Главный процесс человечества. Репортаж из прошлого. Обращение к будущему Звягинцев Александр
Тюрьмой управляла четырехсторонняя администрация. Помесячно менялся персонал от каждой из четырех стран-победительниц: комендант, охрана, надзиратели, врачи, повара. Советская смена считалась самой строгой.
Надо отдать должное союзникам по антигитлеровской коалиции: снисхождений к осужденным не было, особенно поначалу. В шесть утра – подъем, в десять вечера – отбой. Узникам полагались две прогулки в день продолжительностью по полчаса, одно письмо родственникам в неделю объемом до 1300 слов, раз в месяц – получасовое свидание с близкими.
Питание их было таким же, как в других немецких тюрьмах. Правда, американская смена кормила их наравне со своими служащими, поставляя к столу осужденных даже зимой свежие фрукты и овощи.
Заключенным разрешалось трудиться. Они работали в саду и клеили конверты. За последним занятием кто-то из них обычно вслух читал дозволенную цензурой книгу…
Ширах и Шпеер полностью отсидели свои двадцать лет. В полном соответствии с приговором вышел на свободу через 10 лет гросс-адмирал Дениц.
Основанием для досрочного освобождения было только состояние здоровья. В 1954 г. прервалось пятнадцатилетнее заключение Нейрата. В 1955 г. был выпущен восьмидесятилетний Редер, приговоренный к пожизненному заключению. Нейрат прожил на воле еще два года, Редер – пять.
С 1966 г. единственным узником тюрьмы Шпандау оставался Гесс. При этом его охраняли и обслуживали пятьдесят человек. Режим содержания бывшего заместителя фюрера стал больше походить на санаторный. Он располагался в нескольких комнатах, включая спальню, помещение для отдыха, библиотеку. Прогулки Гесса занимали уже два часа в день. Он получал четыре немецких газеты, смотрел телевизор. У него были два повара – афганец и югослав, готовившие еду в соответствии со специальной кардиологической диетой. Единственный узник капризничал, если к празднику привозили не тот сорт винограда. Американцы почему-то считали нужным выполнять его гастрономические пожелания.
За здоровьем его внимательно следили врачи. Раз в месяц собиралась медицинская комиссия, выслушивавшая все его жалобы. Дошло до того, что по заявке Гесса для него был установлен лифт, а в саду построен домик для отдыха. Физическое состояние его было такое, что он вполне мог встретить в тюрьме свое столетие. Союзники уже высказывали намерение выпустить престарелого Гесса, но возражала советская сторона.
17 августа 1987 г. он обнаружен в садовом домике без признаков жизни. В качестве официальной версии фигурировало самоубийство. Однако некоторые исследователи, независимые медицинские эксперты, а так же сын Гесса Вольф-Рюдигер ставят ее под сомнение. Не верят в самоубийство и наши соотечественники, служившие в Шпандау, – переводчик и цензор Маргарита Неручева и военнослужащий подразделения охраны Петр Липейко.
Часть исследователей по прежнему считает, что в смерти Гесса были заинтересованы британские спецслужбы. Не исключено, что с его перелетом в мае 1941 г. на Британские острова была связана какая-то важная тайна, которая оберегается до сих пор. Правительство Великобритании обещало рассекретить документы по Гессу в 2000 г., но потом продлило этот срок еще на 17 лет.
Домик, в котором было найдено тело последнего узника, был разобран с неимоверной поспешностью через несколько часов после случившегося. Через неделю была снесена вся тюрьма Шпандау…
Так или иначе, приговор в отношении Гесса был исполнен в полной мере – его заключение действительно оказалось пожизненным.
Из досье осужденных
ГЕСС Рудольф (1894–1987) – партийный и государственный деятель, рейхслейтер НСДАП, заместитель Гитлера по партии, обергруппенфюрер СС и СА. В 1914 г. добровольцем отправился на войну – лейтенант. В 1919 г. поступил в Мюнхенский университет. Участник «пивного путча» 1923 г. Сидел в тюрьме вместе с Гитлером. В 1925–1932 гг. – личный секретарь фюрера. В 1932 г. председатель политического центрального комитета НСДАП. С 1933 г. обергруппенфюрер СС, депутат рейхстага, имперский министр. В 1933–1941 гг. – заместитель Гитлера по партии. Сыграл большую роль в формировании культа фюрера. 11 мая 1941 г. совершил перелет в Шотландию. По некоторым свдениям, предлагал англичанам заключить мир и принять участие в военном походе против СССР. Его арестовали и содержали как личного пленника Черчилля в Тауэре (Лондон), затем – на конспиративных квартирах английских спецслужб. Дважды Гесс пытался покончить жизнь самоубийством. Был объявлен Гитлером сумасшедшим. В 1945 г. перевезен в Нюрнберг для участия в процессе над главными военными преступниками в качестве обвиняемого. Приговорен к пожизненному заключению. Умер в 1987 г.
ФУНК Вальтер (1890–1960) – государственный и партийный деятель. Доктор права. В 1912–1916 гг. – сотрудник газет в Лейпциге и Берлине. В 1920 г. выпустил книгу «Рейнско-вестфальский промышленный район», которая принесла ему известность в финансовых кругах Германии. В начале 1931 г. познакомился с Гитлером, вступил в НСДАП и стал экономическим советником фюрера. Выступал в качестве связного между Гитлером и руководителями германской промышленности, многих из них привлек к сотрудничеству. С 1937 г. – имперский министр экономики и генеральный уполномоченный по вопросам военной экономики. С 1939 г. – президент Имперского банка и член совета обороны рейха. В 1938 г. разработал закон «Об изгнании евреев из экономической жизни Германии». По секретному соглашению с Гиммлером летом 1942 г. открыл счет, на который поступали ценности, изъятые СС у узников концлагерей. В июне 1945 г. арестован британскими войсками. На Нюрнбергском процессе приговорен к пожизненному заключению. В мае 1957 г. освобожден по состоянию здоровья. В 1958 г. суд Западного Берлина приговорил его к штрафу в 10 900 марок. Умер в 1960 г.
ДЕНИЦ Карл (1891–1981) – гросс-адмирал, командующий военно-морским флотом Германии, преемник Гитлера. Участник Первой мировой войны. В 1935 г. назначен Гитлером «фюрером подводных лодок» и командующим первой подводной флотилией. К 1938 г. Дениц разработал тактику групповых подводных атак («волчьих стай»). В 1939 г. назначен командующим подводным флотом. С 1942 г. – адмирал. С января 1943 г. – главнокомандующий военно-морскими силами, гросс-адмирал.
На нем лежит ответственность за нападения на военные и торговые суда. Он был виновен в появлении приказа, по которому захваченные экипажи торпедных катеров союзников надлежало передавать СС и расстреливать. Перед самоубийством Гитлер назначил Деница президентом рейха, главнокомандующим вооруженными силами и военным министром. 23 мая он был взят в плен союзниками. По приговору Нюрнбергского трибунала отбывал десятилетний срок в берлинской тюрьме Шпандау. 1 октября 1956 г. был освобожден из заключения. Написал книги воспоминаний «10 лет и 20 дней» (1958), «Моя захватывающая жизнь» (1963), «Германская военно-морская стратегия во 2-й мировой войне» (1968). Умер в 1981 г.
РЕДЕР Эрих (1876–1960) – гросс-адмирал, командующий военно-морскими силами Германии. В 1894 г. поступил на военно-морскую службу, с 1897 г. – лейтенант. С 1910 г. служил штурманом на яхте кайзера Вильгельма II «Гогенцоллерн». Участник Первой мировой войны. Командовал крейсером «Кёльн». В 1919 г. перешел на службу в рейхсвер. С 1925 г. – вице-адмирал, командующий военноморскими силами на Балтийском море. С 1928 г. – адмирал. В 1935 г. возглавил военно-морские силы рейха. В 1939 г. получил звание гросс-адмирала. После денонсирования Версальского договора активно участвовал в создании мощного военного флота. В 1943 г. переведен в командный резерв. В мае 1945 г. Редер был в советском плену и находился в Москве. В 1946 г. на Нюрнбергском процессе был приговорен к пожизненному тюремному заключению. В 1955 г. в возрасте восьмидесяти лет был освобожден из тюрьмы по состоянию здоровья. Написал книгу мемуаров «Моя жизнь». Умер в 1960 г.
