Лучшее место на Земле Эльтеррус Иар

– Ит, отработка и это вот все – две большие разницы, – возразил Скрипач, вставая. Ит поднялся следом за ним. – Пойдем мы, Федор Васильевич. Хоть по городу прогуляемся, что ли. В ломбард, опять же, надо заглянуть, хотел кое-что заложить. Деньги есть, времени навалом, а выспаться этот вот, – беззлобный тычок Иту под ребра, – и ночью запросто успеет.

– Ну, тогда до завтра, – улыбнулся Федор Васильевич. – Надеюсь, у вас все будет хорошо.

Когда за ними закрылась дверь, Федор Васильевич тут же утратил веселость. Подошел к книжным полкам, закрывавшим большую часть глухой стены кабинета. Пробежался пальцем по корешкам, вытащил какой-то том, несколько минут сосредоточенно его листал, потом закрыл, сунул обратно на полку. Вытащил следующий, открыл на оглавлении, закрыл. Сел обратно за стол, нажал кнопку селектора и произнес:

– Данила, сходи в библиотеку, дружок. Выпиши названия, мне много нужно… ага, ага. Да, душа моя, спасибо. Запиши тогда на себя, хорошо? Вот и славно. Как принесешь, зайди ко мне вместе с книжечками. Надо нам с тобой будет кое-что проверить.

Он отжал кнопку, подпер подбородок рукой и задумался.

– …рамолиционная киста. Вы были совершенно правы, Скрипач. Это действительно последствие аксонального повреждения.

– Как такое могло произойти? – Скрипач сидел напротив Федора Васильевича, на его лице появились озабоченность и тревога.

– К сожалению, запросто. Он получил очень серьезную травму головы, и помощь ему вовремя не оказали. Да даже если бы и оказали, киста все равно вполне могла возникнуть. Хуже другое – удалить ее мы не можем. Это слишком опасно.

Скрипач потер висок.

– Насколько опасно? – спросил он.

– Киста расположена в нижнем отделе мозга, отвечающем за дыхание…

– И?

– И если мы что-то сделаем не так, он просто перестанет дышать, и никто его не спасет. Скрипач, простите, но мы за такое не возьмемся. – Федор Васильевич опустил глаза. – Да никто в мире не возьмется, ни за какие деньги.

– И что будет дальше? – Голос Скрипача вдруг неуловимо изменился, в нем появилась требовательная жесткая нотка.

– Дальше… если киста не станет увеличиваться, то все так и останется – приступы, когда она будет сдавливать сосуды и нервные окончания, вызывая мышечный спазм и спазм дыхательного центра, и которые будут проходить сами рано или поздно…

– А если она увеличится?

– Скрипач, вы сами знаете ответ, и я бы попросил вас не заставлять меня произносить его вслух, – нахмурился Федор Васильевич.

– Хорошо. Что-то, кроме операции, можно сделать?

– Только поддерживающая терапия, – развел руками Федор Васильевич. – Я бы даже не рискнул давать препараты, влияющие на мозговое кровообращение, чтобы не спровоцировать процесс. А у вас дома что-то возможно сделать, как вы считаете?

– Думаю, что возможно. – Скрипач на секунду прикрыл глаза ладонью. – Уверен. Ну что ж… значит, нам надо искать дорогу домой, – подытожил он, вставая.

– Скажите, а вы намерены… ну… как-то поставить его в известность?

– Да, конечно. У нас врать друг другу не принято. – Скрипач покачал головой. – Ладно, постараемся справиться. Кстати, а может, ему спать повыше? Я обратил внимание, что с двумя подушками он спит вполне нормально.

– Разумеется. Спать повыше, не нервничать по возможности – видимо, на поведение кисты влияет кровообращение. Вообще он вполне может компенсироваться, такие случаи известны. Думаю, нам лучше будет все-таки вместе ему про это сказать. Вдвоем проще, согласитесь.

– Давайте вместе, вопросов нет. В общем, если киста не будет расти, мы говорим сейчас только о небольшом ухудшении качества жизни и ограничениях в пределах разумного, – заключил Скрипач. – Что ж, это ничего. Я думаю, мы справимся. Как вы считаете, идти в Америку ему можно или нельзя?

