Звериный подарок Шолох Юлия
– Нет.
– Вам не преподавали историю?
– Нет.
– Почему? – с неподдельным удивлением спрашивает Ждан.
Почему, почему. Кого колышет образование полукровок? Уж точно не нашего князя. Придется прикидываться валенком, это легко – главное, мило улыбаться и смотреть понаивнее, как не очень умные люди.
– Не знаю.
– Ладно. Вам преподавали языки?
– Нет.
– Искусство?
– Нет.
– Магию?
– Нет.
– Почему?
– У меня очень невысокий уровень силы, меня бессмысленно учить.
– Кто сказал?
– Княжеский колдун.
– Княжеский колдун… – задумчиво повторяет Ждан.
Вообще мы с Санькой, когда доступ к библиотеке имели, много чего интересного из книг узнали, но ведь он спрашивал о серьезных систематических занятиях? О звериной расе я и правда ничего не знаю. Ну, кроме того, что известно всем: они умеют перекидываться в животных. Так что нигде не соврала – князь не занимался обучением полукровок. А другой… секрет вообще никого не касается.
– Не понимаю, – говорит Ждан чуть позже. – Вам ничего не преподавали – ни историю, ни языки. Как это может быть. Что…
Его прерывает взрыв громкого хохота. Лохматый вскакивает со своего места и быстро идет к нам.
– Ждан, можно я? – спрашивает и получает разрешающий кивок.
Радим подходит и наклоняется надо мной, нависает сверху, как скала, готовая упасть и раздавить.
– Ее ничему не учили – ни музыке, ни танцам. Она катается на лошади в мужском седле и без корсета. А теперь ее одели в шикарное платье и заставили во всем нам потакать. И она потакает, хотя ей очень страшно и еще что-то не так. Может, голодная? Ну, в общем, я знаю почему. Потому что она – полукровка… – заканчивает он с довольным видом, и эти слова, произнесенные его глухим голосом, вдруг делают мне очень больно. Я упрямо застываю в кресле, задирая голову выше.
– Как мы и думали, – лениво говорит Дынко. – Хочет нас надуть. Хоть бы раз ошибиться…
Как же мне было тяжело в этот момент! Не получилось сделать то, чего от меня хотел князь. Хотя сам виноват, что я могла? Надо было относиться ко мне как к дочери, учить музыке и танцам, глядишь, и смогла бы понравиться.
Но зато можно больше не строить из себя благородную даму. Не нужно мило улыбаться и сидеть, как попугай на насесте. Я падаю глубоко в кресло, откидываюсь на спинку и прячу ноги под свою широкую юбку.
– Я не голодная, мне просто холодно, – равнодушно отвечаю на вопросительный взгляд Радима.
Вообще-то мне тут больше нечего делать, но надо, чтобы вожак разрешил уйти. Жду, но он пока молчит, поджимает губы и качает головой. Осуждает? Что мне его осуждение? Я не выполнила волю князя, вот что страшно.
– Как так можно… с собственной дочерью, – вдруг слышу мрачный голос Радима прямо над ухом. – Отменный мерзавец этот ваш князь.
– Это мой отец, – чеканю, зло смотря в его глаза.
С детства училась искусству двойных фраз. Когда прокручиваешь в голове одно, а говоришь другое. Ему я сказала: «Еще слово про моего отца, и я тебе глаза выцарапаю». И он понял, отошел и вернулся к кушетке.
– Можете идти, – кивает Ждан.
Я хотела встать, но вдруг меня как черт дернул! Раз все равно провалила задание, можно подумать о себе и сделать что-нибудь гадкое другим. Я же полукровка, значит, никого не удивит мое неправильное поведение.
– Нет! – резко говорю. – У меня тоже есть вопрос.
И наслаждаюсь их лицами. Что, получили, в-о-л-к-и?
– С чего ты решила, что мы ответим? – интересуется Ждан.
– А я все равно спрошу, – пожимаю плечами. – Так вот. Вы задавали такие вопросы, наверное, очень важные, очень нужные. И мне так вдруг интересно стало, для чего же заложнице быть столь образованной? Или что, – повышаю я голос, – неужели если она будет красиво петь и на пяти языках болтать, то у вас ее в случае измены рука не поднимется убить?
