Дариус Дорван. Наемник Корн Владимир
Деятельный Ториан, поскрипев колодезным журавлем, наполнил деревянное ведерко.
Вода оказалась на редкость вкусной, а холодной настолько, что после пары глотков начинало ломить зубы. Вокруг по-прежнему не появлялось ни единой живой души, и даже седобородый дедок у ворот, одетый не по погоде в меховую шапку, куда-то исчез. Ожидая, когда на них хоть кто-нибудь обратит внимание, Дариус принялся рассматривать селение, где волей случая им пришлось оказаться.
Дома смотрели на площадь входными дверями, без всяких палисадников перед ними. Это-то как раз понятно, не так уж и много земли в огороженном частоколом пространстве, но сквозь окна, затянутые бычьими пузырями, не заметно даже теней любопытствующих. Ладно окна, сквозь них ничего, кроме мутного света, и не увидишь, но почему нет детей, украдкой выглядывающих сквозь щели между прутьями плетней? Нет оценивающих женских взглядов, а женщины всегда любопытнее мужчин. Нет и самих мужчин, которые должны показать, что у каждой женщины есть свой хозяин? Почему здесь так пусто?
Все тот же Ториан подошел к дому, выглядевшему самым большим, единственному с застекленными окнами, и постучал кулаком в дверь.
— Хозяева! — окликнул он гулким басом. Послушав тишину, стукнул еще раз, пожал плечами и вернулся под навес, усевшись рядом с Дариусом. — Странно как-то все это, — произнес Ториан.
Теперь плечами пожал Дорван.
— Подождем, — зевнув, ответил он. — Уходить отсюда на ночь глядя глупо.
— А вдруг здесь какой-нибудь мор случился? — предположил Галуг, баюкая раненую руку и встревоженно оглядываясь по сторонам.
На этот раз плечами пожал снова Ториан.
— Похоже на то. То-то мне запах мертвечины чудится, — сказал он с самым серьезным выражением лица.
И расхохотался, взглянув на вмиг побледневшего Галуга.
— Или это не мертвечина? — Ториан, повернувшись в сторону Галуга, сделал вид, что тщательно принюхивается, затем разогнал ладонью воздух перед носом и делано поморщился, явно намекая на то, что лучник от испуга наделал прямо в штаны. — Точно не мертвечина, — уверенно добавил он, как будто бы ему действительно удалось что-то унюхать.
«Вот всем Галуг хорош, — подумал Дариус. — И следопыт непревзойденный, и отважен в меру, без безрассудства, что тоже достоинство, и стрелок отличный. Но чего это ему везде мор мерещится? И ведь нет ничего у него связанного с поветрием. Мора если уж кому и бояться, так это Ториану. Именно у него двух братьев и отца Варис к себе забрал, когда в Табалорне чуть ли не все переболели ветряной оспой. Хотя, если разобраться, у каждого из нас свой собственный страх имеется. Взять того же Ториана. Никак не скажешь по нему, что он высоты до ужаса боится. Ему проще на медведя с голыми руками выйти, чем на крышу дома забраться. Как ему переход через горы дался, только он сам один и знает. Или вот еще Бист…»
Дариус однажды видел, как стремительно побледнел сверд в ситуации, явно к тому не располагающей. Не имелось ничего в ней такого, чтобы чего-то испугаться. Лишь внезапно повстречавшийся им отряд всадников, явно куда-то спешащих, с пропыленными, темными от загара лицами. Дариус заметил, как рука Биста дернулась к тулу с луком, висевшему у него на бедре. И как расслабился сверд, когда всадники приблизились, а затем проскакали мимо. Но расспрашивать гонорт не стал. Посчитает нужным — расскажет. Нет, так нет. Да и сам он тоже ведь свой страх имеет. И тянется его страх с самого детства, когда руки Сторна вырвали его из пекла.
Дариус укоризненно глянул на друга, и Ториан, крякнув, дружески хлопнул Галуга по плечу, успокоив его по-своему:
— Да ладно тебе, Луга, не бойся, откуда в таких глухих местах мор возьмется? Если, конечно, мы сами его сюда не принесли, — и хохотнул своей же шутке.
То, что Ториан назвал его Луга, тоже легкая насмешка. Луга — это прозвище, тянувшееся за Галугом с самого раннего детства, когда тот не мог выговорить свое имя. В те времена самого Ториана еще и в помине не было, он младше почти на шесть лет.
Дариус неодобрительно покосился на Ториана еще раз. Дела у них и так обстоят далеко не самым лучшим образом, не хватало еще грызни. Затем извлек из заплечного мешка оселок и в очередной раз начал править лезвие топора, которое и без того было таким острым, что им бриться впору. Но это занятие отвлекало его от грустных мыслей.
И кто дернул его тогда за язык? Зачем он согласился взять этот контракт? Все пошло не так. Потеря клинка, исчезновение Бора с Сегуром, встреча с варисургами и, наконец, ранение Тацира. Неизвестно еще, выживет ли он.
Где-то далеко за спиной послышались едва различимые голоса. Дариус поднялся на ноги, а вслед за ним вскочили и Бист с Торианом.
Затем, кряхтя и опираясь на здоровую руку, поднялся Галуг. И лишь ненадолго пришедший в себя Тацир остался лежать, глядя в небо безучастным взором.
Голоса все приближались, пока, наконец, из-за крайней избы, стоявшей почти у самого частокола, показались люди, много людей. Создавалось такое впечатление, как будто бы откуда-то возвращаются все жители деревни. По улице шли старики и дети, мужчины и женщины всех возрастов, а впереди шагал бородатый пожилой мужик, все еще крепкий на вид, заметно припадавший на правую ногу.
Рядом с ним шел мужик того же возраста, не в пример более худой, лысый и с всклокоченной редкой бороденкой, махая руками и явно что-то ему доказывая.
Увидев чужаков, оба они замолчали.
Подойдя вплотную, бородач посмотрел на Дариуса, сразу определив в нем старшего.
Дариус поприветствовал его кивком:
— Есть разговор.
Мужик указал подбородком на деревянную, заменявшую лавку колоду с отполированной до блеска поверхностью: присядем, мол, в ногах правды нет.
Присели. Мужик сделал это неловко, отставив в сторону не гнущуюся в колене ногу, после чего плюхнулся на колоду.
«То-то он хромал», — подумал Дариус, настраиваясь на беседу. Помолчали.
Староста деревни, а, судя по всему, это был именно он, углубился в свои думы и первым разговора не начинал.
— Мы здесь оказались случайно, — сказал Дариус для того, чтобы хоть что-то сказать. — Направляемся в Фагос. Я так понимаю, что мы на территории Энзеля?
Староста как-то неопределенно мотнул головой, то ли подтверждая, то ли опровергая слова гонорта.
— У нас раненый, — продолжил Дорван. — Рана у него серьезная, дело у нас срочное, надолго задержаться мы здесь не можем, а дороги ему не перенести. Мне хотелось бы договориться оставить его здесь. Мы заплатим, — добавил он, глядя на все еще молчавшего старосту.
— В Лоринте есть хороший лекарь, — заговорил наконец староста. — По-настоящему хороший. Он больных чуть ли не из могилы вытаскивает. Что же касается платы… Видишь ли в чем дело… Как тебя зовут? — неожиданно спросил он.
Дариус выпрямил спину и с легким кивком произнес:
— Дариус Дорван, гонорт, — посчитав, что вставать и расшаркиваться нет необходимости.
— Лиден, можешь называть меня просто Лиденом, — ответно представился староста. — Так вот, Дариус Дорван, если бы ты смог помочь нам решить одну проблему, платить за твоего раненого товарища было бы не нужно. Мы даже сами тебе заплатили бы. Немного, конечно.
«Проблемы — это всегда плохо, — подумал Дариус. — Особенно, когда приходится их решать. А если уж из-за них придется еще и задержаться…»
— И что за проблема, Лиден? — осторожно поинтересовался он.
— Понимаешь, — теперь староста смотрел на него взглядом человека, неожиданно обретшего надежду, — тебя с твоими людьми как будто бы сама богиня судьбы Лиона сюда прислала.
Затем умолк на мгновение, после чего продолжил:
— В общем, нужно убить человека. — Лиден испытующе посмотрел на Дариуса.
— Ну и в чем тут проблема? — спокойно спросил Дорван. — У вас в Лоринте достаточно мужчин. Не сомневаюсь, некоторым из них приходилось убивать людей, причем не один раз.
Он поднял руку с раскрытой ладонью, призывая умолкнуть уже раскрывшего рот и собирающегося что-то произнести старосту.
— Лиден, — начал Дорван. — Я убивал людей, иногда защищая свою собственную жизнь, а чаще — чужие. Но никогда я не делал этого за деньги. Поверьте, есть разница в том, чтобы убить кого-то, защищая жизнь заплатившего мне человека, и сделать это лишь за плату. Ты можешь заключить со мной контракт, и будь уверен — мы с моими людьми костьми ляжем, защищая тебя и твое добро, но просто за деньги мы убивать никого не будем. Теперь можешь продолжать.
Дариус приготовился услышать все, что угодно: просьбу, предложение о щедром вознаграждении, быть может, даже угрозы. Но услышал совсем другое.
— Сегодня третий человек за неделю в озере утонул, — с тяжелым вздохом произнес Лиден. — Раньше никогда такого не случалось. Одно только хорошо, у всех троих никаких родственников. Хотя чего тут хорошего, люди-то погибли. А лекарь живет у частокола возле северных ворот, его Солом кличут.
Снова помолчали, и Дариус понял слова о лекаре как знак об окончании беседы. Он встал, поблагодарил Лидена и уже в спину услышал:
— Ты это, парень, забудь о нашем разговоре.
Дариус, не оборачиваясь, кивнул и пошел под навес, где находились его люди.
Он шел, размышляя, что, каким бы лекарем ни оказался Сол, придется оставить Тацира в этом забытом всеми богами селении, потому что выбора-то и нет. И еще о том, что забыл сообщить старосте о варисургах, нашедших себе убежище в горной долине всего в нескольких днях пути отсюда. Лоринт никак не мог быть связан с культом Вариса: вон она, часовня Гитура с блестящим металлическим шаром, венчающим невысокий шпиль.
— Какой серьезный воин! Сразу видно — герой! — услышал он вдруг звонкий, как колокольчик, насмешливый девичий голосок.
ГЛАВА 5
Голос девушки не стал для Дариуса неожиданностью, он давно заметил ее, вернее их, потому что девушек было трое. Рассматривать не рассматривал, просто обратил внимание на то, что они находятся неподалеку, слишком уж был поглощен своими невеселыми мыслями. Никакой опасности девушки представлять не могли, и потому он держал их краем зрения на всякий случай, чтобы успеть отреагировать на резкое движение. Привычка, въевшаяся в кровь, и обзавелся он ею благодаря все тому же Сторну. В свое время Дариус успел получить от него немало затрещин, пусть и не сильных, за что когда-то на него очень обижался.
Поначалу не помогали даже объяснения Сторна, что быть воином — это совсем не значит уметь крутить вокруг себя мечом так быстро, что самого меча и не видно и кажется, вокруг тебя дрожит воздух. Или разваливать врага от плеча до пояса. Или попадать стрелой несущемуся на полном скаку всаднику в любой глаз на выбор.
«Нет, — учил Сторн, — быть воином — это прежде всего постоянно быть настороже. Если воина можно застать врасплох, это уже не воин, — поучал Сторн Дариуса после очередной внезапной затрещины. — Может, к мельнику Сирею лучше в ученики пойдешь? Всегда с куском хлеба будешь и опасности никакой».
Дариус отрицательно качал головой, изо всех сил удерживаясь, чтобы из глаз не брызнули слезы, — воины не плачут. «Еще как плачут, плачут навзрыд, — убедился он позже. — Причем не пьяной мутной слезой».
Матушка Грейсиль ворчала на сына и, качая тяжелой скалкой в руке, обещала с ее помощью проверить самого Сторна — настоящий он воин или нет, когда тот в очередной раз вернется из корчмы на заплетающихся ногах после встречи с однополчанами.
Потом время затрещин закончились, им на смену пришли другие испытания, а привычка постоянно быть настороже навсегда въелась в кровь и уже не раз спасала Дорвану жизнь.
Последний раз она спасла его в Тогсине, портовом городе на юге Фаронга, когда Дариус со своими людьми сидел в корчме. Купец, чей караван они сопровождали, поблагодарив, рассчитался с ними, и теперь им предстояло решить, как поступить дальше: дождаться нового контракта или возвращаться домой, в Табалорн, потому что слишком уж велика оказалась конкуренция со стороны других котерий.
И получить бы Дариусу нож в подреберье, если бы не привычка контролировать пространство вокруг себя, буквальным образом вбитая в него Сторном. Защиты на нем не имелось — так приятно чувствовать себя в одной рубахе после двух недель, проведенных в кирасе в самый разгар летней жары.
Запоздалый, полный отчаяния крик Ториана, пытавшегося предупредить об опасности, Дариус услышал тогда, когда он уже успел отбить руку с ножом в сторону. Дальше он ударил коленом в живот внезапно напавшего на него человека, заставив того согнуться пополам. И едва удержал себя от того, чтобы не убить его за этот подлый удар сзади.
Потом были извинения чужого гонорта, клятвенно обещавшего самому наказать своего человека, подкрепленные кувшинами с вином и медом. Извинения самого наемника, оправдывающегося тем, что на него нашло затмение и не иначе как сам бог безумия Маригер приложил к этому руку. И весьма неплохой контракт на сопровождение торгового каравана от присутствующего в корчме купца, который впечатлился увиденным.
По дороге в столицу королевства, Батингос, куда они направлялись, хозяин каравана несколько раз пытался выведать у Дариуса: как ему удалось уцелеть, ведь нет же у него глаз на затылке? И Дорван едва удерживался от соблазна отвесить купцу затрещину всякий раз, едва тот на миг отвлекался в сторону, чтобы затем заявить: это часть той науки, что спасла ему жизнь.
Дариус замедлил шаг, повернулся в сторону девушек и посмотрел на каждую из них, пытаясь понять, кто именно назвал его героем.
Слева стояла высокая статная красавица с васильковыми глазами и толстой перекинутой на грудь косой, в которую была вплетена голубая лента под цвет глаз. Ториану, самому редкостному верзиле, всегда нравились именно такие. Лавена, его жена, умершая при рождении первенца, чем-то эту девушку напоминала. Смерть жены и новорожденного сына изменили Ториана до неузнаваемости, некстати вспомнил Дариус.
Весельчак и балагур, никогда не лезший в карман за словом, первые полгода после смерти Лавены Ториан настолько ушел в себя, что Грильда, его мать, всерьез опасалась того, что сын начнет заговариваться.
Однажды она пришла к Дариусу с просьбой, чтобы тот взял Тора на очередной контракт. Буквально за несколько дней до ее прихода Дариус и сам пытался уговорить Ториана пойти с ним, но, когда друг посмотрел на него абсолютно пустыми глазами, в которых не было никакого желания жить, понял, что уговаривать бесполезно.
И все же вдвоем с Грильдой убедить Ториана им удалось. Контракт выдался на редкость трудным, им едва удалось вырваться живыми после нападения шайки разбойников, в бою они потеряли сразу троих своих людей, но Ториан начал приходить в себя. С той поры прошло почти два года, и теперь он выглядел почти таким же, каким был прежде, до смерти жены и ребенка, но только почти. Иногда на Ториана нападало какое-то оцепенение, и тогда он, уставившись взглядом в пустоту, мог надолго замереть. Хорошо лишь то, что происходило это очень редко и всегда на отдыхе.
Семье Чаувер вообще не везет в последние несколько лет. То оспа, забравшая сразу троих, а чуть ли не следом, и года не прошло, — смерть Лавены.
Бруатон, жрец храма Гитура в Табалорне, заявил о том, что кто-то наложил на семью проклятие.
Эх, узнать бы, кто именно! Дариус непременно сделал бы так, что человек, наложивший проклятие, сам его бы и снял, желал он того или нет. Всего-то и нужно — сжечь заживо наложившего проклятие.
«У меня бы рука не дрогнула, когда я подносил бы факел к дровам у его ног», — подумал Дариус, переведя взгляд на следующую девушку, стоявшую посередине. Круглое миловидное лицо с любопытными темными глазами и волосами цвета воронова крыла.
И фигура как будто бы хороша: все на месте, и даже с избытком. Но пройдет несколько лет, и от очарования девушки не останется и следа: она станет похожа на квашню, из которой прет через край перестоявшее тесто. Как стала ею соседка Дариуса Наира. Совсем еще юнцом, он заглядывался на девушку, прячась за плетнем и провожая тоскливым взглядом изгибы ее тела. Старше его на несколько лет, выйдя замуж, Наира пришла жить к мужу на другой конец Табалорна. Ну и сколько Дариус ее не видел? Всего-то ничего! А когда увидел вновь, то едва признал, настолько она изменилась. И эту девушку ждет такая же участь.
«Нет, только не она. Ну не может быть у нее такой голос», — почему-то решил Дариус, переводя взгляд на третью. Лучше бы он этого не делал.
Она оказалось такой, что Дариусу вдруг показалось: из него полностью выбили воздух одним точным, мощным ударом, и нет никаких сил вдохнуть его обратно.
Стройная, с тонкой талией, перехваченной узким вышитым пояском, ростом, наверное, не выше его плеча, темно-русые волосы, прямой небольшой нос, как будто бы слегка припухшие губы, приоткрывавшие жемчужный блеск зубов в бесконечно милой улыбке, карие глаза с черным ободком и золотистыми искрами…
Девушка глядела на него немного насмешливо, а Дариус вдруг почувствовал, что его сердце начало биться часто-часто.
Он не отрываясь смотрел на незнакомку, отлично понимая, что так делать нельзя, но никак не мог оторвать взгляд от ее лица. Да уж, такого у него еще не было. Даже Миалла, первая красавица Табалорна, все ждавшая себе в мужья благородного, никогда не могла взволновать его так, а он почему-то считал, что любит ее.
И все слова, что Дариус приготовил для того, чтобы достойно ответить повстречавшимся на его пути девицам из забытой всеми богами деревни в самой лесной глуши, застряли где-то глубоко в горле.
Девушка первой смущенно отвела взгляд и обратилась к подругам:
— Так герой-то немой, оказывается! Вот жалость-то! — рассмеялась она.
— Дариус, — с трудом выдавил он из себя то, что первым пришло в голову, и этим первым почему-то оказалось его собственное имя.
— Вот даже как? — делано удивилась девушка, глядя на гонорта по-прежнему насмешливыми глазами, и вновь повернулась к подругам. — Герой-то наш совсем не немой, и у него даже имя есть — Дариус!
Первую женщину Дорван познал давным-давно. Тогда они вместе с Торианом отправились в Батингос, столицу Фаронга, благо, она всего в полдне пути от Табалорна. Почему-то оба они решили, что одна веселая табалорнская вдовушка, сделавшая мужчинами немало их сверстников, таким бравым парням, как они, не подойдет.
Их вылазка в злачные столичные места закончилась удачно, и домой они возвращались, гордые от того, что наконец-то познали жизнь во всех ее проявлениях. Правда, Дариус в гостях у вдовушки все же побывал, и хотя с тех пор прошло едва ли не семь лет, подробности той встречи всегда вспоминал с легким смущением. Недаром же с таким восторгом о ней отзывались те, кому уже было с чем сравнивать.
С тех пор Дорван женщин вовсе не чурался и мог считать себя если уж и не знатоком, так, по крайней мере, кем-то вроде того. И тут на тебе, девчонка младше его на несколько лет, из захолустной деревеньки, а язык во рту как будто присох, и в голове нет ни одной мысли.
Чуть не плюнув с досады, Дариус повернулся и пошел прочь, чувствуя, как начинают гореть уши. Хорошо хоть не видели люди своего гонорта. Ториан, так тот точно проходу не дал бы своими шуточками.
— Куда же ты, герой? — послышался за спиной все тот же голос, и Дариус непроизвольно ускорил шаг, хотя до ужаса хотелось обернуться, чтобы еще раз посмотреть на девушку с таким насмешливым и в то же время доверчивым взглядом.
— Пойдем, Элика, ушел твой герой. А он, кстати, очень даже ничего, — услышал он. Потом раздался смех, который никак не мог принадлежать самой Элике.
Все еще под впечатлением от встречи, Дариус подошел к своим людям, дожидавшимся его под навесом у колодца.
Наверное, на лице его что-то оставалось, потому что Ториан, успокаивая, дружески похлопал гонорта по плечу, вероятно решив, что тот беспокоится за судьбу Тацира:
— Все будет хорошо, Дар, вот увидишь. Лекаря нашел?
И сразу, не удержавшись, спросил:
— С кем это ты там смеялся? И когда успел? — причем тут же уколол: — А как же Миалла? Забыть уже успел? Ну ты даешь, брат.
Улыбка у Тора была совсем не обидная.
Дариус посмотрел туда, где не так давно увидел с первого взгляда поразившую его в самое сердце девушку. Дощатая стенка навеса, светившаяся сейчас, в самом разгаре дня, многочисленными щелями, закрывала обзор.
«Определенно, никто ничего не видел, вряд ли кто-нибудь из них в щель подглядывал, — подумал Дариус. — Да и не смеялся я, словно язык проглотил, вспомнить стыдно».
— Да так, живут тут языкастые всякие.
«И очень красивые», — про себя добавил он, вздохнув.
— Пойдемте, есть здесь лекарь, причем утверждают, что неплохой.
Когда они вышли из-под навеса, девушки уже ушли, и это заставило Дорвана вздохнуть снова, на этот раз — от сожаления: уж очень ему хотелось посмотреть на Элику еще раз.
«Имя такое красивое — Элика, — размышлял Дариус, ведя своих людей к указанному старостой дому лекаря. — Как и она сама».
Дом лекаря Сола, как и все остальные здешние дома, не имел палисадника и выходил окнами прямо на улицу.
— Ждите здесь, — бросил гонорт своим людям. — Пойду узнаю, дома ли он.
Коротко стукнув в дверь, он вошел внутрь. На мгновение застыл на пороге, привыкая к полумраку горницы после яркого солнечного дня.
Комната оказалась пуста. Несколько лавок, стол со свежевыскобленной столешницей, полки с посудой, печь. На одной из лавок — женский платок, почему-то напомнивший ему о недавней встрече. Пахло приятно: свежеиспеченным хлебом, который он так давно не пробовал, и еще какими-то травами.
— Хозяева! — громко позвал Дариус.
Нет времени ждать, когда они сами объявятся, не в гости заявились, к лекарю. Промедлишь — потом уже поздно будет, не нагонишь. Постоял, прислушиваясь, затем, так и не услышав звука шагов, позвал снова.
Ну наконец-то. Откуда-то из-за печи, занимавшей чуть ли не треть комнаты, послышались шаги босых ног: кто-то спешил на его зов.
«Женщина или ребенок, мужчины так не ходят», — определил Дариус.
И верно, откинулась ситцевая занавеска, и в комнату вошла девушка.
Ею оказалась та, о которой он только что думал и которую ему так хотелось увидеть снова. Дариус вздрогнул, настолько он не предполагал встретить ее в доме лекаря.
Вероятно, Элика совсем не ожидала обнаружить в своем доме парня, названного ею не так давно героем, и тоже вздрогнула от неожиданности.
Сейчас, когда рядом с ней не было подруг, Элика уже не выглядела такой бойкой и даже слегка засмущалась.
— Ну здравствуй еще раз, красавица, — неожиданно для себя выдал вдруг Дариус. — Что стоишь, принимай гостя, видишь, свататься пришел. Поразила ты меня в самое сердце, жить без тебя больше не могу.
И сам же засмущался после своих слов, ведь Элика могла на него обидеться. Еще он опасался того, что она опять что-нибудь скажет, как в первый раз, а у него снова не найдется слов, и он опять будет молчать, как баран.
Но нет, девушка промолчала, а взгляд у нее почему-то стал таким беспомощным, что у Дариуса дрогнуло сердце.
— Пошутил я, зови отца своего, Сола, раненый у нас, одна надежда на него, — не дождавшись ответа, продолжил он.
— Сол мне не отец — дедушка, — отозвалась почему-то совсем смутившаяся Элика. — Сейчас позову.
Перед тем как исчезнуть за занавеской, девушка взглянула в оставленную Дариусом приоткрытую дверь на дожидавшихся своего гонорта людей, вероятно, чтобы убедиться в его словах. Затем она исчезла, и чуть ли не следом со двора донесся ее звонкий голос:
— Дедуль, там больного к нам в дом принесли.
«Больной к вам в дом на своих ногах пришел, — мрачно подумал Дариус, — а Тацир у нас раненый».
Вскоре появился и Сол. Лекарь оказался худым и жилистым мужиком, на вид еще не старым, разве что в длинной, по грудь, бороде седины хватало.
Если он чем и походил на свою внучку, так только глазами, выглядевшими на удивление молодыми.
«И чего это мне вообще в голову пришло сравнивать Элику с дедом? — удивился сам себе Дариус. — Если уж и должна на кого она быть похожа, так на отца с матерью».
Голос у лекаря оказался звучным:
— Я уже все знаю, ко мне только что Лиден заходил. Вы с ним перед домом не столкнулись?
— Нет, — ответил Дариус. — Мы никого не встретили.
Он старался не подавать виду, но едва сдерживался, чтобы не заявить: «Мы принесли к тебе тяжелораненого человека, и он в любой момент может умереть. Так что давай лучше займемся его лечением как можно скорее, поговорить можем и потом». Встав в дверях, Сол взглянул на Ториана с Бистом, державших носилки с Тациром, и указал головой: заходите.
Пройдя через дом вслед за лекарем, наемники оказались во внутреннем дворике, примыкавшем к окружающему Лоринт частоколу. Сол так же молча указал на стол, расположенный под густо разросшейся черемухой, почти черной от обилия созревших ягод.
Пришедший в себя Тацир ко всему происходящему вокруг него отнесся безразлично, лишь болезненно сморщился, когда его перекладывали с носилок на стол.
Лекарь осторожно освободил бок раненого от повязки и удовлетворенно кивнул головой, обнаружив под тканью листья подорожника. Бист принялся что-то ему объяснять.
На языке Фаронга Бист говорил свободно, но очевидно, ему не хватало слов, и тогда он пользовался другим, незнакомым Дариусу языком. Что удивительно, лекарь его понимал.
Наконец Сол, осмотрев рану, густо смазал ее какой-то тягучей мазью, наложив новую повязку, и тогда Дорван задал ему тот же вопрос, что и Бисту: есть ли у Тацира шансы выкарабкаться?
Сол тоже ответил не задумываясь и почти теми же словами:
— Шансы есть, рана чистая, и теперь все зависит от самого Тацира. Наверное, ты понимаешь, что дальнейшей дороги он не перенесет?
— Вот об этом я и хотел поговорить, — ответил Дариус, глядя на раненого, снова впавшего в забытье. — Нам необходимо оставить его здесь. Потом будет видно: либо мы завернем сюда по дороге назад, чтобы забрать его, либо договоримся с ним о встрече в каком-нибудь другом месте. Главное, чтобы Тацир остался жив. Сол, мне нужно знать: сможешь ли ты оставить у себя моего человека и сколько ты возьмешь за свое лечение?
— Это самый легкий вопрос, гонорт. Оставить смогу, платы в два дуката серебром будет достаточно. Причем серебро будет платой не за лечение, а за лекарства. — Лекарь на мгновение замолчал, вытирая испачканные мазью руки тряпкой, после чего продолжил, глядя Дариусу прямо в глаза: — Но только в том случае, если ты согласишься на предложение Лидена, ты знаешь, о чем речь.
«Так, а вот это мне уже не нравится, — подумал Дариус. — Меня заставляют сделать то, что делать я не имею ни малейшего желания, причем заставляют самым дрянным способом — шантажируя жизнью близкого мне человека».
Стоявший рядом Галуг взглянул на Дариуса недоуменно: что, мол, за предложение, которое практически стоит Тациру жизни?
Тот отмахнулся от него: не сейчас, все объяснения потом.
— Но в любом случае пусть Тацир останется здесь, — продолжил Сол. — Думаю, когда ты узнаешь все подробности, отнесешься к просьбе совсем по-другому.
Дариусу оставалось только неопределенно кивнуть — возможно, все именно так и произойдет.
— Что у тебя с рукой? — спросил вдруг лекарь у Галуга, обратив внимание на обмотанную не самой чистой тряпкой кисть его левой руки.
Тот, как будто бы дождавшись вопроса, торопливо начал разматывать повязку.
— Стрела угодила. И неудачно так угодила, я ведь сам лучник, а теперь лук в руку взять не могу.
Дариус отвернулся от них, подумав, что вряд ли Сол сможет сделать с рукой Галуга больше, чем Бист, и разыскивая взглядом внезапно исчезнувшего Ториана.
К своему изумлению, он обнаружил его разговаривающим с Эликой.
«Казалось бы, ну что меня с ней связывает, — пытался унять уколы ревности Дариус, наблюдая за тем, как Элика улыбается Тору. — Обычная девушка, пусть и очень симпатичная. Если оглянуться — тысячи таких вокруг».
Трезвые слова рассудка почему-то нисколько не помогали, и он вздрогнул, когда Ториан, коснувшись плеча Элики, стряхнул с него что-то невидимое.
Вот она улыбнулась ему в очередной раз, затем кивнула головой и пошла к дому легкой походкой, даже не посмотрев в сторону Дорвана.
— Гонорт, — оторвал Дариуса от созерцания идущего к нему с самым довольным лицом Ториана голос Лидена.
Надо же, и откуда взялся староста? Именем Мароха можно поклясться, что его только что не было рядом. Или Дариус настолько увлекся тем, как Ториан любезничает с Эликой, что не смог услышать его шаги?
«Бить самого себя по загривку смысла нет. Ну какой из меня воин, да еще и гонорт, если хромоногий староста сумел незаметно ко мне приблизиться», — невесело подумал он.
Недаром же Сторн говорил, что все проблемы от женщин. Говорил с веселой улыбкой, хотя в глубине его глаз пряталась боль. Позже Дариус узнал почему.
Когда матушка Грейсиль в очередной раз начинала корить Сторна, что он так и помрет бобылем, он всегда отвечал: судьба у него такая. Или просто не попадаются женщины, с которыми он смог бы связать свою жизнь.
— Ишь ты, какой разборчивый, — сердито ворчала не на шутку разошедшаяся Грейсиль, — судьба у него такая! Пора бы уже и забыть ее, столько лет прошло.
На вопросы Дариуса матушка Грейсиль всегда отвечала уклончиво: мол, была у его сына невеста, да вся вышла. И лишь потом, когда Сторн пропал, рассказала ему историю любви своего сына.
Эсиму Сторн знал с самого детства. Жила она с матерью, отцом и тремя сестрами по соседству, через плетень. В том доме, где сейчас Эуденсы живут.
Вместе они и росли, пока не выросли. И оказалось вдруг, что Сторн с Эсимой жить друг без друга не могут. Все бы хорошо, дело к свадьбе шло, да только забрали Сторна в королевскую рать.
Не должны были его забрать, Сторн — единственный сын у Грейсиль, а сама она вдова, но Медис, тот самый, что знаменит на весь Табалорн лавкой с огромной застекленной витриной, смог откупить своего сына, хотя у него их четверо. А в королевскую рать забирают ни много ни мало — на целых пятнадцать лет.
— Эсима полгода сама не своя ходила, — рассказывала Грейсиль. — Когда Сторна забрали, до свадьбы меньше месяца оставалось. Да и потом все его ждала, долгих четыре года. Любого ждала — больного, увечного, по-другому-то домой раньше положенного срока не попасть. Хотя мать с отцом на нее уже по-всякому влиять пытались.
«Кому ты скоро нужна будешь, так и состаришься бездетной. Когда еще Сторн вернется, — корили они дочь. — Даже младшеньких всех уже поотдавали. Вон Лирия на целых пять лет тебя младше, а у нее и муж, и ребенок».
Неизвестно, чем бы все закончилось, да только пришла весть, что погиб Сторн, тогда как раз очередная война с Энзелем случилась.
Вышла, в общем, Эсима замуж и уже ребенка под сердцем носила, когда Сторн на побывку приехал, здоровье по ранению поправить.
Тут и выяснилось, что подкупили его однополчанина, домой без ноги пришедшего, чтобы поведал он о смерти Сторна. Эсима, как увидела бывшего жениха, так без чувств и упала. Да только поздно, перед алтарем Гитура клятву своему мужу она давала. С той поры Сторн перебирает-перебирает, да все выбрать не может, — уже со злостью закончила свой рассказ матушка Грейсиль…
— Слушаю тебя, Лиден, — откликнулся Дариус и, не выдержав, взглянул на довольного Ториана.
— Пойдемте, я вам дом покажу, в нем жить будете, пока не уйдете.
Галуг к тому времени уже белел свежей повязкой на руке.
«И Ториан успел свои дела сделать, — с неожиданной для самого себя злостью подумал Дариус. — Вон как светится весь».
Предоставленный им старостой Лоринта дом тоже находился у самого частокола, но на противоположном краю деревни.
— Уж не дом ли утопленника ты нам предлагаешь? — поинтересовался Дариус. — Сам говорил, что один он жил, и родственников у него не было.
Вопрос получился злым, как само настроение Дариуса, но староста на него отреагировал на удивление спокойно.
— Нет, это гостевой дом. И в нашей глуши гости бывают.
Галуг и Ториан вошли внутрь, оставив Лидена с Дариусом наедине.
По лицу старосты ясно читалось, что ему не терпится задать интересующий его вопрос, и не стоило даже догадываться, с чем именно он будет связан.
Гонорт его опередил:
— Кин Лиден. — Дорван назвал его уважительно «кин», пытаясь таким образом извиниться. — Хочу рассказать тебе, кто именно ранил моих людей. И Галуг, и Тацир пострадали от рук варисургов, на которых мы внезапно нарвались. Это произошло там, в горной долине. — Он указал рукой на юг, где виднелись заснеженные вершины гор. — И до нее всего три дня пути. Ты знаешь о варисургах?
Сообщая Лидену о жрецах Вариса, Дариус внимательно всматривался ему в лицо, пытаясь увидеть, как именно он отреагирует на его слова.
Если Лиден об адептах знает, то им в Лоринте лучше не задерживаться, им вообще стоит уйти сразу же, прямо сейчас. Староста, может быть, и не поклоняется Варису, но ведь золото или серебро от этого не будут стоить меньше, и Лидена просто могли купить.
Лицо мужчины при известии о варисургах омрачилось.
— Это точно? — спросил он.
Дариус пожал плечами: нет, мои ребята с луками баловались и случайно постреляли друг друга.
«Вряд ли Лиден умеет настолько хорошо притворяться, — решил Дорван. — Вон как его сразу перекосило. Ты уж извини сразу за две вещи, староста. Во-первых, за то, что я посчитал тебя связанным со жрецами. Ну и еще за то, что принес тебе очень плохую весть. И все же тебе лучше знать о варисургах, а уж как ты поступишь дальше — дело только твое».
— Теперь о просьбе, в которой я теперь уже не могу тебе отказать… — начал Дариус, но Лиден его перебил:
— Завтра поговорим, а пока отдыхайте. На берегу озера баня стоит, сразу как выйдете, так направо. — Староста указал рукой на ворота в частоколе, находившиеся недалеко от дома. — Вечером можете попариться, грязь дорожную смыть, я уже распорядился истопить. Мыла у меня лишнего нет, но щелока сколько угодно. А за весть о варисургах спасибо. Хотя какое уж тут спасибо?
Едва Дариус вошел в дом, то сразу же услышал от Ториана:
— Гонорт, ты чего такой мрачный? Все как будто бы удачно складывается. Элика говорила, ее дед очень хороший врачеватель и должен Тацира на ноги поднять. Да и самая трудная часть дороги у нас уже позади. Сколько до торгового пути осталось? Всего ничего. А там еще чуть-чуть — и в самом Фагосе будем.
Дариус согласно покивал головой: все так.
«Особенно для тебя все удачно складывается. — Воспоминание об Элике укололо сердце острой иглой ревности. — Поди уже и на вечер договорился встретиться. Да и знал бы ты, чего лечение Тацира будет стоить, — жизни человека, возможно, совсем безвинного».
Баня оказалась хороша. Пусть и топилась по-черному, и к стенкам, покрытым толстым слоем копоти, старались не прикасаться, но прокалена была на совесть. Бист, лучше всех переносивший летний зной, к жару парилки за несколько лет жизни в Фаронге привыкнуть так и не смог. Быстро угорев, он несколько раз выскакивал на улицу окунуться в озеро, затем возвращался обратно. После четвертого или пятого его выхода Ториан, поддававший парку на каменке, не вытерпел и обругал его: мол, выстужает баню. Бист что-то пробурчал на родном языке, сполоснулся и ушел в дом, напоследок сказав, что жара в бане совсем неправильная.
Рядом далеко в озеро шли мостки, но прыгать в воду с них не стали, посчитав неудобным. Как бы там ни было, не далее как сегодня в озере утонул человек. И хотя тело достали, посчитали, что негоже будет вести себя слишком шумно.
После бани как нельзя кстати их ждала немалая корчага хмельного меда, добытая неугомонным Торианом.
Выпили по кружке, помянув добрым словом медовара, до того медок оказался хорош. После второй Дариуса немного отпустило, и он вспоминал Элику уже не с такой тоской. Кто же мог знать, что дальше ему станет еще хуже, намного хуже.
— Старшой, — обратился к нему Ториан. — Я тут кое с кем познакомиться успел, пойдешь со мной? Бисту нельзя, у него дома аж четыре жены осталось, не дай бог, хотя бы одна из них об этом узнает. А если все четыре? Галугу тоже, он одной рукой девку даже обнять по-человечески не сможет.
Не выдержав, Ториан заржал в полный голос собственной, так понравившейся ему шутке.
— Да и пьян он уже, — добавил он, отсмеявшись.
Что соответствовало действительности: Галуг, неутомимый ходок, на хмель был слаб и начал клевать носом уже после первой кружки.
Читать бесплатно другие книги:
