Герасим Градов Игорь

Глава первая

Если вы спросите обитателей поселка Жуковка, что расположен в двадцати километрах от Москвы среди чудесного соснового бора, кто является самым ярким представителем сего благословенного места, то вам, несомненно, укажут на Веру Александровну Пеншину. Даму во всех отношениях приятную и привлекательную. Чем же заслужила она столь лестное отношение, спросите вы? Ведь люди по природе своей завистливы, злы и скорее смешают вас с грязью, чем скажут что-то хорошее… Что поделать, такова уж наша человеческая натура – злословя про других, возвеличивать себя. Се ля ви, как говорят французы.

Однако перейдем к Вере Александровне. В свои сорок семь лет она сохранила упругость тела (насколько возможно в наших непростых условиях) и красоту круглого, миловидного лица. Сохранила, разумеется, с помощью чудес современной медицины и тайн китайского врачевания, основанного на вековой мудрости этого умного народа. Вера Александровна регулярно подвергала тело свое, белое и рассыпчатое (как сказал бы классик), обертыванию листьями редкого дерева тогу, растущего только в одном месте на Земле, а именно – в северной части острова Цинь, что в провинции Сычуань… И еще она часто употребляла зеленый чай – но только не тот, Боже упаси, что продается в наших обычных магазинах, а настоящий, целебный, выращенный с превеликим тщанием в горном Тибете и привезенный по специальному заказу (и за большие деньги!) к нам в Россию…

Итак, надеюсь, вы поняли: Вера Александровна популярна, хороша внешне и красива телом. Просто кустодиевская красавица! Причем тело это являлось особой гордостью нашей героини, ибо благодаря ему она достигла всего того, что только может пожелать современная женщина. Но из-за него же, из-за тела, горячего и страстного, обрекла она себя на страшные мучения, которые… Впрочем, не будем забегать вперед.

Начнем наш рассказ. Он будет краток и печален, ибо нет ничего печальнее на свете, чем повесть… Нет, не о Ромео и Джульетте, не об этих жалких, никчемных подростках, непонятно зачем и почему сотворившими с собой полную глупость, а о красивой, зрелой женщине и о ее последней любви. В ней, в повести нашей, будут три главных героя: уже упомянутая выше Вера Александровна, ее сердечный друг и любовник Герасим, а также Анечка, некая худосочная девица, родственница покойного мужа Веры Александровны, миллионера и мецената Никиты Андреевича Пеншина. Будет и собачка по кличке Кутя, но чуть позже. Итак, вперед, мой читатель!

…Вера Александровна в сладостном исступлении сжала бедра Герасима и страстно, жарко зашептала: «Еще, еще!» Но уже через пару мгновений, выгнувшись всем своим пышным, любвеобильным телом и вытолкнув самый последний, сладкий крик, с протяжным стоном откинулась на пенные простыни и замерла. Боже, как хорошо! Как чудесен и сладостен этот миг, как он прекрасен!

Вера Александровна лежала на взбитой пене бело-розовых простыней, отдыхая после упоительной, но весьма приятной любви и мечтательно смотрела в потолок, где плавали в кучерявых облаках пухленькие, жопастенькие Купидончики (натуральная флорентийская роспись, между прочим, прихоть покойного Пеншина). Вот так бы – и всю жизнь, чтобы ни о чем не думать, ни о чем не беспокоиться, а просто упиваться своим простым женским счастьем…

Да, конечно, она была уже не так молода и не так привлекательна, как раньше, – тридцать пять лет уже… Да ладно, чего самой себе-то врать – сорок семь… Но все же ничего – пышногруда, крутобедра, да и вообще – чертовски привлекательна! Недаром умные люди говорят: если бабе сорок пять, баба ягодка опять, если бабе сорок семь, в самом соке, ясен пень! Жалко только, недолго этому женскому соку играть осталось, скоро скиснет и превратится в кислый уксус. Но это потом, когда-нибудь, а сейчас ей было хорошо – она любит и любима…

Вера Александровна перевернулась на живот и закрыла глаза. У нее было все для счастья: любовник (для постельных утех), большой, удобный дом (для жилья), просторный сад с фруктовыми деревьями (для прогулок), бассейн (для форса), баня и сауна (для поддержания здоровья и упругости тела), а также затейливая беседка в китайском стиле (для души). В беседке этой любила Вера Александровна испить теплыми летними вечерами полезный, вкусный зеленый чай, а заодно предаться нежным размышлениям. Серьезных забот и хлопот у нее в жизни не имелось: в доме убиралась и следила за порядком строгая экономка, обеды готовила опытная кухарка, за садом ухаживал – вы правильно догадались – прилежный садовник. Милый же друг Герасим выполнял две функции: шофера-телохранителя (формально) и телесного ублажителя (фактически).

Сама Вера Александровна водить машину не любила, боялась, что врежется в кого-нибудь, но ездила на ней регулярно. Возил ее Герасим, и он прекрасно знал вкусы и привычки хозяйки. Вера Александровна любила подлететь на блестящей, сверкающей машине (непременно – со свистом и визгом тормозов) к модному спа-салону, в котором тусовались молодые (и не очень) жены местных олигархов, и показать себя во всей красе. Пусть подружки-подлюшки удавятся от зависти! Она медленно показывалась из своего шикарного авто, неизменно производя сильное впечатление на мужскую часть населения Жуковки. Сначала, не торопясь, вынимала одну ногу (чтобы все успели по достоинству оценить новые итальянские туфли), затем – вторую (с теми же целями), а потом лишь показывала свои крутые бедра и прочие аппетитные формы тела, туго обтянутые дорогущим платьем от самого Версаче. Мужчины при этом тихо ахали и обильно текли слюнями, а их тощие, вертлявые жены презрительно кривили модные мордашки и злобно, по-змеиному шипели.

Вера Александровна возникала из машины, словно богиня Афродита из пены морской. Не в смысле – голая, а в смысле – готовая к любви. Вот только с любовью этой… В общем, были тут некие проблемы. Нет, конечно, мужиков вокруг нее вертелось множество, свистни – набегут толпами и драку даже устроят за право приблизиться к телу, однако… Не было среди них достойного и того, единственного!

Вера Александровна, будучи дама светской и богатой, на всякую шваль и молодняк даже не смотрела – любила мужиков импозантных, солидных и опытных, чтобы всё умели и всё знали. Стройных Аполлонов крутилось возле нашей красавицы великое множество, но все они были чистейшей воды альфонсами. Проще говоря, проститутами. Мальчики с накаченными на тренажерах и поджаренными в солярии телами хотели любви, но еще больше они хотели денег. Эти жиголо так и рыскали голодными глазами по роскошным авто, высматривая состоятельных дам среднего (и чуть старше) возраста. Причем их сексуальные услуги стоили дорого, и желательно – наличкой.

Нет, вы не подумайте, что у Веры Александровны не хватило бы денег на этих Аполлончиков, хватило бы, да еще с избытком, но одна только мысль, что за мужскую любовь надо платить, ввергала ее в уныние и разочарование. Вера Александровна, несмотря на свой весьма, скажем так, зрелый возраст, еще верила, что любовь – это такая штука, которая дается свыше и которую нельзя купить ни за какие деньги. В сущности, она была в этом права: тело – да, легко продается и покупается, но сама любовь…

Но как быть с удовлетворением, скажем так, естественных сексуальных женских потребностей? Чувствительной даме немножко за сорок просто необходимы регулярные и разнообразные упражнения в постели, желательно с молодым любовником. Хоть из чисто медицинских соображений – для поддержания здоровья и внешней привлекательности. И тут мы и переходим к нашему второму персонажу, а именно – Герасиму.

Герасим официально числился у Веры Александровны шофером. Начал он работать еще при господине Пеншине (тот, собственно, и нанял его), а затем успешно продолжил карьеру и после его смерти. Достался, так сказать, безутешной вдове по наследству…

Гера был человеком простым, незамысловатым, но обладал двумя ценными качествами – умением слушать и неутомимостью в постели. А для женщины вроде Веры Александровны и то, и другое – очень ценно. И даже не скажешь, что ценнее. Ведь приятно, когда мужчина тебя слушает, а еще приятнее, когда удовлетворяет… Просто идеальный муж, мечта любой дамы. К тому же Гера был верным, налево не бегал (проверено), умел держать язык за зубами (что также ценно) и обладал еще приятной внешностью: телом был мускулист (раньше занимался спортом), а лицом – привлекателен.

Наш герой в юности увлекался классической борьбой, но особых успехов не добился, не хватило упорства и удачи, но при этом фигуру накачал отличную, да физическая выносливость потом пригодилась. Гера вовремя понял, что в спорте ему ничего не светит, а потому решил найти более выгодное дело. Однако выяснилось, что без солидного образования (не считать же за таковое Институт физкультуры!) нечего было и думать о хлебном месте. Герасим побегал туда-сюда, посуетился, но ничего хорошего не нашел. Совсем уже огорчился, упал духом, но тут ему неожиданно подфартило: один из бывших коллег посоветовал стать телохранители. Мол, голова в этом деле совсем не нужна, а мускулистое, натренированное тело очень даже пригодится.

Гера быстро закончил соответствующие курсы, получил бумагу и вошел в славные ряды частных секьюрити. Сначала служил у одного босса, затем – у другого, пока наконец не попал к Никите Андреичу. Тот взял его, собственно, не для себя самого, а для Веры Александровны – чтобы была под охраной и присмотром. Времена-то тогда стояли непростые, девяностые годы, сами понимаете… Еще господин Пеншин очень хотел, чтобы Гера за Верочкой следил и обо всем ему докладывал: куда ездила, с кем встречалась, о чем говорили. Никита Андреич был человеком непростым, занимался разными серьезными делами, дома часто не ночевал, вот и требовался за женой пригляд и присмотр. Опять же – из соображений ее же безопасности…

Гера, само собой, на все согласился. Никита Андреич поселил его в домике на дачном участке и приказал охранять Веру Александровну и бдительно следить за ней. Герасим отнесся к своим обязанностям серьезно – охранял, следил и регулярно докладывал боссу. К Вере Александровне он относился с большим уважением и, разумеется, ничего лишнего себе не позволял. Не потому, что не хотелось (хотелось, да еще как!), а потому, что боялся потерять столь выгодное место.

Вере Александровне новый охранник очень понравился, и она тоже испытывала к нему искреннюю симпатию. И даже не обижалась, что он за ней шпионил, понимала – работа такая. Более того, Верочка была даже не прочь закрутить с симпатичным секьюрити роман… Но боялась мужа. Никита Андреич слыл в определенных кругах человеком жестким, даже жестоким, и в случае чего мог наказать сурово. И примеры тому имелись. Вера Александровна о них знала, а потому вела себя осторожно, стараясь мужа не раздражать. В общем, так, как и положено супруге очень уважаемого человека…

К счастью, господина Пеншина на самом излете девяностых все же убили. Особого удивления это ни у кого не вызвало, все понимали, что при его бурном прошлом и полукриминальном настоящем должно было рано или поздно случиться. И даже охрана не помогла – расстреляли при выходе из ресторана, всадили в голову пять пуль. Видно, снайпер был опытный и дело свое хорошо знал. И получил большие деньги – чтобы точно выполнил заказ… А что вы думали – времена были такие, тогда проще было убить, чем договориться. Разумеется, началось следствие, шло долго, муторно и, конечно же, закончилось ничем – исполнителей и заказчиков не нашли. Вера Александровна, впрочем, на этом особо не настаивала. После смерти мужа она обрела свободу и получила большое наследство – а чего еще желать?

