Оружейник. Тест на выживание Шовкуненко Олег

Я, наконец, приступил к чистке зубов. Вода была комнатной температуры, даже чуток теплее. Видать ее все-таки кипятили. Скважина скважиной, фильтры фильтрами, но рисковать Крайчек не хотел. Почувствовав свежесть во рту, я подумал, что неплохо бы освежить и все тело, а то почитай уже две недели не мылся. Это здесь у Томаса, хотя и примитивная, но все же душевая, а у других… Выдают полведра воды и занимайся гигиеной где хош, хоть под чистым небом. Однако на купание можно было рассчитывать только вечером. Светлое время суток я должен был потратить совсем на другое, на то, за что меня и величают оружейником, на то, за что мне платят кровом и едой.

По-быстрому закончив утренний туалет, я отсалютовал Нестерову и бодрой походкой направился в столовую.

На командирском столе одиноко стояла крышка моего котелка, а рядом горящая керосиновая лампа. Ни Нины, ни кого-либо другого в полутемном обеденном зале видно не было.

– Максим Григорьевич, это вы что ли будете? – послышался окрик из освещенного раздаточного окна.

– Допустим, – обернувшись на голос, я увидел молодую женщину в клетчатом платье с закатанными рукавами и мокром, отблескивающем свет керосинок, клеёнчатом переднике.

– Нина Андреевна просила ее извинить. Дела у нее какие-то неотложные. Вот и убежала. Пайку вашу оставила и убежала. – Женщина покосилась на зажатую у меня в руке кружку: – Вам чаю налить? Еще горячий.

– Если можно, – я кивнул, одновременно соглашаясь как на чай, так и выказывая понимание сложившейся ситуации.

Поел я быстро и даже можно сказать с аппетитом. Инопланетная дичь уже не казалась столь отвратной и подозрительной. Свыкся с ее видом, что ли? Может и так. Мы, те, кто уцелели, стали не очень-то привередливые, меняемся и приспосабливаемся прямо на ходу. Скорее всего, именно в этом и заключается наш основной рецепт выживания. После завтрака сполоснул котелок, попрощался с приветливой поварихой и уверенно шагнул за порог убежища.

Дневной свет заставил сощуриться. Показалось даже, что наконец проглянуло солнце. В надежде на чудо я поднял голову и поглядел вверх. Ага, размечтался! Это лишь контраст после полумрака подземного бункера. Небо, как и все последние годы, было затянуто густой пеленой низких серых облаков. Беспросветной пеленой. От того и холод такой вокруг. Сейчас между прочим середина лета, а температура в полдень подымается всего до пятнадцати градусов, и хоть ты тресни не желает переползать через эту черту. Не хочется называть эту ситуацию ядерной зимой, может поэтому мы и придумали неопределенно-обтекаемое «большая мряка». И когда она закончится одному богу известно. Мы все в глубине души надеемся, что это произойдет на нашем веку, ведь не ядерная же зима, мряка… хотя и большая.

Прежде чем направиться к своей машине, я огляделся по сторонам. В лагере все выглядело обычно, буднично. С полсотни людей копошились в теплицах. Где-то позади убежища слышался приглушенный гомон множества голосов вперемешку со стуком лопат и молотков. Там заканчивали Южные ворота. Вон и дверца для них уже почти готова. Я поглядел налево в сторону небольшого одноэтажного домика, внутри которого расположились мастерские. Как раз рядом с ним и стоял старый войсковой «Урал». К задку грузовика уже начали приваривать второй заградительный щит. Чуть поодаль виднелась длинная оранжевая автоцистерна. Раньше ее тут не было. А… знаю! Должно быть, та самая, о которой упоминал Томас. Драгоценная солярка для дизеля.

Вокруг кипел людской муравейник, частью которого я тут же себя почувствовал. И это было приятно. Это было воспоминанием о прошлом, том прошлом, в котором жил не бродячий волк по кличке Макс, а Максим Григорьевич Ветров, полковник могучей армии, гражданин великой страны. Неожиданно накатило желание быть нужным, полезным. Переполненный им я быстро двинулся к своему БТРу.

– Мать моя родная! – восторженный возглас вырвался из груди, как только я подошел к своей «восьмидесятке». Машина не была такой чистой должно быть с тех самых пор, как ее борта регулярно полировали руки солдат, входивших в состав боевого экипажа «302-го». А было это… еще до ханхов.

Твердо решив, что выдам семейству Орловых по поощрительному боекомплекту, я отпер дверь и принялся вытягивать наружу свое добро. Минут через десять я начал подъем на стену, таща на себе сумку с инструментами, чехол с двумя стволами для НСВ «Утес», ручной пулемет Калашникова образца 1961 года и два барабанных магазина к нему. Ко всему этому имуществу следовало добавить мой собственный автомат и четыре рожка патронов в кармашках нагрудника – вещи, с которыми я никогда не расстаюсь. Короче, тяжесть еще та… впору лошади, а не человеку.

Когда выложенные из кирпича ступени уже практически остались позади, дежурившая на стене группа меня, наконец, заметила. Двое молодых парней кинулись помогать. Не выказав ни малейшего сопротивления, я вручил одному из них РПК, а другому увесистые дисковые магазины на семьдесят пять патронов каждый и стволы к крупнокалиберному пулемету.

