У зла нет власти Дяченко Марина и Сергей
Он сел рядом – с Риткиной стороны:
– А номер ты помнишь?
Номер был простой и стильный – Ритка им гордилась. Прежде чем я успела вмешаться, она продиктовала Максимилиану десять цифр; он вытащил из кармана свой потрепанный телефон и, что-то непрерывно бормоча, стал нажимать кнопки.
Откуда у него телефон? Откуда он вообще знает, что такое мобильник?!
– Зачем? – Я хотела промолчать, но не удержалась. – Они уже выключили трубку! В лучшем случае тебя пошлют…
– Куда? – заинтересовался Максимилиан.
– Объяснить?
– Не надо… Как говорил один человек, меня никто не может послать, это я посылаю… Как вы думаете – они в парке или уже сбежали?
Я открыла рот, чтобы сказать, что грабители не только сбежали, но и сдать успели телефон своему перекупщику. И в этот момент в глубине парка, за живой изгородью, заорали так, что мы с Риткой подпрыгнули.
Прохожие завертели головами. Многие испугались. Максимилиан тронул меня за плечо. Я обернулась и увидела парня, который летел по аллее, выпучив глаза, и орал не переставая. Он пытался сорвать с себя футболку, и на бегу разорвал ее почти надвое, а за ним несся второй: кажется, его тошнило. Они пробежали мимо нас, один врезался в столб, другой опрокинул урну и свалился сам, вскочил, и оба умчались, топоча и воя.
– Это они? – не веря себе, спросила Ритка. – Те самые… А что с ними?
Мы переглянулись с Максимилианом.
– У них проблемы, – кротко сказал некромант. – Злодеи наказаны, но телефона, увы, не вернуть. Лена, уже поздно… Не проводить ли вас домой, девушки?
Ритка вообще-то далеко не дура. Но, по-моему, она втрескалась в Максимилиана за те двадцать минут, что мы шли от парка до нашего двора. Забытым оказался даже мобильник: Максимилиан вешал Ритке лапшу, а она радостно принимала ее на благодарные уши, и сама что-то рассказывала, и даже, по-моему, цитировала какие-то стихи. На меня Максимилиан вообще не смотрел.
К счастью, во дворе нам встретилась Риткина мама. Она волновалась, потому что мобильник дочки не отвечал. Ритка принялась оправдываться, мать увела ее домой, ругая и сочувствуя одновременно. Мы остались с Максимилианом.
– Присядем? – Он кивнул на скамейку перед подъездом. Памятная скамейка; на ней я разговаривала с Обероном, и он впервые рассказал мне о Королевстве. На ней встретила Гарольда, молодого королевского мага, когда тот пришел, в свою очередь, звать меня на помощь.
И вот теперь – Максимилиан.
– Что ты сделал… в парке?
– Превратил в клопа этот несчастный мобильник. В очень большого клопа. По весу и размеру – один к одному.
– Ты можешь превратить мобильник в клопа… Что еще ты можешь? Здесь, в нашем мире?
– Кое-что могу, – ему было приятно на меня смотреть, ему нравилось, как я борюсь со страхом. – Я ведь очень серьезный маг, Ленка. Гарольду рядом со мной просто нечего делать.
– Ты в чужом мире…
– Я везде в своем мире. Мне везде хорошо. Только за Ведьминой печатью мне было плохо, но оттуда я, с твоей помощью, выбрался…
– И отблагодарил, – сказала я желчно.
– Ну, прости, – он улыбнулся и сразу сделался таким милым, ласковым – плюшевый зайчик, а не некромант. – Я хотел сразу тебя убедить. Без этих вот просьб и уламываний… Я думал, будет забавно. А ты почему-то не оценила.
Он ухмылялся во весь рот, и, глядя на него, я поняла: он в самом деле считает свою придумку с «оперуполномоченным» веселой, удачной шуткой.
– Если ты такой серьезный маг, почему бы тебе не найти телефон и не вернуть его Ритке? – спросила я, разглядывая его черную рубашку из очень плотной ткани, с двумя нагрудными карманами. – Если ты такой… крутой?
– Потому что это скучно, Лен. Правильно и скучно. Кроме того, если бы все украденные мобильники превращались в больших клопов, разве это не было бы справедливо? Разве это не правосудие?
Я все больше узнавала прежнего Максимилиана. Мне было неуютно сидеть с ним рядом на скамеечке.
– Что ты там говорил… про Саранчу?
– Ах, ты все-таки вспомнила… Королевству грозит опасность, причем на этот раз – смертельная. Сотни тысяч воинов, верхом на многоногах, во главе князь Саран, и, насколько я знаю, еще ни одна крепость перед ними не устояла.
– А воины, стража? Армия Королевства?
– Ты же видела эту армию, – он снисходительно улыбнулся. – В Королевстве несколько десятков стражников. Это для мирного времени. В случае войны солдат приходится набирать среди крестьян, ремесленников, воров, желающих прославиться, и прочего сброда. Гарольд уже призвал под знамена всех, кто способен держать оружие… Но что значит эта кучка ополченцев против армии Саранчи? Разумные люди разбегаются из города, вместо того чтобы выйти на бой и неминуемо погибнуть.
– Ты врешь. – У меня пересохло во рту.
– «Врешь» и «Не хочу верить» – разные вещи, Лена.
– Я тебе не доверяю!
– Во-от, – он вздохнул. – Говоришь в один голос с Гарольдом. Он тоже мне, видите ли, не доверяет и не ищет со мной союза. Он послал гонцов к славному королю Уйме Первому, желает заполучить его в союзники…
– Уйма – король?
– С тех самых пор, как его папаша Охра Костегрыз насмерть поперхнулся вареной репой.
У меня от сердца отлегло – чуть-чуть. Кого-кого, а Уйму я хорошо знала и доверяла ему, как себе. Он человек надежный, хоть в прошлом и людоед.
– Гарольд прав, – сказала я некроманту. – Уйма приведет на помощь толпы людоедов… в смысле, бывших людоедов.
Максимилиан тонко усмехнулся:
– Вот-вот. Король Оберон в свое время объяснил им, что людоедствовать нехорошо. А придет князь Саран – и освободит их. То есть объяснит, что они свободны кушать, кого захочется. И как ты думаешь, на чью сторону эти толпы сразу же перейдут?
– Уйма не допустит.
– Конечно. Поэтому Уйму съедят первым.
Был безветренный августовский вечер. Мальчишки играли в настольный теннис – под фонарем, в пятне света, можно хоть всю ночь стучать целлулоидным мячиком. Ромка со второго этажа сидел с гитарой прямо на траве. Окна светились – люди пришли домой, ужинают… Все так мирно, обыденно, тихо…
– А Оберон? Ты сказал…
– Оберона нет в Королевстве.
– Почему?
– По кочану! Если бы он был на месте – думаешь, я бы решился за тобой идти?!
Я потрясла головой. Максимилиан странно на меня действовал: я тонула в его доводах, как в киселе. Надо было собраться; я не маленькая девочка против взрослого человека – я маг дороги против другого мага, некроманта, у нас разговор на равных, и я не позволю сбить себя с толку.
– Первое, – я принялась загибать пальцы, – Оберон никогда не бросит Королевство без присмотра. Второе: если Оберон находится в другом мире, в Королевстве останавливается время. Третье: Гарольд – главный королевский маг, и он, когда Оберона нет, принимает решения без чужой подсказки. Четвертое: Уйма верный союзник Королевства, а ты некромант, человек, не заслуживающий доверия. Пятое: забыл, как ты меня бросил в замке принца-деспота?
– Шестое: забыла, как я тебя потом вытащил?
