Рокировка Сталина. СССР-41 в XXI веке Логинов Анатолий
— Здравия желаю, товарищи пограничники! — сказал высокого роста сержант, сходя с дороги вправо. Шедший рядом с ним ражий ефрейтор синхронно шагнул влево. Что-то в этом слаженном движении Ваське не понравилось. Он натянул вожжи и спрыгнул с остановившейся телеги. Абрам соскочил с другой стороны, не выпуская из рук винтовку. Плащ-накидки остались на возу.
— Сержант Нестеренко! Кто такие будете?
Двое, шедшие сзади, остановились. А вот старшие по званию подошли еще ближе. Ефрейтор притормозил, немного не доходя до Абрама. Сержант остановился на таком же расстоянии от Васьки.
— Сержант Ямщиков, триста тридцать третий стрелковый полк.
— Ваши документы. — Нестеренко вдруг понял, что ему не нравится. Пехотинцы стояли не так… Задние явно страховали товарищей, а те не перекрывали им сектора стрельбы и заняли хорошую дистанцию для неожиданного нападения. Слишком грамотное расположение. Такое показывали вчера ребята из будущего. Обычные пехотинцы так не умеют. Что-то они совершенно не похожи на обычных. И почему без плащ-палаток в такую погоду?..
— Конечно! — следующее движение «сержанта» уже не могло застать Василия врасплох…
Абрама тоже что-то смущало. Чувствовалась какая-то неправильность, но вот какая…
— Ты откуда, хлопче? — спросил неожиданно Абрам стоявшего перед ним ефрейтора, делая полшага назад.
— Из Харькова, — буркнул тот, восстанавливая дистанцию. Почти незаметно.
Абрама словно обожгло. Харьковчане так не говорят. Он сделал еще полшага назад.
— Надо же, земляк! А откуда?
— Ленинградская улица. Тридцатый дом, — так же хмуро буркнул «ефрейтор».
— Знаю! Это на пересечении с «Авророй»!
— Ага. Тот самый.
Ленинградская не пересекается с улицей имени крейсера «Авроры»! Уж это родившийся и выросший на Холодной Горе парень знал прекрасно!
— Du hast Blut auf der Wange,[18] — бросил пограничник.
Неожиданно прозвучавшая фраза на родном языке на долю секунды задержала диверсанта. В результате Абрам ударил раньше. Кирзовый сапог сорок второго размера вошел «ефрейтору» точно в промежность, как в драках против пацанов с Холодной Горы. И тут же второй удар, прикладом по затылку, до хруста. Этому учили уже на службе.
— Немцы!
Но и Василий уже присел, пропуская над головой кулак собеседника, и «крутнул вертушку», любимый батин прием, подсекающий ноги противнику. Даже нескольким сразу, при должной удаче. Но сейчас сержант свалил только одного. Вторая нога догнала висок немца раньше, чем тот успел приземлиться.
Два выстрела слились в один…
Подмосковье, государственная дача номер XXX.
Ефим Осипович Фридлендер, крупный бизнесмен, научный консультант при СНК СССР.
— Миша, я вам категорически здравствуйте, и шоп вам так жить, как оно надо!
Тот, кому я звоню по отдельному «жутко засекреченному» каналу, не имеет ни малейшего отношения к Одессе. Челябинск, Красноярск, Ташкент, София, Иерусалим… только не Одесса. «Одесский» суржик — наш с ним шифр. Крайне удобно. Минимальная шифровка, даже не шифровка, намеки и иносказания, и подслушивающему очень трудно разобраться. Даже если записать разговор, а потом долго крутить и вдумываться. Первый, даже второй слой вычисляется, третий уже редко. Тем более надо еще догадаться, что он есть. Да и на первом уровне толкования не однозначны. Не код, ломать ничего не надо. Намного проще и намного сложнее. Живой язык Собственно, от настоящего одесского говора в нем совсем мало. А уж когда надо незваным слушателям подкинуть дезу… Вот пусть и поломают головы над тем, что все это означает.
— Фима, я на вас не понял! Ви изволили пропасть на почти неделю, а мы тут должны гадать, зачем и насколько ви поймали себе неприятностей! Ви таки доехали, куда хотели, или шо там с погодой?
— Миша, шо вам за дело до нашей погоды? И таки чем вам так интересно за мой променад, шо так обеспокоены? Ви имели слышать таких глупых слухов?
— Я таки должен до вас сказать, что мне неуютно, когда старые друзья немного пропадают, а вместо них появляются не совсем друзья, а неизвестно зачем. Вы мне имеете шо рассказать за свои хождения, или не стоит беспокоиться?
— Ви будете с меня смеяться, уважаемый, однако заради такой погоды я поехал бы гораздо дальше. Но это было совсем не надо, я приехал, куда хотел. И ви себе не поверите, кого я тут встретил и совсем не ожидал! До нас пришел дядя Еся, который имел таких причин быть совсем в другом месте. Таки он решил, что имеет больше оснований быть не там, а тут, сделал маленький гешефт и большое путешествие и передает всем привет.
— Фима, это будет правда? Таки очень даже интересно. Дядя плохо себя чувствует, шо я должен от него переживать? Но кое-кто здесь имеет таких причин сильно нервничать за этих неясностей. А тетя Сара просто не находит себе места, а оно ей совершенно необязательно и очень вредно для здоровья окружающих.
— Ради бога, Миша! Дядя помолодел на много лет и сделал это совершенно правильно, а все его проблемы помахали ему ручкой. Скажите тете Саре, шо ей нет таких причин нервничать. От этого бывает прыщей по телу и других неприятностей. Теперь дядя в самом расцвете и полон сил. Я таки скажу, шо его теперь больше тянет на молоденьких. Он совсем даже не дурак и немного не хочет тетю Сару, но это же не повод до него навязываться. Если дама начнет настаивать, он может сильно расстроиться. А оно нам надо? Оно нам совсем не надо. Когда в доме бьют посуду, могут пострадать дети. Ви же знаете, сколько у дяди Еси внучатых племянников? Ви таки не поверите, но они все граждане Израиля. Меня не утешит, что тетя Сара за это дело будет ходить на экзотику. А это очень даже возможно, Миша, ви себе не представляете, насколько это легко. Но я хотел вам сказать совсем не за то. Дядя хочит, шобы я делал мой гешефт, и шобы я делал его хорошо и вместе с ним, и я совсем не против.
— Фима, ви делаете мне легче на сердце. Но раз ви вспоминаете за свой гешефт, то мне надо говорить про подходящую компанию?
— Миша, не делайте с себя смешно, у меня маленький гешефт на мелких железках, и что там может быть интересно компании. Мы же говорим совсем за другое. У дяди Еси есть много таких вещей, про которые переживает весь мир, и совершенно напрасно, вот до них можно серьезно подумать за компанию, и не только можно, но даже нужно, шобы сэкономить таких забот всем переживающим.
— Юноша, я могу говорить за вас с кем угодно, но боюсь, говорить за дядю Есю мне немножко опасно. Он раньше очень любил шутить, и не всегда удачно.
— Ради бога, Миша, ви таки знаете, я тоже люблю шутить. И ви будете удивлены, но с меня и дяди можно смеяться одинаково. Если тетя Сара чего-то не понимает, еще не значит, шо это грустно. Между прочим, таких вещей много, но совсем не бесконечно. Кто не успеет сесть на поезд, будет и дальше ехать на осле.
— Я кладу ваши слова сибе в уши, Фима, я кладу их сибе в уши. Застолбите там участочек для старого друга, уважаемый. И пару таких вещичек, которых стоят его внимания. Ви это сможете, или мне надо кого-то за это искать?
— Ради бога, любезный, разве между нас может быть подобных недоразумений? Считайте, что они уже лежат в кармане. Да, чуть не забыл! У меня к вам есть еще порадовать про хорошую новость. Один старый молдавский еврей как никогда близок к осуществлению своей несбыточной мечты. А если ви захотите немного посчитать, то он совсем даже не старый, а немного в полном расцвете сил.
— Боже мой, Фима, ви даже не представляете, как мне делается интересно, когда я слышу таких вещей! За это надо будет обязательно выпить при нашей встрече. Я надеюсь, ви найдете времени приехать до наших палестин в ближайшее время?
— Таки скорее да, чем нет, если ви не захотите заскочить на минутку в наши. Что нам может мешать двигаться в этом мире? Но я вынужден раскланяться, чтобы не портить ваши гешефты потерей минут. Мы будем прощаться, и ви таки знаете, как мне звонить.
— До свидания, Фима, до свидания. И не надо больше пропадать, оно нам совсем не обязательно.
Западная Белоруссия, пять км юго-восточнее КПП «Брест-Литовск».
Василий Нестеренко, Абрам Фридлендер, военнослужащие ПВ НКВД.
«Рядовые» валялись на земле. Пограничники, сжимая в руках винтовки, подозрительно оглядывали лес. Ни движения, ни звука. Только монотонный стук капель по листве. Но кто-то же стрелял. Трупы-то вот они. Лежат с дырками в головах.
Долго ждать не пришлось.
— Эй, погранцы, не стреляйте, мы из команды Сергеича. Вы меня знаете. Сейчас выйду, покажусь, — фигура в уже знакомом камуфляже выросла как из-под земли.
— Уф! Валера! — Васька выпустил воздух, сбрасывая накопившееся напряжение.
— Так точно, товарищ сержант! — спецназовец шутливо взял под козырек, приложив ладонь к виску. — Но вы молодцы, хлопцы. Как прокачали?
— Чего?
— Как поняли, что это немцы?
Васька расцвел:
— Стояли они грамотно, как вы учили. Мы так раньше не умели. Пехота тем более знать не должна. И плащ-палаток у них нет, непорядок.
— А ты?
— По говору, — смутился Абрам. — К тому же Харькова он не знает.
— Ну, мастера! В следователи вас надо. За пятнадцать секунд расколоть «Бранденбург»! Ладно. Вяжем этих двоих, всех на повозку, и дуйте на заставу.
— И этих? — Абрам кивнул на «пехотинцев».
— И «двухсотых». — Валера поймал непонимающий взгляд Васьки и поправился: — Трупы тоже. Пусть особый отдел разбирается… Валите. А мы прикроем.
Израиль, г. Иерусалим.
Михаил Черный, бизнесмен. Автандил Либерман, министр иностранных дел Израиля.
В иерусалимской резиденции главы правительства Израиля сидели два совсем еще не старых человека. Разговор постоянно сбивался с русского на иврит и обратно. Гость — высокий, крепкий, с фигурой бывшего спортсмена, горячо втолковывал хозяину, начинающему полнеть мужчине с добродушным круглым лицом, окаймленным окладистой бородкой:
— Витя, Сталин вернулся! Понимаешь, действительно вернулся. Там, где раньше была Россия и прочие Украины и Прибалтики, сейчас Советский Союз образца сорок первого года. Фима Фридлендер умудрился опять оказаться в нужное время в нужном месте и теперь предлагает его нам в союзники. Я понимаю, что это невероятно, но тут надо успеть первыми. СССР очень интересен как союзник Со всеми своими, как говорит нынешняя молодежь, ништячками. Они идут на концессии и разрешают частную собственность. Им просто деваться некуда! А прикинь, какой огромный рынок сбыта! Абсолютно пустой!
— Спокойно, Миша, спокойно. — Министр иностранных дел Израиля любил принимать взвешенные решения. — Фиме я верю. Фридлендер очень способный мальчик. Но давай анализировать. Во-первых, я бы не слишком доверял коммунистам. И Сталину тем более. Международных обязательств они особо не нарушали. Не считая, конечно, «кидняка» с царскими долгами. Но там я бы и сам кинул. Но вот с внутренними делами не все так просто.
— Никто не говорит о доверии. Однако СССР сейчас не в том положении, чтобы отказываться от союзников. А через тридцать лет… За это время мы сделаем такие деньги, что нам будет наплевать на любую национализацию. Можно будет подарить им все их концессии в обмен на поддержку против арабов. Даже заранее прописать в договорах этот подарок. Прямо сейчас… Сталин оценит. Собственно, ты же знаешь Фиму, уж наивным его никак не назовешь. Он еще ни разу не ошибался в своих прогнозах.
— Я же говорю, способный мальчик, очень способный. С ним невыгодно спорить, — собеседники рассмеялись, вспоминая историю знакомства Михаила с обсуждаемым человеком, — но ведь весьма вероятен ввод миротворческих сил. Как Штаты отреагирует на все это? Не помчится Барак наводить порядок по американским меркам? Нет, сомнительно, Буш бы еще мог, но не Обама. Особенно учитывая положение в Ираке и Афганистане… Немцы? Нет. Китай? Не дадут, те же американцы и ЕС. Никому не выгодно его так усиливать… Поляки и румыны? Могут, но это несерьезно. Без американцев не полезут. В общем, надо понять позицию Обамы. Если Штаты полезут в заварушку, все наши попытки влезть принесут только убытки. Финансовые и политические.
— Вот войны как раз быть не должно. Если Штаты и Китай попилят Союз, нам не достанется даже навара от яиц. Ты у нас министр или кто? Звони Биби. В конце концов, не забудь, сколько там граждан Израиля. Не будущих, настоящих. И сколько жертв холокоста. Ты же не хочешь, чтобы твоего деда убили второй раз? Тем более в тот день, когда он откроет мастерскую, о которой мечтал всю жизнь. Пусть лучше шьет костюмы. Найдешь что сказать. Кстати, Фима намекал, что причины этой катаклизмы ему известны. Думаю, наш с ним разговор по «жутко засекреченному» каналу уже час как на столе у Барака. С расшифровкой и толкованием намеков. И сейчас американцы думают, хотят ли они охотиться на динозавров…
г. Брест. Девятая погранзастава.
Абрам Фридлендер, рядовой ПВ НКВД.
— Товарищ старшина. — Абрам смущенно мялся у дверей каптерки, неуверенно глядя на хозяина. — Мне бы винтовку посмотреть…
Старший сержант Шиболаев, которого за глаза, а ползаставы и в глаза, звали исключительно Сергеичем, исполнял обязанности не только заведующего хозяйством, но и главного оружейника.
— А чего с ней? — вяло откликнулся он. Несколько бессонных суток подряд подкосили всех.
— Ну… Я это… Немца ей стукнул… По голове.
— И шо? Чем стучал-то? — Сергеич аккуратно взял винтовку и внимательно осмотрел ее со всех сторон.
— Прикладом, — снова смутился рядовой.
— Чем? — возмущенный оружейник сунул оружие обратно бойцу. — От дура ты, товарищ рядовой. Дурная! А зачем, по-твоему, дубина ты стоеросовая, у винтовки приклад имеется?
— В плечо упираться, когда целишься.
— И все? От дура! Что учишь, что не учишь! — старшина горько вздохнул. — Приклад на винтовке, чтоб ты знал, товарищ боец, нужон, чтобы немцам по головам стучать! И ничего ему, прикладу, за это не будет. А ежли не станешь его использовать по прямому назначению, то тебе за это будет. Сначала от немца, а потом от Полякова, ежли живой останешься. А потом до тебя и Андрей Митрофанович доберется! Понял? От дура…
Сашок, взрывник из потомков, что-то мастеривший вместе со старшиной до прихода рядового, добродушно пробурчал:
— Сергеич, хорош парня гнобить. Первогодок матерого диверсанта задавил. Да еще бугая какого. Я б точно испугался.
— Что задавил, то молодец, — не стал спорить старшина. — А головой думать все равно должон. И зря винтовку под дождем не таскать до оружейки. Стукнул, значит, стукнул, за тем ей приклад и даден. На нем не для красоты оковка стоит.
— Да ладно тебе, правильно пришел, есть сомнения — надо проверить. Лучше лишний раз сходить, чем ствол в бою подведет.
Но Сергеич уже и сам понял, что перебрал с ворчанием.
— Тоже дело баишь. В порядке твоя винтовка, Абрам. Иди, грейся в лучах заслуженной славы…
— Только на тренировку не опаздывай, — добавил Сашок, — герой…
Казарма шумела. Мишка Латынцев, главный балагур заставы, в лицах изображал дневное происшествие:
— …А Васька ему и говорит: «Что ж ты, гнида немецкая, врешь в глаза красному казаку и сержанту-пограничнику? А ну, споткнись о мою ногу, и ляг возле меня на землю, чтобы я тебя плеткой выпорол!» Ну, немцы — народ дисциплинированный. Приказали споткнуться — споткнулся, приказали лечь — лег. А Васька его надул. Обещал выпороть, а сам руки связал и на заставу приволок.
— Тю, трепло, — бросил Васька, — сам-то думаешь, что гутаришь?
— Не мешай, сержант, — зашикали на него, — продолжай, Миш, а Абрам что?
— А что Абрам? Видит Абрам немца и спрашивает: «Ты пошто, гад, не знаешь Харькова? Знаешь, что положено тем, кто за Лысую Гору не разумеет? Красотка, фас!» И уж на что у нас кобыла смирная, но так ее необразованность немецкая возмутила, что закатала она фрицу копытом по яйкам, у того аж искры из глаз посыпались. А Абраша об него приклад обломал. Пришлось к Сергеичу бегать, чинить. Сам видел! Тогда оставшиеся немцы посовещались и решили, что лучше умереть, чем с этими зверьми, — Мишка кивнул на Ваську и подтянувшегося Абрама, — дело иметь. И застрелились от греха подальше…
— Хорош звездеть! — скомандовал Васька. — Пора на тренировку с потомками.
— Нет у бойца счастья в жизни, — заныл Мишка, — что бы ни случилось, а нам лишнее бегать…
— Я сказал, хорош! Нужные вещи они показывают. Если бы не вчерашнее занятие, проспал бы я немца. И кирдык! Отделение! Слушай мою команду! На тренировку! Бегом, марш!
Бойцы потянулись к выходу…
Северный Ледовитый океан. Борт РПКСН «Карелия».
В. В. Коваленко, капитан первого ранга, командир РПКСН.
Владимир сидел, даже не пытаясь прочесть очередную распечатку радиоперехватов, и смотрел на фото, стоящее на столе. Жена и дочка, улыбающиеся в объектив, живые и радостные. И мертвые для него — мертвые в любом случае, перенесло ли Россию из две тысячи десятого в сорок первый или унесло куда-нибудь еще. Неважно, что случилось, важно только одно — они больше никогда не встретятся. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Друг для друга они умерли, даже хуже чем умерли, они просто оказались в разных временах. «Пожалуй, если бы действительно началась война, — цинично подумал Владимир, — было бы легче. По крайней мере, было бы кому и за что мстить, и была возможность героически погибнуть. А так… и мстить некому, и жить не хочется». Тоскливо посмотрев по сторонам, капитан еще раз взглянул на фото и, внутренне собравшись, переключился на распечатки. Война, катаклизм, инопланетяне или просто пожар, любое происшествие, без разницы, он должен встретить, как подобает настоящему офицеру, и показать пример всем остальным. Иные люди на ТАКИЕ должности не попадают. «В идеале, офицер — это специально подготовленный человек, способный из любой безвыходной ситуации найти как минимум два выхода, при этом не нарушая уставов и законов. Увы, выхода из некоторых ситуаций иногда действительно не бывает. Это как в тысяча девятьсот девяносто первом — все, что делается сверху, причем при сплошном одобрении снизу, оказывается, в результате ведет только к развалу страны. И ничего поделать нельзя, потому что все, от Присяги до Устава, запрещает тебе любые действия против законного правительства, поддерживаемого народом. Впрочем, и понятно-то стало все происходящее только потом, хотя и находились позднее люди, заявлявшие, что они во всем разобрались с самого начала. Только заявляли они это потом, спустя почти десяток лет, явно стараясь казаться „такими же умными до, как моя теща после“». Владимир еще на мгновение задержал дыхание, после чего начал внимательно читать своеобразный «дайджест».
Вот и первые ласточки. Одна из лодок погибла, но сумела за себя отомстить, судя по сообщениям. Так что правильно они сделали, когда залегли на грунт, полностью подготовившись к запуску ракет. Теперь лодку так просто не возьмешь, им остается только открыть люки и дать команду на пуск. Будем надеяться, что «неизвестный», а точнее, вероятный противник об этом тоже догадывается и не будет больше искушать судьбу. Впрочем, вполне вероятно, что и в случае с «Петропавловском» был всего лишь «эксцесс исполнителя», не более того. Потому что, успей подбитая лодка выпустить хотя бы одну ракету, произошло бы «сокращение штатов» на пару городов. Пусть свечку ставят, что наши не успели или удержались от искушения, даже когда их убивали.
Так, а вот этого Владимир ждал уже давно. Нет, все же приятно чувствовать себя умным. Если быть до конца честным, то надо признаться, что замполит с особистом полностью поддерживали его мысль, но никто из них не думал, что это случится так скоро. Правительство Российской Федерации в изгнании, надо же. Во главе — Чубайс. Теперь начнут продавать Родину за тридцать баксов. Воззвание уже успели передать. Почитаем, почитаем. Ишь ты, «переход на сторону кровавого режима, возглавляемого тираном, — предательство граждан Российской Федерации, оставшихся в нашем мире и вынужденных жить за рубежом своей Родины». Что-то, когда СССР делили, ни одна сволочь о русских, оставшихся за пределами России, и не вспоминала, а тут вдруг спохватились. Ого, военным министром предлагают назначить генерал-майора Зиновьева, из представительства при штаб-квартире НАТО. Ну и пусть себе назначают. Если не сильно замаран — откажется, а из командных списков он так и так вычеркнут. Подняли бурю в стакане воды, политиканы. Теперь надо следить, как на это американцы отреагируют. Они-то наверняка подсчитали примерное количество лодок на дежурстве, поэтому, пока нас не найдут, резких движений делать не будут. Но насолить СССР могут, признав это самозваное «правительство». С другой стороны, тогда оно на наши денежки за рубежом сможет претендовать, а если не признать — то и деньги отдавать не надо. «Я бы лично поставил на второе, — подумал Владимир, — но чем черт не шутит».
Остальные новости касались в основном паники на биржах в связи с резким подорожанием нефти и газа, различных гаданий о причинах всего происходящего и прочей не слишком интересной в данной ситуации информации. В другой раз Владимир с интересом прочитал бы о метаниях европейцев, лишившихся российских поставок, о радости катарцев, неожиданно получивших рынок сбыта для своей промышленности по производству сжиженного газа, о китайско-американских переговорах на уровне министров иностранных дел и прочей, как выражался друг его дочери, «движухе», но сейчас все эти новости его совершенно не трогали. Как и передача «Радио Свобода» на русском языке, посвященная репрессиям тридцать седьмого, диагнозу Бехтерева и прочим сенсационным разоблачениям «кровавого режима коммунистического диктатора» в узнаваемом стиле главного редактора «Огонька» Коротича в приснопамятные девяностые.
«Ладно, с этим понятно. Одно непонятно — нам что делать? Сидим вторые сутки на дне и ждем связи. Даже „скрытники“ молчат. Но им, понятно, сейчас и связываться с нами смысла нет, чтобы себя не демаскировать. Но как-то с нами должны решить? Неужели некому довести до правительства, что делать и как? Самому выйти на связь? В автономке, да еще при таких условиях? Ставлю сто к одному, что на потопленной лодке так и сделали. И получили, что получили. Нет, надо ждать в готовности до последнего, до появления связи. Пока мы тут на страже, СССР может не опасаться военного нападения. Мало кто захочет получить в ответ несколько сотен Хиросим. Но бесконечно долго это продолжаться не может…» — Владимир потянулся к телефону, чтобы вызвать замполита, но тут постучали в дверь, и, не дожидаясь ответа, в каюту ворвался он, собственной персоной.
— Владимир Владимирович! Связь с берегом… — выдохнул Дойников.
г. Брест. Девятая погранзастава.
Валерий Григорьев, сотрудник ЧОП «Фрида», бывший сержант 45-го отдельного гвардейского ордена Кутузова, ордена Александра Невского полка специального назначения.
— А теперь, парни, ваши ошибки. Абрам, ты вырубил фрица, чего стоял, как столб? Винтовка в руках? Упал в кусты, перекатился, выбрал позицию, убрал немца. Опять сменил позицию, снял второго. И не целиться, стрелять. Не попадешь, не страшно. Ты со стволом. Ты — первая цель. Немцы на тебя работать будут, напарнику время дашь вооружиться. Теперь ты, Вася. Просто фигею без баяна! Как можно оружие хрен знает где оставлять? Первогодок с винтовкой выходит, а сержант, казак, тертый калач — с голыми руками! И то же самое, положил одного, чего стоишь? Ствол в телеге — прыгай в нее. Не хватайся за винторез, а прыгай в телегу. Упал, схватил, выстрелил в сторону немцев, и прыжок обратно. И как я Абраму говорил. Чем больше движетесь, тем труднее в вас попасть. Все же вчера рассказывали! Теперь по вашим позициям при встрече…
о. Кипр, г. Ларнака, отель «Golden Bay».
Юрий Колганов, генеральный директор ЗАО «Просвiтництво».
Новости, новости. Верить в них или нет? Судя по заблокированной банковской карте, приходится верить. Если бы не доступ к номерному счету на черный день, пришлось бы зубы на полку положить. Ну а так можно нормально устроиться, на билет до Таиланда и на то, чтобы там остаток жизни прожить, пусть небогато, но достойно, вполне хватит. Прожить или дожить, вот в чем вопрос. Юрий глянул в зеркало, из глубины которого на него посмотрел немолодой, но подтянутый джентльмен неопределенной национальности, лет сорока пяти на вид. То, что ему на самом деле на десять лет больше, с первого взгляда видно не было, даже с учетом появившейся кое-где в волосах седины.
«Пожалуй, стоит подумать над выкладками Павла. Или нет? Ехать в Советский Союз? Что мне там делать? Служить в армии? Поздно, да и вряд ли возьмут. Директоров у них и без меня хватает. Тем более надо признать честно, что должность мне досталась лишь благодаря протекции тестя. Конечно, удержался я уже сам, но если бы не Палыч, пришлось бы мне на пенсии в лучшем случае каким-нибудь инженером трудиться. Все равно моего армейского ВУСа[19] там еще лет двадцать не будет…» Задумавшись, он едва не порезался и, невольно поморщившись, отложил бритву. Думать о постороннем во время бритья даже «безопаской» не стоит. Смывая пену и утираясь, Юрий вспоминал разговор с Павлом Тухочевским, молодым амбициозным манагером из уфимской «золотой молодежи», с которым познакомился на почве увлечения виндсерфингом.
— СССР обречен. Даже если Сталин чудом удержится у власти в течение двух-трех ближайших лет, дольше его терпеть никто не станет. Слишком ненавистен тоталитаризм демократическим западным кругам. Вместе с имеющимися территориальными претензиями соседей, Польши и Румынии, армии которых могут в одиночку разбить Красную армию образца сорок первого года, с учетом фактической оккупации коммунистами стран НАТО в Прибалтике, шансы на выживание СССР я считаю нулевыми. США и другие страны НАТО никогда не смирятся с захватом Прибалтики, и даже если не вступят в прямое военное противостояние, то используют для развала и захвата страны имеющиеся внутри противоречия.
— Какие, Павел? СССР смог победить вермахт, поддерживаемый внутренними противниками советской власти и опирающийся на ресурсы всей Европы… Что смогут сделать диссиденты?
— Юрий, вы плохо знаете историю. На Дальнем Востоке еще вовсю помнят времена Дальневосточной республики и вполне могут согласиться на независимость Сибири, получив заманчивые предложения от США. Кроме того, Япония и Китай предпочтут захватить ресурсы, а не делиться с идеологически враждебным режимом. В Средней Азии и на Кавказе могут отколоться мусульмане, которых поддержат многие, от Саудовской Аравии до Ирана и Турции. В европейской части — прибалтийские страны, в которых борцов с коммунизмом задавили только к пятидесятым годам, ОУН на Западной Украине. Всех их Запад накачает деньгами и оружием, используя авиатехнику, которую в сорок первом не то что перехватить, обнаружить не смогут. Нет, Сталин обречен, и ехать сейчас в Россию равносильно самоубийству…
Еще раз поморщившись от жжения в оцарапанном месте, он закрыл флакон «NIVEA for men» и поставил его на стол. Присев на стоящий рядом стул, Юрий взял «ленивчик» и включил телевизор. Один канал, второй, третий… Вот, наконец, и новостной канал на английском. Английским он владел не слишком хорошо, но вполне достаточно, чтобы понять содержание сообщения. «Вот значит как. Америкосы решили, что им все можно? Русская ракетная подводная лодка потоплена неизвестными. Ни хрена себе! Знаем мы таких неизвестных, которые почему-то разговаривают на американском английском и считают, что все средства хороши. Ага, вот и ответ. Потеряна из-за аварии американская подлодка „Мемфис“. Очень своевременная авария, не находите? Даже комментатор, если я правильно перевел, не верит. Успели отомстить, или еще одна лодка была? Хотелось бы верить, что с ответным ударом наши не задержались.
Наши ли? А почему не наши? Вместе служили одному государству, вместе дослуживали в образовавшихся после распада армиях новосозданных государств. И кто виноват, что я, никуда не выезжая и никого не предавая, вдруг оказался за границей и в армии другого государства. Но Присягу я не предал». — Он вспомнил, сколько трудностей и нервов стоил ему перевод, как с недоверием относились к нему на новом месте службы. Сколько пришлось пройти проверок, чтобы его снова допустили до службы по своему ВУСу. Но ведь добился, признали и дали дослужить. Да, пожалуй, это было потруднее, чем удержаться на должности генерального.
«Стоп. Кто сказал, что его ВУС будет не востребован? Наоборот, самый востребованный с учетом сложившейся ситуации. Если подумать, то с таких, как он, в СССР должны пылинки сдувать. Теперь надо придумать, как связаться с советскими органами, как договориться, какие гарантии личной безопасности и каким путем получить». Думы текли неторопливо, укладываясь в уже привычные образцы бизнес-плана. Вообще-то получалось весьма неплохо, на его взгляд, вот только с гарантиями никак не придумывалось. С другой стороны, а что он теряет? Десятка два-три лет жизни за тридевять земель от Родины, с постоянным подсчетом оставшихся денег и лет? Жена и дети уже давно жили своей, не пересекающейся с ним жизнью и даже вспоминали о нем, как Юрий подозревал, только в день получения очередного денежного перевода.
И вдруг он припомнил свою курсантскую молодость, любовь, жену, юную и совсем не похожую на сегодняшнюю, первую квартиру, товарищей… были ведь у него товарищи, с которыми можно было спокойно идти в разведку, была специальность и была Страна, ради которой он служил. Страна, раскинувшаяся на одной шестой части суши, сверхдержава, в которой большинство народа, да и он тоже, были уверены, что «человек проходит, как хозяин». Припомнились строки недавно попавшегося на глаза стихотворения:
- — А помнится, была Держава —
- Шугались ляхи и тевтоны.
- И всякая пся крев дрожала,
- Завидя наши эскадроны…
«Была же жизнь, черт возьми. Или это потому, что молодой был? А может, все же потому, что сначала думали о Родине, а потом уже о себе? И в результате жили нормально и сами, и вся страна? Может быть, только так и надо жить? Может, действительно стоит наплевать на все, взять билет и вернуться в свою Страну? Вернуться и помочь ей снова стать той, о которой я помню? Страной, которой мы гордились и которая действительно была надеждой для многих в мире?»
А на заднем плане все же мелькнула мысль о том, что с его ВУСом и зарплата там будет не хуже его нынешней. Пожалуй, это и стало последней каплей.
Подняв трубку телефона, он набрал номер и, дождавшись ответа, произнес:
— Хэлло. Ай вонт ту бай зэ тикет ту…
Северный Ледовитый океан. Борт РПКСН «Карелия».
В. В. Коваленко, капитан первого ранга, командир РПКСН.
— Товарищи офицеры! — резкая команда старпома заставила всех встать по стойке смирно.
— Вольно. — Вошедший в столовую Владимир дождался, когда после команды старпома офицеры усядутся, и неторопливо достал распечатку. — Товарищи, нами получено сообщение от командования. В нем подтверждается необходимость нашего пребывания в автономке и предписывается ждать дальнейших указаний. При прямой угрозе нападения разрешено применять адекватные меры, вплоть до пуска ракет. Послание подписано начальником штаба Северного флота вице-адмиралом Вологжинским и наркомом военно-морского флота адмиралом Кузнецовым. Да, товарищи, тем самым адмиралом Кузнецовым, наркомом военно-морского флота СССР. Вы уже знаете, что в результате неизвестного явления место Российской Федерации занял СССР из сорок первого года. Как и куда исчезла Российская Федерация — никому не известно, но мы и некоторые другие части Вооруженных сил России остались. И осталась наша Родина. Конечно, она из прошлого, и жизнь в ней не столь комфортна и привлекательна, как в будущем, но это наша страна и наш народ. Тот народ, который мы поклялись защищать. — Командир помолчал несколько секунд. Офицеры, получившие официальное подтверждение всем невероятным новостям, молчали, обдумывая услышанное. — Вопросы? — резко закончил он.
— Разрешите, товарищ командир? — как и ожидалось, первые вопросы появились у лейтенанта Кучера. Новичок есть новичок.
— Слушаю вас, товарищ лейтенант.
— Приказ командования, это я понимаю, подлежит выполнению. Но насколько он законен? И… — лейтенант, несмотря на всю самоуверенность, слегка замялся, — как быть с репрессиями? Мы вернемся в сталинский Советский Союз, а там нас всех посадят, как антисоветчиков и предателей.
— Вы уверены? — Командир разглядывал лейтенанта, как экспонат в музее.
— Конечно. Я читал. Солженицын, Шаламов, Солонин, — в установившейся полной тишине слова Афанасия звучали как-то жалко, словно оправдание.
— Были еще Геббельс и Бивор, — мрачнея, ответил Владимир. — Отвечаю на первый вопрос — адмирал в списке командования есть. Так что все законно. По репрессиям… Хочу отметить, что ни одной конкретной, подтвержденной документами цифры ни Солженицын, ни Шаламов не привели. А что касается армейских репрессий — то пострадали офицеры, замешанные в заговорах и политической деятельности, и было их намного меньше, чем писали… «Солженицыны». Еще учтите, что офицера арестовать можно было только с разрешения его начальника, следовательно, никто просто так вас отправить за решетку не сможет. К тому же командиры Красной Армии получали жалованье относительно намного большее, чем российский офицер. Я уже не говорю о престижности офицерской профессии. Что касается репрессий… — Владимир посмотрел на замполита. — Завтра товарищ замполит проведет соответствующее занятие, не так ли?
— Так точно, товарищ командир, — ответил строго по уставу поднявшийся Дойников. — Материалы у меня подготовлены, так что завтра в одиннадцать ноль-ноль прошу всех свободных от вахты на лекцию.
— Все ясно? Свободны, товарищи офицеры, — скомандовал Коваленко.
Офицеры, дождавшись ухода командира и разбившись по компаниям, начали негромко обсуждать новости, как вдруг капитан-лейтенант Музыченко громко спросил, заставив умолкнуть все разговоры:
— Выходит, моя семья исчезла неизвестно куда?
— И не только твоя, — грустно ответил ему Горошков.
— Гады… Поймать и натянуть глаз на одно место, — вскочил Музыченко. — Неужели ничего нельзя сделать?
— Сесть! — резко скомандовал Дойников. — Вы, Николай Петрович, офицер, а не баба. Молчать! — добавил он, обернувшись к пытавшемуся что-то сказать лейтенанту Кучеру. — Мы здесь все в одинаковом положении. Или вы думаете, что во время ядерной войны было бы иначе? Или остальным намного легче, чем вам?..
Москва. Кремль. Кабинет т. Сталина.
И. В. Сталин, секретарь ЦК ВКП(б), Председатель СНК СССР.
— Как ваше самочувствие, товарищ Вышинский? Хорошо, что все в порядке. Вы уже отдыхаете? Нет? Варианты вариантами, но вы должны быть на месте в хорошей форме. Говорите, эти лекарства творят чудеса? — говоривший улыбнулся в усы и чуть отодвинул от уха непривычно тяжелое устройство. — Это просто отлично, но все равно перенапрягаться не стоит. Мы надеемся на вас и успешное завершение вашей миссий. — Он вслушался в ответ, потом еще раз улыбнулся и ответил, намеренно усилив акцент: — А вии говоритэ всэ наоборот, и будит у вас сэмдэсят процэнтов за успэх, а нэ тридцат. — Собеседник секунду помолчал, потом засмеялся в трубку. Он отметил, что слышимость даже лучше, чем по ВЧ,[20] словно разговор идет не на расстоянии нескольких тысяч километров, а с соседней комнатой. — Хорошо, товарищ Вышинский, мы ждем ваших донесений. — Осторожно прицелившись пальцем, он нажал на миниатюрную клавишу с нарисованной на ней телефонной трубкой красного цвета, перечеркнутой двумя линиями. Попав, облегченно вздохнул и негромко выругался. Положив на стол «трубку», он посмотрел сначала на часы, висящие на стене, затем на экран ноутбука на столе. Нажал кнопку селектора и спросил:
— Товарищ Поскребышев, что от Водопьянова?
— Передали, посадка примерно через полчаса.
— Спасибо, — успокаиваясь, он занялся привычными манипуляциями с папиросами и трубкой. Раскурив, встал и, попыхивая и дымя, словно паровоз, прошелся вдоль стола. Вернулся на место и пододвинул к себе очередную папку. Открыл, быстро, словно проглядывая бумаги, ознакомился с содержимым и снова выругался, чуть не выронив трубку изо рта.
«Два округа не смогли сдержать немцев. Если бы вместо них были „современные“ поляки или англичане? Или того хуже — североамериканцы? — Он поморщился и отложил трубку, дым которой внезапно показался слишком горьким. — Нас ожидало бы поражение, оккупация и расчленение. Сколько может действовать блеф с хронооружием? Несколько дней, неделю в лучшем случае. Там тоже не дураки, спровоцируют нас несколько раз, и все. Израильтяне? Они, конечно, в чем-то помогут, но они второстепенные игроки и против главных не пойдут. Нужны союзники. Посмотрим, чего добьется Вышинский. Но одного, к тому же опасного своей национальной политикой, союзника мало. Северная Корея — не противовес, хотя предложение товарища Меркулова мне очень понравилось. Вернуть им национального лидера. Вечно живой… — Он опять улыбнулся. — А если кто будет против, того собственные же жители порвут на клочки. Главное, чтобы он в местном раскладе сил сориентировался и сплеча рубить не начал. Но ничего, „товарищ Цой“ за ним присмотрит. А это танки, ракеты, артиллерия и даже, возможно прикрытие нашей восточной границы. Тогда уже будет легче. Хуже с Западом. Там у нас столько слабых точек выявилось, шени деда… Не любят прибалты советскую власть, да. И евреев не любят…» — Достав из папки три листа, он еще раз перечитал напечатанное, покачал головой и кивнул своим невысказанным мыслям.
«Самое главное, что делать на местах? Это же готовый очаг недовольства и попытки развязать войну. В Сети уже вой подняли, об оккупации стран этого ихнего НАТО. Подумают их руководители, подумают, да действительно в войну ввяжутся. Предлог-то какой — освобождение собственных союзников. Только вот часть их союзников пока оккупируют немцы… Может быть, пускай оккупируют? Пока требовать отвода их войск не будем. У них в Восточной Пруссии с продуктами не очень, вот и начнут местные продукты изымать. К тому же, как сообщает НКГБ, прибалты, как и тогда, и там, принялись за свое. Антисемитизм, он до добра не доводит. „Юденфрай“, говорите? — нахмурившись, он взял очередной лист. — Группа Судоплатова связалась с представителями израильской организации Яд Вашем, так что аресты проведем в присутствии их наблюдателей. И сразу выложим в Сеть полученные данные, как утечку, через их организации в капстранах. Не только буржуям информационной войной баловаться. Можем и мы в ответ что-то предпринять. Но это только обеспечение. Надо решать, что делать дальше с этим районом. Либо полная зачистка и высылка всех недовольных, либо вернуть все три страны западникам, и пусть они разбираются с ними сами. Посмотрим, что скажут аналитики. С одной стороны, это ухудшает наше стратегическое положение на этом направлении, с другой — устраняет угрозу войны. Если бы еще на Восточную Пруссию поменять, с коридором к ней, — он зажмурился от удовольствия, — нацистов там, конечно, много, но мы их перевоспитаем. А Вильно вернуть полякам, и пусть они со своими североамериканскими „друзьями“ из-за него ссорятся. Ведь возьмут, знаю я их, панов».
Негромкая трель звонка прервала его размышления.
— Слушаю.
— Товарищ Сталин, сообщение от Водопьянова. Приземлились. Погода позволяет лететь дальше. Вылетают через два часа.
— Хорошо, товарищ Поскребышев. От Абакумова ничего не поступало?
— Пока нет, товарищ Сталин.
— Хорошо. Соединяйте меня немедленно.
— Понял, товарищ Сталин.
Он поморщился, подумав, что последнее указание было явно лишним и выдало его волнение. Отодвинув папку, он снова занялся трубкой. За окном привычно опустилась летняя ночь, но не это сейчас волновало сидящего в кресле за покрытым зеленым сукном и освещенным настольной лампой столом человека. Страна стояла на пороге страшнейших испытаний, не сравнимых ни с чем, перенесенным ранее. Требовалось пройти буквально по лезвию бритвы, чтобы сохранить ее от внутренних и внешних хищников, готовых напасть и растерзать на части, уничтожить все, завоеванное кровью и потом, построенное руками тех, кто сейчас надеялся на его мудрость и силу государства. Только внутренние враги были, пожалуй, пострашнее внешних, и только фантастичное стечение обстоятельств и полная растерянность «клубка друзей» пока позволяли ему и его сторонникам держать их в узде. Он встал, покосившись на лежащую на столе газету «Правда». Заголовок статьи, подчеркнутый красным карандашом, гласил: «Создание Ямало-Ненецкой Советской Социалистической республики — очередной этап развития национальной политики Советской власти». В статье были подчеркнуты несколько предложений, одно из которых начиналось словами: «Секретарь республиканского ЦК ВКП(б) товарищ Н. С. Хрущев подчеркнул, что добровольное решение представителей западно-украинского и… населения в оказании помощи по развитию богатейшего северного края Советской Страны…»
Пройдясь по кабинету, он несколько минут постоял у кресла, затем снова уселся и взял следующую бумагу. Теперь предстояло решить, как полезнее использовать «неперемещенцев», как их проверять и как выявить среди них шпионов и возможных террористов, при этом не отпугнув полезных людей и не переусердствовав со шпиономанией. Все озадаченные этим, конечно, старались, но принимать окончательные рекомендации все равно придется всем вместе, а для этого надо ознакомиться с предложениями, продумать положительные и отрицательные варианты каждого, не всегда заметные самим разработчикам, и принять наиболее отвечающий требованиям вариант, или поручить создать компромиссное решение. Он еще раз посмотрел на темноту за окном, вздохнул и принялся за работу.
Ночь только еще начиналась, а требующих решения проблем было много…
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
25/06/2010 г. — 25/06/1941 г.
СССР, в горах Памира.
Группа альпинистов.
Проснулись с рассветом. Нет, не сами глаза продрали, конечно, будильник разбудил. Санек первым делом обследовал так и не проснувшуюся девушку и дал команду на продолжение отдыха.
— Отлично! — выдал он. — Не ожидал такого эффекта. Скинули неплохо, пусть выспится, это тоже важно.
— Врач сказал спать, — прокомментировал Егор, — значит, спать!
Вторично Егор проснулся ближе к девяти. Окинул взглядом идиллическую картину в палатке и выбрался из спальника.
Больную девчонку вчера утащили к себе. Собственно, так получилось не специально. Просто рвали втроем, как сумасшедшие, до самой темноты и обогнали Влада, ковырявшегося следом за второй группой, часа на три. Так сильно опередили еще и из-за того, что у новых знакомых не оказалось фонариков. А с одним фонарем на четверых не сильно разбежишься.
Естественно, держать больную на улице никто не стал. Быстро поставили палатку, застелились и уложили девчонку в состыкованные спальники Егора и Лешки. Покормили Наташу, поели сами, и Санек с Лехой отправились в «агрегат» согревать страдалицу. Егор остался дожидаться остальных, следя за завернутой в пуховки пищей и семафоря фонариком в нужном направлении. Времени подумать хватило. А вот надумать что-нибудь конкретное…
Чем дальше, тем страннее казалась ему встреченная группа. Ладно, играют в старые времена, ходят не пойми с чем. Хотя никогда даже не слышал о таких. Горы — не парк имени Горького, а лезть на шесть с лишним тысяч метров — не деревянным мечом на полянке махать. Но предположим.
Однако должна же быть элементарная подстраховка! Мужик, шедший первым, явно понимал, что девчонке плохо — по крюку молотил, любой дятел отдыхает. В таких случаях плюют на дурацкие игры и достают нормальную снарягу. Не взяли? Допустим… Но Егор готов был поклясться: бур мужик видел впервые в жизни. Как это может быть?
И в тон вписывается все!
Егор окинул взглядом палатку новых знакомых. Типовой брезентовый домик класса ПТ-2. Вчетвером в ней должно быть тесновато, но терпимо. С такими ходили, пока не появились знаменитые «Памирки», ушедшие в прошлое лет тридцать назад. «Брезентуха» и сухая весит кила четыре, если не больше. А уж мокрая…
Спальник девушки Егор внимательно рассмотрел вчера. Санек даже ругаться не стал, когда его вытащил. Голимая вата! И, естественно, сырая насквозь. Рюкзаки… Даже не «абалаки». Брезентовые «колобки», перешитые своими руками из армейских «сидоров»! Кстати, странно, Абалаков сконструировал свой знаменитый рюкзак еще до войны. В какой же год играют эти ребята? В тридцатые? Непонятно…
Егор запалил горелку и поставил греться воду.
В «брезентухе» обозначилось некоторое движение, и на улицу выбрался мужик. Тот самый, средних лет, который колотил крючья с интенсивностью отбойного молотка. Крепкая, спортивная фигура, поседевшие виски, еле заметный шрам на щеке. С хрустом потянулся и направился к Егору.
— Доброе утро, товарищ!
Вот еще странность. Девчонка тоже поздоровалась с этим самым «товарищи». Не слишком ли достоверно играют? Станиславские, блин.
— Доброе утро! — протянул ладонь. — Меня Егором зовут. Девочка ваша вне опасности.
— Сергей Иванович Усольцев. Вы уверены? Насчет Наташи.
— Доктор сказал. Он у нас специалист сильный. Потому и на ночевку встали и с рассветом народ не подняли. Отдохнуть девчонке не менее важно. Да и всем остальным. Нехилый забег вчера устроили.
— Да уж, — согласился Сергей. — Никогда бы не подумал, что по горам можно бегать с такой скоростью. Мы даже товарища вашего не расспросили, так неслись.
— Это все неважно, — отмахнулся Егор. — Главное — успели. Я одного понять не могу. Почему вы с таким снаряжением ходите?
— В смысле? — не понял Усольцев. — Хорошее снаряжение, надежное.
— Да я не об этом. Пеньковая веревка, «триконя», брезент, «морковки»… — Егор прекратил перечисление, — как в середине прошлого века.
Сергей удивленно посмотрел на собеседника:
— Прошлого века? Почему прошлого? Мне, признаюсь, страшно интересны ваши приспособления, но такого снаряжения я никогда не видел. Ни у нас, в Свердловске, таких нет, ни у москвичей, ни у ленинградцев. Даже у немцев! А я ведь ходил с ними по Кавказу два года назад. Вы сами откуда?
— Ярославль. А где ходили?
— Приэльбрусье. Сначала в лагере в Адыл-Су, потом на Джантуган, на Шхельду. На Эльбрус взошли и через Донгуз-Орун — к морю.
Егор чуть не упал с камня, на котором сидел. Какое море? На Донгузе русско-грузинская граница, пересечь которую труднее, чем китайско-киргизскую! Во всяком случае, ему оформить такие бумаги не удалось! А тут человек говорит: «Через Донгуз-Орун, к морю» так просто и привычно, как говорил отец, вспоминая восьмидесятые. Он что, настолько вжился в игру? Но это же бред!
— Егор, вам плохо? — забеспокоился Сергей.
— Нет, мне хорошо! — втянул воздух Егор. — Сумасшедший дом какой-то! Чай будешь? И перестань выкать! Можно подумать, мы не в горах, а на светском приеме!
— Хорошо, — пожал плечами Сергей, — можно и на «ты». От чая тоже не откажусь.
Пока разливали чай, Егор взял себя в руки. С сумасшедшими лучше не спорить. А у мужика явно не все дома…
— А вы из какого-то экспериментального института? — поинтересовался Сергей. — Испытываете новое снаряжение? Я Наташе сказал, что вы пограничники…
— Можно сказать, что и испытываем, — уклончиво ответил Егор.
— Потрясающе! Вы ходите по ледовым стенам, словно по ровному месту. Как пауки! А спуск! С человеком на спине ваш товарищ обошел меня, как будто я стоял.
Нет, не тянул собеседник на сумасшедшего. Да и не могли же четыре человека сойти с ума одинаково. Или сошел один, а остальные ему подыгрывают? Но зачем? И кто пустил психа в горы? Далеко не самый простой перевал…
— И как там, в Грузии? — спросил Егор.
— Очень необычно! Сваны такой интересный народ! Не приходилось общаться?
— Нет. Но отец рассказывал, он там часто бывал. Тоже увлекался альпинизмом.
— Сколько лет отцу? — поинтересовался Сергей.
— Пятьдесят семь.
— Когда же он там ходил?
— В восьмидесятые.
Теперь уже Сергей с удивлением вытаращился на Егора:
— Не понял…
— Что «не понял»?