ШИРАХ Бальдур (1907–1974) – партийный деятель, рейхслейтер НСДАП, обергруппенфюрер СС. В 1925 г. вступил в НСДАП. Изучал историю искусств, германистику и философию. В 1928 г. возглавил национал-социалистский немецкий студенческий союз. Занимался журналистикой. В 1929 г. познакомился с Гитлером и выполнял его поручения. С 1931 г. – ответственный в НСДАП за работу с молодежью. Воспитывал молодежь в духе национал-социализма и антисемитизма. В 1932–1945 гг. – депутат рейхстага. С 1933 г. – глава гитлерюгенда, рейхслейтер НСДАП. В августе 1940 г. стал жертвой интриг и был назначен гаулейтером и имперским наместником Вены. Виновен в депортациях австрийских евреев в концлагеря. В июне 1945 г. был арестован американской военной полицией. В 1946 г. приговорен Нюрнбергским трибуналом к 20 годам тюремного заключения. В 1966 г. вышел на свободу. Занимался публицистической деятельностью.
Автор книги «Я верил Гитлеру». Умер в 1974 г.
ШПЕЕР Альберт (1905–1981) – архитектор, имперский министр военной промышленности. Изучал архитектуру в Берлинском техническом институте. В 1931 г. вступил в НСДАП и СА. С 1932 г. выполнял заказы НСДАП. Занимал ответственные должности в центральном аппарате НСДАП по строительству и техническим вопросам. С 1934 г. руководил строительством комплекса зданий для проведения партийных съездов в Нюрнберге. В 1936 г. был назначен ответственным за реконструкцию Берлина. С 1937 г. – профессор, главный инспектор Берлина по строительству. В 1938–1939 гг. руководил строительством новой имперской канцелярии. С февраля 1942 г. – имперский министр вооружений и боеприпасов, начальник «организации Тодта». С 1943 г. – имперский министр военной промышленности. Виновен в широком использовании подневольного труда. С 5 по 23 мая 1945 – имперский министр экономики правительства Деница. Был арестован английскими военными властями. В 1946 г. на процессе в Нюрнберге приговорен к 20 годам тюрьмы за преступления против человечности. Освобожден в 1966 г. В 1970 г. вышла его книга «Внутри третьего рейха», получившая на Западе широкую известность и признанная «шедевром мемуарной литературы всех времен». Умер в 1981 г. в Лондоне.
НЕЙРАТ Константин (1873–1956) – государственный деятель, дипломат, обер-группенфюрер СС. Получил юридическое образование. В 1901 г. поступил на дипломатическую службу. Занимал различные должности в дипломатических представительствах Германии. В 1914–1916 гг. был советником посла в Константинополе. В 1919–1921 гг. – посланник в Копенгагене. В 1922–1930 гг. – посол в Риме. В 1932–1938 гг. – министр иностранных дел. В 1937 г. вступил в НСДАП. Осуществлял дипломатическую подготовку присоединения Саарской области, готовил союз с Италией, аншлюс Австрии и т. д. В 1939–1943 гг. – наместник в протекторате Богемия и Моравия. Разрабатывал и осуществлял планы уничтожения чехов, проводил в Чехословакии политику германизации. В 1941 г. был отправлен в отпуск и больше к своим обязанностям не возвращался. В 1943 г. получил звание обергруппенфюрера СС. На Нюрнбергском процессе был приговорен к 15 годам тюремного заключения. В 1954 г. освобожден из тюрьмы Шпандау по состоянию здоровья. Умер в 1956 г.
Глава 48. Опять Геринг: яд против петли
Как ни «пас» начальник тюрьмы полковник Эндрус своих узников, пытаясь сохранить их до исполнения приговоров целыми и невредимыми, избежать чрезвычайных происшествий не удалось. Самый опекаемый арестант, «наци № 2» Герман Геринг за полтора часа до казни на виселице покончил с жизнью по-своему, приняв яд.
Задавшись целью избежать публичной и позорной смерти в петле, он проявил чудеса настойчивости, изворотливости, самообладания. Его подвигли к этому гиперболизированные представления о собственной значимости, мнение о себе, как об исторической личности, великом государственном деятеле, с которым подло и жестоко расправляются враги. Он чувствовал себя уязвленным даже тем, что его – «наци № 2» содержат в тюремной камере № 5, а не в помещении с номером, подобающим его «высокому» статусу.
В день суицида, 15 октября 1946 г. рейхсмаршал попытался объяснить свои действия в последнем письме:
«…Считаю в высшей степени бестактным делать из нашей смерти представление для рыщущих в поисках сенсаций газетчиков, фотографов и просто любопытствующих. Сей грандиозный финал является вполне типичным проявлением всей глубины дремучей дикости суда и обвинителей. Все это – откровенная постановка от начала и до конца! Отвратительная комедия!
Я прекрасно понимаю, что наши враги, от страха или от ненависти, просто хотят избавиться от нас. Однако то, что они собираются сделать это неподобающим применительно к солдатам образом, отнюдь не послужит их доброй репутации.
Лично я намерен умереть без всей этой шумихи и сенсаций.
Позволю себе подчеркнуть еще раз, что ни в малейшей степени не считаю себя обязанным (ни с моральной, ни с какой другой точки зрения) подчиниться смертному приговору, вынесенному мне моими врагами и врагами Германии.
Я приступаю к тому, что собираюсь сделать, с радостью, и считаю свою смерть освобождением.
Да будет милосерден ко мне мой бог! Очень глубоко сожалею о том, что не могу помочь моим товарищам (в особенности фельдмаршалу Кейтелю и генералу Йодлю) тоже избежать этого публичного представления с казнями.
Все усилия, предпринимавшиеся нашими тюремщиками для того, чтобы мы не причинили себе никакого вреда, были продиктованы отнюдь не заботой о нашем здоровье, но лишь тем, чтобы быть уверенными, что мы будем живы к моменту этой грандиозной сенсации.
Ohne mich! [без меня – нем.] Герман Геринг»
Вид казни, определенный приговором, настолько волновал Геринга, что несколькими днями раньше (если полностью верить дате) он приготовил и до нужного времени спрятал письмо в адрес оккупационных властей – Контрольного совета по Германии. Он написал это послание на роскошном бланке с титулом «Рейхсмаршал Великого германского рейха», чтобы донести до «коллег-военных» мотивировку самоубийства: «Но не можете же вы, в самом деле, повесить рейхсмаршала Германии!». На это же направлено и сравнение себя с «великим Ганнибалом», которое должны были понять знатоки военной истории.
«Нюрнберг, 11 октября 1946 года.
Союзническому совету по контролю
Я без излишних церемоний позволил бы вам расстрелять себя! Но не можете же вы, в самом деле, повесить рейхсмаршала Германии! Этого я допустить не могу – ради самой Германии. Кроме того, я не считаю себя морально обязанным подчиниться суду моих врагов. Исходя из всего этого я выбираю для себя такую же смерть, как и великий Ганнибал.
Герман Геринг.
Мне было ясно с самого начала, что мне будет объявлен смертный приговор, поскольку я всегда рассматривал этот суд как исключительно политическую акцию победителей. Но я хотел пронаблюдать весь этот процесс целиком, ради блага моего народа, и я, по крайней мере, не ожидал, что мне будет отказано в смерти солдата. Перед богом, моей страной и моей совестью я считаю себя свободным от обвинений, предъявленных мне вражеским трибуналом».
Еще больше похоже на оправдание – на этот раз по духовной линии – письмо пастору Тереке, который заботился о заблудших душах нацистских вождей, находившихся в нюрнбергской тюрьме.
«Нюрнберг, 11 октября 1946 года.
Дорогой пастор Тереке!
Простите меня, но мне пришлось сделать это по политическим причинам. Я долго молился моему богу и чувствую, что поступаю правильно (расстрелять меня я бы им позволил). Пожалуйста, утешьте мою жену и передайте ей, что это не было всего лишь обычным самоубийством и что она может быть спокойна по поводу того, что бог не лишит меня за это своей великой милости.
Да защитит господь моих любимых и близких!
Да пребудет с вами, дорогой пастор, благословение божие во веки вечные.
Ваш Герман Геринг».
Письмо начальнику тюрьмы поковнику Эндрусу некоторые историки трактуют как насмешку над главным тюремщиком, в конце концов обманутым его самым опекаемым узником. О том, что Геринг не питал к нему добрых чувств, говорит отсутствие в письме персонального обращения. В нем нет даже формулы вежливости, о которой рейхсмаршал обычно никогда не забывал.
Однако, возможно, Геринг на пороге ухода в небытие и не думал о лишней уже насмешке над полковником, который всего лишь исполнял свой долг, а вполне по-человечески попытался отвести подозрения от гипотетического сообщника, который сумел передать ему яд. В драматический момент прощания с жизнью он мог вспомнить о рыцарских правилах, которыми руководствовались летчики эскадрильи «Рихтгофен» и он, их самый известный командир, в годы Первой мировой войны.
«Нюрнберг, 11 октября 1946 года.
Коменданту
Капсула с ядом была при мне все время, с самого первого дня заключения меня под стражу. Когда меня доставили в Мондорф, у меня было три таких капсулы. Первую из них я специально спрятал в своей одежде таким образом, чтобы ее обнаружили при обыске. Вторую я прятал под коробкой с одеждой, когда раздевался перед сном, и забирал ее обратно, когда снова одевался утром. Я маскировал ее настолько хорошо и в Мондорфе и здесь, в нюрнбергской камере, что несмотря на частые и очень тщательные обыски обнаружить ее так и не удалось. Во время судебных заседаний капсула все время была при мне, спрятанной в моих высоких ботинках для верховой езды.
Третья капсула до сих пор находится в моем маленьком чемоданчике для туалетных принадлежностей – в круглой банке с кремом для кожи (спрятана в самом креме). Если бы мне это понадобилось, то я дважды мог забрать ее оттуда еще в Мондорфе. Прошу не наказывать никого из проводивших обыски, поскольку найти ампулу было практически невозможно, разве что по чистой случайности.
PS
Д-р Гилберт сообщил мне, что Совет по контролю отказал мне в замене этой казни расстрелом!»
Находясь в шаге от смерти, Геринг не забывал о своих близких – жене и дочери. Их переписка показывает, что до последних часов он был опорой семьи, нежным, любящим мужем и отцом, отправлявшим из своего узилища слова бодрости и утешения. Вряд ли здесь была рисовка. Письма лишь подтверждают истину, что человек многолик и что даже в самом отвратительном преступнике остается пусть даже самая крошечная частица добра, посеянная творцом.
«Моя любимая и единственная!
По зрелом размышлении и после многочисленных молитв моему богу я принял решение покончить с жизнью и, таким образом, не позволить казнить меня моим врагам. Казнь через расстрел я еще принял бы, но позволить повесить себя рейхсмаршал Великой Германии просто не может. Более того, эти казни должны были быть обставлены наподобие низкопробного представления с прессой и кинооператорами (чтобы показывать потом все это в кинотеатрах в журнальных выпусках новостей). Они озабочены только тем, чтобы сделать из этого сенсацию.
Я, однако, хочу умереть спокойно, чтобы на меня не таращилась при этом толпа зрителей. Моя жизнь все равно уже закончилась – в тот момент, когда я сказал тебе последнее „прощай“. С того дня моя душа наполнена удивительным покоем, и я отношусь к смерти лишь как к окончательному освобождению.
То, что благодаря всевышнему я все эти месяцы моего пленения имел средства избежать петли на шее, и то, что эти средства так и не были обнаружены, я воспринимаю как знак свыше. Господь оказался достаточно милосерден для того, чтобы избавить меня от мучительно позорной кончины.
Всеми моими мыслями я с тобой, с Эддой и всеми моими любимыми друзьями! Последние удары моего сердца ознаменуют собой нашу великую и бесконечную любовь. Твой Герман».
За весь день и вечер 15 октября – последних суток жизни приговоренных к смертной казни – тюремщики, пристально следившие за Герингом, не заметили ничего подозрительного. Надзиратели отметили для себя лишь невероятное хладнокровие рейхсмаршала. Например, в 16:30, он спал «со скрещенными на груди руками». В 21:05 заключенный камеры № 5 снова «явно спал».
В промежутке Геринга навестил пастор Тереке. Разговор не вышел за обычные рамки. Рейхсмаршал сочувственно расспрашивал пастора о Фрице Заукеле, который совершенно потерял самообладание, а Геринг не имел возможности его поддержать. Он коснулся также больного вопроса о позорной казни, неприемлемой для него.
Далее он читал, лежа в кровати, затем принялся наводить порядок в камере. После этого рейхсмаршал начал готовиться ко сну, аккуратно складывая одежду.
В половине десятого вечера к нему заходил немецкий доктор Пфлюкер в сопровождении офицера-тюремщика. Врач разносил успокоительные средства для Геринга и Заукеля.
По некоторым приметам рейхсмаршал почувствовал близость казни: было включено больше, чем обычно, ламп, по коридору ходили незнакомые люди. Он спросил Пфлюкера, не лучше ли ему одеться, чтобы не предстать перед теми, кто придет за ним, в неподобающем виде. Проинструктированный охраной доктор не сказал в ответ ничего определенного.
Офицер-тюремщик впоследствии показал, что Пфлюкер передал Герингу какую-то пилюлю, которую тот сразу положил в рот. Врач этого и не отрицал, поясняя, что он дал Герингу пилюлю с обыкновенной содой, чтобы тот перед экзекуцией не заснул слишком крепко. Когда Пфлюкер и офицер уходили, рейхсмаршал не забыл пожелать им спокойной ночи.
Последующий час охрана наблюдала Геринга неподвижно лежащим в постели. Последний раз живым тюремщики видели рейхсмаршала в 22 часа 44 минуты. К тому времени уже пришли на «работу» шестеро военнослужащих 3-й армии США, ответственных за проведение казни, которая должна была начаться ровно в полночь.
…В 10:50 вечера в тюрьме начался переполох: Геринг мертв! Из камеры № 5 веяло запахом миндаля, характерным для цианида. По коридорам металась охрана, надрывались все, какие были, телефоны. Врач прибыл в тот момент, когда из горла рейхсмаршала вырвался предсмертный хрип. Все попытки вернуть его к жизни ни к чему не привели: сильный яд уже сделал свое дело.
Как Герингу удалось провести столь бдительную охрану? Американские военные власти, расследовавшие эту историю, выдвинули самую удобную для себя версию. Якобы капсула с ядом была при рейхсмаршале с момента ареста, и он ее искусно прятал. Предположений сколько угодно: в полости зуба или еще где-то на теле, под ободком унитаза, в банке с косметическим кремом, как отметил в посмертном письме сам Геринг, и т. д.
Однако большинство исследователей отвергает официальную версию, считая, что «наци № 2» при всех своих способностях, скорее всего, не смог бы водить охрану за нос на протяжении 11 месяцев процесса. Напрашивается предположение, что ему кто-то помогал.
И здесь муссируется много вариантов: яд передал или доктор Пфлюкер, или немецкий офицер, приносивший рейхсмаршалу мыло и другие средства гигиены, или жена Эмма во время последней встречи и прощального поцелуя…
Американский исследователь Бен Сверинген в своей книге «Загадка самоубийства Германа Геринга», выпущенной в 1984 г., предполагает, что сообщником выступил американский военнослужащий – лейтенант Джек Уиллис, по происхождению техасец. Мол, между молодым офицером и рейхсмаршалом возникла симпатия. Геринг хорошо говорил по-английски, и они иногда беседовали на разные нейтральные темы. Уилис заведовал складом, в котором хранился багаж заключенных, и мог позволить Герингу достать смертоносную ампулу, спрятанную там.
Версия строится на том, что у Уиллиса оказалось несколько дорогостоящих авторучек и часов, прежде явно принадлежавших Герингу. Мол, эти вещи были получены в качестве платы за передачу яда.
Категорически утверждать, что дело выглядело именно так, невозможно. Сам Уиллис прожил недолгую жизнь и скончался в 1954 г. Его вдова внятно ничего не могла сказать, кроме того, что некоторые ценные предметы, как ей кажется, были получены мужем от Германа Геринга. Но ведь известно и другое: рейхсмаршал в нюрнбергской тюрьме был весьма щедр на подарки и раздарил окружающим, не одному только Уиллису, немало дорогих вещиц, оказавшихся в его необъятных чемоданах и сумках.
В феврале 2005 г. в возрасте 78 лет заговорил еще один бывший американский военный – Герберт Ли Стиверс. Во время Нюрнбергского процесса он служил в охране, сопровождавшей заключенных. В зале заседаний трибунала Стиверс вместе с товарищами стоял в белом шлеме, вооруженный резиновой дубинкой, за спинами подсудимых. Дисциплина жесткостью не отличалась: не запрещалось брать у нацистских вождей автографы, заводить разговоры.
Девятнадцатилетнему американцу, видимо, мало что видевшему в жизни, рейхсмар-шал понравился. Он вспоминал: «Геринг был очень приятным человеком. Он хорошо говорил по-английски. Мы говорили о спорте, о футболе. Он был летчиком, и мы говорили о Линдберге».
В свободное от службы время Стиверс заводил романы с молоденькими немками, и однажды познакомился с привлекательной девушкой по имени Мона. Она очень заинтересовалась тем, что ее новый друг охраняет нацистских вождей и даже высказала сомнение, так ли это. Обиженный юноша предъявил ей оказавшийся при нем автограф Шираха, а на другой день получил подпись Геринга.
Отношения между молодыми людьми развивались быстро. Мона пригласила Герберта в дом к своим друзьям – Эриху и Матиасу. Эти люди втолковали американцу, что симпатичный ему рейхсмаршал серьезно болен и ему нужна помощь. Стиверс, сгоравший от любви к Моне и желавший произвести на нее впечатление, не заподозрил в просьбе ничего плохого и с готовностью согласился. В качестве контейнера использовалась авторучка. Два раза охранник доставлял в ней Герингу записки от Эриха, на третий – некие «лекарства», которые якобы отсутствовали в тюрьме.
Герберт вернул авторучку Моне, предвкушая дальнейшие встречи, но девушка исчезла и больше никогда не появлялась. «Полагаю, она меня использовала», – догадался впоследствии Стиверс.
После самоубийства Геринга его начали одолевать сомнения, не он ли пронес тот самый яд, который помог рейхсмаршалу избежать виселицы. Впоследствии эти сомнения переросли в уверенность. Может быть, он и признался бы в содеянном, но в 1946 г. расследование его не коснулось. Все внимание тогда сосредоточилось на персонале тюрьмы, а солдат с дубинками следователи даже всерьез не допросили.
Стиверс хранил эту тайну всю жизнь и только в 1990 г. поведал ее дочери Линде. Еще через пять лет, удостоверившись в том, что за давностью лет к ответственности его уже не привлекут, бывший охранник дал интервью газете «Лос-Анджелес таймс»…
Это также всего лишь версия, основанная на признании Стиверса. Однако она, по мнению ряда исследователей, наиболее правдоподобна. Так считает, например, немецкий историк Корнелиус Шнаубер. Он выдвинул также обоснованные предположения о том, как Геринг хранил «лекарства», полученные от Стиверса 1 октября, до дня самоубийства. Сильно похудевший рейхсмаршал вполне мог спрятать их в складках обвисшей кожи. Не зря он в течение двух последних недель отказывался от душа, поскольку перед мытьем арестантов тщательно обыскивали.
Некоторые издания опубликовали сенсационные сообщения от бывшего охранника под заголовками, утверждающими, что тайна смерти «наци № 2» наконец-то раскрыта. Не исключено, что они и правы.
Глава 49. Приговоры приведены в исполнение
Состоявшаяся в ночь на 16 октября казнь была непохожа на ту, что рисовалась Герингу. Конечно, никакого шоу, а тем более комедии из акта повешения союзники делать не собирались. Фото– и киносъемка во время исполнения приговора была запрещена, а число представителей прессы строго ограничено – по два человека от каждой из четырех странпобедительниц.
Правда, самоубийство Геринга изменило и на полтора часа отсрочило ритуал казни. Сначала предполагалось, что осужденные пройдут из камер к эшафоту со свободными руками. Затем, опасаясь новых эксцессов, члены четырехсторонней комиссии по казни дали указание полковнику Эндрусу конвоировать нацистов с руками за спиной и в наручниках. Только в спортзале, у виселиц, их снимали, тут же заменяя наручники на прочную тесьму, которую развязывали, когда обреченный уже стоял с петлей на шее.
Нервозность, видимо, росла поминутно, и после первых двух казней четырехсторонняя комиссия дала указание связать по рукам и ногам оставшихся приговоренных в их камерах.
Каждому из осужденных предстояло подняться на помост и стать под виселицей на люк. Палач набрасывал на его голову черный капюшон и надевал на шею петлю. Люк тут же срабатывал, уходя из-под ног…
В 1 час 29 минут расстался с жизнью Иоахим фон Риббентроп, за ним – Кейтель, Фрик… За полтора часа все приговоры были приведены в исполнение.
Как последнее слово на суде и письма близким, примечательны прощальные обращения осужденных.
Риббентроп: «Да хранит господь Германию, и да будет Он милосерден к моей душе. Мое последнее желание – объединенная Германия, взаимопонимание между Востоком и Западом и мир во всем мире!»
Кейтель: «Более двух миллионов германских солдат умерли за свое отечество. Теперь и я отправляюсь вслед за ними и своими сыновьями, отдавшими все за Германию!»
Фрик: «Да здравствует вечная Германия!»
Штрейхер: «Хайль Гитлер! Сегодня у вас тут веселое еврейское празднество? Но все же это мой, а не ваш Пурим! Настанет день, когда большевики перевешают многих, очень многих из вас!» И далее: «Адель, моя возлюбленная супруга!..»
Заукель: «Я умираю невиновным. Да хранит господь Германию и да возвратит ей былое величие!»
Йодль: «Я приветствую тебя, моя Германия!»
Зейсс-Инкварт: «Я надеюсь, что эта казнь явится финальным актом в трагедии под названием „Вторая мировая война“ и что люди вынесут правильные уроки из этого примера для того, чтобы установить истинное взаимопонимание между всеми народами. Я верю в Германию!»
После завершения экзекуции в зал было внесено на носилках тело Геринга. Корреспондент американского информационного агентства Интернешнл Ньюс Кингсбери Смит так описывал этот момент: «Носилки с его телом поставили между первой и второй виселицей. Его огромные голые ноги торчали из-под одеяла американской армии, и рука в шелковой пижаме свешивалась с носилок.
…Армия хотела предотвратить возможное распространение слухов о побеге Геринга, чтобы журналисты смогли убедиться, что он действительно мертв».
Последняя точка была поставлена в концлагере Дахау, куда были отправлены гробы с телами казненных. В печах этого дьявольского заведения они были сожжены, а пепел выброшен в ближайшую реку, чтобы он не стал в дальнейшем объектом поклонения остающихся на свободе нацистов и не смешивался с останками тысяч и тысяч безвинно умерщвленных здесь узников.
Казнь главных немецких военных преступников
Сообщение четырехдержавной комиссии по заключению главных военных преступников:
Приговоры к смертной казни, вынесенные Международным Военным Трибуналом 1 октября 1946 г. нижеуказанным военным преступникам: Иоахиму фон Риббентропу, Вильгельму Кейтелю, Эрнсту Кальтенбруннеру, Альфреду Розенбергу, Гансу Франку, Вильгельму Фрику, Юлиусу Штрейхеру, Фрицу Заукелю, Альфреду Йодлю, Артуру Зейсс-Инкварту, были приведены в исполнение сегодня в нашем присутствии.
Геринг Герман Вильгельм совершил самоубийство в 22 часа 45 минут 15 октября 1946 г.
В качестве официально уполномоченных свидетелей от немецкого народа присутствовали: министр-президент Баварии д-р Вильгельм Хогнер, главный прокурор г. Нюрнберга д-р Фридрих Лейснер, которые видели труп Германа Вильгельма Геринга.
Четырехдержавная комиссия по заключению главных военных преступников
Журналисты – представители прессы и радио на Нюрнбергском процессе всегда были озабочены получением от руководства трибунала дополнительной информации о предстоящих событиях, которую оно по разным причинам предпочитало не афишировать.
7 августа 1946 г. в пресс-кемпе суда был образован технический подкомитет из журналистов СССР, Великобритании, Франции, США и одного чехословацкого корреспондента от прессы и радио всех стран, непосредственно не участвовавших в работе трибунала.
Этот подкомитет обратился к председателю суда с просьбой выбрать время оглашения приговора с учетом потребностей журналистов, чтобы пресса и радио в Лондоне, Вашингтоне, Париже и Москве смогли распространить свои сообщения одновременно. Другое пожелание заключалось в том, чтобы председатель суда заранее оповестил корреспондентов хотя бы о неделе, в течение которой может быть оглашен приговор.
Лорд Лоренс и другие судьи, понятно, не имели возможности строить работу трибунала из расчета удобств для журналистов, как и не могли сообщить то, о чем сами еще точно не знали.
В предверии исполнения приговора представители прессы и радио подверглись серьезным и обоснованным ограничениям. Администрация тюрьмы сообщила, что никакой предварительной информации о казни до часа «М» (т. е. до 17 часов 15 октября) не будет. К месту экзекуции с соблюдением режима строжайшей секретности было решено допустить лишь восемь журналистов – по двое (пишущий и снимающий) от каждой страны. Прессу СССР представляли корреспондент ТАСС Б. В. Афанасьев и фотокорреспондент В. А. Темин.
В 8 часов вечера всех избанных провели в тюрьму, чтобы они через дверное окошко могли увидеть приговоренных к смерти. Желание передать раньше других сенсационное сообщение о казни оказалось так велико, что корреспондент американского информационного агентства Интернешнл Ньюс Кингсбери Смит заранее описал сцены последних часов осужденных и передал в редакцию. Он изобразил Геринга, который «невидящим взглядом» пытался читать «основательно потрепанную книгу о птицах Африки». Журналист «увидел» в рейхсмаршале уголовника и сумасшедшего, его «бесчестное и подлое лицо, отмеченное чертами явного безумия». Автора этой весьма живописной выдумки угораздило подчеркнуть, что «под пристальными взорами» американских надзирателей у Геринга «не было ни малейшей надежды на совершение самоубийства, если бы он затевал таковое». Можно представить, какой потом разразился скандал и каково пришлось несчастному мистеру Смиту.
В рядах журналистов нашлись и другие фантазеры, пожелавшие увидеть свою подпись под сенсационным репортажем. Корреспондент германского информационного агентства как немец не имел даже теоретических шансов попасть на место казни. Он представил дело так, что увидел все с высокого дерева, спрятавшись в его ветвях. Эта проделка оказалась совершенно несостоятельной, поскольку виселицы находились в закрытом помещении.
Надо отметить, что американская военная администрация действовала в отношении прессы и радио совершенно правильно. Уход из жизни даже самых отпетых преступников не должен превращаться в зрелище с толкотней журналистов и иллюминацией фотовспышек. Другое дело, что за недостатки в организации и проведении самой казни представители армии США получили немало упреков, прежде всего в своей стране.
Глава 50. Эхо Нюрнберга
Город Львов, 24 октября 1949 года. На квартиру писателя депутата горсовета Ярослава Галана под видом обычных поситителей пришли двое членов Организации украинских националистов (ОУН) Стахур и Лукашевич. Ярослав Галан был необычно популярен среди населения, и люди шли к нему потоком.
В трудные послевоенные годы не раз случалось, что в день получки он возвращался домой почти без гроша в кармане – все раздавал по дороге нуждающимся. «Люди так бедствуют» – виновато говорил он жене, отдавая скудный остаток.
Лукашевич завел с писателем разговор, а Стахур, как бы разглядывая комнату, встал у него за спиной, затем выхватил из-под полы топор и ожесточенно нанес несколько смертельных ударов. Кровь залила страницы рукописи, над которой работал писатель.
Чтобы понять, какая сила занесла топор над Галаном, нужно пояснить, чем он занимался. Писатель сотрудничал с газетой «Радяньска Украина» и был ее специальным корреспондентом на Нюрнбергском процессе. Его очерки и репортажи, отличавшиеся остротой и доходчивостью, обличали фашизм, тесные связи украинских националистов с гитлеровцами и их преступную деятельность.
Материалы из Нюрнберга принесли Галану популярность среди читателей, и они же вызвали приступы злобы у тех, кого он умело и талантливо разоблачал. Расправу над писателем подготовило и осуществило нацистско-оуновское подполье.
Не случайно, что государственное обвинение в суде над убийцами Ярослава Галана поддерживал лично прокурор Украины Роман Андреевич Руденко, который хорошо знал писателя по Нюрнбергскому процессу. Процесс во Львове показал, что и годы спустя после официальной капитуляции Германии фашисты и их пособники продолжали свою преступную деятельность. Нацизм был сломлен в вооруженной борьбе, но окончательно не уничтожен и сохранил способность к новым преступлениям.
В первое послевоенное время казалось, что Суд народов дал большой позитивный толчок, направленный на искоренение «коричневой чумы». В этом историческая роль Нюрнбергского процесса неоспорима. Тогда было разоблачено и подвергнуто уголовному преследованию тысячи и тысячи нацистов, на совести которых были невиданные, леденящие душу преступления.
Державы-участницы антигитлеровской коалиции и страны, подвергшиеся нашествию, на протяжении многих десятилетий разыскивали и судили фашистов и их пособников. По данным на 1987 г., в СССР было осуждено 17 175 человек, Чехословакии – 16 000, Австрии – 13 625, ГДР – 12 874, ФРГ и Западном Берлине – 6465 (по 31 декабря 1982 г.), Польше – 5385, Франции – 4891, США – 1517, Нидерландах – 204, Дании, Норвегии, Бельгии, Люксембурге вместе взятых – 303.
Однако масштаб этой деятельности оказался все же не таким, каким ему следовало быть. Прежде всего, не были реализованы намерения союзников о проведении серии крупных международных процессов. В некоторых документах Нюрнбергский трибунал не случайно значится под № 1.
После первого Нюрнбергского процесса Советский Союз предлагал провести следующий – над немецкими промышленниками. Это предложение поддержала Франция, однако и англичане и американцы весьма прохладно отнеслись к этой инициативе. Может быть, потому, что первый суд в Нюрнберге был расценен некоторыми деятелями в Вашингтоне и Лондоне как «опасный прецедент». В своем докладе президенту Трумену 7 октября 1946 г. Главный обвинитель от США Роберт Джексон отметил: «У США нет ни моральных, ни юридических обязательств предпринимать другой процесс такого рода». Английская сторона заявляла, что суд над промышленниками принизит значение первого Международного военного трибунала и будет всего лишь бледной тенью его.
Тем не менее военная юстиция США провела в том же Нюрнберге еще двенадцать процессов против 176 обвиняемых – генералов, руководителей монополий, дипломатов, врачей-изуверов. Нельзя не подчеркнуть, что эти двенадцать судов уже не имели международного характера, хотя американцы и называли свой трибунал «международным».
В английской зоне оккупации состоялась череда судов над бывшими служащими концлагерей. Более пятисот процессов провели сами англичане, 275 – австралийцы и 5 – канадцы. Всего в западных зонах через суды прошли 5 025 человек. Из 806 приговоренных к смерти были казнены 486 человек.
В сравнении с розыскными списками подозреваемых в военных преступлениях, составленными специальной комиссией Объединенных Наций с санкцией на их «автоматический арест», и, тем более, численностью их жертв, это – капля в море!
Кстати, упомянутые сотни процессов в английской зоне не были громкими. Единственным крупным событием в английской зоне стал разве что суд над фельдмаршалом Эрихом Манштейном.
Настоящим международным судом, подобным Нюрнбергскому, оказался только процесс в Токио, организованный после капитуляции Японии. Перед трибуналом там предстали 28 японских генералов, адмиралов, министров, дипломатов. Семь из них были приговорены к смертной казни, остальные – к тюремному заключению.
Ранее блиставший на суде народов Р. Джексон, бывший главный обвинитель от США в Международном военном трибунале, по возвращении домой стал более осторожным и рекомендовал другие процессы проводить «не по Нюрнбергскому методу». Через некоторое время общественность узнала, что кроется за этими словами. Английский журнал «Нью Ревью» от 26 мая 1949 г. интерпретировав этот тезис поведал миру, что в вопросе о военных преступниках США и Англия «должны руководствоваться в своей политике скорее интересами будущего, нежели прошлого». И действительно, новые лидеры этих государств более сдержанно стали относиться к выполнению некоторых положений Московской декларации 1943 года, согласно требований которой все подписанты взяли на себя обязательства найти «даже на краю света» тех, кто обагрил руки невинной кровью, и передать обвинителям «с тем, чтобы могло свершиться правосудие».
Поэтому неудивительно, что некоторые нацисты с их непревзойденным опытом тайных дел очень скоро были востребованы и оказались в штате западных спецслужб, где продолжили свою карьеру.
После того, как на июльских парламентских выборах 1945 года консерваторы потерпели сокрушительное поражение, и темпераментный Уинстон Черчилль потерял пост премьер-министра, он, будучи в США, 5 марта 1946 г. разразился известной фултонской речью. Экс-премьер настолько зримо представил разделивший Европу «железный занавес» и «коммунистическую экспансию», что эта речь вызвала огромный резонанс и стала предметом осуждения или сочувствия во всех уголках планеты. Сам Черчилль считал свою речь самой важной в своей политической карьере. Да и подана она была очень серьезно: чтобы представить местной академической аудитории отставного премьера, в то время лидера британской оппозиции, в Фултон «за тысячу миль» от Вашингтона прибыл сам президент США.
