Игры демиургов (сборник) Бормор Петр
— Я вот не понимаю, — Шамбамбукли задумчиво отхлебнул из кружки. — Я ведь так старался! Я засадил всю землю совершенно замечательной растительностью! Розовое дерево, черное дерево, даже фиолетовое дерево — и все растут повсеместно, далеко ходить не надо. Чудная древесина, долговечная и податливая, целебные плоды, даже листья можно в чай заваривать (кстати, зря отказываешься, попробуй — рекомендую). А люди…
Он махнул рукой и снова отхлебнул.
— Что — люди? — переспросил Мазукта.
— Они их на дрова пускают, — мрачно отозвался Шамбамбукли. — А лечатся какой-то химической дрянью и безграмотными заговорами. Зато вот такой сорняк, — он пнул носком ножку табуретки, — специально везде разыскивают и ценят на вес золота. Почему так? Ведь невзрачная совсем коряга, и в обработку мало годится, и колючая к тому же…
— Видишь ли, — наставительно поднял палец Мазукта, — люди гораздо больше ценят не то, что лучше, а то, что труднее достать.
Демиург Шамбамбукли лучезарно улыбнулся человеку.
— Здравствуй! Ну наконец-то, и в моем мире появились пророки.
— Ага, — человек сдержанно кивнул. — Я имею честь говорить с демиургом Шамбамбукли?
— Да, это я. Да ты садись, садись. Выпей чаю, а вот тут пирожки, кушай. Я уже приготовил для тебя чудные заповеди, будет что рассказать по возвращении…
— Сожалею, вынужден отказаться, — человек изобразил сочувственный вздох. — Священный транс дается нелегко, у моего возвышенного духа есть только полчаса на разговор. Так что, если не возражаете, перейдем сразу к делу.
— Да, конечно. Если тебе так срочно… На вот, тут в корзинке скрижали, я сам только сегодня написал…
Человек, не обращая внимания на протянутую корзинку, уселся перед демиургом на стул, порылся в плоском кожаном портфеле и достал блокнот.
— Итак, начнем. Паства хочет знать, действительно ли Ваше имя Шамбамбукли, или под этим псевдонимом скрывается целая группа демиургов?
— Эээ…
— Ясно. Следующий вопрос. Вы принимали участие в строительстве мира. Если бы у Вас была такая возможность, что бы Вы хотели исправить?
— Одну минуточку…
— Ясно. Какую именно? Первую минуту творения?
— Но я не то имел в виду…
— Я так и понял. Конечно, досадно, когда всё с самого начала идет не так, как задумано!
— Но всё вовсе не идет…
— Тем более.
Демиург Шамбамбукли озадаченно замолчал.
— Следующий вопрос. Как Вы относитесь к назначению Гога Верховным Прасолом?
— Что?..
— А, понимаю, Вы возмущены. Я тоже. Не будем тогда заострять внимание на этом вопросе. Перейдем к следующему. Ваше главное увлечение в жизни?
— Погоди… — демиург Шамбамбукли попытался внести в разговор толику здравого смысла. — Вот тут у меня корзинка…
— А, Вы плетете на досуге корзинки? Это весьма похвальное увлечение. А каковы Ваши сексуальные предпочтения? И с кем Вы жили в последнее время?
- %* твою мать! — закричал Шамбамбукли.
— О! — человек восхищенно вскинул брови. — Мою мать? Вы? Лично?
Он быстро застрочил в блокноте.
— Ну и в заключение, Ваши планы на будущее?
— Еще одно слово… — прохрипел Шамбамбукли, — и я своими руками!..
— Значит, у Вас запланировано еще одно Слово? Ну, спасибо за Откровение, — коротко поклонился человек, сложил бумаги в портфель и исчез.
Это был лишь первый пророк из нескольких тысяч…
— Ты только послушай, какие я заповеди придумал! Обхохочешься!
Демиург Шамбамбукли покосился на листок в руках демиурга Мазукты.
— Заповеди..?
— Ага. Это очень занятная игра. Даешь людям какое-то указание, а потом смотришь, как они его выполняют.
— Ну-ка, дай взглянуть…
Демиург Шамбамбукли взял листок и прочел первую фразу.
— «Не стой под стрелой»… А что это означает?
— Это ничего не должно означать, это заповедь. Главное, чтобы звучало весомо и повелительно.
— Погоди, я чего-то не понимаю…
— А тут и понимать нечего! — Мазукта отобрал листок. — Вкладывать в заповедь какой-то смысл — глупое и неблагодарное занятие. Я сам так сперва делал, а потом понял, что это бессмысленно.
— Но почему?
— Да потому что людям ничьи советы свыше нафиг не нужны! Они все равно истолкуют любые слова так, как им больше понравится. Или каким-нибудь совсем дурацким образом. Лишь бы только не выполнять инструкции.
Демиург Шамбамбукли непонимающе заморгал. Мазукта вздохнул.
— Так. Объясняю подробнее. Вот, дал я, к примеру, людям такую полезную заповедь: «Мойте руки перед едой».
— В высшей степени разумное высказывание! — заметил Шамбамбукли.
— Кхм… да. Вот, взгляни сюда.
Мазукта протянул руку и достал с полки один за другим четыре толстых тома.
— Это что? — удивился Шамбамбукли.
— Комментарии мудрецов. Только на одну эту заповедь. Выясняли, что значит «перед».
Шамбамбукли присвистнул.
— Нехило… И к каким результатам они в конце концов пришли?
— Ну, если вкратце — то постановили, что промежуток между мытьем рук и поеданием пищи должен составлять не менее шести часов. А в те дни, когда приходится мыть руки с мылом, они и вовсе постятся.
— А… а какой в этом смысл? — осторожно спросил Шамбамбукли.
— Да никакого смысла. То есть, считается, что какой-то есть. Но высший. Недоступный человеческому пониманию.
Шамбамбукли недоверчиво хмыкнул.
— Или вот, — продолжал Мазукта, — «По газонам не ходить». Люди почти двести лет спорили, что я имел в виду. В конце концов, на основании косвенных намеков, подключив к работе лингвистов, установили, что такая форма глагола — «ходить»- употреблена в данном контексте с целью подчеркнуть, что по газонам нельзя перемещаться босиком, налегке и медленно. А в сапогах, бегом и с полной выкладкой — не только можно, но даже рекомендуется.
— Брр! — откомментировал Шамбамбукли.
— В общем, теперь для меня это просто игра, — заключил Мазукта. — Составляю пару десятков заповедей, а потом смотрю, как человечки начинают с ними извращаться. Иногда очень смешно получается! Попробуй.
Шамбамбукли неопределенно пожал плечами.
— Ну, не хочешь — не надо, — сказал Мазукта. — Только, когда будешь наставлять своих человеков, попомни мои слова. Заповеди должны быть четкими, ясными, не допускающими никаких двояких толкований и простыми в исполнении…
— Я не собираюсь давать никому никаких заповедей, — перебил Шамбамбукли.
— То есть как? — опешил Мазукта.
— Ну… так. Если человечество само не в состоянии разобраться, что можно делать, а чего нельзя — то кому оно нужно, такое человечество?
Тесная камера осветилась неземным светом и перед заключенным возникла сияющая фигура.
— Не ты ли великий ученый астроном Бармалео Бармалей? — вопросила фигура.
— Я, — кивнул заключенный. — А с кем имею честь разговаривать?
— Я — твой демиург.
— Шамбамбукли?
— Да, так меня зовут.
— Очень приятно.
— Взаимно.
Демиург и астроном вежливо поклонились друг другу.
— А можно немного притушить свет? — попросил Бармалео Бармалей. — Глаза режет.
— О, прошу прощения! — Шамбамбукли перестал сиять и разом утратил величественный вид. — Так лучше?
— Гораздо! А можно спросить, чем обязан визитом?..
— Все очень просто, — охотно отозвался Шамбамбукли. — Завтра на рассвете ты предстанешь перед Ученым Советом Великой Иквизиции. И тебя приговорят к мучительной смерти. А это неправильно.
— Неправильно — потому что я прав?
— Нет, потому что мне тебя жалко.
Бармалео Бармалей задумался.
— Но ведь она вертится? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он.
— Нет, — помотал головой демиург Шамбамбукли. — Не вертится. Это я тебе точно говорю.
— Не может быть! — нахмурился Бармалео. — Я всесторонне изучал этот вопрос тридцать лет и три года, провел массу измерений, и со всей ответственностью заявляю: она вертится! Могу доказать.
— Не можешь, — ответил демиург. — Потому что она на самом деле не вертится. Ты где-то ошибся.
— Не мог я ошибиться! — Бармалео Бармалей стукнул кулаком по коленке. — Я наблюдал за звездами, я для этого даже изобрел телескоп. Все выкладки перепроверял по десять раз. Ошибки нет!
— Очевидно, где-то она всё же есть, — ласково, как ребенку, улыбнулся демиург. — Мне бы не хотелось, чтобы тебя казнили, я решил тебя спасти и поэтому пришел лично заверить…
— Я не нуждаюсь в таком спасении! — насупился астроном. — Не надо мне вашей спасительной лжи, я стоял и буду стоять за правду!
— Ты хочешь сказать, что я лгу?! — удивился демиург.
— Я это, кажется, уже сказал. Ложь во спасение и всякое такое… Так вот — не надо. Спасибо, конечно, но обойдусь.
— Послушай, — немного помолчав, произнес Шамбамбукли. — Это мироздание я создал вот этими руками, — он показал астроному свои ладони, — и кому как не мне знать, что там вертится, а что нет? Я тебе говорю как крупнейший специалист в данном вопросе…
— А я не верю! — отрезал Бармалео. — Она все-таки вертится. И это факт!
— Нет, не вертится!
— Нет, вертится!
— Зуб даю, не вертится!
— Мамой клянусь, вертится!
Демиург навис над астрономом, уперев руки в бока. Астроном с вызовом вздернул на демиурга подбородок.
— Значит, так?
— Да!
— Ну хорошо же. Я тебе покажу… Я тебе сейчас так покажу!..
Демиург Шамбамбукли схватил Бармалео Бармалея за шкирку и свечкой взмыл вверх, сквозь тюремный камень, сквозь облака и тонкий озоновый слой. Астроном даже пискнуть не успел, как уже стоял рядом с демиургом на балкончике небесных чертогов.
— Вот, смотри сам! — Шамбамбукли ткнул рукой вниз. — Изволь убедиться, она движется равномерно и прямолиней…
Шамбамбукли поперхнулся на полуслове и уставился в недоумении на развернувшуюся внизу картину.
Зажмурив от удовольствия глаза, огромная черепаха медленно кружилась и раскачивалась в трансе под музыку сфер. На ее панцире неуклюже переминались с ноги на ногу три слона, стараясь попадать в такт. Лежащая на их спинах земля наклонялась то на одну, то на другую сторону, и от этого в океане возникали приливы и отливы.
— Ну, что я говорил?! — с торжеством воскликнул Бармалео Бармалей. — Все-таки она вертится!
— Безобразие какое… — возмутился Шамбамбукли. — Кто посмел поставить этот психоделический мотивчик? Я же сам запускал походный марш!
Он вздохнул, выдернул зуб и протянул астроному.
— На. Ты был прав.
— Я же говорил, а ты не верил, — наставительно поднял палец Бармалео Бармалей. — Наука не ошибается! Иначе она называется лженаукой.
— Ладно, — отмахнулся Шамбамбукли. — А что завтра с Инквизицией делать будем?
— Да ну её! — беспечно пожал плечами Бармалео Бармалей. — Навру чего-нибудь, велика важность! Это уже не принципиально, потому что… — его глаза сверкнули восторгом фанатика. — А все-таки! Она! Вертится!
— Чем занимаешься? — спросил демиург Шамбамбукли.
— Карты раскладываю, — мрачно отозвался демиург Мазукта.
— Получается?
— Нет.
Демиург Шамбамбукли присел на корточки рядом с Мазуктой.
— А что будет, если всё сложится?
— Мир во всем мире, — огрызнулся Мазукта, — и труднопредставимое счастье для всего человечества.
— Ух ты! — восхитился Шамбамбукли и посмотрел на расклад.
Мазукта как раз совмещал края двух карт.
— Так годится, по-твоему?
Шамбамбукли посмотрел, склонив голову набок.
— По-моему, красиво, — он провел пальцем по изгибу реки на месте соединения карт. — Вполне естественная граница.
— Я тоже так думаю. И народы там родственные, даже языки похожи. Вот с запада что приткнуть, не знаю…
Некоторое время демиурги передвигали контурные карты, убирали одни, подсовывали другие — но границы никак не хотели совмещаться. Постоянно наползали одна на другую, а несколько маленьких карт карманного формата и вовсе потерялись под широкими листами.
— Вот еще этих четырех королей надо распихать… — кусая губу, размышлял Мазукта. — Их рядом никак нельзя держать, один другого побьет.
— А если этого — туда, а того — сюда? — предложил Шамбамбукли.
— А этих двух?
— Ну… одного запихни на какой-нибудь остров.
— На остров нельзя, там у меня уже королева.
— Тогда на полуостров.
— Это можно…
Короли и тузы нашли свое место, с шестерками оказалось и того проще. Постепенно карта мира начала вырисовываться всё яснее. Границы стран притерлись друг к другу, пролегли пунктиры торговых путей, разными цветами обозначились политические и культурные связи.
— Смотри, кажется, получается! — обрадовался Шамбамбукли.
— Угу, — кивнул Мазукта, укладывая на место последнюю крошечную республику. — Все на месте, всё в порядке, в мире полная гармония и совершенство.
— Красота какая! — пробормотал Шамбамбукли. — Как у тебя здорово получилось!
— Да ну, ерунда, — скромно пожал плечами Мазукта. — Детская забава. Пойдем чай пить, поздно уже.
Он наклонился, поднял плащ, на котором только что раскладывал карты, встряхнул его и набросил на плечи. Разноцветные бумажки взлетели — и с шорохом осыпались на землю — одна на другую, одна на другую…
— Пущать не велено.
— Но я по важному делу!
— Все по делу.
— Ну пойдите, скажите ему, что Я пришел.
— Я с большой буквы?
— Да.
— Не пойду. Не велено беспокоить.
— Впустить! — крикнул Пророк, которому надоела эта возня у двери. Полог отодвинулся, и в шатер вошел посетитель.
— Здравствуй.
— Ну, проходи, нечистый.
Посетитель удивленно вскинул брови, оглядел себя, понюхал подмышки и обиженно спросил:
— Почему нечистый?
— В метафизическом смысле, — хмыкнул Пророк. — Ну хорошо, проходи, Сатана. Так тебе больше нравится?
— Ты меня с кем-то путаешь, — озабоченно пробормотал посетитель.
— Да? А кто же ты тогда?
— Я демиург.
Пророк расхохотался.
— И как же тебя зовут, в таком случае?
— Шамбамбукли…
— Вот ты и попался! — радостно ухмыльнулся Пророк. — Всем известно, что имя нашего демиурга Чурмбембдактчи. Он мне сам это сказал.
— Я такого не говорил! — возмутился Шамбамбукли.
— Еще бы! Ты, исчадие ада, конечно же, не можешь произнести этого имени. Ну, попробуй?
— И попробую! Чурем… погоди минутку… как ты сказал? Чермендак… Нет, Чурембендак… дук… дакт…
— Ага, не можешь!
— Ерунда какая-то! — помотал головой Шамбамбукли. — Зачем мне повторять всякую чушь? Это же я — демиург!
— Разумеется, именно так ты и должен говорить. Ты же, Сатана, великий искуситель. Но меня не обманешь.
— А я и не обманываю!
— Ну разумеется, — улыбка Пророка стала откровенно глумливой.
Шамбамбукли насупился.
— Я демиург.
— Ой, перестань, — отмахнулся Пророк. — А то я не видел демиурга! Он явился мне во сне, могучий и прекрасный, его голос был подобен колокольному звону, а на голове его был золотой венец…
— Ну и чем я виноват, что тебе снятся такие дурацкие сны?
— Это было пророчество! — нахмурился Пророк.
— Я могу надеть золотой венец, если это для тебя так важно.
— Поздно.
Шамбамбукли вздохнул.
— Ладно. Как бы меня ни звали — может, ты все-таки выслушаешь, что я хочу тебе сказать?
— Нет, — помотал головой Пророк. — Даже и не подумаю. Мне нет дела до твоих лживых речей.
— А зачем же ты велел меня впустить?
— Исключительно для посрамления.
— Хорошо, можешь посрамить, только сперва выслушай.
— Посрамить могу, а слушать не стану.
— Да очнись же ты! — закричал Шамбамбукли. — Неужели ты сам не понимаешь, что жечь детей в печах — безнравственно?!
— Эк тебя проняло! — засмеялся Пророк, глядя на покрасневшее лицо Шамбамбукли. — Что, не нравится, Сатана?
— Да, не нравится! И не говори мне, что это я тебе велел, или кто там твой бог. Ни один бог в здравом уме не мог такого приказать!
— Говори, говори, я тебя не слушаю. Я плюю на тебя, Сатана.
— Да какой я тебе, к черту, Сатана?! Что ты привязался с этим именем?
— Сатана, — спокойно ответил Пророк, — суть искушающее человека злое разрушительное начало. Раз ты задумал меня искушать — значит, ты Сатана.
— Я такого начала не творил, — медленно покачал головой Шамбамбукли. — Конечно, это очень удобно, сваливать свою вину на Сатану… но поверь мне, человека никто не искушает. Он прекрасно справляется сам.
— Ты мне наскучил, — отмахнулся Пророк и крикнул в сторону: — Стража!
В шатер вошел могучий стражник в кожаном доспехе. За ним ужом проскользнул секретарь с пером за ухом.
— Кого?
— Вот его, — Пророк указал на Шамбамбукли.
— Голову рубить или как?
Шамбамбукли судорожно схватился за горло, на котором виднелись уже два свежих шрама.
— Нет, — после секундного раздумья ответил Пророк. — На этот раз, пожалуй, утопление.
Стражник выволок Шамбамбукли из шатра.
— Уже четвертый в этом месяце, — заметил секретарь, делая пометку на папирусе.
— Тот же самый, — отозвался Пророк.
— И всё никак не угомонится! — с ноткой уважения произнес секретарь.