Марш мертвецов Шен Даррен

кап учуй покой

Если Кардинал ущипнет себя за задницу, на стенах города проступят синяки. Так тесно они связаны — город и Кардинал. Как сиамские близнецы, у которых на двоих одна черная порочная душа.

Он занимал все мои мысли, я думал только о нем, пока поезд пережевывал пригороды, петлял между пакгаузами и фабриками, а потом медленно вползал под сень частокола небоскребов. Как завороженный, я прилип носом к грязному стеклу и успел мельком увидеть Дворец. Ослепив меня на миг своим великолепием, здание тут же растворилось во мраке. Там Кардинал работает, живет, спит и вершит судьбы миллионов жалких людишек. Дворец — это сердце мегаполиса.

Число слухов о Кардинале не уступает числу трупов, замурованных в бетонных фундаментах города. Среди них — слухов — попадаются нелепые, чудовищные и ошеломляющие. Про то, например, как однажды Кардинал выиграл у Папы пару стран в шахматы. Про одного президента, который, чем-то рассердив Кардинала, сорок дней и ночей простоял на коленях у входа во Дворец, вымаливая прощение. Про актера, который мог гарантированно получить «Оскара», если поцелует Кардинала в зад. Про террориста-смертника, который в последнюю секунду застыл как статуя под ледяным взглядом Кардинала — говорят, так его и уволокли, рыдающего, неспособного пошевелить пальцем на кнопке детонатора.

Когда поезд уже замедлял ход и перестраивался на путях, вспомнилась еще одна байка — так, несерьезная мелочь, но поучительная и, как большинство мифов, возможно, невыдуманная.

Как-то раз в город прибыл важный посланец от одного нефтяного принца. Его провели на пятнадцатый этаж для личной встречи с Кардиналом, ведь это был не какой-нибудь там курьер, а высокопоставленный вельможа, посланник, избранный самим монархом.

Он вошел, начал свою речь, держа, по обычаю своей страны, глаза долу, а когда поднял взгляд, оцепенел. Кардинал внимательно слушал. Ублажаемый при этом шлюхой-минетчицей.

Увидев, что посланник замолчал, правитель нахмурился и велел ему продолжать. Тот продолжил, запинаясь, глотая слова, не в силах оторвать взгляд от обнаженной шлюхи, присосавшейся к хозяину кабинета.

Кардиналу это блеяние быстро надоело, и он приказал визитеру убираться. Тот, оскорбившись, разразился гневной тирадой — тогда выбившийся из ритма Кардинал вылетел из кресла и, взревев как бык, понесся на гостя, схватил за грудки и швырнул в окно головой вниз. Потом отправил нефтяному принцу ноту, прося больше безмозглых чурбанов к нему не присылать, и выписал чек, покрывающий расходы на чистку тротуара.

Таких баек в городе можно было наслушаться у любого газетного киоска. Но я все равно мотал на ус. За этим я и приехал — перенять опыт у Кардинала, чтобы когда-нибудь, если получится, выстроить на фундаменте злодейства и сладкого порока свою собственную империю.

Небо налилось свинцом. Я вышел из поезда, и город с его хранителем Кардиналом приняли меня в свои объятия. Выжидая, пока схлынет поток пассажиров, я несколько минут постоял одиноким утесом на платформе. Попытался выхватить из общего сумбура отдельные картинки, запахи и звуки, но глаза, нос и уши впитывали все разом, не вдаваясь в подробности. Зато во рту отчетливо ощущался вкус сухого дизельного топлива, горячего пластика и древесины — горький, но почему-то приятный.

Когда последние попутчики скрылись из виду, я решил, что пора и мне. Надо приниматься за дела, меня тут ждут, да и вообще, жизнь начинается. Вскинув сумку на плечо, я приказал застоявшимся ногам двигаться в путь.

Контролера на выходе не обнаружилось. Постояв в ожидании, я оглянулся, сжимая корешок билета в руке — нездоровая провинциальная законопослушность. Когда стало ясно, что билет проверять некому, я убрал корешок в карман, на память.

Вокруг вокзала сплетались мрачные серые улицы. В другой день кого-то другого они, наверное, вогнали бы в депрессию. Понурые здания только под снос, затянутое тучами небо, машины и такси, задыхающиеся в собственных выхлопах, сопящие прохожие с недовольными лицами, бредущие по делам. Однако меня увиденное наполняло энергией: вот холст, на котором расцветет яркими красками моя мечта.

Я завертел головой в поисках такси — и увидел чудо.

Неподалеку собралась небольшая толпа. Она выделялась на этом унылом, безжизненном фоне — сбившиеся стайкой люди о чем-то возбужденно галдели, показывали пальцами. Хотя с моего места и так было видно, куда они показывают, я подошел ближе, чтобы рассмотреть повнимательнее и принять участие.

С неба лился поток дождя. Он падал стеной, около пяти футов в длину и пару футов в толщину, а капли тянулись прямыми серебристыми нитями, уходящими в облака, будто ниточки, привязанные к огромным воздушным шарам.

Женщина рядом со мной перекрестилась.

— Чудо господне! — восхищенно прошептала она.

— Это боженьке отлить приспичило, — съязвил другой зевака, но осекся под гневными взглядами, и следующие несколько минут мы взирали на чудо в благоговейной тишине.

Практически в самый последний момент кто-то из толпы вдруг выскочил под «душ». Невысокий мужчина в белой хламиде, с длинными волосами, которые тут же, намокнув, прилипли к спине. Сперва я принял его за городского сумасшедшего, но, когда он раскинул руки и запрокинул голову, я понял, что он еще и слепой. Вместо глаз светились два бельма молочного цвета. А из-за бледной кожи, когда он улыбался, вместо лица получался сплошной белесый блин, как у актеров в старом немом кино.

Он повернул голову влево, потом вправо, будто обводя взглядом толпу. Я шагнул ближе, чтобы лучше видеть, и он тут же вперил свои бельма в меня. Руки слепого безвольно повисли, и тогда…

Я не знаю точно, что произошло. То ли тень, то ли пыль в каплях дождя тому виной, но глаза слепого будто ожили. В обоих молочных бельмах вдруг появились коричневые точки, которые разрастались, пока не заполнили всю радужку.