Безутешная вдова тут же переселила Геру в особняк, поближе к телу, и сделала главным (и единственным) телохранителем, а заодно – любовником. Верочка никогда не пеняла Гере за то, что при жизни мужа он следил за ней, наоборот считала, что это хорошо, что это признак верности долгу. А это в людях ценить надо! Кстати, обходился он ей относительно недорого – помимо оклада, давала небольшие деньги на, скажем так, чисто мужские нужды и развлечения. Еда, проживание и одежда были, разумеется, за ее счет. Она же оплачивала и некоторые допустимые излишества – например, хорошие сигареты и дорогой одеколон. Впрочем, последнее было скорее ее собственным пожеланием – любила, чтобы от мужика хорошо пахло.

Вы, конечно, спросите, почему при столь нежных и близких отношениях она не выйдет за Геру замуж? Я вам отвечу – неприлично это! Не подобает светской даме быть замужем за шофером-охранником, пусть даже очень любимым. Одно дело – кувыркания в постели, дело это понятое и полезное, и совсем другое – семейные отношения. Требовалось соблюдать статус – светские условности, черт бы их побрал… И было еще одно, чисто личное соображение: мужу не скажешь – я кончила, пошел вон, отдохнуть хочу! Тут иные слова и интонации требуются, придется сдерживать себя, как-то приспосабливаться, а Вера Александровна сдерживаться не хотела, а уж приспосабливаться – тем более. Хватит, наприспосабливалась за свою жизнь. Столько лет терпела старого, противного, вонючего, мерзопакостного, похотливого козла, который…

Этими нелестными (и даже оскорбительными в определенных кругах) эпитетами Вера Александровна обычно награждала своего покойного мужа, местного миллионера и мецената Никиту Андреевича, владельца заводов, газет, пароходов. Впрочем, для точности надо сказать, что газет и пароходов у господина Пеншина не имелось, а вот завод был, да не простой, а целый алюминиевый комбинат. Промышленный гигант, гордость бывшей советской индустрии – со всеми своими цехами, печами, конвейерами, станками и прочая, прочая… Флагман алюминиевой отрасли, один из ведущих заводов в мире… Комбинат достался господу Пеншину в смутные девяностые, причем относительно дешево – в результате какой-то очень сомнительной операции, о которой много говорили, да так ничего и не выговорили. Никита Андреич владел им совместно с несколькими своими бывшими друзьями по криминальному бизнесу, которые, как и он, решили завязать с темным прошлым и стать легальными миллионерами. Господин Пеншин имел контрольный пакет акций, и дохода хватало как на собственные нужды, так и на содержание свой ненаглядной, пышногрудой Верочки.

А уж как он ее любил, как пользовал! Вера Александровна с содроганием вспоминала их соития: Никита Андреич был собой некрасив, телом дурен, головой плешив и ногами крив, в общем, козел колом, но в постели оказался весьма похотлив. И имел Верочку регулярно, получая от этого мыслимые и немыслимые наслаждения. Как он стонал, как дергался, как рычал в постели, лев, да и только! Для Верочки же самым приятным моментом в их отношениях был тот, когда муж со стоном облегчения наконец-то сползал с нее…

Никита Андреич был гадок, противен, Верочка ненавидела его всего, его старое, волосатое тело, слюнявые губы, масляные глаза, но особенно – запах, резкий и мерзкий, от которого можно было задохнуться. И который ни один одеколон не перебивал. Однако Верочка всё героически терпела. А куда ей было деваться? Простой русской женщине, все достоинства которой заключались в обильных телесах и страстном умении любить?

Однако постельные страдания, как выяснилось, было еще не все. Старый, облезлый, вонючий козел, оказывается, помимо ее, законной супруги, имел еще кучу молоденьких девиц! Причем прямо у себя в офисе, на рабочем столе. А также в квартире, специально купленной для этого, и еще на модном курорте, куда он выезжает с завидной регулярностью. Собственно, в этом самом и заключалось меценатство господина Пеншина: он покупал за деньги глупых, смазливых девочек и пользовался ими. А потом, когда надоедали, одаривал небольшой суммой денег, дешевой ювелиркой и гнал прочь. Чтобы тут же завести себе новых.

Господин Пеншин развлекался так достаточно часто, тратя на это большие деньги. Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что с финансами у него проблем не было – хватало на всех и на всё. Никита Андреич был деловым человеком, бизнес умел вести, причем достаточно удачно – до тех пор, пока не поделил что-то со своими старыми компаньонами, и те его не заказали…

Вера Александровна после смерти супруга тут же продала ненавистную квартиру, уступила часть акций другим владельцам (чтобы проблем не было), положила деньги в надежный зарубежный банк и зажила счастливо, в полное свое удовольствие…

Глава вторая

День у Герасима не задался с самого начала. Бывает же такое – все идет сикось-накось или, как любила говорить Вера Александровна, враскоряку. Она, кстати, тоже пребывала сильно не в духе – с утра придиралась ко всем и грозно бранилась. Первой под ее горячую руку попала кухарка Татьяна – из-за сгоревших круассанов.

Татьяна, надо отдать ей должное, готовила весьма неплохо, не сказать, чтобы особо деликатесно, но вкусно, а главное – очень по-домашнему. Вера Александровна разные ресторанные изыски как раз и не любила – предпочитала кушанья простые, но сытные и обильные. Так сказать, чтобы был настоящий праздник живота. При этом она спокойно ела и жирную пищу, и сладкую, и мучную, и нисколько при этом не переживала по поводу своих, скажем так, нескольких лишних килограммов на мягких филейных частях своего тела.

Собой Вера Александровна была очень хороша, и некоторая женская полнота ей даже шла. За что холил и любил ее покойный Никита Андреич. Он прямо-таки млел, когда обнимал ее белое, мягкое тело. Старый сатир (а в просторечии – похотливый козел) знал толк в женщинах. Потому и женился на Вере Александровне, предпочтя ее всяким худосочным моделькам. Супруга должна быть такой, чтобы гордиться ею, чтобы все мужики от зависти слюнями давились…

Так и было – давились, да еще как! Мужик ведь не собака, костей не любит. У большинства же знакомых бизнесменов Никиты Андреича супруги были как раз модно-худющие и ужасно боялись съесть лишне яблоко – а вдруг поправишься? Они постоянно сидели на диетах, дни и ночи проводили в фитнес-центрах, следили за весом и совсем забывали о своих мужьях. А те смотрели на Веру Александровну и тайно завидовали господину Пеншину. Вот счастье-то дураку привалило! Причем совершенно незаслуженно…

Но вернемся к нашему повествованию. Кухарка Татьяна баловала хозяйку вкуснейшими и нежнейшими круассанчиками, которые готовила самолично. Выпечка считалась ее коньком и получалась особенно хорошо. Вера Александровна весьма уважала свежие булочки к утреннему кофе, и особенно – круассаны, маленькие, хрустящие, нежные, тающие во рту. Их Вера Александровна употребляла не менее пяти-шести штук за раз – разумеется, с теплым, слегка подтаявшим сливочным маслом и вкуснейшим ягодным вареньем. О. она знала толк в круассанах и умела их употреблять! А это, что ни говори, целое искусство.

К примеру, люди, которые наносят на нежнейшие круассаны холодное сливочное масло, чтобы поскорее проглотить за чашкой растворимой бурды, по какой-то нелепости именуемой кофе, поступают глупо и, прямо скажем, преступно, ибо убивают самую что ни на есть прелесть сих великолепных мучных изделий. Намазывать на теплый круассан надо исключительно подтаявшее, податливое и слегка потекшее масло, ведь только так подчеркивается его незабываемый вкус и бесподобный аромат. А если к тому же сверху капнуть клубничного варенья, скажем, всего пару ложек, для красоты и вкуса, то… Ну, вы меня поняли.

К несчастью, этим утром выпечка у Татьяны не получилась. И виной этому была мерзкая соседская кошка Муська, повадившаяся лазить на кухню. Вы не думайте, эту паршивку дома кормили, пихали, что называется, и в рот, и в попу, однако чужой кусок завсегда слаще… Попасть же на кухню к Татьяне ей было довольно легко – располагалась на первом этаже особняка, и рядом, за окном как раз росла старая, ветвистая липа. С ветки этой самой липы мерзкая кошка и запрыгивала сначала на окно кухни, а потом через форточку проникала внутрь.

Татьяна наглую воровку постоянно гоняла. Не потому, что не любила мурок, наоборот, у нее в квартире жили два кота, Маркиз и Цыган, но лишь потому, что превыше всего ценила порядок. А если мурка ворует, причем не от голода (исключается ввиду гладкости и толщины разбойницы), а только лишь по своей исключительно подлой натуре… То порядка, ясное дело, нет. Ведь как по-хорошему надо: желаешь получить что-то вкусненькое – сиди и терпеливо жди, пока кухарка не обратит на тебя внимания и не кинет кусочек. Вот тогда и ешь. А еще лучше – ласково потрись о ее ногу и заурчи умильно, выражая тем самым любовь и преданность…

Так нет же! Проклятая Муська ласкаться никак не хотела. Она терпеливо сидела на ветке, выжидая удобный момент (когда Татьяна выйдет из кухни), а потом ловко проникала через форточку на кухню и мгновенно сжирала все, до чего смогла дотянуться. Прежде всего, конечно, разные вкусности – губа нее, прямо скажем, была не дура. Уминала жадно, давясь и фыркая, с утробным ворчаньем и довольным мявом… Но, как только появлялась Татьяна, бросала все и стрелой вылетала наружу. И там уже, в безопасности, с неописуемым торжеством и наглостью смотрела на кухарку, которая крыла ее самыми последними словами. Видимо, ей доставляло особое удовольствие злить бедную женщину…

Татьяна не раз просила хозяйку поговорить с соседями, чтобы те как-то образумили свою ненормальную кошку, однако Вера Александровна на все эти замечания лишь лениво отмахивалась – пустяки все это! Во-первых, ей не хотелось ни с кем ссориться, а во-вторых, сама не раз говорила Татьяне, чтобы та закрывала форточку на кухне. К чему держать ее открытой, если есть хорошая импортная вытяжка? Но Татьяна по своей закоренелой поварской привычке всегда держала ее настежь распахнутой… Чем и пользовалась противная Муська. Так что сама виновата…

Да и вообще, пожимала плечами Вера Александровна, из-за чего весь сыр-бор? Ну, подумаешь, сожрала кошка у нас что-то… Убудет, что ли? Денег хватит и на сто таких Мусек, а то и на тысячу. В общем, все разговоры заканчивались ничем: Вера Александровна не хотела бороться с наглой кошкой, предоставляя право сражаться с ней самой Татьяне. Для нее, впрочем, это тоже было развлечение – кухарка против Муськи, кто кого? Смертельный аттракцион – в своем роде, конечно…

Но этим утром кошка превзошла саму себя. Пока Татьяна наливала жирные, свежие сливки в фарфоровый стаканчик, чтобы нести к столу (Вера Александровна любила слегка осветлить кофе), мерзопакостная Муська пряталась на липе. Но лишь кухарка вышла в гостиную, наглым, воровским образом пробралась на кухню и ловко опрокинула сливочник. И принялась лизать разлившееся лакомство – довольно урча, словно белорусский трактор. Да так увлеклась, что и не заметила, как Татьяна вернулась обратно….

