Ричард Длинные Руки – фрейграф Орловский Гай
Глава 8
Я лениво открыл оба глаза, поднял голову, зевнул, снова показав красивую пасть и просто прекрасные длинные зубы, огромные и длинные, как лучшие в мире кинжалы.
– Что? – спросил я с драконьим удивлением. – А-а-а… понял-понял. Извини, это нечаянно… Сама знаешь, как это бывает: глаза боятся, а руки делают…
Она промолчала, справедливо предполагая, что у подлого дракона подлая драконья игра, нечестная и коварная. Я поднялся и, медленно шагая на всех четырех, все еще сонный и расслабленный, подошел к ней. Она вскинула голову и, не пытаясь бежать, бесполезно, взглянула мне в огромные драконьи глазища гордо и бесстрашно.
Я смотрел мимо, лапой легко отодвинул камень на прежнее место.
– Ты хотела, – прогрохотал я, смягчая голос, – в норку?
Она медленно, очень медленно повернула голову. Боковым взглядом увидела, что вход открыт, но все еще страшилась двигаться, с моей стороны такое может быть жестокой игрой, вот прямо сейчас схвачу…
Я попятился, она неверящим взглядом наблюдала, как я отступил на шаг, на два, на три, а каждый мой шаг равен ее пяти, потом и вовсе лег, свернувшись в клубок. Ну, как мог.
Она с легким вскриком метнулась в спасительное убежище, прижалась там к стене. Я слышал, как что-то выкрикивает, явно называет себя дурой, что так увлеклась, и как хорошо, что дракон еще больший дурак, просто редкостный…
– Ну и сиди там, – буркнул я. – Обещаю туда не… лезть.
– Спасибо, – проговорила она с трудом.
– Хотя мог бы, – сказал я на всякий случай, женщины дуры, им нужно все объяснять подробно, – думаешь, я тебя там не достал бы?
Она заметно побледнела, спросила слабо:
– К-к-ак?
Я прорычал:
– Да вот так…
Она застыла, когда я просунул в щель лапу. До противоположной стены, правда, не достал, но это потому, что все четыре у меня короткие и мощные. Я сделал усилие, сосредоточился, снова надулся, заставляя кровотоки понести питательные вещества и все, что нужно, в зависшую в воздухе лапу.
Добавил я ей длины чуть-чуть, но этого хватило, когти проскрипели по стене, посыпалась крошка.
Тут же раздался женский вопль:
– Не надо!
Я задержал лапу в воздухе.
– Теперь веришь?
– Да!
Я осторожно, чтобы не задеть женщину, вытащил лапу обратно. Она зудела и чесалась от быстрой трансформации, тем более что я тут же велел организму прекратить это безобразие и выровнять все четыре по стандарту.
Когда я снова лег посреди пещеры, Мириам осторожно выглянула. На ее лице ясно читалась злость, но не на меня, а на себя, что промахнулась, думая, что там в относительной безопасности.
– Но я все-таки останусь здесь, – проговорила она дрожащим голосом, – хорошо?
– Хорошо, – согласился я благодушно. – Мелким животным необходимо… гм… личное пространство.
Она продолжала выглядывать из пещерки, на лице непонимание, переспросила:
– Что-что?
– Личное пространство, – пояснил я важно. – Каждый мелкий зверек должен иметь и свое личное пространство, поняла? В любой клетке, тесной или просторной, вы чувствуете себя незащищенными. Нам время от времени приходится за вами чистить и убирать мусор, а бедные пташки с ума сходят, порхая всюду и бросаясь на прутья! Дуры, как все женщины. Но если там же в клетке сделать еще одну крохотную клеточку, пусть как раз по размерам птички или мыши, вы будете спокойно смотреть на руку, что чистит мусор прямо возле вашего носика или клювика и преспокойно ждете, когда уберемся из клетки вообще.
Она слушала внимательно, но с растущим удивлением на лице.
– Странный ты дракон, – сказала она с непонятным выражением, в котором я уловил и оттенок презрения. – Откуда такое знаешь?.. Ах да, еще одного умного съел…
– Увы, – согласился я горестно. – Теперь вот то о звездах думаю, то о тайнах материи… Не знаешь, что это такое?
– Не знаю, – ответила она настороженно. – Какие у материи могут быть тайны? Крои да шей…
Я вздохнул.
– Ну вот, знаешь. А он не знал… А еще мудрец!
Она спросила внезапно:
– А ты откуда взялся?