– Судя по тому, в каком состоянии он вернулся из Турции, идти ему не только можно, но и нужно, – улыбнулся Федор Васильевич. – Но только при условии, что вы будете следить за ним, конечно. Скрипач, я на всякий случай распоряжусь, чтобы вам дали кое-какие лекарства. Пусть будут. Очень надеюсь, что они вам не пригодятся… ну, кроме витаминов. Витамины принимать обязательно, полностью исключить алкоголь в любом виде, и следите, чтобы нормально ел и спал. Поосторожнее с нагрузками.

– В караване с нагрузками поосторожнее не получится. Нагрузки там для всех одинаковые. Хотя он же справлялся и, замечу, нагрузки ни разу приступы не провоцировали. – Скрипач задумался. – Но я все-таки не понимаю, почему вы раньше не заметили, что проблема существует? По-моему, она настолько очевидна, что…

– Почему не заметили? – Федор Васильевич включил селектор и приказал: – Данил, принеси карту и дело Ита, пожалуйста. И сгоняй в столовую, притащи нам компота, что ли. Жарища такая…

Через несколько минут в кабинет Федора Васильевича вошел секретарь Данил, высокий белобрысый парнишка лет двадцати. Положил на стол перед шефом две пухлые папки, стянутые шпагатом, поставил на маленький столик около двери эмалированный чайник и два мутных стакана.

– Благодарю, дорогой, – улыбнулся Федор Васильевич. – Знаешь, давай-ка я тебя сегодня отпущу пораньше. Боюсь, мы тут надолго задержимся, чего тебе нас ждать?

Данил просиял.

– Спасибо, Федор Васильич! – обрадованно ответил он. – Три дня за керосином успеть не получается, приходится хлебом с огурцами ужинать.

– Иди, иди, – подбодрил его шеф. – Все, до завтра… Вот, кстати, судьба. Мальчишка из детдома, мать пила, когда ему было шесть, утонула в канале. А парень – умница, кончил восьмилетку, подался в техникум, сейчас на вечернем учится, уже в институте, ну и работает. Потенциал хороший, голова просто отличная. Доучится, возьму к себе…

– К чему вы это говорите? – не понял Скрипач.

– А к тому, что «Лазурь», она не всегда во вред, – пояснил Федор Васильевич. – Не будь у Данилы некоторых склонностей, не добрался бы он до нашего института. Скорее всего спился бы, как его матушка.

– Давайте не будем заостряться на этой теме, – попросил Скрипач.

– Да ни боже мой! – замахал руками Федор Васильевич. – Я только к тому, что стесняться не нужно, и если вы живете вместе…

– Так. Стоп. Вы что, всерьез думаете, что мы… – Скрипач кашлянул. – Можно, я внесу ясность? Мы с Итом воспитывались в совершенно другой среде, понимаете? У Ита в молодости был сан, то есть он, по сути дела, священник. В нашем нынешнем окружении моральные нормы отличаются от ваших, но это не делает их менее жесткими. И если мы в силу обстоятельств делим одну кровать, то нам и в голову не приходит нечто подобное тому, о чем вы рассказали. Да, мы действительно спим вместе, но как еще я могу отследить, все ли у него нормально, если у меня нет ни приборов, ни датчиков, а есть только собственные уши и руки?

– А… извините, пожалуйста. – Федор Васильевич, кажется, даже слегка покраснел. – Мне, видимо, просто показалось…

– Именно что показалось, – подтвердил Скрипач. – Сейчас, кстати, лучше. А первую неделю он, бедняга, все никак не мог поверить, что весь этот ужас закончился. У меня в результате вся спина была в синяках – он во сне все время пытался в меня покрепче вцепиться. Николай оценил тогда… – Скрипач засмеялся. – Втроем ему руки разжать не могли.

– Да, он говорил, – покивал Федор Васильевич. – А с виду и не скажешь.

– Нам так положено, – пояснил Скрипач. – Сами подумайте. Мускулистому качку замаскироваться значительно сложнее. Но при всем том… дайте, пожалуйста, монетку.

