Сами мы не местные Жукова Юлия
— Да вовсе это тут ни при чём, — категорично заявляет матушка. — Он просто хотел, чтобы был главным среди сверстников. Потому и на соревнования тебя пихал на все подряд, и на драки подначивал. А ты ни с кем ссориться не хотел, вот он и бесился.
Азамат тяжело вздыхает и молчит, так что мы возвращаемся к просмотру фотографий.
— Вот это уже постарше, тут тебе лет пятнадцать, — воркует матушка.
В пятнадцать лет Азамат ещё смешнее. Он ужасно длинный и тощий, а плечи широкие, так что получается совсем вешалка. На лицо его легко узнать, и без шрамов он действительно довольно красивый.
— А это мы с Алтонгирелом, — удивлённо говорит Азамат. — А когда это такое было? Я же его сюда не привозил!
— А это ты мне отдал карту с фотографиями, не помнишь? Это, наверное, Арон снимал.
Алтонгирел немного пухленький и губастый с огромными странными глазами. То ли напуган чем-то, то ли болеет, то ли просто не в себе.
— Слушай, как он жутко выглядит, — говорю.
— Да вот, — поддакивает матушка. — И я всегда говорила, странный мальчик. Он ведь духовником стал, да?
— Да, — кивает Азамат. — И он по-прежнему мой друг. Если, как ты говоришь, мне тут пятнадцать, значит, ему восемь, у него как раз только что мать умерла. А отец его погиб два года тому. Ещё бы он хорошо выглядел.
Меня слегка передёргивает.
Дальше идёт куча трофейных фотографий, для которых Азамат явно позировал, причём с удовольствием. Тут и всякие призы, красивая дарёная одежда, добытые хищные звери и гигантские рыбы и даже тот самый невероятный морской змей, похожий на угря, на фоне которого Азамат теряется. Теперь он уже не такой тощий, мышц поднарастил. Матушка качает головой.
— Какой ты всегда худющий был, это ж страх! Как не в себя ешь. Сейчас бы хоть поднабрал, а то женатому-то неприлично. Тем более, ты говоришь, жена тебя кормит.
— Кормит, и ещё как, — охотно поддакивает Азамат. — И следит, чтобы обед не пропускал. Но тут, боюсь, не в коня корм…
— Ну хоть бы одевался попросторнее. А то всё рёбра напоказ, и жене-то, небось, не нравится…
— Жене-то как раз нравится! — тут же встреваю я. — Замечательная у него фигура. Я наоборот ему всё шью так, чтобы талию было видно. А еда пусть лучше в энергию уходит, а не в жир.
Матушка только головой качает.
— У вас мода такая, что ли? Ты и сама-то тощенькая. Ну ладно, раз нравится, то и хорошо. Ой, вот, смотри, какая фотография хорошая!
На экране альбома Азамат полулежит в кресле, заложив руки за голову. Я так понимаю, ему тут уже за двадцать. Он стрижен «под горшок» и очень похож на отца. Матушка неожиданно подталкивает меня локтем и говорит заговорщицким шёпотом:
— Скажи, красивый, а?
— Красивый, — соглашаюсь я. — Но мне с длинными волосами больше нравится.
— Лиза! — Азамат окликает меня с какой-то чуть ли не возмущённой интонацией.
— Чего? — я поднимаю голову.
Он молча смотрит, потом говорит:
— У тебя просто выражение лица какое-то странное стало. Тебе что, неприятно смотреть на меня без шрамов?
— Да нет, всё нормально, тебе померещилось…
Он продолжает на меня смотреть. Матушка устало вздыхает.
— Азамат, ну чего ты, как маленький? Хочешь спросить, так спрашивай, твоя жена-то!
Я совсем теряюсь.
— Да нет, я просто… — мямлит Азамат. — Интересно стало, что бы было, если бы ты меня таким… нормальным встретила.
— Смотря при каких обстоятельствах. Если как и было, то вряд ли что-то бы изменилось, разве что дольше всё это тянулось. Тут-то нас в два счёта поженили, а потом мы сразу сюда рванули, а то бы встречались полгода…
— А если бы, скажем, на Гарнете столкнулись?
