не моей ли кровью залита вся моя одежда.
Я кивнула, не отрывая взгляда от Карло.
— Ваш муж, — продолжил Моррисон. — Я встретил его, когда он подъехал, и позволил ему оставаться здесь при условии, что он не будет выходить из машины.
— А вы помните, когда это было?
— Да, — ответил Тройка. Прежде чем продолжить, он нетрадиционно жестко среагировал на назойливость репортера. — Сэр! Отверните, пожалуйста, вашу чертову камеру от лица агента. Никаких заявлений она делать не будет. Уберите отсюда этого человека! — Он жестом приказал патрульному вывести репортера с места происшествия. Затем бросил взгляд на свои часы. — А было это часа три назад.
— Он сидит здесь три часа? Просто сидит здесь? Как он узнал?
Моррисон пожал плечами, истратив свой запас мистера Славный Парень.
— Да откуда я знаю, мать вашу?! — рявкнул он. — Я был немного занят. — Затем, по-видимому вспомнив, что я тоже была немного занята, продолжил: — Я ему позвонил. Все, идите, — добавил Моррисон таким тоном, будто отпускает меня скрепя сердце.
— Нет. Коулмен, — напомнила я. — Мне надо заехать в больницу.
— Да не беспокойтесь, ее не оставят на ночь одну, а завтра прилетает ее брат.
— Отлично. Замечательная семья. Агент Моррисон, она настоящий герой. Хочу, чтобы вы знали это.
Моррисон дважды чмокнул губами, изобразив поцелуй, и ткнул большим пальцем в сторону «вольво»:
— Уматывайте отсюда к черту. Быстро!
Тихонько и без всякой энергии пробормотав «козел», я покинула огороженную зону и подошла к машине Карло, покачнувшись раз или два, как пьяная. Он вышел из машины, ни слова не говоря, помог мне забраться на пассажирское сиденье и сел за руль. Мопсы поджидали на заднем сиденье и сейчас пытались протиснуться через узкое пространство над консолью с одной только целью — забраться на колени. Я заблокировала их полотенцем, которое дал мне один из парамедиков.
— Наверное, не стоило брать их с собой, — сказал Карло и начал шикать на собак. — Я думал… Не знаю, что я думал.
— Все ты правильно думал. Просто я… Не до них сейчас.
— Ты в порядке? — спросил он, имея в виду то же, что и Моррисон.
Я осторожно подвигала правым плечом, проверяя мышцы плечевого пояса, которые немного потянула, когда тащила труп бродяги. И зачем-то пошутила:
— Все хорошо, просто день в офисе выдался тяжелый.
Карло не улыбнулся, коротко взглянув на меня настоящую — впервые.
— Тебе надо в больницу? Я это к тому, что… Это твоя кровь?
Я опустила голову и посмотрела на то, что было кровью нескольких людей, но не моей.
— Нет. И у меня не шоковое состояние, и внутренних повреждений нет, разве, может, порвала какой-нибудь хрящик. — Будто со стороны я услышала, как моя речь становится неразборчивой. — Просто немного тошнит от передоза адреналина.
— Я долго наблюдал за тобой, и мне показалось, ты отлично владеешь собой, но, если есть хоть небольшие сомнения, надо ехать в больницу.
— Только не сегодня.
— Уверена?
— Сейчас единственное, что мне надо, — вымыться.
Мы вырулили со стоянки на улицу и поехали на север, к его дому. Я молчала, и жуткие картины промелькнувших событий уже настраивали воображение на предварительный показ будущих шоу. До жилого района Каталина двадцать миль езды, но я ничего из той поездки не помню. Очнулась, когда мы загнали автомобиль в гараж, дала себе команду выбраться из него и войти в дом, однако продолжала сидеть. Карло обошел машину и сначала открыл заднюю дверь, схватив разом обоих мопсов и опустив их на пол гаража, потому что спрыгивать им было слишком высоко. Затем он взял меня под локоть, чтобы помочь выбраться, но я съежилась от его прикосновения, и он попятился, а я вылезла из машины сама.