Расплата последовала немедленно – разгневанная женщина схватила первую попавшуюся под руку тряпку и ловко стеганула подлую воровку по голове. С неслабой оттяжкой… Муська взвыла благим матом (кому охота получать мокрой тряпкой по ушам?) и бросилась прочь, к спасительному окну. Но Татьяна предвидела ее маневр и преградила путь к отступлению. Еще пара шлепков, и Муська обратилась в позорное бегство: выскочила за дверь и с диким мявом понеслась по коридору. Татьяна со шваброй наперевес устремилась за ней…

Погоня была недолгой: ошалевшую кошку быстро загнали под шкаф. Муська забилась в самый угол и жалобно замяукала, прося пардону… Но пощады ей не было – Татьяна вытащила воровку наружу и победно подняла вверх за шкирку. Глядите, люди добрые, кого поймала! Бедная киска закрыла глаза и прижала уши – должно быть, прощалась со своею жизнью (одной из девяти, конечно). Но все обошлось…

Кухарка еще пару раз ее шлепнула (не сильно, конечно, не садисты же мы), обидно ткнула мордой в мокрую тряпку (для назидания) и выкинула на улицу. Будешь знать, рыжая бестия, как воровать по чужим кухням! Чуть живая от страха и бесконечно униженная Муська понеслась к своему дому – зализывать раны и жаловаться на несправедливость жизни.

Татьяна в великолепном расположении духа вернулась на кухню. И тут к своему ужасу обнаружила, что, увлекшись погоней, совсем забыла про круассаны, которые поставила в духовку. И те, естественно, сгорели. Делать новые времени не было – Вера Александровна уже вышла к завтраку.

Пришлось бедной кухарке упасть в ноги к хозяйке и во всем повиниться. Вера Александровна и так была очень не в духе (плохо ночью спала), а тут еще это… В общем, дала себя волю, наорала на бедную Татьяну. Оттянулась, как говорится, по полной. Кухарка лишь жалобно всхлипывала и виновато мямлила: «Извините, Вера Александровна, больше не повторится».

Вдоволь наоравшись, Вера Александровна несколько успокоилась, но отсутствие любимых круассанчиков не самым лучшим образом сказалось на ее расположении духа. И тут еще вспомнила про вчерашнюю телеграмму…

…Которая пришла от Анюты Пеншиной, двоюродной племянницы покойного Никиты Андреича. Вера Александровна лишь раз в жизни (на своей свадьбе) видела эту худосочную родственницу – ничем абсолютно не примечательную. Ну, разве, только тем, что старалась угодить богатому дядюшке и преданно смотрела ему в рот.

Анечка жила вместе с матерью в каком-то Мухосранске, в самой глубине великой России. И, естественно, давно мечтала вырваться в столицу. Но пока не получалось – денег на переезд совсем не было. И откуда им было взяться – при папаше-алкоголике, нынче, слава Богу, покойном, и полунищей мамаше, получающей за работу копейки.

Анечка очень хотела перебраться в Москву – большой, красивый город, где открываются такие возможности… Прогуливаясь вечерами по своему Мухосранску, она с презрением взирала на своих бывших одноклассниц, которые сразу после школы выскочили замуж и катали уже по парку детские коляски. Они делали вид, что все их утраивает – мол, где родился, там и пригодился. Но самой себе Анечка этого не хотела: слава Богу, хватило ума отринуть домогательства местных донжуанов (все, как один, уроды и алкаши), закончить библиотечный колледж и пойти работать по специальности. Оклад, правда, оказался крошечный, но зато она могла с полным правом называть себя интеллигентной девушкой и свысока глядеть на бывших приятельниц, ужасно располневших и обабившихся…

Анечка завидовала тем своим подругам, которые не забоялись перемен, покинули отчий дом (да какой там дом – каморку в коммуналке или комнату в бараке), уехали в чванливую, надменную Москву и как-то пробились. Да, сначала им пришлось нелегко, не одну наволочку замочили горькими, солеными слезами, но все-таки более-менее устроились: нашли хорошую работу, перебрались со съемных углов на собственную жилплощадь, купленную в долгую рассрочку, и даже вышли замуж (представьте себе, девки!) за настоящих москвичей…

Анечка очень боялась большого города (хотя и мечтала о нем) и с ужасом слушала рассказы подружек, как тяжело им приходилось пробиваться: работать на рынке, морозить целыми днями задницу, а по ночам еще ублажать волосатого, чернявого хозяина… Не, это было решительно не для нее. Более того, скажу вам по секрету, Анюта в свои двадцать пять лет была еще девственницей…

Как это могло случиться, спросите вы, учитывая свободные (если не сказать больше) нравы в нашей провинции? Так я вам отвечу: все благодаря ее матери, Варваре Николаевне, женщине нравов простых и суровых. Та, промучившаяся всю жизнь с мужем-алкашом, очень не хотела, чтобы единственная дочь повторила ее судьбу: в семнадцать лет по залету выскочила замуж и всю жизнь терпела пьяницу, пока тот не помер. Варвара Николаевна воспитала Анечку в строгости – до свадьбы никому! А если уж давать, то человеку солидному, имеющему серьезные намерения. Чтобы потом непременно женился…

Но с замужеством у Анечки все не получалось. Парни, которые были поумней да побойчее, давно перебрались из Мухосранска в столицу и делали карьеру. Провинциалка Анечка им была не нужна – своих проблем хватает. А оставшиеся женихи ее совсем не устраивали… И ходила бы наша Анечка непристроенная еще много лет, если бы не внезапное письмо богатой московской тетушки.

Вера Александровна в минуту сентиментальности (накатывало на нее иногда) вспомнила о бедной родственнице и подумала: «А почему бы не пригласить Анечку пожить в доме? Девушка она, кажется, неплохая, тихая и скромная, станет хорошей компаньонкой. Можно будет ходить с ней по знакомым и говорить: «Это двоюродная племянница покойного мужа, Никиты Андреича. Он, козел, ей ни копейки не оставил, а я по доброте душевной ее пригрела и приласкала». А что, выглядит трогательно и даже благородно…»

Вот она и написала Анечке: «Почему бы тебе, дорогая племянница, не пожить у меня? Дом большой, места всем хватит. Глядишь, и жениха тебе подходящего найдем. Нечего тебе в Мухосранске киснуть, приезжай. Настоящую жизнь увидишь…»

Потом, по зрелому размышлению Вера Александровна решила, что сделала с письмом большую глупость, но было уже поздно – слово не воробей, тем более такое. Оставалась, правда, надежда, что Анечка испугается и не приедет, но нет – на сей раз она решила-таки перебраться в Москву, город греха и больших возможностей. То ли действительно ей до смерти надоело киснуть в своем Мухосранске, то ли очень уж замуж захотелось. Годы-то идут, и она отнюдь не молодеет… Короче, Анечка дала телеграмму: «Выезжаю, встречайте».

Пришлось Вере Александровне послать верного Геру на встречу, чтобы доставил племяннику с вокзала, и давать указание экономке Клавдии Васильевне – приготовить комнату, ту, самую маленькую, наверху. Знаю, что неудобная, но ничего, девка молодая, потерпит, не барыня. В жизни ничего так просто не дается, уж это она, Вера Александровна, точно знает – всего приходилось самой добиваться. И при этом часто терпеть разные неудобства и трудности… Так что пусть девица привыкает, пригодится в жизни.

Вот поэтому и покатил Гера с самого утра на вокзал, как выяснилось, навстречу своей судьбе…

…Которая предстала перед ним в виде маленького, черного, жалобно скулящего комочка. Герасим чуть было не раздавил его – чудом машину остановил. Тут надо пояснить: у Веры Александровны было два автомобиля. Первый, шикарный «бентли», предназначался чисто для понтов, на нем она выезжала в основном в свет. Второй, надежный «мерс», служил для работы. На нем Гера разъезжал по разным делам и на нем же он катил теперь в столицу. На одном из поворотов Гера заметил впереди что-то живое и копошащееся, резко дал по тормозам и, к счастью, успел остановиться – буквально в паре сантиметрах от комочка. Выскочил, поднял, поглядел. При ближайшем рассмотрении это оказался щенок – маленький, неуклюжий, нелепый. Если судить по экстерьеру – метис кого с кем-то, однако чрезвычайно милый и смешной. Такое иногда бывает: мама – дворняга, папа – вообще не пойми кто, а ребятенок красивый и умный. А вот у породистых родителей часто случается прямо наоборот: хоть с генами и все в порядке, а дети выходят – просто беда. Урод на уроде сидит и уродом же погоняет…

Герасим погладил щенка и задумался – как же с ним быть? Оставить у дороги – наверняка задавят, положить в кусты – бродячие собаки разорвут. Он же совсем маленький, ничего не может… Интересно, как он здесь очутился? Скорее всего, кто-то из машины выкинул, чтобы не возиться. Утопить сразу, пока был слепой, духу не хватило, вот и выбросили на дорогу – может, кто подберет? Но, скорее всего, кутенок погиб бы медленной, мучительной смертью…

Щенок почувствовал настроение Геры и, высунув розовый язычок, ловко лизнул его в щеку. Гера удивленно провел пальцами по влажной щеке и вдруг понял, что не может бросить его здесь, совесть не позволяет. Пусть Вера Александровна говорит что угодно, но он возьмет кутенка к себе. В крайнем случае, пристроит в хорошие руки. Чтобы был под приглядом и ни в чем не нуждался…

Гера положил щенка сзади под сиденье, наломал ему печенье (жуй, бедолага) и сел на свое место. Щенок благодарно захрустел вкусняшками. Гера удовлетворенно кивнул и поехал в Москву.

Глава третья

Как уже было сказано, день у Герасима не задался. Сначала лопнула шина – какой-то чудак обронил на выезде из поселка ржавую железку с острыми краями. А может, специально подложил – из мелкой, пакостной мести… Пришлось возвращаться, что, как известно, дурная примета. Только поменял камеру – глупая пролетная ворона капнула на блестящий капот белой, мерзкой жидкостью. Хотя некоторые считают, что это к удаче, но Герасим придерживался иного мнения – к непорядку, а он непорядок очень не любил. Наконец, все поменял, протер, почистил и покатил в сторону Москвы. И тут происшествие со щенком! Слава Богу, что успел затормозить и все обошлось… Но настроение было окончательно испорчено. Что за невезенье!

Гера битый час простоял у МКАДа, пытаясь въехать в донельзя переполненную столицу, и еще долго, нудно тащился по пробкам, добираясь до площади трех вокзалов. Город плавился от летней жары, как сырок на батарее, асфальт буквально прилипал к шинам, и над раскаленными от солнца улицами висело какое-то нехорошее марево. «Не к добру это, – решил Герасим, – ох, не к добру. Ливень сегодня будет». Значит – появятся гигантские пробки и заторы, ведь, как известно, в Москве любой дождь оборачивается катастрофой – вселенским потопом и Ноевыми ковчегами в виде автомобилей, медленно плывущих по залитым мутной жижей улицам.