Ох, какие лица! Искренне наслаждаюсь. Что, съели? Теперь я собой довольна, можно и уходить. Я сделала, что смогла, дальше пусть мой папочка князь сам разбирается со своими соседями. Почему это должно меня заботить? Я же ему… не дочь.
Какой все-таки холодный пол, стоило подняться, как ноги тут же занемели. Ничего, скоро выйду в коридор, а там можно и пробежаться. Точнее, попробовать, в корсете особо не разгонишься.
Дверь открыть я не успела. Передо мной появилась рука Радима, она уперлась в гладкое дерево прямо перед моим лицом.
– Обиделась? – заговорил он за спиной. – Полукровка – это понятие вашей страны, у нас такого нет. У нас все дети законнорожденные, все равные. Просто нас предупредили, что для князя полукровки не представляют… ценности. Сказали, что он наверняка захочет нас обмануть. Так что обижайся не на нас… на ваши обычаи.
Какое странное желание… оглянуться и на него посмотреть.
Рука медленно опустилась ниже, к ручке, и распахнула передо мной дверь.
Корсет почему-то не помешал мне долететь до кабинета князя всего секунд за десять. Он меня ждал и, стоило мне войти, тут же понял, что ничего не получилось.
– Ты… – поджал губы.
– Сделала, что могла. Они догадались, когда узнали, что меня не учили ничему, кроме домашних дел.
Как же хочется домой, в свою комнату. Или на кухню к Глаше, поближе к горячему печному боку, в пряные душные запахи готовящейся еды.
– Сядь. – Князь не глядя махнул в сторону кресла и отвернулся к столу, странными мелкими движениями прикасаясь к лежащей на нем вещице. Как будто решался.
Его губы шевелились, но я ничего не слышала. Наконец предмет оказался в его руке и поплыл ко мне медленно, как птичье перышко на ветру. Какая красивая вещичка, круглая золотая коробочка, кружевная с гладким верхом, на трех изогнутых ножках в форме когтистых звериных лапок.
– Бери. Отнесешь сейчас волкам. Попросишь от моего имени прощения и передашь этот подарок в знак моего глубочайшего раскаяния. Сделаешь все, что скажут. Поняла? Я жду полного послушания, и только посмей ослушаться! Иди!
Шкатулка упала в мою ладонь, инстинктивно заставив пальцы крепко сжаться.
Опять идти к волкам? Еще и прощения за него просить? А еще таким тоном приказал, будто это я виновата в его неудавшемся обмане, а он тут ни при чем. Этакая случайная жертва. Ладно, выбора у меня и правда нет, извинюсь, не в первый раз. Извиняться за свою не такую уж длинную жизнь мне приходилось столько раз, что я легко смогу это сделать, даже ничего внутри не дрогнет. Хорошо, пусть все закончится побыстрее.
Кузьма встретил меня за дверью и повел назад, но оказалось, что в комнате волков уже нет, и я последовала за ним в левое крыло замка, где селили гостей. Члены княжеской семьи занимали правую половину, и ходили слухи, что в окна, расположенные напротив друг друга, можно увидеть множество интересных вещей, и княжеские советники часто подглядывают за гостями. Неужели правда?
Кузьма шел медленно и тяжело вздыхал. Что-то мне это нравится все меньше и меньше. Идти одной в комнату к мужчинам? Но ведь князь приказал, и ослушаться никак нельзя. Наверное, он просто не знал, что они уже поднялись к себе.
Остановившись у одной из дверей, Кузьма нерешительно оглянулся. Чего так странно смотреть? Это просто приказ князя.
– Спасибо, дальше я сама, идите.
Все-таки таким пожилым людям нужно больше отдыхать и меньше таскаться туда-сюда по холодным замковым коридорам, да еще в таком тесном камзоле. В нем, наверное, и не вздохнешь как следует.
Я постучала, уже представляя, как дверь откроет Радим, но ее открыл Дынко, высунув в щель только голову.
– Дарена? – удивился. – Чего тебе?
Низкий реверанс. Как же мне надоел этот корсет!
– Его светлость прислал меня с извинениями.
На круглом лице секундное раздумывание.
– Ладно, заходи.
Дверь открылась. Та-ак, зря я так резко вошла, будет урок на будущее, сначала стоит заглядывать. Волки в одних штанах, с голыми торсами и даже босиком. Та-а-ак, комнаты… смежные, похоже, они вместе живут. А у них тепло, в камине полыхает целая огненная буря. На полах пушистые темные ковры, стены обтянуты синей тканью. Мебель не похожа на изысканные княжеские гарнитуры, ничего изогнутого, никаких рельефных аппликаций. Вроде достаточно времени прошло, чтоб оделись.
Хм, ну хоть вожак рубашку натянул, на остальных можно и не смотреть. По крайней мере, постараться не смотреть, они очень красивы, особенно когда по голой груди скользит огненный зайчик из камина. Хотя, может, это не от камина, а от моего лица, я редко так сильно краснею.
Стоп, что я делаю вообще? Нужно переходить к заданию, Ждан настороженно меня разглядывает, будто ждет неприятностей:
– Я вас слушаю.
Реверанс. Хорошо бы за сегодня последний.
– Его светлость приносит свое искренние извинения по поводу случившегося и просит вас принять в знак прощения этот маленький подарок.
Показываю шкатулку и делаю шаг, чтобы отдать. Тут же мою руку перехватывает Радим. Зря, там нет ничего опасного, она же маленькая и легкая, чего он испугался? Что я запущу ее Ждану в голову с такой силой, что покалечу? Легко щелкнув пальцем, Радим открывает крышку и, резко вздохнув, тут же передает ее Ждану, не отводя от содержимого глаз. Теперь они прилипли к ней вдвоем, Дынко, заинтересовавшись, тоже подходит, заглядывает Ждану через плечо и изумлено присвистывает.
Что там такого любопытного? Раньше, чем успеваю сообразить, ноги уже делают пару шагов, и я, вытянув шею, заглядываю в шкатулку сбоку.
И что это? Розовая тонкая атласная ленточка, а на ней плоская костяная пластинка, круглая, покрашена розовым, посередине – рисунок белого кружевного бантика. Какой странный подарок, зачем волкам розовая ленточка, похожая на те бархотки, которые носят иногда на шее?
– Что это?
Ой, когда на тебя в упор смотрят три пары блестящих глаз, это не очень приятно. Быстро отскакиваю назад, наступив на собственное платье, и чуть из-за этого не сваливаюсь на пол. Наверное, нельзя было подходить так близко к вожаку, только бы не нарушить какое-нибудь их правило. Доказывай потом, что случайно.
– Ты не знаешь, что это? – совершенно спокойно спрашивает Радим.
Фух, похоже, ничего страшного не случилось, и они не восприняли мое приближение как оскорбление или что-нибудь подобное.
– Нет.
И тут на его лице появляется такая ярость, что просто дыхание замирает. Что я сделала не так? Неужели князь и подарок прислал неудачный, но ведь он прощения просит! Могли бы и навстречу пойти!
– И что князь тебе сказал? – интересуется Дынко.
– Сказал извиниться и отдать подарок. Сказал делать, что прикажете.
Вдруг мои ладони становятся такими мокрыми, что я хватаюсь за юбку, пытаясь подавить неожиданные подозрения. Не мог князь иметь в виду ничего неприличного, никак не мог. Я же пусть немного, но его кровь. Нет, это я просто испугалась злости, явно читающейся на их лицах, и оттого всякая гадость в голову лезет.
– И что… что вы мне прикажете? – Голос совсем на мой не похож, в голове пусто, я даже про корсет забыла впервые с тех пор, как его на меня натянули.
– Ничего. – Ждан хлопком закрывает крышку и отдает шкатулку Радиму, а тот тут же сжимает ее в руке. Возвращать, видимо, не собирается. – Скажи князю, мы подумаем и сообщим ему, как и в каком виде он принесет нам свои извинения. Иди.
Упрашивать дважды меня не нужно. В коридоре все еще ждет Кузьма. Вдруг так приятно видеть его светлые, замутненные годами глаза. Он как будто вздыхает спокойней и ведет меня в правое крыло к князю.
Что-то тут явно не так! Князь удивился, меня увидев, а потом даже разозлился. А уж когда я передала слова вожака, так просто рассвирепел.
– Никакого от тебя толку! Иди, и чтобы ни слова никому про подарок! – резко махнул он рукой.
И я ушла, не было желания задерживаться, хотя обычно старалась хоть ненадолго, на минутку, но остаться рядом, чтобы чуть-чуть побыть рядом, помечтать о том, что у меня есть любящий отец. А сегодня, наоборот, вылетела из кабинета с большим удовольствием. И даже фразу повиновения на прощание не произнесла.
Слуга отвел меня в комнату у кухни, где ждала Марфутишна с вещами. С каким удовольствием я сняла это жуткое платье, стащила его, как будто оно грязное! А уж корсет сдирала, как освобожденный каторжник кандалы. Что может быть лучше моей обычной одежды, свободной и удобной?
– Нас отвезут позже, когда экипаж освободится. – Марфутишна уселась на кровать, достав из корзины захваченное с собой вышивание. Запасливая!
– Пешком пойду.
Буду я ждать тут несколько часов, пока кто-нибудь сжалится и домой отправит! Идти-то всего пару верст.
День неплохой, дорога сухая, солнышко уже не греет почти, но идти среди полей всегда теплее, чем сидеть в каменных стенах. Кстати, а если пробежаться? Ребячество, как говорила Марфутишна: «В твоем возрасте не пристало носиться, как мальчишке, пора уже стать серьезнее и следить за своим поведением». Звучало, как будто бы моя жизнь уже закончилась, и осталось только сидеть у окна неподвижно, ожидая неминуемого пришествия смерти.
Но сегодня я побегала в свое удовольствие! Заслужила. И как же мне было тяжело! Как было стыдно за князя… За то, что он такой обманщик. За себя, что я пусть и не по своей воле, но врала. За странный подарок, с которым явно что-то не так. Вот только стоит ли разбираться, что? За наши… обычаи. За все.
Только я во двор вошла, как наружу высыпали мои домочадцы во главе с изнывающей от любопытства Глашей. Наперебой закричали, запричитали, заохали.
Как я их все-таки всех любила! Мою Маришку, которую невозможно не расцеловать в обе щечки. И братьев моих непутевых, кстати, их уже пора ловить и купать, чумазые, как будто в луже валялись. Может, и на самом деле валялись, вполне могу себе представить эту милую картину. И необъемную Глашу, которая иногда, будучи в хорошем настроении, пекла нам булочки и пирожки с вишней. И вздыхала тяжело, смотря, как мы все это поедаем, как будто впроголодь живем. Знала потому что, не на сладости набрасываемся, а на ласку да заботу.
И меня сразу отправили спать, предупредив, что потом придется в подробностях рассказывать, какие ужасы я видела в замке и как мне удалось вырваться оттуда живой и даже не покусанной.
Ха-ха, пусть мечтают, у меня уже есть отговорка. Скажу, что князь запретил болтать, и нарушить его приказ, естественно, никак нельзя.
Волки
На улице уже темнело, а они все еще повторяли план возвращения. Ждан столько раз просчитывал варианты удачно провести сотню по пространственной петле назад, что уже с трудом складывал даже простые числа.
– А если петля закрутится вокруг, вам придется просчитывать все заново прямо посреди перехода, ты помнишь? – замученно переспросил он у Улема.
Тот только поморщился.
– Забудь, сейчас бесполезно голову себе забивать, даже знай ты все точки. О чем можно говорить, не учитывая погоду и передвижение зурпов?
– Да знаю я…
В комнате, выделенной для них в казармах, было по-военному пусто – большой массивный стол, много стульев, стенд с оружием и яркая подробная карта человеческих земель на стене.
Как раз ее и рассматривал Радим, задумчиво отмечая деревни на границе со звериной землей. Всего четыре, и три из них на землях Нестора. Какая жалость, он бы предпочел не иметь с ним ни единой пяди общей пограничной земли. Впрочем, как и с дивами.
– Давайте еще раз, – тяжко вздохнул Дынко. – Улем.
– Повторяю: веду сотню до стольского тракта через Старый лес, не трогая петель. Там отправляю в посольство птицу, никакой магии, чтобы не засекли. Жду Гордогора с новостями и припасами, и тут же уходим на северную границу по лесу и тогда уже по петле. Не волнуйтесь, я рассчитаю. У меня девять медведей в отряде, пущу их первыми. Все.
– Девять маловато, надо больше вводить, вернешься потом в замок, наберешь еще десяток.
– По мне, так и девяти предостаточно, но как скажете, – равнодушно ответил Улем и уставился в окно. Гонять по кругу одно и то же десятки раз уже надоело. Тройка явно была сегодня на взводе.
– Тогда все. – Радим оторвался наконец от карты. – У нас еще два дня, если что забыли, есть время вспомнить.
– Значит, я на ужин. – Улем впервые улыбнулся, правда еле-еле. – Нас тут закармливают, как на убой. Каждая трапеза – сплошной пир, если через два дня не уедем, отъедимся так, что и кони не унесут. Князь-то расщедрился на полную, обхаживает, как самых любимых родственников.
– Да уж, расщедрился… – пробормотал Радим. – Что там еда, дочь собственную не пожалел от щедрот своих.
– В смысле?
– Да Дынко опять с играми своими, – влез Ждан. – Воспитывать, говорит, надо по полной. Ну и воспитали. Прислал князь полукровку в подарок, они тут, конечно, считаются чем-то вроде второго сорта, но все-таки – посметь откупиться собственной дочерью, как тебе?
Улем только плечами пожал:
– Ну и взяли бы, не вам, так другим отдаст.
– Да что ты мелешь-то? – чуть ли не одновременно воскликнули все трое.
– Тем более, – многозначительно добавил Дынко, – Ждан утверждает, что все не так просто. Удача, мол, нас сюда специально привела, чтобы с девчонкой столкнуть.
Улема, впрочем, эта речь никак не заинтересовала.
– Да как хотите. Только успокоиться вам бы не мешало, нервные больно. Для бабы это не самая плохая судьба: кому он ее в следующий раз подарит – неизвестно. Все. Спросите в замке дорогу, тут дом отдыха есть у озера, вам как раз туда. А то к завтрашнему дню еще и слезу пускать будете.
Через секунду дверь за его спиной закрылась.
– Прекрасная идея! – Настроение у Дынко повышалось на глазах, он широко улыбнулся, предвкушая прекрасный вечер, но хохот тут же вывел его из сладких мечтаний.
– Дынко, да ты только что опозорился! Тут недалеко целый дом женщин, и от кого мы узнаем о его существовании? Не от тебя, а от… Улема.
К Радиму присоединился Ждан, и теперь они хохотали вдвоем.
– Неважно, кто первый узнал, важно, кого запомнят, – миролюбиво ответил Дынко и закрыл глаза, погружаясь в свои приятные размышления.
Глава 3
Мои секреты
Следующие два дня пришлось вкалывать почем зря. В кухню спускались на рассвете, получали хлеб с чаем, а потом до обеда готовили на всех этих гостей княжеских бесчисленных. Из замка к нам безостановочно курсировали кареты, привозя продукты и забирая готовые закуски и сладости.
Меня уже тошнило при виде рыбы, я ею вся провоняла! На тело налипло столько чешуи, что еще чуть-чуть и я буду похожа на самую настоящую русалку. Может, это к лучшему и меня тогда отпустят в озеро плескаться, где рыбы не такие… дохлые, как те, что передо мной лежат? Хорошо, хоть мечтать не запрещают, в остальном же Глаша неумолима, очень уж ей понравилось в первый раз, как я судаков почистила.
Зато благодаря постоянному присутствию на кухне я быстро узнавала новости из замка. К примеру, завтра вечером волки уезжают. Наконец-то! Все, кроме троих, которые останутся, пока не решат, кого взять в заложники. Говорят, даже стали рассматривать возможность забрать королевского сына, того, что младше. Неужто и княжны для них оказались недостаточно умны? И еще вопрос возникает, что же такого князь наделал, что волки заложника требуют, а со своей стороны никого не оставляют? Жаль, ответ на этот вопрос в сплетнях не услышишь, а спросить не у кого.
День отъезда волков был для нас просто праздником. Приготовив последнюю порцию сладостей, мы все вышли к телеге, проводить ее в последний путь. И пожелали, чтоб больше она к нам не возвращалась! Ну, пришлось еще вычищать кухню, мыть не только полы, но и стены, не говоря уже обо всей этой бесчисленной посуде. Зато на вечер, обрадованная окончанием всей этой суматохи с приезжими, Глаша назначила чаепитие.
Я спустилась пораньше, чтобы помочь. Как вкусно пахло! Когда в печи стоит что-то для нас, оно всегда пахнет гораздо лучше, чем то, что готовится на вывоз.
Глаша неторопливо вынимала из деревянной коробки засахаренные орехи и раскладывала их на блюдце, напевая при этом что-то очень знакомое.
– Добрый вечер, – киваю.
– Добрый, Дарька, добрый. Споешь со мной? – В толстых пальцах Глаши сладости казались такими маленькими, хрупкими. Орехи нам вообще достаются, только когда Глаша пребывает в самом лучшем своем расположении духа.
Про петь – это она нарочно. Припоминает, как на свое совершеннолетие я стащила из кладовой бутылку вишневой настойки и мы со старшим братом Санькой и подругой Аленкой распили ее в сарае за конюшней. И никто бы не узнал о нашем неподобающем поведении, если бы мне не вздумалось песни петь. Как ни пыталась Аленка меня уговорить, а Санька – просто рот заткнуть, я вырвалась и спела первый куплет: «А луна весной…»
Нас с Санькой после этого на неделю дома заперли и заставили работать с утра до вечера. Но он не злился; каждый раз, когда я на него извиняющимися глазами смотрела, улыбался пошире и коряво напевал: «А как луна весно-о-й…»
Так что с тех пор меня часто все этой песней дразнят. Обычно это значит, что человек находится в хорошем расположении духа.
– Если наливки плеснешь, – серьезно говорю.
– Еще чего! Чаю налью – и то, если поможешь на стол накрыть. Чашки тащи, вон на столе которые.
И я таскаю чашки, расставляю блюдца с орешками и маленькими медовыми коврижками, а Глаша уже вытаскивает из печи румяные ватрушки.
Как только все готово, зовем всех вниз. Мальчишки приносятся самые первые, усаживаются на лавку у стены. Тяжелый деревянный стол сразу же начинает трястись, как будто живой и их испугался. Приходится к тому же следить, чтобы они не таскали сладости и не прятали их в карманы, чтобы съесть попозже, в одиночестве. Мальчишки, они иначе не могут.
Маришка приходит последней, я заняла ей местечко рядом, люблю, когда прижимается теплым боком, и я передаю ей самые сладкие орешки, утаскиваю их прямо из-под рук мальчишек.
Вечером засыпаю счастливая; с утра не придется вкалывать на кухне, и давно уже не было у нас такого душевного чаепития.
Мне снится сон, давний мой сон, сопровождающий меня с самого детства. Во сне я просыпаюсь у озера. Овальное ложе из больших кусков камня под навесом из дерева. Навес держат кривые палки, плотно оплетенные тонкими стеблями, усеянными цветами и листьями. На камнях – огромная мягкая куча пуха, накрытая чем-то прозрачным. Идет дождь.
Я просыпаюсь на пухе, под мягким невесомым одеялом мне тепло, дождь шумит по навесу, льет на землю вокруг, скапливаясь в ручьи, текущие к озеру, окруженному густым лесом. Мне совсем не страшно, хотя лес старый и мрачный, вековые деревья растут очень близко друг к другу, а все оставшееся пространство плотно затянуло плотным, колючим на вид подлеском. Сквозь такой не проберешься, сразу видно, людей здесь не бывает.
Мне не страшно. Вокруг так красиво.
Я чего-то жду. Каждый раз просыпаюсь тут и жду. Чего? Спросить не у кого, но одно знаю точно – это может прийти откуда угодно: из леса, из озера. И почему-то очень важно дождаться.
Потягиваюсь и переворачиваюсь на бок, так удобнее наблюдать за водяными дорожками, летящими с неба, и за поверхностью неспокойной озерной воды.
Я ведь очень часто здесь просыпаюсь, вот только утром опять про это не вспомню. Странная двойная жизнь, там не помню о снах, здесь – зачем просыпаться там.
Я жду.
Меня будит свет за окном. Высоко стоит яркое солнце, обещая один из тех редких осенних дней, которые очень похожи на летние, и, главное, я проведу его не на душной кухне, а так, как захочется. Да еще и ярмарка послезавтра, можно считать, закончились тяжелые будни и наступили праздники. Жизнь прекрасна!
Три дня не каталась верхом и навестить Мотылька смогла всего раз, вчера. Стащила ей пару яблок из погреба, она обрадовалась, конечно, тычется мне в шею щекотным носом, дышит шумно, фыркает. Ей тоже непросто в стойле стоять, лунные – они не могут долго без движения. Но никак нельзя было вчера уезжать. А сегодня зато никто мне не помешает, потому что все спят!
Только мальчишка-конюх дремлет на куче соломы, сваленной у теплой стены. Из-под тулупа, когда-то белого, а сейчас черного как сажа, только пятки торчат и макушка. Впрочем, он сам просыпается, разлепляет глаза и идет седлать Мотылька.
– Хорошо, что пришла, – говорит, – а то она уже вся извелась, по стойлу топчется, ржет, места себе не находит. Жалко ее.
– Тогда седлай быстрее! – смеюсь.
Через несколько минут мы с Мотыльком выскакиваем из ворот и несемся в поле. Как же я люблю такие прогулки, хоть визжи себе во весь голос, не скрывая восторга, ведь вокруг – ни души! Холодный ветер резко хлещет по щекам, но сейчас мне на него плевать! Раздолье, я как будто лечу над землей, чистое голубое небо висит низко-низко, накрыв крышкой широкое поле, окруженное лесом и холмами. Мы скачем по кругу, просто чтобы размяться, пока не решила, куда поедем. Может, к озеру, на мое любимое место, а может, к тракту, посмотреть, не появилось ли там чего интересного.
Сегодня я тоже не сразу замечаю всадников. Все же они еще очень далеко, едут неторопливо, в один ряд.
Нет уж, сегодня мое утро, и я делаю что хочу! Я разворачиваю Мотылька и несусь в обратную от них сторону, подгоняю лошадь коленями, и мне весело. Здесь не мрачный холодный каменный зал, где я чувствую себя как в заточении, здесь мой мир, деревья, поле, трава – все мое! Тем более что приказ князя наверняка больше не действует. А без приказа еще вопрос, хочу ли я снова оказаться в обществе злых физиономий. Вряд ли! Слышу за спиной крик «Сто-о-ой!», а в ответ только хохочу и мчусь дальше. Краем глаза вижу, что они пришпоривают коней и несутся за мной.
Что это? В догонялки хотят поиграть? Надо же, тут, на моей земле, и в догонялки? Какие… самоуверенные. Мне еще смешней. Ну, посмотрим! Повернем пока к лесу, там дорога одна окружная с резким поворотом, где их можно легко провести. Всадники летят за мной, из-под копыт фонтанчиками брызжут комья черной земли. Может, их жеребцы и повыносливее Мотылька, но зато я вешу меньше, да и главное мое преимущество – знание и хитрость.
Сразу на въезде в лес быстро сворачиваю вбок, на узкую тропинку, и аккуратно направляюсь вглубь. Как и задумано, они проносятся мимо, по широкой просеке между деревьями, думают, я уже за поворотом.
Здесь так чудесно пахнет хвоей и сырыми листьями. И еще грибами – один из самых любимых запахов. Мотылек топчется по земле, засыпанной мелкими ветками и сосновыми иголками: покров такой мягкий, что ее движений почти не слышно.
Теперь можно и дальше ехать, выходим с тропинки и несемся к полю. Через пару минут всадники тоже показываются на краю леса, быстро догадались, что я их вокруг пальца обвела. Быстро, да не настолько, чтобы меня поймать. Несусь к тракту, там, за холмами, есть еще одно место, где я их так же легко надую! А потом и домой уже пора будет возвращаться.
Мотылек фыркает, как будто смеется вместе со мной. Тоже довольна: когда еще выпадет шанс поиграть с кем-то в догонялки?
На краю поля нам надо переехать неглубокий длинный овраг, заросший мелким колючим кустарником.
Мотылек вдруг резко останавливается, я с трудом удерживаю ее за шею и одновременно держусь, чтобы не свалиться на землю. Что там впереди ее напугало? Внимательно осматриваюсь, сзади слышится шум приближающихся всадников, но сейчас мне не до игры. Я вижу в траве блестящую полосу, резко скользящую в траве. Змея! Аккуратно подталкиваю ногами Мотылька, чтобы она отступила назад. И вдруг – резкое шипение и странный звук пущенной стрелы.