Ожерелье казненной королевы Александрова Наталья

Вдруг за моей спиной негромко хлопнула дверь, прошелестели легкие шаги и девичий голос окликнул меня:

– Эй, постой!

Я остановилась и оглянулась.

По лестнице крадучись спускалась та девчонка, которая открыла мне дверь.

– Постой! – повторила она, подошла ко мне и проговорила, покосившись на дверь своей квартиры: – Черепа мои сегодня поцапались, поэтому такие злобные. Вот тебе адрес Карасевых…

Она сунула мне в руку бумажку с адресом и исчезла, так что я ее не успела поблагодарить.

Впрочем, как впоследствии выяснилось, благодарить было не за что.

Денег на такси у меня не было, но, к счастью, новый адрес Карасевых оказался совсем недалеко. Я дотащилась туда со своим чемоданом, позвонила в квартиру.

На этот раз мне открыла Генина родственница, та самая Вера Карасева.

Когда мы с ней общались по поводу обмена, Вера показалась мне милой женщиной. Но сейчас она смотрела на меня волком и перегораживала вход в квартиру.

– И кто же это к нам пожаловал? – процедила она неприязненно, уперев руки в бока. – Никак наша богатая американка вернулась? Что, Америка не понравилась? Молочных рек с кисельными берегами не оказалось? Слухи о них не подтвердились?

– Вер, это долгий разговор… – проговорила я усталым голосом. – Я с дороги, устала очень, пусти меня в квартиру…

– С какого это перепугу? – она смерила меня взглядом и не тронулась с места. – Что тебе делать в моей квартире? У меня, между прочим, муж имеется, и кто я по-твоему – круглая дура, постороннюю бабу в квартиру пускать? Пусти, как говорится, козла в огород… то есть козу. Мужики – они, сама знаешь, не упустят, если у них прямо перед носом хвостом крутят! Тем более что твой муженек тебя бортанул и ты сейчас в свободном поиске!..

Вот интересно, откуда она знает про моего мужа? Я сама это совсем недавно узнала! Правда, говорят же, что жена всегда все узнает последней…

– Ну пусти хоть на пару дней, пока я не найду что-нибудь! – взмолилась я. – Я же здесь прописана, имею право…

– Ах, ты уже про права заговорила! – Вера побагровела, двинулась на меня, пыхтя, как маневровый паровоз. – Так вот забудь про всякие права! Это ты в той квартире была прописана, а мы ее еще раз поменяли, здесь тебя и близко нету! Теперь ты, подруга, прописана в поселке городского типа Кривые Котлы!

– Какие котлы? – переспросила я в ужасе.

– Кривые Котлы, поселок городского типа Коряжменского района Архангельской области, вот туда и уматывай!

– Постой… – пролепетала я, потрясенная такой перспективой. – Но ведь деньги… вы мне не заплатили половину денег за мою квартиру?

– Деньги? – переспросила она издевательским тоном. – А у тебя расписка есть? Нету! Мы тебе в счет твоих денег жилплощадь в Кривых Котлах предоставили. Там все твои права, а здесь у тебя одно право – катись к чертовой матери! – И с этими словами она захлопнула дверь перед моим носом.

Ну можно ли быть такой идиоткой? Оказалось, можно.

…Маршрутка высадила меня возле торгового центра. Он был построен совсем недавно, и некоторые помещения еще пустовали. Центр был огромный, я долго его обходила, потом шла по тихой безлюдной улице. Было зябко, казалось, что в сумерках кто-то смотрит в спину тяжелым взглядом.

Я удачно миновала двух смуглолицых мужчин, что отирались возле подъезда, и поднялась на второй этаж. В моем временном жилище коридорного типа ничего не изменилось. Но это только на первый взгляд. Потому что в коридоре царил просто вселенский холод. Казалось, на стенах сейчас выступит иней, а с потолка свесятся сосульки. Непослушными руками я отперла дверь. В комнате было чуть теплее, но это пока я не начала ходить туда-сюда. Я потрогала батарею и поежилась – она была ледяной. Да, за ночь я здесь околею.

Когда я ставила чайник на кухне, туда явился Федя. Сегодня на нем поверх вылинявшей рубахи была надета жилетка, сделанная из старого ватника – просто обрезаны рукава.

– Отчего холод такой? – спросила я хмуро.

– А, это отопление отключили! – ответил Федя жизнерадостным тенорком. – Чтобы нас отсюда выкурить!

– Часто так бывает? – Я сняла закипевший чайник и понесла его в комнату в надежде погреть об него руки.

– Бывает… – Федя неопределенно махнул рукой и подмигнул левым глазом. – Но не боись, совсем не отключат, потому как дом выстудиться может, а это вредно.

– А если я выстужусь, то на это всем…

– Точно! – подтвердил Федя. – Правильно понимаешь!

Мы как раз дошли до его двери, он немного приоткрыл ее, собираясь зайти, и оттуда на меня пахнуло таким теплом, что я чуть не выронила чайник.

– Федя, так у тебя тепло? – едва не закричала я.

– Я печку топлю, – ответил он, – хошь, пойдем ко мне спать!

И ухмыльнулся нагло, двинулся ко мне, а глаз его замигал безостановочно.

– Нет уж, – отшатнулась я, – обойдусь как-нибудь!

– Ну как знаешь. – Очевидно, мысль залучить меня к себе показалась ему привлекательной. – Смотри, как бы не околеть ночью-то…

Я попятилась и вспомнила, что в моей комнате тоже есть печка. Большая и красивая. Если Федя топит свою печь, то и я, наверное, смогу затопить свою.

– Спасибо, Федя, за приглашение, только я уж сама… – сказала я твердо.

– Тогда ладно! – не обиделся Федя, ушел к себе и тут же вернулся с топором.

– Сейчас мы тебе дровишек раздобудем! – Федя остановился перед дверью, на которой висел амбарный замок.

– Тут же заперто, – проговорила я неуверенно.

– Ты про это? – Федя пренебрежительно покосился на замок. – Да это так, одна видимость!

С этими словами он подковырнул дужку замка ногтем, она отскочила, и замок остался у него в руке.

– Вот и все! – Он открыл дверь. – Заходи, соседка, будь как дома!

Я неуверенно переступила порог.

Эта комната была больше моей и не такая пустая. Здесь был старый платяной шкаф, и письменный стол с обитой зеленым сукном столешницей, и несколько стульев, и еще кое-какая мебель – все это старомодное, обшарпанное, но крепкое и добротное.

Вообще, в этой комнате было как-то грустно – тут еще витал дух тех людей, которые в ней жили. На одной стене висел календарь за позапрошлый год, на другой было несколько прямоугольных пятен на обоях: видно, там тоже висели какие-то картинки или фотографии, и обои под ними не так выцвели. Мне стало неуютно – как будто я без спросу вломилась в чужую жизнь.

– Знаешь, чем хороша старая мебель? – солидно проговорил Федор, хозяйским взглядом оценивая обстановку. – Она натуральная, деревянная, а не из ДСП, значит, годится на дрова. ДСП, соседка, на дрова не годится – там много химии, можно отравиться. Дерево – это другое дело… Вот, смотри, какой хороший стол!

С этими словами он примерился и с размаху хряпнул топором по письменному столу.

– Даже как-то жалко… – Я смотрела, как стол превращается в груду обломков.

– Жалко не жалко, а топить чем-то надо, а то ты совсем окоченеешь! – Федор отложил топор и набрал охапку дощечек. – Пойдем, этого тебе должно хватить на сегодня. А за мебель не переживай, они ее бросили за ненадобностью.

Он дотащил дрова до двери моей комнаты. Я остановилась на пороге в раздумье – пригласить его в комнату или все же не стоит. С одной стороны, он мне вроде помогает и ведет себя прилично, так что неудобно закрыть дверь перед его носом, но с другой… Я вспомнила его перекошенное лицо, безумные глаза и замялась. Черт его знает, что ему взбредет в голову! И тут Федор сам пришел мне на помощь.

Он сложил дрова на пороге моей комнаты и проговорил озабоченным тоном:

– Ну, соседка, думаю, дальше ты сама справишься, а у меня дела. Печку-то когда-нибудь топила?

– Топила… – ответила я неуверенно.

– Ну тогда вот держи. – Федор вручил мне коробок спичек и удалился в свою комнату с таким деловым видом, как будто и впрямь шел на какие-то важные переговоры.

Я пожала плечами и проводила его взглядом. Причем я заметила, что он не так сильно хромает, как обычно, и нога у него не так вывернута. Хотя, возможно, это мне только показалось.

Ну ладно, у каждого есть свои проблемы, а мне хватает собственных. Даже более чем.

Я перетащила обломки стола в комнату, сложила их возле печки и задумалась.

Когда я сказала Федору, что раньше топила печку, я не то чтобы соврала, но малость преувеличила. Когда-то давно, в студенческие годы, мы снимали с друзьями зимний домик на Карельском перешейке, чтобы кататься на лыжах и вообще приятно проводить время. Там мы действительно топили печку, и я в этом процессе участвовала, но была, как правило, на подхвате. Ничего серьезного парни мне не доверяли. Сейчас я стала вспоминать, как мы это делали.

Так, сначала нужно положить в устье печки самые тонкие щепочки, на них – палочки потолще, затем дощечки и, наконец, самые толстые куски дерева.

Через несколько минут у меня получилась аккуратная груда дров, я зажгла кусок газеты и поднесла к нижним щепкам.

Язычок пламени лизнул щепки, они загорелись, я подула на них и выпрямилась с довольным видом.

Но тут из печи повалил густой черный дым, который в считаные минуты наполнил всю комнату.

Я закашлялась, поспешно распахнула окно и вдохнула сырой холодный воздух.

Ничего себе – протопила печку! Теперь в комнате стало еще холоднее, чем прежде, да еще и дышать невозможно!

К счастью, дрова скоро погасли, и воздух в комнате стал свежее.

Я в растерянности смотрела на печку.

Что же я сделала не так?

Первым моим побуждением было позвать на помощь Федора. Но я это намерение пресекла в зародыше. Неужели я не в состоянии сама сделать такую простую работу?

И тут меня осенило.

Я вспомнила, что, прежде чем топить печь, нужно открыть заслонку, чтобы дым шел в трубу, а не в комнату. Ну надо же – забыла такую простую вещь!

Я бросилась к печи и осмотрела ее со всех сторон.

Как же выглядит эта чертова заслонка?

Сбоку из изразцовой поверхности печки торчали две какие-то заржавленные чугунные загогулины, что-то вроде дверных ручек. Я осторожно потянула одну из них, но она не поддавалась. Тогда попробовала потянуть другую, но результат был такой же, то есть никакого.

Тогда я взяла ножку от разрубленного стола и пару раз как следует ударила по чугунной ручке. Внутри что-то скрипнуло, треснуло, чугунная загогулина нехотя сдвинулась с места, повернулась на девяносто градусов. Теперь я попробовала потянуть ее, навалилась всем весом. Ручка снова повернулась, и в боковой стенке печки открылось квадратное окошечко, из которого потянуло пылью и плесенью.

Что-то непонятное, но явно не то, что мне нужно.

Вообще-то, мне нужно было открыть печную заслонку, иначе я просто околею от холода!

Я потянула за вторую чугунную ручку – и на этот раз она тоже пришла в движение и мне удалось вытащить из печки заржавленную металлическую пластинку, наверное, ту самую заслонку.

Во всяком случае, теперь можно еще раз попробовать затопить печку…

Я снова зажгла бумажку, осторожно, бережно поднесла ее к щепкам, и они загорелись веселым пламенем, огонь жадно перекинулся на дощечки, и через несколько минут в печи горело ровное гудящее пламя.

Я устроилась возле самого огня, протянула к нему руки и скоро почувствовала, как живительное тепло разливается по всему телу. Скоро мне даже стало жарко, так что я плотно закрыла дверцу печки и немного отодвинулась от нее.

Тут я вспомнила, как тогда, на Карельском перешейке, меня учил топить печку Слава Мерзликин, опытный турист и вообще умелец на все руки. Он говорил, что, когда огонь в печке как следует разгорится, нужно немного прикрыть заслонку, тогда тепло будет гораздо дольше держаться в печи.

Я опять обошла печку сбоку, туда, где находилась заслонка.

Так, которую же из двух загогулин нужно сдвинуть?

Я взялась за одну, потянула и тут же поняла, что это – не та, на которой крепится заслонка. От движения этой ручки шире открылось окошечко в боковой стенке печи. Я заглянула в него из чистого любопытства и… увидела какой-то ящичек.

Ничего себе! Выходит, я нашла тайник?

Сердце мое забилось от волнения.

Казалось бы, сейчас меня должны заботить совсем другие вещи: у меня нет жилья, нет работы, неизвестно, что я буду завтра есть, но я взволновалась при виде какого-то таинственного ящичка, спрятанного в печке!

Видно, в душе у каждого человека живет ребенок, который верит в чудеса и радуется неожиданным находкам, ребенок, который верит в Деда Мороза и ждет от судьбы подарков…

Я запустила в окошечко руку, собрала кучу паутины, но все же вытащила ящик.

Это оказалась жестяная коробка, покрытая толстым слоем слежавшейся пыли и паутины. Я обтерла ее тряпкой и поняла, что это жестянка из-под каких-то конфет или леденцов, явно дореволюционная – надписи на ней были с ятями, по старой орфографии. Я повертела коробку, разглядывая ее с разных сторон. Сверху на ней была нарисована красивая дама в шляпе с перьями, и название или марка – «Ландрин». Где-то мне такое слово попадалось…

Но гораздо интереснее было, что находится внутри этой жестянки. А внутри определенно что-то было, судя по весу.

Я попыталась открыть ее, но крышка за долгие годы заржавела и не поддавалась моим усилиям. Тогда я перебрала остатки дров и нашла среди дощечек и щепок какую-то металлическую пластинку. При помощи этой пластинки я ловко подцепила крышку, поднажала, и жестянка открылась.

Не знаю, что я ожидала найти внутри – драгоценности какой-нибудь давно умершей красавицы или царские золотые монеты. В общем, что-то, что могло помочь мне выбиться из нищеты, помочь решить мои многочисленные проблемы.

Но моим надеждам не суждено было осуществиться.

В жестянке лежала всего лишь толстая тетрадь в черной коленкоровой обложке.

Я почувствовала разочарование… но в то же время жгучее любопытство: какие тайны заключены в этой тетради, если ее спрятали в тайнике?

В комнате между тем стало гораздо теплее.

Я взяла тетрадь, забралась с ногами на диван и открыла первую страницу.

Тетрадь была исписана мелким, красивым и очень отчетливым почерком. Бумага пожелтела, но хорошо сохранилась, лиловые чернила выцвели, но слова все еще можно было разобрать, и я начала читать, на время забыв обо всех своих неприятностях.

Гостиная баронессы де Субиз была погружена в таинственный полумрак. Дамы в роскошных платьях и в бесценных украшениях, господа в расшитых золотом камзолах завороженно смотрели на широкоплечего приземистого человека в черном, который стоял в центре комнаты, держа в руках удлиненный сосуд розоватого хрусталя. Внутри этого сосуда словно переливались светящиеся облачка, то и дело менявшие свой цвет, – только что они были изумрудно-зелеными, и вот уже – темно-синие, как индийский сапфир, а теперь – багряные, как небо на закате…

– Это не более чем красивый фокус, – скучающим тоном проговорил высокий мужчина в лиловом камзоле, расшитом серебром. – Если это все, чем вы хотите нас удивить…

– Что вы, виконт! – возразил фокусник с почтительным поклоном. – У меня и в мыслях не было удивлять вас такой безделицей! Сейчас я покажу вам и всем остальным гостям досто-чтимой баронессы нечто, заслуживающее большего внимания.

Он повернулся к хозяйке дома и спросил:

– Сударыня, не позволите ли вы вашей воспитаннице помочь мне в следующем опыте?

– Надеюсь, ей не придется делать что-нибудь предосудительное? – осведомилась баронесса, поджав губы.

– Что вы, сударыня, конечно нет!

– Что ж, в таком случае, Марианна, помоги господину графу!

– Слушаюсь, ваша милость. – Бледная девушка в светло-голубом платье, смущенно опустив взор, вышла на середину гостиной и остановилась перед фокусником с таким видом, с каким, должно быть, первые христиане выходили на арену, где их поджидали голодные львы. Это была воспитанница баронессы, ее дальняя бедная родственница, недавно приехавшая из провинции.

– Что я должна делать, ваша светлость? – спросила она человека в черном.

– Ровным счетом ничего, – ответил ей тот и достал из кармана золотые часы на цепочке.

– Посмотрите, дитя мое, который час?

Девушка взглянула на часы. Они мерно раскачивались на цепочке, так что она никак не могла разглядеть стрелки. К тому же человек в черном начал монотонным, завораживающим голосом произносить какие-то странные, бессмысленные слова:

– Раз-два, раз-два, тяжелеет голова… три-четыре, три-четыре, веки стали словно гири…

Веки у Марианны и впрямь стали тяжелыми, глаза закрылись, но она продолжала стоять посреди гостиной в прежней смиренной позе.

– Прекрасно, – проговорил фокусник, – теперь, прелестное дитя, ты откроешь глаза и представишь, что находишься в чудесном саду!

Девушка открыла глаза, огляделась по сторонам. Казалось, она не видит никого из присутствующих, однако лицо ее светилось от восторга. Она сделала шаг вперед, еще один и наклонилась, словно для того, чтобы понюхать цветок. Выпрямившись, она сделала еще шаг, но тут фокусник воскликнул:

– Берегись, на дорожку выползла змея!

Восторг на лице Марианны сменился испугом, она вскрикнула и попятилась.

– Не бойся, дитя мое, змея уползла! – успокоил ее мужчина. – Теперь ты подходишь к ручью и хочешь перейти его.

Девушка сделала шаг вперед и подобрала юбки, как будто и впрямь решила перебраться через ручей.

– Вы обещали, граф, что не будете делать ничего предосудительного! – строго проговорила баронесса.

– Ну что вы, это всего лишь невинная шутка! – ответил тот. – Впрочем, больше ничего подобного не будет. Еще только один небольшой опыт…

Он подошел к девушке, прикоснулся к ее руке своей ладонью и воскликнул:

– Это раскаленный железный прут!

Марианна вскрикнула, отдернула руку. Все, кто стоял близко к ней, увидели, что в том месте, которого коснулся гипнотизер, появилось красное пятно ожога.

– Не волнуйтесь, господа! – успокоил граф гостей. – Сейчас я вылечу этот ожог, а проснувшись, Марианна о нем и не вспомнит.

С этими словами он снова коснулся руки девушки – и красное пятно на глазах изумленных зрителей исчезло.

– Ну вот, пожалуй, на этом мы закончим, – удовлетворенно проговорил экспериментатор и снова обратился к Марианне: – Сейчас, милое дитя, я хлопну в ладоши, и ты тут же проснешься и не будешь помнить того, что мы с тобой проделали.

Он хлопнул в ладоши.

Марианна вздохнула, огляделась по сторонам и несколько неуверенно проговорила:

– Так что я должна делать, ваша светлость?

– Ровным счетом ничего, дитя мое! – ответил фокусник. – Вы уже сделали все, что нужно.

С этими словами он окинул взглядом присутствующих и добавил:

– Это – только маленькая демонстрация тайных наук Востока. Не больше чем красивый фокус, как выразился господин виконт. Но я могу показать вам кое-что более интересное. Виконт, – мужчина в черном обратился к скептически настроенному гостю, – не найдется ли у вас медной монеты? Скажем, два су?

– Медная монета? – мужчина в лиловом камзоле брезгливо оттопырил нижнюю губу. – Право, не знаю… я не ношу с собой меди…

– А вы загляните в свой кошелек, виконт! – не сдавался фокусник.

Виконт нехотя достал кошелек, порылся в нем и удивленно проговорил:

– Правда, вот два су… Не знаю, как оказалась здесь эта монета!

– Позвольте, – мужчина в черном ловко выхватил мелкую монету у виконта, бросил ее в камин, немного подождал, затем посыпал на нее какой-то зеленоватый порошок.

В комнате запахло чем-то приторно-сладким, похожим на дешевые духи.

Фокусник вооружился каминными щипцами, достал монету, опустил ее в чашу с водой. Вода зашипела, затем успокоилась. Фокусник достал монету из воды и протянул ее владельцу:

– Вот ваша монета, виконт!

– Но она стала золотой! – проговорил виконт удивленно.

Остальные гости сгрудились вокруг него, разглядывая удивительную монету.

– Да, это та самая монета, – подтвердил виконт. – Так вы и впрямь владеете секретом превращения обычных металлов в золото?

– Древняя наука Востока заключает в себе много удивительных знаний! – уклончиво ответил человек в черном и тут же заговорил с дамой в платье бледно-лилового шелка.

– Разве вы не слышали, мой друг, – вполголоса сказал виконту барон де Брей, толстяк с некрасивой родинкой на левой щеке, – несколько лет назад граф Калиостро находился при дворе герцога Голштинии. Герцог в то время пребывал в очень стесненных обстоятельствах, он не мог заплатить даже своим офицерам. Так представьте, после посещения Калиостро герцог расплатился со всеми своими кредиторами да еще начал строительство нового дворца!

– Вы хотите сказать, барон, что граф Калиостро изготовил для герцога золото?

– Я ничего не хочу сказать кроме того, что я уже сказал!

– Кстати, барон, этот Калиостро называет себя графом, так вот, не знаете ли вы, имеет ли он для этого основания?

– Кто его знает! – протянул де Брей, насмешливо прищурившись. – Ведь он прибыл из Италии, а там каждый цирюльник именует себя графом, каждый торговец рыбой – маркизом… Это мы с вами можем проследить своих предков до времен Людовика Святого… Кстати, виконт, видите молодую особу в голубом платье?

– Ту, что беседует с графиней де Бревиньен?

– Да, именно ее! Так вот, я слышал, что она происходит из рода Валуа. Можете себе представить? В ее жилах течет кровь королей!

– Вот уж не подумал бы! – Виконт пристально взглянул на молодую женщину. – Отчего же я никогда прежде не видел ее в Версале?

– Ее отец умер в нищете, сама она с сестрой попала в сиротский приют, где ее и нашла графиня. Ее зовут Жанна де Ламотт, иногда она подписывается как графиня де Ламотт-Валуа.

Калиостро тем временем разговаривал с дамами, сопровождая свои слова плавными жестами красивых ухоженных рук:

– Нет, сударыни, я не верю в разговоры о секрете вечной молодости! Можно, конечно, надолго сохранить телесное здоровье и красоту, но вечная молодость – это миф, легенда… так я и сказал Аристотелю, когда у нас зашел об этом разговор…

– Что? – перебила его баронесса де Субиз. – Я не ослышалась? Вы имели счастье беседовать с Аристотелем? Но как это возможно?

– Ах, баронесса… – Калиостро сдержанно улыбнулся. – Кажется, я сболтнул лишнее. Простите меня, сейчас не время и не место для подобных откровений. Может быть, когда-нибудь в другой раз, в более доверительной обстановке…

Барон де Брей поймал за локоть проходившего мимо него слугу Калиостро и вполголоса спросил его:

– Послушай, любезный, неужели твой господин и вправду жил во времена Аристотеля?

– Извините, ваша милость, – отвечал слуга, почтительно поклонившись барону. – К моему прискорбию, я не могу этого знать, ибо служу господину графу только последние четыреста лет.

С этими словами он ловко увернулся и скрылся в соседней комнате.

Барон проводил его удивленным взглядом.

Жанна де Ламотт покинула дом баронессы одной из последних. Простившись со своей благодетельницей графиней де Бревиньен, она села в закрытый экипаж и велела вознице возвращаться домой.

Однако едва экипаж тронулся, она увидела в его темном углу человека, закутанного в черный плащ.

Жанна вскрикнула и хотела остановить возницу, но незнакомец отбросил плащ и поднес палец к губам.

Жанна узнала итальянского графа, который только что развлекал гостей баронессы.

– Это вы? – проговорила женщина раздраженно. – Вы меня напугали. Извольте объ-ясниться: что вам от меня нужно?

– Думаю, вы не очень испугались, – ответил Калиостро с едва уловимой улыбкой. – Думаю, вы вообще не из пугливых. Тем не менее, мадам, приношу вам свои извинения. Но мне нужно было поговорить с вами – и поговорить без свидетелей.

– Что ж, говорите. – Глаза Жанны блеснули в полутьме экипажа. – Но имейте в виду: я порядочная женщина и не потерплю никаких сомнительных намеков…

– Боже упаси! – Калиостро поднял красивые руки. – У меня ничего такого и в мыслях не было. Я хочу сделать вам деловое предложение.

– Деловое?

– Именно! Ведь вы хорошо знакомы с Его Преосвященством кардиналом де Роганом, князем-епископом Страсбурга…

– Что за намеки! – вспыхнула Жанна. – Меня связывает с Его Преосвященством самая чистая дружба! Он заботится о моей душе…

– И я о том же! – перебил ее Калиостро. – Он заботится о вашей душе, вы – о его кошельке… Но я хочу сказать вам, мадам, что кардинал не слишком богат. Так что вы не сможете при его помощи поправить свои дела.

– Да как вы можете! – горячилась Жанна. – Он – прелат, слуга церкви…

– Бла-бла-бла! – замахал руками Калиостро. – Мадам, оставьте этот тон! Мы с вами – одного поля ягоды, и я предлагаю вам выгодную сделку. Мы можем заработать большие, очень большие деньги! Больше миллиона ливров!

– Больше миллиона? – Глаза Жанны вспыхнули, как два драгоценных камня, но тут же в голосе ее прозвучало недоверие: – Но вы только что сказали, что кардинал не богат. У него нет миллиона!

– У него – нет, но я расскажу вам, как можно заработать на вашей… м-м-м… чистой дружбе с кардиналом.

Я хочу вкратце рассказать вам историю создания одного удивительного ожерелья.

Бемер и Бассанж, два богатейших французских ювелира, объединили свои таланты и свои богатства, чтобы изготовить бриллиантовое ожерелье необычайной ценности и красоты. Ожерелье это было предназначено для последней фаворитки Людовика XV графини Дюбарри. Однако, когда ожерелье было уже изготовлено, король скоропостижно умер, а его фаворитка в одночасье лишилась всех своих сказочных богатств.

Ювелиры остались ни с чем, точнее – с бесценным ожерельем, для которого весьма трудно было найти нового покупателя.

Цена ожерелья составляет примерно полтора миллиона ливров. Заплатить такую цену могут только несколько человек в Европе: английский король, император Австрии и, возможно, еще кто-то из владетельных особ.

Ювелиры хотели было предложить ожерелье молодой королеве Марии-Антуанетте, но финансы Франции находятся в расстройстве, и королева не решилась просить у Людовика XVI такую баснословную сумму на новое украшение.

И если в этой ситуации на сцене появится кардинал де Роган, представитель одной из старейших и самых влиятельных дворянских семей Франции, который предложит выступить посредником между ювелирами и королевой, то, разумеется, ювелиры, которые уже отчаялись продать ожерелье, ухватятся за эту возможность…

Я проснулась глубокой ночью. Долго не могла понять, где я, пока не сообразила, что заснула прямо на диване за чтением найденной тетрадки. И снились мне дамы с напудренными волосами, мужчины в париках и в расшитых золотом камзолах, богато убранные покои и золоченые кареты с запряженными цугом лошадьми.

Печка прогорела, но в комнате было относительно тепло. Я завернулась поплотнее в одеяло и заснула до утра, положив тетрадку под подушку.

Утром батареи были теплыми. Я с благодарностью погладила печку по красивому выпуклому боку – все же она помогла мне пережить эту ночь – и решила продолжить поиски работы. Денег оставалось совсем мало, скоро даже на самую скромную еду не хватит.

Новый, находящийся в стадии организации телевизионный канал находился у черта на куличках. Нужно было долго ехать на метро до конечной станции, а там еще на маршрутке минут двадцать. Ужасно не хотелось ехать, да еще наудачу, без предварительной договоренности, почти без надежды на успех. При моей невезучести наверняка проезжу зря. Но я решила не поддаваться унынию и лени, а действовать как лягушка из басни.

В школе учительница нам без конца приводила пример, как две лягушки упали в сметану. Одна смирилась со своей участью, опустила лапки и пошла на дно, а вторая до того добрыкалась, что сбила из сметаны твердое масло и вылезла наружу. Так что если у меня плохо с умом, то попытаемся взять упорством.

Итак, перед тем, как выскочить из дома, я оглядела комнату. При дневном свете она выглядела неопрятной. Щепки на полу, скомканное одеяло на диване, разоренная печка…

На столе лежала жестяная коробка с надписью «Ландрин». Теперь я узнала и это слово, и картинку на крышке. В заново отделанном Елисеевском магазине висел плакат, срисованный со старинного. «Ландрин» – это были такие леденцы. Я наскоро прибралась в комнате, коробку убрала в тайник и закрыла его, а тетрадку прихватила с собой, чтобы было что почитать в метро.

Я прокляла все на свете, пока искала этот несчастный телевизионный канал.

Офис располагался в самом обычном девятиэтажном жилом доме, на первом этаже. Раньше там была мастерская по ремонту обу-ви, не то парикмахерская, не то детская танцевальная студия, теперь же возле двери стоял расторопный мужичок в рабочем комбинезоне бывшего синего цвета и прибивал вывеску. Прибивал криво, о чем я не преминула ему сообщить, проходя мимо.

– Ничего, это ненадолго, – не обиделся он, – скоро в отдельное здание переедем.

Я обрадовалась и проскочила в дверь. Но дальше дело застопорилось, потому что обжора Танька Бочкина даже не сказала мне, к кому можно обратиться. Не стоять же посреди помещения и орать: «Люди! Возьмите меня на работу!»

Запросто выгонят.