Из тех, кто сегодня нес вахту над воротами, я кое-кого знал. Пулеметчика звали Лёха, его второго номера Степаном Кузьмичом. Самое смешное, что Степана Кузьмича я запомнил совсем не по лицу, а по одежде, вернее по куртке. Спортивная такая, из плотной непромокаемой ткани довольно яркой раскраски – черно-красно-белая. Помнится, я как-то раз тактично намекнул ему о необходимости маскировки. Жить, мол, дольше будешь. На что Кузьмич хохотнул и ответил, что он как та ядовитая гадина, издалека видать. Попробуй только тронь, не поздоровится.

Помимо пулеметного расчета память надежно хранила лица двух автоматчиков: здоровенного белобрысого парня в тертой кожаной куртке и солдата в ХБ и залатанном армейском бушлате, на погонах которого все еще оставались лычки младшего сержанта. Правда имен ни первого, ни второго я не помнил, а может никогда и не знал.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – сержант лихо отдал честь.

Похоже, ему доставляло удовольствие выделяться своей армейской выправкой и удалью над всеми присутствующими здесь штатскими. Детство в жопе играет. Тяга к доблестному и героическому. И как это в нем не перегорело за столько-то лет?

– Вольно, – махнул я сержанту. – Здорово мужики! – кивнул всем остальным.

– Ну, наконец-то! Добрый доктор Айболит пожаловал, – поднялся мне навстречу Степан Кузьмич. – А то пациент уже заждался. – Второй номер пулеметчика мотнул головой в сторону крупнокалиберного «Утеса».

– Скорее не Айболит, а врач-реаниматор, – хмыкнул я. – После вас только он и требуется.

Тут я кивнул дум своим помощникам, показывая куда поставить РПК и боеприпасы к нему. Как только ручной пулемет занял место на краю стены, я тут же начал его заряжать. Пока буду копаться с «Утесом» мой безотказный Калашников станет главным защитником северных ворот.

– Славно вы вчера, товарищ полковник, многолапых покосили, – с завистью в голосе обратился ко мне пулеметчик Лёха. – Вот что значит крупный калибр. На куски этих сук так и рвало. Загляденье одно!

Лёха поглядел вниз со стены. Он словно и впрямь желал полюбоваться на валявшиеся там груды трупов. Я прекрасно понимал, что скорее всего там уже ничего нет, но все же не удержался и покосился туда же. Пусто. Я так и знал, что будет пусто. Только земля перепахана, как будто ее здоровенным кнутом вдоль и поперек исстегали.

Пулеметчик заметил мой взгляд и поспешил сообщить:

– Что тут ночью творилось… Жутко даже представить. Ребята, которые в ночную стояли, говорят земля гудела, а воздух дрожал словно во тьме железнодорожные составы носились. Они со страху все фонари зажгли, и резервные, и сигнальные, только бы не подпустить.

– Призраки? – я спросил, а сам указал Лёхе на РПК, давай, мол, занимай позицию.

– Вначале местное зверье пировало, а ближе к полночи… – Лёха взял артистическую паузу. – А в полночь, значит, они и заявились. Все выжрали, даже костей не оставили.

– Что-нибудь новое заметили? – достав из сумки с инструментами кусок брезента, я развернул его и стал расстилать рядом с «Утесом».

Я готовился к разборке пулемета, но мысли мои действительно были заняты самыми таинственными и смертельно опасными существами на современной земле, теми, кого мы окрестили призраками. Они появлялись только среди ночи и к свету не приближались. Полагаю, именно благодаря этому мы и продолжаем все еще оставаться в живых, поскольку от призраков другого спасения нет, только свет. Я слыхал истории о том, как довольно большие и хорошо вооруженные отряды, которых ночь застигла посреди пустоши, и которые не нашли ничего подходящего, чтобы развести большие костры… Эти отряды бесследно исчезли, словно испарились вместе со снаряжением и оружием. Само собой, что о призраках почти ничего не знали. Видевшие их унесли эту тайну с собой на тот свет. Так что вопрос заданный мной дозорным был скорее традиционным. И честно говоря, я ждал на него не менее традиционный ответ.

– Один парень, дежуривший этой ночью… – неуверенно протянул молодой черноволосый автоматчик, который помогал мне нести пулемет. – Он говорил… ему показалось…

– Да что ты, Карен, сопли жуешь! – прикрикнул на него Лёха. – Говори уже, раз начал!

– Игорь Дмитриев рассказывал, что видел какие-то тряпки, – смущаясь, произнес парень по имени Карен.

– Какие еще нахрен тряпки? – в один голос переспросили я и Степан Кузьмич.

– В темноте на уровни стены вдруг мелькнули развивающиеся полоски черной ткани, легкие и тонкие такие… как марля. А потом исчезли. – Карен пожал плечами. – Это так Игорь говорит.

– Это у него стекла в противогазе со страху запотели. Вот и мерещится всякая чушь. Ткань он видел! А мумию, на которую эта марлевка была намотана, твой Дмитриев случаем не приметил? – зашипел Лёха.

– Зря ты так, – осадил пулеметчика я. – Может эта погань только похожа на ткань, а на самом деле что-то совсем другое.

– Что другое? – пожал плечами пулеметчик.

– А бес его знает что. Пока не подстрелим или не поймаем, разобраться будет сложновато.

– Я, честно говоря, не рискнул бы в эту штуковину стрелять, – признался молчавший до этого здоровяк в кожанке. – Когда мы на свету, она нас не трогает, но черт его знает что будет, если эта тварь рассвирепеет.

Парню никто не ответил, даже никто не стал подтрунивать над его трусостью. Это, наверное, потому, что каждый в глубине души с ним согласился.

– Ладно, хорош о призраках, – прервал повисшую вдруг тишину я. – Давайте, рассказывайте, как себя вел мой подопечный? – при этих словах я любовно похлопал НСВ «Утес» по ствольной коробке.

– Гильза в последнее время стала застревать, – пожаловался Лёха. – Приходиться ее оттуда вручную выколупывать. А когда драка идет, это, прямо скажем, очень и очень напрягает.

– Посмотрим, посмотрим…

Я сразу сообразил, что придется менять зацепы затвора и тут же начал выкладывать на брезент инструменты и запчасти из ЗИПа. «Утес» – машина серьезная и непростая, ее только специалист наладить может.

– Повезло нам, Грирорич, что ты в живых остался, – словно прочел мои мысли Степан Кузьмич. – Ума не приложу, как бы мы со всеми этими железяками сами управлялись!

– Всем нам повезло, – буркнул я, – особенно вон ему. – Я кивнул в сторону младшего сержанта мотострелка. – Из таманцев, пожалуй, он только один и уцелел. Других, по крайней мере, я не встречал.

– Васёк, а, Васёк, расскажи еще раз, как там все было? – попросил Карен и младшего сержанта. – А то я твою историю лишь обрывками слыхал.

– Давай, расскажи, – присоединились к черноволосому юноше сразу несколько человек. – Делать то все равно нехрен.

– Никаких баек! За обстановкой лучше следите! – я вроде как и не мог им приказывать, однако все же не удержался. Ишь, рассобачились!

– Мы с вами, товарищ полковник, вчера почти всю стаю кентавров, ту, что промышляла в нашем районе, перемолотили. Теперь несколько дней можно жить спокойно.

– Во-первых, нам о спокойствии следует позабыть. Времена сейчас не те, чтобы успокаиваться и терять бдительность, хотя бы даже на день, на час, на минуту. – Я грозно повысил голос. – А во-вторых, разведчики утром ушли? Ушли. А им в любой момент помощь может понадобиться. Сигналить могут. Так что следить надо в оба.

– Григорич прав, – посерьезнел Лёха. – А ну, все разошлись по своим местам! И не спать там!

Если я являлся для охранников кем-то вроде свадебного генерала, то пулеметчик Алексей был генералом реальным, взаправдашним. Именно он командовал на этом участке периметра. Поэтому, услышав его приказ, люди лениво потянулись на свои огневые точки. Рядом со мной остались лишь расчет пулемета да младший сержант, позиция которого располагалась в трех шагах от «Утеса».

– Да… дисциплинка еще та! – протянул мотострелок. – А помните, товарищ полковник, как у нас раньше в армии было?

– Завязывай ты уже про свою армию талдычить! – Лёха раздраженно отмахнулся. – Вы вон с полковником дивизиями, корпусами, армиями на ханхов перли… танки, самолеты, ракеты… А толку то? Ноль целых шиш десятых. Все там и полегли, не причинив врагу ровным счетом никакого урона. А почему? Потому, что делали все тупо прямолинейно, как в академиях учили, как будто перед вами был не инопланетный противник, а какой-нибудь диктатор из банановой республики со своей тупой наемной армией. – Тут пулеметчик покачал головой. – Нет, не так все надо было делать.

– И как же? – поинтересовался я, поигрывая в руке молотком. Я как раз закончил неполную разборку пулемета и теперь готовился отделить крышку приемника патронов.

– По-тихому. Нападать не на корабли, а на цели поменьше. К примеру, летающие транспортники или машины, которыми ханхи наши полезные ископаемые из земли вытягивали.

– Между прочим, они эти свои машины тоже охраняли, – заметил я.

– Охраняли, – согласился Лёха. – Но эта охрана по сравнению с охраной звездолетов… Тфу! Мелочь!

– Мелочь говоришь?! – хмыкнул я, одновременно с этим выбивая выколоткой ось отражателя.

– Ну, может не мелочь, – пошел на попятную пулеметчик, – но задача вполне выполнимая. Если уж с ней справились ополченцы, то для регулярной армии…

– Стоп! – притормозил я Лёху. – Где это ты слышал об ополчении, да еще которое ханхам по шарам накостыляло?

– Это он историй Одноглазого наслушался, – быстро сориентировался Степан Кузьмич.

– Одноглазого? Кто такой одноглазый?

– Да приблудился тут один товарищ. Мы думаем он того… слегка не в себе. Говорит, что с Белоруссии пришел. Откуда-то из-под Могилева.

– С проклятых земель значит?!

К человеку, заявившему такое, у меня как-то сразу складывалось определенное отношение. И характеристика «слегка не в себе» это еще мягко сказано. Поэтому дальше я, конечно, слушал, но уже не так внимательно. Следовало заниматься делом.

– А я ему верю, – подписался за Одноглазого пулеметчик. – Такое просто так не придумаешь, такое видеть надо.

– И чего этакого рассказывал ваш гость? – я закончил со ствольной коробкой и взялся за разборку затвора.

– В Белоруссии, где-то почти у самой границы с Россией крупное месторождение фосфоритов имелось. Ханхи в самую первую очередь на него накинулись. Олесь рассказывал, в карьеры ежей металлических забросили. На морских очень похожи, только размером со стадион. Вот они там, значит, крутились, скребли своими иглами, а добытую породу в себя засасывали. Самое жуткое, что машины эти все подчистую крушили и камень, и здания, и технику, и людей. Местные сразу смекнули, что любви и согласия у нас с инопланетянами не получится. – Тут Лёха, подчеркивая значимость произносимых им слов, потряс указательным пальцем. – Заметь, Григорич, смекнул еще до того, как это до правительства дошло.

Я согласно кивнул, и Лёха с удовлетворением продолжил:

– Так вот, нагрузили они полный грузовик взрывчатки, благо у добытчиков ее имелось в достатке, дистанционный взрыватель приладили и спустили автомобильчик прямо под один из ежиков. Рвануло знатно. У этой инопланетной крутелки чуть ли не четверть всех шипов отвалилось и дыру в корпусе пробило. Окрыленные успехом, наши уже начали второй грузовичок готовить, как вдруг стервятники налетели, машины их, значит, боевые. И давай они весь этот район песочить. Тысячи людей положили.

– Чего и следовало ожидать, – подвел итог я. – Все без толку.

– И ничего не без толку. Белорусские ребята и на них управу нашли. Целых две машины все ж таки завалили. А остальные после этого поскромнее вести себя стали. Только разработки и охраняли, в леса не совались.

– Бялорусские партязаны! – хохотнул Степан Кузьмич. – Крутые пацаны.

– А из чего ханхов то завалили? – меня в этой маловероятной истории больше всего заинтересовала техническая сторона вопроса.

– Не знаю я. Что-то там один инженер придумал. Поля какие-то. Это все шибко сложно для меня. Я ведь не доктор наук. Я раньше в Москве ди-джеем в ночном клубе работал, музыку крутил.

– А твой этот… как его… Олесь, он знает?

– Должно быть, кое-что знает, – пулеметчик замялся. – Но он вообще-то лесник.

– Короче, научными познаниями тоже не отягощен, – сделал вывод Степан Кузьмич.

– Фуфло это все, – подал голос так долго молчавший младший сержант. – Вы бы видели как нас сожгли. За несколько минут… всех… всю бригаду. Я-то выжил только потому, что меня…

– Танком перевернувшимся накрыло, – перебил таманца Лёха. – Знаем, уже сто раз слышали.

Я завершил разборку пулемета и приступил к его чистке и смазке. Не забыл также заменить в затворе сносившийся верхний зацеп. Делал я все это чисто автоматически. Руки работали сами собой, как будто даже без участия головы. Во-первых, это потому что занятие было знакомое. Я по нескольку раз в неделю обслуживаю крупнокалиберные пулеметы во всех поселениях, через которые лежит мой маршрут. Ну и во-вторых… во-вторых, потому что меня заинтересовала данная тема. Пока еще не знаю чем. Было в ней что-то такое… что-то, я бы сказал, обнадеживающее, греющее душу, тешащее уязвленное самолюбие. Может это от того, что наконец я узнал о чуде, настоящем чуде для нас, военных. Кто-то из людей таки надрал задницу ханхам. Ладно, пусть не надрал, пусть только залепил отчаянную, смелую и совсем не смертельную оплеуху. Но все равно это была крошечная победа, которую мы все так долго ждали. Это, конечно, если рассказчик не умалишенный, не отъявленный лжец… или просто фантазер.

– Эх, поглядеть бы на него, послушать, расспросить.

Я сам не заметил, как произнес эти слова вслух. И сказаны они были явно невпопад той перепалке, что шла между сомневающимся младшим сержантом и пулеметчиком Лёхой

– На кого поглядеть? – уставились на меня два обескураженные спорщика, которые не смогли быстро сориентироваться о чем это я.

– Да на вашего Одноглазого или как там его, Олеся что ли.

– Ну, так в чем проблема, товарищ полковник? Поглядите, расспросите, – пожал плечами Лёха.

– Наверняка дрыхнет сейчас твой лесник. После ночного дежурства отдыхает. – Вмешался в разговор второй номер пулеметчика. – А после обеда как всегда в теплицы поскачет. Природолюб он и в Африке природолюб.

– Я слыхал Олесь вечером снова на дежурство заступает. Здесь, по-соседству, на стене номер один, – проинформировал Алексей. – Подменяет там кого-то. Вот, товарищ полковник, во время дежурства вам и будет самое время с ним потолковать.

– Во время дежурства следует службу тащить, а не разговоры разговаривать, тем более ночью, – пробурчал я, хотя сам для себя уже решил, что обязательно пойду вечером на стену.

Все участники нашей увлекательной беседы приняли мое замечание на свой счет. Балабол Леха засопел и, вцепившись в рукоять РПК, стал сквозь прорезь прицела выискивать неведомых противников, притаившихся в руинах напротив. Не знаю уж, куда он там глядел, но сигнал об опасности первым подал мотострелок.

– Внимание, движение! – громко прокричал младший сержант. И тут же поспешил успокаивающе добавить: – Отставить тревогу. Свои.

– Следить за окрестностями! – Лёха вспомнил, что он здесь командир. – Их могут преследовать.

Молодец, сообразил, – я мысленно похвалил пулеметчика и, оторвавшись от работы, глянул вниз.

То, что это одна из ушедших поутру поисковых групп, стало ясно с первого взгляда. Только что-то уж очень они быстро. Сейчас ведь только… Я глянул на свои старые потертые командирские часы. Да, точно, без четверти одиннадцать. Так что вариантов всего два: либо выполнили задание, либо стряслось что-то неожиданное. Подумав о нехорошем, я чисто автоматически пересчитал возвращающихся людей: один, два, три… девять, десять. Слава богу, кажись все.

Тем временем разведчики приближались. Шли они быстро, не переговариваясь и не оглядываясь назад. У каждого за плечами висел либо туго набитый рюкзак, либо вещмешок.

– Похоже, что-то разыскали, – предположил младший сержант. – Уходили они налегке.

– Сейчас узнаем, – Лёха махнул своим людям. – Опускайте лестницу!

Для охотников и разведчиков ворота никогда не открывали. Хлопотно, да и к тому же лишний риск. Поэтому уходили группы через стену, спускаясь и поднимаясь по длинной деревянной лестнице. Ее то сейчас как раз и опускали вниз. Как только лестница коснулась земли, двое из охранников вооружились деревянными рогатинами и стали приподнимать витки колючей проволоки, самопальную спираль Бруно, навитую по краю стены.

Все с нетерпением ждали появления разведчиков. Какие новости те принесли? Чем обрадуют или не дай бог огорчат? Всеобщая нервозность зацепила и меня. Я положил на брезент только что прочищенный газовый регулятор и, поднявшись на ноги, глянул вниз. Разведчики заняли там круговую оборону и по одному карабкались вверх. Молодцы, здорово их Нестеров вымуштровал. За руинами и домами напротив надо непременно следить. Пусть даже ты только что пришел оттуда и по пути ровным счетом никого не встретил. Только я об этом подумал, как что-то мелькнуло в окне первого этажа стоящего напротив здания. Я замер и пригляделся. Движение не повторилось. Все оставалось тихо и недвижимо. Показалось что ли? Ведь я же не глядел туда. Просто что-то дернулось на самом крою поля зрения. Мало ли что это могло быть. Соринка в глаз попала.

Я решил никому не говорить о своем видении, но и позабыть о нем тоже не мог. Пока все разведчики не поднимутся на стену, я буду глядеть туда и буду начеку. Я добросовестно выполнил данное себе обещание. Расслабиться смог лишь тогда, когда последний боец разведгруппы поднялся на стену, а вслед за ним туда же вползла длинная пожарная лестница.

Последним, как и полагается, поднялся командир, который до конца прикрывал отход своих людей. Подойдя к нам, он рукавом вытер вспотевший лоб, пригладил свои встопорщенные усы и с облегчением прогудел:

– Фух, запарился. Почти час через руины перли, и все бегом.

– Чего бежали то? – Поинтересовался Степан Кузьмич. – Нашли что искали?

– Нашли, – мужик похлопал по ранцу стоящего рядом юноши из его группы. – Большой продмаг. Похоронило его под обрушившейся стеной. Это же надо, сколько раз ходили рядом и не думали, что он там!

– А как сейчас отыскали? – поинтересовался Лёха.

– То ли грунт просел, то ли еще чего произошло… короче, кусок вывески из-под кирпичей выглянул. Только слепой не заметит.

– Продуктов много? – Кузьмич решил выяснить главное.

– Не особо, – скривился разведчик. – В основном только сыпучка и осталась: крупа, макароны, мука. А все, что в банках, пачках и бутылках кто-то уже основательно подмел. Должно быть, еще тогда… когда паника началась. Мы сейчас с собой только остатки принесли: чай, соль, приправы там разные…

– Сыпучка тоже кое-что, – мечтательно протянул Лёха. – Особенно макароны.

– Хорош о жратве, – потребовал младший сержант. – До обеда еще три часа.

– Надо пошевеливаться, – заторопился командир разведчиков. – Пойду, доложу Крайчеку. До темноты желательно все перетащить. Нельзя оставлять. Там теперь нашим духом штыряет. Ночью могут слизняки наползти. А это еще те гады… все выжрут.

– А сейчас, что ж, вы так все и бросили? – возмутился пулеметчик.

– Как можно бросить! – обиделся разведчик. – Там наша вторая группа осталась. Никого близко не подпустят. Ну, а ночью, сами понимаете, никто там дежурить не останется. Жить пока никому не надоело.

Мужик поправил свой вещмешок, повесил на шею автомат и со словами «Мы пошли» двинулся к ступенькам каменной лестницы.

– Стой! – окрикнул его я. – Передай Крайчеку, что с транспортировкой я помогу. Пусть готовит прицеп.

– Вот это дело, полковник! – обрадовался командир разведгруппы. – Теперь не надо будет это все на горбу переть. Мешки-то не маленькие, а расстояние километра три, да еще и завалы обходить.

– Через час я тут все закончу, и можно будет двигать, – я уже хотел снова взяться за пулемет, но вдруг очень захотелось узнать: – А что за группа осталась на охране? В ней Орловых случайно нет? Может знаешь, брат и сестра?

– Там они, – кивнул усач.

Значит там… От слов разведчика у меня на душе появился какой-то мерзкий осадок, какой-то нехорошее предчувствие. Именно поэтому я тут же крикнул в спину уходящему разведчику:

– Планы поменялись. Выезжаем через сорок минут.

Глава 4.

Я старался вести машину как можно плавней. Двухосный прицеп, на котором местные автогонщики когда-то тягали свои спортивные легковушка, был слишком легок для БТРа. Решив как следует газнуть, я легко мог его перевернуть к чертовой бабушке. Говорил же Крайчеку, что неплохо бы обзавестись чем-то более солидным, но видать до него так и не дошло. А впрочем, я его понимаю. Это лишь третий раз за всю историю существования лагеря, когда в качестве тягловой силы в повозку впряжен мой бронированный конь. Чаще всего поселенцы таскают прицеп на своем горбу, как бурлаки на Волге. Так что прицеп от грузовика, да еще с грузом, вызовет у людей серьезные трудности. Как говорится, овчинка выделки не стоит.

И все же эта плавная езда меня нервировала и раздражала. Почему? Сам не знаю. Отчего-то втемяшилось в голову, что мы не успеваем, что охраняющей продмаг группе, а стало быть Пашке и Лизе, угрожает опасность. Пытаясь разобраться в причине этого, в общем-то не свойственного для меня психоза, я стал вспоминать рассказ усача – командира возвратившейся разведгруппы. Ведь только из него я мог почерпнуть насторожившую меня информацию.

Итак, что же все-таки такого… подозрительного поведал разведчик? Нашли магазин. Нашли потому, что из-под завала вдруг выглянула вывеска. Подозрительно сие или нет? Трудно сказать не осмотрев место. Однако, учитывая мой опыт выживания, отмечу: любые непонятные изменения уже по своей сути являются подозрительными.

Пойдем дальше. Группе из десяти человек удалось в течение получаса раскопать завал. Это значит, что продмаг завалило так себе, не очень основательно. Ни фига себе не очень, если раньше даже вывески видно не было! Вообще-то это сперва не было видно, а потом она прорисовалась. Это что ж значит? А значит это, что груда битых кирпичей вдруг стала меньше. Насколько меньше? Осыпалось десятка два силикатных брусков или куда-то испарилось пару тонн их грязно-белых пыльных собратьев? Опять же вопрос.

Ладно, обнаружили, раскопали, вошли. Что затем? Практически все, что было в герметичных упаковках исчезло. Десять чуть ли не ученических рюкзачков, которые насобирали и притащили с собой разведчики, не в счет. Десять рюкзачков это так… капля в море, сотая часть от всего того, что должно было храниться в большом продовольственном магазине. А куда же тогда подевался весть остальной ассортимент? Растащили, как и предположили разведчики? Хорошо, пусть растащили выпивку, консервы, печенье там всякое. А куда подевались фасованные крупы, макароны, сахар? Скажете, они тоже отправились вслед за водкой и кильками? Не логично. Зная наш народ, ни за что не поверю, что в преддверии приближающегося голода он скромно и застенчиво хапнул пару пакетиков фасованного вермишеля и оставил лежать рядом целый мешок. Единственный вариант, что грабители боялись заражения, оттого и брали только лишь продукты в стекле, пластике или металле. Но тогда получается, что экспроприация проходила уже после того, как появились проклятые земли, после того, как с них начали дуть ядовитые ветры и наползать кислотные тучи. А это ведь не так, совершенно не так. Здание, в котором располагался универсам – одно из тех, что приговорил гравилуч. Вместе с десятками других сооружений оно образует здоровенный метров сто в ширину каньон, пропоровший город с юга на северо-восток. И было это в самом начале войны, когда ханхи шастали тут на своих гравимодулях.

Вот, значит, какой цирк-зоопарк получается. Еще одно неизвестное, еще один икс. Это все может и мелочи. Вопросы, которыми большинство даже не подумает забивать голову. Да только ведь, наверное, именно поэтому это самое большинство, основательно разжеванное и переваренное, сейчас покоится в сырой земле, а я пока еще топчу ее своими сапогами.

– Слушай, Григорич, а что бы ты выбрал бутылку водки или, к примеру, мешок риса? – сидевший рядом Нестеров перебил мои мысли.

Опаньки! – воскликнул я просебя. Видать не только у меня имеются подозрения касательно этого таинственного склада. Метнув на милиционера быстрый испытывающий взгляд, я ответил вопросом на вопрос:

– А у вас тут в Одинцово кирпичи случаем не круглые?

– Не понял, – прищурился майор.

– Осыпаются, блин. В других городах завалы годами стоят, ничего с ними не делается, а у вас рассыпаются как домики из песка.

– Да уж, – до Нестерова дошел смысл моего вопроса. – Надо будет там в округе все хорошенько осмотреть.

– Думаешь, магазин кто-то до нас раскопал?

– Не исключено.

– Кто?

– Тот, кто знал о его существовании. Кто-то из местных.

– Не может быть, чтобы в городе оставались люди, а вы о них, как говорится, ни слухом, ни духом, – я отрицательно покачал головой. – Да и как они могли выжить, в одиночку то?

– Ты знаешь, Григорич, я уже давно перестал чему-либо удивляться, – философски заметил милиционер. – Так что когда будем осматривать место, надо и этот вариант иметь в виду.

Я согласился с майором. Чего сейчас попусту думать да гадать. Подождем чуток, потерпим, а там и разберемся, если сможем, конечно.

Ждать осталось недолго. Справа стали проступать руины многоэтажек. Они все ближе и ближе подбирались к улице, по которой мы ехали. Когда пробитый гравилучом каньон пересечется с асфальтовой лентой дороги, это и будет означать что мы приехали. По приблизительным прикидкам произойдет это метров так через пятьсот.

В этот момент внимание мое привлек яркий блеск, маленькая серебристо-белая звездочка. Что-то валялось на обочине дороги. Какая-то упаковка. Казалось бы, эка невидаль! Мало ли всякого мусора раскидано в округе. Однако было в этой штуковине что-то необычное. Что? Да ее блеск! Она была новая, абсолютно новая, не покрытая грязью, цементной пылью, не потускневшая от кислотных дождей.

Я притормозил и поделился своими наблюдениями с многоопытным милиционером. Нестеров высунулся из люка и несколько секунд разглядывал лежащий на растрескавшемся асфальте предмет. Затем он требовательно побарабанил кулаком по башне БТРа и прокричал:

– Эй, молодежь, а ну, вылезай наружу!

Я развернулся к третьему члену нашего экипажа, тому самому младшему сержанту, с которым давеча трепался на стене, и продублировал приказ майора:

– Давай, сынок, сгоняй за одной вещицей.

– Слушаюсь, товарищ полковник, – мотострелок покинул башню и ринулся к десантному люку, даже не поинтересовавшись, что именно ему предстоит принести.

– Стой! – я окриком остановил таманца. – На вот, возьми перчатки.

– Для чего? – не понял тот.

– Возьми, – настоял я и протянул ему те самые резиновые перчатки, в которых Пашка драил колеса. – Целее будешь.

Младший сержант пожал плечами, схватил протянутое мной средство защиты и юркнул в люк.

Прислушиваясь к тому, как майор инструктирует нашего юного друга, я взял свой автомат, к которому специально для этого выезда приладил подствольный гранатомет. Затем высунулся из водительского люка и занял позицию рядом с Нестеровым, готовый, в случае необходимости, подписаться за младшого.

– Как в старые добрые времена, – с вожделением улыбнулся милиционер. – Копаемся в мусоре и собираем вещдоки.

– Ностальгия заела?

– Можно сказать и так.

Пока мы болтали, сержант добросовестно выполнил свое боевое задание. Объект был доставлен прямо пред наши пытливые очи.

– Шоколад, – доложил запыхавшийся таманец. – Плитка даже еще не засохла, поломана только слегка, и этикетку содрали. А так… на вид вполне даже пригодна к употреблению. – Тут парнишка проглотил слюну. – Сто лет уже не ел шоколад.

– А ну, дай сюда! – на миг мне показалось, что парень и впрямь вот-вот запихнет неведомо откуда взявшееся лакомство себе в рот. Вон как у него глазенки загорелись.

– Да пожалуйста.

Таманец с обиженным видом протянул мне завернутую в серебристую фольгу плитку. И только он это сделал, как висевший у меня на кармане счетчик Гейгера ожил и засигналил тревожным красным огоньком. Мы с Нестеровым переглянулись и практически одновременно заорали:

– Выкинь эту дрянь и пулей внутрь! – вопил я.

– Ходу, полковник! Скорее ходу! – надрывался майор.

Я рванул с места бронетранспортер еще до того, как младший сержант захлопнул над собой люк. От толчка крышка хорошенько треснула его по башке, и парень грохнулся вниз. Потирая ушибленный затылок, младшой ошарашено простонал:

– Товарищ полковник, да что такого стряслось?

– В башню! – вместо меня проревел Нестеров. – Живо лезь в башню! Наблюдать и быть готовым открыть огонь. Кентавры где-то рядом.

– Ну, ни хрена себе! – выдохнул таманец и как пантера прыгнул на сидение башенного стрелка.

Диалог моих товарищей я слышал, но не воспринимал. У меня была своя работа – как можно быстрее домчаться до злополучного магазина. Там ловушка. Кентавры устроили там ловушку, и наши разведчики должно быть уже угодили в нее. Им сейчас тяжело, жутко и страшно или того хуже – они уже все мертвы.

Выжимая из двигателя все его двести шестьдесят раззадоренных конских силы, я мчался по пустынной улице. Мы уже близко, совсем близко. Магазин должен быть где-то здесь, в этом или, в крайнем случае, в следующем квартале. Я вглядывался в руины зданий, но не видел ничего подозрительного. Вокруг по-прежнему все оставалось тихо и пустынно, ни своих, ни чужих. Мое сердце, кажется, остановилось, пальцы, сжимавшие баранку, заледенели. Неужто опоздали? Кентавры сделали свое кровавое дело и ушли, унося с собой свежее сладкое мясо, мясо людей, мясо несмышленыша Пашки и его замечательной, милой, можно даже сказать красивой, очень красивой сестры. Как не странно, но именно сейчас я впервые подумал о Лизе как о женщине. И от этого мне стало еще больнее. Возможно в эту самую минуту ее нежное, рожденное для ласки и любви тело, рвут на куски зловонные радиоактивные пасти инопланетных монстров.

В бессильной злобе я зарычал:

– Майор, где этот чертов магазин?! – неизвестность доводила меня до бешенства.

– Он должен быть где-то…

Милиционер не договорил, а я не дослушал. Мы вместе увидели это. От руин одного из домов отделилась хрупкая изящная фигурка и двинулась нам навстречу. Ангел был одет в синюю «аляску», а в руке держал грозную армейскую СВД.

– Лиза, – облегченно выдохнул я.

– Она, – согласился Нестеров. – Идет спокойно. Значит, ничего особенного у них тут не произошло. Это мы с тобой, Григорич, того… сами себя чуть ли не до смерти настращали.

– Посмотрим, – буркнул я, остановил машину и тут же распахнул люк у себя над головой.

– Максим Григорьевич! – радостно замахала мне рукой девушка.

– Как тут у вас?

– Все нормально. Склад нашли в подвале продуктового магазина.

– А где Павел? Где все остальные?

– Пашка и еще двое наших наверху, на огневой.

Лиза ткнула пальцем в ту часть дома, которая устояла во время удара гравитационной дубины. Я проследил за ее жестом и в окне второго этажа действительно обнаружил лица трех человек. Пашкина белобрысая макушка торчала крайней справа. Заметив, что я на него смотрю, мальчуган отложил в сторону автомат и замахал мне двумя руками. Я ответил на приветствие, а затем вновь поглядел в большие карие глаза его сестры.

– Как обстановка? Ничего подозрительного не заметили?

– Все тихо. Очень тихо. Ни одного зверя за все утро. Даже странно как-то, – девушка пожала плечами.

– А где остальные? – я уже достаточно успокоился и даже прикидывал не вылезти ли из БТРа.

– Внутри. Время то обеденное, вот мы и решили немного макарон сварить. – Лиза виновато опустила глаза. – Есть то хочется. А у нас с собой только вода да сухари. – Тут разведчица спохватилась. – Максим Григорьевич, только я вас очень прошу, никому не говорите… Ну, о том, что мы макароны отсыпали. Мы то не знали что вы так быстро приедете. Думали до вечера придется куковать. А потом еще и мешки на себе тяни. Сил вообще не будет. Только наше начальство этого не понимает, особенно этот мент… гад ползучий.

Вот тут я не выдержал и зашелся диким смехом. Хохотал я до тех пор, пока рядом не открылся второй люк, из которого показалась голова того самого ползучего гада. Губы у Нестерова были сжаты, брови сурово сдвинуты, однако лицо раскраснелось, и в уголках глаз поблескивали крохотные слезинки. Я сразу усек, что бесхитростные откровения девушки повеселили не меня одного. Только в отличие от меня майору это пришлось старательно скрывать.

При виде Нестерова глаза Лизы округлились, она сделала шаг назад и едва слышно прошептала:

– Ой, мамочки!

– Так кто это тут втихаря жрет общественные макароны? – проревел майор.

– Мы же не знали… – начала было насмерть перепуганная девушка.

– Они, видите ли, не знали! – с наигранной суровостью передразнил ее милиционер. – Мы вам одни лишь сухари почему выдаем?

– Чтобы следов не оставляли, – как школьница, отвечающая заученный, но до конца так и не понятый урок, пролепетала Лиза. – Сухари почти не пахнут и руки не мажут.

– Гляди, полковник, ведь все знают, туды твою мать! Только выполнять ни черта не хотят, – Нестеров выбрался из люка, прошелся по броне и с неожиданной для его возраста легкостью спрыгнул на землю. – Ну, что, гражданка Орлова, как говорится, пройдемте. Показывайте место преступления и своих подельников.

Когда Нестеров с Лизой сделали несколько шагов в сторону руин, я прокричал им вслед:

– Я развернусь, подгоню прицеп как можно ближе.

– Лады, – приветствуя мою инициативу, майор показал мне кулак с оттопыренным большим пальцем.

Пока я разворачивался да парковался прошло минут пять-семь. Прицеп достойно выдержал все измывательства, которые я над ним учинил в конце этой поездочки. Так что сейчас быстренько погрузимся и домой. Интересно, сколько там провизии? Понадобится ли вторая ходка? С точки зрения моего ленивого эгоистичного эго, то лучше бы одна. Хотя, если подумать об измученном и голодном обществе, то, естественно, лучше две или даже три. Нет, на три ходки продуктов здесь точно не будет. Это же обычный магазин, а не какой-нибудь оптовый склад. Тут мне пришло в голову, что сужу я о том, чего не видел, да и Нестеров со своей банд-группировкой что-то задерживается. Поторопить их что ли?