Он уставился на меня своими новыми глазами. Поморгал, но карие пятна никуда не делись. Слепой протянул ко мне руки и шевельнул губами, но едва я успел напрячь слух, он вышел из-под водопада и пропал в толпе. Когда зеваки расступились, его уже не было видно.

И тогда дождь перестал. Долетели до земли последние капли, на этом все кончилось. Народ разошелся и как ни в чем не бывало побрел дальше по своим делам. Я стоял дольше всех, сперва оглядываясь в поисках слепого, а потом в надежде, что зрелище повторится, но в конце концов тоже плюнул и махнул рукой, подзывая такси.

Водитель спросил, куда мне. Он разговаривал с непонятным акцентом, повышая голос в неожиданных местах и странно расставляя ударения. Адрес я ему назвал, но попросил сперва покатать по городу — хотелось осмотреться.

— Любой каприз за ваши деньги, — ответил он. — Хотите кататься — пожалуйста, хоть до вечера. До восьми. В восемь у меня конец смены.

Он погрузился в угрюмое молчание и больше не произнес ни слова, поэтому я сосредоточился на видах города.

Вскоре пошел дождь (на этот раз самый обычный), и стекла затянуло серой пеленой. Указатели, дома, светофоры, бегущие пешеходы — все казались на одно лицо и сливались в общий незнакомый фон. В глазах рябило. Пришлось оставить осмотр достопримечательностей на потом и попросить водителя отвезти меня домой. То есть к дяде Тео. Это к нему я сюда приехал. Чтобы он сделал из меня гангстера.

Тео Боратто в прошлом обещал стать крупным гангстером. Он рано показал себя, поэтому к двадцати пяти под его началом уже ходило пятьдесят человек и он слыл грозой фешенебельного юго-запада. Он мог быть безжалостным, но справедливым — не выводите его из себя, тогда вам нечего бояться. Но самое главное, ему благоволил Кардинал. Тео Боратто шел в гору, и его ждало блестящее будущее.

А еще он был любящим мужем. Жену свою, Мелиссу, обожал до самозабвения. Сперва он влюбился в ее уши.

— У нее были такие крошечные ушки, Капак, — сказал он мне. — Крошечные, изящные. Я глянул — и пропал.

Пропал и с жаром принялся ухаживать. И завоевал, хотя девушка и не хотела иметь ничего общего с его миром жестокости и насилия. Об их свадьбе писали все колонки светской хроники. Он потратил целое состояние, чтобы устроить пышный прием, о котором она не просила, но, по его мнению, меньшего не заслуживала. Сам Кардинал прислал в подарок торт, поручив изготовление белоснежного шедевра лучшему кондитеру города. Оркестр играл безукоризненно, и во всем зале не нашлось ни одного неуклюжего танцора. Прекрасные женщины в дизайнерских платьях, красавцы мужчины в сшитых на заказ смокингах. В такой вот день и осознаешь сполна, зачем живешь на свете.

Четыре долгих года они любили друг друга. Тео по-прежнему занимался своим черным делом: поджигал дома, ломал руки-ноги, торговал наркотиками, не обходилось и без убийств. Однако счастливее его не было гангстера в этом городе. Если на вас кто-то наехал и угрожает избить, молитесь, чтобы это оказался Тео Боратто.

Для полного счастья не хватало только ребенка. И вот тогда все пошло прахом.

Сперва супруги не беспокоились, уверенные в том, что всему свое время и пополнение не заставит себя ждать. Мелисса полагалась на Бога, а Тео — на фамильную плодовитость. Но месяцы шли, складываясь в годы, и уверенность таяла, уступая место сомнениям.

Врачи твердили, что все в порядке, советовали не оставлять попыток и не волноваться — ребенок появится. Но годы шли все так же, мир менялся, а детская стояла пустой. Они перепробовали уйму знахарей, заговоров и поз в сексе, перечитали гору литературы, пересмотрели кучу фильмов, неустанно молились и давали Господу обеты. Наконец, когда они почти потеряли надежду, какое-то шустрое семя все-таки пробило себе дорогу и сумело завязаться.

Увидев долгожданные две полоски, Тео закатил шикарную вечеринку. Супруги переехали в дом побольше и опустошили все магазины детских товаров. В семью вернулось счастье.

Ненадолго.

Роды проходили с осложнениями. Дрожащий акушер поставил Тео перед выбором — спасти либо роженицу, либо младенца. Никаких «если», никаких «может быть», никаких ложных надежд. Один выживет, другой нет. Выбор за Тео.

Он медленно кивнул, глядя на доктора покрасневшими глазами. В душе все перегорело. Тео задал единственный вопрос: мальчик или девочка? Доктор ответил, что мальчик. «Оставляйте ребенка», — велел Тео. И умолк на долгие месяцы.

Жену похоронили до крещения младенца, и душа Тео отправилась в могилу вместе с ней. Он тосковал, то и дело впадая в депрессию. Он мог бы найти спасение в ребенке, жить ради сына, но судьба отняла у него и эту возможность. Мальчик родился слабый, болезненный. Он въехал в этот мир на горбе смерти и жил под ее зловещим крылом. Семь беспокойных месяцев врачи гнали костлявую прочь, но в конце концов мальчик отправился к своей матери, красавице с маленькими ушками. Срок, отпущенный ему на земле, оказался короче, чем срок, проведенный в материнском чреве.

Жизнь Тео покатилась под откос. Деньги утекали сквозь пальцы прямиком в чужие загребущие руки, которые вскоре захапали и дом, и машины, и драгоценности, и вещи. Последнее, на что у Тео хватило душевных сил, — отнести игрушки сына в приют, пока не добрались и до них. Остальное его уже не трогало.

На работу его погнали голод и холодная зима. Он зарабатывал ровно столько, чтобы хватило на еду и оплату задрипанного номера в самом дешевом мотеле. Лишь бы не думать. Потрошил рыбу на фабрике при доках, пока не провонял настолько, что его выгнали из той дыры, где он обитал. Торговал на уличных развалах овощами-фруктами, иногда цветами. Через пять-шесть лет вернулся в криминал, его брали на кражи и взломы. Времена, когда он обедал с Кардиналом и был вхож во Дворец, остались далеко позади. Но Тео было все равно. Сыт, в тепле — и ладно.

Как-то раз случилось неизбежное — его накрыли во время очередной кражи. Арест, суд, полтора года тюрьмы. Тюрьма изменила его, заставив погрузиться в размышления о жизни. Он увидел, до чего докатился, понял, что буксует на месте, и решил, что пора брать себя в руки, хотя было ясно: до конца справиться с горем он не сможет. Тео сомневался, что когда-нибудь снова станет счастливым или взлетит так же высоко, как раньше. Но ведь не обязательно болтаться на дне, есть и середина. Раз уж он не собирается идти путем наименьшего сопротивления и кончать с жизнью, почему бы не попытаться сделать ее чуть более достойной.

Он принялся завязывать контакты, открывающие ему путь к сделкам и схемам; уходя, старался запасти себе некоторое количество «подкожных» и перекидывал мостик к следующей работе, постепенно раскручиваясь. На то, чтобы выкарабкаться, потребовались годы. У больших авторитетов он доверием не пользовался — сломался один раз, может не выдержать снова. Ненадежен. Но Тео держался, менял занятия, доказывал свою состоятельность, карабкался вверх, пока не достиг того положения, когда можно выступать с собственной инициативой и действовать от себя. Тогда он начал потихоньку обзаводиться громилами, костюмами, стволами и, в общем, вернулся в бизнес.

Еще несколько лет ушло на раскрутку, расширение территории, уничтожение соперников послабее — Тео медленно, но верно шел вперед. Почувствовав, что встал на ноги, он решил: пора искать преемника, кого-то, кто сможет продолжить дело после его ухода. За неимением сына Тео обратил взор на многочисленных племянников. Месяц, потом другой он выбирал, сравнивал и, наконец, остановился на одном — с порочными чертами, со стальными нервами и с желанием победить любой ценой. Выбор Тео пал на Капака Райми. Это я.

Тео, встречавший меня у подножия лестницы, сперва попытался устроить разнос за опоздание, и такси отъезжало еще под его гневные тирады. Однако радость перевесила, и долго кипятиться он не смог, поэтому на середине лестницы уже сиял улыбкой, как именинник.

Широко распахнув объятия, он крепко прижал меня к себе. Я никак не ожидал такой железной хватки от тщедушного на вид человека и еще меньше ожидал, что прошедший огонь и воду, воскресший из небытия гангстер вроде Тео Боратто будет рыдать.

— Мальчик мой, мой мальчик, — причитал он, утирая слезы дрожащей рукой.

Потом, всхлипывая и несмело улыбаясь, повел меня в дом и аккуратно прикрыл за нами дверь.

Только в гостиной, где горели все лампы и в камине полыхал жаркий огонь, я наконец разглядел дядю как следует. С нашей последней встречи прошло много лет, я уже плохо его помнил, и мы смотрели друг на друга все равно что впервые.

Смотреть было особо не на что. Дядя не отличался статью — ростом ниже пяти футов шести дюймов, щуплый, жилистый. Волосы распадались на прямой пробор, который сделал бы честь Моисею, — четкая полоска голой кожи с проступающими коричневыми пятнами. Седые волосы аккуратно подстрижены. Тео часто моргал, по-совиному, так что иногда белки глаз совсем пропадали за тяжелыми веками. А еще он был гладко выбрит, и судя по блестящей коже, брился не реже двух раз в день. На ногах легкие кожаные туфли. В верхнем левом кармане строгого костюма щегольский красный платок. Типичный гангстер, хоть портрет пиши. Не хватает только любовницы в юбке с разрезом, со стервозной ухмылкой и пахитоской[1] в уголке рта.

— Как тебе город? — спросил дядя, когда мы уютно устроились в гостиной.

— Я его толком и не видел, — признался я. — Дождь полил.

— Он огромный. И все разрастается, как опухоль. — Дядя помолчал, наверное задумавшись о смерти и о Мелиссе. — Хорошо, что ты приехал, Капак. Я так долго был один. Всегда считал, что у меня будет сын и я передам дела ему, но не вышло… Ну, ты знаешь… С тех пор так все и лежит в руинах, — продолжил он. — Я не имею в виду бизнес, он процветает. Я про семью. Семья — вот что главное. После Мелиссы я остался один. Братья пошли другой дорогой. Колледж, приличная работа, настоящая жизнь. Да мы и не были особо близки никогда. А сестры… ну, они пишут время от времени. — Он печально покачал головой. — Старый, одинокий человек. Зачем жить, для кого? — Дядя, наклонившись, похлопал меня по коленке и улыбнулся. — Но теперь есть ты… Что тебе налить? — спросил он, вставая. — Чаю, кофе, вина?

— Пива, если можно.

— Завсегда! — Дядя со смехом выудил из холодильника пару бутылок.

Я осушил свою одним долгим жадным глотком и счастливо вздохнул. Уже и не вспомнить, когда я последний раз пил пиво. Тео прихлебывал медленно, смакуя.

— Сколько тебе лет, Капак? — поинтересовался он, когда я начал вторую бутылку. — Двадцать семь, двадцать восемь?

— Около того.

— Хороший возраст. Ты еще достаточно молод, чтобы учиться, но уже достаточно взрослый, чтобы обходиться без няньки. Поэтому я тебя и выбрал. Не только поэтому — хорош бы я был, если бы смотрел только на возраст, выбирая преемника, — но в очень большой степени. Дело у нас нелегкое, — серьезно продолжил он. — Не знаю, как ты его себе видишь, но на шик-блеск пока не рассчитывай. Чем выше, тем шикарнее, это да. Но мы еще внизу. Защита, крышевание, рэкет — вот наш основной источник дохода. Наезжаем на мелких торговцев и бизнесменов, а потом собираем дань в обмен на то, что их фирмочки останутся в целости и сохранности. Если не платят, наказываем, чтоб другим неповадно было. Без жестокости не обойтись. Как ни крути, мы зло. Но бизнес, хоть и криминальный, остается бизнесом. Платим налоги, как все, ведем отчетность. Подставляться нельзя. Напортачишь с бумагами — и тебя тут же возьмут за жабры. О подчиненных надо заботиться. Расходы, издержки, прикрытие — это все тоже требует внимания. В разы сложнее, чем вести легальный бизнес. Птицы высокого полета могут себе позволить зубастых юристов, но нам это не по карману. Так что ты и швец и жнец — и громила, и юрист, и бизнесмен, и бухгалтер. Большие деньги будут, но только если все делать чисто и не подставляться ни блюстителям, ни конкурентам. Ни Кардиналу…

Умолкнув, он многозначительно поднял палец.

— Никогда не нарывайся, если имеешь дело с Кардиналом, Капак. Никогда. Не рыпайся на его территорию, не трогай даже самую мелкую из его шестерок. Если кто-то из его людей потребует долю от сделки, к которой ты подбирался несколько месяцев, отдавай без разговоров, даже если в итоге останешься в минусе. Под Кардиналом тут всё и вся. Сколько было парней, которые чуть раскрутятся, приподнимутся — и лезут им в голову шальные мысли: мол, Кардинал не так уж и крут, можно его свалить. Такие парни долго не живут. Так что повторюсь, безо всяких с Кардиналом шутки плохи. Держись от его людей подальше. Если все-таки сведет судьба, уважь их по полной. Потому что, если перейдешь дорожку Кардиналу, отправишься прямиком на тот свет. Без вариантов.

— А часто вы с ним дела ведете? — спросил я.

Тео отвел взгляд:

— Нет. Несколько месяцев назад перекинулись парой слов через третьих… да какое там третьих, через четвертых или даже пятых лиц. Но напрямую — нет. Я для него слишком мелкая сошка.

Он врал. Почему, непонятно, и я решил оставить выяснения на потом. При всем моем безграничном уважении к дяде Тео и уверенности, что многому смогу у него научиться, я все же метил гораздо выше. Так что придется наплевать на дядины предостережения, поскольку, если выпадет случай, я обязательно постараюсь «нарваться» на людей Кардинала. Он единственный, кто может привести к настоящей власти. Если боишься сунуться ему на глаза, так и будешь до конца жизни крышевать мелкие магазинчики.

Тео поболтал бутылкой, глядя, как вихрится внутри золотистый водоворот, и поспешно сменил тему.

— Капак Райми… — протянул он. — Необычное имя. Никогда такого не встречал. Попадался пару раз кто-то по фамилии Райми, но имена при этом самые банальные. Джозеф или Джоэль. Откуда у тебя такое взялось?

— От отца. — Я задумчиво свел брови. — Фамилия его, а насчет имени — не знаю, наверное, какое-нибудь старинное или из книги. А что, мама вам не говорила?

Дядя смущенно кашлянул и снова отвел взгляд:

— Я с твоей мамой после ее замужества и не общался почти. Как-то потеряли друг друга из вида. Раскидало в разные стороны. Каким он был, твой отец?

— Он… — Я попытался его представить. — Хороший. Только он умер очень давно, поэтому я его почти не помню, но человек он был хороший.

— А твоя мама? — Тео подался вперед, впившись в меня взглядом и даже перестав моргать.

— Ну… мама как мама. — У меня вырвался неловкий смешок. — Какие обычно бывают мамы? Она… — Я запнулся, невольно смущаясь, будто хотел скрыть некие неприглядные подробности своего прошлого. — Она ведь ваша сестра. Вы сами ее знаете не хуже меня.

— Конечно, — торопливо согласился дядя. — Просто любопытно, сильно ли она изменилась с тех пор, как я в последний раз… с тех пор, как…

Он крякнул, допил остатки пива, взял еще пару бутылок и больше никаких вопросов ни о моих родных, ни о прошлом не задавал.

Я показал себя прирожденным преступником. Все давалось легко, я схватывал на лету, действовал по наитию. Внимательно слушал наставления Тео и мотал на ус. Дядя учил меня, как вести себя с подчиненными, с клиентами (мы никогда не называли их жертвами, только клиентами) и с враждебными группировками. Как сводить дебет с кредитом, как использовать легальное прикрытие для отмывания денег, как выворачиваться из длинных лап закона.

Город раскинулся огромным многоликим спрутом. Царство анархии — на первый, невооруженный взгляд, но если присмотреться и разобраться — станет ясно: организовано все очень четко. Деньги сосредоточены на севере, где живет большинство богачей (независимо от того, честным или нечестным путем нажиты капиталы). Никаких классовых предубеждений: деньги водятся — добро пожаловать. Улицы блестят, все фонари светят, скорость никто не превышает. О наркотиках, сутенерах, уличных шлюхах и речи быть не может. Никто не смеет вторгнуться в уютный мирок добропорядочных северян. Краж со взломом — и тех почти не случалось: соблазн хорошенько поживиться мерк перед неотвратимостью возмездия.

На востоке и юго-востоке заправляли черные. Не гетто, но близко к тому. В свое время город сильно пострадал от расизма. В начале восьмидесятых прошли крупные беспорядки, по количеству жертв и разрушений сравнимые с землетрясением. Потом все утихомирились и перестали обращать внимание на цвет кожи. Улучшение качества школьного образования, карьерных возможностей и жилищных условий снизило накал расовой борьбы, однако годы угнетения и ненависти не сотрешь из памяти движением руки. Некоторые вещи меняются очень медленно.

Центр города отводился под деловой сектор — банки, офисные башни и дорогущие рестораны. Огромные здания постройки второй половины века, от которых веяло морозом и прагматичностью. На северо-востоке, юге, юго-западе и западе располагались одноэтажные пригороды. Юго-запад притягивал тех, кто побогаче, восток — тех, кто победнее. Северо-запад давал приют приезжающим на заработки, но по большей части состоял из неосвоенных пустырей, полей и парков. Там же разместились несколько университетов, парк развлечений и несколько больших спортивных комплексов.

Вдоль реки вытянулись фабрики и пакгаузы — в основном старые и свое отжившие. Город рос в те времена, когда судоходство и власть были синонимами. Самые старые фабрики уже успели перекупить и переоборудовать, но дело двигалось медленно и буксовало при каждом экономическом спаде.

Границы другого рода — между сферами влияния гангстерских банд — определялись сложнее. Восточные районы держали черные — бесчисленные мелкие банды-однодневки. Время от времени кто-то из влиятельных людей делал попытки их объединить и организовать, но Кардинал эти опасные поползновения быстро пресекал на корню. Разрозненность и постоянная грызня между черными устраивали его куда больше.

В остальных районах подвизались все понемногу. Семьи посильнее и послабее, несколько больших независимых группировок, десятки уличных банд, распадающихся, едва успев вылезти из канавы. Сотни наркобаронов и тысячи пушеров. Гангстеры, поднявшиеся на сутенерстве. Сколотившие состояние на торговле оружием. Крупные воры, специализирующиеся на золоте-бриллиантах, и множество живущих за счет мелких краж и рэкета.

Итальянцы, ирландцы, кубинцы и выходцы из Восточной Европы распределялись более-менее равномерно, нельзя сказать, чтобы кто-то выделялся. Большой босс в городе был всего один, недосягаемый для всех остальных, — Кардинал. Он всецело властвовал в центре, а в остальных районах — постольку-поскольку. В него упиралось всё, он являл собой доказательство, что человек господин не только сам себе, и плевать ему на поддержку или вмешательство других.

Тео обрабатывал юго-запад. Там он вырос, на улицах, которые патрулировал со своей первой, еще подростковой бандой под названием «Пачинос». Райончик довольно мирный, деньги делать особо не на ком, но и там хватало банковских служащих, скучающих домохозяек, за которыми водятся грешки, и молодняка, падкого на дорогостоящие пристрастия. Продажные полицейские продавались задешево, местные власти виляли хвостом. В общем, удобный полигон для учебы.

Мы с Тео почти все время работали вместе, он готовил меня к тому дню, когда я смогу действовать самостоятельно. По его прикидкам, где-то через полгода можно будет отдать бразды правления в мои руки — сперва потихоньку, потом постепенно отпускать поводья. До тех пор я у него на попечении и дядя не отпускал меня от себя, я в прямом смысле стал его правой рукой.

Ужиться оказалось нелегко. За день нам пришлось из абсолютных незнакомцев превратиться в партнеров. Будто брак по расчету. Трудно проводить столько времени с человеком, которого едва знаешь, а тем более подписаться на отношения, где верность, честность и доверие — непременное условие. Но через несколько недель притирки мы прониклись друг к другу симпатией, а через месяц нам уже не приходилось притворяться друзьями, мы и вправду подружились.

Тео был строгим наставником. Долговременные связи с женщинами запрещал. Секс — пожалуйста, проститутки и постельные знакомства — можно, но не более того. Он говорил, что мне еще рановато ввязываться в романы. Всему свое время: сперва учеба, потом любовь. Женщина меня сейчас только отвлечет от дела, собьет настрой. Мне так не казалось, но хозяин — барин, поэтому я, дав себе слово слушаться и не возникать, прикусил язык и подчинился.

Кроме того, я был загружен под завязку, и бегать за юбками при любом раскладе оказалось некогда. Любовь требует сил и времени, а они целиком уходили на дневные задания и учебу.

Пока я работал на Тео, наш участок расширился. Мы взяли пару старых, заброшенных кварталов и лелеяли планы отстроиться заново, чтобы привлечь новые фирмы. Еще мы перекупали дела у слабых или уходящих на покой боссов, переманивали их людей, брали на себя их долги, собирали их дань. Мы занялись наркотиками, поставляя любителям «полетать» их «ангельскую пыль». Немного поучаствовали в торговле оружием, перетаскав контрабандой в город содержимое пары схронов. Тео был прав, предупреждая, что придется марать руки: чем прибыльнее, тем грязнее.

Хотя мне отводилась прежде всего роль наблюдателя, я не мог оставаться в стороне. В этих кругах хочешь не хочешь, а приходится поработать кулаками иной раз. Драки вспыхивали неожиданно, требовалось держать оборону и уметь постоять за себя. Хуже всего было с наркошами. Вот вроде все путем, у тебя товар, у них деньги. Идет мирный разговор, улыбки, дело сделано — и тут вдруг кто-то выхватывает нож или цепь, и пошло-поехало.

Я справлялся. За все время с Тео я ни разу не вышел из схватки побежденным. Я держал форму, следил за питанием, каждый вечер устраивал себе дома тренировку. Я мог похвастаться отменной реакцией и острым зрением. Несколько раз, правда, мне досталось, но удары пришлись в живот, так что никаких следов. Лицо со дня приезда тоже не пострадало, нос оставался прямым, уши — целыми. Конечно, рано или поздно и мне не поздоровится, но пока удавалось выходить сухим из воды.

Я никого не убивал. Кости ломать доводилось, головы пробивать, выкидывать людей из машины на ходу. Но от убийства дядя меня удерживал. Говорил, что не хочет взваливать на меня все и сразу. Одно дело проучить зарвавшегося нарика так, чтобы усвоил, и совсем другое — вытащить пушку и устроить ему последний звонок. Иногда приходится и убивать, но по возможности лучше обойтись без этого. Тео за всю жизнь убил только двоих. И предпочел бы на два эту цифру уменьшить.

— Чужая смерть вернется и за тобой, — часто бормотал он себе под нос. Красиво, на эпитафию тянет.

Мы вываживали Кардинала, как крупную рыбу. Что бы там ни говорил Тео в первую встречу, каждое наше действие было приманкой. Где-то существовал предел нашей независимости, мы не могли бесконечно действовать от себя. Если мы собирались расти и выходить на элитные круги, надо было обрести благосклонность Кардинала. А до этого, пока не получим вызов во Дворец или приглашение на обед в «Шанкар», мы обречены бултыхаться в лягушатнике.

Зов судьбы раздался во вторник, где-то через полгода после моего приезда. Все эти полгода мы пахали как каторжные: строили планы, подготавливали почву, просчитывали возможности. Мы отлично сработались, пробуждая друг в друге скрытые таланты. Я всколыхнул у Тео жажду успеха, а он учил меня отделять возможное от невозможного, гениальные идеи от дурацких фантазий. С его опытом и моим рвением мы могли свернуть горы.