Я ответил удивленно:
– Странный вопрос… Как и все на свете – из яйца. Правда, люди появляются совсем не из яйца, хотя вообще-то, если посмотреть шире…
Она быстро прервала:
– Я имею в виду, раньше в наших краях говорящих драконов не было. Так, летают всякие, но тупые, как и все мужчины.
Глаза ее начали хитро поблескивать, голос стал предельно дружелюбным. Ага, вот прям щас и скажу, на каком острове растет тот дуб с сундуком в ветвях, где бережно хранится моя жизнь в зайце.
– Издалека, – ответил я скромно. – Прямо от трона моего повелителя. Вот так взял и припорхал.
– А кто твой повелитель?
– Могучий и свирепый повелитель всех драконов на свете, – ответил я с почтением и поклонился, стукнувшись лбом о каменный пол. – Кто дает и берет, наделяет и отбирает, жалует и разжалует… Да так, что мало не покажется.
Она зябко передернула плечами.
– Ужас…
– Почему?
– Оказывается, – объяснила она с вызовом, – есть и пострашнее тебя? Никогда бы не подумала.
– Я не страшный, – возразил я. – Я вообще-то красавец. И умница. И у меня хороший аппетит, кстати… Вот когда начнем тебя неспешно так это кушать…
Она сердито сверкнула глазами.
– Напугать стараешься? Напрасно.
– Ты такая бесстрашная?
Она тряхнула головой, волосы красивым водопадом рассыпались по плечам.
– При чем тут бесстрашие? Я раньше просто-напросто брошусь с обрыва в бездну!
Я изумился:
– В какую?
Она указала пальцем:
– Вон туда!
– Там внизу песок, – сказал я злорадно. – Мягкий.
– Для людей он твердый, – сказала она и уточнила: – Если с такой высоты.
Я подумал, кивнул:
– Да, ты права. С такой высоты, пожалуй, прическу испортишь. Однако мы, небесные драконы, наделены великой мудростью. А она подсказывает, что не бросишься…
Она сказала с вызовом:
– Да? Хочешь увидеть?
Она гордо вскинула голову и шагнула в сторону зияющего зева пещеры. Я поспешно покачал головой:
– Нет-нет, в тебе дурости хватит. Не сомневаюсь. Не зря же рыжая, а глаза серые – дивное сочетание. Женщины любят делать все назло и наперекор, потому у нас, драконов, есть поговорка: посоветуйся с женщиной и поступи наоборот. Но я сомневаюсь, что бросишься… без особой необходимости. В тебе слишком много жизненной силы, чтобы ты поступила так… глуповато. Мне кажется, будешь бороться до последнего вздоха. А если и прыгнешь, то не раньше, чем перепробуешь все способы извести меня, содрать шкуру и продать кости на свистульки.
Она смотрела с тем же вызовом, но теперь уже и удивлением.
– А ты в самом деле… не совсем дурак.
– Ты тоже, – ответил я тем же комплиментом и добавил коварно: – Хоть и красивая. Расскажи о своей стране!
– Что тебя интересует?
– Да все, – ответил я. – Мир людей… такой забавный.
Конечно, она не рассказывала, хотя, наверное, могла поведать немало о проходимости дорог, переправ, укреплениях, количестве воинов в том или ином племени, а я не задавал наводящие вопросы, все равно узнаю днем раньше, днем позже, я слушал ее и невольно поддался жестокому очарованию древних легенд, преданий, бывальщин. Пусть половина – чистейшая выдумка, но и те не возникают на пустом месте. На этой земле возникали и рушились великие королевства, империи, создавались союзы, гремели ужасающие войны, в которых маги поджигали воздух, а с другой – такие же умельцы жгли саму землю, и войска отступали, оставляя между собой выжженное поле с костями тех, кто не успел убраться.
О королевстве Сен-Мари почти не вспоминала, а когда упомянула пару раз мимоходом, то почему-то упорно называла его страной Орифламме, и создавалось впечатление, что это нечто мелкое, расположенное на заднем дворе великого и могущественного Гандерсгейма.
Здесь из руин городов поднимаются великанские тени древних королей, каждое полнолуние гремит призрачная сталь, войска павших сражаются с прежней же яростью и неистовством, и только третий крик петуха заставляет их уйти снова под землю. Появляются оборотни – потомки тех, кто умер непогребенным, а таких после сражений бывало много. После гибели магов на свободе оказались чудовища, что разоряют села и грозят бедами даже крупным городам.
В трудные времена рождались великие герои, подвижники, я слушал внимательно, но и здесь ценится то, что и везде: честь, отвага, верность, преданность, самопожертвование, защита слабых, готовность отдать все силы обществу… Человек в трудное время везде остается человеком, будь он варвар или христианин. Только богатство и роскошь развращают и превращают нас в животных.
Я смотрел, как она неспешно с врожденной деликатностью срезает кусочки мяса и ест, даже кушает, хотя могла бы просто вгрызться, держа кус обеими руками, но эта дочь проводника караванов и здесь соблюдает манеры. И спину держит прямой, эдакая дочь степей, что не дрогнула и перед ужасным драконом. Хотя, конечно, сперва немножко трусила, но потом да, молодец, хотя никто и не видит ее отваги, но сама себя видит, а для таких отважных достаточно и самоуважения.
Испуганно замерла, когда я поднялся, однако я лишь проворчал:
– Лопай, не отвлекайся… Жуй хорошо.
– Что? – спросила она непонимающе.
– А то подавишься, – сказал я благожелательно.
Узкая щель во вторую нору чем-то тревожит, я присмотрелся и понял, что за стеной еще пещера, а эти камни кто-то нагромоздил намеренно, закрывая вход.
Мириам настороженно следила, как вынимаю самые крупные глыбы и осторожно роняю справа и слева, стараясь, чтобы не раскатывались далеко. Щель стала шире, я навалился всем весом, ветхие камни справа и слева затрещали и рухнули.
Я с удовольствием повел укрытыми за бронированными крепкой чешуей плечами, крепкий я зверюка, вдвинулся в пещерку. Темно, сумрачно, но дальше сверху падает рассеянный свет: свод в каком-то месте треснул, и солнечные лучи, многократно отражаясь о изломы и теряя силу, все же обозначили время суток.
Под ногами камни, но под дальней стеной груды того, чего я меньше всего ожидал: золотые кувшины, широкие подносы из золота и обрамленные драгоценными камнями кубки из серебра. В самом углу два больших сундука и три объемных ларца.
Уже предполагая, что увижу, я зацепил когтем и начал откидывать все крышки, но все равно раскрыл пасть в безмерном удивлении. Еще не видел таких огромных залежей золотых монет, колец, сережек, браслетов, ожерелий и прочей украшательной хрени…
– Эй, – позвал я. – Женщина!..
Из оставленной пещеры донесся дрожащий, но все равно негодующий голосок:
– Чего тебе, рептиль?
– У меня для тебя кое-что есть! – сообщил я весело.
– Подавись им, – ответила она почему-то грубо, – тоже мне, гад чешуйчатый, а туда же!
– Дура, – сказал я и, ломая голову над внезапной агрессивностью, повернулся в тесной комнате и выбрался в большую пещеру к костру. – Сама козу сожрала или и мне оставила?
– А тебе бы только жрать? – спросила она без вызова, но ехидно.
– Грубая ты, – укорил я. – Брала бы пример с меня. Я же сама нежность, ласка.
– А кто съесть меня собирается?
Я изумился:
– А это при чем? Я же буду есть тебя нежно, ласково, с манерами!.. Ты одно с другим не путай. Правда, ты в своей красивой голове две мысли разом удержать не можешь, увы.
Она бросила мне тушу козы.
– Жри!
– Грубая ты, – укорил я. – К тому же лучшее мясо срезала.
Она изумилась:
– А ты в нем разбираешься? Для тебя эту козу проглотить, что мне воробышка съесть!..
Я вздохнул и, прихватив козу, выбрался из пещеры, где на свежем воздухе и принялся жевать испеченную млекопитающую прямо с косточками.
– Женщина, – промычал я с набитым ртом, – так чего ты побоялась заглянуть со мной в тот укромный уголок?
Она огрызнулась из пещеры:
– Вы все, мужчины, только и думаете…
– Только и думаем, – согласился я. – Зато вы совсем не думаете. Да и зачем, когда такие роскошные волосы? Как огонь в ночи, не могу оторвать взгляда… Красивая ты, Мириам. Хоть и злобная.
Она огрызнулась еще злее:
– Ты мне зубы не заговаривай, гад подколодный!
Я подумал, спросил с интересом:
– Где такая колода, под которой могу поместиться?
– Ты жил под корягой, – объяснила она со злорадством, – пока не вырос! Почему я тебя тогда не встретила?
Я держал ее взглядом, она уже осторожненько вышла из пещеры и тихохонько присела в сторонке, стараясь держаться на одинаково безопасном расстоянии и от края пропасти, и от меня.
– И что бы сделала? – спросил я. – Сразу бы прибила? Маленькую жалобную рептилию?
– Ты не рептилия, – ответила она рассерженно, – а рептиль!..
– А какая разница?
– Рептилия, – сказала она рассудительно, – это рептилия. А ты – рептиль! Гад то есть. Мужчина. От вас все беды.
– И как ты рассмотрела так сразу? – удивился я. – Еще издали… Вроде бы я держался скромно, ничего не выпячивал, ничего такого предложить не успел… даже не думал, честно…
Она перебила быстро:
– Вас издали видно по мордам наглым, по глазкам блудливым, по плечам в стороны, а еще смотрите так это… бесстыдники, тьфу на вас, так что все вы – рептили, и неважно, камзол на плечах или чешуя!
Я пробормотал:
– Гм, исчерпывающая характеристика. Точная, выверенная в словах и терминах, четкая жизненная позиция. Устойчивая, как вырезанная из камня. Видать, кто-то тебя здорово обидел, если для тебя все мужчины – рептили.
Она поперхнулась, зыркнула злобно и, вскинув голову, принялась рассматривать багровеющие облака в странно прозрачном небе.
Глава 9
Я доел козу, в самом деле мне на один зуб, поколебался, глядя на женщину, ну да ладно, была не была, надо все пробовать, сосредоточился, начал представлять яркие картинки и запомнившиеся ощущения…
Она спросила с подозрением:
– Ты чего надулся? Смотри не лопни.
– Умолкни, женщина, – просипел я. – Дай сосредоточиться…
– На чем?
– Да помолчи же…
– Ну ладно, – ответила она независимо, – могу и помолчать. Ты только скажи, чего ты весь раздулся? Живот болит? У моего коня как-то были колики, я его спасла… ну, ты знаешь, если умный такой, как их спасают…
– Меня так спасать не надо, – твердо сказал я, – хотя за предложение спасибо.
Она вскочила, глаза метали молнии.
– Вот еще! Я вовсе не собиралась тебя спасать таким же образом!
– Жаль, – просипел я задушенно, – жаль…
В воздухе сгустился ком, на каменный пол шлепнулась большая головка сыра. Мириам ахнула и отпрыгнула, я продолжал тужиться, медленно появились упакованные в пленку и тонко нарезанные ломтики ветчины, карбоната, шейки, а в довершение я создал сладости и две чашки с горячим кофе.
Она смотрела, застыв в страхе, а я запоздало подумал, что хоть в личине дракона эта способность сохранилась, однако лапы у меня не того, даже чашку не удержат…
– Ну че, – сказал я, – глазки вытаращила? Я понимаю, коза вкуснее, к тому же ты трудилась, шкуру снимала, мясо резала, жарила, вон как вспотела, но… и такое вот есть можно. Давай, пробуй! Мы же с тобой откармливаем тебя? Вот и давай.
Она покачала головой, я неуклюже поддевал когтями мясо и сыр, все отправлял в пасть. Когда почти ничего не осталось, создал еще, но, мне кажется, на это уходит больше калорий, чем получаю, так что если буду создавать еду и есть, скоро околею от голода.
Мириам наконец разжала плотно стиснутые губы.
– Как ты это делаешь?
Я ответил удивленно:
– Как все. А ты разве делаешь не так?
Она покачала головой.
– Мы так не умеем.
– Бедные существа, – сказал я сочувствующе. – Это же так просто… Может, попробуешь?
Она снова покачала головой.
– Даже пытаться не буду.
– Ладно, – сказал я с глубоким сочувствием, – бери, ешь.
Она спросила нерешительно:
– Может быть, это еда драконов? А люди от нее мрут?
– Проверь, – предложил я. Она смотрела задумчиво, колебалась, я сжалился и пояснил: – Да не околеешь, говорю! Я еще цел, видишь? А ем это вот часто. Тебе ничего не будет, ты же человек! А человек – это такая тварь, все жреть, ни одна свинья не станет… Не трусь, ты же рыжая!
Я исхитрился взять чашку с кофе, как раз хватило капнуть на язык, натужился и создал большую глиняную миску. Мириам вздрогнула, когда та наполнилась темно-коричневой жидкостью, но я не обращал на женщину внимания, тут удержать бы миску, не пролить на себя, а запах крепкого кофе сводит с ума…
Когда наконец поднял взгляд на Мириам, она опасливо жевала тонкий ломтик изысканного карбоната, но держала так, чтобы сразу отбросить, если тот вдруг вцепится ей в губу.
– Кофе будешь? – спросил я.
Она поняла по моему взгляду, о чем я, затрясла головой.
– Ни за что!
– Почему?
– Это для драконов!
– Вообще-то да, – согласился я. – Стоит выпить пару мисок, сразу драконом себя чувствуешь.
Я не торопил и не мешал, положившись на извечное любопытство женщины, Мириам при всей осторожности перепробовала все, кроме кофе, а нежнейший сыр, создаваемый уж не знаю по какой технологии, жевала с таким наслаждением, что закрывала глаза и нежно плямкала влажными губами.
Вечерний воздух теплый, густой и сочный, я надеялся с этой великолепной площадки полюбоваться величественным закатом, но небо затянуто какой-то мутной дрянью вместо облаков, солнце беспомощно утопает, как в болоте. Затем и вовсе его закрыло грязно-серым занавесом, я угадывал местоположение светила лишь по багровому пятну, что сползает к горизонту.
Внизу пролегла глубокая тень, но крохотные огоньки проступают сквозь густеющую тьму, и легко подумать, что тысячи и тысячи всадников скачут по степи, держа в руках горящие факелы…
Мириам, закончив с трапезой, деликатно облизала пальцы, тихонько вздохнула.
– Рад, что тебе понравилось, – сказал я.
Она смотрела на меня неотрывно, в ее огромных серых глазищах возникало и гасло странное выражение. Я ощутил некоторую неловкость.
– Че таращишь глазки? Они у тебя просто дивные… Никогда не видел таких крупных.
Она вздрогнула, возвращаясь в этот неустроенный мир.
– Да так… Все никак не могу привыкнуть, что ты разговариваешь. Да еще так красиво.
– Я? – удивился я. – Красиво?.. Был бы я человеком – обиделся. Все ваши самцы предпочитают говорить коротко и грубо. Так вы вроде бы сильнее. А мы, драконы, да… говорим красиво. Мы даже петь умеем? Хочешь, спою?
Она вздрогнула, отшатнулась.
– Нет-нет!
Я сказал великодушно:
– А то смотри, я добрый. Стоит меня только попросить. Спою, еще как спою. А если после сытного обеда, так вообще…
Она сказала со слабой улыбкой:
– Постараюсь не кормить тебя досыта.
– Что ты за женщина? – спросил я с укором. – Все женщины всегда стараются накормить мужчин досыта. Мы тогда глупеем, из нас можно веревки вить.
Она пробормотала:
– Никогда не думала, что драконы такие… Интересно, каким бы ты был человеком…
Я в ужасе отшатнулся.
– Не пугай меня так!
Она улыбнулась.
– Даже подумать о таком страшишься?
– Конечно, – сказал я убежденно, – люди уродливы, а драконы – прекрасны. Посмотри, какая у меня спина с гребнем… А лапы с перепонками? А пузо блестящее и чистенькое? А… гм… в общем, я – само совершенство. На мне вообще нет отвратительной шерсти!
Она произнесла угрюмо, почти подавленная или хотя бы поколебленная такой убедительной аргументацией:
– Шерсть… не такая уж и отвратительная.
– Не отвратительная?
– Смотря где, – уточнила она. – Разве тебе не нравятся мои волосы?
Я посмотрел оценивающе, поцокал языком.
– Ну, как тебе сказать… Если для человека, то терпимо и даже прекрасно, но вообще-то красивее было бы заменить эту гриву чешуей. Представляешь, крупная… или мелкая, это по вкусу, золотистая чешуя, блещущая на солнце, как жар!.. А можно делать зеленой, красной и даже синей. Любого цвета. А это для женщин так важно, меняться…
Она посмотрела на меня исподлобья.
– Но не настолько же! Я не представляю себя рептилией.
Я вздохнул.
– Да, людям трудно представить себе такое совершенство.
В вечернем воздухе начинают летать светящиеся мушки, жучки и бабочки, пошла узкая полоса странной живности, что не дневная, но и не ночная, а так, ухитрившаяся занять это короткое время и вытеснить из него как дневных, так и ночных.
Я уже знаю, что если взлететь и держать курс вот на ту гору на горизонте, то дальше будет широкая река, через которую я так и не увидел моста, но и брода не заметил, а его легко отыскать с высоты драконьего полета по протоптанным дорогам на противоположных берегах. За рекой, словно спрятавшись за нею, долина с роскошной зеленью, богатые сады, оливковые рощи, несколько городов, расположенных непривычно близко один к другому, снова сады, виноградники, поля под посевами…
Я придвинулся и сел у самого края, так шире обзор, прикидывал, в каком направлении полечу завтра, чтобы увидеть и запечатлеть в памяти нужных сведений побольше.
Сбоку зашелестело, Мириам тихохонько подошла, я видел, как она колеблется, но пересилила себя и села почти рядом.
– Молодец, – проворчал я как можно тише.