Шатаясь, прошла в дом, где вокруг меня затанцевали мопсы, принюхиваясь к крови на джинсах. Боясь напачкать, я быстро пронеслась через гостиную и заднюю дверь, захлопнув ее за собой, чтобы не увязались собаки, далее — вглубь двора. К этому часу он освещался высокой полной луной.
Жизни некоторых людей не предназначены для создания близких взаимоотношений. Могут пострадать невинные. И в этом я всегда оказывалась права.
Я смотрела на все те камни, что собрали мы с Карло и которые я выложила извилистыми линиями вокруг двора наподобие лабиринта. По необъяснимому, но жуткому предчувствию, что случается лишь такими ночами, как эта, из нескольких сот камней я обратила внимание именно на осколок розового кварца, который подобрала в тот день, когда убила Песила. И подняла его. А потом что было силы швырнула через задний забор. Благодаря лунному свету мне удалось увидеть, как он врезался в опунцию и сбил один из ее бордовых плодов.
— Что ты делаешь? — спросил Карло.
Оказывается, он пошел за мной. И отчего-то мне сейчас было наплевать, если он решит, будто я сошла с ума. Все происходящее казалось освобождением: мне больше нет смысла притворяться, чтобы быть самой собой.
— Надо избавиться от всего этого. Выкинуть их отсюда, — сказала я и начала выбрасывать камни.
Я подобрала маленький гранитный обломок в красивых блестках слюды и тоже метнула. Затем под руку попалось что-то, чему я не смогла подобрать название. Не то чтобы я была рассержена, или в ярости, или в истерике: просто методично возвращала это место Джейн. В тот момент это показалось хорошей идеей. Не могу сказать, как долго занималась этим или какое количество себя от себя избавила, швырнув за забор, прежде чем Карло решил, что пора меня остановить.
Он перехватил мое запястье, разжал пальцы, заставив выронить то, во что они вцепились.
— Камней здесь слишком много. И поздно уже. Ты можешь закончить завтра.
Я повиновалась. Направившись к дому, остановилась у садового шланга, попыталась было включить воду, чтобы облиться прямо здесь, во дворе, но Карло увел меня внутрь, сразу в ванную, где расстегнул окровавленную рубашку и стянул вниз задубевшие от крови джинсы. Я послушно стояла, опершись для равновесия на полку раковины, чтобы не касаться его плеч, когда поднимала одну ногу, потом вторую. Он завел меня под душ и включил воду. Я стояла, мозг посылал сигналы о том, что я должна мыться, но тело не реагировало на них. Затем дверь душа отворилась, и вошел Карло без одежды.
Почему я вздрогнула — не знаю.
— Я не обижу тебя, — сказал он, глаза его блестели, как стены душевой.
Мы не были мужчиной и женщиной — мы просто очищались. Я неотрывно смотрела в пол душа, а он оттирал меня очень осторожно. Намылил дважды, напуганный, как мне представлялось, остатками крови на моем теле и все же больше повинуясь некоему зову служения. Еще более осторожно и нежно он тер татуировку розы на моей груди, словно видя ее в первый раз и боясь размазать рисунок. Он начал мыть волосы и отклонил мне голову лишь настолько, чтобы струйки пены не попали в глаза. И только тогда решил, что дело сделано, когда, взглянув вниз, увидел, что сбегающая вода перестала быть розовой.
Карло выключил воду, открыл дверь душевой и вышел, почти сразу вернувшись с полотенцем. Он тщательно вытирал меня, пока я смотрела на незнакомую женщину в зеркале над раковиной. Карло, по-видимому, нашел место на моих лодыжках, где Эмери поранил меня, когда перерезал скотч. Достал из ящичка под раковиной мазь с антибиотиком и пару лейкопластырей и обработал порезы. Он не знал, насколько я изнурена, пока у меня не подогнулись колени. Карло подхватил меня, несмотря на мой вялый протест.
— Ночь теплая. Думаю, ты не против, если мы не станем сушить тебе волосы, да?