Когда на нас вышел Нил Уэйн, стало ясно, что мы на верном пути. Он не принадлежал к людям Кардинала, однако обладал большим весом в гангстерских кругах. С ним тоже шутки шутить не стоило, поскольку Кардинал благоволил ему, а в городе это решало все. Поработать с ним значило еще на шаг приблизиться к Дворцу. Уэйн — это проверка, нас прощупывают. Выдержим достойно — будут прощупывать дальше. Уэйн — это дверь в новый мир, мир высокой коррупции, политики и всевластия. Преступный мир Кардинала.

Уэйн предлагал нам продать партию наркотиков. Доставку в город он организовал сам, но распродать такое количество в одиночку ему было не по силам. Предполагалось, что мы возьмем треть с полной предоплатой и еще отстегнем ему процент с прибыли. Жирновато, но деньги в данном случае не имели значения. На этом деле мы много не наварим, зато перспектива… Самая выгодная сделка за все время нашей работы.

Встречу назначили в заброшенном пакгаузе, поздно вечером во вторник. Добыть нужную сумму за такое короткое время стоило нам огромных трудов (тоже часть проверки), но стоило проломить пару черепов, напомнить кое-кому о старом долге — и деньги нашлись.

Тео готов был пуститься в пляс от радости. Он моргал часто-часто, так что зрачков не разглядеть. А еще у него подергивались руки и сердце молотило так, что я слышал за десять шагов.

— Получилось, Капак, — шепнул он, сжимая мое плечо. — Я и не надеялся, что выйдет так скоро. Все благодаря тебе. Не отрицай! До тебя дела шли неплохо, но с тобой — просто небывалый прогресс.

— Перехваливаете, — возразил я. — Я ведь просто выполняю указания. Ничего особенного.

— Не прибедняйся. Все, что мы сегодня получим, чего добьемся, — все благодаря тебе. Сегодня твоя ночь. Пользуйся. Оторвись по полной. — Он прикусил губу, сдерживая слезы. Таких сантиментов я за ним не замечал с нашей первой встречи. — Пойдем. Посмотрим, что нам приготовила судьба.

Мы вышли из арендованного лимузина — какой же гангстер без лимузина? — и в сопровождении троих наших прошествовали в заброшенный пакгауз. Уэйн терпеливо поджидал у своего автомобиля с дипломатом в руке и улыбкой на лице. Тео, перейдя на рысцу, выбежал вперед, раскрывая объятия, не в силах скрыть восторг и сохранять деловую солидность.

— Нил! — взревел он. — Нил, боже, как я рад тебя видеть! Сколько лет…

Пули прошили его грудь как бумажный пакет. Он взмахнул руками, ноги подкосились. Веером брызнула кровь. Выстрелы продолжали греметь, хотя дядя был уже явно мертв. Его крутило волчком, как дервиша в танце. Я увидел застывшее на дядином лице изумление, с которым ему было суждено отправиться в мир иной. Однако следующая пара пуль стерла все разом: и изумление, и лицо.

Двое из наших сопровождающих продемонстрировали профессиональную выдержку и брызнули в стороны, на ходу вытаскивая из кобуры пистолеты. Третий обделался со страху, повалился на колени и начал, рыдая, просить пощады. Смертоносный свинцовый град скосил всех троих.

Через пять секунд я стоял в луже крови, окруженный четырьмя трупами, от которых в ночном холоде поднимался пар. Эхо от выстрелов постепенно затихало, растворяясь в глухих стенах.

Я прирос к полу. Пять секунд назад я был на пути к богатству и славе. А теперь вот-вот стану трупом. Я скосил глаза на дядино тело, лежащее мешком на бетоне, недоумевая, где Тео мог ошибиться. Мы не ссорились с Уэйном. Мы нигде не перешли ему дорогу. За что расплата?

Еще несколько секунд прошло как в тумане, прежде чем я осознал, что до сих пор жив. Ошарашенно моргая, я обвел взглядом пакгауз. Снайперы спускались по лестнице со второго этажа, покуривая, посмеиваясь и подсчитывая, кто сколько подстрелил. Нил Уэйн невозмутимо стоял на прежнем месте, не впечатленный шквальным огнем и лужами крови. Скользнув по мне равнодушным взглядом, он повернулся на звук приближающихся шагов.

Из тени выступил грузный мужчина с каменным лицом. Коротко кивнув Уэйну на ходу, он подошел вплотную ко мне. Оглядел с головы до ног:

— Ты Капак Райми?

Я уставился на него с открытым ртом, абсолютно не догоняя, что происходит. Наверное, мне все снится. Сейчас проснусь и…

Он отвесил мне оплеуху.

— Ты Капак Райми? — повторил он свой вопрос, повысив голос.

Повторять он не привык. Я видел по глазам, что молчать нельзя, иначе одним трупом станет больше. Но язык не повиновался.

Еще один человек отделился от дальней стены. Примерно моего возраста, типичный гангстер-щеголь. Смерив меня взглядом, он сплюнул мне под ноги и заломил шляпу набок:

— Это не тот, Тассо. Это какой-то клоун. Пришлепнем его и разойдемся. У меня сегодня свидание. — Он наставил на меня пистолет, целя на сантиметр ниже подбородка. — Можно я?

— Подожди, Винсент, — остановил его старший.

— Чего ждать? Это не тот. Какой-то придурок, который язык проглотил. Только время теряем. Давай…

— Я… Я Капак Райми, — просипел я.

Они недоверчиво переглянулись.

— Чем докажешь? — поинтересовался старший.

Я принялся лихорадочно шарить по карманам в поисках удостоверений и визиток, которых у меня все равно не водилось: я никогда не был поклонником кредиток или клубов, где требовали членскую карточку. С водительскими правами та же история. А паспорт наверняка валялся где-то дома, и то не факт.

Увидев, как у меня трясутся руки, убийцы осклабились.

— Твою мать, Тассо, — протянул младший. — Он тут, похоже, вообще случайно приблудился.

Вскинув пистолет, он ткнул меня дулом в левое ухо.

Старший покачал головой и мрачно усмехнулся:

— Что, ни клочка, ни огрызка с твоей фамилией? Уж кредитки-то у всех есть. Неужели ни единого ошметка пластика? — Он погрозил мне пальцем. — Парень, на кону твоя жизнь. Предъяви хоть что-нибудь, а не то…

— Ничего нет, — отрезал я, приготовившись встретить смерть с достоинством. Ухмыляясь, я поглядел убийце в глаза. — Давай, гад, стреляй, не тяни. — Сам себе бы поаплодировал стоя. Помирать — так с музыкой, гордо подняв голову. Многие отдали бы целое состояние, чтобы обставить свой уход так же.

Киллер поскреб подбородок.

— Он предупреждал, что ты так и скажешь, — пробормотал он. — Тот парень во сне так и поступил. Шел бы он со своими снами! Ладно! — Он хлопнул в ладоши, разгоняя столпившихся вокруг гангстеров по машинам. — Винсент, ты со мной.

Винсент послушно кивнул и, развернувшись, погнал к одному из лимузинов, притаившихся в темноте у дальней стены этого пакгауза, ставшего бойней.

— Уэйн, забери деньги. — Он пнул ногой дипломат Тео. — Не забудь долю Кардинала.

— Что? — Уэйн нахмурился. — Но я ведь ему помог! Мы его выручили, черт дери! Я думал, он по меньшей мере…

— Плохо ты думал, — отрезал мой похититель. — Дело есть дело, Нил, там свои законы. Закон гласит — Кардиналу положена доля. Наколоть его — преступление, хуже которого не придумаешь, разве что отлить на дьявола, спускаясь в ад.

— Ладно, — проворчал Уэйн, подбирая чемоданчик. — Кардинала учтем. Я не дурак.

— Рад слышать. Думаю, нам пора, мистер Райми. После вас. — Он жестом пригласил меня пройти к подъезжающему лимузину.

Я посмотрел на него, потом на автомобиль, потом на Нила Уэйна. Неизвестно, чем еще грозила мне эта ночь, но, поскольку от меня уже все равно мало что зависело, я решил послушаться и прокатиться. Запахнувшись поплотнее, но все равно ежась от холода и пережитого шока, я уселся в машину.

Минут десять мы в молчании катили по тихим улицам. Меня охватывало беспокойство. Первоначальный ступор, который затмил весь ужас гибели Тео, понемногу рассасывался, и легче было что-то говорить, чем вспоминать его растерянное лицо и рубиново-алую кровь. Припомнив, как Винсент обращался к старшему там, в пакгаузе, я откашлялся и робко спросил:

— Вы Форд Тассо?

Он безразлично обернулся:

— Да.

— Знаменитый Форд Тассо, — ухмыльнулся сидевший за рулем Винсент. — Проклятие на сотне языков. Все сюда! Кланяйтесь!..

— Заткнись, — велел Тассо негромко, но внушительно. До поры до времени он пропускал кривляния Винсента мимо ушей, но и его терпению мог настать предел, и пройдоха Винсент не собирался искушать судьбу.

Форд Тассо. Второе лицо после Кардинала. Сильнейшая рука неофициального правителя города, его боялись не меньше, чем того единственного, кого он называл хозяином. Если Кардинала окружал ореол мифа, то Форд Тассо слыл легендой.

Я рассматривал его в скользящем янтарном свете уличных фонарей. Мужчина в летах, где-то под шестьдесят. Рослый, шесть футов два дюйма, грузный, как медведь. Густые, черные как смоль волосы. Баки — дань эпохе диско, тонкие усы. Лицо холодное и суровое. Дышит мерно, ровно. Черный костюм, белая сорочка, золотые запонки, кольца и цепи. Мертвые глаза.

Этот человек вместе с Кардиналом вот уже тридцать лет правил городом, убивая и закатывая в асфальт всех, кто вставал ему поперек дороги. Облик вполне соответствовал легендам. При виде его на ум приходили два слова: «холодный» и «кровавый», — но с языка я им, разумеется, сорваться не дал. Когда-то, в молодости, у Тассо было прозвище — Ящерица. Оно ему не нравилось. Последнего, кто позволил себе сострить на эту тему, нашли мертвым пару дней спустя, с выпотрошенным брюхом, набитым змеями и игуанами. С тех пор Тассо называли строго по имени-фамилии.

Меня привезли во Дворец. Сердце города. Здесь живет и работает Кардинал. Самое безопасное место в мире — для приглашенных. Погибель — для безумца, который рискнет сунуться без спроса. Винсент высадил нас у самого входа, и Форд, шагнув на тротуар, отпустил подручного.

— Еще понадоблюсь сегодня? — спросил тот.

— Нет. Но завтра с утра жду тебя в «Шанкаре». Дел будет много.

— Когда их было мало? — пробурчал Винсент, захлопывая дверь, и, взвизгнув шинами, автомобиль умчался, оставив запах паленой резины.

Я поднял глаза, рассматривая огромное здание. Видеть я его, конечно, уже видел, но ни разу так близко. Оно было старинным, со всякими завитушками и прибамбасами — раздолье для архитектора, кошмар для строителя. Огромные окна, цоколь из красного кирпича, выше — грубый песчаник. Похоже на перестроенную церковь, но я-то знал, что все окна бронированные и оборудованы камерами наблюдения. Каждый этаж защищен самой дорогой сигнализацией. Повсюду вооруженная охрана, готовая пристрелить незваного гостя в любое время дня и ночи. Это здание — неприступная крепость. Ходили слухи, что глубоко внизу имеется даже ядерный бункер, укомплектованный в расчете на сто лет.

У массивных парадных дверей стояли два привратника, одетых в красные тужурки, форменные кепки и перчатки. Безобидные и дружелюбные. Пять вооруженных охранников с каждой стороны, впрочем, отличались гораздо меньшим дружелюбием. Это были гвардейцы — личная армия Кардинала. У него ушло немало времени, чтобы получить от правительства зеленый свет на формирование и вооружение собственной гвардии. Половину городских властей он купил, другую пришлось перебить. Полиция устраивала гражданские демонстрации и марши протеста. Это напоминало войну.

Кардинал желал иметь собственную официально признанную армию. Все остальные — что вполне логично — его рвения не разделяли. В конце концов Кардинал, как всегда, победил, и в городе появилась гвардия. Числом в пять сотен, но число это постоянно росло. Сперва главнокомандующим был Форд Тассо, однако потом он занялся более масштабными вещами.

В вестибюле на равном расстоянии друг от друга стояли другие гвардейцы, готовые при малейшем подозрении моментально открыть огонь. Я их нервировать не собирался.

Первый этаж являл собой мраморно-изразцовое царство, где эхом гулял перестук каблуков. Но это только первый этаж, дальше везде были ковры. Персидские, индийские — слава о них шла по всему городу. Начиная со второго этажа они устилали полы целиком, до последнего дюйма, даже на лестницах и в туалетах.

Любая обувь на этих этажах объявлялась вне закона. Все служащие и посетители, прежде чем подняться наверх, обязаны были разуться и сдать обувь на хранение у одного из шести регистрационных столов в вестибюле. Все, без исключений. Можно босиком, можно в носках, остальное запрещено, даже шлепанцы. И боже упаси вас от вонючих ног — как минимум один случай ампутации в городе уже был известен. Кардинал отличался на редкость чувствительным обонянием и не допускал осквернения своей святая святых неприятными запахами.

Мы с Фордом Тассо сдали обувь и получили квитанции, а наши ботинки, водруженные на непрерывно движущийся конвейер, поехали на склад. В отличие от сдержанного и невозмутимого Форда, я только и делал, что вертел головой, пока мы шли к лифту.

Несмотря на поздний час, в вестибюле было многолюднее, чем в большинстве зданий днем. Группки бизнесменов с ноутбуками, обсуждающие положение на рынке. Сменившиеся с дежурства гвардейцы в дальней зоне отдыха. Десятки секретарей за конторками — регистрируют посетителей, записывают на прием, отвечают на телефонные звонки, держат связь с сотнями работающих «на объектах».

Лифт будто перенесся из прошлого. Просторный, с ковром на полу, мягкой обивкой на стенах и приятной, успокаивающей музыкой. Управлял им постоянно находящийся внутри лифтер, который нажатием рычага посылал свой корабль в путешествие по длинной шахте в двадцать три этажа. Приветливый вид лифтера не помешал мне разглядеть у него под форменной тужуркой очертания пистолета.

Тео любил этот лифт. Рассказывал о нем не раз. Как-то даже выдал, что, будь его воля, он хотел бы умереть в одном из этих старинных дворцовых лифтов. При воспоминании о Тео я почувствовал комок в горле, но усилием воли справился с собой. Погоревать нелишне, только как знать — вдруг я доживаю свои последние минуты? Глупо тратить их на скорбь по умершим. Останусь в живых — вот тогда буду вспоминать Тео сколько угодно. Думаю, дядя меня за такой подход только похвалил бы.

— Добрый вечер, мистер Тассо, — улыбнулся лифтер. — Какой этаж?

— Пятнадцатый, — буркнул Тассо.

— Разумеется, сэр. — Он закрыл дверь и произнес в микрофон: — Пятнадцатый этаж. Мистер Тассо.

— Идентификация, — раздался в ответ сухой компьютерный голос.

Форд назвал свою фамилию, а потом, когда под микрофоном, щелкнув, открылась маленькая панель, надавил на нее пальцами. Немного подумав, лифт начал подниматься — неожиданно быстро и плавно. Как и фасад здания, он только казался отголоском прошлого, скрывая под антикварной патиной отлаженный, современный, отлично работающий механизм.

Пятнадцатый. Этаж Кардинала, вот почему такие строгие меры предосторожности. Охренеть. Мелкой сошке на пятнадцатый хода нет. Меня везут к большому боссу.

Лифт прибыл. Мы вышли. Кабина поехала вниз.

Проход охраняли два гвардейца с пистолетами наизготовку. Напротив — еще трое. В остальном этаж выглядел безлюдным.

Кондиционеры здесь были настроены на пару градусов ниже обычного, и от холода у меня побежали мурашки по спине. Ковры источали легкий аромат свежевыстиранного белья. Я поворошил мягкий ворс пальцами ног и на всякий случай ущипнул себя, чтобы убедиться: нет, не сплю.

Форд Тассо двинулся вперед, но я прирос к полу, не собираясь сходить с места. Он притормозил. Оглянулся. Удивленно поднял бровь:

— Ну?

— Что происходит? — спросил я. — Час назад я ехал на самую обычную встречу. Теперь мой дядя покойник, мое будущее раздолбано, а я сам почему-то оказался на пятнадцатом этаже Дворца, чтобы, как я понимаю, явиться перед Кардиналом. Что за фигня? — Вполне законный вопрос, по-моему.

Тассо равнодушно пожал плечами:

— Не знаю, парень. Кардинал велел тебя доставить — я доставил. Зачем ты ему понадобился, не знаю и знать не хочу. Я мотивами Кардинала не интересуюсь.

— Но что-то он ведь должен был сказать. Хоть как-то…

Он помотал головой:

— Если жив останешься, поймешь, что Кардиналу не обязательно чем-то руководствоваться, и уж конечно он никому ничего не объясняет. Так что заканчивай с вопросами, и пошли. Ответы скоро сам получишь.

Он повел меня длинными коридорами, мимо штабных комнат, церемониальных залов и нескольких компьютерных помещений. Пятнадцатый этаж оказался, по сути, отдельным офисным зданием, автономным и независимым, призванным обеспечивать все нужды Кардинала. В кабинетах работали и ходили какие-то люди, но двигались они бесшумно и неслышно, как тени. Атмосфера внушала священный трепет.

Тассо остановился перед дверью с табличкой «База». Секретарь в приемной не поднимала головы от компьютера. Секретари всегда должны быть на посту. Кардинал нередко работал круглыми сутками, поддерживая связь с самыми разными часовыми поясами.

Кто пришел, секретарша определила не глядя.

— Здравствуй, Форд, — произнесла она, барабаня по клавиатуре.

— Привет, Мэгз. Он нас примет?

— Да. Но только гостя. Ты подожди тут, со мной. — Она наконец вскинула взгляд и подмигнула: — Может, он пытается нас свести? А что, мы были бы неплохой парой.

Тассо коротко хохотнул:

— Ну, парень, ты слышал. Давай вперед.

Я подошел к двери, занес руку, чтобы постучать, и, замерев, оглянулся на Тассо в ожидании напутственного слова.

— Вперед! — гаркнул он.

Я вдохнул поглубже, открыл дверь и шагнул в драконье логово.

атун покой

Страницы: 12345678 » ... »»