Я ещё раз внимательно рассматриваю фотографию. Смазливый азиатский мальчик.
— Я бы тебя не заметила. Разве что подумала бы, что ты похож… ну, на отца.
— А где бы… ах, да.
Матушка переводит взгляд с меня на Азамата и обратно.
— Ты Аравата видела, что ли?
— Видела, — кисло протягиваю я. — Хотя лучше бы не видела.
Азамат пару раз порывается что-то сказать, наконец, говорит.
— Тебя раздражает, что я на него похож?
Я делаю утомлённую физиономию.
— Нет, меня раздражает, что он похож на тебя. Брось эти глупости, не может же он вечно тебе жизнь портить.
Азамат медленно выдыхает.
— Ладно, понял, бросил.
— Вот и умница, — я протягиваю руку через голову матушки и глажу его по щеке.
— Ой, как у вас всё сложно, — сетует матушка, пригибаясь. — У меня уже простуда прошла, а вы всё отношения выясняете.
Глава 16
Блины пошли прекрасно, не зря мне Сашка мешок пшеничной муки прислал. Надо будет ещё запасти. Икра, как я и думала, понравилась обоим, а вот овощи они поделили: Азамату по вкусу пришлась капуста, а матушке понравилось хрустеть огурцами, особенно под чому. А вот попавшуюся в банке засоленную головку чеснока они практически растащили зубами. Он тут то ли не растёт, то ли неизвестен, а спрос явно есть.
После обильной трапезы матушка решительно объявила, что у неё послеобеденный сон, и удалилась в свой угол за печку. А мы пошли размяться. На улице всё ещё снег, но солнце уже тёплое, а море синее-синее и довольно спокойное. Мы немного прошлись вверх по дороге вдоль скал, поизучали следы местной фауны и вернулись. Азамат решил, что он уже достаточно переварил обед, чтобы заняться полезными делами: дров нарубить, дверные петли смазать, сантехнику проверить… Я довольно бестолково верчусь рядом. Пользы от меня почти никакой, разве что инструменты подавать, а в доме сидеть не хочется.
Чуть поодаль от домика стоит большой сарай. В нём обнаруживаются какие-то домашние птицы, похожие на глухарей, такие же чёрные и огромные. Ещё там помещаются две козы и маленькая косматая лошадёнка. Азамат выводит копытных на улицу и — после того, как я десять минут канючу, — даёт мне щётку для вычёсывания лошади, а сам принимается чистить стойла.
— А ты нанять для этого кого-нибудь не можешь? — спрашиваю.
— Да можно, наверное, но сейчас всё равно делать нечего. Тем более, ты заметила, наверное, какая мать прижимистая. Она ворчать будет, что я растратчик, и всё в таком духе. Ладно уж, не помру, тут на час работы.
От работы и я бы не померла, но уж очень пахнет. Страшно подумать, что тут бывает летом, когда жарко.
В общем, занимаемся мы полезными делами. Лошадь у матушки смирная, как поставили, так и стоит. И вычёсывание ей очень нравится, по-моему. Азамат что-то напевает потихоньку, я поглядываю вокруг, на синее небо, на снежные горы… на калитку. А там одна доска ме-е-едленно отодвига-а-ается, и из образовавшейся щели появляется рука и тянется к щеколде.
— Азамат, — зову тихо. — Там кто-то калитку взламывает.
Азамат выходит из сарая и становится рядом со мной, внимательно следя за вторжением. Калитка слегка скрипит и открывается, в проёме стоит мужик — матушкин ровесник. На нём взъерошенная шуба, в руках большая корзина.
— Здравствуйте, — громко говорит Азамат. Мужик аж подскакивает.
— Ой! Здрасьте! Это откуда же… — он замолкает, а потом взмахивает рукой над головой, дескать, догадался. — А-а, вы, должно быть, тот самый старший сын Ийзих-хон?
Азамат кивает.
— А-а, — радуется гость. — А я тут живу через дом, — он машет рукой вдоль по улице. — Вот, вернулся с рыбалки, хотел ей рыбки принести, а то ж она приболела… Я ж не знал, что вы приедете. Ну вы ей тогда передадите рыбу-то?