Он, кажется, начал злиться. Меня это немного успокоило: вечная его улыбочка раздражала, как скрип железом по стеклу. Когда он злился, он казался моложе. Сейчас, при свете фонаря, я разглядела, что он не взрослый – ну, не такой взрослый, каким хочет казаться. Странно, что начальник лагеря вообще поверил, что парень лет семнадцати может быть старшим оперуполномоченным. Наверное, Максимилиан его околдовал… а может, просто очень уверенно держался.
– Первое, – он смотрел на меня исподлобья, – Оберона нет в Королевстве. Второе: поскольку он не ушел в другой мир, то и время не остановилось.
– Значит, пока мы здесь с тобой говорим, там к городу подступают враги?!
– Нет! Сейчас-то я в другом мире, а я стал частью Королевства, так что, пока я тут сижу, гуляю, уговариваю тебя, разыскиваю краденые мобильники, – там время стоит. Когда ты будешь в Королевстве – остановится время здесь, у тебя дома.
– Я знаю.
– Всезнайка, – он хмыкнул. – Я прошу тебя об одном: пойдем в Королевство. Сама все увидишь.
Распахнулось окно у нас на кухне. Выглянула мама, глубоко вздохнула, уставилась на нас с Максимилианом.
– Лена! – кажется, она даже растерялась. – Мы уже поужинали! Ты идешь домой?
Это означало: «С кем это ты сидишь? Он не похож на приличного парня! Посмотри, какой бледный, наверное, наркоман!»
– Иду! – крикнула я. – Сейчас!
Мама прикрыла окно, но не ушла – все поглядывала на нас. Максимилиан казался ей подозрительным. Хорошо, что она не знала, кто он такой на самом деле.
– Максимилиан, – ради мамы я старалась выглядеть беспечной, – ты себя повел как мерзавец. Прямо сегодня. И после этого хочешь, чтобы я тебе доверяла?!
– Не доверяй, – он отвернулся, не скрывая раздражения. – Не доверяй, оставайся дома. А я могу спрятаться и пересидеть. Королевство мне не родное, чего ради я стараюсь?
– Куда девался Оберон?
– Иди в Королевство и все узнаешь.
– Король и великий маг не может провалиться, будто иголка в щель!
– Пойдем со мной – сама увидишь.
– Ты меня заманиваешь. Не пойду.
Он обернулся ко мне. В его глазах была такая злость, что я отодвинулась.
– Ну и ладно. Поговорили, теперь иди, ужинай! Завтра утром, когда проснешься, Королевство будет лежать в руинах. Пока!
Он поднялся и пошел к выходу со двора. И было совершенно ясно, что на этот раз он не вернется.
– Макс! – рявкнула я ему в спину.
Он даже ухом не повел.
– Стой!
Он вышел на улицу. Мама снова раскрыла окно. Не дожидаясь, пока она вмешается, я бегом кинулась за Максимилианом; воображаю, как это выглядело со стороны, но в этот момент мне плевать было, кто что подумает.
– Стой, некромант!
Соседка тетя Света, проходившая мимо, посмотрела на меня удивленно. Максимилиан повернул голову, но шага не замедлил. Я пошла с ним рядом; у меня горели щеки.
– Ладно. Проведи меня в Королевство – сейчас! И если ты обманул меня – или обманешь, или выкинешь какую-то штуку… берегись.
Глава 3
Катастрофа
В Королевстве тоже был летний вечер. Я зажмурилась: после сумерек моего родного мира предзакатное солнце слепило глаза. Мы с Максимилианом стояли на холме; под ногами пружинила изумрудно-зеленая трава, где прятались кузнечики, похожие на фей, и феи, похожие на кузнечиков. Тянулись к небу сосны. Позади, за нашими спинами, сплетались ветками толстенные дубы, их стволы казались бородатыми от буро-зеленого мха. Вьюнки увивали и землю, и ветки, в густой зелени яркими пятнами горели цветы. Впереди стоял замок, упираясь шпилями в небо, а ниже, в долине, широко раскинулся город: он стал вдвое больше с тех пор, как я в последний раз его видела. Сверху, с холмов, спускалась широкая речка, у нее было имя – Ланс. Река впадала в море, покрытое белыми барашками, а между городом и морем был огромный порт.
Мое Королевство, как же я по тебе соскучилась!
Максимилиан стоял, подавшись вперед, и смотрел на замок. Ноздри у него дрожали, будто он принюхивался. У него было в этот момент такое хищное лицо, что я первым делом решила вернуть себе посох.
– Идешь в замок? – Некромант будто прочел мои мысли. – Иди. Пройдись по городу. Поговори со старыми знакомыми. Поверь своим ушам и глазам. Учти только: времени мало.
Он так странно улыбнулся, что у меня сердце защемило. Как будто впереди меня ждала какая-то скверная неожиданность.
– Да, и поговори с Гарольдом, – Максимилиан не сводил с меня черных неподвижных глаз. – Поручись за меня. Скажи, я дам клятву союзника.
Я подумала: это мы еще посмотрим. И еще: хорошо бы как-то отвязаться от Максимилиана.
– Я не пойду с тобой, – сказал он, отвечая на мой взгляд. – Все понимаю: у вас с Гарольдом приватный разговор…
Наверное, я выдала свое смущение и страх: мне показалось, что он читает мои мысли. Во всяком случае, Максимилиан, увидев мое лицо, расхохотался.
– Что смешного?
– Ничего… Просто я рад, что ты наконец в Королевстве. Теперь дела пойдут веселее… Ну, иди.
– Где тебя потом найти? – спросила я медленно.
– Сам тебя найду. Ну, не теряй времени!
Не переставая улыбаться, он подпрыгнул, превратился в большую черную птицу и, подняв крыльями ветер, улетел куда-то на закат.
Вот скотина. Он еще и оборачиваться птицей научился. Или раньше умел? Я ведь до конца не знала, что некромант может, чего не может – даже когда он был пацаном двенадцати лет. Чего ждать теперь?
Солнце опускалось все ниже. Я двинулась к замку – широкими шагами, вниз по склону холма. На мне были джинсы, кроссовки, рубашка с короткими рукавами – как я гуляла с Риткой в парке, так и брела сейчас среди сосен, а между тем вечер обещал быть прохладным.
Или меня знобило?
Очень хотелось увидеть Оберона. Вот было бы здорово, если бы, явившись в замок, я заглянула к нему в кабинет… А он поднялся ко мне навстречу, и даже крыса в передничке, Дора, на секунду перестала мести столешницу метелкой из связанных перьев. Он сказал бы: «Здравствуй, Лена!» И все бредни Максимилиана оказались бы враньем.
Или даже пусть так: некромант не врал, к городу действительно подступают полчища Саранчи. Оберон действительно был в отлучке… Но вовремя узнал об этом и вернулся. Тогда мы встанем плечом к плечу, как много раз вставали, и отобьемся хоть от Саранчи, хоть от колорадского жука.
Кто такие многоноги, на которых едут пустынные воины? Забыла спросить у Максимилиана… И, если честно, не больно-то хочется знать.
Лес вокруг шуршал, звенел, пялился на меня блестящими глазами из травы, и каждый пень, казалось, провожал меня взглядом. Птицы размером с бабочку вились у меня над головой, а бабочки размером с крупную птицу замирали на цветах, расправив крылья. Я была совершенно одна и чувствовала себя не магом дороги, а заблудившейся девочкой в лесу Бабы-яги.
Потом я заметила скрюченную темную фигурку в кустарнике; кто-то бородатый, покрытый шерстью, объедал с куста красные ягоды. Я остановилась, готовая бежать или драться, но любитель ягод не обратил на меня никакого внимания – даже лохматой головы не повернул, а все так же продолжал лакомиться, потихоньку бормоча под нос.
Я пошла дальше, то и дело оглядываясь, и через несколько минут выбралась на проезжую дорогу.
Я вошла в город через северные ворота. Раньше здесь всегда стояла стража. Но теперь не было ни души – ни в воротах, ни на ближайших улицах. Город, такой основательный, обжитой, теперь оказался почти пустым. Безлюдье и тишина на улицах напугали меня сильнее, чем десяток Максимилианов.
Правда, ближе к центру люди стали попадаться, причем многие, мне показалось, были пьяны. Кто крался, не поднимая головы, кто, наоборот, громко говорил и смеялся. Мне встретилось несколько повозок, нагруженных домашним скарбом, – люди, правящие лошадьми, не отрывали глаз от булыжника мостовой. Все они направлялись в нижнюю часть города, к выходу на большую дорогу, а может быть, в порт.
Я вышла на центральную площадь и остановилась перед Храмом Обещания. Я успела позабыть, какой он большой. Яркий купол почти не потускнел за прошедшие годы, сейчас он сверкал красным и золотым, отражая закатное солнце.
Но ведь королевское обещание давно выполнено. Почему до сих пор стоит Храм?
Огромные двери были приоткрыты. Вход никто не сторожил. Я поднялась на каменное крыльцо; прямо на ступеньках были высечены какие-то слова. Я присмотрелась.
«Музей Того, что Следует Помнить».
Уши мои, а не глаза, сказали мне, что внутри никого нет. Там царила особенная тишина очень большого помещения, пахло пылью и влагой, и было совершенно темно. Я зажмурилась, призывая ночное зрение, а когда открыла глаза, весь огромный зал предстал в серо-коричневом свете – без красок, но очень четко. Я могла различить каждую плиточку на мозаичном полу, каждую каплю влаги на бронзовом подсвечнике. Это действительно был музей, и я в жизни не видала ничего подобного.
В центре стоял макет дворца – точный, в мельчайших деталях. Напротив входа на больших рамах были натянуты гобелены. Один из них я узнала: мимо развалин, кое-где встающих из песка, шел караван. Впереди ехал человек на белом крылатом коне. Это Королевство в пути, а впереди – Оберон; мне страшно захотелось увидеть короля прямо сейчас.
Я присмотрелась. Раньше, когда гобелен висел во дворце, он выглядел лучше. Сейчас нитки потускнели, кое-где разлохматились, гобелен казался влажным. Я помнила, что прежде лицо короля было выткано в мельчайших деталях, а теперь его и разобрать-то не получалось. Может быть, потому, что я смотрела ночным зрением?
И на других гобеленах была летопись того давнего похода: как мы ехали мимо озер и полей, как шли через лес, и какие на нас кидались хищные твари. Для Королевства это сделалось историей, ведь миновали годы с тех пор; для меня все это было совсем недавно. Я даже не успела как следует повзрослеть.
Здесь был портрет Ланса, вытканный шелком; Ланс, старший маг дороги, погиб в пути, защищая свое Королевство. Какие-то гобелены сохранились лучше, какие-то вылиняли и покрылись пятнами. Чем дольше я на них смотрела, тем тверже убеждалась: их неправильно хранили! Что за музей, где так сыро?!
А потом я увидела свой портрет: в полном облачении мага дороги, с посохом наперевес, я ехала верхом. У меня было такое гордое, такое мужественное лицо на этом гобелене, что я несколько минут не могла поверить: это правда? Это действительно мой портрет – в музее Того, что Следует Помнить?
У меня комок встал в горле. Я огляделась, смаргивая с ресниц случайные слезы, увидела другие экспонаты на постаментах, на столах, в затейливых стеклянных витринах: щиты, мечи, какой-то дикарский наряд, обугленную железную решетку, стоптанные сапоги, носовую статую корабля – она, правда, не помещалась в витрину и висела просто в воздухе, на высоте двух человеческих ростов…
А потом я увидела свой посох.
Когда-то мне его подарил Оберон – выдал, как именное оружие. Мой посох стоял в высоком стеклянном шкафчике, красно-зеленое навершие казалось черным. И я сразу поняла, зачем пришла в Музей, – не на свой портрет любоваться.
Я пришла за своим оружием.
Звякнуло стекло. Шкафчик не открывался – у него даже дверцы не было. Похоже, тот, кто поставил мой посох под стекло, предполагал, что экспонат останется там навечно.
Я отступила к соседнему стеллажу, где безо всякого стекла лежала здоровенная дубина с шипами. Не знаю, что в ней было ценного и за что ее нужно было помнить, но стекло она расколотила с одного удара – вдребезги. Посыпались осколки, и запрыгало эхо под огромным темным куполом.
Я протянула руку, взяла свой посох и сразу почувствовала себя сильной. Расправив плечи, вышла из Храма-Музея, остановилась на лестнице, огляделась; потом меня будто под локоть толкнули – я обернула посох навершием на запад…
Оттуда надвигалась такая огромная опасность, что посох, дернувшись, чуть не вывалился из рук.
По дороге к дворцу я встретила мародеров. Два мужичка таскали вещи из брошенного дома: один передавал другому через разбитое окно узелок, из которого свисали рукава и штанины. Другой стоял на камушке, зажав в одной руке большой медный чайник, а другой рукой пытался принять узел с одеждой. Я ударила посохом – зашипев, взвился зеленый луч в небо. Мародеры одновременно обернулись.
Тот, что был снаружи, бросился бежать вдоль по улице, не выпуская чайника, и скрылся в подворотне. Другой выпрыгнул из окна, вынеся раму на широких плечах, приземлился на четвереньки, вскочил и бросился догонять подельника. Я успела подпалить этому второму штаны – когда он заворачивал за угол.
Через секунду все было тихо. Узел с одеждой валялся под окном. Я заглянула в дом: там было пусто, следы не то поспешного отъезда, не то грабежа, а может, того и другого разом…
Если бы Оберон остался в городе – разве такое было бы возможно?
Вот где обнаружилось полно народу – перед дворцом. Здесь толпились стражники из Королевства и ополченцы из соседних деревень. Здесь собрались горожане из тех, кто все-таки решился защищать свой дом, вместо того чтобы драпать. Отряд землекопов с лопатами отправлялся куда-то под командованием моего старого знакомого – канцлера. Крючконосый меня не заметил. Он всем своим видом показывал, что стар для военных операций и, шагая впереди отряда, нарочно держался за поясницу.
Я едва протолкнулась к воротам замка, и вот здесь меня узнали в первый раз. Усатый стражник протер глаза:
– Маг дороги?! Вот удача! Как вовремя! Скорее к господину Гарольду, он знает о вас? Ему уже доложили?!
Ему не доложили. Поэтому, когда я встала – в джинсах и с посохом – на пороге его кабинета, он чуть стол не опрокинул, так резко вскочил.
Он тоже сделался старше. Вот беда. Я познакомилась с ним, когда ему исполнилось семнадцать, и он был мне как брат. В прошлую нашу встречу ему было уже хорошо за двадцать, он был женат, нянчил сына… А теперь он отрастил бороду и сильно раздался в плечах. Зрелый, крепкий мужчина.
– Лена! Это точно ты?
Он уставился на меня недоверчиво. Потянулся даже за посохом, который стоял тут же, у кресла. Я попятилась. Гарольд махнул рукой моим провожатым:
– Ступайте. И закройте дверь!
У него был резкий, не терпящий возражений голос. Я обратила внимание: он привык командовать, привык, чтобы ему подчинялись беспрекословно.
– Это точно ты? – повторил он испытующе.
– Это я. Не морок, не привидение.
– Откуда ты взялась?
– Меня привел Максимилиан.
– Некромант?!
Я сжала зубы. Казалось, передо мной совсем незнакомый человек. Властитель. Суровый. Чужой.
– Добрый день, Гарольд. Рада вас… тебя видеть, дружище.
Он помолчал. Потом с силой провел рукой по лбу:
– Извини. Видишь, что происходит…
Этот жест напомнил мне Гарольда-прежнего. Молодого. Друга.
– Вижу, – сказала я через силу. – Я пришла, чтобы помочь.
Он поднял глаза. Я испугалась, увидев этот взгляд.
– Ленка…
Он что-то хотел сказать, но не решался. И эта его нерешительность напугала меня до холодных мурашек.
– Гарольд, – я старалась, чтобы голос у меня не дрожал. – Дружище… Ты опять вырос, я тебя не узнаю, а как поживает твой сын?
Он помотал головой и снова уселся за стол. Поставил рядом посох. Кивнул мне, предлагая садиться в кресло для гостей.
– Ленка, очень мало времени. Ты – вот что… Если я дам тебе мальчишку и проведу вас обоих туда… в твой мир… Ты обещаешь о нем позаботиться?
– Что?!
Он смотрел на меня, будто издалека, – мутноватым, напряженным взглядом.
– Мы собираемся достойно умереть здесь и дать возможность нашим женщинам уйти подальше… Моему сыну пять с половиной лет, у него есть свой меч, он хочет идти на бой… Слушай, забудь. Я ничего тебе не говорил.
Я поперхнулась несказанными словами. Мне не раз приходилось выполнять в Королевстве опасную работу, сражаться, рисковать… Но такого я не ждала от моего доброго, прекрасного Королевства.
И я задала вопрос, который волновал меня сильнее всего:
– Где Оберон? Где его величество?
Он чуть сдвинул брови:
– Кто?
– Оберон!
Он смотрел, будто припоминая. Потом властно поднял руку:
– Извини, у меня нет времени на ребусы. Через полчаса военный совет… Уйма еще не прибыл?
– Гарольд, это не ребусы, – я задохнулась от возмущения. – Где Оберон? Мне-то можно сказать? Он жив, что с ним?
– Я не знаю, о ком ты спрашиваешь, – признался он, и в голосе его проскользнуло раздражение.
У меня пол закачался под ногами.
– Да что случилось здесь у вас?! Что Оберон мог сделать, чтобы ты его так…
– Я не понимаю, о ком ты говоришь! – Он злился. – Я не могу помнить всех твоих знакомых!
– Гарольд! Я говорю об Обероне!
Он резко поднялся:
– Все, хватит. Я должен готовить совет. Пошли.
Несколько минут после этого разговора я ничего не слышала, кроме гула в ушах. Вокруг лязгало железо, топали сапоги, хлопали двери. Весь замок шумел, как лес во время бури, меня узнавали, окликали, о чем-то спрашивали. Я кивала в ответ, не понимая ни слова.
Потом стала подходить ко всем, кого помнила, и спрашивать: где король? Где Оберон?
Они смотрели непонимающе, будто никогда не слышали этого имени!
Это было как в страшном сне. Я села на ступеньку лестницы и укусила себя за руку. Захотелось проснуться. Я в Королевстве, где нет Оберона! Где никто его даже не помнит!
Это была ловушка. Какое-то другое, измененное Королевство. Максимилиан привел меня сюда обманом. Значит, Гарольд – не Гарольд… Замок – не замок… А как же Музей Того, что Следует Помнить? Мой портрет на гобелене – тоже не мой портрет?!
Люди разбегаются из города. Мародеры грабят покинутые дома. Гарольд просит меня увести его сына в мой мир и спасти. Они все сошли с ума. Сошли с ума – и забыли Оберона.
