Роскошная хищница, или Сожженные мосты Крамер Марина

– Добрый день, Марина Викторовна, – приветливо улыбнулась она, заметив в дверях привалившуюся к косяку Марину. – Мы решили про репку почитать, заодно успокоиться немного, а то расшалились что-то, да, Егор?

Но Егор уже не слушал ее, затаскивая мать в комнату и дергая за руку, чтобы села на пол. Она подчинилась, и сын тотчас забрался к ней на колени, целуя в щеки.

– Соскучился уже?

– Надо же, как он к вам прилипает! Видимо, потому, что редко с вами бывает, – сказала Наталья Марковна, закрывая книжку и поднимаясь со стульчика.

– Это есть, – виновато проговорила Марина, обнимая Егорку. – Бизнес такой – все время в разъездах…

Няня сочувственно кивнула, но, кажется, не особо удовлетворилась этим объяснением. Видимо, считала, что мать должна больше времени уделять собственному чаду. А с другой стороны – не будь вечно занятых мамочек, что делали бы такие, как Наталья Марковна, вышедшие на пенсию или просто недовольные своими бюджетными заработками учительницы, воспитатели и прочие? Так что нечего морализировать. Марина платила деньги и не желала выслушивать нотации.

Она поставила Егорку на ножки, поправила его штанишки и рубашку и подтолкнула его к игрушкам. Он подхватил любимого медвежонка и потащил к машинке, а Коваль обратилась к няне:

– Наталья Марковна, вы занимаетесь с ним чем-нибудь, кроме чтения и прогулок?

– Марина Викторовна, Егор еще слишком мал, чтобы заниматься с ним чем-то, кроме игр, – терпеливо объяснила она, вертя в руках какого-то робота. – Ну, мы, разумеется, учим цвета, слова какие– то, я пробую его разговорить, но это, я вас уверяю, само придет. И заговорит он тогда, когда сам сочтет необходимым, тем более что звуки издает, и слова даже произносит.

– Ну, вы меня успокоили, – пробормотала Марина. – А то мы с Евгением Петровичем уже волноваться стали: пять слов, и все.

– А Евгений Петрович не живет здесь? – вдруг поинтересовалась няня, и Коваль нахмурилась.

– Наталья Марковна, вы меня извините, конечно, но в мою личную жизнь обычно совать нос не принято! – высказавшись, она встала и вышла, оставив няню с открытым ртом.

«Блин, удалось же ей испортить мне настроение! Способная тетка…»

С няней отношения как-то не заладились. Вроде бы и выполняла она все, что требовалось, и с Егоркой была ласковой и улыбчивой, мальчик к ней быстро привязался, но… Марина чувствовала, что няня относится к обитателям дома настороженно и даже неприязненно. На это можно было бы закрыть глаза, заботясь о спокойствии ребенка, но Наталья Марковна вдруг начала позволять себе высказывания вроде того, что вырвалось сегодня. Коваль терпеть не могла, когда кто-то извне совал нос в ее личную жизнь, этого не делала даже Даша, работавшая в доме много лет. Но уволить няню сейчас означало опять нажить себе проблем – с кем и как оставлять ребенка. Разумеется, можно возложить эту ответственность на кого-то из охранников, но ведь это не выход. С мальчиком нужно заниматься, а не тупо играть в машинки, ему нужно читать, с ним нужно рисовать, разговаривать… Нет, определенно, здесь не годился даже Сева, в обязанности которого с недавних пор входила охрана Егорки, если они с няней отправлялись куда-то за пределы поселка. Значит, выхода нет – придется терпеть, а если еще раз няня полезет не в свое дело, просто оборвать ее – грубо и резко. Если не глупая, то поймет.

…Хохол позвонил, когда Марина нежилась в джакузи. Егорка спал, уложенный в ее спальне, а она расслаблялась в горячей воде, кайфуя со стаканом текилы и сигаретой.

– Алло! – томно выдохнула Коваль, откинув крышку мобильника.

– Привет, моя радость, – проговорил Женька, и Марина вдруг так остро захотела увидеть его… – Чем занимаешься?

– Лежу в джакузи и пью текилу, – честно призналась она, затягиваясь сигаретой, и Женька захохотал:

– Ах ты, хулиганка! В одного?

– Как ты можешь? – «оскорблено» ответила Марина, погружаясь в воду по самый подбородок. – Я девушка приличная, разумеется, в одного!

Он промолчал, и Коваль вдруг ясно представила себе его лицо: брови, сошедшиеся к переносице, серые прищуренные глаза, твердые губы, сложенные в хищной ухмылке. Она не западала на записных красавчиков, ей нравились такие, как Хохол, – скорее похожие на зверей, чем на людей. Да и жесткость привлекала, неуступчивость – потому что Коваль прекрасно осознавала свою силу и власть, ей интереснее было сломать именно такого человека, заставить его подчиняться.

– Котенок, я так хотел бы быть с тобой… – признался Женька таким голосом, что она едва не завопила что-нибудь типа «приезжай немедленно». – Маринка, ты скоро наиграешься в принципы, а?

– Боишься засохнуть?

– Боюсь не выдержать, приехать и так тебя загасить, чтоб не встала потом! – не остался в долгу Хохол, и она даже застонала от воображаемой картины.

Атмосфера накалялась, Марина поняла, что еще пара фраз – и она разрешит ему приехать, а делать этого нельзя, надо заставить помучиться, чтоб не забывал, с кем имеет дело.

– Ты новость слышал? – Она быстренько перевела разговор на безопасную тему. – Бес с Веткой женятся.

– Тоже мне – новость! – фыркнул Женька. – Мне тоже приглашение привезли. Посмеяться хочешь? На два рыла!

– Вот сучка! – ахнула Коваль, выныривая из воды. – А я?!

Женька захохотал, довольный тем, что удалось ее зацепить:

– Расслабься, я пошутил. Вот, читаю: «Марина Викторовна и Евгений Петрович, имеем удовольствие пригласить вас… и бла– бла-бла. Подпись – «Григорий и Виола». Успокойся. Так может, я приеду? – как бы между делом вставил он, и Марина все– таки попалась, расслабленная теплой водой и текилой.

– Да… – А когда спохватилась, было уже поздно: трубка издавала только сиротливое попискивание, Женькин номер не отвечал – предусмотрительный Хохол мгновенно отключился.

Она, конечно, могла просто не впустить его, дать приказ охране на воротах и заставить настырного любовника уехать, но…

– Черт, как же все сложно-то у меня, зачем я так обостряю? – произнеся эту фразу вслух, Марина выбралась из джакузи и взялась за фен, начиная сушить волосы.

К приезду Женьки она подготовилась на все сто, перенеся Егорку в детскую и облачившись в любимый наряд любовника – ярко– красное платье и босоножки на тонкой прозрачной шпильке. Макияж делать не стала, только губы накрасила красной помадой, от чего стала похожа на напившуюся крови вампиршу. Распустив по плечам еще влажные волосы и нанеся на шею и запястья несколько капель египетского масла, Коваль уселась в каминной, не забыв прихватить тонкий хлыст.

Женька задерживался, Марина уже нервничала, выкурила штук пять сигарет и попыталась успокоить нервы стаканчиком испытанного средства. Хохла все не было, и в голове у Коваль уже пронеслась пакостная мыслишка о том, что он ее просто-напросто развел, заставил согласиться, заставил ждать и нервничать, а сам сейчас преспокойно сидит дома и кайфует от того, что смог-таки уесть стервозную любовницу. «Ну, это тебе просто так не пройдет!» – распаляясь все сильнее, подумала Марина, раздувая ноздри и начиная вынашивать план мести коварному Хохлу.

Но вот наконец услышала знакомый рев мотора «навигатора», лай собак и громкий Женькин крик:

– А ну, заразы, на место все! Поразвели здесь свору, ни пройти ни проехать – с ног сбивают!

Вот уже и дверь входная открылась, и такие знакомые шаги… Сердце заколотилось сильнее в предвкушении, и по телу пробежала волна непонятной дрожи. «Господи, ну где он там застрял?»

Женька вошел в каминную с таким огромным букетом хризантем, что Коваль поняла: объехал все ларьки города, собрал все цветы, имевшиеся в наличии.

– Ой, мамочка… – только и смогла выдохнуть она, взирая на это великолепие.

– И это все, что ты скажешь? – улыбнулся Женька.

К сожалению, цветов было слишком много, и они посыпались на пол, устилая весь ковер вокруг кресла. Хохол сходил на кухню, нашел там ведро и поставил в него букет, водрузив импровизированную вазу в угол каминной. Марина наблюдала за ним, покусывая кончик хлыста, и Женька словно только что заметил и ее наряд, и весь антураж:

– Ого! Подготовилась?

– Нравится? – игриво спросила она, не выпуская хлыст из зубов.

– Очень… – он опустился на колени и провел губами по ее ноге, неотрывно глядя в глаза.

Коваль чуть приподняла его голову за подбородок кончиком хлыста и облизнулась:

– Раздевайся…

– Здесь? – удивился он и тут же получил по спине:

– Молчать! Раздеваться!

Хохол подчинился, скидывая куртку и свитер.

– Дальше!

– Котенок… давай в спальне, а?

– Молчать! Я выбираю, где и что делать!

Этого Хохол уже не вынес, просто сгреб ее из кресла, закинул себе на плечо и понес наверх, в спальню, не обращая внимания на вопли и удары. Все, что угодно, он мог стерпеть, но только не главенство в постели – это была его привилегия, и пользовался он ею от души…

– Отпусти меня… – простонала Марина, пытаясь увидеть, что еще придумал обалдевший от безраздельной власти над не сопротивляющимся телом Женька, но поза была неудобной.

– Устала?

– Пить хочу – все пересохло…

Он сходил вниз и принес минералку, отвинтил крышечку и поднес бутылку к ее губам. Холодная влага заполнила рот, потекла по шее, освежая. Марина не могла оторваться от бутылки, но Женька отнял и стал целовать влажные от минералки губы. Коваль закрыла глаза, снова оказываясь в его власти, но он уже наигрался, а потому просто ласкал, заставляя постанывать и вздрагивать от наслаждения под его руками.

– Жень… я люблю тебя… – пробормотала она в экстазе, и Хохол, усмехнувшись чуть приметно, прошептал:

– И я, моя родная, и я люблю тебя… больше жизни люблю…

– Ну, это ты загнул, – вдруг совершенно трезвым голосом сказала Коваль, и Женька дернулся от неожиданности. – Про «больше жизни».

Хохол зло уставился на нее и уже собрался заорать, но она закрыла ему рот рукой:

– Помолчи. Нет ничего и никого, что бы человек мог любить больше жизни. Я это знаю, Женька… когда я сидела в подвале у Беса, то постоянно думала о том, как глупо поступила, не согласившись на условия Кадета. Всякий раз, когда этот придурок Кочан спускался, чтобы в очередной раз постараться кулаками убедить меня подписать необходимые Кадету бумаги, я думала только о том, что очень хочу жить, так хочу, что сердце заходится. И еще о тебе и о Егорке все время думала – как вы без меня останетесь, если что?

Женька отвел ее руку ото рта и попросил:

– Прекрати. Не смей даже думать об этом! Я не могу представить, что тебя вдруг не будет. Зачем тогда жить?

– Все… давай прекратим панихиду, а? – попросила Марина, сворачиваясь калачиком у него под рукой. – Я устала…

И еще об одном она подумала. О том, как завтра обрадовался бы Егорка, увидев в спальне не только маму…

Но все же справилась с собой и рано утром выставила полусонного Женьку из дома до того, как проснулся сын. Хохол пытался сопротивляться, однако Марина не слушала его возражений и протестов, толкала вниз по лестнице, не зло, но решительно.

– Мариш… ну чего ты, а? – бормотал Женька, слегка растерявшийся от ее молчаливого натиска. – Ну куда в такую рань-то? Еще и глаз не продрал, куда ты меня пихаешь-то?

Но Коваль осталась непреклонна и только уже у открытых ворот вдруг распахнула дверку джипа и поцеловала Хохла в губы, став буквально на секунды беззащитной и хрупкой женщиной, а не привычной для всех железной Наковальней. Женька понял, что еще совсем немного, чуть-чуть – и она сдастся. Ему осталось только подождать и дать ей возможность самой решить, когда и как он должен вернуться.

Он спокойно вывел машину за ворота коттеджа и потихоньку поехал в сторону города. Все тело сладко ныло от воспоминаний о прошедшей ночи, и Хохол непроизвольно улыбнулся. Поднеся к лицу руку, уловил знакомый тонкий запах духов – сколько Женька знал Коваль, столько она пользовалась именно этими. Большой голубой флакон без надписей, похожий на хрустальную ракушку, стоял на туалетном столике. Эта странная привычка его удивляла. Марина, такая непредсказуемая, взбалмошная и порывистая, проявляла в чем-то удивительное постоянство. Да и вообще в последнее время в ней что-то стало меняться. Возможно, появление ребенка так подействовало, и в характере несгибаемой Наковальни появилось нечто похожее на женщину. Хохла эти перемены радовали. Если бы еще при этом она пустила его обратно…

– …Что, так за ум и не взялась? – спросил Марину примерно через неделю после этого Бес, когда они прогуливались в лесочке за поселком. Впереди и сзади на почтительном расстоянии шли охранники – такой вот интим.

– Ты о чем? – Коваль вынула неизменные сигареты, закурила, прищурившись и глядя в совсем уже по-весеннему голубое небо.

– Я? Да все о том же. О Хохле твоем. Обратно так и не пустила?

Она промолчала, не желая обсуждать с Гришкой свою жизнь, тем более что позвал он ее на прогулку совсем не за этим.

Накануне Гришка получил странное письмо, в котором некто сообщал, что за определенную сумму может указать Бесу того, кто «заказал» его. Обсудить это радостное событие Григорий решил с Мариной, ну а с кем еще – как-никак, родня, да и правая рука в делах. Она понимала и разделяла его опасения и чувства – в пятницу должна состояться свадьба, а тут такая информация. По собственному опыту Коваль хорошо знала, чем может закончиться такое невинное мероприятие, как бракосочетание, для людей их с Бесом круга. Ее собственная первая брачная ночь состоялась только через три с лишним месяца после регистрации брака…

– Как думаешь, это на самом деле что-то стоящее, или так – фуфло с целью бабла поднять? – поинтересовался Гришка, поддев ногой какую-то корягу.

– Даже не знаю… проверить надо, потом уж думать.

– Может, нам свадьбу где-нибудь в другом месте организовать?

– Гриш, ты ж не хуже моего понимаешь: если это «заказ», тебя везде достанут.

Марина взяла его под руку, и Гришка кисло усмехнулся:

– Ну, успокоила! Лучше бы посоветовала, что делать.

– Я откуда знаю? – огрызнулась Коваль не совсем почтительно. – Ну, встреться с этим информатором!

– А вдруг это подстава? – с сомнением спросил Бес, и Марина совсем разозлилась:

– Ты меня удивляешь! Есть поговорка: «Зубов бояться…» Дальше рассказать или сам додумаешься?

– Сам, – засмеялся Гришка. – А ты не дашь мне кого-нибудь из своих?

– Зачем?

– Ну, ты ж видела моих дегенератов… Они ж, чуть что, сразу за волыны хватаются! – развел руками Бес.

Коваль задумалась: что-то не понравилось ей в этом предложении, но что именно, понять она не могла. Давать Бесу своих пацанов тоже не хотелось, она очень привязывалась к людям, пробывшим возле нее много лет, считала их родными. Теперь нужно было как-то грамотно мотивировать отказ, чтобы и Беса не обидеть, и самой выкрутиться. Но делать этого не пришлось – позвонил Ворон. Бес нетерпеливо махнул Марине, чтобы отошла и не мешала разговаривать, и Коваль удалилась метра на три. По мрачнеющему лицу Гришки она догадалась, что Ворон позвонил не о здоровье поболтать, сказав явно нечто неприятное. Бес убрал трубку в карман и выразительно посмотрел на Марину:

– Ну-ка, звони домой.

– Зачем?

– Звони-звони. А то тут Мишаня мне любопытную байку прогнал – ему тоже письмишко пришло с предложением встретиться и обсудить «заказ» на него. Так что не кобенься мне тут – звони, сказал!

Она позвонила. У нее дома все было спокойно.

– Странно, не находишь? – протянул Бес тоном, не предвещающим ничего хорошего.

– Это ты к чему? – подозрительно спросила Коваль, хотя и сама уже обо всем догадалась.

– А к тому – не ты ли, а?

Марина не на шутку завелась: неужели она так похожа на идиотку, чтобы заказать своего компаньона и своего родственника? И потом что делать? В городе начнется анархия, потому что одна Коваль ни за что не удержит все на том уровне, который имеется сейчас и делает город вполне благополучным местом. Появятся банды отморозков, они непременно попытаются взять город и регион под свой контроль. Снова кровь, резня, стрельба и горы трупов – это уже проходили, еще при Мастифе. И подумать о том, что Марина может начать все это… Определенно, Бес лампочку стряхнул!

Пока Коваль кипела праведным гневом, Гришка внимательно наблюдал за ней, а потом изрек, прервав ее тираду:

– Или ты действительно не при делах, или ты такая классная актриса, что ни один мускул не дрогнул.

– Ты дурак! – снова взвинтилась она. – Мне в первую очередь это невыгодно! Пока мы контролируем весь регион, я сплю спокойно, зная, что чужих нет! А если вас не будет – я что делать буду? У меня ребенок!

– Ты говоришь, как кассирша из супермаркета, – усмехнулся Гришка.

Она затопала ногами, чувствуя, что сейчас не выдержит и покроет Беса матом, не стесняясь ни своей, ни его охраны:

– Да мне ровно! Я не о вас, я о Егоре должна думать! И мне меньше всех нужно, чтобы опять начался передел территории, я слишком хорошо знаю, как это бывает! Это ты явился сюда на все готовое, и единственное, что тебе пришлось сделать, так это Бурого завалить, и то ты через меня действовал! Мою голову подставил!

– Да не ори ты, в ушах звенит! – приказал он, хватая ее за руку. – Разберемся!

– Разберешься ты! – вырвалась Марина, снова доставая сигареты.

Закурив, она пошла вперед, оставив всю компанию стоять на полянке. За ней моментально двинулись охранники, а следом поспешил и родственник, догадавшийся, что дело, похоже, все– таки не в Наковальне – иначе с чего бы ей так реагировать? Да и вряд ли неглупая баба стала бы поручать такое тонкое дело кому– то со стороны, у нее всегда имелись свои специалисты, да и Жека Хохол взял бы дело на себя, скорее всего. Бес нагнал Марину и взял за рукав, но она вырвалась.

– Ладно-ладно! – примирительно заговорил он. – Поедем, посидим где-нибудь!

– Не хочу!

– А я сказал – поехали! – повысил голос Гришка, и Марина была вынуждена подчиниться.

Они направились к Ворону в «Матросскую тишину», предварительно позвонив и предупредив, что едут. Мишка понял все, как надо – в кабаке лишних не было, кроме того, за центральным бильярдным столом обнаружился Хохол в компании вороновских охранников.

– Привет, дорогой! – она села на край стола и обняла Женьку за талию.

– Привет, – он мимоходом чмокнул ее в нос и поставил на пол. – Погоди пять секунд, я только Кунгура под орех разделаю.

С этими словами Женька изогнулся и, прищурив левый глаз, отправил шар в лузу:

– Готово дело. Что, Кунгур, ваши не пляшут? Гони бабки.

– Все, Хохол, я с тобой больше не катаю! Развел опять!

Кунгур вздохнул и полез в карман, отсчитал энную сумму и протянул Женьке. Хохол невозмутимо спрятал выигрыш в карман и повернулся к Марине:

– Ну, вот теперь здравствуй, дорогая!

Он подхватил ее на руки и поцеловал в губы, не обращая внимания на окружающих. Бес осуждающе покачал головой, но промолчал. Женька усадил Коваль за стол и заботливо поинтересовался, не собирается ли она поесть. Марина посмотрела на него с удивлением можно подумать, он не знал, что она ни при каких условиях не ест на чужой «точке».

– Ты не бойся, я сам приготовлю. Он выглядел абсолютно серьезным, и она усмехнулась:

– Ты с Вороном договорись, а то вдруг ему новый шеф-повар не нужен?

– Да почему же? – пожал плечами сидящий тут же Ворон. – Рискни, Хохол, раз твоя дама моей кухней брезгует.

– Да не в том дело… – начала Марина, но он перебил:

– Так, все, хорош оправдываться! Пусть идет и делает все, что хочет, а мы пока о делах поговорим.

Ох, не понравилось Хохлу это высказывание… Но он удалился на кухню, оставив Марину в милом обществе. Бес сделал величественную морду и уселся во главе стола, прямо как король на троне, а Коваль с Вороном – по краям, «согласно купленным билетам»: она справа, он слева. Субординация, как в армии…

– А что ж мы Ашота не позвали? – поинтересовалась Марина.

Ашот – новый «шах» местных кавказцев – добился-таки своего, совсем недавно Бес принял его с глазу на глаз, составил ему протекцию, помог короноваться и потом единолично ввел в круг. В обход пошел, не сказав ни слова. Ворон и Коваль, разумеется, смолчали, но Ворон затаил злобу – это было против всего. Лицо его скривилось в гримасе отвращения:

– Наковальня, зачем завела базар этот? Ты ведь знаешь, Ашот – из «апельсинов», я с таким за один стол не сяду.

«Апельсины» – коронованные не по «закону», а за деньги, и Ворон прав, но тогда выходило, что и Марина здесь совершенно не по праву. Хотя по этому вопросу все уже давно утряслось, еще при Строгаче, и больше никто не возникал – привыкли. Кроме всего, именно Марина в свое время заочно настроила Ворона против новоявленного соратника, чтобы иметь поддержку в случае чего. Ходили упорные слухи, что Ашот, дальний родственник покойного Мамеда, убитого еще по приказу Малыша, поклялся отомстить гонористой Наковальне за его гибель, а заодно и за то, что все бывшие «подкрышные» автосервисы мамедовской бригады подмял под себя ее любовник Жека Хохол. Воевать с молодым горцем в одиночку, да еще имея на руках маленького ребенка, Коваль не решилась, а потому, грамотно воспользовалась случайно полученной информацией о готовящейся коронации Ашота за деньги, и сумела правильно преподнести это Ворону, придерживавшемуся старых порядков. Вот и сегодня, каким-то внутренним чутьем определив, что Ашот все-таки может появиться здесь, Марина невинным по сути вопросом привела Ворона в, так сказать, боевую готовность.

Бесу, разумеется, не понравилось, что Ворон посмел высказаться в таком пренебрежительном тоне о его протеже – он гневно сверкнул глазами и в двух словах объяснил, насколько они оба неправы. Марина фыркнула, а Ворон помрачнел, махнул замершему поодаль официанту и велел принести выпивку и какую-нибудь легкую закуску.

– И лимон порежьте тоненько. Да – оливки есть?

– Есть, Михаил Георгиевич, – почтительно склонился официант.

– Принесешь сюда банку и в моем присутствии откроешь, – приказал Ворон, и Коваль поняла смысл этой выходки: решил показать ей, что с его стороны подвоха ждать не следует.

Через несколько минут официант расставил все на столе, открыл банку испанских оливок, и Ворон демонстративно съел несколько штук. Марина засмеялась:

– Не колоти понты, дорогой!

– А иначе ты надерешься раньше, чем Хохол тебе свое принесет, – парировал тот.

– Придурки… – пробормотал Бес. – Что выделываетесь? Серьезный базар, а вы все играетесь!

– Та-ак! – негромко протянул вдруг Ворон, пристально глядя в сторону входа – там галдели, раздеваясь, какие-то кавказцы. – Не позвали, говоришь?

Это был Ашот собственной персоной, в окружении своих абреков. Наглый молодой хам не счел нужным даже поздороваться, упал на стул напротив Беса и пальцем поманил официанта. Гришка, однако, не оценил такого поведения и недовольно бросил:

– Не зарывался бы ты, джигит! В приличной компании обычно начинают с приветствия.

– Здравствуй, дорогой! – с сильным акцентом проговорил он, игнорируя Марину и Ворона по-прежнему. – Рад видеть тебя.

– А нас, значит, ты не рад видеть? – поинтересовалась Коваль, закурив сигарету, и горец соизволил обратить на нее свое внимание:

– В моем мире принято, чтобы баба молчала и не лезла в мужские дела!

– В своем мире ты будешь жить так, как ты привык, а здесь, будь добр, делай все, как принято у нас.

– Я не стану выслушивать твоих бредней, телка! – огрызнулся он. – И не тебе меня учить и говорить о понятиях! Скажи спасибо, что я вообще сижу с тобой за одним столом!

– Ой, спасибо! – совершенно серьезно сказала Коваль, глядя на него в упор. – Вот счастье-то привалило!

– Наковальня! – предостерегающе глянул Бес, но она проигнорировала.

Из кухни появился в сопровождении Хохла официант с подносом, на котором стояли тарелки с умопомрачительно пахнущими отбивными. Женька как знал – приготовил на всех. Косяк заключался только в одном – это была свинина… Оскорбленный Ашот забормотал на своем языке, брезгливо отодвинул тарелку и злобно глянул на Хохла. Тот пожал плечами:

– Ну, извини, братан, не знал, что и ты здесь!

– Шакал… – в полголоса проговорил Ашот, но Женька услышал.

– Хохол! – предупредила Марина его выпад, и он послушно сел рядом с ней.

Повисло напряженное молчание, все словно ждали подвоха со стороны соседа, только Коваль с Вороном, пожалуй, друг друга не опасались. Хохол исподтишка следил за Ашотом, и было видно, что мстительный Женька ни за что не спустит молодому наглецу эпитета «шакал». Марина незаметно опустила руку под стол и сжала пальцами Женькино колено: мол, прекрати, иначе все осложнишь. Он кивнул, сосредоточился на отбивной, но на Ашота все равно косился. Наконец Бесу, видимо, надоела МХАТовская пауза, и он, отодвинув от себя тарелку, начал:

– Ну, молчать смысла нет, так ничего не выясним… Хохол, иди погуляй, – бросил он Женьке, но тот не двинулся с места, и тогда Гришка посмотрел на Коваль, призывая воздействовать на упертого любовника.

– Выйди, – негромко велела она, и Женька подчинился.

– Так вот, – продолжил Бес, постукивая по столу пальцами, на одном из которых сверкал большой квадратный бриллиант. – Сдается мне, что кто-то начал непонятную игру. Вполне возможно, что этот кто-то сидит сейчас здесь.

«Ну, понеслось! И кого же это имеет в виду мой дорогой родственничек, уж не жену ли своего погибшего брата? Что-то подсказывает, что именно так и обстоит – иначе почему он сидит ко мне вполоборота? Игнор…».

Марина потянулась за сигаретами, но Гришка неожиданно велел:

– Не кури, заколебала!

– Еще чего мне прикажете не делать? – насмешливо поинтересовалась она, но сигареты оставила в покое – зачем дразнить гусей?

Ворон неодобрительно скосился на Беса, но быстро взял себя в руки и потянулся к стакану с минералкой. Ашот достал из кармана агатовые четки и с отсутствующим видом начал перебирать их.

– Что молчите? – спросил Гришка, оглядывая собравшихся. – Наковальня, что скажешь?

Она пожала плечами:

– Я все сказала тебе пару часов назад, больше добавить нечего.

– А подумать?

– Не о чем.

– Понятно… – Бес помолчал, потом обратился к Ворону: – А ты?

– А что – я? Если ты помнишь, мне тоже пришло письмо. Если разрешишь, я скажу, как понимаю. – Ворон бросил неприязненный взгляд на щелкающего четками Ашота, но тот только широко улыбнулся и занятия своего не прекратил. – Не кажется тебе, что эти малявы – подстава?

– Чья?

– Да хоть чья! Того, кому выгодно стравить нас, например, или просто ментовская. Или кто-то что-то не может простить Наковальне… – Снова последовал весьма красноречивый взгляд на Ашота, и Марина поняла, что имеет в виду Мишка.

«Черные братья» до сих пор злобились на нее за Мамеда, хотя она лично никакого отношения к его смерти не имела, это покойный Серега Розан и Хохол с пацанами по приказу Малыша вырезали за ночь почти всех мамедовских. И, между прочим, и сам Мамед был не без греха, убить его у Марины были все основания, ведь именно он подослал к ней киллера и едва не отправил на тот свет. Так что формально все по понятиям, но упрямые и злопамятные горцы затаили злобу. А уж Ашот и вовсе не скрывал, что при удобном случае непременно поквитается.

Ашот, видимо, тоже догадался, к чему клонит Ворон, отбросил четки и вскочил на ноги:

– Отвечай за базар, Ворон! Ты на меня тянешь, что ли?

– А хоть бы и так, – спокойно подтвердил Мишка. – Докажи, что я неправ, и я принесу свои извинения.

– Пошел ты! – заблажил Ашот. – Кто ты, чтобы я оправдывался? И кто такая эта шлюха, чтобы я толковал с ней на равных?

– Следи за собственным базаром! – приказал Бес, поняв, что пора вмешиваться, но Ашота понесло.

Он выскочил из-за стола, сжал кулаки и, сверкая глазами, завопил:

– Да вертел я вас всех! Сидите, понтуетесь! А время ваше кончилось еще в начале девяностых! Кому вы теперь нужны, уголовное дерьмо?! Сейчас мы, молодые, власть забираем, а вы со своими понятиями катитесь к едрене-фене! Захочу сейчас – и только перья от вас останутся! Перемочим, на хрен!

И тут гневная тирада была прервана расколовшимся о его голову стулом – это Хохол не вытерпел, вошел неслышно и отоварил зарвавшегося «апельсина». Ашот мешком упал на пол, на звук удара из холла ввалились шестеро горцев со стволами, но Хохол и это предусмотрел – из кармана появилась финка, которую он приставил к горлу вырубленного Ашота:

– А ну, волыны попрятали! Я кому сказал?! Отрежу башку на фиг пахану вашему! Ну?!

Горцы нерешительно попятились, а Женька заорал:

– Кунгур! Проводи гостей!

Вороновские и бесовские пацаны мигом обыскали карманы гостей, выбросив на пол найденное оружие, потом скрутили всех шестерых и повели к выходу. Ашот в себя так и не пришел, а потому Женька собственноручно отволок его к машине, сдав абрекам.

Когда Хохол вернулся, Коваль вскочила и кинулась к нему, наплевав на всех присутствующих, повисла на шее, и он, подхватив ее под колени, понес обратно к столу, усадил и сам сел рядом, обняв за плечи:

– Ну, что ты? Все нормально, гостей проводили…

– Ну, ты даешь, Хохол! – с некоторым даже уважением произнес Бес. – Ловко отработал!

Женька пожал плечами, потянулся к стакану с минералкой, выпил ее залпом а потом, сжав на Маринином плече пальцы, уставился в лицо Беса и негромко сказал:

– Я никому не позволю касаться моей женщины ни словом, ни, тем более, пальцем. Запомни это, Бес.

Если бы не благодарность за то, что Женька разрулил все быстро и без крови, Гришка, конечно же, не стерпел бы такого поведения от человека, не имевшего права открывать рот без санкции. Но не будь Хохла сегодня, еще поди узнай, чем закончились бы посиделки, а потому Бес промолчал.

– Полезла гниль из твоего крестничка, Бес, – подлил маслица Ворон. – Ведь говорили – не вяжись с молодыми отморозками. Но ты на все за деньги…

– Хватит! – рявкнул Гришка, отшвыривая салфетку. – В мои дела соваться моду взяли! Я в твои лезу? Снимаешь бабло с торгашей своих – вот и снимай, мутите с Наковальней со спортсменами – вот и давай, а меня не учи, где мне деньги поднимать!

– Не надоело ругаться? – поинтересовалась Марина, не выпуская Женькину руку из своей. – Вы теперь прикиньте оба, что начнется, – этот молодой козлик не оставит оскорбление без ответа.

– Так это больше твой головняк, – спокойно ответил Гришка. – Это твой мужик на рожон полез.

Он смотрел на Марину с легкой издевкой: мол, вот ты и влипла опять. Не сама – так любовник подставил, теперь давай расхлебывай, а я не при делах.

– Ага, вот, значит, как ты повернул… – протянула она, сжимая Женькину руку и впиваясь ногтями в запястье так, что Хохол тихонько зашипел. – Значит, это мой головняк, да? Оригинально… А вот если бы ашотовские абреки завалили тут всех к чертовой матери, тогда это чей был бы головняк? Если бы Хохол не вмешался?

Бесу это высказывание не понравилось, он поморщился и покачал головой. А Марине в сердце и в самом деле закралась тревога, и не за себя, за Женьку. Теперь ему нужно быть вдвойне осторожным, иначе… нет, об этом она даже думать не могла, так ей стало страшно…

– Поедем домой! – приказала она, вставая со стула и игнорируя недовольную морду Беса.

Женька подчинился, подал шубу, Коваль, не оборачиваясь, махнула рукой Ворону и Бесу и пошла к двери. Хотелось поскорее на воздух, словно в просторном помещении клуба вдруг резко стало нечем дышать.

Уже в машине она, подняв перегородку, повернулась к Хохлу и обняла его, прижав голову к своей груди.

– Ты чего, котенок? – приглушенным голосом спросил он, не совсем понимая, что с ней происходит.

– Женька… я умоляю тебя – не лезь никуда, я прошу тебя, родной мой, мальчик мой… Женечка…

Ей почему-то вдруг стало казаться, что если Хохол будет все время рядом с ней, то с ним ничего не произойдет, никакая опасность ему не грозит, потому что она, Марина, защитит его уже одним своим присутствием.