И. В. Сталин усмотрел в словах Черчилля подстрекательство Соединенных Штатов, в то время монопольно обладающих ядерным оружием, к нападению на СССР и поставил недавнего союзника в один ряд с Гитлером. Но были и прямо противоположные оценки. Рональд Рейган через много лет заметил, что из фултонской речи, ни больше ни меньше, вырос современный Запад и мир на нашей планете.
Так или иначе, крупномасштабная «холодная война» стала печальной реальностью послевоенного времени. С ее началом розыскные списки ООН кое-где стали применять и для другой цели – вербовки тайных агентов и информаторов.
На пресс-конференции в Агентстве печати «Новости», состоявшейся 22 марта 1983 г., аналитики привели ряд фактов, свидетельствующих о том, что страны Запада взяли курс на укрывательство немецких военных преступников, уклонение от выполнения международных обязательств и долга перед миллионами жертв нацизма. Например, на пресс-конференции указывалось, что 27 июля 1943 г. на совещании, созванном военным министерством и госдепартаментом США, представитель Пентагона полковник Винлокк заявил: «На нас возложена задача подготовить из немцев кадры, которые могли бы быть использованы для укрепления престижа Америки… Национал-социалисты могут быть и будут полезней и удобней разных антифашистов и вообще демократов… Нам нужны многочисленные и близкие нам по духу и убеждению кадры».
В СССР же разоблачение беглых и прятавшихся фашистов активно велось и через много лет после победы. За рубеж, в том числе США, ФРГ, Австрию, Голландию советская сторона только за 1977–1982 гг. передала более трех тысяч протоколов допросов свидетелей и потерпевших, большое число немецких трофейных документов. Ответные меры были более чем скромными. Для допросов свидетелей в этот период приезжало 397 зарубежных юристов, в присутствии которых было допрошено около 600 свидетелей, и 189 наших граждан по вызову судов отправилось за границу для дачи показаний.
При этом хочется подчеркнуть, что объективность и доказательность советских обвинительных материалов вопросов не вызывала. Наоборот, зарубежные органы юстиции не раз отмечали их основательность. Так, в решении окружного федерального суда Нью-Йорка от 30 июля 1981 г. по делу фашистского карателя Линнаса указывалось, что «свидетели защиты не смогли привести ни одного примера из практики любых западных судов, когда Советским Союзом были бы представлены судам или органам государственной власти фальсифицированные, подделанные или иные ложные доказательства».
Время от времени на западе всплывали конкретные неприглядные факты укрывательства бывших нацистов и их пособников. В США в марте 1977 г. Эйлберг, в то время член палаты представителей от штата Пенсильвания, отправил в Пентагон запрос относительно 48 лиц, подозреваемых в военных преступлениях, в том числе и бывшего бургомистра белорусского города Клецка Ясюка, участвовавшего в расстрелах мирных жителей. Из Пентагона был получен ответ, что имени Ясюка в армейских досье нет. Однако как позже выяснилось его досье существовало и хранилось под грифом «Содержит секретные данные, рассмотрению Конгресса не подлежит».
В 1983 г. эффект разорвавшейся бомбы произвело сообщение о том, что бывший шеф гестапо в Лионе Клаус Барбье находился в свое время на денежном содержании американской разведки, а в 1951 г., пользуясь ее возможностями, выехал из Европы в Боливию.
Имя беглого гауптштурмфюрера СС давно значилось в списках разыскиваемых военных преступников как у французов, так и у американцев. Между тем весной 1947 г. Барбье рискнул предложить свои услуги спецслужбам США. Обстановка этому благоприятствовала. «Холодная война» набирала обороты, отношения между Западом и Востоком быстро ухудшались. В Америке повышенный интерес стал проявляться к гиммлеровским специалистам тайных дел.
Барбье обратился в армейскую контрразведку США и был сразу взят платным сотрудником. На первых порах его главная задача заключалась в том, чтобы организовать проникновение «своих людей» в ряды коммунистов Баварии.
Это был пример двойной игры. Одни агенты США продолжали поиск и наказание военных преступников в духе Нюрнбергского трибунала, а другие, за кулисами антифашистской борьбы, заботились о том, чтобы «ценные» люди не предстали перед лицом своих обвинителей.
Барбье со своим богатым «опытом» обрел у новых хозяев репутацию «деловитого парня» и «гения допроса». Об его преступлениях американцы предпочитали не думать. Один из его новых коллег по контрразведке вспоминал: «Учитывая его большую пользу для нашей организации, мы не испытывали особых угрызений совести».
Когда Франция стала все энергичнее требовать выдачу Барбье, а французские сыщики вышли на след преступника, кое-кто дал ему возможность скрыться. В Латинской Америке Барбье быстро установил контакты со старыми знакомыми по службе в СС, и вскоре стал советником тайной полиции Боливии.
Как позже выяснилось, Барбье – далеко не единственный офицер СС, фамилия которого фигурировала в денежных ведомостях американской службы Си-Ай-Си – службы контрразведки, предшественницы Си-Ай-Эй, то есть ЦРУ.
В 1978 г. контрольно-ревизионное управление Конгресса опубликовало доклад, в котором говорилось, что ЦРУ использовало 21 нацистского преступника в качестве «источника информации», а девять из них были платными сотрудниками разведывательного ведомства.
Эти данные в целом подтвердило и само ЦРУ. С 1998 г. оно публикует информацию о военных преступниках. И по его сведениям, девять из 14 нацистских душегубов, с досье которых был снят гриф секретности, имели в разное время связи с разведслужбой США.
В конце 1980 г. Министерство юстиции США признало, что в его распоряжении находится около пятисот досье на военных преступников, однако большинство их лежит без движения. Бюро специальных расследований, созданное Минюстом США в 1979 г., привело такие показатели преследования скрывавшихся нацистов: 58 человек высланы из страны, 68 – лишены американского гражданства, против 17 – ведутся судебные процессы, 170 дел находятся в стадии следствия.
Помню, в октябре 1989 г. в СССР прибыл с визитом министр юстиции США Р. Торнберг. Принимал его Генеральный прокурор СССР А. Я. Сухарев. Отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами в те годы заметно потеплели, начался активный поиск контактов. Автор этой книги, в то время работал помощником Генерального прокурора, участвовал в этой встрече, продолжавшейся три дня. Конструктивно и обстоятельно обсуждались проблемы сотрудничества, в том числе и привлечения к уголовной ответственности нацистских военных преступников.
Торнберг неплохо владел вопросом. Он подробно рассказал о деятельности отдела специальных расследований, который тогда вел уже около 500 дел. Впрочем, из слов министра вытекало, что масштаб работы мог бы быть больше, поскольку на тот момент в мире, по некоторым оценкам, насчитывалось около десяти тысяч нацистских преступников, избежавших наказания.
В конце встречи был подписан меморандум о понимании между Прокуратурой СССР и Министерством юстиции США по поводу сотрудничества в преследовании скрывающихся нацистов. Этот заранее согласованный документ юридически закрепил взаимодействие двух стран в проведении расследований и привлечении к суду лиц, подозреваемых в совершении военных преступлений.
Встреча прошла в духе большого оптимизма и завершилась небольшим банкетом в пользу будущего сотрудничества, который был организован в конференц-зале Генеральной прокуратуры сразу же после подписания документа. «Меморандум доказывает наше стремление не оставить безнаказанными тех, кто зверствовал во время Второй мировой войны», – подчеркнул Торнберг. Сухарев, в свою очередь, назвал меморандум «документом доброй воли в сотрудничестве двух юридических систем».
Конечно, мы понимали, что далеко не все материалы дойдут до суда – многие беглецы уже давно ушли в мир иной. Но радовал тогда хотя бы тот факт, что у наших коллег было желание продолжить дело Нюрнбергского трибунала.
Далеко не все фашистские бонзы предстали перед судом. Складывалось впечатление, что чем выше был ранг и «заслуги» военных преступников, тем деликатнее обходилась с ними зарубежная юстиция.
Об этом красноречиво говорит пример самого известного диверсанта, оберштурмбаннфюрера СС Отто Скорцени, арестованного американцами 15 мая 1945 г. Ему было предъявлено обвинение в расстреле военнопленных во время наступления в Арденнах. Однако в сентябре 1947 г. американский военный трибунал в Дахау оправдал бравого гитлеровского воина. Видимо, правоведов больше интересовали не справедливость и возмездие, а секреты, которыми владел этот мастер тайных операций. Скорцени подвергался многочасовым допросам и, очевидно, поведал много интересного. Оберштурмбаннфюрер явно понравился американцам. Генерал Макклур заметил: «Я бы гордился, если бы эти парни служили в одном из подразделений, которыми я командовал».
В 1948 г. за него взялась немецкая юстиция. Подлежавший процедуре денацификации эсэсовец был вновь арестован и направлен в лагерь для интернированных лиц в Дармштадте. К этому времени уже поступило требование о выдаче Скорцени со стороны Чехословакии, где его ожидал суд по новым обвинениям. Однако 26 июля 1948 г. он при таинственных обстоятельствах бежал из заключения.
Отто Скорцени с представителем американских спецслужб
Незадолго до смерти в 1975 г. Скорцени признался своему биографу Гленну Инфилду, что ему, якобы, помогли трое офицеров СС, с которыми он поддерживал связь. Они неожиданно появились у ворот тюрьмы в Дармштадте в машине с американскими номерами и в форме военной полиции США. Один из них сообщил растерявшемуся часовому: «Мы прибыли, чтобы доставить пленного Скорцени в Нюрнберг на утренний допрос». Не теряя ни минуты, они взяли его с собой и скрылись.
При этом Скорцени оставил в своей одиночной камере письмо, написанное в высокопарных выражениях: «Я верю, что у суда не будет возможности принять справедливое решение, так как ему придется подчиниться сильным влияниям извне. У меня есть только одно желание: жить с почетом в этом отечестве».
Вездесущие журналисты тут же предположили, что побег для диверсанта № 1 устроила настоящая военная полиция на своей машине, а вовсе не переодетые эсэсовцы.
Самые смелые представители прессы утверждали, что, находясь в американском плену, Скорцени даром времени не терял. Он начал, якобы, с того, что создал подпольную организацию СС, которая в досье спецслужб США сначала фигурировала как «Движение Скорцени», потом как «Братство» и, наконец, – «ОДЕССА». В 1949 г. он основал подпольную организацию «Паук», которая имела сеть «надежных явочных квартир» по всей Германии и помогла бежать за границу более чем 500 бывшим членам СС. Маршрут побегов вначале пролегал через Южную Германию в Австрию или Швейцарию, позже – через Бремен – в Рим или Геную. Оценивая эти «успехи» диверсанта № 1, многие задавались вопросом: а не было ли санкций на это со стороны спецслужб бывших союзников?
Несмотря на оправдание американским судом, имя Скорцени продолжало значиться в розыскных списках Объединенных Наций, и он предпочел базироваться в «надежных местах» – Аргентине и Испании. В 1950 г. под псевдонимом Рольфа Штайнбауэра он представлял в Мадриде интересы немецких и австрийских предприятий и занимался торговлей оружием. В 1951 г. его имя вычеркнули из списка военных преступников, после чего он много путешествовал и поддерживал связи с коллегами по СС.
Матерый эсэсовец дожил до преклонных лет и умер своей смертью в Испании 5 июля 1975 г. «Старые бойцы» устроили ему пышные похороны, а через несколько лет перенесли прах в его родную Вену.
Бывший шеф гитлеровской агентуры на Востоке, и прежде всего, в СССР, Гелен после поражения Германии сдался американцам вместе со всем шпионским архивом. Его агентурная сеть в Советском Союзе, а также связи с бывшими эсэсовцами думается представляли для разведки США настоящий клад.
Не одни секретные службы культивировали двойную мораль, когда заходила речь о «полезных» нацистах. Еще в 1945 г. Верховное командование армии США приняло решение «использовать выборочно наиболее одаренных, чтобы найти применение их интеллектуальному потенциалу». В данном случае имелись в виду, прежде всего, специалисты по строительству подводных лодок, а также в области военной медицины, химического оружия и ракетостроения.
Американцы стремились завладеть полным объемом немецких «ноу хау», прежде чем до них доберется Советский Союз.
Вместо того чтобы сесть на скамью подсудимых, сотни немецких ученых и специалистов начали новую карьеру в Америке. Самая крупная фигура из них – конструктор ракет «Фау-1» и «Фау-2» Вернер фон Браун. Он оказался в США в 1945 г. В 1960 г. был назначен руководителем Космического центра в Алабаме. При этом не замечались «мелкие» факты, что фон Браун, руководитель научно-испытательного центра ракетостроения в Пенемюнде, был офицером СС и прямо причастен к гибели тысяч подневольных рабочих и узников концлагерей в подземных цехах концерна «Дора».
Однако и без официального прикрытия въезд «антикоммунистов» в такие страны, как США и Канада, не представлял трудности. Один бывший эсэсовец рассказывал, что в 1950 г. получил визу из рук самого генерального консула Канады в Зальцбурге, «как христианин и враг большевизма».
В США, Канаде, Аргентине, Чили, некоторых странах Европы нашли надежное прибежище сотни и тысячи фашистских душегубов.
Показательно дело гражданина Голландии Питера Ментена, совершившего преступления на территории Львовской области. Он состоял на службе в СС и непосредственно руководил расстрелом сотен советских людей в селах Подгородцы и Урич. Кроме того, он занимался грабежом ценностей на оккупированных территориях Польши и Украины. В Кракове он получил в свое распоряжение все антикварные магазины. Большие художественные ценности, в том числе картины известных мастеров, он захватил и во Львове. Награбленное он переправлял в Голландию, в свое родовое имение, где поселился после войны.
Высокие покровители в течение нескольких лет не давали привлечь Ментена к уголовной ответственности. Когда процесс все же состоялся, то он был осужден лишь как пособник немцев, а не военный преступник. Наказание было мягким – три года тюрьмы, причем через несколько месяцев Ментена избавили и от него.
Органы советской прокуратуры начали сбор дополнительных доказательств. Во Львовскую область были приглашены голландские юристы во главе с прокурором Амстердама Хабермелом. В селе Подгородцы была произведена эксгумация тел рабочих нефтепромыслов, расстрелянных под руководством Ментена в конце августа 1941 г. Были собраны и предъявлены голландцам убедительные документы по этой и другим казням с участием обвиняемого – показания свидетелей, акты экспертиз, протоколы осмотра.
На новый процесс в Голландию приехали свидетели – очевидцы преступлений Ментена. Однако и припертый к стенке неопровержимыми доказательствами, фашистский палач вел себя в амстердамском окружном суде вызывающе, что стало предметом запроса в голландском парламенте. Ментен заявил, что все собранное – «выдумка советской юстиции», выставил около 80 лжесвидетелей, бывших эсэсовцев, проживающих в Германии и других странах, выступил с угрозами в адрес высокопоставленных лиц Голландии.
Кстати, обещаний расправы вокруг дела Ментена было немало. Неизвестные лица угрожали многим свидетелям, давшим показания против обвиняемого, и даже прокурору Хабермелу.
Ментен стоял на том, что он не был в 1941 г. в селах Подгородцы и Урич и не виновен в казни советских людей. Однако обвинитель – прокурор Хабермел представил суду такую его запись: «Я в качестве зондерфюрера СС прибыл во Львов вместе со штабом группенфюрера Шенгарта для того, чтобы оказать помощь в решении еврейского вопроса, а также для борьбы с движением сопротивления». Этот красноречивый документ был найден в подвалах бывшего голландского консульства в Кракове, где часто бывал обвиняемый.
Несмотря на все ухищрения, Ментену не удалось переубедить судей. Он был приговорен к 15 годам тюремного заключения.
Однако до торжества справедливости было еще далеко. По кассационной жалобе Ментона Верховный суд Голландии отменил приговор и направил дело на новое рассмотрение в окружной суд Гааги. В связи с этим газета «Известия» 31 мая 1978 г. высказала самое вероятное предположение: «…Верно, и на этот раз кое-кто пытается взять под защиту нацистского преступника и смягчить вынесенный ему приговор».
Гаагский окружной суд «смягчил» дело до полного оправдания Ментена. Основание изумило юристов и общественность. Якобы покойный министр юстиции Голландии Донкер в пятидесятых годах обещал Ментену не привлекать его к уголовной ответственности!
Не только в Голландии и СССР, но и во многих других странах поднялась волна возмущения действиями гаагских судей. Общественная группа «Справедливость и гласность в деле Ментена» организовала в Гааге манифестацию, в которой участвовали все организации сопротивления и жертв войны. Р. А. Ру денко, бывший в то время Генеральным прокурором СССР, в интервью Агентству печати «Новости» заявил: «…решение об освобождении военного преступника Ментена есть грубейшее попрание основ международного права и международной безопасности».
Крестьяне сел, в которых в годы войны орудовал Ментен, направили правительству Голландии письмо, в котором требовали отмены оправдательного приговора и примерного наказания эсэсовца. Помню, как во время командировки во Львовскую область прокурор области Борис Тихонович Антоненко рассказывал мне, что возмущенные жители области вышли на митинги с требованиями наказать преступника. В выступлениях приняли участие студенты и преподаватели Львовского университета, рабочие многих предприятий, лесорубы, колхозники, юристы.
Под давлением общественного мнения голландская прокуратура опротестовала оправдательный приговор, и Верховный суд страны отменил его. При этом Ментон находился на свободе и проживал на своей вилле. После очередной проволочки дело принял еще один окружной суд – Роттердамский.
В сентябре 1979 г. роттердамские судьи нашли свой предлог для приостановления дела – дескать, Ментен страдает старческим склерозом. Соответствующее определение суда было также опротестовано, и летом 1980 г. дело начали рассматривать в четвертый раз!
Вновь суд захлестнули потоки наглой лжи. Ментен и его защитник дошли до утверждений, что фашисты не чинили никаких расправ над советскими людьми. По ходатайству обвиняемого в суд были вызваны бывшие гитлеровцы, которые расхваливали порядки немецких оккупационных властей и договорились до того, что население «дружественно» к ним относилось и не было никаких партизан! Не останавливаясь ни перед чем, Петер Ментен оговорил своего брата – Дирка Ментена. Дескать, это его родственник, а не он был в селе Подгородцы в 1941 году.
Дирк Ментен прибыл в суд и охарактеризовал Питера Ментена как нечестного человека, способного пойти на крайности даже по отношению к родственникам. Вновь в Голландию приехали советские свидетели и подтвердили прежние показания, что расстрелами во львовских селах руководил именно Питер Ментен.
Наконец, 9 июля 1980 г. Роттердамский окружной суд вынес Ментену обвинительный приговор. В нем указывалось: «Суд отклоняет кассацию на повторное проведение следствия, считает доказанным обвинение, предъявленное П. Ментену, считает доказанными и преступные деяния, совершенные обвиняемым, и приговаривает его к лишению свободы сроком на 10 лет, а также денежному штрафу в 100 тысяч гульденов».
Последняя проволочка имела место в Верховном суде Голландии, куда Ментен обратился с обжалованием вердикта. Все же через шесть месяцев, в начале 1981 г., приговор был утвержден. После победного мая 1945 года пролетело целых тридцать пять лет!
С еще большим скрипом тогда работала судебная машина Западной Германии. Хотя после войны здесь было проведено около ста тысяч судебных разбирательств, наказаниям подверглись лишь 6465 человек. Приговоры строгостью не отличались. 12 были приговорены к высшей мере наказания, 163 подсудимых получили пожизненное заключение, но очень многие преступники отделались легким испугом.
В уголовном кодексе ФРГ 1981 г. была норма, определяющая наказание за убийство одного человека. Один из западногерманских юристов подсчитал, что лишение жизни одного человека карается десятиминутным заключением в тюрьме. Отсюда и удивительная мягкость приговоров.
Каких результатов следовало ожидать от немецкой Фемиды, если центральное ведомство по выявлению нацистских преступников и расследованию их преступлений в Людвигсбурге длительное время возглавлял нацист, военный преступник Эрвин Шуле, который всеми правдами и неправдами укрывал от возмездия своих многочисленных подельников, не давал хода доказательствам их вины, полученным из СССР и Польши!
Суду в Дюссельдорфе понадобилось тридцать лет для того, чтобы из 387 привлеченных к ответственности «сотрудников» концлагеря Майданек, где было истреблено полтора миллиона человек, начать разбирательство в отношении лишь… пятнадцати подсудимых!
В ФРГ распространились различные идеи смягчения ответственности военных преступников, например, распространение срока давности на их деяния. В глазах судей ФРГ убийство по приказу перестало быть таковым. В судебной практике Западной Германии были фактически узаконены понятия «непосредственный исполнитель» и «лицо, совершившее преступление в силу приказа». В результате этой юридической уловки были оправданы тысячи убийц.
Земельный суд в Гамбурге оправдал бывшего коменданта учебного эсэсовского лагеря Травники штурмбаннфюрера СС Штрейбеля, принимавшего активное участие в кровавых расправах над узниками многих концлагерей. Сотни свидетелей из разных стран дали убедительные показания об его зверствах.
Ну и что же – Штрейбель лишь выполнял приказы!
Для осуждения командира роты 15-го полицейского полка СС капитана Пельса свидетели не требовались. Он сам вел протокол своих преступлений, составляя и подписывая отчеты о карательных акциях. Только за полтора осенних месяца 1942 г. под руководством и при личном участии этого эсэсовца в Белоруссии было расстреляно 1170 человек, из них 356 детей и 463 женщины. В одном из отчетов содержится такая просьба исполнительного Пельса к командованию: «Прошу разрешения расстрелять оставшихся в живых жителей деревень Хмелище и Олтуш-Лесная».
Западногерманский суд оправдал этого палача. Кощунственно выглядела формула оправдания: «…Из материалов дела видно, что предусмотренное параграфом 211 уголовного кодекса убийство подсудимому вменить в вину нельзя… Полученные приказы подсудимый действительно выполнял безоговорочно, однако ему даже в голову не приходило мысли о проведении акций такого рода и размаха…»
Благодаря маневрам западногерманской юстиции, а также «сердоболию» англо-американских оккупационных властей сохранили свои жизни, а затем и получили свободу 8 из 12 руководителей главных управлений СС, 3 из 6 начальников самостоятельных отделов этой организации, в целом 16 из 30 высших руководителей СС и полиции. Уцелели 3 из 8 командиров эйнзатцгрупп, занимавшихся карательными акциями на временно окккупированных советских территориях. Из 53 тысяч эсэсовцев, которые исполняли приказ об истреблении «неполноценных народов» в составе эйнзатцгрупп – команд в концлагерях – были привлечены к судебной ответственности лишь примерно шестьсот человек.
Политика попустительства и негласной солидарности со стороны правительства ФРГ, лоббистские действия различных пронацистских организаций привели к тому, что тюрьма для военных преступников в Ландсберге быстро опустела. Максимально в ней было около 1600 заключенных, получивших срок от судов, последовавших за Нюрнбергским процессом. Это были бывшие военнослужащие эсэсовских оперативных групп, сотрудники гестапо, офицеры генштаба и ведущие промышленники. К началу 1951 г. за решеткой оставалось только 142 бывших нациста. После того, как 15 февраля этого же года верховный комиссар США Джон Мак-Клой помиловал сразу 92 заключенных, тюрьму можно было закрыть.
Бывшие эсэсовцы осмелели до того, что начали создавать свои объединения. Так, например, возникло Общество взаимопомощи – федеральный союз солдат бывших войск СС, сокращенно ХИАГ. В 1956 г. эта организация получила официальный статус, после чего за короткое время была создана ее разветвленная сеть из сотен местных и региональных групп. Члены ХИАГ могли петь дифирамбы нацистскому государству, прославлять войну и делиться своим «боевым опытом».
На протяжении многих лет председателем ХИАГ был генерал войск СС Курт Майер. Подчиненные называли его «Танк-Майер». До самой смерти он боролся за реабилитацию «серых» СС. Дескать, они были просто солдатами и не имеют ничего общего с преступлениями «черных» СС. Один оратор ХИАГ даже заявил: «Мы ничего не знали о зверствах и мы благодарны прежнему государству за то, что оно обеспечивало режим секретности».
До семидесятых годов этот союз бывших эсэсовцев оказывал значительное влияние на другие ветеранские организации солдат СС, а также на некоторые политические партии. Партию ХДС в Бундестаге представлял в течение нескольких лет бывший телохранитель из полка «Лейбштандарт Адольф Гитлер» Ганс Висебах, член ХИАГ. Этот союз был распущен в 1992 г., однако тогда остался его рупор – газета «Доброволец».
В 1952 г. было основано общество «Молодые викинги» по типу организации «Гитлеровская молодежь», и только в 1994 г. оно было запрещено.
Казалось, после Нюрнбергского процесса у руководства Федеративной Республики Германия были в руках все средства, чтобы подвести окончательную черту под нацистским прошлым. Но канцлер Конрад Аденауэр тогда решил по-другому – он вовсе не отвергал сотрудничество со старыми кадрами. При этом он еще и философствовал: «Грязную воду не выплескивают, когда нет чистой».