Совершенно потерянная, я вышла на лестничную площадку у входа в одну из башен. Витражное окно было распахнуто настежь – на запад. Там горел закат, алый и золотой, и длинные фигурные облака светились пурпуром и золотом. Это зрелище завораживало; не верилось, что в мире, где есть такой закат, Оберон мог исчезнуть навсегда. Это какое-то злое волшебство; может, еще не все потеряно?
Закат перечеркнула черная птица. Бесшумно ударила крыльями, зависла прямо напротив окна. Я отшатнулась. Птица присела на подоконник. Скрежетнули когти по мрамору, и в ту же секунду превратились в пальцы, вцепившиеся в край окна. Максимилиан повис снаружи, на руках, глядя на меня снизу вверх.
– Убедилась? Все поняла?
У меня за спиной бегали люди, переговаривались. Некроманта, висящего за окном, никто не замечал. Мне было страшновато смотреть на него: под нами было метров двадцать отвесной стены, а потом еще ров, утыканный заостренными кольями.
– Почему ты мне не сказал…
– А ты бы поверила?
Я прижала к себе посох, как любимую куклу.
– Что это значит, Макс? Что с ним… случилось?
– Расскажу все, что знаю… потом. Начинается военный совет. Уговори Гарольда взять меня в союзники.
И он разжал пальцы. Я поперхнулась; черное тело Максимилиана полетело вниз, на лету съежилось и обернулось птицей. Птица взлетела на уровень заката, каркнула что-то в мою сторону и умчалась.
Бальный зал, где когда-то праздновали свадьбы сразу четырех принцесс, превратился теперь в зал военного совета. Королевский трон стоял пустой. Я посмотрела на него – и сразу отвела глаза. Вокруг собиралась толпа, вдоль стен теснились стражники и придворные, быстрым шагом вошел Гарольд и сел справа от пустого трона.
– Его величество король Уйма Первый Вегетарианец! – провозгласил слуга надтреснутым, но громким и торжественным голосом.
Рявкнули трубы. Двумя колоннами в зал двинулись обросшие бородами, лохматые дикари в одеяниях из грубо выделанной кожи, с браслетами и ожерельями из звериных зубов, а кое у кого болтался на шее птичий череп. Лица их были покрыты шрамами; разве что на лбу у каждого не было написано «людоед», а так все ясно.
Потом вошла туземка. Какая-то островитянская красавица: в пышной юбке из пальмовых листьев, в меховом лифчике, украшенном иглами дикобраза (во всяком случае, так мне показалось). Ее черные волосы торчали вверх – уж не знаю, каким образом их закрепили, но из-за них туземка была похожа на жесткую щетку, поставленную стоймя. На босых ногах у нее звенели браслеты с колокольчиками, руки, обнаженные до самых плеч, были расписаны узорами. В каждом ухе блестело по огромному драгоценному камню, правую ноздрю украшал камень поменьше. Лицо ее, раскрашенное белой и черной краской, показалось мне странно знакомым.
Последним вошел Уйма. Трубы рявкнули совсем уж нестерпимо. Уйма был гладко выбрит, аккуратно подстрижен и одет в какой-то элегантный шелковый балахон, черный с серебром. А в остальном – он не изменился.
А когда он встал рядом с островитянкой, она небрежно оперлась на его локоть и Гарольд, поднявшись, приветствовал их обоих, я узнала Филумену, коварную и капризную принцессу, которую выдали замуж за дикаря – и, как видно, это пошло ей впрок…
Гарольд оглядел толпу, увидел навершие моего посоха и поманил меня пальцем. Я подошла. Уйма обернулся, и его желтые глазищи вдруг стали круглыми, как чупа-чупсы.
Он ничего не сказал. Мы обнялись на глазах всего зала. Филумена, конечно, тоже узнала меня и выдавила что-то вроде улыбки.
– Ты в самом деле вегетарианец, Уйма?
Читать бесплатно другие книги:
![Success [успех] в Большом городе](/book/mini/2104.jpg)