Шеф лаборатории контактов порылся в коробочке на письменном столе, выудил пятачок и протянул Скрипачу. Тот для начала скатал монетку в аккуратную трубочку (Федор Васильевич присвистнул), потом раскатал обратно (у Федора Васильевича округлились глаза), а потом сложил монетку вчетверо.

– Ничего себе, – потрясенно протянул Федор Васильевич. – И вы хотите сказать?..

– Да, Ит даже сейчас запросто проделает то же самое, – подтвердил Скрипач. – Это так, ерунда. Баловство.

Он снова разогнул монетку, а затем смял ее пальцами, как конфетный фантик, и галантно протянул Федору Васильевичу.

– Можете себе представить, какая у меня была спина? – спросил он. – Но мы отвлеклись. О чем вы хотели рассказать? – Скрипач кивнул на принесенные папки. Федор Васильевич отвлекся от созерцания смятой монетки, положил ее перед собой на стол, взял одну из папок и развязал шпагат.

– Да, действительно… Почему мы пропустили проблему. Смотрите, Скрипач. Вот это мы привезли из Домодедова. Вы только не пугайтесь, хорошо?

В папке оказалась огромная пачка эпикризов и куча снимков. Увидев первый, Скрипач поневоле вздрогнул, но тут же опомнился.

– Еле довезли тогда, – пояснил Федор Васильевич. – Это мы снимали в первые сутки. Признаться, думали, что умрет. Ездили за ним ребята вчетвером. Данил, Паша, Валерка, ну и Саша Конаш, это наш зам. начальника отдела комиссий. Вы потом ему обязательно проставьтесь, без него ничего бы не получилось. Он, собственно, Ита и обнаружил… да потом еще и на своем катере помог довезти, у нас с транспортом вечные проблемы. Они за три часа полкоробки камфары извели – сердце останавливалось, он уже не справлялся, несмотря ни на выносливость, ни на то, что к дороге его худо-бедно как-то пытались подготовить.

Скрипач неподвижно смотрел на снимок, глаза его нехорошо сузились. Фотография лежала перед ним на столе, но он в тот момент видел нечто гораздо большее – что, было ведомо лишь ему одному.

– На тот момент он весил двадцать семь килограммов, очень плохо дышал, да еще началась интоксикация из-за пролежней. Всю первую неделю мы боролись только за то, чтобы возобновить работу сердца, почек и восстановить дыхание. А весь первый месяц ушел на то, чтобы как-то стабилизировать общую картину. Как вы считаете, нам в это время было до мелочей?

Скрипач кивнул, соглашаясь. Отодвинул фотографию в сторону, взял следующую.

– Ну, тут уже получше – это через полтора месяца после того, как он здесь оказался. Снимок сделан накануне операции, пролежни мы в результате иссекли, и, знаете, это дало очень быстрый положительный эффект. Если до этого он в весе прибавлял мало, несмотря на то, что кормили по шесть раз в день, то после операции пошло резкое улучшение. Вот эта фотография сделана еще через месяц. Тут он, пожалуй, уже даже на себя похож, правда?

Скрипач снова кивнул.

– На этом этапе мы, собственно, и начали потихоньку разбираться с травмой мозга. Больше всего боялись, что все усилия пропадут даром, потому что после таких повреждений в большей части случаев восстановиться в принципе невозможно. Человек по сути дела превращается в овощ. Мы делали, что могли. Все, что могли, что было в наших силах. Ту же активность мозга отслеживали каждую неделю, это есть в карте, можете прочесть. Если надо, могу поднять все рентгены, которые сделаны, проекции, динамику и…

– Не надо, – попросил Скрипач. – Я вам верю, Федор Васильевич. Действительно, не надо. В этом нет необходимости. Я все понял.

– Раз уж я начал, то все-таки доскажу. Полгода большая часть сотрудников моей лаборатории занималась только им. Мы угрохали на лечение треть субсидий, которые выделяются лаборатории ежегодно, больше нам не позволили. Ребята даже покупали лекарства на свои деньги, потому что достать, к примеру, ту же кокарбоксилазу можно только за наличные и по блату. Народ дошел до того, что, когда какой-то рефлекс восстанавливался, чуть ли не праздник устраивали…

Скрипач выудил еще один снимок. Несколько секунд смотрел, затем зажмурился, потряс головой.

– Вы не поверите, но вот это все – целиком и полностью моя вина. Это произошло только потому, что я имел глупость сказать ему одну фразу. Одну. И этого хватило… для вот этого. Мне до сих пор иногда хочется пойти и утопиться, – признался он. – Или удавиться. Какая же я гадина…

– Ну полно вам на себя наговаривать, – успокаивающе ответил Федор Васильевич. – Многие ошибаются. Вы не исключение. Главное, что обошлось.

– А киста? – с горечью возразил Скрипач. Отложил фотографию, опустил голову на руки. – Черт… мне язык надо вырвать за это!..

– Не загоняйтесь, – попросил Федор Васильевич. – Ну, киста. Но он с ней уже довольно долго живет, судя по всему, и до сих пор не умер – а состояние стало улучшаться лишь совсем недавно, только после вашего перемирия. Мне кажется, все обойдется.

– Дай бог, – пробормотал Скрипач. – Федор Васильевич, вы говорили про деньги. У меня будет просьба к вам… не откажите в любезности, позвольте мне помочь лаборатории.

– Простите? – не понял тот.

– Я не стеснен в средствах, а вам требуются деньги на исследования.

– В смысле? – окончательно опешил Федор Васильевич. – Но зарплата шофера не сможет вам позволить…

– При чем тут зарплата? Я знал, куда иду, и позаботился о том, чтобы иметь, в случае необходимости, возможность… – Скрипач замялся, полез в карман, а затем вытащил оттуда спичечную коробочку, в которой что-то перекатывалось. – Тут – пять изумрудов, от шести до пятнадцати карат. Я могу отдать их вам сейчас, а могу продать и отдать деньги. Подождите, не оскорбляйтесь и не возражайте. Федор Васильевич, я знаю, что вы сейчас можете сказать, но дела у лаборатории явно не блестящи, судя по тому, что сотрудники ужинают бесплатным хлебом с огурцами.

Федор Васильевич молча смотрел на коробочку в ладони Скрипача. Он явно растерялся.

– Ну, вообще-то я сам помогаю ребятам, если на то пошло, – произнес он неохотно. – Но… знаете, я, с вашего позволения, подумаю несколько дней, тем более что вы все равно меня еще неоднократно навестите. Деньги лаборатории и в самом деле нужны, но может сложиться неправильное впечатление, что я…

– Тогда можно сделать иначе, – предложил Скрипач. – Я продам камни и закуплю для вас оборудование. Не волнуйтесь, мне продадут. Оборудование и по хорошему подарку каждому сотруднику. Подарок и премия. Такой вариант вас устроит?

– Пожалуй, да. Но все-таки мы с вами это еще раз обсудим.

– Вот и ладно, – улыбнулся Скрипач. – На самом деле я просто очень благодарен вам за Ита.

– Это я уже понял.

– И еще один момент. Я завтра собираюсь прокатиться в Домодедово. Не хотите составить мне компанию?

– Думаю, разумнее всего будет прокатиться втроем. Заодно поставим Ита в известность… о проблеме, – предложил Федор Васильевич.

– Тогда уж вчетвером, возьмите Данила, – подсказал Скрипач. – Думаю, ему понравится… ладно, это завтра. Так, я побежал, мне еще в три места надо успеть, а этот идиот сейчас сидит в столовой и небось уже гадает, куда это я запропастился.

– Федор Васильевич, вы что-то хотели мне сказать?

Катер стоял возле малых шлюзов, ожидая своей очереди на проход. Рядом покачивались на воде с десяток других катеров, поплоше и попроще. Франтоватый новехонький немец, «Ватерфорд» предпоследней модели, сверкающий лаковыми наборными бортами, поневоле приковывал взгляды – Данил, которому рыжий разрешил «порулить», поначалу смущался и опускал глаза, но сейчас уже освоился. Он невозмутимо смотрел вперед, ждал, когда наконец откроются железные ворота шлюза и можно будет дать по газам, оставив далеко позади ржавые корыта, которые шлюзовались вместе с ними.