— Да мы с собой много еды привезли, так что вы лучше себе оставьте. Спасибо вам большое, что заботитесь о матери, но ей теперь на пару недель хватит.
— Уж ладно, уж возьмите, — настаивает сосед. — Мы же на её долю нарочно наловили. Пускай заморозит, потом съест. Или с собой заберёте, у вас в столице-то поди такой рыбы не сыскать, гляньте!
Он наклоняет к нам корзинку. Там такие туши, что я только на фотографиях и видела. Азамат подходит поближе восхититься уловом. Дальше они с соседом долго обсуждают, какие тут виды рыбы водятся, да у какой сейчас нерест, а у какой ход, сыплют непонятными словами и получают от этого массу удовольствия.
— Может, в дом зайдёте? — предлагает Азамат.
— Да не, я только на минутку заскочил, а так надо ещё еды наварить… А вы не хотите завтра с утра с нами в море? Ийзих-хон вроде говорила, у вас сноровка есть…
— Да была, правда, я давно не рыбачил. Но, может, ещё не всё забыл. Я бы с радостью к вам присоединился, если вы не против.
— Да мы только за! — воодушевляется сосед. Они уславливаются встретиться на рассвете где-то на берегу, а потом гость всё-таки всучает нам свою корзинку. И уходит, по привычке задвинув щеколду сквозь щель в калитке.
— Ну вот, Лиза, — улыбается Азамат. — Ты спрашивала, как соседи тут ходят. Вот так и ходят!
— А он меня совсем не заметил? — интересуюсь я.
— Да нет, заметил, только постеснялся спрашивать. Мать ему, небось, рассказала, что у меня за супруга, вот он и побаивается на себя твоё божественное внимание обращать. А чего ты хочешь, тут ведь такая глушь…
Матушка восстаёт от послеобеденного сна в прекрасном настроении, суетится по дому, даже прибирает бардак в комнате.
— Тебе не помочь, ма? — участливо спрашивает Азамат, глядя, как старушка запихивает вещи на полки, до которых еле дотягивается.
— Да, ты поможешь, я потом не найду ничего в жизни. Ты сегодня и так помог, сиди уж теперь, отдыхай. Ой, да, кстати! — она внезапно перебегает в другой конец комнаты, где в углу стоит внушительных размеров сундук. Открывает его, перегибается через бортик, да так туда и закапывается по пояс. Даже одну ногу приподнимает для эффективности. — Я тут порылась, — слышится её приглушённый голос, — хотела тебе сварганить что-нибудь. Нового ничего не успела, зато старое нашла, что Арон тогда привёз из твоего. — Она наконец выныривает с холщовым мешком в охапке. — Постирала, перешила кой-чего. Вот, погляди, может, пригодится.
— Ой, ма, да не надо было! Мне вон Лиза шьёт, что ты напрягаешься… — тушуется Азамат.
— Ты и шьёшь? — удивляется матушка, обернувшись ко мне. Я уже говорила, но она в тот момент, видимо, была слишком поглощена вопросом откармливания Азамата. — Ну и здорово, но это ж одёжка, её много не бывает. Тем более, чего она тут у меня место занимает? Ты возьми, что подходит, а из остального я лучше наволочек нашью пёстрых, хоть польза будет.
— Тоже верно, — соглашается Азамат и садится разбирать вещи.
Боже, какое всё яркое, у меня аж в глазах рябит! Тут и тесёмочки, и вышивка, и мережки, и шитьё, даже кружева кое-где, хоть и мужская одежда. В отдельном мешочке целая вязанка бус, браслетов и колец.
— Ой, это только если подарить кому… — вздыхает Азамат. — Куда мне теперь бусы…
— Ты погоди дарить-то, — хмурится матушка. — Сын вырастет, вот ему и отдашь. Тут ещё моего отца камни есть, ты это из семьи не выводи!
— Да ты что! А какие от твоего отца? Я и не знал…
— А ты бы слушал хоть раз, когда я тебе про них рассказывала, — усмехается матушка. — А то надел и побежал. Вот эти, вот эти, ещё вот то кольцо… А вот это маленькое, детское, может, на Лизу пойдёт?
— А я не ношу колец, — развожу руками.
— Ну ты же иногда надеваешь украшения всё-таки, хоть и нечасто, — говорит Азамат.
— Только бусы и серьги, а на руки ничего. Они мне для работы нужны.
— Вот это я понимаю, причина, — смеётся матушка. — А ты всё на внешность валишь. Ты, Азамат, учись у Лизы. Не хочешь бусы носить, говори, а, они за косу цепляются, мне мол неудобно!
Потом мы заставляем Азамата перемерить по крайней мере половину одежды из мешка. Штаны на нём почти все отлично сидят, а вот рубашки в плечах маловаты.
— Ты руки-то насосом накачал, что ли? — хихикает матушка. — Эх, жалко, такие вещи красивые. А вот эту померь, она вроде побольше, да и неяркая…
Азамат берёт рубашку и тут же кладёт обратно.
— Нет, эту даже мерить не буду. Ты помнишь, кто её шил?
Матушка морщит лоб.
— Невеста твоя, что ли?
Азамат кивает.
— Вот гадюка подколодная! — матушка всплёскивает руками. — То-то я и смотрю, тускло как-то и вышивки мало. Хорошо всё-таки, что ты на ней не женился.
— Сам радуюсь, — ухмыляется Азамат и приобнимает меня за плечи. — И не только из-за рубашек. Кстати, ма, я ведь тебе ещё не показал, какой мне Лиза сделала диль…
И бежит за халатом.
Утром мои супруг со свекровью отправляются рыбачить вместе. Она, дескать, уже выздоровела. Ладно, с этими муданжцами и не в такое поверишь. Я же остаюсь дрыхнуть дальше. А то там темно, холодно, мокро, рыба… брр.
Возвращаются они счастливые, тяжело гружёные и сбрызнутые солёной водичкой.
— Такой лов, Лиза! Я и не помню, когда я последний раз на такой рыбалке был! — с порога восклицает Азамат. — Мы бы весь день там просидели, но место в лодке кончилось, куда рыбу складывать! Представляешь? И кроме рыбы ещё кое-чего попалось, там, пара осьминогов, каракатицы…
Я понимаю, что сегодня нас ожидает ещё один пир, только из рыбных блюд. К счастью, готовить нам не приходится: сосед приглашает всех к себе, а то у матушки тесновато. Азамат наряжается с ног до головы и доволен до жути.
Дом у соседа радостный. Там светло, тепло, все стены завешены гобеленами, полно народа. Две младших дочери живут вместе с матерью через улицу, и все пришли помогать с приготовлениями. Подарили мне диль и трёхслойную зимнюю юбку. За столом мужики, размахивая руками, обсуждают рыбалку, Азамат рассказывает, как он поймал морского дракона. Краем уха я слышу, как матушка наставляет соседского парня лет двадцати:
— Ты смотри у меня, язык не распускай. Скажешь что-нибудь про Азаматово лицо, узнаешь, что не только у твоего отца ремень есть.
Эге, думаю с улыбкой, да тут всё схвачено.
Мы улетаем сытые и довольные и берём курс прямо на Дол, потому что надо же отвезти котят. Они сидят в тазике на полотенце (никакой более подходящей ёмкости для перевозки зверья не нашлось) и трогательно пищат. На лапках они уже вполне неплохо держатся, так что мне приходится то и дело отцеплять эти лапки от бортиков и утрамбовывать обратно в тазик. А то будет у нас полный салон котят, совершенно не приученных к лотку.
— Вот, — говорю, — можно сказать, подготовились к земному ритуалу. В новый дом первыми запустим кошек.
— А для чего это? — интересуется Азамат.
— А я почём знаю… Примета.
— Хм-м, — он задумывается. — Это не примета. Это какой-то обряд. Примету нарочно вызвать нельзя, это знак от богов.
— Ну, обряд так обряд, мне это как-то всё равно. Я и не собиралась ему следовать, просто раз уж у нас с собой кошки, то почему бы не запустить их первыми.
— Э, Лиза, ты так не говори. Обряд нельзя проводить просто так, случайно. К нему надо подготовиться. Хотя бы в уме придать ему значение. Иначе он никак не сработает. Подумай, может, кто-нибудь из твоих родственников или друзей знает, что это за обряд, и почему он именно такой.
Я вздыхаю и открываю в мобильнике поисковик. Мои родственники совершенно точно знают об этом не больше моего.
— В старину первой в дом запускали кошку, — перевожу я с экрана. — Считалось, что кто первым войдёт в дом, тот первым в нём и умрёт. По одной версии кошку таким образом приносили в жертву, по другой — кошка сама э-э… демон, она может распугать всех прочих, — я затрудняюсь перевести на какой угодно язык выражение «нечистая сила».
— Ну вот, — серьёзно кивает Азамат. — А ты говоришь «какая разница». Видишь, как всё продумано!
Мне остаётся только закатить глаза.
— А у вас, что ли, нету никаких обрядов на новоселье?
— Есть, а как же. В дом надо входить сытыми, в дорогой или дарёной одежде. И на ночь надо оставить еду на столе и на крыльце для домашних и лесных духов.
— Я уже знаю, кто эту еду съест, — усмехаюсь я, отцепляя очередного котёнка от своего рукава.
— Эти? Да нет, ты что, они только насекомых едят. Ну, ещё улиток и головастиков. Их потому в городе и не держат, что уж очень диета специфическая. Если насекомых не хватит, то разве что креветками подкормить можно, а это дороговато…
— А как же молоко?
— А, ну… не знаю, маленькие, может, ещё будут… Я не предлагал никогда.
— Чудные вы люди, — говорю, — кошкам молока не предложить!
Мы продолжаем обсуждать приметы до самого прилёта, и я узнаю много нового не только о муданжской культуре, но и о своей собственной. Правда многие совсем уж безумные идеи я Азамату не перевожу. Ещё решит, что надо им следовать, а мне меньше всего на свете хочется задерживать дыхание в лифте или при покупке чего-нибудь вечером бросать деньги на пол. Впрочем, Азамат и сам не всё подряд исполняет. Приметы, как и страхи, тоже бывают женскими, то есть, выдуманными от общей бестолковости.
Потом мы ужинаем тем, что прихватили с пира, и напяливаем на себя всё лучшее из одежды, а заодно и все украшения.
— Как мать вовремя мне их отдала, — радуется Азамат. — Сам бы ни за что не подумал взять, а ведь драгоценные камни на новоселье счастье приносят!
Наконец мы подлетаем к Долу. Закатное солнце окрашивает его воды золотисто-оранжевым, на скалах галдят гигантские водоплавающие птицы, небо аж фиолетовое, вдоль берега сосны, как пожар… Азамат чуть не забыл рулить от такой красоты. Но не забыл.
Однако когда мы приземляемся на уютной полочке в скале и по широкой дорожке обходим выступ к тому месту, где на крутом берегу стоит мой новый дом, тут уже я забываю, как ходить. Он и правда настоящий дворец. Основная его часть круглая, только на первом этаже есть ещё полукруглая пристройка, выходящая окнами на море с запада. Стены кажутся оранжевыми в закатном свете, но они не однотонные, а украшены выпуклым рельефом. На основном здании это могучие раскидистые деревья, на которых, как плоды, висят круглые окна с узорными наличниками. А на стене пристройки всходит солнце. Так вот прямо и поднимается из чего-то вроде волн, раскинув лучи до самой крыши. Всё пространство между лучами — тоже окна, и они синие-синие, наверное, из тонированного стекла. И в них отражается небо и вода. На третьем этаже круглое здание обёрнуто галереей балконов. Но самое потрясающее — это крыша. Она вся блестит, потому что сделана из той самой чешуи, и она коническая. На вершине из крыши вырастают две птичьих головы на длинных перевитых шеях, а сама она представляет собой четыре крыла, внахлёст накрывающих весь дом.
Когда я вспоминаю, как дышать, оказывается, что Азамат отобрал у меня тазик с котятами, потому что я его чуть не уронила.
— Нравится? — спрашивает он, сверкая широченной улыбкой.
— А ты думал! — едва выговариваю я.
— Тебе крыша нравится? — уточняет он, как будто это не очевидно.
— Мне всё нравится! Это просто обалденно… Я никогда ничего красивее не видела, даже ничего подобного.
— Ну хорошо, — кивает он. — Я просто помню, что тебе вроде бы нравился наш хом, вот я и сделал похоже, а потом что-то засомневался…
— Не сомневайся! — я лезу лобызаться, но тазик с котятами страшно мешает, тем более, что они на холодке в два раза энергичнее разбегаются. — Ну пошли скорее внутрь… ой, а где дверь?
— За углом, — Азамат кивает влево, — если только так можно сказать о круглом здании.
Дом стоит не на открытом месте. Дальняя от нас его сторона опирается на скалу, которая возвышается над нашим небольшим плато и закрывает вид на дом с суши. А с воды его должно быть отлично видно. Так вот, Азамат ведёт меня к тому месту, где стена дома смыкается со скалой. И там и правда высокая широкая дверь, над которой сплели ветки два рельефных дерева. На ручке, как водится, висит узелковое послание. Азамат зачитывает:
— Здесь живёт любимая жена, прекрасная могущественная богиня.
Я только глаза закатываю. Хотя этот дом тянет не меньше, чем на замок фей, это точно. Азамат зажигает свет под козырьком, открывает дверь и ставит на порог тазик с котятами. Конечно, теперь, когда вылезать стало можно, они решили, что им страшно, и надо сидеть в серёдке и жаться друг к другу, а то и вовсе спать лечь. Однако любопытство пересиливает, и через несколько минут первый отправляется на разведку, я только его подталкиваю, чтобы на улицу не пошёл. Двое оставшихся скоро отправляются следом.
— Ну пошли, — говорю я. И мы идём.
Войдя, мы оказываемся в полукруглой прихожей с пятью дверьми, как в лабиринте. Две налево ведут в ванную и туалет, две направо в чулан и на второй этаж, а прямо — в жилую часть дома. Я вхожу и обнаруживаю, что мне снова предлагается выбор: налево гостиная, направо кухня. А посередине печка.
— Ой, — говорю, — всё-таки печка?
— Нет, — Азамат мотает головой. — Только маскируется. Там внутри современная отопительная система. Вот тут, как входишь в кухню, на стене щиток. Выставляй температуру по желанию. А так там только в гостиной маленький камин для уюта.
Кухня вся блестит, она очень большая и занимает ту самую пристройку с солнцем. Изнутри окна-лучи тоже очень красиво смотрятся, а по обеим сторонам стена усыпана крошечными, с кулак размером окошечками всех цветов радуги, сквозь которые проникают весёлые лучи.
Из кухни под аркой можно пройти в гостиную, где вдоль стены тянется глиняный выступ, покрытый тёплыми и мягкими перинами, а рядом стоят несколько кресел и мой комод, прилетевший с самого Гарнета. Из гостиной есть выход на открытую террасу над морем.
— Там от террасы лестница прямо к воде. Я там лифт делать не стал, но если хочешь, сделаю эскалатор.
Тут я вспоминаю, что в доме есть ещё два этажа. Азамат выводит меня обратно в прихожую, а оттуда направо к лифту. Вокруг шахты лифта вьётся винтовая лестница, на всякий случай. Мы поднимаемся на второй этаж. Там просто четыре комнаты, а по середине коридор, по обе стороны которого возвышаются две толстых каменных трубы — продолжения «печки». В комнатах кровати — нормальные кровати, а не перины на полу. На третьем «печка» снова смыкается воедино, никаких комнат нет, просто огромный зал и балконы. И потрясающий вид.
— Ты мне так и не сказала, что должно быть на третьем этаже, — оправдывается Азамат, как будто у меня какие-то претензии. — Так что я ничего делать не стал. Если что придумаешь, переборки поставить можно легко.
У меня начинает кружиться голова от высоты и изобилия, так что я с размаху сажусь на пол.
— В ближайшую вечность, — говорю, — мне вряд ли что-то ещё понадобится. Спасибо тебе, солнце, это действительно очень круто.
Азамат приземляется позади, наклоняется и кладёт голову мне на плечо. Я прислоняюсь виском к его виску.
— Теперь твоя очередь меня чувствовать, — говорю. — Потому что слов у меня нет.
Он позвякивает бусами.
Азамат расставляет в положенных местах блюдца с мясом, лепёшками и молоком. Спать мы ложимся рано, хотя «спать» — в данном случае, кокетство, конечно. После трёх часов такого «сна» приходится идти мыться второй раз. В ванной, кстати, тоже цветные микро-окошечки. Вот после этого Азамат довольно быстро засыпает, а я ещё долго лежу, таращась в окно на звёздную ночь над водой, голова у меня пустая-пустая, и хочется совершить что-нибудь великое.
На следующее утро я заново осматриваю весь дом при дневном свете. Здесь невероятно солнечно, надо будет закупить отражающей плёнки, а то летом мы поджаримся. Впрочем, Азамат уверяет, что всё предусмотрел. Ну ладно, верю-верю!
Котята наши куда-то рассосались. Я встретила одного, причём за работой: он кушал на кухне отогревшуюся муху.
— Надо им имена придумать, — говорю.
— А ты их отличаешь друг от друга? — спрашивает Азамат.
— Пока нет.
— И я нет. Вот научишься отличать, тогда и назовёшь.
Из угощений «для домового» исчезло молоко, а остальное только понадкусано слегка. Впрочем, то, что стояло на улице у двери, исчезло совсем, даже одно блюдце кто-то уволок.
Мы завтракаем, щурясь на сверкающую воду под окнами, потом спускаемся вниз по широкой вихляющей лестнице, перила которой сделаны в виде идущих человечков.
— Вот тут слева чуть подальше есть пещерка, там можно лодку держать. Тут вообще удобно, много пещер в скалах, хоть сарай, хоть конюшню делай. И унгуц есть куда спрятать от непогоды, — рассказывает Азамат. Ему самому ужасно нравится играть в этот конструктор, а моё одобрение — это приятный бонус. Ну да я не в накладе, а то если бы он всё это нехотя отгрохал, я бы ему по гроб жизни была должна.
Когда мы возвращаемся и начинаем думать, что делать дальше, внезапно раздаётся стук в дверь. Я аж подскакиваю. Откуда тут люди?! Конечно, где-то неподалёку должны быть наши пастухи, но их бы Азамат за три километра услышал.
— А, — говорит Азамат. — Это наш сторож знакомиться пришёл.
Он открывает дверь, и на пороге появляется жилистый дядя с седой бородой, но не старый на вид.
— Здрасьте, — рявкает он на весь дом и вежливо кланяется мне, чуть не до полу. — Меня кличут Кедром, я тут эта… мебель делаю, и вот, за вашим домом приглядываю. Счастья вам в дом!
Я обалдело киваю, не зная, надо мне с ним здороваться или нет… Обычно не надо, но он же явно ко мне обращается.
— Здравствуй, Кедр, — кивает Азамат. — Жена моя, Белая госпожа, рада тебя видеть. Ты о ней позаботься, как доброму человеку положено. И тебе счастья в дом.
Они ещё обмениваются двумя-тремя любезностями, после чего Кедр нас покидает.
— Убедительный дядя, — говорю. — А он всегда так громко говорит?
— Нет, это он от смущения. Ты всё никак не привыкнешь, что твоё присутствие на людей сильно влияет, особенно, на мужчин.
— А он… — я мешкаю, потому что не хочу дурно говорить о хорошем человеке, — как бы это сказать… Не повлияю ли я на него слишком сильно? Особенно если тебя тут не будет?
— Не-ет, что ты, Лиза! Он порядочный человек, у него огромная семья… Да и потом, — Азамат присаживается рядом со мной и заглядывает мне в лицо, — понимаешь, для простых людей ты… как бы не совсем человек. То есть, они могут восхищаться и благоговеть, но я вполне уверен, что им в голову не придёт воспринимать тебя… как женщину. Надеюсь, тебя это не очень обижает.
Я смеюсь.
— Меня это скорее радует.
— Вот и славно. Кстати, один из сыновей этого Кедра будет заходить раз в неделю тут убираться и приносить продукты. Я бы ему и почаще велел, но я знаю, что ты к слугам не привыкла…
— Хорошо, хорошо, — говорю, — раз в неделю самое то. Ты у меня умница, и всё прекрасно продумал. Такими темпами я и правда себя возомню какой-нибудь принцессой и возгоржусь.
Мы хихикаем, потом Азамат смотрит на часы.
— Мне надо бы уже собираться. Завтра опять тренировка, а дома и есть нечего… — он вздыхает. — Я завтра вечером опять прилечу. Долго я без тебя не смогу всё равно.
Я прочищаю горло.
— Азамат, — говорю. — А что заставляет тебя думать, что я тут останусь?
Он моргает.
— Тебе не нравится?!
— Мне очень нравится, мне просто безумно нравится! — уверяю я его, для убедительности поглаживая по руке. — Мы обязательно будем сюда выбираться, когда у нас будет свободное время. Вместе.
И смотрю на него волевым взглядом.
— Но… Лиза… — он теряется. — Это же твой дом.
— Ага, а ты мой муж.
— Но почему ты не хочешь тут жить?
— Ну милый, ну мы же это уже обсуждали, — я делаю щенячьи глазки. — Я хочу жить с тобо-о-ой, а где — мне всё равно. Ну и в столице работа есть, хоть какая. А тут я одна от скуки загнусь на второй день. Не буду же я в самом деле целыми днями гобелены плести.
Азамат вздыхает и трёт лоб. У него смешное выражение лица — вроде и облегчение там, и озабоченность.
— А зачем ты тогда вообще согласилась, чтобы я тебе этот дом строил?
— Ты же сказал, тебе это для репутации надо… Но никто же не будет следить, действительно я тут живу или нет. Ты уж прости, я как-то не ожидала, что ты реально такое хоромы отгрохаешь, я бы предупредила, что я тут жить не собираюсь. У нас просто так заведено, есть дом в городе, а есть за городом, чтобы туда ездить отдыхать по выходным. Ну вот я и подумала, пускай у нас тоже будет загородный дом, не вечно же в столице кваситься. Будем сюда приезжать…
Мне кажется, он всё-таки расстроился, хотя и старается не подавать виду.
— Ну ладно, — говорит, — если тебе так удобнее… Давай тогда тоже собирайся. Котов-то оставишь, надеюсь?
— Конечно! Я их тут теперь и не найду, они мелкие… Они тут с голоду не помрут?
Азамат поводит бровью.
— Я скажу сторожу, чтобы он им ставил молоко.
Мы быстро собираемся и грузимся в унгуц. На обратном пути разговор не очень клеится, и Азамат включает музыку, а я достаю шитьё — на прошлом собрании моего клуба как раз проходили рубашки, я сделала выкройку, теперь вот пытаюсь правильно сметать, не перепутав лицо с изнанкой. Азамат то и дело косится на меня, но молчит. Только когда я на воздушном ухабе всаживаю себе иголку в палец, кладёт мне руку на коленку и говорит тихонечко:
— Лиза, я знаю, что ты меня любишь, и поэтому не осталась. Мне просто странно…
Я целую его в плечо.
Мы прилетаем домой, а там так хорошо! Цветочки какие-то в палисаднике расцвели, тепло, моросит весенний дождик, внутри всё такое своё… Конечно, там, на Доле потрясающе красиво, но тут всё-таки дома. Мы ужинаем в «Лесном демоне», гуляем по городу, заходим к Унгуцу, машем руками встреченному на улице непроизносимому Старейшине, отмокаем в горячей ванне и занимаемся любовью с таким остервенением, как будто после большого перерыва дорвались.
— Ну что, — говорю с вызовом, — хочешь, чтобы я сейчас торчала на побережье Дола?