Рубеж Империи: Варвары. Римский орел Мазин Александр
Про богатырскую избу он тоже все знал. Что строили ее давным-давно, много зим назад, когда скудость в мире почти не замечалась. Строили ее девять богатырей, что, от удали и силы изнемогая, решили из жилищ отцовских прочь уйти, дом воздвигнуть и там жить сообща, ярость священную в себе греть и тешить. Ибо умаляется воинский дух, когда день-деньской работой будничной себя утруждаешь.
И воздвигли богатыри избу, а перед ней – хильд, место для кровавых поединков. И был в ту избу иным вход заказан. Да и не отваживались в ту избу ходить. Лишь по особым ночам девицы туда хаживали. И одаряли их семенем богатыри, чтобы не перегорало зря богатырское семя, а в женском чреве новых богатырей зарождало.
Вот те девицы и сказывали, что и Вотана, и Доннара порой в избе той видели. Ибо не гнушались боги пиршествами богатырей. Шумом тех пиршеств округа полнилась, а огнем ярости, от избы исходящей, все село согревалось.
И в других селах в те времена так было, а о бурге и говорить нечего. Исходил силой бург, удаль голову кружила. Рабы и те отважны были, яростью сотрясаемые. Два вождя в бурге было, как обычаем положено, военный и мирный. И не выдержал мирный вождь, священной удалью переполненный. На военного вождя с дружиной малой край оставил, а сам собрал богатырей и в великий поход отправился.
И девять богатырей тоже в поход ушли. И вел их мирный вождь. И в землях далеких со славой пали богатыри. И мирный вождь тоже пал. Потому что не дело мирного вождя ратоборствовать. Нет у мирного вождя настоящей удачи, что одна лишь к победам и обильной добыче приводит, а только удаль в нем и ярость священная. Потому лишь немногие вернулись из того похода. Едва один из дюжины. Они-то песни о великом походе и сложили. А песни те и ныне поются.
Из девяти богатырей только Ибба вернулся. Не сумел Ибба ярость в походе избыть. Мелким ему и ничтожным все виделось. Иббе. А изба богатырская пустой стояла. Потому что не было в селе новых богатырей. Ибба избу сжечь хотел, но духи восьмерых павших не дали. Тогда Ибба Агила убил, деда Хундилы-старейшины. И вутьей[13] стал Ибба, вут на плечах из похода принес. Благословил Иббу Странник, божественный вутья, сыном сделал.
Ушел из села Ибба. На квеманов один походом отправился. Он и сейчас в лесах между нами и квеманами живет. Не раз его следы там примечали.
Все знал про священную избу Овида, потому и признал правоту Травстилы.
Травстила ухватил клещами железо и сунул в ведерко с водой. Зашипело железо, остывая.
– А что боги говорят? – спросил кузнец.
– Разное говорят, – уклончиво ответил Овида. – Расскажи мне: чем чужаки у вас тешатся, какие дела творят?
– Пустые дела, – буркнул Травстила. – По селу бродят, от скуки бесятся. В реке купаются в заповедные дни.
– И не боятся?
– Да вроде нет. Меньшого из них Аласейей зовут. Фретилин сын, Книва, видел, как они с духами речными беседовали. Может, и не врет: чужаки ему явно покровительствуют. Кровь его пролить не дали, как Хундила с Ханалой хотели.
– Хундила с Ханалой много взять на себя желают, – проворчал Овида. – Будто им ведомо, что богам требуется. Хундилино дело – землю пахать, а не богов обиженных тешить.
Внезапно Овида рассмеялся. Гулко, аж эхо под потолком прошло.
– Ты чего? – спросил Травстила.
– А крепко мальцы ваши квеманских богов обидели! Много ярости из такой обиды произойти должно. Великую доблесть может явить миру сын Фретилы, коли наставить его на путь правильный.
– Ты что же, одобряешь его? – удивился Травстила. – Что доброго в том, что сопляк, который даже простого воинского посвящения не удостоился…
– Не удостоился, так удостоится, – заметил Овида. – Я говорил с ним. Храбрость в нем есть. И умом не обижен. Не то что старейшины ваши. Что гневаются квеманские боги – это верно. И пусть гневаются. Надобно только за Одохаром послать, чтобы было кому на гнев тот еще большим гневом ответить.
– Одохар недоволен будет, – заметил кузнец. – Одохар в большой поход собирается. Ему сейчас с квеманами ссориться – не с руки. Но он приедет. Захочет на чужаков взглянуть, я его знаю. Наверняка в этом особый знак усмотрит.
– А ты? – спросил Овида. – Ты в этом разве знак не увидел?
– Может, и увидел, – отозвался кузнец. – Да знак знаку рознь. И чужаки эти… Фретила дочь свою к ним послать хочет. Может, и послал.
Овида встал, потянулся.
– Развели вы тут богов, – проговорил с усмешкой.
Подошел к порогу, остановился.
– Глянь-ка, не один ли из них сюда идет?
Травстила тоже подошел, посмотрел.
Точно, к кузнице по берегу реки шел, насвистывая, старший из чужаков.
– Гееннах его звать, – сказал Травстила.
– Ишь, высвистывает, – отметил Овида. – И не по-птичьи свистит. Сразу чужака видать.
– Второй – такой же, – заметил кузнец. – Даже и еще чужее.
Чужак углядел Травстилу. Издали помахал рукой.
– Ты прав, брат, – уверенно произнес Овида. – Не бог это.
– А кто?
– Узнаем. Он ведь к тебе идет.
– Только он по-людски почти и не говорит, – предупредил кузнец. – Только по-своему.
– Ничего, – сказал жрец. – Мало ли что не говорит… Я про человека и без глупых слов пойму: кто он таков. Гееннах, говоришь? А второй, значит, Аласейа? Ну-ну… Сейчас узнаем, какой это Гееннах.
Глава тридцать четвертая
Геннадий Черепанов
Травстила – правильный мужик. И башковитый. Настоящий деревенский самородок-изобретатель. Черепанов и раньше это подозревал, а теперь знал наверняка. Для этого было достаточно подержать в руках вещи, которые он делал посредством своей первобытной технологии. И схватывал, умница, все на лету, несмотря на языковой барьер.
Вопрос со «стандартным вооружением» решили быстро. Но тут среди прочих заготовок Черепанов обнаружил две длинные пластины из закаленной упругой стали, и ему моментально пришла идея заказать Травстиле арбалет. А что? Вещь почти знакомая: приклад, спусковой крючок, не то что из лука стрелы метать. Все навыки стрельбы из огнестрельного можно использовать.
Они выбрались на свежий воздух. Там, с помощью «наглядных пособий» и подробных рисунков, Черепанов объяснил, что ему требуется. А требовался ему сравнительно небольшой арбалет с «размахом» стальных «крыльев» в три четверти метра, с рычажным взводом и стременем, чтобы упираться ногой, натягивая тетиву. «Крылья» предполагалось сделать складывающимися, а в боевом положении удерживать с помощью штырей-фиксаторов. Технология использования штырей привела кузнеца в восторг, в то время как сама идея арбалета особого энтузиазма не вызвала. Оказалось: идея не новая. Видел кузнец такие игрушки, только взводились они иначе, чем-то типа ворота. Определенную трудность вызвали единицы, в которых должно измеряться натяжение тетивы. Черепанов прикинул: чтобы механизм бил метров на сто пятьдесят и в то же время взводить его можно было в любом варианте, хоть лежа, хоть одной рукой, – тяга должна равняться килограммам сорока. Но как это передать Травстиле?
Неожиданно на помощь пришел здоровенный мужик, который за все это время не проронил ни слова, якобы дремал: сначала на лавке в кузне, потом на чурочке во дворе. Оказалось, хитрован только изображал сонливость. Как только беседа зашла в тупик, он вмешался, подвел Черепанова к куче камней и предложил выбрать подходящий по весу.
Черепанов выбрал валун пуда на два с половиной. Здоровяк (почти на голову выше Черепанова, плечи минимум пятьдесят восьмого размера) взвесил камешек на ладони, ткнул корявым пальцем в бицепс Геннадия и высказал предположение, что маловато будет для Черепанова сорока кило. Можно и побольше. Подполковник с присущим ему чувством юмора объяснил: надо, чтобы стрела просто пробила «мишень» навылет. Больше не требуется.
«Как не требуется? – удивился здоровяк. – А если – щит? А если мишень – там, за рекой прячется? С луком, например».
Это было справедливо. Коршунов задумался… Но решил силу натяжения не увеличивать. А вот хороший прицел не помешает. В принципе, если как-то забраться в спускаемый аппарат, то можно было бы из подручных материалов даже оптический сварганить. Или монокуляр из спецкомплекта приспособить. Но вообще-то можно и обычным диоптрическим обойтись. С прицельной планкой. Трубку из толстого тростника сделать…
Для чего нужен прицел, Травстила так и не понял. Но понял, что именно требуется, и покивал. Решил, видно: сделаю – разберусь.
Осталось утрясти денежный вопрос. Сошлись на двадцати квадратах парашютной ткани. За стандартное вооружение. За арбалеты (Черепанов заказал два) – отдельно. Но Травстила тут же сообщил, что много не возьмет. Только за материалы. Поскольку работа ему самому интересна. А можно взглянуть на черепановский меч?
Геннадий вынул из чехла тесак, который был с интересом изучен и кузнецом, и вторым мужиком, который оказался отнюдь не мастером по вооружению, а представителем «мирного» духовного сословия: здешним шаманом по имени Овида. Причем не каким-нибудь мелким жрецом, а как бы архиереем.
Правда, то, как ловко и привычно ухватил Овида рукоять тесака, вызывало серьезные сомнения в «мирности» жреца. И вообще: такими лапами можно без всякого оружия головы отрывать. Черепанов, доселе уверенный, что любого местного жителя без проблем «поставит в партер» или кинет на лопатки, в отношении Овиды засомневался. Дело было даже не в первобытной мощи местного шамана. Если грамотно подойти к грубой силе – любого носорога можно завалить. Где навыки спортивной борьбы спасуют, можно и дзю-дзютцу применить. Фокус в том, что двигался Овида вовсе не как безмозглый носорог, а как гризли. И даже мастью – стального цвета жесткой гривой да бородой – смахивал на серого медведя, с которым как-то, вдали от родины, у Черепанова имела место неприятная встреча. И тогда у Геннадия возникли очень сильные сомнения, что ризли можно остановить полудюжиной ТТ-ных пулек. К счастью, проверять эти сомнения на деле не пришлось. И хотелось верить, что то же будет и в отношении Овиды. Тем более, мужик симпатичный. Да и Травстила – тоже мужик что надо. Похоже, что и он, Геннадий, им по нраву пришелся…
– Никакой он не бог, – уверенно сказал Овида. – Герой, это да. Правильный муж. Наш. Хоть и чужой. Ты, Травстила, присмотрись к нему.
– Уж присмотрюсь, – пообещал кузнец. – Я сегодня много полезного узнал. И еще больше узнаю. Там, на небе, много интересного есть. Тем более, он не с нашего неба, так?
– Молодец, – похвалил Овида. – Догадался. Да. Не с того он неба, где наши боги обитают и куда мы с тобой попадем, здешний путь пройдя. Но сила в нем – исконная. Наша.
– Ах вот ты про что… – проговорил Травстила, покосившись на чужака. Как-то не верилось, что такой умный человек – да вдруг почти совсем не понимает их речи. – Но он же – чужой. Не нашей крови.
– Кто знает? – задумчиво пробасил Овида. – Может, и не нашей, да ведь не хуже его кровь, чем у гепида, а? – Жрец гулко захохотал, разинув мохнатую пасть.
Гееннах глядел ему в рот с интересом. Травстила подумал, что у Овиды во рту есть на что поглядеть. Хоть и не молод Овида, а зубы – как у молодого: один к одному.
– Я вот что думаю, – сказал он, когда жрец перестал смеяться. – Непривычно чужаку наше оружие. И дивный самострел, который он мне изобразил, – тоже непривычен. Это сразу видно, когда о своем оружии говоришь, а когда – нет. Может, они там, на своем небе, вообще без оружия обходятся? Как думаешь?
– Думаю, нет, – уверенно ответил Овида. – Вижу я: многих убил Каумантиир Гееннах. Воин он.
– Но ведь и голыми руками убивать можно, – заметил Травстила и опять покосился на Каумантиира. Значит, многих убил Гееннах. Если Овида сказал: так и есть. Овида такое видит. Убил – и хорошо. Такой, как Гееннах, из пустой похвальбы убивать не станет. А воин на то и воин, чтобы убивать. Только какой он воин? Такой, как рикс Одохар? Или такой, как Овида-жрец? Или, может, такой, как сам Травстила?
Что ж, придет время – и Травстила узнает. Куда торопиться?
– Грхм! – Овида откашлялся, повернулся в сторону дверей. – Слышишь, Травстила, в селе шум какой-то?
Травстила не слышал. Работа в кузнице слух портит. Но если Овида говорит: шумят – значит, шумят. Сколько помнил Травстила, Овида-жрец никогда не ошибался.
Глава тридцать пятая
Алексей Коршунов. Счастливое утро (продолжение)
Они остановились во дворе.
– Эй там, на борту! – крикнул Коршунов. – Мы пришли!
Изнутри не отозвались.
Тогда Алексей откинул шкуры и вошел, потянув за собой Рагнасвинту. Внутри было пусто: ни Геннадия, ни Хундиловой дочки.
– Ага! – Коршунов обнаружил завернутые в лопухи останки поросенка. – Живем, Свинка!
Выбрал кусочек побольше, протянул юной подружке…
Рагнасвинта стояла посреди избы, разглядывая кучку золота на столе.
– Хм-м… – Алексей подошел поближе.
Так-так-так… Блондиночка Алафрида забыла не только золото, но и кое-что из одежды. Поясок, например.
Коршунов поднял за ремешок драгоценное ожерелье. А прилично весит, граммов на триста потянет… Стоп!
Среди безыскусных отливок затесалась… Ну точно! Самая настоящая монета! Небольшая, чуточку обкусанная по краям, но с выбитым на аверсе классическим римским профилем и изгибающейся надписью неровными буквами. Что-то вроде «TI. CLAVD. CAESAR. AVG. IMPR. VI».
Вероятно, сие означает что-то вроде «Клавдий-Кесарь-Август-Император-шестой»? Или шестой – это год? Клавдий, Клавдий… Вроде был такой император. Но когда? Этого Коршунов не помнил. Вернее, не знал. Но одно он знал точно: надпись на монете сделана латинскими буквами. Вот как оно выходит… Значит, вот оно как… Будто ледяная змейка пробежала по спине. Если есть римские монеты, значит, и Рим – есть! И уже не на уровне разговоров и предположений, а как явный осознанный факт, выгравированный в сознании: ЗДЕСЬ ЕСТЬ РИМ!
…Рагнасвинта тоненько пискнула и рванулась к двери… Коршунов великолепным броском перехватил ее по пути, сгреб в охапку…
Вопреки ожиданию, девушка даже не пыталась вырваться, наоборот, прижалась к нему, мелко дрожа.
– Ты чего? – спросил Коршунов. – Хвас? Не бойся, я с тобой, дурочка.
Рагнасвинта спрятала мордашку у него на груди, потом украдкой выглянула – и снова спряталась.
Коршунов перехватил ее взгляд и обнаружил цель.
На лавке-ложе валялся Генкин талисман, ублюдок Буратино.
Ах ты, Господи! Неужели пластмассового уродца мы так испугались?
Последующий эксперимент показал: да. Именно этот незамысловатый продукт китайской легкой промышленности вызывает у маленькой отважной (заявиться ночью к страшным богам – тут незаурядное мужество требуется) Рагнасвинты панический ужас.
Была проведена воспитательная работа. Взятый за нос Буратино был подвергнут серии унижающих достоинство процедур. Как и следовало ожидать, никакой мести и гнева со стороны уродца не последовало. Та же глупая китайская улыбочка.
Вроде помогло. Поняла, дурочка, что бог не боится и ей не советует, поскольку у него, бога, все под контролем. Под его, бога, присмотром поганая кукла никому не посмеет пакостить.
Рагнасвинта оживилась. Внесла предложение: почему бы не разжечь огонь и не предать поганца очистительному пламени?
Алексей воспротивился. Показал: большие неприятности последуют. Ибо принадлежит сей недомерок самому Гееннаху. Любит Гееннах над уродцем покуражиться в свободное от божественных трудов время.
Сошлись на том, что зловредного Буратино следует посадить в горшок и спрятать в дальний угол.
Так и сделали. Рагнасвинта немедленно оживилась. Поделилась злорадной идеей: мол, не просто так Алафрида Хундиловна ноги сделала, сокровища побросав. Перепугалась, дура, ничтожного Буратино. Иное дело она, Рагнасвинта…
Вредный Коршунов предложил, коли так, извлечь уродца на свет Божий: к чему его прятать, если Рагнасвинта столь бесстрашна?
Предложение было мягко отвергнуто. И внесено встречное: не позавтракать ли папашиным поросенком? Если, разумеется, поганый уродец не попортил пищу.
Коршунов уверил: с пищей все нормально. В доказательство откусил холодного мясца. Проголодался, черт! Ну, после такой ночи – неудивительно.
Ага! А Генка-то к спиртику из НЗ прикладывался! Ну коли так, то и нам не грех.
Коршунов капнул чуть-чуть Рагнасвинте, себе – граммов пятьдесят, девушке водички добавил: поперхнется с непривычки. Чистый этанол – не местное трехградусное.
Всосалось. Поросенка сообща доели в момент. От дамы поступило предложение: навестить папашу Фретилу. Жестами было показано: у папаши добра – хоть попкой жуй. А у Аласейи – как?
Есть немного, заверил Аласейа. На наш век хватит. А не хватит, так еще добудем.
Заявление было встречено с энтузиазмом. Ясно, Аласейа добудет! Какие вопросы!
Леха почувствовал, что и без языка вполне вписался в местный менталитет. По крайней мере, на уровне этой славной девочки.
– К Фретиле! – провозгласил он, откидывая шкуру…
В следующий момент он стремительно ушел в сторону, попутно отшвырнув Рагнасвинту к дальней стене, а внушительное копье с длинным и неприятно зазубренным наконечником вспороло воздух в четверти метра от его груди, с хрустом врубилось в стену за очагом и завибрировало. Сразу стало ясно, что тот, кто метнул копье, делать это умеет.
Во дворе разговаривали. По-местному. В углу тихонько попискивала Рагнасвинта.
Алексей ни черта не понимал. Хотя что тут понимать? И так ясно. Вот копье. И предназначено оно не спину чесать, а дырки в человеках делать. Так сказать, отверстия, не предусмотренные анатомией.
Судя по голосам, снаружи было не меньше дюжины человек.
Коршунов подхватил секиру, встал сбоку от входа. Кто сунется – сразу схлопочет. Мало не покажется. А вот наружу лезть – нежелательно. При таком явном численном перевесе.
Да, снаружи серьезная кодла. И пара голосов – вполне узнаваемые. Значит, местные. Значит, ситуации «мир, дружба, жвачка» – конец. Может, зря они с Генкой с девушками – это самое? Может, нарушили строгие местные законы? И где, кстати, Генка? Ну, если эти дикари командира обидели…
Коршунов почувствовал, как внутри поднимается ярость… А вот это неправильно. Спокойно, парень. Думай головой. Иначе без головы останешься.
Голоса снаружи зазвучали громче и пронзительнее. Потом раздался смачный звук плюхи. Если в рядах противника разброд, то это хорошо.
И тут снаружи потянуло горелым. А вот это нехорошо! Запалить эту соломенную хатку – плевое дело.
Коршунов покосился на Рагнасвинту…
Нет, на ее помощь рассчитывать бессмысленно. Перепугалась девочка до синевы. Точно дымом пахнет…
И тут Алексея осенило.
Он кинулся к спецкомплекту, выхватил сигнальную гранату, вырвал шнур и, мысленно перекрестившись, длинным прыжком, отбросив шкуры, вылетел из дома.
Сознание запечатлело картинку: с десяток местных, при оружии, очень решительных – на подворье. Впереди Вутерих с Герменгельдом – в полном боевом прикиде. При щитах, с копьями наизготовку. За ними – Хундила с корешами. У одного в лапе – горящий факел, у другого – горшок с чем-то наверняка горючим. Во втором эшелон – еще с полдюжины. Мелькнуло подбитым глазом напряженное лицо Книвы…
Коршунов не думал, не оценивал положение – он просто метнул гранату под ноги Герменгельду. А сам тут же отпрыгнул в сторону и прижмурился.
Сигнальная граната – это, конечно, не светошумовая. Не «Заря» и не «Радуга», после которой публика начисто отрубается. Но – мало не покажется.
Полыхнуло, бабахнуло – чуть уши не лопнули. Вверх повалил желтый вонючий дым. Вутерих с Герменгельдом шарахнулись в стороны. Тот, кто держал факел, метнул его в Коршунова, но промахнулся. Тот, что держал горшок, уронил его себе на ногу и завопил. Тут же еще кто-то завопил… Но Алексей с крайним огорчением осознал, что граната произвела ничтожный эффект. Он-то ожидал, что дикие варвары тут же разбегутся…
Куда там! Герменгельд уже обходил дымовой столб, намереваясь испробовать на Коршунове остроту своего копья. Хотя рожа у мужика была несколько обалдевшая…
Алексей не дал ему закончить маневр: крутанул «хвост дракона», подсек опорную ногу – и бородач плюхнулся на задницу, наверняка крепко приложившись копчиком.
Коршунов ухватился за копье Вутериха: тот (глаза мутные – от шока) потянул на себя, получил ногой по печени и сильно опечалился. Но копье не отдал, поганец.
В следующий момент Коршунов понял, что переоценил свои силы.
Их было немного: человек восемь. Еще трое (в том числе – Книва) остались за кадром.
Они взяли Алексея в полукольцо, но нападать не торопились. Окружили, оттеснив к стене избы.
Теснили – это не совсем то слово. Коршунову было совсем не тесно, наоборот, довольно просторно. Непривычно просторно, поскольку у его противников были копья и они, соответственно, держали именно ту дистанцию, на которой удобно работать копьем. То есть вдвое больше той, которую обычно держат рукопашники. Так что Алексею на оставленном ему пространстве было достаточно просторно, и его противники тоже не жались плечом к плечу. Но тем не менее Коршунова именно оттеснили, и он даже не пытался вырваться из кольца, инстинктивно понимая, что окажется в досягаемости железных наконечников куда раньше, чем те, кто их держит, станут досягаемы для его безоружной атаки.
Тем не менее его противники не торопились. Осторожничали. Видимо, полагали, что у Коршунова в загашнике еще какой-нибудь сюрприз.
В другой ситуации Коршунов их бы сильно зауважал. Напасть на бога, да еще после того, как тот «явил гром»… Но сейчас Алексею было не до уважения. Глядя на украшенные стальными и бронзовыми заклепками щиты, на хищные наконечники копий, он очень четко осознал, что перед ним уже не трудолюбивые, хитроватые и немного простодушные земледельцы, а воины. И поняв это, Алексей как-то особенно остро ощутил непрочную тонкость своей рубахи…
Коршунов лихорадочно прикидывал, что можно сделать, но выхода не было. Кинься на одного – остальные тут же взденут на копья. Преимущество в скорости, навыки рукопашной сводились на нет боевым оружием и численным превосходством.
Они казались очень похожими. Кожаные круглые шапки с железными нашивками, заросшие волосом лица, прищуренные глаза – над кромками здоровенных щитов. В какой-то миг он перестал ощущать живых людей за этими щитами, иссеченными в неведомых прошлых боях… В них чувствовалась безликая сила, абсолютно неуязвимая для безоружного человека. Непоколебимая незыблемая опора для треугольных, отточенных по краям наконечников копий, которым достаточно лишь легонько скользнуть вдоль шеи…
«Ну что ж, – подумал Коршунов. – Умирать – так с музыкой! После ночи с потрясающей девочкой, в настоящем мужском бою… Только хорошо бы сразу. А то проткнут живот…»
Мысль о том, как тридцать сантиметров острого железа погружаются во внутренности, не взбодрила. Но Алексей успел изгнать ее раньше, чем она обросла страхом и слабостью.
Коршунов сделал совсем маленький шажок вправо. И крайний справа тоже самую малость подался назад. Зато остальные приблизились. Ровно на столько же. Они очень четко чувствовали дистанцию. И словно поддерживали некое хрупкое равновесие. Если Алексей покажет, что отступает, а сам сделает бросок… Ничего не выйдет. Не успеть…
Свирепый, леденящий кровь рев ударил его по ушам почти с той же силой, что и взрыв гранаты.
От этого чудовищного звука его противники как будто просели… Как проседает упруго натянутая резина проколотой камеры. Щиты опустились, копья поникли. Но Коршунов не воспользовался этим для атаки, потому что и его собственные мускулы внезапно обратились в теплое желе. Только на одно мгновение, но этого мгновения было бы достаточно, чтобы проделать в этом желе дюжину дырок. Но никто не стал тыкать в Коршунова железом. О нем словно забыли. Недавние противники отвернулись от Алексея и глядели теперь на того, кто обрушил на них нечеловеческой силы звук. И Коршунов тоже разжал кулаки и уставился на кричавшего…
Представьте себе байкера. Откуда-нибудь из Айдахо. Который всю жизнь гонял на «Харлее», жрал пиво и бил морды в кабаках. Два метра ростом, брюхо – с пивной бочонок, рыжая бородища – веником, прикид, ухватки…
Коршунов настолько обалдел, что даже не сразу заметил, что за «байкером» маячит кузнец Травстила, а за кузнецом – очень озабоченный Черепанов. Живой.
При виде командира у Коршунова сразу отлегло от сердца. Ну раз командир здесь, значит, все будет в порядке!
«Байкер» неторопливо двинулся по дороге, миновал ворота (местные поспешно убрались с его пути), приблизился к Алексею. Отпихнул ногой сочащиеся дымом останки гранаты. Остановился. Бесцеремонно оглядел Алексея. Ражий наглый детина. Вид зверообразный и абсолютно асоциальный. На широкой, изукрашенной синими узорами морде – волосатая пасть, мясистый красный нос и кустистые брови, под которыми спрятались маленькие хитрые глазки.
Вокруг ощутимо сгустилась тишина. Коршунов услышал, как в избе всхлипывает Рагнасвинта.
Лапы у «байкера» были волосатые, в синих узорах татуировок. На правой костяшки сбиты – видать, недавно кому-то в пятак заехал. Подошел, навис над Алексеем. Весь в коже, заклепках и побрякушках, металлических, костяных, деревянных. С бизоньей шеи свешивается обильная коллекция клыков и когтей, а поверх всего, на кожаном ремешке, – здоровенный серебряный серп. Еще бы молот – и вылитый символ бывшего СССР.
Детина постоял немного, с носка на пятку перекатываясь, потом хмыкнул в бородищу и нацелился кулачищем – Лехе в живот. Коршунов перехватил. Удержал не без труда. У нормального мужика нога тоньше, чем рука у этого дяди. Померились немного: кто сильней. Сильней явно был «байкер», но он же и уступил. Отошел на шаг.
Тут вперед протолкался Черепанов, встал рядом.
«Байкер» проворчал что-то одобрительное. Хлопнул Геннадия по спине: аж гул пошел. Черепанов даже не качнулся. Борец, блин. Подмигнул Лехе и сам, точно так же, смачно приложил ладонью «байкеру» между лопаток. Тот крякнул. Похоже, удивился. Среди местных возникло некоторое движение и ропот. Но детина на них небрежно, через плечо рыкнул – и тишина.
В этой тишине детина опять подал голос: рявкнул нечто одобрительное, на Коршунова с Черепановым показал, потом повернулся и вразвалочку двинулся прочь. По дороге Травстилу с собой прихватил.
И как будто барьер рухнул. Вражда ушла. Местные смущенно заулыбались. Книва подошел. Его оттеснил Фретила, поспевший аккурат к шапочному разбору. Про дочь спросил.
– Рагнасвинта! – окликнул Коршунов.
Она тут же появилась. Синий вкладыш от спальника – вместо плаща. Надменно сообщила папаше: Аласейа подарил. Книва захихикал… И моментально схлопотал по загривку.
Смущенный Хундила что-то толковал Черепанову. Извинялся. В гости приглашал: показывал знаками, что готов проставиться. За обиду, значит.
Народ понемногу расходился.
Рагнасвинта вилась вокруг Коршунова, на своих поглядывала высокомерно, на Алексея – подобострастно. Ластилась, как котенок. Фретила на дщерь взирал с одобрением, Книва скалился.
– Ты где был? – спросил Коршунов.
– К Травстиле ходил, – ответил командир. – Насчет оружия пообщаться.
– И как?
– Нормально. Что у тебя здесь стряслось?
– А хрен их знает, чего они вдруг взъелись. – Коршунов пожал плечами. – Рассосалось, и ладно.
– Ну уж нет, – возразил командир. – Это надо выяснить. Чтобы впредь – без таких эксцессов. Если бы мы не подоспели – попортили бы тебе организм. Необратимо.
– Это точно, – согласился Коршунов. – А что это за мужик такой – с серпом и банданой?
– Главный жрец. Архиепископ местный. Овидой зовут. Его Травстила вызвал. Как я понимаю: нас с тобой протестировать.
– И каковы результаты?
– Сам видишь. Все путем.
– А если бы этот Овида нас не одобрил?
– А ты угадай! – Командир усмехнулся. – Ладно, проехали. Таможня дала добро. Он у них – высший арбитражный судья по религиозным вопросам.
– Значит, теперь мы с тобой – официально зарегистрированные боги? – спросил Коршунов.
– Не думаю. С богами так фамильярно не обращаются. Но, может, это и к лучшему. Лучше быть простыми авторитетными парнями, чем липовыми божествами. Тем более, мы теперь с местными вроде как родня. – Черепанов подмигнул Коршунову. – Как ночь прошла, по кайфу?
– Не то слово! – Алексей расцвел улыбкой. – А у тебя?
– Аналогично. Девочка меня навсегда запомнит, отвечаю.
– Угу. Интересно только, почему она смылась, даже золотишка своего не прихватив?
Черепанов нахмурился:
– Да? Это новость. Впрочем, ладно. И это выясним. Вот сейчас пойдем к Хундиле пиво пить – и выясним. Книва, спроси у аттилы Фретилы, он к Хундиле дринковать идет?
Книва-толмач осведомился. Его папаша с важностью кивнул.
Черепанов поглядел на Алексея:
– Давай, Леха, иди приведи себя в порядок, и двинулись. Что-то я проголодался.
– Пошли…
На полпути Коршунов вдруг сказал:
– А я гранату сигнальную рванул.
– Да, – кивнул подполковник. – Я слышал.
– Нет, ты не понял. Я эту гранату им прямо под ноги кинул, Герменгельду с Вутерихом.
– Ну и что?
– В том-то и дело, что ничего! Я бы на их месте полные штаны наложил, а этим – как с куста. Ну, оглушило чуток. Ей-богу, ты бы больше испугался!
– Вот это вряд ли, – сказал Черепанов. – Только с чего ты взял, что они должны были в штаны наложить?
– Ну, сам подумай: с их точки зрения, это – волшебство. Вроде огнедышащего дракона. Ну вот я сам сколько раз читал: какой-нибудь мужик закурит при дикарях – и те сразу на колени. Сверхчеловек, блин! Огнем дышит! А тут – ноль эмоций. Не укладывается у меня в голове такое, не понимаю.
– А придется, – усмехнулся Черепанов. – Поскольку – голый факт. И насчет сигарет… Ты, Леха, в какой такой литературе это читал? Что-то я не припомню…
– Ну… – Коршунов напряг память, вспомнил: – «Янки при дворе короля Артура»!
– А еще?
Алексей вторично напряг извилины, выдавил еще название:
– «Потомки скифов»! В детстве читал. Там, кстати, похожие мужики описаны. Даже серьезнее. Так те скифы сначала собаки испугались, потом курения…
Черепанов ухмыльнулся еще шире.
– Крутые у тебя источники информации, – заметил он. – Настоящие монографии по этнографии. Фантастика – она и есть фантастика. Тем более, тех времен: от писателей, которые писали про кабинетных ученых. В пенсне. Которым только трубкой попыхивать и умные слова говорить, поскольку больше ничего и не могут. Вот и приходится писателю изгаляться: табачным дымом дикарей пугать. Индиана Джонс – и тот авторитетней выглядит. Могу тебе точно сказать: реального дикаря сигареткой пугать – все равно что отморозка-ваххабита – фотографией летающей тарелки. Можешь мне поверить, я этих дикарей…
Тут подполковник осекся и закрыл, даже можно сказать, захлопнул рот.
Коршунову очень хотелось поинтересоваться, где это Генка успел пообщаться с дикарями, но он понимал, что бесполезно. Ничего командир не скажет. Поэтому он спросил о другом:
– И все-таки, Генка, объясни мне, темному, почему наши дикари моей гранаты не испугались? Я бы, например, точно испугался, если бы, скажем, из-за вон того холма огнедышащий дракон выскочил.
– Неверная ассоциация! – сказал Черепанов. – На дракона бы ты, в нормальных условиях, скажем на Дворцовой площади, вообще не среагировал бы. Решил бы, что голография какая-нибудь. А вот встреть ты в лесу тигра уссурийского… Ты ведь раньше на воле тигров не встречал?
– Не доводилось, – осторожно ответил Коршунов.
– Ну вот. Идеальный случай. Тигра ты в природе не встречал. Но как он выглядит, слышал. Даже видел. Так что элемент неожиданности есть, но несколько смягчен. Особенно если ты перед этим тигриные следы видел и в принципе допускаешь, что можешь его встретить. И встречаешь. Конечно, можешь в этой ситуации и в штаны наложить. Было дело, накладывали. Но, судя по моему собственному опыту и исходя из заключения психологов, которые тебя к полету допустили, твое поведение должно быть иным. Особенно если у тебя, скажем, карабин имеется. Что ты сделаешь, а?
– Хм… Тигр – животное серьезное, – признал Коршунов. – Не думаю, что я пойду на конфликт. Попытаюсь разойтись мирно.
– А если не выйдет?
– Буду стрелять. А куда деться?
– Вот именно. Улавливаешь связь?
– Не очень…
– Эх ты! Кабинетный ученый! – Черепанов засмеялся. – Ты со своей гранатой – вроде того тигра. Ты прикинь местный менталитет. Для них всякое волшебство-колдовство – не экзотика и статьи в желтой прессе. Для них это жизненная реальность. И они к этой реальности подготовлены. Даже получше, чем ты – к появлению тигра. У них на эту тему отлично проработанные инструкции. И тщательно разработанные законы. Вот они как раз появлению дракона не удивятся и даже не сочтут его галлюцинацией или, тем более, голографией. Они для начала попытаются этого дракона классифицировать, а потом будут совершенно точно знать, как себя вести. Если компетентные местные специалисты говорят, что при появлении такого дракона следует наложить в штаны – наложат. Если в инструкции сказано, что дракона следует порадовать девственницей – найдут девственницу. А если – копьем в глаз, значит – копьем в глаз. Улавливаешь ассоциацию?
Читать бесплатно другие книги:
