Анафема Куприн Александр
Чернышов покрутил в руках ручку и хмыкнул:
— Вы так хорошо разбираетесь в доказательствах в делах о наркотиках. К чему бы это?
— Ну, как же. Как же… Я же не в небесных чертогах живу, где Отец Мой…
— Молчи!!! Не богохульствуй!
Крик хлестнул по комнате. Савва медленно выпрямился, Чернышов обернулся и даже «опричники» за спиной Внука Божьего вздрогнули и уставились на Даниила. Тот обнаружил, что стоит посреди камеры и дрожит от ярости.
Он ненадолго закрыл глаза.
«Господи, дай мне сил. Господи, молю тебя, наставь меня на пути тяжком».
Ярость мгновенно ушла, но сменилась холодным слепящим пламенем. Даниил двинулся к Амнониаду.
— Ты использовал имя Господа, чтобы обогащаться. Соловейчик отвел взгляд от него и сглотнул. Даниил шагнул еще ближе.
— Ты лгал людям, отнимал у них последнюю надежду.
Чернышов поднялся из-за стола и открыл рот, но ничего не произнес. Еще шаг.
— Ты виновен перед Господом и людьми.
Савва сделал движение, как будто хотел укрыть задержанного от взгляда Даниила. Один из «опричников» наоборот, отодвинулся в сторону. Видимо, вспомнил слухи, которые ходили по Анафеме в последние дни.
Даниил подошел почти к самому столу и вытянул руку в сторону Внука Божьего.
— Господь тебя накажет, не я.
Контроллер резко развернулся, отошел от стола и опустился на стул у стены. До конца допроса Даниил не отводил горящего взгляда от фальшивого патриарха.
«Прости Господи, заблудшую душу… Защити и сохрани от нечистого. Суд Твой справедлив, Господи…»
Допрос скоро закончился, никто не хотел его затягивать после слов Даниила. Конвой увел бывшего патриарха Нового Храма. Инок, не отвечая на вопросы напарников, коротко попрощался и быстро ушел, едва ли не выбежал из здания.
Дома он заставил себя прочесть вечернюю молитву. Потом по дюжине раз — «Отче наш» и «Тропарь», в наказание за небрежение. На еду даже смотреть не хотелось, и вечерять бывший инок не стал.
В сон Даниил провалился как в липкую трясину.
Через пять часов его разбудил звонок Саввы. Бывший десантник пребывал в растерянности. Да и было отчего — ночью, в пустой камере, умер Внук Божий. Его нашли на полу, синим от удушья, со скрюченными пальцами. Тело изломано предсмертной судорогой, да так, что не осталось ни одной целой кости. Анализ записей охранной системы показал, что в камеру к Амнониаду никто не входил. Спешно вызванный патологоанатом заключил, что у умершего по какой-то причине произошел сильнейший паралич мышц, в том числе и сердечных. Об одном умолчал врач — ему еще не приходилось слышать о том, чтобы паралич перемалывал кости и жилы в липкий студень.
Даниил выслушал Савву, помолчал и вдруг неожиданно произнес:
— …Утром же, когда Навал отрезвился, жена его рассказала ему об этом, и замерло в нем сердце его, и стал он, как камень…
— Да, — сказал Корняков. — Я уже нашел это место. Первая книга Царств. Правда, еще и в Третьей есть. Слушай. «После этого заболел сын этой женщины, хозяйки дома, и болезнь его была так сильна, что не осталось в нем дыхания». Не знаю, что больше подходит.
Инок вздрогнул и, не прощаясь, положил трубку. Одна мысль билась у него в голове как пойманный в капкан зверь. Ведь он сказал тогда Внуку Божьему:
«…Господь тебя накажет, не я…»
Господь…
Не я…
Не я!!
Фонограмма № 52754-12.
Сохранившийся фрагмент оперативной записи.
Дата: 26.10.2008. Время: 19.52—20.17
— …что вы хотите этим сказать?
(Приглушенный звук шагов, грохот отодвигаемого кресла, скрип.)
— Просто думаю, что пора подвести итоги. Ваша Анафема работает уже больше трех лет. Есть ли какие-нибудь положительные результаты? Лично я пока никаких изменений не наблюдаю.
— Ну, за такой короткий срок вряд ли можно ожидать глобальных результатов. Да и не три года, как вы сказали, а всего лишь около пяти месяцев. Реальная работа Анафеме началась этим летом, все, что было раньше — обычная подготовка.
— Подготовка сроком в два с половиной года?
— Конечно. Надо было убедить Церковь в том, что создаваемая структура полезна в первую очередь для нее, а потом аккуратно подтолкнуть иерархов к мысли переподчинить Спецгоскомитет себе. Сейчас мы имеем прекрасно отлаженную спецслужбу, полностью финансируемую и управляемую — номинально (короткий смешок ) — Русской православной церковью. С ее помощью Анафема полностью укомплектована кадрами. Мы отобрали самых лучших, проверенных людей. В основном — верующих.
— Это так важно? Предлагаете вспомнить монархическое прошлое?
— Дело не в этом. Верующему человеку не нужно управление собственной безопасности. Его заменяет совесть. И борется он не с абстрактным Злом, и не с конкретными преступниками, а с «происками нечистого». В Анафеме даже свой чудотворец появился…
— Да? И что он делает?
— У меня есть копия внутренней докладной куратора одной из групп в Патриархию. В ней описывается, исходя из показаний нескольких надежных свидетелей, как контроллер Даниил Шаталов молитвой обратил преступника в соляной столп.
(Пауза в записи, 11 секунд.)
— Гм… И вы в это верите?
— Не важно верю ли я. Важно, чтоб поверили другие, в первую очередь — будущие клиенты Анафемы. Кстати, в другой докладной того же куратора сказано, что некий дилер, попавший в разработку в группу, упорно отрицал свою вину на всех допросах, но как только увидел Шаталова, моментально выложил всю подноготную. Даже то, о чем его не спрашивали.
— Не знаю, Михаил Денисович, не знаю. По-вашему выходит — все отлично, все замечательно. А у меня вот другие сведения. Я запросил из прокуратуры несколько дел Анафемы. Не церковных — вполне (смешок ) мирских: наркотики, детская проституция и так далее. Давайте посмотрим, например, вот это…
(Металлический щелчок, шуршание.)
— Контроллеры Анафемы задержали двух мелких дилеров, через них удалось выйти на оптового поставщика, взять курьера и разрушить свеженький канал поставки. Внешне — тишь да гладь. Но это только внешне. Конечно, задержание проведено вполне профессионально: у вас много бывших десантников и собровцев, силы и опыта им не занимать. Наркоторговцы пытались подкупить контроллеров — в материалах дела есть оперативная видеозапись задержания и первичного допроса — и потерпели неудачу. Крупная сумма денег, оптовая партия товара, ситуация самая выгодная, ведь им ничто не угрожало, да и не могло угрожать… Словом, ваши подопечные отказались. Так что насчет отдела внутренней безопасности вы, возможно, правы. И такой случай — не единственный. А вот дальше… дальше начинаются неприятности.
— Какие?
(Пауза в записи, 11 секунд, звон стекла, бульканье.)
— Дело едва не развалилось в суде. Там были какие-то грубые нарушения УПК при задержании, один из обвиняемых заявил, что к нему применялись меры физического воздействия. Адвокат даже предъявил рентгеновский снимок и заключение медэкспертизы. Челюсть ему сломали, что ли… не помню. Да и не главное. Дело фактически спас следователь, который методично и четко исправил все ошибки ваших контроллеров. Иначе дилеров пришлось бы отпустить, да еще и извиняться,
— Видите ли, Владимир Борисович… это был эксперимент. В рамках всей программы, конечно. По договоренности МВД Анафема получила некоторые новые функции. До середины две тысячи седьмого года контроллеры участвовали в мирских, как вы верно выразились, делах лишь как наблюдатели. Теперь они получили право вести самостоятельные расследования.
— Которые едва не провалили!
— Ну, зачем же так категорично. Такие случаи — единичны… может, еще два-три, не больше. Да и закончилось все, насколько я помню, задержанием крупного поставщика, от МВД даже пришла благодарность. Остальные же дела проведены самым лучшим образом. Ни жалоб, ни направлений на доследование. Наша беда в том, что в Анафеме пока еще мало опытных розыскников, таких, что УПК знают лучше, чем «Отче наш» (смешок). Их приходится ставить командирами групп, и, естественно, они не могут за всем уследить. Младший же состав горит энтузиазмом, истово верует, как я уже говорил, но, к сожалению, плохо подкован в юриспруденции.
— У вас другая беда, Михаил Денисович. Все объясняется гораздо проще — Анафема как спецслужба действует вне правового поля. Никакими законодательными актами не установлены ни границы ее ответственности, ни статус работников. Контроллер — кто он? Инспектор? Следователь? Прокурор? Где предел его юрисдикции? Должен ли он проводить, например, задержание по тем же нормам УПК, что и обычный опер, или как-то иначе? У вас сейчас скорее первое, чем второе, но прав у контроллера значительно больше, чем у его коллеги из районного отделения или даже с Петровки. Но потом задержанных передают Минюсту для следствия и суда, и дело сразу же возвращается обратно в правовое поле. И любой адвокат, если он не полный идиот, моментально ухватится за это противоречие. Я понимаю, намерения были самые благие — помочь МВД, снизить уровень преступности, а заодно и провести эксперимент. Но теперь он уже вышел из-под вашего контроля, и остановить его без большого шума и непонимания в самом Спецгоскомитете вряд ли удастся.
— И что вы предлагаете?
— Надо либо вывести Анафему из подчинения Церкви, целиком укомплектовать ее нормальными оперативными кадрами…
— Это невозможно!
— Значит, у вас должны появится СВОИ, никому, кроме РПЦ не подконтрольные следователи, СВОИ суды и СВОЯ прокуратура.
— Но для этого придется…
— Изменить законодательство. Чего мы, собственно, и хотели с самого начала.
— А не рано?
— Рано. Но в ином случае новые функции Анафемы не принесут ничего хорошего. Ваш Спецгоскомитет из пугала превратится в посмешище. Каждый преступник будет знать его слабые стороны и постарается на следствии и суде вести себя соответственно. А значит, в будущем Анафема станет бесполезной. Не хочу сказать, что вы поторопились с экспериментом, но теперь у нас почти не осталось выбора.
— Я не уверен, что могу решать такие вопросы. Это выше моей компетенции. Простите, Владимир Борисович, но мне нужно посоветоваться, просчитать варианты.
— Что вы! Я не призываю менять все немедленно. Я лишь хочу предупредить, что время поджимает, и скоро мы окажемся в жестком цейтноте. Вам надо успеть.
(Вздох.)
— Безусловно. Я во многом с вами согласен. И не только по той причине, что вы сейчас изложили. Есть и еще одна. Видите ли, у нас не глупцы сидят. Наоборот — умные, опытные профессионалы, умеющие просчитывать ситуацию не хуже целого аналитического отдела. Не все, конечно. Есть честные, но недалекие, есть по-детски наивные — следствие церковного воспитания. Но из руководителей групп кое-кто уже задается вопросом: зачем создали Анафему? Пока только самые умные. Скоро это начнут делать все.
9. 2008 год. Осень-Зима. Феод
Началось все с пустяка. Стала чесаться родинка на плече. Летом она совсем про себя не напоминала, а тут неожиданно проснулась.
Марина сидела в доме отца Базиля, переписывала по его просьбе список «должников». За лето он вырос еще больше — у деревенских не всегда находилось время отработать послушание. Пахом Рыков, к примеру, довел свой счет до десяти дней, а Поляков — до недели. Конечно, мужики все также пытались задобрить батюшку дарами — благо теперь, в летнюю пору, собрать корзину-другую грибов или короб ягод стало совсем несложно, да и золотой корень в этом году народился на загляденье. Грешили поменьше, просто времени не хватало, но уж если нарушали какие заповеди, то на всю катушку.
Отец Базиль шутил:
— Пахом Рыков да Поляков откуп носят каждый день, словно зарплату. Был бы у нас проездом какой-нибудь патриарший посланник, решил бы, что я церковную десятину с прихожан беру. Меня бы разом сменили и за греховное сребролюбие сослали в монастырь. Так что видишь, на что приходится идти, чтобы заблудшие души светом озарить.
И вот как раз в этот момент родинка и напомнила о себе. Да так сильно, что сколько Марина не дергала плечом, — ничего не помогало. Конечно, можно было плюнуть на все и почесать родинку рукой, но при отце Базиле Марина постеснялась.
С того дня проклятая папиллома в виде трех хвостатых запятых уже не успокаивалась. Иногда зуд появлялся один-два раза в день, обычно — чаще. Марине приходилось терпеть просто адские пытки. Сидит, бывало, с отцом Базилем, ведет душеспасительную беседу или обсуждает школьные дела, а сама чуть зубами не скрипит. Зуд такой, что хоть на стенку лезь! Хуже всего бывало во время уроков Закона Божия, которые Марина проводила вместе с батюшкой. При всех не почешешься, и из класса не выйдешь — воспримут как неуважение, потом вся деревня судачить будет. И так колодезяне недоумевают, почему Марина со священником до сих пор не поженились, думают, что ссора какая между ними случилась.
«Не дай Бог лишний повод сплетникам дать, — подумала девушка. — Потом сама не рада будешь. А отец Базиль рассердится, что я, мол, подрываю его авторитет в приходе. Нет уж, лучше потерпеть, от чесотки пока никто еще не умирал».
Марина пыталась рассматривать родинку в зеркало, но ничего особенного не заметила. Решила — наверное, какое-нибудь раздражение на коже, что при жутком качестве местного мыла совсем не удивительно. Но от объяснения легче не становилось.
Впрочем, все это не смертельно.
Но именно благодаря родинке Марина однажды обратила внимание на одну интересную особенность.
Отец Базиль часто диктовал ей письма: различным священникам в другие епархии, как считала Марина — своим единомышленникам, местным властям и окрестным заводовладельцам с просьбой о пожертвованиях.
Однажды она как раз печатала под диктовку очередное письмо. Именно печатала, а не писала, как раньше — недавно один из каменецких богатеев пожертвовал для прихода простенький ноутбук. Простенький в его понимании, а здесь, в Синем Колодезе он выглядел невиданным чудом техники. Да у деревенских по домам до сих пор телевизоры годов шестидесятых стоят. Чего уж тут говорить!
Родинка чесалась невыносимо. И в этот момент в дверь церковного дома постучали — приехал Петр Симеонов, что-то он там такое привез для батюшки. Отец Базиль вышел с ним в сени. Марина откинулась на стуле, успокоила проклятую родинку, и тут ей на глаза случайно попалось другое письмо, написанное священником собственноручно.
Не то чтобы она была охотницей до чужих секретов, нет. Все вышло совершенно случайно — неловко повернувшись на стуле, Марина сдвинула ноутбук, едва не уронила его. А под корпусом компьютера лежало письмо. Рукописное, строчек на десять, не больше. И прежде чем она сообразила, что поступает не очень-то хорошо, читая чужие послания, глаза уже пробежали все письмо целиком.
Почерк батюшки она узнала сразу.
Много позже Марина все-таки нашла смелость признаться самой себе, что делала все вполне осознанно. В ней проснулась банальная ревность. Она вообразила, что перед ней записка, адресованная отцом Базилем какой-нибудь любвеобильной прихожанке. Той же Зойке, которая увивалась вокруг церковного подворья, как пчела вокруг меда.
Но все, конечно, обстояло не так грустно.
Письмо предназначалось в некий Общественный союз боевых клубов Урала. В нем говорилось о вещах совершенно неинтересных: каких-то заказчиках, сроках и выплатах. Вроде кто-то кому-то обещал подготовить несколько человек на должность инструкторов по рукопашному бою.
Марину заинтересовало другое. Нигде, ни в одной строчке, отец Базиль не упомянул Господа. Она сразу же вспомнила его первое письмо. В нем священник тоже избегал слов «Бог» и «Господь». Выходило так, что отец Базиль никогда не пишет имени Всевышнего, а если без этого не обойтись — диктует послание Марине.
«Кстати! — подумала она неожиданно. — А ведь он и службы всегда читает по памяти, по Евангелию или Апостолу — никогда».
Полтора года назад Марина решила, что отец Базиль просто избегает упоминать имя Господне всуе или не хочет доверять святое слово такому греховному изобретению, как компьютер. Но вслух-то он делает это постоянно, а когда диктует, просит вставлять в текст фразы с именем Господа, так, мол, лучше подействует!
Выходило так, что батюшка просто боится увидеть имя Божье написанным.
Девушка вздрогнула от странной мысли, попыталась представить, откуда может происходить такой запрет, но в этот момент отец Базиль вернулся.
— Не устала? — весело спросил он.
— Нет, — сказала Марина и подумала: «Все-таки он удивительно заботливый!».
О своем открытии она больше не вспоминала.
В самом конце осени Петр Симеонов привез из Каменца двух невысоких, плотных ребят.
— Это мои ученики, — сказал отец Базиль. — Знакомься, это брат Димитрий и брат Федор. Только-только из духовной семинарии. Приехали мне помогать.
Марине поначалу было интересно — все-таки новые люди, в Синем Колодезе нечасто встретишь незнакомое лицо.
Но оба ученика оказались людьми малообщительными и угрюмыми. Во время совместных трапез у отца Базиля разговорить их не удавалось. От Марфы Демьяновны Марина узнала, что она не одна интересуется новичками. Зойка, которая теперь редко когда прибиралась в доме священника — хватало и тех, кому батюшка назначал послушание, — тоже попыталась познакомиться с Димитрием и Федором. Особенно — с первым, почему-то ей именно он показался более привлекательным.
Однако что-то у нее не заладилось.
— Скучные они какие-то, — рассказывала она. — Слова не вытянешь, шуток не понимают. А больше всего любят на заднем дворе скакать.
— Как это? — не поняла Марфа Демьяновна.
— Да просто. Как по телевизору показывают. Прыгают, бьют друг дружку, иногда голыми руками поленья колотят и топора никакого не нужно. А тут чего выдумали — посреди овина подвесили мешок с сеном, и давай по нему ногами молотить. И красиво так выходит, я вам скажу. Особенно у Димитрия. Ловкий парень.
Потом Марина и сама видела, как тренируются братья. Действительно, больше всего это походило на сцену из стандартного гонконгского боевика середины девяностых: верткие и подвижные ученики отрабатывали удары, блоки, приемы защиты. Наверное, это был какой-то стиль боевых единоборств, но Марина в них не разбиралась.
Набравшись смелости, она задала вопрос отцу Базилю:
— Зачем здесь, в Синем Колодезе, мастера каратэ? Других стилей Марина просто не знала, а вот «каратэ» почему-то всплыло в памяти. Наверное, во всем виноваты фильмы.
— Это не каратэ, а русбой, наше древнее боевое искусство. Все-таки кунг-фу, таэквондо и прочие айкидо разрабатывались для щуплых, жилистых, подвижных азиатов. Русскому человеку они не совсем подходят из-за иной конституции тела…
Заметив, что Марина смотрит на него едва ли не с открытым ртом — ну еще бы: священник, спокойно рассуждающий о боевых единоборствах! — отец Базиль поправился:
— По крайней мере, мне так рассказывали. Что же до твоего вопроса… Ты же знаешь, здесь недалеко в двадцати семи километрах колония строгого режима. Оттуда изредка бегут, бегут озлобленные, доведенные до крайности преступники. В прошлом году сколько таких случаев было?
— Три или четыре… — попыталась припомнить Марина.
— Для таких людей Божьи заповеди — ничто, они могут убить, ограбить. У нас они пока, спасибо Господу, не появлялись. А если следующие пойдут не на запад или юг, а в Синий Колодезь? Места у нас глухие, расстояние между деревнями по десять-двадцать километров. Никакая подмога не успеет. Тем более что ближайшее отделение милиции — в Каменце.
— Но у наших же ружья есть! — воскликнула Марина.
— Ты что, хочешь, чтоб в моем приходе случилось смертоубийство! — загремел отец Базиль. — Не будет того! Господь не попустит! Мой долг перед Богом — защищать прихожан. Братья Димитрий и Федор прекрасно обо всем позаботятся, они тренированные воины, знают, как разоружить и обездвижить человека, не убивая его. Я специально попросил их не ехать сразу ко мне после окончания семинарии, а пройти обучение в спортивной школе русбоя, в Екатеринбурге.
Марина живо вспомнила письмо. Действительно, там шла речь о каких-то инструкторах и о плате за обучение.
Честно сказать, ответ отца Базиля ее не удовлетворил. Слишком уж грозными бойцами казались Федор и Димитрий, никак не похоже, что их учили только защищаться. Да и вряд ли можно постигнуть все тонкости стиля за каких-нибудь полгода.
Нет, Марина даже и подумать не могла, что отец Базиль может ей лгать. Скорее всего, он просто не захотел объяснять все тонкости или пугать ее.
Девушку осенило. Ну конечно! Места здесь действительно опасные, кругом действует право сильного — кто захватил землю, тот и прав. Если в собственности завод, лесопилка или шахта — значит, хозяин. Скорее всего, кто-то потребовал с отца Базиля долю или предложил «защиту», как это водится, криминальную. При всем христианском смирении батюшке смелости не занимать — мог и отказаться. Начались угрозы, тогда он просто нанял себе телохранителей.
Стройная теория рассыпалась в один миг. Когда Федор после очередной тренировки, ухая, обливался студеной водой из колодца — ночами уже случались заморозки, и вряд ли она была теплее трех-четырех градусов — Марина приметила на его плече знакомую родинку, почти такую же, как у нее: хвостатые запятые, расположенные треугольником. Кожа вокруг покраснела — видимо, у Федора папиллома тоже часто чесалась.
Но больше всего Марину смущала хозяйственная деятельность отца Базиля. После памятной рубки лиственниц, когда колодезяне взялись заготовить дерево для школьной мебели, но немножко перестарались, вся деревня ждала обещанного батюшкой трейлера с леспромхоза.
Машина действительно пришла, экспедитор долго сидел в доме отца Базиля, и что-то обсуждал со священником. Все это время водитель спал в кабине, пока измученные любопытством деревенские жители не преподнесли ему стакан хорошего самогона с закусью.
Конечно, он не отказался, с благодарностью принял угощение. Тогда-то Петр Симеонов и спросил:
— Слушай, Аркадий, скажи, а что твой спутник так долго с батюшкой обсуждает?
— А вы не знаете? — удивился водитель. — Священник ваш просит за товар долю в лесопилке под Каменцом. Наш-то директор давно хотел ее продать: денег не приносит почти, одни убытки. Но раз покупатель нашелся, заломил подороже. Но поп тоже не лыком шит оказался: свою линию гнет. Вот и рядятся. Если договорятся, послезавтра управляющий с договором приедет.
Он и вправду приехал. Ударили по рукам, лесопилка отошла к отцу Базилю. Батюшка поднял ее буквально в считанные месяцы, съездив туда от силы раз пять, вряд ли больше. В первую очередь уволил оттуда всех китайцев, хороших, но слишком дорогих и малосильных работников. В бревно, которое простой мужик унес бы один, они впрягались по двое, а то и по трое. Потом договорился с жителями соседней деревни, Подмикитовки, пообещав им какую-никакую зарплату (по местным меркам — неплохие деньги) и дерево на строительство нового клуба. Да и с работой в тех местах было не очень, так что помочь отцу Базилю люди согласились с радостью. Учить никого не потребовалось: что за мужик, если не может свалить дерево и распилить его на доски!
Лесопилка заработала в полную силу и уже к зиме начала приносить прибыль. Кстати, с клубом в Подмикитовке решили пока повременить. В первую очередь жители готовились строить часовню.
В середине декабря, несмотря на морозы, она уже красовалась золотисто-желтой еловой маковкой на фоне заснеженного леса. Отца Базиля упросили освятить ее, потом часто приглашали отправлять службы и, в конце концов, подмикитовцы привезли в Синий Колодезь прошение включить деревню в приход, подписанное практически всеми жителями.
Отец Базиль обещал испросить разрешения у митрополита и дал понять, что сам он, в общем, — не против.
Разрешение пришло под Рождество. Марина, правда, никогда его не видела, но в Подмикитовке люди нуждались не в бумажке, а в пастыре, и она решила, что даже если письмо пока не получено — это вина церковных бюрократов, а не отца Базиля. Он просто хочет нести людям слово Б емкие.
Новый начальник лесопилки, насколько поняла Марина из вскользь брошенных фраз, был глубоко верующим человеком, батюшка специально подбирал такого. Доверенный управляющий, как его теперь чаще называли, и представить себе не мог, как это возможно — украсть у священника хотя бы рубль. Приписки и воровство, процветавшие ранее, исчезли. Бывший хозяин сейчас, наверное, рвал на себе волосы, но ничего поделать не мог. Поздно.
Примерно таким же образом отец Базиль приобрел бокситную шахту. К тому времени он уже обладал некоторой известностью, и не в последнюю очередь — как хороший организатор. В Синий колодезь зачастили с визитами диковинные тонированные джипы. Хваленые японские внедорожники частенько застревали на рыхлом уральском снегу, приходилось Симеонову заводить свой верный «уазик» и вытягивать гостей из сугробов. Трудности никого не останавливали, представители, а то и сами мелкие хозяева и хозяйчики, наперебой стучались в дом отца Базиля.
Так что когда одному алюминиевому корольку потребовался надежный партнер, чтобы поднять недавно разоренную, объявленную банкротом и выкупленную за копейки шахту, лучшего кандидата и искать было нечего.
Сам он в Синий Колодезь, естественно, не приехал. Он вообще давно уже не появлялся в России, чтобы не давать повода прокуратуре вызвать его повесткой. Как к любому деятелю такого рода, к нему имелись кое-какие вопросы.
Зато приезжал его заместитель. Долго уговаривать отца Базиля он не стал, просто несколько раз удваивал процент от прибыли, положенной будущему директору, — и уже к вечеру у шахты, пока еще незаметно для всего остального мира, сменился руководитель.
Единственное, что успокаивало Марину, — батюшка почти ничего не тратил на себя. Он не обзавелся личным автомобилем — просто дал Симеонову денег и попросил съездить в Екатеринбург и поставить машину в хороший автосервис. Отремонтировать и отладить старенький «уазик» обошлось недешево, зато Петр теперь просто боготворил отца Базиля. И никто в деревне не удивился, когда выяснилось, что из выданных денег он ни копейки не потратил на себя, стойко перенеся соблазны большого города. А ведь раньше Симеонова считали человеком ушлым из серии «палец в рот не клади».
Батюшка не мечтал о дворце и не подумывал о личном вертолете. В доме все также стоял старенький компьютер, разве что добавился канал спутниковой связи. Ни лишней мебели, ни дорогих одежд — ничего. Отец Базиль говорил:
— Господь защитил меня от греха сребролюбия! Мне деньги не нужны, но, к сожалению, без них иногда невозможно преодолеть людское горе. Так пусть они радуются и ликуют, приходя в церковь!
Действительно, храм в Синем Колодезе становился все краше — появились золоченые наличники для иконостаса, обычные стекла в окнах заменили на изразцовые, и внутреннее убранство заиграло яркими красками.
К счастью для себя, Марина и не догадывалась об истинном уровне доходов отца Базиля, иначе бы задумалась — куда идет львиная часть денег?
Как-то в феврале, под вечер, по смерзшейся от морозов колее в Синий Колодезь приехал еще один посетитель. Доставил его обычный частник из Каменца, решивший подзаработать на столичном безумце, невесть с какого перепугу собравшего в эту глушь.
Гость действительно приехал из Москвы — новость тут же облетела всю деревню. Каждому хотелось узнать, кто он такой, но незнакомец первым делом направился на церковное подворье. Отец Базиль встретил его внешне приветливо, но настороженно.
Примерно через час к Марине постучался брат Федор:
— Вас батюшка зовет.
Недоумевая, зачем это она понадобилась священнику в такой поздний час, девушка накинула полушубок, сунула ноги в сапоги. Хоть идти и недалеко, но на улице начиналась пурга, а с ней шутки плохи.
«Что-то случилось? Или он просто хочет побыть со мной наедине? Хотя бы раз вместе поужинать без этих угрюмых учеников…»
Сердце сладко сжалось.
К неудовольствию Марины, отец Базиль находился в гостевой комнате не один. Вместе с ним за богато накрытым столом сидел гость. Несмотря на некоторую настороженность во взгляде, чувствовалось, что он ощущает себя здесь хозяином.
Девушка вздрогнула.
«А вдруг это тот самый патриарший посланец?»
— Знакомься, Марина, это диакон Алексий, — сказал отец Базиль и, словно услышав ее мысли, добавил: — посланец Екатеринбургского поместного собора. Приехал проведать, как мы тут живем-поживаем.
— Добрый вечер, — сказала девушка и посмотрела на гостя с ненавистью.
«Ну вот, приперся!»
— Наша учительница и моя ближайшая помощница, — продолжал отец Базиль. — Марина.
— Благослови тебя Господь, Марина!
— Диакон хочет посмотреть новую школу, ты ему покажешь?
— Сейчас? — спросила девушка. С гораздо большим удовольствием она показала бы Алексию дорогу назад, но…
— Нет, — улыбнулся гость. — Сейчас, наверное, поздно. Завтра утром, можно? Сначала отец Базиль любезно разрешил мне присутствовать на утренней молитве, а потом я приду к вам. Хорошо?
— И что вы хотели бы увидеть? — враждебно спросила Марина.
— Все. Чем живет школа, что уже сделано, в чем нуждаетесь… О вашем приходе, об инициативности и человеколюбии отца Базиля идет немалая слава, Поместный собор направил меня…
«Все разнюхать и проверить, нет ли каких нарушений», — подумала Марина.
— …посмотреть на состояние прихода, выспросить о ваших заботах. Не скрою, владыка Харитон намерен оказать вашей епархии всяческое содействие.
А наутро гость пропал. На заутреню он так и не пришел, в предоставленной комнате гостевого дома его тоже не оказалось.
Отец Базиль обеспокоенно сказал:
— Вчера он хотел съездить в Белоомут, посмотреть тамошнюю часовню, но я его отговорил. Время позднее, да еще поземка, если помнишь, часов в девять началась — легко потерять дорогу. А ночью в лесу не выжить. Надеюсь, Господь охранит его от беды.
— Что же он, пешком пошел? — спросила Марина.
— Да нет, с ним же этот парень из Каменца, который его привез. Может, диакон его уговорил? Машины нигде не видно.
— Ну, тогда не так плохо…
— Наоборот, Марина, — хуже некуда. Во время поземки и местный-то дорогу упустит, а уж приезжий… Господи, спаси и сохрани их!
Нашли их только на третий день. На крутом повороте машина влетела в сугроб и заглохла. Видимо, они долго оставались в салоне, пытались ее завести, но когда начал остывать двигатель — пошли к ближайшему жилью. По дороге их настигли волки.
Прохор Ильич, кряжистый и мощный старик, что нашел останки тел, рассказывая о своей страшной находке, то и дело крестился:
— …вы не поверите! Просто не поверите. Следы вокруг— вроде волчьи, я их из тысячи отличу, прикус тоже знакомый…
— Господи, спаси нас! Откуда прикус-то?
— В том-то и дело, — Прохор понизил голос. — Они оба искусаны. Живого места не осталось.
— Боже мой…
— Волки так не поступают! Это собачьи привычки! Волки сбиваются в стаи только в голодное время. Им нужна пища, они не будут кусать, просто задерут и съедят. А у тех двоих я насчитал с полсотни укусов, звери будто хотели разорвать их на куски! Но не стали. Судя по следам — немного покружились вокруг и ушли. Словно их кто-то позвал…
— Так может, то и были собаки!
— Нет, что я, волка от собаки не отличу? Я вот думаю, а вдруг это были кто-то еще. Не волки, не псины подзаборные, а еще какие-то звери.
— Боже, кто же?!
— Не знаю. И вот я что тебе скажу, Татьяна, — и не хочу узнавать. Батюшка велел похоронить их по-христиански… вот чем я займусь. И тебе советую свои дела делать, иначе кто знает, что может произойти…
На третий день Прохор ушел в лес изрядно навеселе — для храбрости — и заблудился в лесу. Его тело так и не смогли найти. Небольшой холмик, где старый охотник когда-то закопал дьякона Алексия и его водителя, в Синем Колодезе теперь зовут Прохоровым.
Отец Адриан срочно вызвал Чернышева к себе в кабинет.
— Добрый день, Артем Ильич. Помните наш разговор об опасности авторитарного человека среди православного священства?
— Да, конечно.
— Пришло время заняться этим вопросом всерьез. К нам поступил запрос от Екатеринбургской епархии. На их территории действует некий отец Базиль, известный в округе не только как священник, но и как преуспевающий бизнесмен. Несмотря на то, что в епархиальной канцелярии отсутствует официально оформленное разрешение, этот иерей не только получил пустующий после смерти прежнего священника приход, но и значительно расширил его. Сейчас под его рукой находятся почти десять деревень, один небольшой городок, лесопилка, две шахты, бывшая зооферма по разведению черно-бурых лис и полукустарная лекарственная мастерская. И это только то, о чем митрополиту известно доподлинно. А слухи ходят совсем уж фантастические. С одобрения Поместного собора владыка Харитон направил к отцу Базилю своего личного посланника — проверить все на месте. С тех пор от него не поступало никаких сведений. Из одной деревни вроде выехал, в другую — не приезжал. Словно сгинул в уральской глуши.
— Понятно… — протянул Артем. — Что требуется от моей группы? Выехать на место?
— Нет, на место пока не надо. Сначала нужно разобраться, кто он, этот отец Базиль, — иерей, просто погрязший в греховном стяжательстве, или нечто большее. Просто оцените, какая есть информация по нему. Может, финансовые счета где-то найдете, если да — то с какими банками сотрудничает, с кем поддерживает контакты и ведет дела.
— Хорошо. Попробуем. Хотя копать из Москвы то, что происходит в Екатеринбурге, несколько неудобно.
Как ни странно, но задание оказалось чуть более простым, чем думал Артем. Чернышев первым делом решил проверить финансовую часть и почти сразу обнаружил много интересного. Информация, нарытая старшим контроллером, оказалось такой, что впору было хвататься за голову! Счета отца Базиля — не личные, конечно, открытые на чужое имя, но все равно его — содержали гигантские суммы. Через них подставные фирмы прокачивали маленькие, но действенные операции с акциями, скупалась недвижимость, для чего-то приобреталось стрелковое оружие. Потом выяснилось, что, кроме всего прочего, отец Базиль анонимно вербовал инструкторов по боевой подготовке, обещал хорошую зарплату и предлагал приехать в Каменец. И все это продолжалось достаточно давно.
А благодаря не совсем законным, но действенным методам технического отдела — говоря проще, благодаря хакерскому взлому, — удалось выяснить, что буквально на днях в Москву прибывает личный представитель отца Базиля. Для того чтобы прощупать почву для неких контактов на высшем уровне законотворческой власти страны. Предложениями скромного священника из уральской глуши неожиданно заинтересовался депутат Госдумы Российской Федерации.
На вечерней планерке в кабинете Артем сказал: — …посланца так или иначе надо задержать, причем с поличным, во время тайных переговоров с депутатом-покровителем. Знает он явно немало, весьма полезно будет допросить и того, второго. Честно говоря, у меня никак в голове не укладывается, что парламентарий хочет встретиться срядовым священником.
— А если отец Базиль не рядовой? — спросил Савва.
— Вот это Мы и постараемся выяснить. А чтобы наш законотворитель не смог подключить своих друзей из Думы, которые по всем СМИ разорутся о злобной, тоталитарной Анафеме, которая давит на независимых депутатов, надо наскрести побольше вещдоков. Тогда у нас будет шанс лишить его неприкосновенности.
— Но первый все-таки важнее, — убежденно сказал Корняков.
— Конечно. Посланец — прямая дорожка к отцу Базилю.
10. 2008 год. Зима. Истинный враг
— …мы пока ничего не знаем про него, — докладывал Артем. — Из перехваченных сообщений известно только имя и способ контакта. Некто Федор Максимович Марошев. Родился и прописан в Волгограде, но по месту прописки давно не проживает. Ни Волгоградское, ни УВД Свердловской области ничего конкретного сообщить не могут — он у них не проходил. Хорошо, что паспортная служба прислала фотографию, теперь у нас есть от чего толкаться.
(Протоиерей Адриан огладил рукой бороду: — Когда он должен появиться в Москве? — Через три дня. В Екатеринбурге на имя Марошева уже заказаны билеты; поезд номер 7, прибывает на Казанский в 6.35. Интересно, что всего их куплено восемь: два в одно купе, два в том же вагоне, но поодиночке, и еще четыре — россыпью по всему поезду.
— Вам это кажется странным?
— Да, немного. Билеты докупались постепенно. Если бы заказали сразу все восемь — получили бы два полных купе, скорее всего, даже в одном вагоне. Сейчас же не пора летних отпусков, особого ажиотажа нет. Я думаю, отец Базиль — или сам посланец по собственной инициативе — подстраховался от всяких неприятностей: один охранник вместе сМарошевым, еще двое — в том же вагоне, но вроде как отдельно. При неожиданном нападении под первый удар не попадут, зато смогут сами преподнести противнику сюрприз. Остальные четверо — наблюдатели.
— Получается, Базиль знает о нашей слежке? — спросил отец Адриан. После того, как иерархи Анафемы получили информацию о странных приготовлениях далекого уральского священника, «отцом» они его больше не называли.
— Вряд ли. Он просто опасается эксцессов со стороны своего думского приятеля Курилина. Тот ведь тоже не самый законопослушный гражданин, может, как и мы, решить, что посланец — ценный источник информации. И что полезней будет захватить и допросить его.
— Информация стоит ссоры с Базилем? С которым он, как вы сказали, добивался встречи целый месяц?
Читать бесплатно другие книги:
