Рядовые Апокалипсиса Громов Борис

г. Москва, Садовое кольцо — Ярославское шоссе, 24 марта, суббота, ночь — утро

— Значит так, Антоха, докладаю по порядку: все самое важное и самое ценное мы совместными усилиями со складов вывезли. Наша колонна под охраной «восьмидесятки» ушла в Пересвет. Всех складских, как и было велено, доставил сюда и даже уже разместил. Какие будут дальнейшие команды?

— Да, собственно никаких, Борь. Этот домик мы оставляем за собой, как опорный пункт и вообще, на всякий случай. Как говорится: «шоб було». Гарнизон — сводный, дежурить будем сменами по неделе, вахтовым методом. Отцы-командиры между собой уже все порешали, так что, я с большей частью своей группы тут остаюсь. А ты с утра забирай всех остальных, один «Урал», БРДМ ваш, да выдвигайся следом за колонной. В Посаде, как я понял, дела тоже фиговые, так что, без дела сидеть не будете. А пока — отбой. Отсыпайтесь, пока возможность есть.

Коротко кивнув, спускаюсь во внутренний двор и топаю прямо в «Ростикс». Не ошибся, именно там и сидят все мои архаровцы. Я ж говорил уже, среднестатистический боец ОМОН, как тот Вини-Пух, всегда не прочь немного подкрепиться. Как гласит древняя армейская мудрость: «Хороший солдат ест всегда, когда не спит». Собственно, этим моя «бригада-ух» сейчас и занимается. В смысле, хомячит так, что за ушами трещит. С удивлением замечаю там же компанию давешних «скубентов». Выглядят они несколько лучше, чем вчера, видимо, общение с медиками не прошло даром. Кроме медицинской помощи, гляжу, им еще и материальную оказали. В смысле — переодели. На девушках вчера вообще одни обрывки висели, которые на одежду даже с самой большой натяжкой никак не походили. Да и у парней и куртки, и свитера, и джинсы, было сильно кровью и грязью заляпаны и порваны местами. Сейчас на всех толком не обмявшийся еще армейский камуфляж. Судя по расцветке и пошиву — старый, образца начала девяностых «бутан». Со склада какого-нибудь, наверное. Чувствую, граждан, одетых в стиле «милитари» скоро сильно прибавится. Вытаскивали-то их по-разному: кого из дома, дав при этом время на сборы, а кого и с работы, как ту барышню в колготках… Вот куда она сейчас на своих каблуках и в обтягивающей короткой юбке? А ведь полно таких, вот и «распотрошили», видно, под их нужды какой-нибудь склад. Благо, у Родины в закромах много всего припасено. Мне вон, в свое время предлагали по знакомству недорого комплект настоящей красноармейской ПШ-42: штаны-галифе, гимнастерка с воротом-стойкой, да плюс сапоги хромовые. Мне оно вроде как не нужно было, да и денег в тот момент лишних как-то не водилось… В общем, не взял. Теперь, кстати, иногда жалею. Все-таки хочется иметь что-нибудь такое, необычное. Исключительно из тяги к прекрасному. И ведь если по армейским складам резерва порыскать, думаю, и формы времен Великой Отечественной, и застойных времен «повседневки» или «парадки», и афганской «эксперименталки»… да много чего на тех складах лежит, своего часа ждет. Кстати, к вопросу о барышне. Где она, интересно? Надо бы найти, да извиниться, что ли.

Но, как выяснилось, всех привезенных нами гражданских еще часа три назад увезли в лагерь беженцев в подмосковное Ашукино, поближе к базе Софринской бригады. Ну, значит, не судьба.

— Как самочувствие, «лыцари»? — присаживаюсь я рядом со студентами.

— Спасибо, лучше, — отвечает за всех Сергей, который в этой группе явно лидер.

Вчера, избитый и ободранный он выглядел совсем фигово, да и не присматривался я к нему, по совести сказать, других забот хватало. А вот сейчас пригляделся. Нормальный парнишка, крепкий, жилистый. Ну, да, триал — дело такое, там хлюпики не держатся, потому как засевшую в грязи машину, порой, не лебедками, а лопатами, срубленными деревцами и «пердячим паром» на сухую землю вытаскивать приходится. Отмытый и переодетый в чистое Кирилл тоже уже не производит того жалкого впечатления, что при первой встрече. Вполне спортивного сложения хлопчик, только роста не высокого и, на мой взгляд, патлат не в меру. В принципе, насколько я знаю, у теперешнего молодняка спорт не совсем в загоне. Это в армию они, все как один, не годны по причине общей утомленности организма, а вот на всякие паркуры и прочие фитнесы их вполне хватает. И откуда внезапно после выхода за дверь военкомата здоровье берется? Так что, на то, чтобы угомонить полдюжины «манекенов» при помощи подручных средств, эти ребятишки оказались вполне способны. А вот потом спасовали. Нет, я не о том, что они с тем молотком и битой на пистолеты автомат не пошли, при таких шансах, пожалуй, и я дергаться не стал бы. Я о том, что так запросто дали себя измолотить. Мы в их годы все больше разными рукомашествами и ногодрыжествами занимались, да в «железках» мышцу качали. Нам юшку пустить сложнее было. А у этих мордобой не в чести, и, несмотря на спортивные фигуры, в большинстве своем, на удар они жидковаты.

В любом случае, симпатичны мне эти ребята. Решительностью своей и готовностью рискнуть, если понадобится. Надо бы им как-то помочь. Но вот как? Было бы у них свое оружие, как у того же «внучка Ванечки» — дал бы патронов, не жалея. Но оружия у них нет, и своей властью я им его выдавать полномочий не имею. Кроме того, я краем глаза сам видел сурового вида генерал-майора в полевом камуфляже, который по «ящику» показывал особенности сборки-разборки карабина СКС и зачитывал с листочка адреса лагерей беженцев и опорных пунктов, на которых уже начали раздавать оружие. Так что, недолго им безоружными быть, доедут до ближайшего армейского «блока», по той же Тверской-Ямской, плавно переходящей в Ленинградское шоссе до Солнечногорска, там и вооружатся. А что им я могу предложить? О, идея!

— Кстати, господа рыцари, а чего у вас с доспехами так плохо?

Прежде чем ответить, парни с легкой завистью поглядели на закрывающие мои голени, плечи и предплечья пластиковые щитки, которые я до сих пор так и не удосужился снять.

— Хорошая штука, сразу видно, такую мертвецу сходу не прокусить. Да где ж нам такие достать? — с легкой завистью протянул Кирилл. — Если только у вас попробовать выклянчить. Все равно, ни купить, ни сменять нам их не на что…

— Ну, положим, именно эти, или другие такие же я вам отдать не смогу — казенная вещь. А вот помочь раздобыть что-нибудь похожее — запросто.

«Скубенты» явно заинтересовались.

— Ладно, не буду ваше терпение на прочность испытывать, скажу прямо. Тут совсем рядом, буквально двести метров по Садовому в сторону Самотечной здоровенны такой магазин есть, фирмы «Ямаха»…

— Это где пианино в витрине стоит? — Сергей явно понял, о чем я говорю.

— Угу, только не пианино, а рояль. Там вообще разных музыкальных инструментов полно. Но кроме «бабалаек» разных там еще и мотоциклами торгуют в соседнем помещении. А где мотоциклы, там всегда обязательно…

— Всякая защитная «сбруя», — заканчивает мою мысль Сергей.

Ну, да, он же джипер, а те с любителями квадроциклов и мотоциклов периодически на разных своих покатушечных сборищах пересекаются.

— Вообще-то, старших перебивать не вежливо, — наставительно поднимаю вверх указательный палец я, — но ты все правильно понял. Разные куртки-штаны с вшитыми щитками, панцири, наколенники-налокотники, шлемы опять же… Вот я и подумал: а не заглянуть ли нам туда на огонек и не разжиться ли чем-нибудь нужным?

— Мы только за, — пожимает плечами Сергей. — Только вам-то это зачем?

— А просто так, — улыбаюсь я в ответ. — Понравились вы мне, вот и решил вам помочь. Опять же, много ли вы возьмете? А остальное мы приберем. А то жизнь — она длинная, мало ли, вдруг пригодится. Ну, что, договорились?

— Договорились.

— Ладно, тогда встречаемся завтра в семь утра на этом же месте.

От студентов я пересел к своим, они как раз трапезничать заканчивали. Поговорил о своей идее с Андреями и Мельниковым. Те согласились, что ребятам помочь — дело хорошее, а самим при этом прибарахлиться — еще лучше. Всех дергать не будем, двумя «тройками» пойдем на «бардаке», да «скубенты» на своем внедорожнике. На Садовом мертвецов пока еще не слишком много, они уже достаточно поумнели, чтобы на проезжую часть широких улиц не вылезать. А вот узенькие переулки, наоборот, отлично блокировать научились. Если действовать быстро — вполне управимся.

Все, с насущным разобрался — пора и на боковую. Выискиваю свободное «койко-место» на длинных, вдоль всей стены, мягких «нарах» и аккуратно укладываю на него свой автомат. Мол, занято. Откуда нары и почему в кавычках? Ууу, это отдельная история. Кресла в «Интерфаксе» хоть и мягкие, но не сильно подходящие для сна. Вот и занялся народ бытовым вандализмом. Разбираешь аккуратно кресло — получаются две вполне приличного размера «подушки», на которые, если их сдвинуть, вполне можно прилечь. Да, ноги остаются на полу. Ну, так там все-таки относительно чистое ковровое покрытие, а вовсе не голые цементные плиты. Вполне приличная лежка, бывало и куда хуже. Сначала такое койко-место себе один сделал, на него поглядев — второй… Так, в конце концов, и получились эти самые «нары», на глаз, штук на сорок посадочных мест, одно из которых я сейчас и занял.

