Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи Гольман Иосиф
Майор Куницын, возвращаясь в последний день своей жизни, ехал именно с этого праздника. И все намеренные врачами в его безжизненном теле промилле были связаны с днем рождения подполковника Михайлова. Между прочим, близкого родственника другого Михайлова, с гораздо более высоким званием. Так что разбор в принципе малозначащей ситуации обещал быть неприятным.
Начальник РОВД переговорил с друзьями из области, те – с областной прокуратурой. В итоге Мушина попросили замять этот инцидент.
Вадим Донатович намекнул Багрову, что готов не выдвигать против его подзащитного обвинение по сто пятой статье часть «два» пункт б. Она, как известно, касается убийства «лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга». Это полностью устраивало Олега Всеволодовича, так как пункт был крайне неприятный. Теперь же речь шла об убийстве не борца за охрану порядка, а просто гражданина. В обмен Багров не будет поднимать вопрос о степени трезвости убитого на момент преступления.
Стороны договорились и разошлись.
Олег не думал, что Мушин его обманет. Но на всякий случай все документы сохранил, чтобы в случае чего можно было запустить дело заново по вновь открывшимся обстоятельствам.
После обеда напряжение в зале достигло пика. Все ждали, что еще придумают москвичи, – публика теперь почти безоговорочно была на стороне защиты.
А москвичи продолжили расшатывать обвинительную идею про умысел.
Например, по их просьбе было еще раз полностью зачитано экспертное заключение по орудию убийства. Теперь – с вызовом в суд самого эксперта, приехавшего из Архангельска. Сам эксперт и прочитал.
Шеметова сделала акцент на двух моментах. Лешка состряпал обрез из рук вон плохо. Он же никогда к оружию не тянулся. На прямой вопрос эксперт ответил, что обрез вообще малопригоден для стрельбы, как и снаряженные боеприпасы. Будь расстояние чуть побольше – беды бы, скорее всего, не произошло.
– А с двадцати метров он бы попал? – в лоб спросила Шеметова.
– Не факт, – подумав, ответил тот. – Парень обрезал стволы по самое некуда. Практически он сделал бесствольный пистолет.
– А по движущейся мишени можно попасть? – упрямо гнула свое Ольга.
– Нереально, – ответил эксперт. – Если только случайно.
– Спасибо, – поблагодарила адвокатесса.
Процессуальные противники вопросов не задавали, не понимая пока, к чему ведет Шеметова.
А она уже перешла к следующему моменту, остановив внимание суда на безрассудной храбрости покойного майора. Очень многое из того, что тот делал, подходило под это определение. Про его смелость и отвагу упоминал чуть ли не каждый второй. Однако теперь Ольга акцентировала безрассудность многих из описанных поступков.
– Вы к чему это все? – спросил председательствующий.
Ему казалось, что компромисс достигнут и можно более не копаться в психологических мелочах.
– Я хочу сказать, ваша честь, что в отваге покойного майора были элементы неадекватности, – сказала Шеметова.
– Психом теперь мужа сделаем? – взвизгнула вдова.
– У меня в руках два медицинских заключения и одна справка, – показала большие желтые конверты адвокатесса. – Разрешите, ваша честь?
– Зачитывайте, – не стал запрещать Денисов.
Это была последняя их домашняя заготовка. Сначала помог, как ни странно, Гескин. Ольга пару раз звонила ему по телефону, и посоветоваться, и просто поболтать – она жалела старика еще с той поездки на теплоходике.
Рассказывая про бравого майора, услышала неожиданное:
– А он суицидом не баловался? – спросил старый адвокат.
– С чего бы? – удивилась девушка.
– Уж очень он жизнь не любил, – сказал Гескин.
Чутье старика не подвело.
Бумаги дались большой ценой – во всех смыслах. За справку пришлось заплатить конкретные деньги, чтобы ее обладатель рискнул засветить документ. Медицинские же заключения были получены бесплатно, но с боем и с использованием всех имеющихся связей, в том числе все тех же Волика и Багрова.
Первое заключение психолога гласило о невозможности дальнейшего прохождения службы майора Куницына в теперь уже полиции. Психолог подробно писал почему. Было и про жестокость, и про склонность к неоправданному риску, и даже про особо заточенные нравственные принципы, необщего, образно говоря, типа. Так прямо и было написано: «Моральные нормы либо не усвоены, либо сугубо личные или корпоративные». Клиническая интерпретация тоже была прописана и тоже – нехорошо: «Невротизация по «nt» типу. Психопатизация по «ci» типу».
Впрочем, про психопатизацию Ольга зачитывать не стала, оставила про запас, если не удастся компромисс в суде.
Второе заключение, теперь уже клинического психолога, добыл Волик. Точнее, сначала идею нащупал засевший в Интернете Багров. Он услышал от соседей Куницыных, что майор решил строить в Заречье собственную охотбазу. Как раз на тех «оттопыренных» четырнадцати гектарах. И на никем не меренных гектарах окружающих лесов и озер.
Олег в поисках компромата начал копать дальше. Выяснил, что планы предусматривали даже взлетно-посадочную полосу вблизи Клад-озера, километрах в трех от деревни. И, наконец, узнал, что майор пытался получить летные права в Архангельске. Однако, несмотря на все свои возможности, не получил.
Остальное было делом техники, точной и филигранно выверенной.
Майор пилотом не стал, потому что опять споткнулся на психологе – проверка будущих пилотов была очень строгой. Среди прочих, позитивных и негативных, выводов был один, обрубающий дальнейшие разговоры. Медик считал, что его собеседник, проведший на тестах и в беседах в общей сложности шесть (!) часов (обычно уходил один час), бессознательно склонен к риску и даже к суициду!
Денисов вынужден был принять и этот документ, в противном случае последовало бы ходатайство о вызове новых свидетелей.
И, наконец, Шеметова доложила о справке.
Маленькая, всего на одной страничке.
Чтобы она нигде не светилась, покойный майор заплатил фельдшеру «Скорой помощи» тысячу американских долларов. Столько же заплатил и Багров: теперь уже бывший фельдшер счел, что ему ничего не угрожает, а деньги и сейчас приличные.
В бумаге было описано, как экипаж архангелогородской «Скорой» прибыл на вызов по самоудушению. Пьяного пациента вовремя вынули из веревки сотрудники гостиницы. Они же вызвали медиков. В таких случаях полагается везти несчастного в психиатрическую больницу. Однако уже оправившийся Куницын за тысячу зеленых полностью поменял концепцию медпомощи.
Наталья еле сдерживала ярость, бросая на Ольгу бешеные взгляды.
Председательствующий тоже был не в восторге от услышанного.
– К чему вы это рассказываете? – спросил Шеметову Марат Сергеевич.
– Мой подзащитный выстрелил в Куницына, когда тот подошел почти вплотную, – спокойно ответила Ольга. – Причем после длительной паузы.
– И что? – не понял судья.
– Зачем тот подошел? – спросила Шеметова. – Он же знал, что творится с парнем. Он несколько дней назад разрушил ему личную жизнь. После десяти лет подобной же деятельности. Он знал упорство мальчишки. Он помнил угрозу, про которую нам сам же подзащитный и рассказал. Он видел, что двое караулят его в лесу. Тем не менее остановил машину и подошел. Не остановил бы – остался бы жив. Не подошел бы – остался бы жив. И последний вопрос: почему, встретившись с врагом в лесу, опытный и смелый майор не достал оружие? Почему не попытался выбить обрез из руки Леши? Он же не сразу выстрелил.
– Это теперь он говорит, что не сразу! – отозвался Николаев.
– Думаю, так и было, – убежденно сказала Шеметова. – Мы весь процесс слушали, как мой подзащитный давал показания, не щадя себя. Он все время говорил правду. Так почему майор предпочел молча смотреть на обрез и улыбаться? Я вижу единственную причину. Это была еще одна попытка суицида. И заодно – месть отвергнувшей его женщине. Получилось и то, и другое.
Зал молчал, окутанный невидимой тяжелой завесой.
Неисповедимы пути господни. Но и человеческие тоже не просты.
– Ходатайствую не приобщать, ваша честь! – наконец сказал Николаев. – Это только предположение. Ничего более.
– Удовлетворено, – привычной судейской скороговоркой проговорил Денисов.
– А как быть с представленными документами? – спросила Шеметова. – Я ходатайствую об их приобщении к материалам дела.
– Удовлетворено, – произнес Денисов.
Но на этом сюрпризы не закончились.
Пришла не заявленная до суда свидетельница. Тем не менее Денисов, по ходатайству стороны защиты, допустил ее к процессу.
Зоя встала перед маленькой свидетельской кафедрой. Она и сама была маленькой, тоненькой. Ответила на устанавливающие вопросы судьи.
Лешка глядел на девушку во все глаза. Несмотря на то что она пыталась встретиться с ним в тюрьме, писала письма, он постоянно отвечал ей молчанием. Зачем морочить голову любимой девчонке? Он был вырван из человеческой жизни, она в ней осталась. Лучше уж стиснуть зубы и перетерпеть, чем долго страдать вдвоем.
Зоя, видимо, думала иначе. Решение родилось не сразу – как ребенка вынашивала, – зато окончательное.
Преодолев отчаянное сопротивление родителей, сама, через Анну Ивановну, нашла адвокатов Лешки. Прямо во время процесса. Сама и в Любино приехала. Здесь уже ее, как родную, взяла под опеку Лешкина семья.
Шеметова, с разрешения судьи, начала допрос свидетельницы.
– Что случилось вечером, предшествовавшим убийству? – спросила она.
– Мы были в комнате с Лешей, – начала она.
– Вы ему кто? – встрял Николаев.
Не успела Ольга опротестовать его вопрос, как Зоя уже ответила.
– Я его будущая жена, – спокойно сказала девушка.
Похоже, субтильный вид обманчиво скрывал взрослую волю.
Лешка из своей клетки смотрел на Зою, не отрываясь.
О ее приезде родители еще не успели ему сказать. И, возможно, даже волшебное решение об освобождении обрадовало и удивило бы его меньше, чем реальное возвращение любимой.
– Скажите, пожалуйста, что случилось потом? – продолжила допрос Шеметова.
– Мы собирались лечь спать, как в дверь очень громко застучали. Потом милиционер крикнул, чтоб Леша выходил. Иначе он взломает дверь.
– Алексей испугался? – спросила Ольга.
– Алексей – нет. Я очень испугалась.
– Что было дальше?
– Мы вышли. Он схватил Лешу за руку и закрутил ее ему за спину. Я заплакала.
– Майор был трезв?
– Нет. Пахло от него сильно. Лицо все было красное.
– Вранье! – с места закричала Наталья. – Теперь еще и шлюхи будут мужа моего позорить!
– Прекратите балаган, – не выдержал даже Денисов. – Не то вас выведут.
Но Зоя, как выяснилось, в посторонней помощи не нуждалась.
– Я не шлюха, – сказала она. – Я Лешина жена. Я ему деток нарожаю. Побольше, чем ты своему. И не таких страшненьких.
В зале раздались смешки. Даже Лешка в своей клетке улыбнулся.
– Свидетель, соблюдайте корректность, – сделал замечание судья, но как-то не очень строго.
Наталья окатила Зою ядовитым взглядом, однако дискуссию не продолжила: орешек оказался не по зубам.
– Что было потом? – спросила Шеметова.
– Леша попросил его не пугать меня. Сказал: не доводи до греха.
– А майор?
– Захохотал и сказал: перебьешься. Я поняла, что все будет плохо.
– Почему?
– Потому что Лешу довели до греха.
– Я не поняла, – сказала Ольга.
– Лешенька никогда не врет, – пояснила Зоя. – Сказал, убьет – значит, убьет.
– Он что у вас, киллер хронический? – не выдержал Мушин.
Прокурор в последнее время оказался как-то не у дел, да и чувствовал себя неважно.
– Леша мухи зря не обидит, – спокойно ответила девушка. – А здесь довели до ручки. Если б только его позорили, он бы стерпел. Мы много об этом говорили, он маме обещал еще потерпеть.
– И что ж не стерпел? – вставил Николаев. – Обманул, выходит?
– Я ж сказала, он никогда не обманывает, – спокойно объяснила Зоя. – Он и терпел все годы. И свои унижения, и родительские. Потом я появилась и тоже попала под раздачу. А потом, видать, накопилось выше края. И вот мой муж в клетке сидит, – девушка рукой показала на Лешку. – А его не надо в клетку, – эффектно закончила она. – Это злобных уродов надо в клетку. А мой муж ни для кого не опасный. Кроме садистов и психов. И то сначала его десять лет мучить надо.
Зал ошарашенно молчал – такого от хлипкой девчонки точно не ожидали.
Вопросов к свидетельнице больше не было, судья ее отпустил.
Тяжелый день наконец-то подходил к финишу.
Председательствующий объявил о конце заседания и о дате следующего. Публика начала покидать зал.
Пошли домой и адвокаты подсудимых. Сегодня они поработали хорошо.
Любино – Архангельск – Москва
Процесс закончен – жизнь продолжается
Многое изменилось во Дворце культуры райцентра Любино за прошедшие недели. Вектор настроений и симпатий публики ныне кардинально отличался от первоначального.
Что, несомненно, в большой степени являлось заслугой адвокатов подсудимых. Если в начале процесса народный гнев целиком был направлен в сторону тщедушного хладнокровного убийцы – а часть косвенно перепадала и защитникам, – то теперь точнее было бы говорить про народное сочувствие и жалость.
Вскрывшиеся на суде картины максимально неприглядно изображали годы издевательств и гонений целой семьи. А ведь многие это знали и видели! Но не вмешивались. Теперь же был шанс реабилитироваться перед самими собой «болением» за судьбу страждущих.
Изменение настроений чувствовали, конечно, и Анна Ивановна с Виктором. Они и раньше хорошо относились к москвичам, теперь же вообще чуть не обожествляли их.
Даже Лешка повеселел после того, как чудо с явлением в зале суда Зойки стало еще более чудесной реальностью.
Одному Ваське было без разницы. Вот если б его любимая мама приехала – это да, это был бы праздник. Однако мама не приезжала. Впрочем, даже Васька устал от тюрьмы. Он хотел в лес, к птицам, рыбам, ежам.
Судебное следствие по обоюдному согласию сторон завершилось. Защитники отказались от вызова нескольких свидетелей, считая, что доказательств собрано достаточно, а достигнутый компромисс их вполне устраивал. Кроме того, если б дела пошли не так, как хотелось, из раздела прений всегда можно вернуться в следствие.
Да, все шло к концу.
Никто не знал, какой именно из дней процесса станет последним. Но все чувствовали: он приближается.
Прения шли в полном соответствии со статьей 292 УПК РФ.
Первым слово получил прокурор Мушин. На Ваську грозных слов он особо не тратил. За время процесса все убедились в безвредности этого персонажа, и Вадим Донатович попросил для него, за пассивное участие в убийстве, три с половиной года общего режима. Описание Васькиных деяний в его устах заняло не более десяти минут.
Зато с Лешкой Вадим Донатович возился на порядок дольше. Прокурор по закону не имел права опираться на факты, не рассмотренные в судебном следствии. Он от этого вовсе не страдал: озвученных фактов хватало за глаза. Пересказы ужасных деталей длились, на взгляд Анны Ивановны, бесконечно. Однако и эта мука наконец завершилась: Мушин дошел до испрашиваемого государственным обвинением наказания подсудимому.
Родители вместе с залом затаили дыхание.
Чуда не произошло. Никакого «ниже низшего». Или тем более условного. Прокурор просил двенадцать лет. В колонии строгого режима.
Зал захлестнуло разочарование, а родителей – радость. Двенадцать лет – это точно не вся жизнь! И тем более не расстрел, если политики все же отменят мораторий. Теперь же, коли повезет, может, отпустят через восемь, по условно-досрочному. Двадцать шесть лет для мужика – начало взрослой жизни.
Адвокаты тоже понимали, что запрошенные обвинением сроки – уже победа. Но победа их искусства, а не человеческой справедливости.
Потому что если по-человечески, то нужно еще меньше. Ведь выстрелу предшествовали много лет целенаправленного патологического издевательства. Не зря же квалифицированный клинический психолог обнаружил у майора Куницына психопатологию.
Багров даже начал сомневаться, не стали ли они жертвой судейского обмана. Шеметова так не думала. На вопрос про аргументы отвечала – мол, женская интуиция.
Олег Всеволодович хмыкнул, но поверил. Не столько женской интуиции, сколько явно возросшему профессиональному мастерству младшего партнера. Это уже был не помощник, а именно партнер, хотя, как уже было сказано, в конторе, в отличие от адвокатского бюро, не практиковался данный термин.
Общественный обвинитель от своего слова отказался, чего и следовало ожидать.
Наступила очередь Багрова.
Он говорил очень кратко и очень убедительно.
Все видят, кто сидит в клетке рядом с Куницыным. Добрый, славный малый. Никого, кроме мелкого пушного зверя, в жизни не трогал. Нежно любит маму. Жалко, что не взаимно. Самое же главное – этот человек, и безо всяких экспертиз ясно – не в состоянии замыслить и осуществить преступный умысел. Никакой. А тем более – столь страшный. Вследствие чего единственное разумное решение – отпустить парнишку на все четыре.
Он ни в чем не виновен. Единственная к нему претензия: парень оказался не в то время не в том месте. Впрочем, ему не в первый раз не везет в жизни.
Немного говорил Олег Всеволодович, но даже у малосентиментальной Шеметовой навернулись слезы. Будь она федеральным судьей, отпустила бы паренька немедленно.
На следующее утро была назначена ее речь.
Ольга здорово перетряслась. Ее даже Анна Ивановна успокаивала, специально приехала, привезла парного молочка. Говорят, неплохое средство для собирания сил перед решительным боем.
Да что там Анна Ивановна!
Вчера, перед уходом из суда, к ней подошел суровый прапорщик Григоренко.
– Ты молодец, – сказал он зардевшейся Ольге. – Главное – выспись нормально. И все у тебя получится.
Это было круто. Как-никак, Петр Никитич был работник МВД со стажем. И уж если он не считал Лешку преступником, то, похоже, шанс на победу был.
Шеметова легла пораньше, честно выпив парного молока.
Легла в своем номере, чтобы не тратить ни грамма нервной энергии на все, что не относится к защите Лешки Куницына.
Утром, едва проснувшись, первый раз в жизни залезла под совсем холодный душ. В голове наступила ясность и чистота.
Во взведенном состоянии направилась в суд, почти не слыша что-то советовавшего Багрова.
А возле суда…
А возле суда в компании черноплаточных востроносых женщин стояла маленькая горбатая бабка Марфа! Шеметова сначала ее не узнала. Из-за больших черных очков, комично смотревшихся на маленьком, словно запеченном, личике.
Однако это была она. Ведьма. Собственной персоной.
Ольга мгновенно ощутила холод в желудке. Затем поймала на себе издевательский взгляд Натальи.
Впрочем, отчаяния не было. Было понимание: надо что-то делать. Причем срочно. И было четкое желание пойти в атаку.
Решение пришло почти сразу. Плохое, но других не имелось.
Ольга, затаив дыхание, подошла к бабке Марфе:
– Бабуль, я отвлеку вас на секунду?
Та опешила, однако молча похромала за девушкой, покинув вдову и ее близких.
Отошли недалеко, метров на десять. Шепота уже никто не услышит.
– Бабуль, можно откровенно, как ведьма ведьме? – тихо спросила, слегка нагнувшись к мохнатому бабкиному уху, адвокатесса.
– Валяй, – благодушно разрешила та.
– Очки не помогут, – мягко сказала медалистка и краснодипломница, выпускница престижного университета и лауреат двух молодежных научных премий. – Включу прибор – обдрищешься хлеще, чем в прошлый раз. Я обещаю.
Настал момент истины.
И слава покеру! Бабка злобно зыркнула из-под очков и засеменила прочь от Дворца культуры, даже не попрощавшись с родственницами!
Это была чистая победа. Причем при минимуме имеющихся средств воздействия.
Жаль, что нельзя будет похвастаться Багрову. А так хотелось!
Багров сценки не видел, проскочив в здание чуть раньше.
К началу заседания не то что кресла со скамейками – проходы в зале были заняты! В траурных одеждах в переднем ряду теперь сидели компактной группой человек сорок. Все взрослые участники некогда всесильного клана пришли поддержать своих.
И вот адвокат Ольга Шеметова начала речь:
– Уважаемый суд! Уважаемый председатель! Мы собрались здесь по очень печальному поводу. Погиб человек, Алексей Васильевич Куницын. Сын, муж, отец. Глава большого, разом осиротевшего семейного клана. Милиционер, четверть века поддерживавший – плохо ли, хорошо ли – порядок в своем селе.
Зал снова пришел в недоумение. Москвичка опять делала что-то непонятное.
А Шеметова продолжала:
– Мы говорим о преступлении, а надо бы говорить о любви.
Алексей Куницын был наделен божественным даром – любить. Он полюбил раз в жизни, зато – всем сердцем и навсегда. Но дар нужно не только иметь. Его еще надо уметь сберечь. Любимая женщина вышла замуж за другого. Это больно. Это страшно. И вот здесь Алексей Васильевич не понял сам себя. Любовь-то никуда не ушла! Ушла лишь женщина, ее воплотившая. Будь Алексей Васильевич менее успешен, менее способен, менее самолюбив – может быть, и смирился бы. Ведь любить, даже не взаимно, – уже большое счастье. Но Алексей Васильевич не понял себя. Он привык бороться с проблемами, как с преступниками. А любовь – не проблема. И не преступник.
Алексей Васильевич потратил на эту борьбу всю свою жизнь. И не только свою. Он недодал счастья родным и близким. Изломал судьбу моего подзащитного. Причинил много горя своей несчастной жене, любимой женщине и ее мужу. Да что там говорить, мы же все с вами слышали и видели на этом процессе.
Позвольте, я перейду к фактам…
Дальше кратко и точно – уложилась в тридцать три минуты – Шеметова подытожила главное, сказанное на процессе. И вернулась к тому, с чего начала:
– Уважаемый суд! Уважаемые граждане! Мы с вами свидетели, как человек убил свою любовь. Пытался собственными руками – не получилось. Тогда привлек руки сына своей возлюбленной. И я прошу уважаемый суд, прошу председательствующего сделать все, чтобы этот выстрел по любви был последним.
Шеметова повернулась к своему подзащитному. Показала на него рукой:
– В клетке сидит еще один Алексей Куницын. И ему тоже повезло с даром любви. Пожалуйста, сделайте так, чтобы прошлая драма, которая все равно уже случилась, не перечеркнула еще одну молодую жизнь.
– И мою тоже! – крикнула Зойка.
– И ее тоже! – согласилась адвокат. – Я прошу вас, – глядя на судью, закончила Ольга. – Не наказывайте живого Алексея Куницына строго. Дайте парню шанс. Он больше никогда никого не обидит.
В зале было тихо. Даже слышно, как на сцене тикали большие часы в деревянном корпусе-башне.
Денисов предоставил последнее слово подсудимым, но те от него отказались.
Теперь предстояло главное. Судья удалился в совещательную комнату, назначив вынесение приговора на пять часов вечера. Дело действительно шло к концу.
Адвокаты вышли на свежий воздух. Вместо гостиницы пошли на опушку леса, который начинался буквально метрах в двухстах от Дворца культуры. Там Куницыны и их многочисленные теперь друзья накрыли импровизированную поляну.
Никто не знал, каков будет приговор. Однако настроение у всех было такое, как будто Лешку уже освободили.
Шеметова и Багров купались в лучах славы. Даже нет, не славы. Любви – это куда круче.
Время прошло совсем незаметно.
Вернулись в зал все, кто был. Мало того, еще подошли: все проходы были заняты, задние подпирали передних.
Черных платков тоже стало больше. Весть о предстоящем позоре – а как еще назвать мягкий приговор убийце их вожака – облетела близлежащие края. В основном собрались бабы, не меньше чем сорок человек. И порядка десяти мужиков. Сгруппировались здесь же, рядом со сценой. Только теперь на всех не хватило мест, и мужчины стояли в проходе.
Денисов был, как всегда, пунктуален.
В семнадцать ноль-ноль он вышел из совещательной комнаты в зал суда. Занял свое место. Разобрал бумаги на столе. Разложил несколько принесенных с собой листков.
Итак, что же постановил суд именем Российской Федерации?
Шеметова чувствовала, как у нее бешено колотится сердце.
При оглашении приговора все встали, включая состав суда. Поскольку зачитывался текст долго, через несколько минут судья разрешил сесть.
Конечно, приговор был обвинительный. Денисов профессиональной скороговоркой зачитывал его содержание. Обычная судебная практика.
Ольга, зажмурив глаза – так почему-то меньше колотилось сердце, – ждала сухих слов о сроках.
Наконец дождалась.
Ваську, получившего два года условно, освободили прямо в зале. Григоренко снял с него наручники, и Васька растерянно озирался, не понимая, что делать дальше. К нему подошла Анна Ивановна, взяла за руку, повела к своим.
Судья начал зачитывать приговор в части второго подсудимого.
И тут…
– Давай! – вдруг яростно крикнула Наталья.
Похоже, они решили, что убийцу Алексея Васильевича Куницына тоже сейчас освободят.
Черная толпа с искаженными лицами, как страшная живая масса из фантастического фильма, двинулась по направлению к адвокатам и клетке с подсудимым. Им наперерез кинулись Анна Ивановна, Виктор, еще несколько человек. Впрочем, было очевидно, что их сметут, если не затопчут.
– Оля, беги! – крикнул Багров. – За сценой – пожарный выход!
– А ты? – спросила Шеметова.
Она была очень напугана, но уйти без Олега ей казалось невозможным.
– Беги, я сказал! – яростно крикнул Багров, перемещаясь между толпой к Ольге.
Оставался только один путь. Узкий проход за клеткой, через скамейку конвойной команды.
Читать бесплатно другие книги:
