Бес предела Головачев Василий

Скрытая угроза

Мост казался бесконечным, пересекая не реку, а по крайней мере океан. Высоко над головой вздымались его призрачно-льдистые пилоны, между которыми тянулись ряды вант, складывающихся в красивую ажурную паутину, издали напоминающую ряды парусов скользящих по воде яхт.

Океан был сер и мрачен.

Сзади небо уходило в ночь, глухую, беззвёздную, фиолетово-чёрную. Впереди, куда и стремилась стрела моста, вставало далёкое золотистое сияние, струящееся вверх, в космос, зыбкой призрачной колонной.

Свет грел лицо, несмотря на его удалённость, истаивал паутинками, и его хотелось взять в руки и попробовать на вкус, как сахарную вату.

На плечо легла тяжёлая лапа.

– Ваши документы!

Прохор повернул голову.

На него смотрела хищная крокодилья морда, зеленовато-красная, в пупырышках и чешуях, карикатурно напоминающая человечью.

Существо было одето в сверкающий чешуйчатый балахон и вооружено увесистым топором на вычурно изогнутой рукоятке.

За его спиной стояли ещё два таких же красавца, похожие друг на друга как сошедшие с конвейера киберы.

– Ваши документы! – повторил псевдокрокодил лязгающим голосом на чистом русском языке. Глаза его с вертикальными зрачками налились оранжевым свечением.

«Охотники!» – мелькнуло в голове.

Прохор инстинктивно сбросил лапу с плеча и метнулся по мосту к светящейся призрачной колонне на горизонте.

– Стой! – рявкнули ему вслед.

Послышался тяжёлый топот: вся троица бросилась догонять беглеца.

Прохор наддал, ощущая беззащитность спины, в которую вот-вот должен был вонзиться топор.

Мост внезапно превратился в ущелье, окружённое стенами мрачных, геометрически правильных скал, ущелье нырнуло в пещеру, заполненную текучим мраком. В глубине чёрного зева сверкнули чьи-то злобные глаза. Прохор затормозил, затравленно озираясь, прыгнул в темноту и… проснулся!

Приподнялся на локтях, весь в поту, дыша, как заяц, спасающийся бегством от лисы, вслушиваясь в гулкий бой сердца, лёг снова.

Покосился на спящую рядом Юстину.

Напряжение постепенно уходило, сердце перестало работать в темпе дорожного перфоратора, на душу снизошло спокойствие. Он был дома, хотя и не у себя – переехал к Юстине, – а не в глубинах невообразимых Бездн или в плену Узилища. Можно было не бояться появления Охотников, не ждать удара в спину и не держать себя постоянно в боевой готовности. Правда, Дан Саблин (свой, одиннадцатый) говорил, повторяя слова Прохора-999, что спокойствие это временное, и Владыки непременно вспомнят о своих обидчиках, разрушивших Узилище и распустивших пленных по числомирам. Однако прошло полгода с момента освобождения, наступила зима, всё было тихо, и Прохор успокоился. Хотя сны, подобные только что пережитому, изредка его посещали.

Вернуться из Узилища, коим стал мозг Прохора-999, удалось всем. Вернее, Прохор Смирнов (он жил в одиннадцатом Ф-превалитете) знал о возвращении лишь дружественно настроенных формонавтов, как Прохоров (составляющих трансперсональную родовую линию Смирновых, которая пронизывала всю Числовселенную), так и Саблиных. Родовую линию Юстины он не проверял, но для него было достаточно и того, что она сама вернулась с ним в родной одиннадцатый числомир, а в мир второго Ф-превалитета вернулась Устинья, подруга Прохора-2.

Юстина наконец окончательно поменяла своё отношение к Прохору, а главное – поняла, что любит его. Хотя об этом они никогда не заговаривали, он просто чётко знал это. А так как особой она была решительной, прямой и целеустремлённой, то и предложила переехать Прохору к ней «во избежание неизбежных» волнений, как она заявила.

Он было заикнулся:

– Сыграем свадьбу?

– Позже! – был ответ.

Впрочем, он не сильно переживал по этому поводу. Было понятно, что подруга приняла его сторону, осознала сложность Числовселенной, получив более чем реальные доказательства её существования, удержалась от лишних обсуждений существующего порядка вещей и не стала мешать Прохору заниматься формонавтикой. Она даже изредка позволяла себе «прогуляться в гости» к «родственнице» из второго числомира – Устинье, быстро освоив алгоритм числоперехода, тем более что Прохор сделал ей эргион – самый миниатюрный и самый красивый из всех, что он когда-либо создавал: для этого он использовал тонкие, как спички, столбики из сердолика и полевого шпата.

После возвращения из Узилища, как формонавты назвали пси-структуры Прохора-999 или, проще говоря, его мозг, какое-то время Смирнов отходил от стресса, блаженно ощущая себя свободным и ни от кого не зависящим. Не хотелось не только путешествовать по числомирам, но даже думать о математике и формонавтике.

Однако Юстина пришла в себя гораздо быстрее, ещё раз доказав, что стала майором полиции и командиром отряда спецназа ОМОН не зря, и навела железный порядок в своём окружении. Что сказалось, естественно, и на жизни самого Прохора.

Во-первых, он переехал жить к подруге, так как, по её мнению, опасность выхода на него «цепных псов» Владык – Охотников – сохранялась: они знали, где он живёт и где работает. Дан Саблин сомневался в действенности этого шага, потому как вычислить местоположение Прохора было легко, сущности Охотников без усилий могли внедряться в любого человека, будь он хоть математиком, хоть полицейским или президентом. И всё же защищённость Прохора при смене адреса, да и вообще уклада жизни, возрастала. Однако все они согласились какое-то время не менять ситуацию кардинально – например, не переезжать в другой город или вообще в другую страну, как это сделал когда-то ДД – Дмитрий Дмитриевич Бурлюк, академик РАЕН, первым испытавший на себе смертельное «дыхание» Владык; кто такие Владыки (он называл их Владыками Числобездн или просто – Бездн), ДД не знал сам, они жили в других числомирах, хотя пытались всеми средствами установить контроль над мирами Первоцифр.

ДД после освобождения – он тоже участвовал в операции по вызволению Прохора-11 – в Суздале не задержался, уже на другой день уехал и лишь изредка звонил, осведомляясь, не появились ли Охотники. Судя по всему, в Россию из Новой Зеландии, где он обосновался более десяти лет назад, математик возвращаться не хотел. Хотя в его речи не раз прорывалась тоска по родному дому, когда он позволял себе вспомнить детство и посетовать на нынешнюю бесприютность.

– Приезжайте в Роторуа, – с усмешкой предложил он Прохору после одного такого разговора по мобильному, – мне есть что вам показать и рассказать.

Прохор пообещал прилететь в Новую Зеландию при первой же возможности, и хотя до сих пор не сделал этого, строил планы. Ему и в самом деле хотелось многое обсудить из того, что он выяснил, путешествуя по числомирам – из головы в голову «родственников» по трансперсональной родовой линии, живущих в разных измерениях, и ещё больше хотелось узнать новости.

Воспоминания о последнем «виртуальном» бое в Узилище беспокоили его всё реже. Правда, это не освобождало Прохора от чувства вины, потому что не только он, но и его друзья, кинувшиеся его спасать, могли погибнуть, поэтому совесть продолжала напоминать ему о допущенных ошибках и не снижать градус благодарности за спасение.

Да, бой в глубинах психики Прохора-999 (в своём мире он носил имя Прохориил), которую Владыки превратили в особого рода тюрьму, действительно был виртуальным, мысленным, ментальным, но менее опасным он от этого не становился, так как мог закончиться окончательным пленением всех попавших в Узилище душ (или ПСС – психосоматических структур, по выражению ДД) либо привести к их распаду, разрушению, исчезновению.

И всё-таки они победили!

Прохор мысленно показал кулак небу, расслабился, начиная погружаться в тёплое марево дрёмы.

Но Юстина пошевелилась, поворачиваясь к нему лицом, и он замер, жмурясь, как кот, вдыхая волшебно-зовущий запах её тела.

Она была рядом, и она его любила! Этого было достаточно, чтобы ощущать себя на седьмом небе от счастья. А свадьбу можно было сыграть и позже, они всё равно жили вместе.

Конечно, у «родича» из второго Ф-превалитета жизнь складывалась удачней, он-то как раз женился на любимой женщине – Усте, «родственнице» Юстины, и, похоже, катался как сыр в масле, по образному выражению Дана-второго. С другой стороны, завидовать особенно было нечему, Прохор-2, несмотря на все житейские напряги, изменился мало и не стремился, как его «одиннадцатый брат», достичь вершин самореализации. Он всё так же увлекался числонавтикой, предпочитал всё свободное время проводить за компьютером, ленился бриться по утрам и часто забывал, что живёт не один, не принимая почти никакого участия в бытовых делах.

Странно, однако всё это Устинья ему прощала, компенсируя «барские замашки» мужа собственной активностью, расторопностью и решительностью, успевая и готовить любимому еду, и убирать квартиру, и участвовать в соревнованиях по бейсджампингу и скайдайвингу.

На миг в душе проснулась зависть.

Юстина тоже готовила и убирала, но большую часть времени проводила на службе, отчего Прохору часто приходилось выполнять «женскую» работу, хотя делал он это легко, пусть и без особого удовольствия. Изменить отношение Юстины к её непростой и опасной деятельности он не мог, она и слушать не хотела о переходе на другую работу.

Дан Саблин как-то даже пошутил по этому поводу:

– А может, она в будущем станет министром внутренних дел. Ты против?

Прохор только тяжко вздохнул в ответ. Он не хотел, чтобы жена всю жизнь провела среди полицейских и задержанных ими подонков, но был бессилен что-либо изменить. Как сказал тот же Саблин:

– Терпи, если любишь. Нет ничего в мире плохого, есть только то, что тебя огорчает.

– Меня многое огорчает, – буркнул Прохор. – Но я хочу ей только добра.

– А разве ты не знаешь, что навязанное добро – зло?

Ответа Прохор не нашёл.

Мысли свернули к собственному целеполаганию.

Несмотря на долгое отсутствие, завлаб профессор Чудинов не уволил математика, проявлявшего чудеса творческого подхода к решаемым лабораторией проблемам. Прохору даже не урезали квартальную премию, называемую бонусом за креатив. И он без энтузиазма, но с охотой втянулся в бесконечные расчёты характеристик метаматериалов, в которых нуждалась отечественная промышленность, а также частные фирмы, которые платили за исполнение заказа гораздо больше, чем государственные предприятия.

Последней работой Прохора стал анализ феррофлюидов – магнитных жидкостей на основе нанокластеров атомарного железа, способных принимать любую заданную форму. Работа оказалась интересной, и он уже месяц с удовольствием уходил в дебри расчётов и разработки вариантов удивительной субстанции, часто задерживаясь в лаборатории допоздна, а то и беря материалы домой, на выходные; у него стоял мощный персональный компьютер «Осколковец», способный рассчитать любой физический процесс.

Захотелось сесть за клавиатуру и полюбоваться структурой материала, из которого можно было легко лепить «жидкие скульптуры» любой формы, не требующие энергетической подпитки.

Юстина заворочалась снова, подняла голову.

– Опять не спишь?

Он подивился её чуткости, виновато повозился.

– Сон приснился…

– С мостом?

– Угу.

– Позвони ДД, поинтересуйся, ему снятся подобные сны?

– Спасибо, что не посоветовала сходить к психиатру.

– Психиатр не поможет. – Юстина придвинулась ближе, обняла. – Спи, встанешь разбитый.

– Скоро вставать.

– Это приказ!

– Понял, мой генерал! – Прохор улыбнулся, потёрся подбородком о тёплое плечо подруги и неожиданно уснул, расслабленный.

Юстина знала не одно волшебное слово, успокаивающее мужчин.

Проснулся он от того, что с него бесцеремонно стащили одеяло.

– Вставай, соня, на работу опоздаешь.

Он разлепил глаза.

Юстина стояла у кровати, одетая в строгий тёмно-синий костюм, ничуть не убавляющий её природной красоты.

– Рисовая каша на плите, остальное на столе.

– Мы же хотели вместе завтракать, – огорчился Прохор.

– Я спешу, зато обещаю совместный ужин, ресторан выбирай сам, созвонимся после обеда.

– Ты круглосуточно красивая…

– Это ты к чему? – свела она брови к переносице.

– Это слова старой песни… а я круглосуточно в тебя влюблён.

– Романтизм с утра суть нездоровое мироощущение. – Она наклонилась, поцеловала его в щёку. – Контрольный поцелуй. Всё, пока.

Юстина исчезла.

Он полежал, улыбаясь, представляя, как обнимает её и медленно раздевает, потом увидел малиновый отсвет лазерных часов на потолке – пошёл уже девятый час утра – и подскочил, понимая, что запросто может опоздать. Нынешние суздальские пробки не уступали по плотности московским, так как улицы города были намного уже.

Через пять минут он брился. В половине девятого завтракал: рисовая каша, блинчик с творогом, кофе. Без пятнадцати девять вывел свой кроссовер «Феникс» на улицу… и опоздал на работу на сорок пять минут. К счастью, завлаб отсутствовал, задерживаясь по каким-то причинам, и опоздание математика заметила только лаборантка Марина, младший научный сотрудник, заканчивающая местный суздальский институт химического машиностроения. Но она Прохора уважала и не стала уточнять причину опоздания, исполняя обязанности секретарши. Девушкой она была симпатичной, однако, по оценке Прохора, слишком много курила и ещё больше болтала с подругами по скайпу.

Глотнув кофе с лимоном, он сосредоточился на задании и вскоре забыл не только о существовании Владык с Охотниками, но и своём собственном. Работе с компьютером он отдавался целиком и полностью, не отвлекаясь на пустопорожние беседы с коллегами, за что они прозвали его матаголиком. Никто из них не знал, что Прохор зачастую решает на работе совсем другие проблемы, связанные с формологией и поиском экзотических числомиров, однако большинство сотрудников лаборатории с математикой вообще и тензорным анализом в частности не особенно дружили, поэтому геометрические фигуры, возникающие в объёме дисплея Прохора, воспринимали как элементы рабочих вычислений.

До обеда время пролетело незаметно. А потом позвонил Дан Саблин. В отличие от второго Дана – Данияра, в родном одиннадцатом числомире полное имя его звучало иначе – Данимир.

– Как дела, формонавт?

Прохор оторвался от созерцания «магнитной пены», представляющей собой основу феррофлюидного материала, провёл ладонью по лицу.

– Голова пока цела. Что у тебя?

– Изучаю азы формологии. Был у «брата».

– У Данияра? Как они там? Я со вторым не пересекался уже с неделю.

– У них вроде бы всё нормально, обустраиваются на новом месте. – Данимир имел в виду, что Прохор-второй вместе с Устей и Даном-2 переехали в Вологду, где и начали новую жизнь, в надежде, что там искать их ищейки Владык не станут. – Хотя Дан загривком чует некую неловкость, дыхание потенциальной угрозы, так сказать.

Прохор подобрался.

– В чём это выражается?

– Да ни в чём, у «братишки» просто шалят нервы.

Прохор покачал головой.

– Данияр уравновешен не меньше, чем ты. Он не из тех, кто впадает в панику.

Тон Саблина изменился.

– Давай-ка об этом не по телефону. Заеду за тобой после работы, и мы посидим где-нибудь в тихом месте.

– Сегодня я ужинаю с Юстиной, она сама предложила.

– В таком случае заеду к вам домой позже, поговорим, обменяемся новостями.

– У тебя есть новости?

Саблин помолчал.

– Иногда мне кажется, что я сплю… точнее, живу не в своём числомире. – Он хохотнул. – Може, формонавтика вызывает шизофрению? А может, я заблудился и в самом деле живу не в своём теле?

– Ты меня пугаешь. Если тебе кажется, что ты сам не свой…

Тон Данимира стал прежним.

– Я пошутил. Хотя, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки. Больше всего меня достаёт тишина вокруг. Прохориил-999 предупредил, что Владыки не отступятся, почему же они молчат полгода? Вынашивают планы? Ждут удобного момента для удара?

– Что-то уж больно велико их терпение. Ты бы стал ждать так долго, чтобы отомстить? А если они всё-таки отступились, поняли, что нас не сломить?

– История учит, что она ничему никого не учит. Не нравится мне тишина, чего-то мы не видим. Надо бы погулять по числомирам, присмотреться, что у них творится. Да и с ДД надо бы посоветоваться. Кстати, как у тебя с Юстей?

– Нормально, – усмехнулся Прохор. – Как поётся в песне: таких, как она, не бывает, таких, как я, не бросают. Теперь у меня дома полный матриархат.

– Тебя это напрягает?

– Ты знаешь – нет, – признался Прохор. – Мне даже нравится, когда она командует.

– До вечера.

Голос Данимира пропал.

Прохор осоловело глянул на атомарную решётку в глубине экрана, похожую на красивую фрактальную вязь – новый вариант «плывущей» структуры феррофлюида, но мысли уже сосредоточились на формонавтике, и продолжать расчёты даже такого экзотичного материала не хотелось. Вспомнились слова Юстины: позвони ДД… Желания Дана и Юсти совпадали, академик был намного опытнее их и мог дать хороший совет. Да и вообще с ним действительно надо было встретиться вживую, тем более что он обещал показать что-то интересное. Хоть бы намекнул – что. Новые инфобиотоны? Усовершенствованный эргион? Или нечто нематериальное, из другой оперы – некие математические алгоритмы, преобразующие числа?

Рука потянулась к мобильному.

ДД просил не звонить по пустякам, но и не запретил пользоваться связью, используя новый способ кодирования: у него был не прямой номер, а с переключением на криптоканал, недоступный никаким дешифровальным комплексам.

Заиграла тихая мелодия. Щелчок.

– Слушаю, Прохор Кириллович, – раздался в клипсе мобильного басовитый голос Дмитрия Дмитриевича. – Что-то случилось?

– Пока ничего, тишина, – сказал Прохор извиняющимся тоном. – И это нас нервирует.

– Не только вас. Я собрался в длительную командировку по оси «Ч», поэтому долгое время буду недоступен. Не хотите встретиться, обговорить кое-какие интересующие всех нас проблемы? Тем более что есть важная причина.

– Охотники?! – вырвалось у Прохора.

– Что? А, нет, известие несколько иного характера. Я закончил серию экспериментов с формами и хотел бы вам показать результаты моих путешествий по оси «Ф». Сможете прилететь в Новую Зеландию на пару дней?

– Не думал, если честно. Хотел к весне…

– К сожалению, я хотя и могу прилететь в Россию, но не смогу там показать некие артефакты, они у меня здесь. Уверен, что они вам вскоре понадобятся.

– В принципе я могу отпроситься у завлаба…

– Очень хорошо, сделайте это. Желательно, чтобы вы были у меня уже на следующей неделе.

– Попробую решить проблему в ближайшее время. Могу я взять с собой…

– Юстину?

– Вряд ли она согласится, у неё сумасшедшая работа. Я имел в виду Данимира Саблина.

– Без проблем. У вас всё?

– Всё… нет! Хотел проконсультироваться по поводу… мне часто снится один и тот же сон: мост через большую воду, до горизонта, прямо-таки океан, и там сияние в виде колонны. Я иду туда, а за мной гонятся крокодиловидные твари.

Собеседник ответил не сразу.

– Странный сон… символический. Мы поговорим об этом. Жду вас. – Голос ДД растворился в тишине.

Прохор выключил мобильный. Лететь в Новую Зеландию в январе он не собирался, но академик был так напорист, что отказаться не хватило сил. Придётся лететь, парень. Дал слово – держись.

Он спохватился, услышав голоса в соседних конторках, где сидели сотрудники лаборатории: наступил обед. Но сначала надо было предупредить Саблина, и Прохор снова взялся за телефон.

Хочу всё знать

Сидели на веранде таунхауса, на втором этаже, с видом на озеро, за которым вздымались в небо бликующие стеклом рукотворные скалы города.

Расположились в шезлонгах, потягивая ледяной тоник через соломинки, поглядывая на неспешно скользящие по озеру лёгкие лодки и яхты.

Было жарко, больше тридцати по Цельсию, январь в Новой Зеландии – середина лета, но в тени веранды жара не ощущалась, и собеседники чувствовали себя комфортно.

Дмитрий Дмитриевич был в шортах и белой футболке с надписью на груди «СССР»; он привёз эту футболку из России и не расставался с ней, она приносила ему удачу.

Гость – смуглолицый, горбоносый, с курчавыми чёрными волосами, ореховыми глазами, чисто выбритый, щеголял в полотняном серо-жёлтом «колониальном» костюме, какие предпочитали носить все европейцы Новой Зеландии. Звали гостя Таглиб ар-Рахман.

– Ты хорошо устроился, – сказал он на английском; вся беседа проистекала на английском языке, хотя Дмитрий Дмитриевич знал арабский, а Таглиб – русский. – Охотники сюда не забредали?

– Пока бог миловал, – пожал плечами математик. – О моём пребывании на острове знают единицы, и все они проверенные люди, способные не поддаваться зомбированию.

– Владыки не остановятся. Они тоже нашли способ диктовать волю любому человеку, а то и всей властной системе, и готовы перейти на другой уровень.

– Владык нам не достать.

– Зато доступны их Админы, организаторы процессов захвата власти в числомирах и охот на нашего брата-формонавта. Их достать можно.

– К сожалению, у нас нет ни регулярной армии, готовой противостоять вторжению, ни мало-мальски серьёзной спецгруппы.

– А парни из Суздаля?

– Один из них математик, как и я, хотя и в неплохой физической форме, второй… да, он боец по натуре, нам повезло, но и он не командир подразделения спецназа. А для решения наших проблем нужна хорошо подготовленная группа. Её ещё надо создать.

– У меня есть пара отличных ребят.

– Здесь?

Таглиб понял смысл вопроса.

– Я натаскиваю их на свободное плавание по числомирам, у обоих высокий уровень экстрасенсорики и прекрасные трансперсональные линии, вычислить их не удастся даже ищейкам Владык.

– Что ж, возьму на заметку.

Помолчали, прислушиваясь к далёким шумам города, граница которого вплотную приблизилась к посёлку таунхаусов.

Когда Дмитрий Дмитриевич переезжал в Роторуа двенадцать лет назад, город за лесом на другой стороне озера был почти невидим и неслышен. Однако за истёкшее время он разросся, вырос в высоту, и посёлок Нью-Аотеороа оказался в его черте, сразу потеряв прелесть тихого уголка нетронутой природы.

– Глоток коньячку? – предложил Дмитрий Дмитриевич. – Есть хорошее местное вино.

– Не употребляю, – отказал Таглиб. – Традиция. А вот кофе глотнул бы.

Хозяин повернул голову к приоткрытой двери в дом:

– Ика!

Из темноты гостиной выскользнула смуглая девушка в коричневом платьице и белом переднике, сделала книксен.

– Да, господин.

– Два кофе по-маорийски и фрукты.

– Слушаюсь, господин. – Говорила девушка на местном наречии английского, с певучим акцентом.

Таглиб посмотрел ей вслед.

– Маорийка, – сказал Дмитрий Дмитриевич. – Приходится блюсти имидж богатого европейца. Все мои соседи держат прислугу из местного населения.

Через несколько минут девушка вкатила на веранду тележку с расставленным кофейным прибором, орехами и фруктами в вазочках.

Собеседники принялись за кофе. Они никуда не торопились.

– Как ты стал формонавтом? – поинтересовался гость.

Дмитрий Дмитриевич сделал глоток, посмаковал.

– Вообще-то отправной точкой была геометрия… а если вспомнить весь путь… начнём с того, что при рождении меня перетянуло пуповиной и, как рассказала потом бабушка, семь минут я не дышал. Врачи подумали – кранты, но я чудом выжил.

– Хорошее начало.

– Во всяком случае – экстремальное. Рос без отца, сначала с бабушкой и дедушкой, потом с мамой, которая всегда была занята. Как вы знаете, у меня есть брат, но в детстве мы в силу большой разницы в возрасте не очень-то контактировали. Начали лучше понимать друг друга, когда стали взрослыми. Он сейчас живет в Новосибирске, профессор, преподает лингвистику в тамошнем университете. Впрочем, я отвлёкся.

Что вышло из такого моего воспитания – отдельная тема, поэтому в детали обычного детства не вдаюсь, могло быть и хуже. Помню, что в детстве меня долго преследовал сонный паралич – мог запросто уснуть где угодно, хоть на уроке, хоть в трамвае. Потом откуда-то пришло ощущение кого-то невидимого рядом. Это уже когда я стал взрослым, понял, что меня навещал мой «альтернативный родич» из какого-то соседнего Ф-превалитета.

– Из какого?

– Я так и не смог этого узнать. Думаю – откуда-то из Первоцифр, третий или четвёртый.

– Это же легко проверить.

– Вот третий и четвёртый превалитеты мне как раз и недоступны. А это означает, что мои «родичи» в них либо умерли естественным образом, либо…

– Их нейтрализовали Охотники.

– Совершенно верно, дружище, другое объяснение подобрать трудно.

– Сказал бы мне, я бы проверил через своих.

– Уже не имеет смысла проверять, я и сам могу это сделать, внедрив ПСС в любого соседа.

– Так выясни.

– Во-первых, это неэтично, использовать людей без их согласия, во-вторых, – Дмитрий Дмитриевич сморщился под взглядом гостя, – не поверишь – боюсь!

Таглиб кивнул, захрустел орешками.

– Я тебя понимаю. Много лет назад, когда я только начинал путешествовать «по мозгам» своих «родичей», тоже пугался, натыкаясь на «чёрные дыры» – там, где положено быть сознанию человека. До сих пор не знаю, куда подевались «братья» из доброго десятка числомиров. Одно время даже хотел заняться расследованием, но закрутился и ничего не выяснил. Однако извини, ты начал о своём детстве.

– Да, детство, – вернулся к теме воспоминаний Дмитрий Дмитриевич. – В мои годы была популярна песенка: «Куда уходит детство, в какие города…», хотя в моём понимании детство не уходит от нас никогда, просто изменяется со временем, а умирает лишь со смертью друзей.

– Ты заговорил как лирик.

– А я в душе и есть лирик, несмотря на все математические пристрастия. В детстве я очень боялся смотреть в зеркало, постоянно казалось, что увижу что-то страшное за спиной или то, чего быть не должно. Был пик этого ощущения, когда мне стукнуло двенадцать лет. К маме дальний родственник приехал, летом, я встал поздно, пошёл умываться, глянул в зеркало и обомлел: там какой-то жуткий упырь стоит бородатый! Я побелел, позеленел, слова вымолвить не могу, только мычу. Ну, он понял, что я испугался, маму позвал… но потом я долго вспоминал и видеть его не мог: сяду есть, а он вроде рядом за столом – чёрная фигура, смотрит тяжёлым взглядом.

– Каждый из нас чего-то пугался в детстве.

– Не могу сказать, что я сильно впечатлительная натура, однако отходил долго, подозрительно разглядывал пустые стулья, искал призраков, а смотреться в зеркала до сих пор не люблю. Математика помогла отвлечься, я с шестого класса лицея пошёл в математический кружок, увлёкся лингвистикой, геометрией, числонавтикой, перестал рефлексировать. Стал собирать многогранники из кусочков древесины и таким образом добрался до формологии. Ну а дальше всё пошло закономерным путём. В тридцать три года я впервые совершил переход в голову «родича» из десятого Ф-превалитета.

– Напугал?

– Больше напугался сам. Мой визави в десятом числомире оказался очень далёк от математики, там он служитель Федеральной системы исполнения наказаний, тоже учёный, профессор, лекции читает в универе, но – по психологии. Он вычислил меня мгновенно, пришлось бежать. Хотя впоследствии я с ним беседовал и во всём признался.

– Мне редко встречались «родичи»-учёные, можно сказать – ни разу, всё больше монахи, религиоведы, торговцы и киллеры. А почему ты увлёкся формологией? А не чем-нибудь менее экзотическим и более экспрессивным? Сейчас столько новых видеоигр рекламируется, да ещё с эйдоэффектами, с эффектами присутствия.

– С детства не увлекался играми, не считая подвижных – футбола и волейбола. Больше читал и мечтал, рисовал хорошо, несколько картин сохранилось акварельных – пейзажи иных планет. Но потом всё заняла математика. В начале века мне довелось увидеть церковь Саграда Фамилиа в Испании, куда я попал с отрядом лицеистов. Тогда только-только отменили визы, и все ринулись на экскурсии в Европу. Форма церкви меня так поразила, что я начал искать подобные геометрические экзерсисы в Сети. Мой учитель математики, который вёл кружок, был знаком с академиками Барашниковым и Ломдау, которые разработали иерархию строения Вселенной как геометрический объект, и мне довелось слушать их беседы. Я балдел от раскрывающихся передо мной горизонтов! С колотившимся сердцем воспринимал таинственные термины: теорема Фробениуса… кватернионы… некоммутативные алгебры… финслеровы пространства… До сих пор помню афоризм Кронекера, который привёл в беседе Барашников: «Целые числа созданы Господом Богом, всё остальное – дело трудов человеческих». Кстати, реальная Вселенная действительно может быть объяснена геометрической структурой, так как теория Барашникова-Ломдау точно предсказала семейство бозонов Хиггса, зеркальные фермионы и аксионы – частицы тёмной материи.

– Для меня эта уходробительная терминология – тёмный лес, без всякой тёмной материи, – признался Таглиб со слабой улыбкой. – Я не физик и даже не математик, я юрист, и то бывший.