Мастер Исхода Мазин Александр

Очень короткое вступление от автора

Некоторые мои читатели были весьма огорчены финалом романа «Утро Судного Дня». Мол, ничего не понятно. Точки над «и» не расставлены. Научные корни волшебства не объявлены, и источник безобразий не представлен читателю, препарированный, разложенный по полочкам и сопровождаемый подробной инструкцией: что, зачем и откуда.

Претензия справедливая. Тем более что сам я всегда требую от своих авторов аналогичного. И не устаю повторять: все, что очевидно автору, далеко не всегда очевидно читателю. Тем более что он, то есть вы, уважаемый читатель, и не обязаны разгадывать ребусы, поскольку приобрели мою книгу не для развития ума, а исключительно развлечения ради.

В оправдание свое могу сказать только одно. Я – писатель эпохи докомпьютерных игр и не привык представлять волшебство как функцию от эффективности использования маны. И прагматичный подход виртуального игрового мира мне не то чтобы чужд (было время, и сам я славно поиграл в «игрушки»), но математическая предопределенность везде и во всём… Не верю!

В жизни так не бывает. А поскольку я, как уже сказано выше, отношусь к писателям «старой» школы фантастики, то жизненная достоверность для меня очень важна. Потому в фантастике для меня важнее всего Чудо. То, что не объясняется, а случается. Сродни тем маленьким чудесам, которые происходят в настоящей жизни с каждым из нас и время от времени дают каждому почувствовать, что строго детерминированный условный мир социума (прошу простить за наукообразие) – это только видимая поверхность океана жизни. И в жизни, и в литературе есть вещи и понятия, о которых писать нельзя, потому что слова убьют суть. Я могу только намекнуть… Как и сделал это в книге «Утро Судного дня». Показав Пса вместо Хозяина и представив читателю самому домысливать, каким может быть Хозяин у такого Пса.

Это, на мой взгляд, и есть то недосказанное, что может помочь поднять нечто, возможно и не имеющее отношения к конкретной книге, однако крайне важное для развития собственно понимания.

Но это, так сказать, сверхзадача. И если большинство моих читателей хотят получать ответы на вопросы, они в своем праве. И я, уважая это право, готов вывести из тени многое из того, что осталось в сумерках «Утра Судного Дня». Здесь, в этой книге.

Хотя должен предупредить, что книга, которую вы держите в руках, прямого отношения к дилогии «Хранителей равновесия» не имеет. Это совершенно независимый научно-фантастический приключенческий роман с еще не известным вам, читатель, но довольно симпатичным и весьма крутым героем, Мастером Исхода Владимиром Воронцовым по прозвищу Гризли.

Глава первая

Маугли

Сначала было солнце. Било прямо в глаза. Потом солнце пропало, потому что на мое лицо легла тень кошачьей морды. На морде имелась пасть, в которую без особого труда можно было бы запихнуть голову. Хотя нет, голову – вряд ли. Клыки помешали бы. Да и не хотелось ее туда запихивать – пахло из пасти мерзко.

Я зажмурился. Пасть исчезла, вонь – нет.

«Значит, это не бред», – подумал я.

Нечто, напоминающее мокрую терку для овощей, проехалось по физиономии. Я осторожно приоткрыл один глаз – и увидел красный язык, похожий на кусок поношенного красного войлока. Язык шлепнул меня по щеке: точно, та самая мокрая терка.

Тут я вспомнил, что у меня есть руки, и отважно отпихнул клыкастую морду.

Морда исчезла, и целую секунду я лежал спокойно, только щурился от слишком яркого света.

Секунда кончилась, и меня снова лизнули. Лизнули в…

В общем, с другого конца туловища.

Это меня настолько взбодрило, что я моментально сел.

Здоровенная длинная гладкая кошка лениво потянулась и фыркнула. Глаза у кошки были узкие, желтые и очень умные.

«Естественно, – подумал я. – Модифицированная пантера. Продукт генной инженерии и селекции. Разумность – 0,7 по стандартной шкале. На одну десятую выше, чем у среднего потомственного безработного с Земли-Исходной».

Хрустально-прозрачное стекло моего сознания начало заполняться разноцветной мозаикой. Память восстанавливалась, и это было приятно.

Я упругим движением поднялся. Тело слушалось вполне удовлетворительно. Отличное тело. Мне снова восемнадцать. Или около того. Впрочем, до Исхода мое тело было не хуже. Лучше. Но это – дело поправимое. Пара дней – и организм будет в тонусе. Вот с Даром – сложнее. Но не будем о грустном. Итак, куда мы вышли?

Я огляделся.

Приятное местечко. Вокруг – лес. Нормальный лес: листва зеленая, цветы разноцветные, птички поют. Небо синее, облака пушистые, воздух теплый. Даже очень теплый. Градусов тридцать пять—сорок. Откуда-то издалека доносился мерный гул. Прибой, что ли? Ладно, потом разберемся.

– Как дела, Лакомка? – спросил я. – Как прошел Исход? – И громко, с удовольствием засмеялся.

Приятно чувствовать себя живым. Особенно приятно, если понимаешь, что могло быть и иначе.

В ответ на мой смех справа раздался жалобный клекот. Я повернул голову и поглядел на ворох сизых перьев, бесформенной кучей громоздящийся на траве.

Пантера тоже покосилась на неопрятную кучу, потянулась лениво – под пепельно-серой, с черными разводами атласной шкурой перекатились тугие бугры мышц – и потрогала кучу передней лапой.

Куча вновь издала жалобный клекот, зашевелилась и превратилась во взъерошенную лысоголовую птицу. Птица растопырила крылья, зашипела, щелкнула изогнутым клювом и заковыляла в сторону. Пантера еще раз фыркнула, оглянулась на меня, мяукнула басом и исчезла между деревьев.

Я последовал за ней, потому что уже знал: надо отыскать четвертого члена команды. Память быстро восстанавливалась. Так и должно быть. Тело и память Мастера после броска приходят в норму минут за двадцать. У пантеры – значительно быстрее. Естественно. Кто-то же должен нас, беспомощных, защищать.

Четвертый член нашей команды обнаружился неподалеку. Горбатая спина, покрытая жесткой щетиной цвета дымчатой стали, была на уровне моего плеча, даже когда он лежал. Он повернул ко мне массивную голову: карие печальные глаза, потерявшиеся в шерсти под могучим выступом лба, укоризненно посмотрели на меня.

– Потерпи, Мишок, – ласково сказал я. – Сейчас отпустит. – И почесал мохнатое надбровье.

Я знал, что из нас четверых Мишка перенес Исход тяжелее всех.

Лакомка негромко мяукнула и вопросительно поглядела на меня.

Я кивнул: иди, я присмотрю пока.

Миг – и моей красавицы уже нет. За завтраком отправилась. Очень скоро мы все почувствуем дьявольский голод. Как всегда после Исхода.

Мы – это моя верная багира Лакомка, могучий (полтонны с хвостиком боевого веса) балу с незамысловатым именем Мишка и я сам, голый, как и положено, лягушонок маугли ста десяти килограммов весом, семи пядей во лбу, непревзойденный боец Владимир Воронцов по прозвищу Гризли. Эмпат, телепат, логик-интуитив, а главное – превосходно вымуштрованный Мастерами двух Земель великолепный Мастер Исхода.

Но это – в прошлом. И, возможно, в будущем. Если мне удастся протянуть год-другой. А сейчас я всего лишь голый мускулистый паренек с генетически уплотненной костной и мышечной тканью, но начисто лишенный каких-либо сверхъестественных свойств. Так что любой из членов моей команды даст мне триста очков вперед в плане выживания.

К счастью, все они меня очень любят и не дадут пропасть зазря. Во всяком случае – постараются.

Ах, да! Совсем забыл представить госпожу Марфу. Вот она, родная, притащилась, волоча по траве трехметровые крылья, вскарабкалась, цепляясь когтями, на Мишкину спину и уселась там с очень недовольным видом. Госпожа Марфа. Безобразная помесь кондора, ворона, альбатроса, дикого гуся и еще черт знает кого, Госпожа Уродина, самолично выращенная и выпестованная мной из еще более безобразного птенца. Наш непревзойденный разведчик и потрясающей образчик жуткой неряхи и лентяйки. Прошу любить и жаловать. Но предупреждаю: характер у нее неважный.

Совсем близко раздался пронзительный писк и знакомое рычание. Лакомка.