Я не ответила, но позволила ему перенести меня, как манекен, к кровати. Он расстелил с моей стороны и помог улечься. Затем вышел и вернулся со стаканом воды. Открыл ящик моей прикроватной тумбочки, где я прятала свои лекарства, и пошуровал среди баночек, словно был хорошо знаком с содержимым.
— Что-то не вижу твоего снотворного, — проговорил он.
Отпираться сейчас было глупо.
— Бросила там, где жила, — ответила я, чуть содрогнувшись от прикосновения прохладной подушки к мокрой голове. — В верхнем ящике, в баночке из-под аспирина есть немного валиума.
— Знаю.
Он положил сначала одну таблетку мне на ладонь, затем вторую, когда я не опустила руку. Для ровного счета он достал из шкафчика с лекарствами в ванной антигистаминное и тоже дал мне, как «сонный коктейль».
Валиум начал действовать. Карло посмотрел на меня, прежде чем выключить свет. Последнее, что помню: смотрю на него в ответ, ощущаю атлас розового постельного покрывала Джейн под кончиками пальцев и мысленно прошу, не знаю зачем, «произнеси мое имя». Не «милая» или О’Хари. И желательно не Джейн. Даже если ты жалеешь, что женился на мне, произнеси хотя бы мое имя, чтобы я знала, какая из женщин я.
Он не сделал этого, но сказал что-то другое. Свет погас. Он не лег, пока я не задремала, и наутро, когда проснулась, по несмятой постели с его стороны я определила, что Карло со мной не ложился.
В жизни получаешь не так много из того, что хочешь. Счастье не зависит от твоих желаний, оно просто есть.
Глава 53
Все следующее утро я чувствовала себя на удивление нормально, разве что длилось оно как будто чуть дольше, учитывая нашу затянувшуюся взаимную вежливость. Я ждала, что в какой-то момент Карло нанесет coup de grce,[17] но не собиралась класть перед ним голову на плаху. Минувшим вечером он видел меня потерявшей самообладание, и теперь, наверное, ему очень трудно понять, когда и как говорить со мной, но я покажу ему, что достаточно сильная, чтобы выдержать. Все было потрясающе грустно. Мы больше молчали и едва смотрели друг другу в глаза: двое страшно одиноких людей под одной крышей только усугубляли одиночество каждого.
Я знала, что он навсегда запомнит, какой я была прошлым вечером, и это придаст свой оттенок всему, что было и есть между нами. Мне это знакомо. Память подбрасывала очень много конкретных образов, избавиться от которых я оказалась не в состоянии.
Звонил Моррисон, поинтересовался самочувствием, напомнил, что ждет меня у себя в офисе завтра в девять утра. Он был очень заботлив и внимателен, и по его голосу было не похоже, что он собирается преследовать меня за убийство Эмери. Тон его был нервным.
После разговора с Моррисоном я позвонила Гордо Фергюсону — поблагодарила за то, что приглядывал за Карло, и сообщила, что он больше не нужен.
Я снова заглянула а сайт «NumUs» и нашла контактную информацию для родителей Кимберли Мэпл. Кто-то должен же сообщить им, что тело их дочери найдено и что Шери погибла. Если не я, то кто?
Потом позвонила жене Макса, Кристал. Она, наверное, была в больнице; оставила ей сообщение.
Лаура Коулмен: ей звонить не стала. Несмотря на то что чувствовала себя подавленной и скованной, втиснула свое тело в машину и отправилась в ту же самую больницу, где днем ранее навещала Флойда Линча.
Когда я поднялась в палату Лауры на втором этаже, то обнаружила там всю семью — мать, отца и старшего брата, — обступившую ее кровать как оцепление. Я было повернулась уйти, но Коулмен заметила меня в просвете между родственниками, позвала и представила всем как человека, спасшего ей жизнь. Бен Коулмен просиял, узнав меня, но Эмили не вспомнила. Брат Коулмен, Уиллис, телом мощнее Вэла Килмера, едва не расплющил меня в объятиях и воздал хвалу своему Богу.
Я не стала уточнять, кто кому конкретно спас жизнь. Нам с Лаурой еще предстояло сопоставить и правильно разложить все факты, прежде чем каждая из нас будет готова к опросам и допросам. Думаю, в какой-то мере она была права: хотя именно она застрелила Эмери, не появись я в баре, Лаура определенно погибла бы. Теперь понимаете, что я подразумеваю под правдой? Порой так непросто подобрать точную формулировку.
Коулмен попросила родных оставить нас наедине на несколько минут, и они отбыли в больничное кафе, расцеловавшись с ней и еще раз поблагодарив меня.
Я заметила повязку у нее на ухе, которое пробил Эмери.
— Крутышка. А ты оказалась смелой девчонкой. Сухожилия тебе нормально заштопали?
Лаура гордо взглянула на меня, польщенная похвалой, — больше как агент и меньше, чем папина дочка, какой она выглядела в тот момент, когда я вошла в палату. Она кивнула и сказала:
— Нынче днем меня собираются выписать. Доктор говорит, лечиться придется еще долго, но я смогу вернуться на службу. А с этим перкосетом я вообще не чувствую боли.
— А-а, хороший анальгетик. Не раз испытала на себе.
— Расскажите, как все было и как вы нашли меня.
Я объяснила, откуда взялись мои подозрения, когда она не вышла на связь, и что я предприняла, чтобы отыскать ее след. Единственной существенной зацепкой мне показалась незапертая машина. Рассказала о том, как влезла к ней в дом. О путевых листах. И об убийстве Флойда. Было много чем поделиться с ней. Потом настала ее очередь.
— Я уже рассказывала, как Эмери увез меня и держал на наркотике. Забрал телефон, с которого отправлял эсэмэски в Бюро. Потом зашел в мой аккаунт на Yahoo и… — Коулмен смущенно замолчала.
Ему ведь понадобился ее пароль, и она не хотела говорить, как Эмери узнал его у нее.
— И Моррисон не общался с тобой непосредственно, так как был зол, а потом страшно рад, что ты не мешала, пока Линч делал официальное заявление. Коулмен, ты столько вынесла, не вини себя. Я бы тоже дала ему пароль. — Затем я сообщила ей, что выяснила. — Эмери Батори, Флойд Линч, Джеральд Песил. Они были связаны, и Линч знал подробности убийств «Шоссе-66» исключительно от бармена.
— Как они познакомились?
Я рассказала о знакомстве в чате.
— Ты была права с самого начала, Флойд Линч только строил из себя убийцу и попал в знаменитости, когда его взяли. Если бы ты не откопала тот путевой лист, из которого ясно, что он не мог оказаться на месте убийства Джессики, мне бы нечего было ему предъявить. Именно это заставило его признаться.
Рассудок Коулмен временами ускользал и вновь концентрировался, пробиваясь сквозь завесу мощного обезболивающего.
— Три человека, вы сказали…
— Союз извращенцев. — Я кивнула. — По большей части обменивались историями, пока не начались проблемы.
— А Эмери слышал каждое наше слово, когда мы говорили в баре.
— И знал, что мы представляем для него угрозу. — Я замолчала, едва не начав рассказывать о том, как он отправил Песила убить меня. — А из разговоров копов он знал, что и как. Отличный способ быть в курсе событий.
То ли перкосет на самом деле оказывал такой эффект, то ли Коулмен мысленно просматривала записи прошлой ночи, но она спросила:
— Кто такой Джеральд Песил?
— Кто?
— Джеральд Песил. Вы называли это имя.
— Коулмен, постарайся не думать об этом.
Она будто поставила пленку просмотра записей на паузу и подняла на меня глаза:
— Это лучший совет от Бриджид Куинн? «Постарайся не думать об этом»? Будь у меня сейчас силы, я бы врезала вам.
— Доверься мне, это срабатывает. — Я расправила складку на простыне. — Так наше соглашение в силе? Ты не собираешься обвинять меня в лжесвидетельстве, когда начнется слушание?
— Бриджид…
— Ты ползла — по полу в баре. И не видела, что произошло в кухне. Услышала ружейный выстрел. Возможно, ты потеряла сознание. Вот все, что тебе надо сказать.
— Бриджид, вы попадете в беду. Вы ведь даже не агент уже.