Теперь пора гигиеной заняться. Висящее на стене от руки написанное объявление коротко и недвусмысленно: «Носки стираем, берцы оставляем за порогом». М-да, и с чего это я стиль изложения узнаю? У нас в жилом кубрике в Отряде почти такое же висит, только на принтере распечатанное. К чему такие строгости? Ну, как сказать… Если коротко и по-простому, то когда после насыщенного трудового дня сразу два десятка мужиков в замкнутом помещении стягивают берцы… Амбре в той комнате получается непередаваемый и сногсшибательный. С носками все просто — пошел, да постирал, если мыла нет, то просто в холодной проточной воде, на первый раз и ее хватит. А вот с обувью сложнее. Если ботинки вымыть, то не факт, что они высохнуть успеют к тому моменту, как снова понадобятся. Так что, пока до надежного места не добрался — боты лучше просто проветривать. И уж точно не стоит этого делать в том же помещении, в котором спишь. «Казарменного духа» большинство из нас еще во время службы в рядах непобедимой и легендарной нанюхалось. В общем, простирнул носочки в раковине рядом с туалетом, ноги помыл и пошлепал голыми пятками по ковролину в сторону «лежбища», дисциплинированно оставив свою обувку возле двери, где уже стоял десяток пар. Перевел мобилу в автономный режим, чтоб она, болезная, не сажала почем зря аккумулятор в бесплодных попытках поймать окончательно гавкнувшуюся сеть, завел будильник и, намотав на запястье и кулак правой руки автоматный ремень и обнявшись с «Тигрой», будто с девушкой, рухнул спать. Не буду утверждать наверняка, но мне кажется, что уснул я еще до того, как мое левое ухо коснулось мягкой, слегка вытертой спинами обивки.

Встать по тихому, но настойчивому треньканью будильника было сродни очередному подвигу Геракла. Нечасто со мной такое бывает, чтоб самого себе буквально пинком поднимать из постели приходится, но сегодня именно такой случай. Буквально на морально-волевых, не хотелось перед студентами себя балаболом выставлять, доплелся до раковины. А там — сюрприз: вместо воды из крана только сипящий воздух. Вот и приплыли… Сначала свет, потом мобильная связь, теперь — водопровод с канализацией. Да, как ни крути, из Москвы пора уходить, любой мегаполис в таких условиях и без всяких зомби за пару недель загнется. Это вам не деревенька, где сам себе дров нарубил, печь в доме и баню протопил, керосину в «летучую мышь» залил, а вместо канализации — самодельный «скворечник» из не струганных досок над выгребной ямой. Надо, кстати, Антона в известность поставить, коль он тут за «коменданта снежной крепости», ему одной проблемой больше стало — теперь придется водой где-то запасаться. Лично мне сходу только пара вариантов в голову приходит: или какую-нибудь автоцистерну или пожарную машину под это дело приватизировать и придумывать, где ее заполнять, или на склады фирм, что двадцатилитровыми бутылями питьевой воды для офисных кулеров торгуют, рейды организовывать. А иначе — никак.

Пока я с «радостными» новостями ходил у Тисову — проснулась и моя команда. Взявший на себя роль мехвода «бардака» Угрюмцев, Буров, Солоха и Мельников — сами, Вальмонта и Гумарова поднимать пришлось. Ну, по поводу последнего я почему-то и не сомневался, сам он ни в жисть рано утром не встанет, а будить нашего татарина — та еще эпопея.

Когда мы спустились во внутренний двор и через служебный вход вошли в «Ростикс», Сергей и Кирилл были уже там. Вот третьего их товарища, такого же, как и Кирилл, излишне патлатого, да при этом еще и огненно-рыжего, Славу, кажется, пришлось еще пару минут подождать.

— Все? — уточнил на всякий случай я.

— Да, — подтвердил Сергей. — Мы девушек решили с собой не таскать, ни к чему оно. Помочь они нам все равно не смогут, так хоть мешать не будут. А «сбрую» мы им сами подберем.

Я только кивнул одобрительно и дал отмашку в сторону двери, мол, все на выход.

Сначала, при помощи стоящих в охранении парней из второго взвода, отстреляли припершихся за ночь к арке въезда во внутренний двор «манекенов». Их и было-то не больше десятка. По виду судя — все, как их Кирилл метко окрестил, «веганы». В смысле — никого пока не евшие, и оттого до невозможности тупые. К тому же, ночью температура почти до нуля опускалась, так что со скоростью и поворотливостью у них тоже не ахти. Так что, за минуту совместными усилиями управились. Что интересно, даже на выстрелы и десяток окончательно упокоенных трупов зомби никак не отреагировали. Мелькнуло несколько фигур между домами на Третьей Тверской-Ямской, как мне показалось, пара измазанных бурой, запекшейся кровью рож из подворотни на Садовой-Триумфальной выглянула осторожно и все. Под выстрелы не вылезли. Умнеют, сволочи.

Усадив студентов в «Шевроле», мы забрались в БРДМ и тронулись. Ехать тут — всего ничего. И трехсот-то метров не будет, наверное. Пешком-то минут пять, если не спеша, прогулочным шагом, а уж на машине — и говорить не о чем. По дороге я все же успел прикинуть, как именно проникать в магазин. Пока что мой мародерский опыт ограничился подломом автосалона на Варшавском шоссе, но там основную работу за нас три безвременно почивших гопника сделали. Мы же просто в открытые (а, вернее, разбитые) ими двери вошли и взяли то, что нужно А тут…

А тут все оказалось не намного сложнее. Уж не знаю, что именно тут случилось несколько дней назад, но последствия выглядели так: здоровенный, будто сарай, джип «Линкольн-Эскалейд» по какой-то причине, уж не знаю по какой именно, слетел с проезжей части, протаранил и разметал в щепки стоящий на тротуаре фургончик «Русского Бистро» и, снеся несколько полосатых столбиков ограждения, уютно устроился прямо посреди витрины, зажатого между уже упомянутым «Миром музыки» и крутым мебельным салоном магазина «Мототехника». В который мы, собственно, и ехали.

Студентам я жестами дал понять, что им пока наружу лезть не стоит, магазин мы и без них почистим, вот тогда пусть и заходят, выбирают что приглянется. «Тройка» Мельникова осталась на «броне», а мы с «неразлучниками» полезли через выбитую витрину внутрь. В «Эскалейде» под надувшейся при ударе подушкой безопасности вдруг завозился незамеченный нами сразу покойник. Я лишь указал на него Гумарову, а тот вскинул свою «девятку», ствол которой украсился толстой слегка вытертой трубой ПБС. Глухо пумкнул ослабленный глушителем выстрел, лязгнул затвор, зазвенела по броне БРДМ зеленая гильза. Дергающий руками, пытающийся выкарабкаться из-под подушки безопасности мертвяк обмяк и затих. Нормально. Работаем дальше.

Интересное дело, раньше я в такие дорогие и пафосные торговые точки, как этот мотомагазин или автосалон на Варшавке даже не заходил. Не скажу точно, почему, тут сразу несколько причин сошлось: денег на то, чтобы купить что-то в таких местах у меня никогда не было, это раз. Во-вторых, не хотелось ощущать на себе презрительные взгляды продавцов, которые хотя сами тоже в собственном магазине ничего приобрести не могли, но зато на зашедших просто поглазеть граждан смотрели, будто на привокзальных бомжей, свысока и с презрением. Ну, и, в-третьих, не любитель я просто так по разным лабазам прогуливаться. Если что-то нужно — пришел, купил и ушел. Удовольствия от процесса под иноземным названием «шопинг» я испытывать не способен. Разве что в хороших магазинах армейского снаряжения и экипировки, вроде той же «Стратегии» или «Корпуса выживания» я могу зависнуть надолго, но это уже сродни экскурсии по музею. Не просто желание накупить всего, побольше и подешевле, а созерцание и получение эстетического удовольствия. Вот загнул, а? Зато сейчас, когда вокруг бог знает что творится, будто решил наверстать упущенное.

Магазин оказался очень даже симпатичный. И выбор хороший: кроссовые эндуро, солидные чопперы, даже на вид шустрые скутеры. Квадов разных тоже полно — от мелких пятидесятикубовок, детишкам по дачному поселку собак гонять, до здоровых, чуть не с трактор размером, «Бомбардье» и «Поларисы». И для внедорожных покатушек, и даже, если по смонтированным позади сиденья чехлам судить, для охоты. На ценники глянул — аж поплохело, мне мой верный сильно подержанный «Фокус» дешевле обошелся. Так он, по крайней мере, полноценная машина, пусть и не новая и утомленная русскими дорогами отечественным сервисом. Нет, хорошо, что я по подобным магазинам раньше не ходил — меньше расстраивался. Сейчас расстраиваться некогда — мы тут не на товары глазеем а территорию зачищаем.

При «зачистке» никаких эксцессов не возникло. Вообще. Не оказалось в магазине ни одного зомби, не считая того, что в «Линкольне» придавленный подушкой безопасности загорал. Что ж, тем лучше для нас. «Глушак» у нас на шестерых всего один — на «девятке» Гумарова, так что при столкновении с мертвецами пришлось бы пошуметь. А на пальбу из окрестных дворов вполне могли забрести на огонек новые не совсем живые граждане… Пришлось бы и с ними воевать. Долго оно и хлопотно. Куда проще, как мы сейчас, без шума и пыли. Выглянул на улицу, Сергею в разбитую витрину рукой махнул, заходи мол, милости просим.

Пока Сергей, Кирилл и Слава придирчиво отбирали себе и своим подругам мотоциклетные куртки, штаны и шлемы, мы, особо не разглядывая, сметали все остальное в большие и прочные целлофановые пакеты с логотипом магазина, изрядный запас которых я обнаружил под кассовым прилавком. Закончив с полками и вешалками в торговом зале, заглянули в подсобку. Облом-с, много чего там было, но все больше из разряда запчастей. Из одежды и «доспехов» — только то, что в зале было. Ну, с паршивой овцы…

— Вы как, закончили? — негромко окликаю я Сергея.

Тот вместо ответа оживленно мотает вверх-вниз головой и демонстрирует мне сразу три шлема, подбородочные ремешки которых он зажал в кулаке. Хороший, кстати, выбор, я все опасался, как бы он этих понтовых «гермаков» не набрал. Тех, что наподобие шлемов пилотов «Формулы-1». Выглядят они, конечно, до умопомрачения круто, вот только слышимость в них никакая, и обзор ненамного не лучше. Обошлось, Сергей набрал шлемов, очень здорово похожих на наши «Джеты», разве что без защищающих шею сзади клеенчатых бармиц, да еще с другой формы креплениями забрала. Хороший выбор. Обзор не сужен, лицо закрыто, слышно в них тоже должно быть хорошо. Цветовая гамма, конечно… веселенькая, но тут уж не до жиру, что было, то и взяли.

— Все, помародерствовали и будет, — скомандовал я. — Пошли на выход. «Скубенты» первыми, потом мы.

Когда я, звеня мелким стеклянным крошевом, перебирался через выбитую витрину на улицу, в голову мне пришла забавная мысль: похоже, в новых реалиях слово «мародер» скоро потеряет свой отрицательный окрас и станет синонимом слова «добытчик».

На этот раз «Шевроле» на тротуаре оставлять не стали и он протиснулся в арку следом за «бардаком». Девушки уже ждали во внутреннем дворе, их наш связист оповестил. А его, соответственно, я, когда в БРДМ грузился. Распрощались тепло и как-то буднично, что ли, словно знакомые, расстающиеся на пару-тройку дней. Может и хорошо, как говорится: долгие проводы — лишние слезы. Тут же пожали друг другу руки, пожелали удачи и поехали каждый в свою сторону. Кто знает, может еще и встретимся, Земля — она круглая.

г. Пересвет, база Подмосковного ОМОН. 24 марта, суббота, день

— Ну, Боря, присядь и докладывай.

Вид у Бати усталый: под глазами тени, лицо осунулось. Сейчас особенно заметно, что этот могучий мужик уже далеко не молод. Да, грудная клетка по-прежнему больше на бочку похожа, да, шея бычья, да, в устрашающий кулак можно буханку хлеба упрятать и в «Угадай, в которой?» поиграть. Но возраст уже давит на его мощные плечи. А тут еще все это. Раньше у него забот тоже хватало, но это были привычные, нормальные заботы. Внезапно же начавшийся конец света вполне может и куда более молодых из колеи выбить. Но полковник Львов держится. Ему нельзя сдаваться и показывать слабину, у него почти три сотни вооруженных лбов в подчинении. М-да, что-то ситуация знакомая. Правда, у меня в Москве народу под командой куда меньше было. И думать мне только о выполнении поставленных задач нужно было. А у Бати еще и бытовых забот сейчас — выше крыши. Территория Отряда выглядит просто феерично: поверх бетонного забора, на месте висевшей там раньше одинокой, слегка поржавевшей спирали «егозы» — какое-то чудо инженерной мысли, натуральная паутина из колючей проволоки высотой чуть больше метра. На крышах — обложенные мешками с землей пулеметные гнезда. В них обычные ПК и «Печенеги», но это исключительно потому, что «крупняков» в Отряде нет, кроме тех КПВТ, что в бронетранспортерах. Ничего, зная нашего Батю, можно быть уверенным — скоро будут у нас и «Утесы» и «Корды». Может, и не сразу, но зато наверняка. На первый взгляд — в крепость база превращается. Но это только на первый. Если приглядеться, то теперь база Отряда — это этакая помесь гигантской коммунальной квартиры с военным лагерем. Помимо вооруженных бойцов ОМОН в камуфляже повсюду гражданские. В жилых кубриках, на заправленных синими армейскими одеялами койках — молодые женщины с детьми. На матах борцовского спортзала — женщины постарше и совсем пожилые мужчины. Мужики помоложе — просто в коридорах, на расстеленных спальных мешках, брошенных поверх туристических полипропиленовых ковриков. Сами омоновцы — в тех же коридорах или кое-как превращенных в подобие спальных помещений кабинетах.

План «Крепость» выполнен, семьи бойцов и офицеров вывезены в максимально безопасное место, то есть, на базу Отряда. Кроме того, на футбольном поле стоят все шесть армейских палаток, в которых мы должны были в Чечне жить. И вокруг них — тоже люди. Как я уже у часового на воротах выяснил — это времянка для штатских из тех, кого во время разных операций вытаскивают, что называется, «до кучи». Например, была команда взять под контроль насосную станцию, что весь Пересвет водой снабжает, а там — дежурная смена слесарей. И местных среди них — только трое. Остальные — кто из Посада, кто из деревень окрестных. Куда их девать? Домой своим ходом отправлять? Так сразу пристрелить куда гуманней выйдет. Да и кроме них в Пересвете довольно много приезжих оказалось, которым в самом городке и податься-то некуда — ни родни тут, ни знакомых. Вот и распределили их между Отрядом и батальоном Внутренних войск, что тут же, в Пересвете, квартирует. Относительно нашей базы они на противоположном краю города, но, учитывая размеры Пересвета… Минут за десять неспешным шагом. Чуть позже всех «приблудных» штатских думают в лагерь беженцев в Ашукино отправить, но пока ни транспорта, ни людей свободных для этого нет — других дел полно. Короче — весело тут. Ну, и мы, как всегда, вовремя. Аккурат с корабля на бал, да еще и с почти полусотней человек в разбитом автобусе в качестве «приятного бонуса».

Кратко и четко, стараясь «не растекаться мыслью по древу», начинаю доклад о проделанной работе. Львов слушает внимательно, иногда задает наводящие вопросы, уточняет. Такое ощущение, что ему интересно все, от тактики «зачистки» подъездов жилых многоэтажек, до особенностей размещения беженцев в не очень-то приспособленных под эти цели помещениях, от общего состояния дел в Москве, до настроения оставшегося на Триумфальной гарнизона и ходящих среди людей разговоров и сплетен. Много вопросов о расплодившихся в одночасье бандах задавал, на мой рассказ о расстреле и самодельной виселице только хмыкнул многозначительно. Долго расспрашивал о Гаркуше, мол, с ним он дело только по рации имел, хочет услышать мнение лично общавшегося с ним человека. Особый интерес проявил к мутантам. Я по его приказу вызвал Вальмонта, который их на свою новенькую навороченную «Моторолу» фотографировал. Подключили мобильный к компьютеру, перекинули фотографии на жесткий диск. Разглядывал их Батя долго, потом форменный допрос с пристрастием устроил: «А что? А как?» Словом, часа два я у него провел, не меньше.

— Ладно, Грошев, спасибо за службу. Информации привез много — молодец, людей всех сберег — вдвойне молодец. Объяви своим парням — вас, как прибывших с передовой, до завтрашнего утра не трогаем и ни к чему не припрягаем. Отсыпайтесь, с родней общайтесь. А вот с утра — будьте готовы. Дел у нас теперь столько, что голова кругом идет. И все нужно успеть, потому что если не успеем — это нам может крепко икнуться уже в самое ближайшее время. Есть вопросы? Нет? Свободен.

Выйдя из командирского кабинета, тяну из чехла рацию, гарнитуру от которой я уже успел отсоединить, пока с Батей общался.

— Всем, кто работает с Алтай-11, до завтрашнего утра у вас «лишнее время», занимаетесь по личному плану. Как приняли?

Выслушиваю короткие скороговорки ответных докладов. Голоса у парней повеселевшие. Оно и понятно: посреди всего этого дурдома почти полноценный выходной с семьей — великое дело. Ладно, личный состав порадовал, пора и о себе подумать. Пойду в «дежурку», уточню, где моих разместили, вот только в кубарь по дороге загляну, ветоши на чистку оружия из тумбочки прихватить нужно.

Нормально так: во взводном кубрике сейчас натуральные ясли. Писк, визг, бегающие под ногами дети и разбросанные по полу игрушки. На экране старенького «комбайна» телевизор-DVD «Тошиба», бог уже знает когда вскладчину всем взводом купленного и, минимум, четыре командировки на Кавказ пережившего — мультики. Детвора носится, словно реактивные. Пока до собственной тумбочки добрался — чуть не уронили и не растоптали, блин. Цветы жизни, е-мое! В моей собственной тумбочке, как выяснилось, я уже и не хозяин: полки заставлены какими-то пузырьками, баночками и флакончиками, судя по картинкам — детское питание, какие-то сухие молочные смеси, витамины, вроде бы, и всяко-разные шампуни и прочие присыпки. Мое же добро в большом целлофановом пакете молодая и отчаянно краснеющая барышня извлекла из-под кровати и. М-да… Ну, с другой стороны, и на том спасибо. Могла ведь и просто выкинуть, за ненадобностью. Сдержано благодарю, забираю пакет и аккуратно, не наступить бы на кого из мельтешащих под ногами карапузов, двигаю в Дежурную часть. Нет, а собственно, с какого мне вообще перед ней в благодарностях-то рассыпаться? И с койки без моего ведома выгнали, и из тумбочки выселили… Хорошо хоть шкафчик до сих пор мой, но, как мне кажется, это исключительно потому, что он заперт, а ключ только у меня. Иначе уже и там сейчас не мой «тревожный рюкзак»[78], «Джета» и прочая амуниция лежали бы, а какие-нибудь памперсы штабелями в неимоверных количествах.

За бронированным стеклом «аквариума» сидит, похоже, бессменный Дядя Саня. Глаза у майора красные, припухшие с недосыпу, лицо осунувшееся, бледное.

— Слушай, ты что, решил вообще больше спать никогда не ложиться? — ехидно интересуюсь я вместо приветствия, едва войдя внутрь.

— Угу, — невозмутимо кивает он, — Вокруг последнее время столько всякого интересного происходит — прямо обидно пропускать. Вот и сижу тут, как гвоздями приколоченный.

— А если серьезно?

— А если серьезно, то народу нет. Задач полно, людей не хватает. Всех «под ружье» поставили, включая «дежурку» и старшин. Тут только я да Стас, помощник мой, остались, вот и сидим посменно. Пока один вахту несет, второй отсыпается.

Вот оно даже как. Если даже ветеранов из «дежурки» и тыловиков выгребли подчистую, то, видно, тут на самом деле все непросто. И выделенный нам командиром выходной — на самом деле просто царский подарок.

— Я чего спросить-то хотел, Дядь Сань — моих где разместили?

— Твоих? — майор на мгновение задумался. — Сестру и мужа ее — в нижнем спортзале. А родители твои не приехали.

— Как не приехали? — сердце словно ледяные тиски сжали.

— Спокойно, без паники! — дежурный, похоже, по моей враз побледневшей физиономии понял, что не слишком удачно свою мысль сформулировал. — С ними все в порядке, но они решили в Осинниках остаться. Отец тебе записку передал, но у нас тут и без того бардак, так что ее Антонине твоей отдали, у нее и спросишь.

Ой, я болван! Мы ведь, когда с Ярославки свернули и в сторону Пересвета по Горьковке пошли как раз мимо Осинников проезжали. Знал бы заранее — заехал и забрал. Но я-то думал, что они уже в Отряде… Лопухнлся!

— Фу, блин, Дядь Сань, ты уж будь в выражениях поосторожнее, а то у меня…

— Ага, инфаркт микарда — вот такой рубец! — хохотнул майор.

— Ну, примерно. Слушай, а ситуация у нас тут какая, если вкратце? У нас сегодня, вроде как, отсыпной, но лучше в курсе быть, на всякий пожарный…

— Ситуация… — задумчиво чешет седую щетину на подбородке дежурный. — Это, смотря где. Тут, в Пересвете — относительно неплохо. Мы ведь, за неимением лучшего, «красный конверт» на случай ядерной войны вскрыли[79]. Контакт с нашим батальоном «вованов» и городской администрацией, теми, кто мозги сохранил и не сбежал никуда, наладили сразу. Как в плане и написано, взяли под совместную охрану основные объекты жизнеобеспечения: насосную, электроподстанции, продовольственные базы, магазины. Краснозаводский полк, ну, там, на самом деле народу теперь даже на полноценный батальон нету, после того, как бойчишки по домам рванули, сидит теперь на охране патронного завода и ГАЭС[80]. Там же, на станции, считай, все четыре смены «шляпников» из ВГО[81]. И все с семьями. Сели крепко, так что, если с линиями электропередач и подстанциями ничего не случится, то с электричеством проблем у нас быть не должно. Для ГАЭС, как тамошние инженеры говорят, все оставшиеся потребители — это даже не нагрузка, а так, разминка. Пересвет, вроде, худо-бедно контролируем. Мертвяки были, но командир круглосуточное патрулирование улиц и дворов сразу по нескольким маршрутам организовал, да и «вэвэры» тоже не сплоховали. Были, конечно, потери и среди «мирняка», и в батальоне несколько человек не убереглись. Но в целом город мы удерживаем и, думаю, дальше удерживать будем. В Краснозаводске — похуже, там толкового патрулирования наладить не смогли. Объекты у них под охраной крупные, а народу немного. Совсем, конечно, штатских на съедение не бросили, но ситуация все равно тяжелая.

— А Посад?

— А ты сам что, не видел?

— Так мы не через город ехали, а по Ярославскому шоссе, мимо Торбеева озера.

— Понятно… Вот в Посаде дело плохо. Во-первых, там народу под сто десять тысяч только официального населения, без всех гастарбайтеров и прочих «гостей с юга», и площадь куда больше. Первые день-два УВД еще как-то ситуацию контролировало, а потом, когда стало понятно, что все в тартарары катится, народ разбегаться начал. Моргушин сдуру попытался было гайки закрутить, чуть ли не до суда военного трибунала… Но, ты сам знаешь, какие там у личного состава к начальнику Управления «теплые» чувства были. Короче, дело темное и обстоятельств из непричастных никто не знает, но — грохнули его. Чуть ли не в собственном кабинете застрелили. Ну, а как начальника не стало, так все у них там окончательно медным тазом и накрылось. Как тот Папандопала говаривал: «Хлопцы начали разбегаться кто куда, в разные стороны». Когда этот разброд там пошел, так мы в Посад больше и не совались — и так на сам Пересвет и все взятые под охрану «точки» народу едва-едва хватило.

— Но там же люди…

— А здесь нет? — огрызнулся Дядя Саня. — Тут все как на войне, Боря: или спасаем хоть кого-то, но гарантированно, или начинаем в рыцарей без страха и упрека играть и, в результате, и сами ложимся, и всех уже спасенных людей губим. Потому что Отрядом в три сотни человек город в сто с лишком тысяч населения не удержать по определению. Пополам порвемся, пупки надорвем и костьми ляжем — а толку не будет.

Эмоции эмоциями, а тут с ним не поспоришь. Сергиев Посад — райцентр крупный, на то, чтоб его надежно перекрыть не наш Отряд, а полноценная пехотная дивизия нужна. Причем, полного штата, а не те огрызки, что после массового дезертирства остаются. Вот только нет в округе ни одной дивизии. Бригада — есть, та самая, Софринская. Но бригада — это не двенадцать тысяч, а всего три с половиной. Из которых, я уверен, не меньше трех четвертей личного состава «на лыжи встала». Все ж бегут, а эти чем хуже? Такие же… А у тех солдат и офицеров, что остались, сейчас других забот полон рот. Тот же самый лагерь беженцев, что на их территории организовали. И даже если будет бригада какой-нибудь город зачищать, то это, скорее будет Пушкино, которое к Ашукино куда ближе, чем Сергиев Посад. Получается, никому Посад в такой ситуации не нужен оказался. И не только он. В таком же положении сейчас не один десяток городов в Московской области, я уж обо всей России и не говорю. Деревням и поселкам попроще, особенно тем, что на отшибе, а вот крупные населенные пункты — это большое количество жителей. А где много людей — там много зомби. Шансы есть только у тех городов, где военные базируются. Реутов с ОДОНом и «Витязем» в «одном флаконе». Долгопрудный, в котором кроме ОМОНа и СОБРа еще и несколько ракетных и еще каких-то полков стоит. Наро-Фоминск тот же, вот уж кому повезло — разом и «тамань», и «кантемировка». А вот насчет того же Подольска — очень сильно сомневаюсь. Отряд ОМОН там нашему ничем не уступает, ни подготовкой, ни количеством, но сам город по размерам раз, наверное, в пятнадцать больше, он же, не то, что Пересвета, Посада чуть ли не в два раза крупнее. И стоит, считай, сразу за МКАДом. Подозреваю, что не сдюжат парни.

— Ладно, Дядь Сань, пойду я, пожалуй, своих искать. Давай, держись тут. Прорвемся!

— А куда мы, на фиг денемся? — с грустной улыбкой отмахивается он. — У нас приказа другого не было!

Как дежурный и сказал, сестру я нашел в нижнем спортзале. У нас в Отряде их два — верхний, тот, что на третьем этаже — борцовский и, одновременно, «тренажерка». В нижнем мы в волейбол или мини-футбол зимой рубимся. Сейчас просторный зал с зеленым акриловым покрытием на полу, застелен армейскими плащ-палатками и матрасами, которых у наших старшин на складе за многие годы кавказских командировок богато накопилось. Да, по идее их уже давно списали и должны были утилизировать. Но какой же кладовщик будет материальные ценности разбазаривать? Вот и хранятся на складе целые кипы всякого барахла, от старых матрасов, спальных мешков и заношенного до неприличия камуфляжа до печек-булерьянов и разномастной мебели. Мало ли что? Прижмет жизнь — а у нас запасец имеется. Вот, она и прижала. А старшины наши, хоть и дразнил их народ «хомяками» и подкалывал по всякому, оказались готовы.

Мелкая, похоже, увидала меня едва я порог переступил. Я еще и оглядеться толком не успел, а она уже на шее повисла.

— Грошев, зараза! Живой!!! Как же я рада тебя видеть!!!

— Взаимно, Тось, взаимно. А Роман-то твой где?

— Ромка на тренировке. Тут ваши для всех, у кого оружие на руках есть, вроде курсов устроили. Мол, раз ствол имеешь — умей пользоваться. Причем так, чтоб мы не боялись тебя за спину поставить. И уже второй день дрессируют их на вашем стрельбище. Правда — без стрельбы. Говорят, патронов мало и вообще, нечего лишнее внимание шумом привлекать. Но гоняют серьезно, Ромка вчера еле до матраса доплелся.

Даже так? Роман — парень крепкий и в правильном подразделении в армии служил, его укатать — очень сильно постараться нужно. Конечно, Мелкая и присвистнуть могла, для красного словца, как говорят: «Немного не приврешь — хорошую историю испортишь», но, однозначно, кто-то всерьез за дело взялся. Надо будет сходить, поглядеть, что там и как.

— Как вообще добрались?

— Ой, Борька, лучше не спрашивай. Жуть какая-то. Помнишь, как мы с тобой все хихикали, когда всякие «Ночи живых мертвецов» глядели. Мол, вот идиоты, это ж надо такое вытворять? А пока до Пересвета доехали, такого нагляделась! Куда там этому Ромеро с его фантазиями! У нас же, кроме тех, что во дворе шатались, один мертвец, действительно, в подъезде отирался. Ромка в него, считай, в упор пальнул… Это все как по стене размазало. Меня как замутило… Как в машине очутилась — даже не помню толком. Да и потом, по дороге… Везде разгром, по улицам упыри эти ковыляют. Шестнадцатиэтажный дом, как свечка полыхает, а тушить некому. И из окон на верхних этажах люди выпрыгивают. Страшно…

Да уж, кто бы спорил.

— Держись, Мелкая. Теперь ты в безопасности. У нас здесь, сама знаешь, народ такой — любого упыря на запчасти разбарахлят, тот и мявкнуть не успеет. Да, слушай, а чего старый-то с мамой не поехали? Мне дежурный сказал, что записку отцову тебе отдал?

— Угу, — кивнула Тоня и начала сосредоточенно рыться по карманам. — Вот, на, читай.

Я развернул сложенный пополам тетрадный лист в клеточку, исписанный мелким убористым отцовским почерком:

«Здорова, сын! Спасибо, что предупредил. Я сразу всех наших мужиков на уши поставил. Сходу в оживших мертвецов, конечно, почти никто не поверил, но, решили, что раз уж ОМОН в Москве с кем-то в полный рост воюет — значит и нам тут ушами хлопать не стоит. Повскрывали сейфы, подоставали у кого чего есть. Я чуть не полдня сидел, всю «латунь» к «Сайге» из старых запасов картечью и пулями переснарядил — решил, что лишним не будет. Обзвонились все, что-то вроде схемы оповещения разработали, так, на всякий случай. Даже договорились, что если понадобится, дежурства и патрулирование поселка организуем силами нашей честной компании…»

Это да, компания у них там, в Осинниках, выдающаяся: большая — человек десять-двенадцать, и дружная. Не поверите — банная. Уже лет, не соврать, пятнадцать, если не двадцать, примерно в одном и том же составе каждое воскресенье в бане собираются. Часов с трех дня и до самого закрытия сидят, парятся, пиво или чай травяной пьют, за жизнь разговоры разговаривают, анекдоты травят. Меня в свое время, можно сказать, из этой бани в армию провожали и в ней же назад встречали. Да и после каждой командировки на Кавказ заезжаю отметиться — традиция. А так я там давненько не появлялся, как отец говорит, мне там уже и прогулы ставить перестали. Но приветы через него вся тамошняя «старая гвардия», передает постоянно. Такой вот небольшой «клуб по интересам». И интересы эти не только в сравнении дубовых веников с березовыми, и темного пива со светлым заключаются. По крайней мере, насколько я знаю, какие-никакие «гладкие» охотничьи ружьишки есть у всех, а кое у кого, как и у отца моего, и нарезные карабины имеются. Но тут не столько «клуб», сколько Земляничное свою роль сыграло. Земляничное — это деревенька неподалеку от наших Осинников. Деревенька — так себе, маленькая. Известна только тем, что неподалеку есть источник, якобы самим Сергием Радонежским найденный, да охотхозяйством, в котором в свое время сам «дорогой Леонид Ильич» кабанов постреливал. В девяностые там дела шли так себе, но совсем в трубу не вылетели, а последнее время так и вовсе ситуация на поправку шла. И большая часть тамошних сторожей, егерей и прочего персонала — наши, из Осинников. Да и просто охотников в поселке всегда хватало. Кроме того, отец там далеко не единственный отставник: кроме него есть еще как минимум два тезки, которых между своими так и зовут: Володя-майор и Володя-подполковник. Да и «срочную» по молодости служили все, старой закваски люди, не нынешняя «поросль», только и умеющая, что от военкоматов бегать, да за родительские деньги «белые билеты» покупать.

«… А уж когда по телевизору начали передавать сначала про режим ЧП, а потом и про мертвецов… Короче, сын, это ты последние пятнадцать лет в поселке несколько раз в году наездами бываешь, да и служба у тебя. А мы с матерью здесь полжизни прожили, я тут всех знаю, меня все знают. Не могу я отсюда так просто убежать, да и не хочу. Так что — остаемся мы.

В Осинниках пока тихо, ни одного мертвеца не видели. До Посада-то далеко, не добредут. Мать тебе привет передает. И, если будет возможность и время — заезжай. Поговорить нужно: ты ж у нас фронтовичок, советы твои нам совсем не помешают, а то, что я, что Володьки оба-два, хоть и офицеры, но малость по другим ВУСам. Ладно, бывай. Ждем в гости. Отец»

М-да… А, собственно, чего ты вообще ожидал, Борис Михалыч? Можно подумать, ты своего отца не знаешь? Вот заехать к ним нужно будет обязательно. Мало ли, может, и правда смогу подсказать что-нибудь дельное. Больше того, надо им еще и про раздачу оружия рассказать. Хотя, телевизор они смотрят, наверняка уже сами в курсе. Так что, думаю, уже съездили или в самое ближайшее время поедут.

— Ну, что, прочитал? — вопрос сестры выводит меня из задумчивости.

— Прочитал… Кто бы, блин, сомневался… Всю жизнь он у нас такой…

— Он один, что ли? — ехидно фыркает Тонька. — На себя в зеркало погляди! Копия. Перед вами обоими хоть флаг неси — рыцари без страха и мозгов.

— А это разве плохо?

— Сейчас — наоборот, — лицо Антонины посерьезнело, да и шутливые интонации из голоса пропали. — Когда вокруг — полный мрак, людям всегда нужен кто-то, за кем можно пойти. Нет, даже не так, нужны те, кто возьмут на себя ответственность, возглавят и поведут. А то и силой потащат, если понадобится. А такие как вы всегда сами будто напрашиваетесь, сами вперед лезете.

— Так ведь должен же хоть кто-то…

— Вот-вот, а почему «кто-то» — это обязательно должен быть ты? Почему у остальных — семьи-дети, а вы вечно за всех оптом переживаете?!

Ответить мне нечего, вроде, и правда в ее словах есть, но как-то не по душе мне такая правда.

— Не дуйся, Грошев, — грустно улыбается сестра и легонько тычет меня пальцем в переносицу. — Я ж тебя уже тридцать лет знаю. Вы иначе просто не умеете. Об одном прошу — про себя совсем не забывай. У тебя есть мы, мы тебя любим и за тебя переживаем. Ты нам нужен, причем, не в виде героического портрета в траурной рамочке и ордена на бархатной подушке, а живой и здоровый. Сказку про Данко помнишь? Вести людей к свету — это очень правильно и благородно, но иногда для этого приходится вырвать из груди свое сердце. А человек без сердца даже в сказках долго не живет.

— Ууу, Мелкая, что-то тебя совсем на черную меланхолию потянуло. А ну, улыбнись и не кисни!

Сестра послушно улыбается. Улыбка у нее красивая, будто у какой-нибудь кинозвезды голливудской. Вот только глаза все равно остались грустными, а они, как правильно кто-то умный подметил — зеркало души. Они не врут.

Потом мы еще примерно час болтали о всякой чепухе, что называется, обо всем и ни о чем. Потом в зал ввалилось около полутора десятков разномастно одетых и кто чем вооруженных парней и мужиков, потных, красных и сырых просто навылет. Крепко пахнущий свежим потом Ромка, на ходу стягивая через голову пропотевший камуфлированный китель, видно, еще армейских времен «дембелька», сначала протянул мне для пожатия руку, а потом буркнув: «Под охрану, боевой, заряженный», вручил мне свою «Сайгу» с примкнутым магазином.

— Пойду в душевую очередь занимать, — отдуваясь фыркнул он. — А то у вас тут только четыре кабинки, можно долго проторчать.

Да уж, что есть, то есть, не предусмотрена наша казарма для проживания такого количества народа. Она и для полного одномоментного сбора всего Отряда не сильно подходит, если честно. Вот дежурному взводу тут вполне комфортно, а если больше — уже начинаются напряги. Сейчас же в Отряде просто натуральный «час-пик»: дикая скученность, везде очереди — в туалет, в душ, в столовую. Нужно в самое ближайшее время что-то решать, иначе до добра это все не доведет. Где подобные стесненные условия — там обязательно возникает психологическая напряженность, а вслед за ней — конфликты. А «разборки» с участием вооруженных гражданских могут весьма плачевно закончиться. Не сразу, нет, но бесконечно такие «нарывы» назревать не могут — обязательно прорвет рано или поздно. Я с подобным не один раз на Кавказе сталкивался. Когда сто восемьдесят суток сотня, а то и полторы здоровых молодых мужиков сидят практически безвылазно на «точке» в горах. И ни одного нового лица, ни одной свежей новости. К концу командировки уже глядеть было тошно на эти давно опостылевшие рожи. Люди начинали собачиться из-за любой чепухи. И это крепкие и подготовленные бойцы ОМОН, чего уж про штатских говорить…

Так, хорошо, родственников проведал, теперь пора и самому где-нибудь на ночлег устраиваться. До ночи, конечно, еще далеко, но лучше о спальном месте побеспокоиться заранее, да и планы кое-какие имеются.

С размещением все решилось просто. У нас все-таки военизированное подразделение, и подобные вопросы принято решать централизованно. То есть, распределить относительно пригодные под проживание помещения в казарме между подразделениями волевым решением командира. В смысле, сел Батя, мощный свой загривок почесал и устроил «материализацию духов и раздачу слонов». Типа, первый взвод первой роты — кабинет психологической разгрузки, второй взвод первой роты — бухгалтерия… Ну, и так далее. Короче — всем сестрам по серьгам и пусть никто не уйдет обиженным. Места в тех кабинетах, понятное дело, только спальники поверх «пенок» бросить. Одежда — в тюк свернуть, и под голову, личные вещи — в сумки и аккуратной кучей сложить у входной двери. Условия самые спартанские. Но народ у нас не привередливый, видали условия куда хуже. Стены есть? А крыша? Окна целы и? И даже электричество имеется? Так чем ты не доволен, хороняка? Это тебе не брезентовый навес из плащ-палатки и едва тлеющий, немилосердно дымящий на сырых дровах костерок посреди раскисшего от нескончаемого мелкого снега с дождем леса в чеченских предгорьях. Вот уж где был натуральный отель «Редисон-Славянская». Какие там «пять звезд»? Не меньше десятка! И ничего, пережили, даже серьезно никто не простудился… Так что, тут у нас условия вполне вменяемые.

Прежде чем размещаться, мне еще кое-что сделать нужно. Спустившись со второго этажа на первый, снова захожу в наш взводный кубрик и, открыв свой шкафчик, достал из него сумку с ноутбуком. «Бук» у меня заслуженный — две чеченские командировки прошел. Незаменимая штука: и кино посмотреть, и книжку почитать, и, если прием устойчивый, что даже в Чечне изредка случается, используя мобильный телефон как модем, в интернет вылезти, родне письмо на электронную почту черкануть. Пусть и недешевое удовольствие, но, всяко надежнее и быстрее, чем обычные письма по почте отсылать. Условия эксплуатации, правда, от тепличных далеки. Мой ASUS чего только на Кавказе не пережил. И блок питания у него от перепадов напряжения горел, когда у нас дизель-генератор чудил. И с самых разных высот он падал, и однажды во время тревоги его кто-то не только с тумбочки стряхнул, но еще и ногой наступил. Не сильно, иначе раздавил бы к чертовой бабушке, но грязный след берца на крышке остался отчетливый. Но даже после всего этого он продолжает работать. Да, малость подустарел и новые игры на нем уже не пойдут. Так я в игры и не играю почти, а тетрис на любой «пишущей машинке с экраном» запускается, так что мне оно не критично. Для всего остального возможностей пока вполне хватает.

Так, похоже, долго я собирался. Как обычно, все самые удобные места уже заняты. Кинуть спальник теперь можно либо у входной двери, либо возле большого, громко булькающего компрессором аквариума, в котором лениво шевелят плавниками, кажущиеся вечно удивленными из-за приоткрытого рта, золотые рыбки. С другой стороны, сон у меня крепкий и компрессор его вряд ли потревожит, а вот розетка там имеется, что для меня куда важнее. Правда, все гнезда заняты, но это не проблема, я в этом вопросе воробей стреляный и «пилот»-«пятерка» у меня всегда в сумке. Увидев внезапно появившиеся четыре свободных розетки народ вокруг резко оживился. Ага, кто бы сомневался: на халяву и хлорка — творог, а аккумуляторы к станциям всем заряжать нужно… Короче, теперь золотые рыбки удивленно взирают из-за стекла не только на экран моего ноута, но и на четыре помаргивающих красными светодиодами зарядных «стакана», выстроившихся рядком на полу рядом со мной.

В комнате довольно тепло, поэтому стянув с себя и китель, и тонкий свитер, остаюсь в брюках и футболке, а все остальное заворачиваю в куртку и убираю под спальник в изголовье. Вполне нормальная подушка вышла. Сам вытягиваюсь поверх спального мешка, а ноутбук ставлю себе на пузо. Ну, пожалуй, приступим. Так, а вот как бы мне свой «опус» обозвать? Блин, с названием — проблема. А, плевать, пусть будет просто «Документ Microsoft Word.doc». Что называется, простенько и со вкусом.

г. Пересвет, база Подмосковного ОМОН. 25 марта, воскресенье, утро

— Угу, значит: «Провести среди совершеннолетних граждан перепись на предмет выявления среди них специалистов в областях деятельности, необходимых для жизнеобеспечения анклава»… От ты ж загнул… А слог-то какой. Тебе, Грошев, не в ОМОНе служить, а романы писать! Фантастические, блин.

Молчу, Батя мужик такой, подколоть любит, но к дельным предложениям относится серьезно.

— Ты под словом «необходимые», вообще, что конкретно подразумеваешь?

Блин, мой прокол, ведь хотел расписать подробнее, да решил, что незачем очевидные понятия разжевывать.

— Прежде всего, это люди, по работе имевшие отношение к жизнеобеспечению в самом прямом смысле: электрики, сантехники, водопроводчики. Потом — автомеханики, слесаря всевозможные. Строители любые: плотники, каменщики, кровельщики. Водители и операторы строительной техники. Водители грузовиков и автобусов… Пекарня у нас в городе есть? А многие в ней поймут что-то? Это на семью пирожков почти любая женщина сама напечь сможет, а нам, тащ полковник, сейчас о пропитании на целый город, пусть и небольшой, думать нужно. Врачи, опять же, всех направлений. Учителя…. Да много кто. Тут отдельно нужно сидеть, думать, список специальностей составлять…

— Тоже верно, — кивнул Батя и опять уткнулся в монитор компьютера. — Так, что там дальше? Ага: «Из числа наиболее подготовленных мужчин, прошедших срочную воинскую службу в подразделениях ВДВ, МП, спецназа ВВ МВД, войсковой разведки, других спецподразделений и офицеров (в том числе и в отставке), тех же родов войск и подразделений, и при этом не обладающих специальностями в областях, необходимых для жизнедеятельности анклава, сформировать вооруженную дружину, на которую возложить патрулирование и охрану внутри защищенного периметра, а также привлекать в качестве вспомогательных сил к выездным операциям с низким уровнем угрозы…» Низкий уровень, это ты как понимаешь?

— Это, товарищ полковник, например склады какие-нибудь вывозить. Одних их на охрану погрузки или колонны в движении отправлять пока рановато, а вот на взвод наших два взвода «иррегуляров» придать — уже вполне нормально получится. Ну, понятное дело, сначала подрессировать придется, но, учитывая, кого набирать будем — вряд ли много возни и трудностей в подготовке нарисуется. Людей нужно брать только самых подготовленных. Зато реальные бойцы для выполнения реальных задач сразу высвободятся.

— Понял, ладно, едем дальше: «Привлечь весь персонал СМУ НИИХимМаш и мужчин, имеющих строительные специальности, к оборудованию защитного периметра по границам города…» А не круто, весь город огораживать? Потянем?

— Придется, тащ полковник. В стенах Отряда нам уже тесно. Вот-вот из-за бытовых трудностей кусалово между людьми начаться может. А тут все и так на нервах и при оружии многие. Причем, вооруженных скоро еще больше станет. Проще если не весь Пересвет, то хотя бы его центральную часть в крепость превратить. Да и не вижу в задаче ничего невыполнимого: дома у нас стоят компактно, так что нужно будет окна с внешней стороны этажа до четвертого закрыть, а выше оставить только как амбразуры и прочие огневые точки. А стену ставить между домами. Трудно будет, согласен, но вполне возможно. Да и люди, думаю, постараются. Не для галочки ведь строить будут, не на чужого дядю вкалывать, а свою собственную жо… кхм… жизнь защищать.

— Согласен, но между домами — тоже немаленькой длины забор получается, Грошев. Из чего мы его городить будем, тоже подумал?

— Так точно, подумал. Можно начать демонтаж защитных экранов, что по МКАДу стоят и на Ярославке в районе Мытищ и развязки в Королеве. Пока на них кто другой умный и сообразительный не нашелся. Они ведь смонтированы просто — на болты и гайки, в бетонные блоки основания вмурованные. Этакий детский конструктор, только размерами намного больше. Панелевозы в СМУ есть, вы это и сами знаете — соседи как-никак. Сформировать бригады грузчиков, пару кранов, грузовиков побольше. На охрану не поскупиться. И пойдет дело. Этих экранов ведь вдоль трассы — километры и километры. Сделаны из гладких бетонных плит или какого-то прозрачного, но толстого ударопрочного пластика, высота — примерно десять метров, а то и выше. Не то, что обычного зомби, думаю, и мутанта удержат. Особенно те, которые из пластика, они ведь сверху еще и внутрь загнуты. Установить их кривизной наружу — и все, никто не перелезет.

— А пулю или даже выстрел гранатометный твой забор удержит? Сам же говорил, бандитов расплодилось…

— Товарищ полковник, нормальный обстрел даже танки не выдерживают. И что, теперь вообще никак не отгораживаться?

— Хм, — Львов чешет в затылке. — Ладно, допустим, убедил. А вот это как: «Из числа лиц, не имеющих необходимых в данных условиях специальностей, сформировать бригады разнорабочих…» Ну, да, с этим тоже все ясно, кому сейчас нужны агенты по продаже недвижимости и прочие неизвестно чем занимающиеся менеджеры. Только как ты, Боря, собираешься всю эту шатию-братию работать заставить?

М-да, это вопрос, конечно «узкий». Пока я собираюсь с мыслями, командир продолжает:

— Так что, предложишь передовой опыт предков вспомнить? Продовольственные карточки, трудодни? Ты учти, так и до рабских ошейников довспоминаться недолго…

— Никак нет, тащ полковник, никаких ошейников! А что касается передового опыта — запросто. Только не предков, а той же Африки. Уж где-где, а там лагерей беженцев полно. Как там организовано? Охраняемый периметр, палаточный городок, раздача какого-то минимального продовольственного набора ежедневно, медицинское обслуживание при необходимости и поддержание внутреннего порядка. Этот минимум мы спасенным обеспечить обязаны. Его и обеспечим. А вот если кто-то хочет не перловый суп с килькой в томате кушать, а ту же колбасу с сыром — милости просим в рабочую бригаду.

— Ничего себе, Грошем, ты гуманист…

— А что делать? Не мы такие… Как еще сейчас можно заставить молодых лбов, не желающих работать? Нет, я молчу про пенсионеров или, допустим, женщин с маленькими детьми. Даже в блокадном Ленинграде была категория «иждивенцы» и им еду «за так» выделяли. Не много, но так много и не могли. У нас все не так ужасно, продуктов найдем и прокормим. Но именно таких. А вот совершеннолетних граждан, которые всю сознательную жизнь мобильными телефонами торговали или, в перерывах между «Пауком» и «Одноклассниками», никому не нужные бумажки с одного угла стола на другой перекладывали… Вы что, правда верите, что подобные кадры пойдут работать? Нет, кто-то, возможно, пойдет. Но большинство будет сидеть на заднице, и орать про свои порушенные злобными ментами права. Это у них сейчас модно. «Я свои права знаю!» А то, что права гражданина — это всего лишь «приятный маленький бонус» к его же обязанностям — давно забыли, если вообще когда об этом слышали.

Ага, кажется, в точку попал. Батя нахмурил брови, задумался. А я продолжаю:

— Вот и выйдет, что одни будут, собой рискуя, крупы и тушенку со складов вывозить, и на стенах с автоматами стоять, а другие, пользуясь тем, что ни черта не умеют и уметь не хотят, будут, вопя про свои права, за их спинами сидеть, и кашу, из той крупы сваренную, жрать? А не облезут? И даже не в этом главный вопрос. Главный — как скоро такая ситуация надоест тем, кто вывозит и стоит?

— Нет, Грошев, тебе точно в писатели идти нужно было, — хмыкает командир. — Ну, а если все равно не захотят, мол, сами с усами?

— Да ради бога! Человек работать должен осознанно и добровольно. Не хочешь — минимальный необходимый для жизни паек и защиту обеспечим, а остальное — сам, ежели уж склонность к самостоятельности вдруг проснулась. Оружие, вон, любой психически здоровый и несудимый за несколько минут получить может. А дальше — все сам. Вот только за попытки взлома магазинов в городской черте и воровство наказывать максимально жестко. Про грабежи, разбой и прочие «тяжкие против жизни, здоровья и собственности» я вообще молчу.

— И как наказывать будем? Расстреливать или вешать?

Нет, я так и знал, что икнутся мне еще мои московские «приключения».

— За убийства или изнасилования — однозначно. В остальных случаях — хватит и просто изгнания. Как говорится: «Вон — бог, в вон — порог». Не хочешь жить по-человечески с людьми — живи с упырями. Сколько сможешь, столько и живи.

— Злобен ты, прапорщик, — задумчиво качает головой командир.

— Времена такие, товарищ полковник. Мне тут вчера наш Дядя Саня правильную вещь сказал: нет у нас сейчас возможности политесы разводить и в демократию играть. Или хоть кого-то спасаем, или все дружно медным тазом накрываемся. Лично мне вообще не хочется вонючим куском мяса по улицам шаркать и тухлую мертвечину жрать.

— Не поспоришь… Ладно, Боря, основную мысль твоей… ну, пусть будет — докладной записки, я понял. Остальное позже посмотрю, уж не обижайся, — Батя выразительно смотрит на часы у себя на запястье. — Дела не ждут. Скажу одно: такие вот мысли не тебе одному в голову приходят. Я со многими сейчас связь держу, в других местах похожие идеи тоже уже появляются.

И почему я совсем не удивлен? Похоже, прошло время политиков, с их бесконечной демагогией о свободе-равенстве-братстве и прочих демократических ценностях. Времена настали суровые и к «рулю» встали военные. Которые не умеют много и красиво говорить, зато привыкли четко действовать.

— Одно мне скажи, Борис, как ты вообще до мыслей таких дошел? — пристально смотрит мне в глаза Львов и аккуратно стучит пальцем по монитору моего ноутбука. — Я ведь понимаю, что это все — не экспромт, вчера на коленке сляпанный. Нет, что-то, конечно, именно сейчас выдумано, но вот основные-то идеи…

— Тащ полковник, если расскажу — все рано не поверите, — пытаюсь отшутиться я.

— А ты попробуй.

— Ну, в общем, есть, вернее, теперь, наверное, уже было в интернете одно веселое местечко… Форум один. Это такое место…

— Грошев, ту командира совсем за дурака не держи, — ухмыляется Львов. — Я, конечно, малость постарше вас, хакеров доморощенных, буду, но не совсем уж темный и дремучий.

— Виноват! — изображаю попытку подскочить по стойке смирно я и продолжаю. — В общем, тамошние постоянные обитатели сами себя звали «Палатой параноиков». Ни больше, ни меньше. И занимались они странным — обсуждали все возможные варианты гипотетических концов света. Любых, от ядерной войны до вторжения инопланетян, от очередной революции до падения метеорита. Забавное такое местечко…

— А по-моему — сборище идиотов, — хмыкает полковник.

— Ну, не без этого. И дураков, и тех, кто дураков изображал, просто так, от нечего делать, там тоже хватало. Но и вполне разумные мысли и идеи частенько проскакивали. Я там частым гостем был. Сидел, читал, прикидывал…

Ловлю на себе подозрительный взгляд Львова и улыбаюсь.

— Нет, товарищ полковник, вы не подумайте… Тут, скорее, зарядка для мозгов была. Есть некая вводная: случилось вот этакое, вот случилось, и все… И что ты, исходя из того, что прямо сейчас знаешь, умеешь и имеешь при себе, сможешь сделать, чтобы выжить?

— Хм, ну, может, ты и прав. Хотя, вторжение инопланетян, это, конечно немного чересчур…

— А вот это, — я выразительно смотрю в сторону выводящего на улицу окна, как бы намекая на все происходящее сейчас снаружи, — как вам, не чересчур?

Командир аж поперхнулся и побагровел от неожиданности. Уел я его.

— Ладно, Грошев. Еще раз спасибо за работу. Задумку твою я еще раз перечту внимательно, с другими людьми ею поделюсь. Ситуация у нас сейчас, на самом деле слишком уж не стандартная, ни одним Уставом или наставлением не предусмотренная. Сейчас каждая дельная мысль — на вес золота, каждое лыко — в строку. А пока, дуй-ка в «дежурку». Там через, — полковник снова смотрит на свои часы и возвращает мне назад мою флешку, — три минуты совещание командиров подразделений. Начштаба будет задачи на день раздавать. Не опоздай.

— Есть, тащ полковник!

В «дежурку», так в «дежурку». Интересно, что день грядущий на готовит?

Интермедия четвертая. Евгения Воробьева

Лагерь беженцев… Странное словосочетание, чуждое какое-то, инородное, совсем не подходящее для России. С ним все время ассоциируется Африка: какие-то смутные детские воспоминания — репортажи в программе «Время» про очередную гражданскую войну в какой-нибудь Либерии, Буркина-Фасо или Конго, да совсем свежий фильм «Кровавый алмаз» с возмужавшим, но по-прежнему симпатичным ДиКаприо, на который она примерно месяц назад ходила в кинотеатр. Беспросветная нищета, из какого-то мусора кое-как слепленные шалаши и маленькие хижины, редкие нитки ржавой колючей проволоки на покосившихся столбах, грязь и мусор. И даже на вид — ощущение полнейшей безнадеги. Не так давно, в середине девяностых, в новостях очень много говорили о лагерях беженцев в России, но это было далеко, где-то на Кавказе, за многие сотни километров и от бурлящей Москвы, и от сонного Иваново. А то, что далеко, чего не видишь своими собственными глазами, того как бы и нет. Теперь же оно есть. Как там у Маяковского? «Войдет упруго, грубо, зримо…»? Точно сказано, пусть и совсем по другому поводу.

Конечно, выглядит все и не так ужасно, как в тех старых репортажах. Старые, выцветшие, до небольших дыр пропревшие и немного истрепавшиеся у земли армейские брезентовые палатки, тесно прижатые друг к другу, расставленные аккуратными рядами на футбольном поле посреди воинской части. С двух сторон этот небольшой стадион окружен зданиями: штабным корпусом, спортзалом и офицерской столовой с одной, и медсанчастью с другой. С третьей — какое-то нагромождение труб, лесенок и турников — спортгородок. С четвертой — неглубокий овраг, отделяющий футбольное поле и примыкающий к нему спортгородок с разными турниками и полосой препятствий от большого полигона, который солдаты из охраны называют тактическим полем.[82] На этом самом поле сейчас — тоже палатки. Много, ряды и ряды. Вокруг — построенный явно на скорую руку, но вполне добротный двойной забор из сетки-рабицы на немного ржавых, но толстых металлических трубах. Высокий — метра три с половиной, сверху еще и оплетенный странного вида, завитой в спираль колючей проволокой. На всех крышах — часовые с автоматами и даже пулеметами. И вдоль забора снаружи время от времени проходит патруль из трех вооруженных солдат. Кроме того, по обе стороны от штабного корпуса торчали из-под земли диковинными грибами темно-зеленые металлические колпаки, очень похожие на башни тех бронированных машин, на которых ездили по Москве спасшие ее омоновцы. Разве что выглядывавшие из амбразур стволы тут были по размеру намного меньше. Время от времени то тут, то там на периметре охранения бахали одиночные выстрелы, а порой и сразу несколько стволов начинали молотить грохочущей скороговоркой. Это посты охранения отстреливали лезущих к забору мертвецов. Удивительно, но на выстрелы большинство людей вокруг перестали не то, что дергаться, а вообще на них реагировать. Стрельба стала привычным, обыденным звуком. Этаким неизбежным «звуковым сопровождением» вроде гудков клаксонов и хлопков автомобильных глушителей в городах. Точно так же не вызывали уже никаких эмоций ходящие вокруг вооруженные люди. Но тут все было вообще просто: чего их бояться, если они тебя и твою семью защищают? В общем, на Женькин непрофессиональный взгляд, охранялось тут все серьезно и на совесть.

Внутри палаток обстановка предельно спартанская — простенькие, похожие на небольшие металлические ящики с дверцей, печки с трубами, выведенными на улицу через отверстие в крыше, по две штуки на палатку. В центре, между двумя высокими опорными столбами — явно кое-как, наспех сбитые из плохо оструганного горбыля стол, и две длинные скамьи, накрытые обычным, сложенным вдвое, толстым полиэтиленом и синяя пластиковая бочка с водой. Ее и умываться в умывальники набирают, и пьют. Вдоль стен рядком стоят облезлые и сильно ржавые двухъярусные кровати с провисшими панцирными сетками. По шесть с каждой стороны. Итого — двадцать четыре человека в палатке. И это им еще повезло, кроватей на все палатки не хватило, и в некоторых сколотили длинные во всю стену двухэтажные нары. Все «удобства» снаружи: на двух столбах и приколоченной к ним широкой доске висят три деревенских умывальника, а чуть поодаль от палаток, у самого забора, рядом с клубом — большущий, наверное, штук на тридцать «посадочных мест» туалет. На койках нет не то что постельного белья, но даже матрасов. Скрипучие ржавые сетки накрыты солдатскими плащ-палатками. Тоже старыми, блеклыми, неоднократно заштопанными. Как отец в таких случаях шутил: «В ней трое померли, двух похоронили». Очень на то похоже. Стоит все прямо на земле, никакого настила нет и в помине, разве что песком, перемешанным с мелким гравием, какая-то добрая душа все засыпала. А иначе — была бы в палатке непролазная грязь — как-никак март на дворе. Дрова к печке сырые, горят — так себе, зато сильно дымят. Солдатики — добрые души, поделились своим богатым жизненным опытом и куда меньшими материальными благами: принесли полведра солярки и отмытую консервную банку из-под сайры, посоветовав время от времени подплескивать понемногу на расколотые поленья в печи. Дрова стали гореть лучше, но дымить — еще больше, да и запах у горящей солярки не самый приятный. Вдобавок, жестяные колена, из которых печные трубы собраны — старые, ржавые и мятые, оказались очень плохо подогнанными. Часть дыма выходит через трубу не на улицу, а прямо в палатку. Из-за этого под потолком постоянно клубится сизое марево. Все девчонки, а их палатка чисто женская, сильно кашляют. Но зато внутри тепло. А вот вчера ночью они все уснули и не уследили за печками. Те погасли, и к утру все население их палатки дружно подпрыгивало, приседало и похлопывало себя озябшими руками по бокам на небольшом пятачке перед входным тамбуром. Даже на улице оказалось теплее, чем внутри. Женька даже представить себе не хотела, что могло бы быть, останься она до сих пор в своей офисной «униформе»: обтягивающей юбочке, блузке и коротенькой демисезонной курточке. Если и не окочурилась бы, то уж как минимум пневмонию заработала. Но ей повезло: в эвакуационном центре на Триумфальной площади, куда ее привезли омоновцы, кроме них были еще и врачи из МЧС. И увидев, в каком виде эвакуируется Женька, две находившихся среди них женщины просто в ужас пришли. Поохали сочувствующе, пообещали помочь. И помогли. Буквально через час какой-то полный дядька с ухоженной испанской бородкой, одетый в аляповатую темно-синюю форму МЧС принес ей, и каким-то ребятам, нарвавшимся на грабителей и серьезно пострадавшим, несколько комплектов армейского камуфляжа. И летнего, и зимнего и даже белье нательное, которое он обозвал «белугой», не забыл. Смешное такое, из толстой и мягкой на ощупь белой фланели. Просторная рубашка с длинным рукавом и треугольным воротом и обтягивающие штаны с ширинкой на пуговицах. Как ни странно, все оказалось по размеру и впору. Когда она сказала об этом, бородатый аж надулся от гордости и, легонько ткнул себя кулаком в грудь и заявил, что у него — глаз-алмаз, и он уже столько призывников за свою жизнь одел, что ему достаточно один раз на человека поглядеть, чтоб его размер одежды выяснить. А вот с обувью вышла проблема — не было на здешнем складе таких маленьких сапог. Толстяк, с виноватым лицом, лишь руками развел, мол, не предусмотрена армейским снабжением такая нога. Детский размер. Так и пришлось бы Женьке и дальше дефилировать на шпильках, но ей снова повезло — поделилась своими кроссовками одна из эвакуированных омоновцами из дома на Садовом кольце девушка. Но, даже несмотря на теплую «белугу» и два слоя камуфляжа, замерзла Женька, буквально как собака. Весна в этом году, конечно, аномально теплая, но это днем, а вот ночью температура до нуля падала.

И снова пришли на выручку стриженные наголо, камуфлированные «ангелы-хранители» — солдаты из охраны периметра. Они снова развели огонь в печках и посоветовали поделить ночь на дежурства между всеми живущими. В итоге получилось, что каждой придется пободрствовать буквально по пятнадцать минут за ночь, зато печки гарантированно не погаснут. Самое обидное — ведь ничего сложного нет ни в идее, ни в ее исполнении. И почему же сами не догадались? Вот тебе и «тупые вояки»… Угу, они — тупые, а без их подсказки двадцать четыре «умниц» чуть себе зад… все что можно не отморозили.

С улицы донеслось звонкое бреньканье. Это возле столовой на невысоком столбе висит на ржавой толстой проволоке кусок рельса. Три раза в день кто-то из солдат от всей души колотит по нему молотком, собирая обитателей палаточного городка на завтрак, обед и ужин. Женька не спеша встала с кровати и, сняв с прикрученного к кроватной дужке крючка из тонкой алюминиевой проволочки старенький, облезлый армейский котелок, внутри которого погромыхивают кружка и ложка, вместе с прочими обитательницами палатки пошла к столовой.

С организацией и тут все было в полном порядке. Базы «тупых военных» вообще, судя по Женькиным наблюдениям, оказались едва ли не единственными островками относительного порядка в воцарившемся вокруг безумии. Да, в спокойные времена над их «так точно, никак нет» и привычкой всюду ходить строем, можно было смеяться сколько душе угодно. Зато сейчас именно благодаря этой самой привычке, они, если судить со стороны, совершенно не напрягаясь, организовали получение пищи добрым десятком тысяч человек за раз. Без воплей, толкотни и прочего бардака. И ведь ничего сверхъестественного им для этого делать не пришлось. Просто разбили людей на группы по принципу одна палатка — одна группа. Выстроили эти группы в очередь и пропускают в столовую партиями. Столовая тут большая, человек по четыреста разом рассадить можно. Рядом с очередью неспешно прогуливаются туда-сюда несколько вооруженных автоматами офицеров. С одной стороны — для охраны, с другой — так и для поддержания порядка. Женька уже очень давно не была наивной, а глупой — та и вообще никогда. Она прекрасно представляла себе, в какую безобразную свалку могла бы превратиться эта, сейчас вполне чинная и благопристойная неспешная очередь, не будь тут этих усталых, но решительных мужиков в камуфляже. Было бы именно то, что показывали по телевизору про лагеря беженцев в Африке: толпы орущих голодных людей перед грузовиками, которые чуть ли не на лету хватают и прямо в воздухе рвут выбрасываемые из кузовов мешки с «гуманитаркой». Тот, кто посильнее, понаглее и побойчее — урвет, кто послабее — вынужден будет ползать в грязи, подбирая то, что выпало из рук более удачливых, а то и вовсе останется голодным. В общем, было бы весело. И свои шансы в подобном «веселье» Женька вполне здраво оценивала как нулевые и искренне радовалась тому, что военные их не бросили.