Гера покружился у Комсомольской площади, пытаясь найти стоянку, но тщетно – все места были заняты ушлыми таксистами. В конце концов, плюнув на это дело, бросил «мерина» в ближайшем переулке – время уже поджимало. Отправился исполнять поручение хозяйки на своих двоих – так получалось быстрее.

Ярославский вокзал встретил Геру чемоданной суетой и неразберихой – понять, что, куда и во сколько прибывает, было совершенно невозможно. Наконец удалось узнать, что нужный поезд вот-вот подойдет к третьей платформе и что нумерация вагонов будет с конца. Интересно, вяло подумал Гера, помогла ли хоть одному человеку такая информация? Несмотря на все громко-хриплые объявления по вокзальному радио, встречающие все равно бегали, словно ошпаренные, вдоль перрона, пытаясь найти нужный вагон…

Гера суетиться не стал, справедливо полагая, что провинциалка Анечка побоится сама добираться до места и будет смирно сидеть его в купе. Так оно и вышло. Гера выждал, пока все пассажиры покинут вагон, и не спеша направился к четвертому купе. Где его ожидало худенькое, белобрысенькое, испуганное существо в стрекозиных очках на маленьком, остреньком носике. При ближайшем рассмотрении оно оказалось еще и почти безгрудым – видно, девушка пошла в дядю, Никиту Андреича, который телесной статью отнюдь не отличался.

«Я Аня, – пропищало существо и ухватилось за тяжеленный чемодан, пытаясь стащить его с верхней полки. Гера, как истинный джентльмен, помог ей и понес девичьи пожитки к выходу. Анечка с двумя сумками наперевес поспешила следом. В ее торбах что-то подозрительно звякало и звенело. Герасим покосился, и Анечка поспешно пояснила: «Компоты и соленья, мама с собой дала. Вам в подарок. Сами делали! У вас, небось, таких в Москве и нету…»

Гера мысленно пожал плечами – нашла, что тащить из своего Мухосранска. Были бы деньги, а у нас в Москве все найдется. Хоть клубника в январе, хоть снег летом. Не вопрос – любой каприз за ваши деньги. Гера шел по площади, легко раздвигая людскую суету – словно ледокол «Ленин» арктические льды. Худенькая Анечка держалась в кильватере, стараясь не отстать. Но утренние неприятности продолжались…

На одном из поворотов на бедную провинциалку налетела бабища со здоровой сумкой-тележкой. Девушка как-то оказалась у нее на пути, и ее буквально смели с дороги. При этом стопудовая бабища (о таких говорят – поперек себя шире) не только не извинилась, а еще недовольно буркнула: «Гляди, куда прешь, дура очкастая!» Анечка больно стукнулась о выступ стены и стеклянные банки жалобно зазвенели. На асфальт потекла соленая, пахучая жидкость… Судя по характерному аромату – огуречный рассол.

Слезы выступили на глазах у бедной Анечки – везла-везла, почти до самого дома доставила, и на тебе! Разбила. Что теперь дарить любимой тетушке? Вот горе-то! Бабища же, видя слезное расстройство провинциалки, разошлась еще сильнее – уперла руки в боки и начала прилюдно поливать ее всякими гнусными словами, общий смысл которых сводился к двум известным сентенциям – «дура очкастая» и «понаехали тут».

Аня готова была провалиться от позора сквозь землю – только прибыла, и уже попала в историю! Что подумают о ней люди? Например, симпатичный Герасим… Девушка была почти в полуобморочном состоянии. В воздухе пахло скандалом, и вокруг стали собираться зеваки, охочие до дармового представления. Они с интересом наблюдали за тем, как бабища чихвостит бедную провинциалку, и даже подначивали – давай ее!

Гера затормозил и решил вмешаться. Во-первых, он не любил скандалы, а во-вторых, ему стало жалко Анечку. Чего это бабища к ней привязалась? Самой надо смотреть, куда прешь, тем более с такой сумищей, которую впору назвать амбаром на колесах. Гера подошел к Анечке, взял из ее рук протекшую котомку и молча сунул бабище в руки. Та инстинктивно прижала сумку к себе, сработал вековой рефлекс советского человека: дают – бери. А Гера подхватил почти бесчувственную Анечку и быстро поволок прочь. Он уже знал, что будет.

И не ошибся: вдогонку им несся истошный бабий крик, очень похожий на вопль раненного в джунглях слона (даже скорее целого стада слонов). Мерзкая тетка наконец сообразила, что ей всучили, но было уже поздно – любимое платье окончательно и бесповоротно пропиталось пахучей жижей.

И поделом ей, грубой и наглой бабе! Забыла, небось, как почти сорок лет тому назад сама таким же ранним летним утром прибыла в столицу, сжимая в руках фанерный чемоданчик с нехитрым барахлом и сумку с домашней провизией? Как испуганно озиралась вокруг, пугаясь городской суеты и многолюдства, дрожала, словно маленький зверек, оказавшийся посреди шумной городской улицы… Ее-то саму никто не встречал, не привечал – кому она нужна, Дунька из какого-то Зажопинска…

Пришлось одной добираться до окраинного района, где жили такие же, как она, лимитчицы – малярши, штукатурщицы, плиточницы, которых выписали из провинции с одной целью: строить для москвичей новые дома, выполнять решение партии и правительства по переселению горожан из бараков и коммуналок в новые хрущевки.

Запамятовали, небось, Авдотья Павловна, как долго теснились в одной общажной комнате с пятью своими подругами, как горбатились с утра до ночи на холодном ветру, под снегом и дождем, стараясь сдать очередную новостройку к праздникам, чтобы получить премию? Не помните, небось, как бегали в единственном приличном платье по воскресеньям на танцульки? Хотя до смерти хотелось просто выспаться… Как мечтали подцепить хоть какого-нибудь, хоть самого завалящего, но московского женишка?

И подцепили-таки – на свою голову. Точнее, на шею. Прописались к мужу в коммуналку и потащили на себе все его семейство. Долго терпели этого неудачника, не умеющего ни работать, ни в постели удовольствия доставить, пока не помер он от проклятой водки. Пришлось тогда вам самой поднимать двоих детей, Машку да Мишку. От свекрови, вредной и злой Лидии Дмитриевны, помощи никакой не было – только губы тонкие презрительно поджимала и морду кривила: «Сама давай крутись, лимита поганая, для того тебя и в семью взяли!» И еще за сестрой мужниной, Ленкой, инвалидкой убогой, ухаживать приходилось, но та хоть благодарной была, спасибо всегда говорила…

Забыли, уважаемая Авдотья Павловна, как долго терпели и молчали, пока не получили наконец квартирку на самой окраине города, у нефтеперерабатывающего завода, от которого круглый год плыла по округе жуткая, невыносимая вонь? Не вздохнуть, ни охнуть… Какая там, на фиг, экология – тогда и слова такого не знали. Жили и радовались, что хоть такая квартирка досталась… И ведь счастливы были, чуть не в пляс пускались: свое жилье, отдельное!

Только тогда смогли наконец вздохнуть свободно и почувствовать себя настоящей москвичкой… Со временем устроились на хорошее место, заработали пенсию и целиком посвятили себя любимому делу – своим шести соткам. Где и выращиваете все, что только может расти в нашем климате. К старости раздобрели, разъелись, стали в себе уверенной и даже наглой, уже свысока посматривали на тощих, голоногих провинциалок, приезжающих в столицу за призрачным счастьем. Жизнь, как говорится, удалась. И тут на тебе – испорченное платье, за которое заплачено, между прочим, немало. Что за невезуха!

Герасим между тем дотащил Анечку до «мерина», усадил на заднее сиденье и сунул в руки женский журнал – читай, отдыхай, приходи в себя. «Ой, кто это тут?» – немедленно раздалось из салона. Герасим обернулся: щенок дружелюбно обнюхивал новую знакомую. Особенно ему понравился аромат огуречного рассола, исходивший от тряпичных туфель…

– Это Кутя, – церемонно представил щенка Гера, – подобрал на дороге.

– Ах, какой миленький, хорошенький, – запищала Анюта и стала тискать симпатичного щенка.

Тот не возражал – приятно, когда тебя ласкают. Так они и поехали – Герасим шоферил, а Анечка забавлялась живой игрушкой. И уже, кажется, почти позабыла о том досадном недоразумении, которое приключилось с ней на вокзале. Лишь ее туфли подозрительно пахли…

Вера Александровна к щенку отнеслась благосклонно – пусть живет! Не объест, чай, а всё будет ей развлечение. Госпожа Пеншина вообще-то животных не любила, ни мурок, ни собачек, ни даже рыбок у себя в особняке не держала, но тут смилостивилась. То ли настроение к вечеру улучшилось, то ли жалостливый вид щенка на нее так подействовал…

Спросила лишь у Герасима: «А почему ты его Кутей назвал?»

– Маленький еще, кутенок, – ответил тот, – к тому же неизвестно еще, кто это – он или она. А так и туда, и сюда можно.

Половая принадлежность щенка была тут же исследована и достоверно установлена. Выяснилось, что это кобелек. Что же, еще лучше, решил Гера, не придется с приплодом возиться. Мужик, как известно, гуляет на стороне и там же свой грех оставляет, а баба все домой тащит…

Анечку Вера Александровна внимательно осмотрела и сочла – неловка, необщительна, некрасива, пристроить замуж – проблема будет. Хотя, с другой стороны, может, так даже лучше. Тиха, смирна, неказиста – ну, и прекрасно. В общем, к племяннице она тоже отнеслась благосклонно.

Кутю отнесли на кухню – поближе к еде, а гостье отвели комнату наверху, под самой крышей. Подальше от спальни хозяйки. Вера Александровна не любила, когда в доме кто-то живет чужой (кроме Геры, разумеется), а потому всех работников селила отдельно или вообще брала лишь приходящих. Повариха Татьяна и экономка Клавдия Васильевна обитали в поселке для прислуги, так называемой Жуковке-два, а садовник Степан – в маленьком домике на краю участка.

О Степане следует сказать особо. Он был мужик уже немолодой, серьезный, и, как и многие у нас на Руси, сильно пьющий. Достался Вере Александровне также по наследству, вместе с особняком. Но, в отличие от Герасима, каких-то особых чувств (или просто симпатии) к нему она не испытывала. Однако и выгонять не стала – пусть живет и за садом ухаживает, а заодно и сторожем послужит…

Степан попытался было занять освободившееся место под бочком богатой вдовы, но тут же получил отлуп – обмылки ей, женщине со вкусом, не нужны. То ли дело – милый Гера, и лицом хорошо, и телом… Степка со своей участью смирился, но горькую обиду затаил. Он смертельно завидовал Герасиму – жил с хозяйкой и пользовался всеми благами любовника, катался, как сыр в масле. Свою обиду Степка часто заливал водкой, но меру знал и лишнего себе не позволял. Потому его и держали…

Пил Степан в основном вечерами, после работы, у себя в домике. Вера Александровна поселила его на краю участка – чтобы глаза не мозолил, но все же был под рукой (вдруг понадобится?). В особняк его не пускали, и Степка напоминал дворового пса – обитал в конуре и сторожил хозяйский дом. У него были простые и понятные обязанности: следить за садом, подметать дорожки, чистить бассейн и бдить по ночам. Что было несложно: спал Степка чутко и часто выходил ночью на крыльцо подымить – курильщик он был страстный.

Одно время Степка пытался пристрастить к попойкам и Герасима, но тот решительно отказался. Гера вообще спиртное не особо любил, если и пил, то только вино (один-два бокала, не больше) или хорошее пиво (в особо жаркие дни). Степан же квасил постоянно: обычно вечером ставил перед собой бутылку, нарезал закуску, включал телевизор и сидел глубокой ночи, просматривая программы. Время от времени он выходил на крыльцо покурить – полагал, что на свежем воздухе сигарета кажется вкуснее. Тоже был любителем, в своем роде. А утром, хмурый и небритый, принимался за свои ежедневные дела – убирал, чистил, копал, сажал, обрезал и так далее. Зато днем мог позволить себе немного покемарить в домике – после обеда, когда все тоже спали. Этим он компенсировал свое ночное бдение.

Другие работницы Веры Александровны, кухарка Татьяна и Клавдия Васильевна, жили в квартирах в Жуковке-два. Несколько кирпичных пятиэтажек построили в советские годы для обслуги министерского санатория «Бор». Повара, горничные, уборщики и прочий персонал должны были жить рядом с важным правительственным объектом (но за его территорией) и обеспечивать хороший отдых министерским чиновникам. Вот так Татьяна и Клавдия Васильевна и получили свою площадь. В бурные девяностые санаторий продали, и на его месте стали появляться частные особняки, в которых поселились новые хозяева жизни, очень влиятельные и богатые люди…

Обслуживающий персонал бывшего санатория быстро перешел на работу к новым хозяевам. И очень тому радовался – а то сидели бы без зарплаты, как многие в соседних подмосковных городах и поселках. А теперь и служба имелась, и деньги платили. И главное – не надо было каждый день кататься в Москву: вставать в пять часов утра, бежать на первую электричку, сорок минут стоять на одной ноге в переполненном вагоне, а потом еще полчаса давиться в метро. Вечером же – то же самое, но в обратном направлении. И еще надо было успеть в магазин, чтобы купить что-то на ужин, а то в поселковом супермаркете цены такие…

А что вы хотите: «вторая Жуковка» вскоре тоже стала достаточно привлекательным местом. Ее обитателям не раз предлагали продать или обменять халупы-развалюшки на что-то другое, перебраться в более дешевые (и более отдаленные) места. Кто-то соглашался, позарившись на немалые (по здешним меркам) деньги, кто-то – нет. Большинство крепко держались за свои метры, понимали их ценность. Продашь – и все, другого такого шанса выбиться в люди (пусть даже не у тебя самого, а у твоих детей) уже не будет. Уехали же в основном местные алкаши, которым было все равно, где пить, было бы на что… А остались – люди трезвые и работящие, верившие в новые возможности.

Да, приходилось ломать себя, угождать новым хозяевам, часто кланяться, но что поделаешь? Тут либо деньги, либо собственная гордость. Бывшие сотрудники министерского санатория благоразумно выбрали первое – пусть унизительно, зато сытно. А гордая голытьба – вот она, под забором валяется, пьяная в стельку. Хочешь быть таким? Вперед и с песней! Нет? Тогда молчи и кланяйся. Но если правильно выбрать время и подойти к хозяину… Можно кое-что попросить – для детей. Например, чтобы взяли сына или дочку в хорошую фирму, на приличную работу, денежную и чистую. Тогда сынок, глядишь, со временем сам в люди выбьется, свое дело откроет, а дочка богатого мужа найдет…

Вот так и жили Жуковки – одна для хозяев, другая – для обслуги. Как сказал известный советский политобозреватель, «два мира – два Шапиро».

Глава четвертая

Появление Анечки внесло в жизнь Веры Александровны приятное разнообразие. Во-первых, появился повод чаще бывать в свете – чтобы представлять бедную родственницу: «Это Анечка, племянница покойного Никиты Андреича. Да-да, та самая, из провинции. А что вы хотите? Там тоже жизнь есть, хотя и говорят, что за МКАДом ее не бывает… Ой, ничего не знает, ничего не умеет, всему учить приходится! Но что поделаешь – все-таки близкий человек, хотя и не родная кровь…»

В глазах знакомых Вера Александровна стала выглядеть благородно и даже несколько страдательно – пригрела бедную девочку, взвалила на свои плечи (отнюдь не хилые, однако) дополнительную обузу. И приодела ее, и приобула, и к стилисту сводила… А это такие деньги!

В вопросах гардероба, кстати, Анечка проявила вкус и придирчивость – носила только то, что сейчас модно, писк сезона. Никаких старых, прошлогодних вещей, Боже упаси! Дорогими и яркими шмотками она компенсировала свою серость и невзрачность. Впрочем, фигурка у Анечки оказалась отменной, и большинство вещей смотрелось на ней превосходно. В итоге, после долгого выбора бедная провинциалочка стала выглядеть очень даже неплохо, стильно. По крайней мере, лохушность ее уже не так бросалась в глаза. Правильно говорят – одень пень, березкой покажется.

Во-вторых, Вера Александровна приобрела в лице Анюты задушевную собеседницу и компаньонку: теперь можно делиться с кем-то самым сокровенным, изливать, так сказать, душу, не опасаться, что интимные подробности попадут к ушлым журналистам, которые так и рыскали вокруг Жуковки, пытаясь выведать (точнее – вынюхать) нечто скандальное. Например, что красавица-дочка известного олигарха – беспробудная пьяница и уже несколько раз лежала в частных клиниках, да все без толку – от пагубного пристрастия так и не излечилась. Или что супруга немолодого уже металлургического магната – настоящая нимфоманка, обожает съемных мальчиков и проводит с ними почти все время, довольно щедро оплачивая их услуги…

Все эти подробности потом густым потоком лились со страниц «желтых» изданий, вызывая дикую злобу и нервную истерику у тех, о ком говорилось и писалось. Впрочем, следует сказать, что обитатели Жуковки часто сами «сливали» скандальную информацию, дабы лишний раз засветиться в прессе. Чтобы обязательно – на первой полосе, крупным планом, во всю морду лица. Любой пиар, как говорили, хорош, кроме некролога. Светские львы (и особенно львицы) знали, что без газет (пусть даже самых «желтых» и дурно пахнущих) нынче никак, не будет тебе ни славы, ни известности. Хочешь, чтобы о тебе говорили, давай поводы. Тогда твоя красиво отфотошопенная мордочка станет регулярно появляться на обложках глянцевых журналов…

Вера Александровна такими дурными приемами не пользовалась. О ней и так много сплетен и слухов ходило, лишние скандалы ей были ни к чему. Госпожа Пеншина не совсем вписывалась в местное светское общество, стояла особняком. Обитатели элитного поселка считали ее грубой бабой, хабалкой, но под ее горячую руку старались не попадаться. В плохом настроении Вера Александровна могла запросто послать любого далеко и надолго, невзирая на чины и звания. Отправить, так сказать, в пеший эротический поход. Поэтому и связываться с ней не хотели… Состояние позволяло нашей героине смотреть на всех свысока и жить так, как ей хочется. Впрочем, Вера Александровна старалась все же не нарушать местные законы, гласные и негласные…

Однако вернемся к Анечке. Приодетая и приобутая, она наконец приготовилась к следующему шагу – замужеству. Да вот беда: за душой не было ни гроша, и об этом знали все. А потому мальчики из хороших семей на нее даже не смотрели, а уж красавчики-альфончики – тем более. Увы, в наше подлое время без денег – никак, даже в любви…

Анечка очень переживала по этому поводу, но вида не подавала, прекрасно понимая, что в ее положении скулить и жаловаться глупо. Надо жить и надеяться – может, улыбнется счастье, встретит она своего принца на белом «мерине». Главное в этом деле – не зевать, первой схватить и никому не отдавать. А если богатого жениха не найдется, то можно воспользоваться и более простым, так сказать, бюджетным вариантом. Принцев, к сожалению, на всех Золушек не хватает…

Вера Александровна таскала племянницу с собою, на все светские рауты, и ее всегда сопровождал Герасим. Он привозил «девушек» на место и терпеливо ждал, когда они вернутся. Сам он на эти рауты не ходил. Во-первых, был человеком абсолютно не тусовочным, а во-вторых, не хотел чувствовать себя скованно, не в своей тарелке. Кто он, если разобраться? Шофер, наемный работник, вот и должен знать свое место.

Во время ожидания Гера общался с такими же, как он, водителями, и среди них он чувствовал себя нормально, как равный. Гера даже обедал вместе с ними (если, конечно, кормили), хотя на правах официального любовника Веры Александровны мог бы питаться и в зале. Но не хотел.

Теперь вернемся к другому нашему персонажу, Куте. За пару месяцев он вырос и превратился из нескладного заморыша в холеного кобелька, проворного и игривого. Кутя обожал своего хозяина и доброжелательно относился ко всем прочим обитателям особняка. Вот только со Степкой у него отношения не сложились – видимо, чувствовал, что тот завидует Гере и тайно желает зла. Собаки, в отличие от людей, все прекрасно понимают…

Герасим держал Кутю в гараже – соорудил для него что-то вроде конуры. В парадные комнаты его не пускал – боялся, что наделает лужу на паркете или, не дай Бог, оставит кучу на дорогих персидских коврах, устилавших гостиную. Тогда все – беды не оберешься. Вера Александровна часто бывала по утрам не в духе, а уж при таких обстоятельствах…

Гера отлично помнил, как соседский кот Васька, мучимый половым вопросом, устроил под окнами особняка концерт, призывая на свидание окрестных мурок, и его нестерпимое мяуканье так разозлило Веру Александровну, что она устроила на него настоящую охоту. К операции были привлечены все имеющиеся силы, а именно – садовник Степан, кухарка Татьяна и, конечно, верный Герасим. В результате слаженных и быстрых действий наглый нарушитель покоя был примерно наказан – Вера Александровна обрушила на его спину всю тяжесть дворницкой метлы. И не один раз… А потом лично погнала ошалевшего от ужаса Ваську с участка. Поэтому Гера, зная вспыльчивый характер и тяжелую руку хозяйки, решил держать Кутю подальше. Во избежание, так сказать.

Он лично ухаживал за Кутей: гладил, расчесывал, кормил и даже купал, на свои деньги приобрел для него кожаный ошейник и отличный поводок, длинный и мягкий. Щенка старались за ворота не выпускать – вдруг убежит и потеряется? Была еще одна опасность – могли украсть. Кутя вырос очень красивый – черная, гладкая шерстка, карие, чрезвычайно выразительные глаза… Загляденье, а не собачка! Местные алкаши спокойно могли спереть и продать в соседнем дачном поселке, там купили бы – очаровательная живая игрушка для детей! А потом ищи-свищи бедного Кутю, доказывай, что и как…

Гера души не чаял в своем питомце, и тот платил ему самой искренней и преданной дружбой. Кухарка Татьяна тоже считала своим святым долгом позаботиться о несмышленыше, подкормить его. Причем всегда выходило так, что Куте доставались лучшие, лакомые куски. Щенок быстро отъелся и покруглел, и это, надо сказать, ему очень шло – стал еще милее и забавней. Так и хотелось прижать и потискать!

Кутя быстро разобрался с соседской Муськой. Когда мерзкая кошка в очередной раз появилась возле кухни, намереваясь самым подлым образом что-нибудь украсть, он вылетел из кустов и решительно пошел в атаку. Муська, не ожидавшая нападения, мгновенно взлетела на дерево. Где сидела и жалобно мяукала… Отогнать Кутю было некому: Герасим повез Веру Александровну и Анечку на светский раут, а Татьяна, наблюдавшая за всем этим из кухни, решила не вмешиваться – пусть подлая кошка знает, как красть! Щенок бегал вокруг дерева, не давая Муське спуститься, и та страдальчески орала на ветке. В конце концов, приехал Герасим. Он оттащил Кутю в гараж, и Муська получила возможность спастись. Что немедленно и сделала. После этого она уже никогда не появлялась у особняка, справедливо полагая, что самая вкусная еда не стоит того, что чтобы рисковать ради нее своей шкурой.

И еще одно обстоятельство стоило бы отметить. Садовник Степан при появлении Анечки также заметно изменился: начал меньше пить и даже принарядился – нашел новую рубашку и галстук. Мол, он тоже ничего, мужик в самом расцвете сил. И не такой уж старый, если разобраться. А что не Ален Делон внешне – так это жизнь такая. Она, подлая, во всем виновата. Степка старался чаше попадаться Анне на глаза, благо, сделать это было несложно – та любила гулять в саду. При каждом удобном случае Степан заводил с девушкой умный разговор и делал прозрачные намеки. Типа, человек он положительный, работящий, вот только с личной жизнью не сложилось… А так хочется жениться, иметь семью и домашний уют! Уж он бы свою супругу любил, лелеял, носил бы на руках. Окружил бы, так сказать, заботой и вниманием…

Расчет Степки был прост, как три копейки: не вышло с Верой Александровной, нужно попробовать с племянницей. Пусть она сейчас бедная, но надо видеть перспективу. Вера Александровна наверняка не будет возражать, если он посватается к Анечке, и еще даст денег на свадьбу и приданое. А после свадьбы устроит его на хорошее место. Все-таки будет уже членом семьи, неприлично держать в садовниках…

Степан очень хотел получить новую, солидную должность. Полтинник, считай, разменял, а все в садовниках, надоело! Хватит уже быть в прислугах, хочется самому стать хозяином, иметь и положение в обществе, и офис с длинноногой красоткой-секретаршей… И Вера Александровна все это ему устроит – как родному человеку. Нужно лишь захомутать эту дуру Анютку, жениться и сразу заделать ей ребенка, чтобы больше уже не рыпалась. И тогда все будет тип-топ.

Вера Александровна к бэбику наверняка расчувствуется (своих-то детей нет), будет для него второй матерью (или бабушкой – как захочет), окружит заботой и вниманием. Стареющие тетки – такие сентиментальные! И пусть тешится, играет, жалко, что ли? Лишь бы денег давала. А потом, через несколько лет, можно намекнуть ей, что пора бы завещать все состояние Анютке и ее ребенку, как главным наследникам. И после смерти Веры Александровны всё достанется ему… Вот тогда он развернется, разгуляется, покажет всем, кто такой Степан!

Такие сладкие мысли были у нашего садовника. Весьма понятные, надо сказать. Только одна беда – с женитьбой все никак не получалось. Анечка гулять по саду любила, но разговоров со Степаном не поддерживала, ограничиваясь лишь вежливыми фразами. Будучи девушкой умной, она прекрасно понимала, куда клонит Степан, и подыгрывать ему не хотела. Стать женой какого-то садовника? Увольте, не за этим она ехала в Москву. Здесь можно найти женишка и поприличней. А таких обмылков, как Степка, и у них навалом, цена им – пятачок за пучок. И то в базарный день…

Анюта ухаживания Степана в упор не замечала и прозрачные намеки игнорировала. Чем приводила в злобное настроение. «Ну, погоди, краля, – думал он, – уж я тебя! Дай только жениться. Отольются тогда кошке мышкины слезки, за всё ответишь – и за унижения мои, и за вынужденное холопство…»

Глава пятая

Обстоятельство это заключалось в том, что Гера с некоторых пор стал уделять ей все больше и больше внимания.

Он и сам не понимал, почему его так и тянет к этой девушке. Внешне Анюта, как уже мы говорили, была так себе, ни рыба ни мясо – даже при наличии хорошей фигуры. Но имелось в ней что-то такое – доброе, нежное, беззащитное… Герасим очень хотел взять ее под крыло, прижать, согреть, приласкать. На худой конец – просто по голове погладить. Сама ее фигурка, худенькая, стройненькая, вызывала у него жалость, особенно в сравнении с фундаментальными телесами Веры Александровны. Вот ее-то точно нельзя было приголубить. Разве что по просьбе и разрешению, да и то – очень осторожно и бережно…

Ухаживания за Анечкой со стороны Герасима казались почти незаметными. И неосознанными даже для него самого – то руку подаст, то поможет тяжелые сумки до дома дотащить (Анюта часто ездила с ним в супермаркеты), то еще какие-нибудь мелочи. Это воспринималось всеми как обычная вежливость: Гера точно так же заботился и о других обитательницах особняка. Мужчина все-таки…

Но потом все стали замечать (а у женщин, как известно, на это глаз наметанный, да и ушки на правильном месте), что Гера проводит с Анечкой все больше и больше времени. Развлекает ее по утрам (пока Вера Александровна приводит себя в порядок), сидит вместе с ней у телевизора, просматривая сериалы (что для мужика – вообще подвиг), составляет компанию во время неспешных прогулок по саду…

Последнее, кстати, ужасно раздражало и злило Степку – он считал сад чем-то вроде своей вотчины и полагал там себя полным хозяином (после Веры Александровны, конечно). Следовательно, Анечка, гуляющая по аккуратно подметенным тропинкам, тоже была как бы его. А тут Герасим, который ужасно мешал правильно окучивать Анюту: то замечание обидное сделает – дорожки, мол, плохо подметены, Вера Александровна будет недовольна, то на запах изо рта укажет – несет от тебя, Степка, как из винной бочки. Такое – и при Анечке! Какое, спрашивается, его дело? Он что, здесь главный? Нет, ясен пень! Вот и не выделывайся. А с Верой Александровной он уж сам как-нибудь разберется. Когда родственником станет…

Кстати, о Вере Александровне. В последнее время она чувствовала себя неважно (в основном – по женской части) и не зазывала Геру в постель. Тот особо и не настаивал – спокойно спал у себя в комнате (у него с Верой Александровной были разные спальни). Ему все больше и больше нравилась Анюта. Хотя и не было у нее выдающихся (в прямом смысле слова) прелестей, как у Веры Александровны, зато имелись другие…

Кухарка Татьяна первая заметила повышенное Герасима внимание к Анечке и по доброте душевной решила предупредить:

– Смотри, парень, не туда смотришь. Вера Александровна – добрая женщина, отходчивая, но такого безобразия у себя в доме точно не потерпит. Достанется и тебе, и твоей Анютке. Ну, ладно, ты мужик, выкрутишься как-нибудь, не пропадешь, а она? Куда ей деваться? Обратно в Мухосранск, да еще с позором? Нет, Гера, поосторожнее давай, и Аньку пожалей, и себя тоже. Такого хорошего места, как здесь, ты нигде не найдешь.

– Ты о чем? – удивленно поднял брови Герасим.

– Да все о том же, – ехидно усмехнулась Татьяна, – что с Анютки глаз не сводишь. Не дай Бог, донесет кто Вере Александровне – мол, наш Гера на Аньку запал. Хотя бы Степка – он на тебя давно зуб имеет, и пребольшущий. С тех самых пор, как ты его обошел и первым под бочок к хозяйке залез. А теперь и Анюту у него отбиваешь. Степка легко настучать может, он мужик завистливый, злопамятный. Ох, опасные шутки ты затеял, Гера, опасные! Нашепчет Степан Вере Александровне гадости про тебя, она, не дай Бог, рассердится и выставит вас обоих за дверь. Пинком под зад… И куда тогда? На улицу? На вокзал? Подумай, Гера: и себя погубишь, и Анютку. Да и нам, бедным, достанется – за компанию, так сказать…

Гера небрежно отмахнулся:

– Глупости ты говоришь, Татьяна. У меня к Анне лишь дружеские чувства.

– Ага, оно и видно, – хмыкнула кухарка, – такие дружеские, что из штанов выпирают, когда ты на нее смотришь. И морда при этом такая сладкая делается, будто пряник жуешь. Не вовремя ты, Гера, в любовь ударился!

Герасим отшутился и забыл про разговор, но он имел продолжение. Татьяна позвала на помощь Клавдию Васильевну, женщину умную, опытную, и они вместе пошли к Анечке – поговорить. Разузнать, что и как. Анюта честно призналась, что Гера ей нравится (чего скрывать – мужик видный, красивый), но добавила, что прекрасно понимает сложность ситуации: любые ее телодвижения будут восприняты неправильно. Более того, поставят их обоих в затруднительное положение. Вдруг тетушка действительно выгонит из дома?

Ладно, допустим, они с Герой все же поженятся – почему бы нет, раз любят друг друга, но как дальше жить? У него в Москве своей жилплощади нет, у нее – тем более. Конечно, можно квартиру снимать, благо, сейчас с этим не проблема, но требуются деньги. Аренда жилья стоит дорого, значит, нужна хорошая работа. А где ее найти? В Жуковке Геру точно никуда не возьмут, придется ему служить на стороне. И, скорее всего, простым охранником в магазине или офисе. Но зарплаты там совсем большие… Одному Гере, может, и хватило бы, но их-то будет двое, а то и трое…

На ее оклад рассчитывать вообще не приходится – библиотекарям у нас традиционно платят мало. Значит, на всем экономить и во всем себе отказывать? С милым, конечно, рай и в шалаше, но… Снова быть нищей, жить на копейки? Нет уж, спасибо!

В это время в особняке появилась еще одна фигура – мастер-электрик Григорий. Дело в том, что в доме имелась финская сауна, которую Вера Александровна очень любила. Она считала (и не без основания), что сухой пар весьма полезен для телесного здоровья, вот и пользовалась ею регулярно. На участке, конечно, была и русская баня, но Вера Александровна парилась там редко – почему-то не особо любила традиционную национальную забаву. А вот финскую баню просто обожала.

Особенно зимой, когда можно выскакивать из обжигающей парной (благо, сауна была на первом этаже) прямо в холодный, обжигающий снег. Как здорово плюхнуться с разбега горячим телом в сугроб, ощутить острое, приятное покалывание по всей коже, как будто в тебя впиваются тысячи иголочек… А потом – снова в парную, к раскаленному, пышущему красным жаром камину. Плеснуть на черные, тяжелые камни немного водички (совсем чуть-чуть) и сидеть, млеть, истекать приятным, горячим потом. А затем – снова в снег! С визгом, криком и блаженными стонами…

Парилась Вера Александровна обычно вечером, когда было уже совсем темно, а то весь поселок сбежался бы посмотреть на это чудо чудное, на это дармовое представление. После которого все заморские эротические фильмы (да и наши тоже) покажутся пошлой халтурой. Вера Александровна, как положено, сидела в бане нагишом и наружу выскакивала, естественно, в костюме Евы… Компанию ей составляла Татьяна – тоже любительница сухого, горячего пара. Правда, выскакивать голой на улицу она стеснялась – застенчиво прикрывала интимные места простынкой. Над чем Вера Александровна неизменно потешалась:

– Чего прячешь-то там, Танька? Думаешь, мужики голую бабу никогда не видели? А ежели и не видели, то пусть посмотрят, жалко тебе, что ли? Слава Богу, нам с тобой есть что показать!

– Да неудобно как-то, Вера Александровна, – смущенно лепетала Татьяна, – соберутся эти кобелюги и будут ржать. И еще пальцем показывать – смотрите, кино бесплатное!

– Ну и пусть ржут, – пожимала плечами Вера Александровна, – нам-то что с тобой? Небось, не убудет. Давай, Танька, раздевайся. Что там у тебя, не как у всех, что ли? Не вдоль, а поперек, а?

И заливалась громким, веселым смехом. Татьяна заискивающе хихикала, но все-таки прикрывалась простынкой. А потом, после парной, они вместе сидели на кухне, пили чай с малиновым вареньем и булочками. Разговаривали, сплетничали, перемывали косточки своим знакомым. Эх, не жизнь, а сказка!

Геру к этим банным процедурам не допускали – мол, это наша, бабская забава, а ты, милый, если хочешь, парься отдельно, чуть позже. Чтобы нас не смущать и беседам нашим не мешать. Должны же быть у девушек свои секреты? Зато после, в постели, распаренная, разгоряченная Вера Александровна устраивала для Геры настоящую ночь любви – долгий секс-марафон с криками и стонами…

Но вернемся к сауне. Камин, который, собственно, и создавал весь этот комфорт, неожиданно сломался. Точнее, что-то там внутри коротнуло, что-то загорелось, задымилось… Срочно вызвали электрика, и из поселковой конторы прислали Григория – молодого, толкового парня. Тот не только быстро устранил неисправности, но сумел понравиться всем обитательницам особняка – Татьяне, Клавдии Васильевне и даже Вере Александровне. А еще он начал ухаживать за Анечкой. Причем делал это напористо и даже нагло.

Имел право! Парень-то молодой, холостой, но уже с профессией и деньгами. Руки, слава Богу, у него из нужного места росли, дело свое знает. У Гришки даже была своя жилплощадь – небольшая квартирка во «второй Жуковке», купленная по случаю у одного алкаша. А это, согласитесь, очень важно – есть куда привести молодую супругу.

Гришка со всех сторон был человеком положительным: пил мало, курил умеренно, за девками почти не бегал. И еще бережлив, хозяйственен – все домой, все в норку. В общем, не жених, а золото – для тех, кто в этом деле понимает, конечно. Если разобраться, то для Анечки – самое оно, как говорится, второй сапог от пары.

Три года назад Гришка перебрался из своего провинциального Урюпинска в Московскую область, устроился по знакомству (спасибо армейскому товарищу – порекомендовал) электриком в элитную Жуковку. Пообтерся, обжился, втянулся в работу. Его товарищ служил охранником в поселке, собственно, он и подсказал Гришке – обрати-ка ты, брат, внимание на Анечку, племянницу Веры Александровны. Отличная партия! А тут и удобный случай познакомиться подвернулся…

Гриша после починки с удовольствием принял предложение Татьяны попить на кухне чаю. К ним присоединилась Клавдия Васильевна – большая любительница посплетничать. Гриша прихлебывал ароматный напиток, ел вкусные булочки, слушал, о чем говорят женщины, и наматывал себе на ус.

Он быстро понял, что и Герасим, и Степка ему не конкуренты. Первый – любовник хозяйки, следовательно, претендовать на Анечку не может, а второй – жалкий огрызок, вообще не мужик. Значит, вне игры. И сделал правильный вывод – можно идти в атаку на девушку, формальных препятствий нет. Так он и поступил – ринулся на покорение Анечки. Он не только многое узнал о ней, но успел даже с ней поболтать. А уж язык у него, надо сказать, подвешен хорошо… Да и внешне Гришка был тоже вполне себе ничего – не красавец, конечно, но стройный, подтянутый, высокий. К тому же всегда улыбчивый, веселый, работящий – чем не жених?

Анечка Гришке очень понравилась: не противная, не кривит тонкие губы, капризно требуя то того, то сего, как некоторые московские фифы. Простая девушка, понятная, к тому же – уже двадцать пять лет, значит, особо выкаблучиваться не станет, замуж пойдет. И с радостью! Можно смело звать в ЗАГС: белое платье, лимузины, пластмассовые пупсы на капотах… А после свадьбы на подаренные деньги он откроет свое дело – автосалон. И займется своим бизнесом…

Гриша начал часто бывать в особняке – то камин проверит (не дымит ли?), то проводку посмотрит, то еще чего. И все время старался хоть немного поболтать с Анечкой, завлечь ее в свои сети. То с одной стороны зайдет, то с другой, то так попробует, то эдак… Но девушка стойко держалась.

Несмотря на весь Гришкин напор (штурм и ярость!), Анюта не спешила принимать его предложение. Нет, конечно, он ей нравился, парень симпатичный и даже с деньгами… Но ни в какое сравнение с Герой, конечно же, не шел. Анечка, надо признаться, запала на Герасима сразу, с первой же минуты их знакомства, можно сказать, с первого же взгляда – там, в купе поезда… Увидела и обмерла – вот он, мой принц на белом коне! Затрепетало сладко девчачье сердце, зачастило дыхание, затуманился взор…

Но умная девушка даже вида не подала. И правильно сделала – иначе бы Вера Александровна ее выгнала тотчас же, в первый же день. А так Анюта спокойно во всем разобралась и поняла, что Гера, к сожалению, сейчас занят и, судя по всему, освободится не скоро. Поэтому решила пока подождать. Сделала вид, что Гера для нее только друг, не больше, и вела себя соответствующе. Мол, я в его сторону даже не смотрю…

Зато активно занялась собой, стала часто бывать в свете и говорить, что ищет богатого жениха. А сама в это время думала, соображала… По ночам не спала, ворочалась, прикидывала – как бы любимого Геру заполучить, но при этом ничего не потерять? Однако в голову ничего дельного не приходило, вырисовывались одни криминальные варианты. Связываться с уголовщиной Анечка категорически не хотела. Не приведи Господь, в тюрьму угодишь, тогда всё, всему конец…

Глава шестая

Вера Александровна ночью плохо спала, вертелась в кровати и с утра была всем недовольна – и свежей, вкусной выпечкой (видит Бог, Татьяна постаралась), и погодой (за окном моросил мелкий, противный дождик) и, самое главное, – своим внешним видом. Лицо опухшее, мятое, серое, под глазами – фиолетовые, тяжелые мешки… Срочно вызвали личного врача – Михаила Соломоновича. Тот осмотрел пациентку и определил, что у нее проблемы с сердцем – нехорошие шумы слышатся.

И то правда – сердечко у нашей героини в самом деле побаливало, причем еще со вчерашнего вечера, когда вернулась с очередного раута. Устала, да еще, как всегда, перебрала маленько… Вот и ощущалось сегодня неприятное покалывание в левой стороне груди. Прибавьте к этому общую слабость и какой-то упадок сил, и вы поймете, почему Вера Александровна чувствовала себя подавлено…

Михаил Соломонович (для родных и близких – просто Моня) грустно покачал головой.

– Вера Александровна, – проникновенно сказал он, – вам срочно нужно пройти обследование в кардиологическом центре. Направление я вам сейчас выпишу… И не медлите! Лекарства, конечно, купируют приступ, снимут боли, но это временное средство, а вам необходимо тщательное и, самое главное, длительное лечение в клинике. И, конечно, – строгий постельный режим, недельки на две, а то и больше, для стабилизации состояния. Пока же вам надо беречь себя. Возраст, знаете ли, у вас уже не тот, не юный, прямо скажем, да и тучность… Избыточный вес, уж извините меня… Надо бы сесть на диету и перестать употреблять жирное, сладкое, мучное. Про острое и соленое я уж и не говорю – категорически нельзя! Вы много пьете, а лишняя жидкость опасна, может привести не только к отекам, но и к более тяжким последствиям. Поверьте, как врачу!

Веру Александровну это весьма огорчило. Она недовольно посмотрела на Михаила Соломоновича. Много ты понимаешь, касторка пилюльная! Диета, да еще строгая, вот ведь выдумал! Ничего соленого, сладкого и мучного? Да разве можно отказаться, например, от семги? Прозрачной, нежно-розовой, с тонкими, бледными прожилками, тающей во рту? Или от любимых соленых грибочков с молодой картошечкой? Тамбовской, крепенькой, нарезанной ровными кружочками и прожаренной на медленном огне – с крупными дольками репчатого лука и злющего чеснока. Да еще политой сверху желтым, словно солнце, подсолнечным маслом…

Разумеется, после этого хочется пить. Вера Александровна обычно садилась с Татьяной у самовара и долго, со вкусом наслаждалась отличным байховым чаем, балуя при этом себя сдобами и пышками. Да разве можно жить без всего этого, без маленьких, но таких приятных радостей?

А как понимать ваши слова, Михаил Соломонович, о постельном режиме? Это что, вообще не вставать и никуда не ходить? Лежать целыми днями, подобно бревну, и скучать? Конечно, есть телевизор и разные женские журналы, но это быстро надоедает… Да разве можно так жить! Это же никчемное стариковское существование, а не жизнь! И как быть с сексом, позвольте вас спросить? Его тоже нельзя? Но она еще женщина вполне себе ничего, весьма сексуальная и чувственная… Как от этого отказаться?

И не дай Бог, узнают обо всем этом подружки-подлюшки! Сразу ехидно скривят подтянутые мордочки: все, мол, отлюбила свое госпожа Пеншина, алес капут. Придется вам, Вера Александровна, смириться со своей печальной участью и тихо, одиноко угасать в шикарном особняке…

Нет уж, гадины, не дождетесь! Она, Вера Александровна, им еще покажет, задаст жару, спляшет джигу-дрыгу на их могилках! Хотя, конечно, к словам Михаила Соломоновича стоит прислушаться – человек весьма ученый, как-никак университетский профессор, и деньги свои (немалые, кстати) получает недаром. Обычно придет, послушает, поговорит – и сразу легче делается.

Умный он мужик, но одного, клизма старая, не понимает – вся прелесть Веры Александровны как раз и состоит в ее обширных телесах. А он, докторишка, уничижительно назвал ее тело «избыточным». Вот дурак-то! Да еще посмел намекнуть на возраст! Конечно, она уже не девочка, чего там, но женщина еще в самом соку… Бальзаковского, так сказать, возраста. Многое чего еще хочется… А тут на тебе – постельный режим и строгая диета! Да еще никакого секса! Кошмар просто!

Но Вера Александровна решила прислушаться к словам умного доктора и медицинское обследование пройти – дело это нужное, что ни говори. Заботиться о своем здоровье – правильно и разумно. Целую неделю она ездила в лучшую столичную клинику, потратила на это кучу времени и целое состояние. Однако на своем здоровье, как известно, не экономят.

Вывод врачей оказался неутешительным и в основном совпал со словами мудрого Михаила Соломоновича – сердечко пошаливает, надо поберечься. Во избежание, так сказать. Желательно не передать, не перепивать, побольше бывать на свежем воздухе и не столь уж активно заниматься сексом. Особенно после обильной еды. Сами понимаете…

Вера Александровна расстроилась – перспектива вести жизнь списанной пенсионерки ее никак не устраивала. Да чего там! Просто приводила в ужас. Сидеть на лавочке и точить лясы с такими же, как она, старперками… Нет уж, увольте, ни за какие коврижки!

Вера Александровна тяжело переносила ограничения в еде. Она принадлежала к тому типу людей, чей внешний вид и внутреннее состояние целиком и полностью зависели от наполняемости желудка. Есть много, хорошо и вкусно для нее было важно и даже необходимо.

Правда, пару раз в жизни Вере Александровне пришлось попоститься. Первый – перед самой свадьбой, чтобы втиснуться в узкое, очень дорогое и стильное платье, заказанное Никитой Андреичем у модного тогда кутюрье. Да, пришлось помучиться! Господину Пеншину непременно хотелось, чтобы его невеста выглядела супер – талья рюмочкой и крутые бедра, обтянутые белым атласом. Верочка целых три месяца сидела на яблоках, зеленых салатиках и бессолевых кашках. Бр-р, мерзость какая, вспоминать страшно… Но выдержала, резко похудела и влезла-таки в это безобразие, поразила гостей своим шикарным видом: при тонкой талии ее пышные телеса и вываливающаяся из декольте грудь выглядели просто потрясающе.

Важные люди, приглашенные на свадьбу, завистливо глотали слюнки и поздравляли господина Пеншина с чрезвычайно выгодным приобретением – такой соблазнительной, сексуальной, потрясающей женой. Никита Андреич довольно улыбался и маслянисто поглядывал на Верочку – какая она сладкая! И вся его, от светлых кудряшек до розовых пальчиков на ногах! Столько любимых килограммов женского тела…

Второй раз сидеть на диете пришлось пару лет назад, когда точно так же прихватило сердце. И опять начались несносные ограничения, дававшиеся с большим трудом. Через месяц кожа ее посерела, утратила упругость, глаза потухли, груди предательски повисли… О моральном состоянии и говорить не приходилось – Вера Александровна все время пребывала в паршивом настроении, на всех орала. Даже на любимого Геру.

Но чего не сделаешь ради собственного здоровья! И снова ограничения стоически вынесла – характер у Веры Александровны, как мы уже говорили, был железный, даже стальной. Когда надо, она могла собрать волю в кулак и решительно проложить себе путь к светлому будущему. Целый месяц Вера Александровна жестко ограничивала себя, ела исключительно здоровую, но страшно невкусную и противную еду: зеленые салатики, пресные кашки, приготовленную на пару рыбу… Зато потом, когда врачи сняли ограничения, быстро наверстала упущенное – вернула свой прежний вес, снова приобрела статность и телесную величавость. Глаза заблестели, груди поднялись, кожа залоснилась, будто у породистой кобылки…

И вот опять сиди на диете, жуй траву, как какая-нибудь корова. Но раз надо… Вера Александровна тяжело вздохнула и в третий раз в жизни стала ограничивать себя в еде. Снова салатики, кашки, рыбка, постное мясо… Жизнь превратилась в сплошную борьбу – с самой собой и аппетитом, который, как назло, не желал понимать, что организм болен.

Наоборот – кажется, никогда прежде ей так не хотелось есть. Днем Вера Александровна старалась лежать, чтобы не нагуливать аппетита, а ночью ее мучили кошмары, снились любимые блюда: наваристые щи со сметаной, шипящие, с корочкой отбивные, нежнейшие французские паштеты, пикантный сыр, сдобные булочки с изюмом… И круассанчики, круассанчики, круассанчики! Боже мой, как она их хотела, как мечтала о них! Была готова все отдать, лишь бы снова заполучить их к чаю…

В общем, помучилась Вера Александровна две недели, а потом плюнула и решила вернуться к прежнему образу жизни. Есть, что хочу, и ни в чем себе не отказывать. Сколько годков отпущено, столько она и проживет, но зато – в полное свое удовольствие! Не для того столько лет страдала и мучилась, чтобы сейчас отказывать себе. Ведь как сказал один очень умный человек, «жить надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Проще говоря – до упора, в полную силу. Чтобы на небесах после твоей смерти усмехнулись и сказали: «Ну, ты, брат, зажигал!» И отправили обратно – догуливать.

Но, как женщина предусмотрительная (действительно – мало ли что), Вера Александровна решила заранее подумать об одном важном деле. А именно – о наследстве. Кому оно достанется? Конечно, жить она собиралась долго и счастливо, но… Как говорится, все мы под Богом ходим. И если вдруг внезапно скончается, кому отойдет все ее немалое состояние?

А оставлять было что: помимо шикарного особняка с огромным участком и кучей построек, двух дорогих машин, ювелирных украшений, итальянской мебели и прочего ценного имущества, Вера Александровна имела еще и крупный валютный счет в одном из иностранных банков… И кому это отойдет? Детей у нее нет (и вряд ли появятся), родственников, считай, тоже. Кроме Анютки и ее матери. Но им оставлять свое состояние Вера Александровна не хотела. Обойдутся, голодранки мухосранские, слишком жирно будет! Не заслужили они этого, прямо скажем…

Гораздо правильнее было бы позаботиться о любимом Гере. Конечно, он мужик рукастый и головастый, в случае чего не сгинет, но… Верность и постельная старательность требовали соответствующего вознаграждения. Чтобы душа Веры Александровны на том свете была совершенно спокойна…

Вот и решила госпожа Пеншина свое богатство завещать Герасиму. Аньке же даст денег, но немного – на свадьбу и приданое, оставит, конечно, кое-что Татьяне и Клавдии Васильевне – за преданный труд, а весь капитал, усадьбу и прочее имущество отпишет Гере. Чтобы помнил ее и до конца жизни благодарил.

Но волновала одна мысль: бумагу, даже самую правильную, можно оспорить. Наш суд, как известно, самый гуманный в мире, и разбирательства по наследственным делам длятся обычно долго, очень долго. Годами, если не больше. И неизвестно еще, чем это может закончиться. Вдруг наглые родственницы (Анька с матерью), наймут ушлых адвокатов и попытаются отобрать наследство у Геры? Себе все захапать? Бороться-то есть за что – состояние весьма немаленькое!

Думала Вера Александровна, думала и, наконец, придумала. Решение было простое и сразу показалось единственно верным. Как только она раньше до него не докумекала?

Во время семейного обеда Вера Александровна объявила всем, что выходит замуж. Естественно, за Геру (за кого же еще?). Так сказать, берет себе в мужья. Анечка от удивления едва не поперхнулась куриным бульоном, Татьяна, несшая с кухни жаркое, чуть не уронила блюдо на пол, а Клавдия Васильевна тихо охнула и всплеснула руками. Надо же, жизнь-то с каждым днем делается все лучше, все веселее…

Конечно, идти под венец Вере Александровне хотелось не очень – хоть формально, но все-таки хомут, однако другого верного способа оставить все Гере, похоже, не имелось. Брак – самый надежный вариант, и если, не дай Бог, с ней что-то случится, все отойдет ему, законному мужу. И не оспоришь! Супруг – первый наследник. Значит, надо собираться в ЗАГС…

Гера к известию о собственной женитьбе отнесся с легким удивлением, но покорно – понимал, что в случае отказа будет немедленно изгнан из рая. Всякое недовольство или, тем паче, сопротивление в этом доме немедленно карались. Значит, он лишится всего, что давно полюбил и уже считал своим: теплого места, хорошей работы, сытой жизни, приятного, что ни говори, секса. И окажется он на улице, бездомный и безработный…

Но главное – после разрыва с Верой Александровной не сможет больше видеться с Анечкой, к которой в последнее время испытывал весьма нежные чувства. А это было самым страшным наказанием… Эти соображения мгновенно пронеслись в голове Геры, и он с библейским смирением принял волю хозяйки. Позже, на досуге, он спокойно все обдумал и решил, что так будет даже лучше… И ему, и Вере Александровне, и даже Анечке.

Реакция же садовника Степана была ожидаемо противоположной. Он и так остро завидовал Гере, а после перехода того в статус жениха стал и вовсе люто ненавидеть. Степка прекрасно понимал, что пропадает последний шанс (даже теоретический) оказаться когда-либо в особняке. Герасим после свадьбы наверняка постарается выгнать его – уже на правах хозяина, и Вера Александровна возражать не станет. Тем более что сама уже не раз (и не два!) высказывала свои претензии…

Степан в последнее время плохо выполнял свои обязанности, зато много пил, и это, естественно, не могло нравиться Вере Александровне. Да и Анечка как-то пожаловалась любимой тетушке – садовник делает глупые намеки и вообще пристает. Вера Александровна очень рассердилась – не такого жениха она искала для своей племянницы! Степку вызвали в дом и строго отчитали. Вера Александровна запретила ему даже близко подходить к Анюте и разговаривать с ней. Если только сама о чем-нибудь не попросит… Степан выволочку стерпел, но обиду затаил. И понял, что дни его в особняке сочтены…

Анечку, конечно, тоже огорчило известие о свадьбе, но она, как девушка умная, своих чувств не выдала: знала, что повлиять на события никак не может, а потому решила молчать и ждать. Пусть все идет так, как положено. Ночью же она горько рыдала в подушку и проклинала злодейку судьбу – такую подлость учинила! Только, казалось, нашла свое счастье, и на тебе – Гера другой достается!

На следующий день, немного успокоившись, Аня сообразила, что не все потеряно. Может, даже наоборот, – ее надежды скоро сбудутся. Вдруг с любимой тетушкой что-то случится? Скажем, сердечный приступ, острый и серьезный… И Гера окажется вдовцом. А она уж своего шанса не упустит: выйдет замуж и станет владелицей особняка.

Но вот вопрос – когда это произойдет? Вера Александровна, несмотря на все проблемы, была дамой еще крепкой, могла протянуть и десять, и двадцать лет. А так долго ждать Анюта не могла: годы-то идут, давно пора замуж! Как говорится, совсем уж невтерпеж…

Значит, следует как-то ускорить события. Но очень осторожно и деликатно, чтобы никто ничего не заподозрил. Надо действовать тонко, шаг за шагом приближаясь к намеченной цели. Поспешность и небрежность в таком деле могут только помешать…

Зато потом, когда и Гера, и особняк окажутся в ее руках… Вот тогда она отпразднует свою победу! Прежде всего, выгонит противного Степана – надоел. Затем уволит Татьяну, и Клавдию Васильевну. Они, конечно, бабы хорошие, ничего, кроме добра, она от них не видела, но… Нельзя, чтобы кто-то помнил ее нищей, провинциальной приживалкой. Конечно, она их щедро отблагодарит их, даст денег, но уволит без всякого сожаления. И наймет новую прислугу, для которой станет строгой и властной хозяйкой. Никто уже не крикнет ей: «Эй, Анюта, иди сюда, подай вон ту книгу!» Наоборот, все будут обращаться к ней почтительно и только по имени-отчеству: «Что изволите, Анна Николаевна? Не принести ли вам чая? Может, хотите свежих булочек?» Вот это будет жизнь, да!