Точно, она. Через полминуты из кустов показался знакомый хвост, а затем и все остальные два с четвертью метра. Лакомка приволокла ящерицу. Солидную, килограммов на шестьдесят. Ящерица еще трепыхалась, когда когтистая лапа прошлась по ее спине, превратив радужную шкуру в несколько узких длинных ремней. Еще несколько движений – и рядом с «ремнями» лег аккуратно отделенный пучок белых сухожилий. Лакомка знает, что мне может понадобиться, а ее когти – лучшие разделочные ножи, какие я когда-либо видел.

Марфа соскочила с «насеста» и вразвалочку двинулась к туше. Лакомка вроде бы не обращала на нее внимания, так что глупая птица сунулась отхватить кусочек добычи… И тут же схлопотала леща.

Лакомка тем временем очень аккуратно отделила кусок «филейки», килограмма на три, осторожно взяла его зубами и положила перед Мишкиной мордой.

Мишка немного оживился, приподнял голову, шевельнул ноздрями, лизнул влажное мясо, и… Щелк! Мяса нет.

С довольным урчанием огромная медвежья туша пришла в движение и неторопливо поднялась на ноги. Есть только одно зрелище, которое кажется мне более внушительным, чем Мишка, стоящий на четырех лапах. Это Мишка, стоящий на двух лапах. Полутонный модифицированный гибрид гризли и белого медведя – это наша главная ударная сила. Тем не менее он добряк, мой Мишка. И умница. И среди его многочисленных достоинств и полезных свойств числится способность моментально опознавать любой яд. Если Мишка мясо скушал, значит, и нам оно не повредит.

Лакомка одним прыжком оказалась возле свой добычи, взмахом лапы вырвала печень и метнула ее мне. Я поймал деликатес. Любит меня моя кошечка, ничего не скажешь. Конечно, я предпочитаю жареное мясо. А еще лучше – хорошо приготовленное мясо. Но в данном случае…

Марфа стремглав кинулась к туше и зарылась головой во внутренности. На редкость неопрятная особа. То ли дело Лакомка. Проглотила кусок-другой – и снова на охоту.

Мимо меня неторопливо прошествовал Мишка. Обнюхал распотрошенную тушу, подцепил когтем… Только кости захрустели. Минута – и от ящерицы осталось кровавое пятно и кучка внутренностей, которые жадно, давясь, заглатывала Марфа.

Мишка облизнулся и поглядел на меня.

– Ты же ее знаешь, – сказал я. – Скоро будет добавка.

Мишка очень большой и очень сильный. Поэтому кушает он много. Суточная норма – килограммов пятьдесят. Мяса. Конечно, он может есть и многое другое: рыбу, коренья, орехи… Но мясо предпочитает.

Его я тоже вынянчил из молочного детеныша, как и Лакомку. И они оба любят меня. Иначе я не смог бы взять их с собой. Мастер Исхода уводит с собой только тех, кто его искренне любит и безгранично ему доверяет. Мишка, Лакомка и Марфа. Пока только трое. Когда-нибудь, лет через двести, может быть, если доживу, я стану Пророком. И тогда за мной пойдут сотни и тысячи… Но пока мне сорок объективных лет и я не Пророк, а обычный Спасатель. И задача у меня другая. Срочная помощь колонистам, которые угодили в серьезные неприятности. Здешние – угодили в них по горлышко. А может, и по макушку. Я это выясню. Непременно. Для этого меня и готовили.

Итак, зовут меня Владимир Воронцов, и родился я в теократии Центральная Сибирь на планете, которая называется Земля, но отстоит от Земли-Исходной почти на сотню парсеков. То есть будь на моей родной планете некий супертелескоп, позволяющий увидеть ту, Первую Землю, то можно было бы наблюдать, как Император всея Руси Александр Первый побивает Императора Франции Наполеона Бонапарта.

На нашей Земле французов практически нет. Есть русские, китайцы, монголы, тысяч двести японцев… Центральная Сибирь – не единственное государство на планете, но на нашем континенте других нет. У нас смешанное теократическое правительство, и с другими государствами мы – в мире.

Как только выяснилось, что Бог оставил людям лазейку, позволяющую избежать запланированной телесной смерти, воинственность человечества существенно снизилась. Не говоря уже о том, что проблем с жизненным пространством тоже больше нет.

Потому что есть Дар. И есть Исход.

И теперь главное, что отделяет одних людей от других, это не благородство происхождения, не богатство и не власть. Всё, что может человек унести с собой в Исход, это он сам. И его знания, разумеется. И Дар. Если он есть. Вот почему люди теперь делятся на Одаренных и обычных.

Обычные же люди разделяются на тех, кто способен уйти в Исход вслед за своим Пророком, и на тех, кому придется, состарившись, уйти в небытие согласно своей вере или безверию.

У нас, в Центральной Сибири, последних почти нет. Все мы – либо дети Исхода, либо дети тех, кто совершил Исход. Либо – Одаренные. Я, уроженец Центральной Сибири, Владимир Воронцов по прозвищу Гризли, – Одаренный. И Дар мой – высший из возможных.

Дар стоил мне счастливого детства и беззаботной юности. Такова судьба всех Одаренных. Но она того стоит.

Глава вторая

Мастер Исхода

Случилось это в середине двадцать первого века. В те времена, когда всё человечество еще теснилось на поверхности единственной Земли. Точной даты события не знает никто.

Но рассказывают следующее.

Некий монах явился к Самому Главному Лицу тогдашнего Китая и объявил, что он точно знает, как попасть в Небесное Царство. Более того, готов отвести туда всех, кто желает за ним следовать.

Главному Лицу было не до Небесных Царств. У него были более скромные интересы: расширить пределы своей Поднебесной державы. Желательно – на всю поверхность планеты.

Единоличный повелитель трети земного населения собирался показать остальным двум третям кузькину мать.

Чем глянулся Лицу ничтожный монах – сказать трудно. Может, попросил за него кто-то из приближенных. Так или иначе, но монаха не арестовали. Более того – даже позволили обзавестись парой сотен приверженцев – ничтожная капля в двухмиллиардном океане населения Китая. Называлась новая секта не слишком оригинально. «Небесные врата».

Уж не знаю как, не исключено, что благодаря той же руке, что провела монаха в Первому Лицу, но спустя год монах появился в одном из инфопорталов галосети.

Завтра я ухожу в лучший мир, заявил монах. Беру с собой всех, что пожелает. Жду там-то и там-то. Добро пожаловать.

И не обманул.

На следующий день, при большом стечении народа, на глазах у представителей массмедиа и тысяч зевак монах взял да и исчез. Совсем. Был – и нету. И вместе с ним канули в ничто еще четверо приверженцев. Прочие – к немалому своему разочарованию – остались.

Сюжет, естественно, передали по гало, но отзвука он не имел. Подумаешь – еще один фокусник. Тем более – в Китае.

Землю тогда интересовали куда более актуальные вещи. Например – экологические катастрофы, захлестнувшие планету и заставившие забыть о так победоносно начавшемся наступлении на космос. И о генетических революциях.

Все это называлось феноменом спонтанной деструкции, или, по-простому – Ифритом.[1] На фоне гибели сотен тысяч людей исчезновение какого-то монаха не взволновало даже любителей экзотики. Если бы монах вернулся, возможно, к нему бы проявили интерес. Но он не вернулся. Может, не пожелал. А может, его слопал какой-нибудь тигр. Вряд ли монах знал, что там, куда он уходит, могут водиться тигры.

Правда, в Китае у монаха остались последователи. «Небесные врата» просуществуют еще несколько десятилетий и прекратят свое существование после того, как последний лидер секты вступит в контакт с отцом первого Мастера Исхода Владимиром Гривой.

Шли годы. Ситуация на Земле-Исходной всё ухудшалась. Освоение ближнего космоса было полностью закрыто. С каждым годом крепли позиции теологов, утверждавших, что Бог создал для людей именно Землю, а не Венеру с Сатурном. Поэтому нечего человеку соваться туда, куда ему соваться не положено. За последнюю попытку проникнуть в Солнечную систему, «ифрит» отомстил так жестоко, что у остальных напрочь отбило желание экспериментировать. Нет, никто не умер. Но два миллиарда китайцев (полет был их затеей) навсегда утратили способность понимать человеческую речь. Примерно так же Бог обошелся со строителями Вавилонской башни.

Все правильно. Земля – для людей. Прочее – нет.

Однако Тот, Кто повелел людям плодиться и размножаться, позаботился о том, чтобы человечеству хватило места для обитания.

Земля оказалась не одна. Земель оказалось много.

Но об этом люди узнали немного позже.

– Марфа, – позвал я. – Слетай, погляди, где мы.

Марфа одарила меня мрачным взглядом, но послушалась: вылезла на солнышко, расправила крылья и с оглушительным хлопаньем взмыла над полянкой.

Полет ее был недолог. Не успела моя орлица набрать высоту, как откуда-то сбоку вынырнули две треугольные тени поменьше и устремились к Марфе, словно пара тактических ракет – на неопознанный модуль.

Марфа боя не приняла: сложила крылья и камнем рухнула вниз: под нашу защиту.

Наглые преследователи не отстали: завертелись над нами, издавая отвратительные звуки: нечто среднее между вороньим карканьем и писком придавленной крысы. Время от времени они проносились на бреющем прямо над нашими головами. Летали они так быстро и так часто хлопали крыльями (очень похоже на летучих мышей), что я не разглядел толком, что за твари. Зато обратил внимание: птичья мелочь, жизнерадостно звеневшая вокруг, внезапно примолкла. Лакомка вскочила и яростно зарычала. Я поступил проще: поднял камень и, улучив момент, метнул в пикирующую тварь. Попал, к моему собственному удивлению.

Тварь шмякнулась прямо к моим ногам. Лакомка тут же прижала ее лапой, но в этом не было необходимости: тварь даже и не пробовала взлететь – только слабо подергивалась.

Вторая тут же набрала высоту и смылась.

Я поднял свою добычу за перепончатое крыло. Надо же – птеродактиль! Небольшой, размером с крупного орла, покрытый нежно-голубоватой шерстью снизу и темно-зеленой – сверху. Длинная пасть усеяна мелкими зубами, на лапах – вполне приличные когти.

Осмелевшая Марфа просунула голову и попыталась клюнуть поверженного врага.

– Кыш, трусиха! – сказал я.

Марфа обиделась и отошла. Я опустил птеродактиля на травку. Что-то мне в нем не нравилось. Что-то было не так. Что?

Я задумался. Мои звери мне не мешали. Зато снова оживились птицы. Вот! Вот оно! Я внезапно понял, что мне не нравится. Птицы. И птеродактиль. Вместе! О таком я никогда не слышал, зато слышал о совсем обратном: эволюционные слои никогда не пересекаются. Или по планете бродят динозавры, или ее фауна состоит из зверей и птиц. Почему – неизвестно, но до сих пор на всех открытых Землях было именно так. М-да…

Да, Земель оказалось немало. Причем все они примерно соответствовали Земле-Исходной. Климатом, атмосферой, отчасти даже животным миром. Иными словами, были вполне пригодны для жизни. Но попасть туда могли далеко не все. Тех, кто мог, назвали Мастерами Исхода.

Забавно, что первым Мастером Исхода оказался человек, совершенно к этому делу не подготовленный. Более того, у него и Дара настоящего не было. Однако он ушел на одну из Земель – и вернулся обратно. Причем вернулся не один, а с подругой, рожденной на другой планете. Звали героя Артем Грива. Каким образом ему это удалось, мало кто знает. Я в число знающих не вхожу. Зато я знаю, что его сын, Владимир Грива, мой тезка кстати, оказался самым настоящим Мастером. И именно в России возникла первая Школа Одаренных.

Не потому, что кто-то узнал, что сулит человечеству Исход. Просто семья Владимира Гривы стояла у вершин российской власти и имела немалые заслуги перед тамошним обществом.

Свой первый Исход Владимир Грива совершил в тридцать восемь лет. Поздновато, но не следует забывать, что он был первопроходцем. Следует отдать должное также его храбрости и удаче, ведь в то время не было Искателей, не было Слушающих… Словом, первый Мастер кинулся в Исход – как в омут с обрыва.

Вернулся он пять лет спустя. Его узнали не сразу: вместо того чтобы постареть, он стал моложе на двадцать лет. Впрочем, вовремя вспомнили, что его отец когда-то тоже радикально помолодел.

Сенсация кипела во всех новостных порталах почти целую неделю, потом понемногу начала затихать. Секрет молодости одного человека, пусть даже наследственный, зрителей гало интересовал слабо. Вот если бы – для всех…

Следующий Исход Владимир Грива совершил через три года. За это время он не только восстановился, но и успел узнать историю пропавшего китайского монаха. Того самого, что основал когда-то секту «Небесные врата». Я слыхал, что один из друзей его отца был ее членом. Так или иначе, но во второй Исход Владимир Грива ушел уже не один, а с ближайшими родственниками: отцом, матерью и младшим братом – тоже Мастером Исхода, но латентным – и с тем самым однокашником отца из «Небесных врат». Так Владимир Грива стал Пророком.

Через три года они вернулись. Биологический возраст всех пятерых соответствовал шестнадцати-семнадцати годам.

Вот тогда и начался настоящий бум. Все человечество возжаждало уйти.

Пыл немного охладел, когда стало известно, что в процессе перехода в обе стороны неизменно терялись все материальные ценности: от зубных протезов до вшитых чипов, не говоря уже об одежде и кредитных картах. А какой «цивилизованный» человек способен отказаться от удобств личного входа в информационную сеть, системы универсальной доставки и услуг пластической стоматологии ради сомнительного удовольствия жить в шалаше и дышать некондиционированным воздухом? Тем более что возвратившиеся не скрывали – выжить на новой Земле непросто. И можно запросто закончить вновь обретенную молодую жизнь, корчась от укуса какой-нибудь ядовитой гадины.

Интерес к «возвращенцам» упал так же стремительно, как и вырос. К тому времени, когда Владимир Грива достаточно восстановился (успев за это время основать первую Школу Одаренных), количество желающих уменьшилось в тысячи раз. Но оставшихся все же было немало. Десятки тысяч.

И тут оказалось, что существует еще одно препятствие: чтобы уйти в Исход, требовалось безграничное доверие к Мастеру.

К счастью, к тому времени авторитет и харизма Владимира Гривы были столь велики, что в следующий Исход он увлек с собой четыре тысячи человек. И создал первую Колонию.

Вот так всё и началось.

Пляж был песчаный, белый и пологий. Длинные неторопливые волны, зеленоватая вода – до самого горизонта.

Песок жег пятки. Тем приятнее было прикосновение прохладной воды. Мишка следом за мной вразвалочку подошел к кромке прибоя, лизнул набежавшую волну, кивнул массивной головой. Я тоже попробовал: обычная морская вода. Соленая. Во влажном песке что-то блеснуло. Неужели стекло? Вряд ли. Скорее, кусок кварца.

Я поднял угловатый камешек. Надо же! Алмаз!

Размахнувшись, я швырнул его подальше… Поверхности он не коснулся: из воды выметнулась серебристая рыбина и схавала камешек на лету. Это заинтересовало Мишку. Он вошел поглубже, привстал, высматривая добычу. Рыбку Мишка любит.

Солнце висело почти в зените. Я примерно прикинул склонение, время… Очень немного знал я об этой планете. Но знал, что она не совсем обычная. Главным отличием от прочих Земель было то, что ее ось вращения не имеет наклона. Следовательно, годовые температурные колебания здесь относительно невелики. Судя по температуре и солнцу, я сейчас находился где-то в экваториальной или тропической зоне. Переселенцы, насколько мне известно, обосновались в зоне «вечной весны», то есть умеренного климата. В Северном полушарии. То есть в самом лучшем случае от меня до них – несколько тысяч километров.

А если я приземлился на другой половине «шарика», то в три раза дальше. Это по прямой. Но по прямой из нас четверых может передвигаться только Марфа. Так что даже в лучшем случае нам предстоит неблизкое путешествие. От пятисот до тысячи дней пути по более или менее приличной дороге. Вот только подобных дорог в окрестностях что-то не наблюдалось.

Я уселся на влажный песок и задумался. Лакомка бесшумно подошла и улеглась немного поодаль, так, чтобы волны не доставали. В отличие от Мишки, она недолюбливала воду.

Итак, что мне известно о данной планете?

Наши Искатели промыслили эту Землю лет десять назад, но ничего толком разобрать не сумели, кроме того, что это – Земля и, соответственно, условия жизни на ней подходящие для человека.

Еще через пару лет относительно молодой Пророк по имени Шу Дам начал готовить Исход. Эта Земля показалась ему подходящей, поэтому еще через шесть лет (Исход – дело серьезное) Шу Дам скомплектовал группу из полутора тысяч последователей (не так уж мало для молодого Пророка) и, после двухгодичной подготовки, ушел в Исход.

Предполагалось, что года через три он восстановится достаточно, чтобы совершить обратный Исход и вернуться в Центральную Сибирь с полным комплектом сведений. Трех лет обычно хватало, чтобы колония успела создать инфраструктуру, наладить кое-какую промышленность, укрепиться и собрать подробную информацию о планете: ее потенциале, местонахождении и перспективах развития. За следующие двадцать пять—тридцать лет население колонии увеличивалось раза в три-четыре за счет естественного прироста и еще процентов на пятьдесят – за счет новых колонистов из тех, кто не хотел или не мог начинать с шалашей и кремневых топоров, а желал сразу получить минимальные блага цивилизации, даже за счет будущего ущемления в гражданских правах. Обычно это были родственники первых колонистов.

Если все шло гладко, как, например, это происходило на моей родной планете, то лет через пятьдесят колония формировала собственную теократию, а то и несколько – по числу самостоятельных государств, и «выращивала» собственных Мастеров Исхода, Искателей и Слушающих, после чего «встраивалась» в общую сеть и начинала поиск собственных Земель.

Так происходило, если всё шло гладко. Но – не всегда. Бывало, что колония хирела и чахла, колонисты уменьшались числом, тонули во внутренних разборках – и дело кончалось полной эвакуацией и рассредоточением по другим мирам. Бывало, что за полсотни лет на планете не рождалось никого с данными Мастера Исхода, и в этом случае колонию тоже переселяли, поскольку иначе ей грозила полная изоляция.

В общем, причин, по которым поселенцы сбивались с праведного пути, было много. Природные катаклизмы, эпидемии, вспышки немотивированной агрессии – болезни, от которой человечеству так и не удалось избавиться до конца. Для подобных случаев и существовала служба Спасателей, которые при необходимости могли выступать в качестве миротворцев, эвакуаторов, а то и, не дай бог, просто могильщиков.

Но до сих пор (во всяком случае, это касалось нашей Земли) деструктивные процессы в новой колонии начинались уже после того, как осуществивший Исход Пророк покидал планету.

Все-таки авторитет Пророка среди его последователей очень высок.

Нынешний случай можно было назвать чрезвычайным. И необъяснимым.

Однако ни у кого не было сомнений, что на планете случилась настоящая трагедия.

Так что ничего хорошего я не ждал.

Но пошел. Наша Теократия сочла меня наиболее подходящим, так что выбора у меня не было. То есть я имел право отказаться…

Однако еще не было случая, чтобы Спасатель отказывался от миссии, а мне вовсе не хотелось стать первым струсившим.

Тень от воткнутой в песок палочки сместилась и чуточку укоротилась. Ага, берег, на котором мы сидим, обращен к полюсу. Правда, неизвестно, к Северному или к Южному.

Если к южному, то нам – в другую сторону. Если к северному, то нам прямо. То есть по направлению к горизонту. М-да… Надо бы хоть на местности определиться.

– Марфа! – позвал я.

Поганка даже не отреагировала. Сидела на верхушке белого камня и делала вид, что спит.

– Марфа! Наверх!

Ноль реакции.

Лакомка поднялась, стряхнув песок, и подкралась к пернатой бездельнице. Шлепок – и Марфа, шумно хлопая крыльями, взмыла в воздух, а затем плавными кругами пошла вверх, забирая в сторону моря. Моя птичка не забыла о зубастых ящерах. Интересно, что она обнаружит?

До Исхода я мог бы, сосредоточившись, увидеть мир ее глазами, но сейчас мои способности равнялись нулю.

После Исхода всегда так.

Сознанию и тому, что вне сознания, требуется время, чтобы установить контакт с Высшим чужого мира. Нечто вроде акклиматизации. Почему так происходит, никто толком не знает, но это абсолютно точно никак не связано с каким-нибудь там «накоплением маны». Скорее, это похоже на восстановление работы мускулов после длительной неподвижности.

Хотя я не теоретик. Я практик. Меня больше интересует, что можно, а что нельзя, а не – почему можно или почему нельзя.

Марфа вернулась довольно быстро. Плюхнулась на песок, уставилась на меня. Глупая птица не могла взять в толк, что я больше не читаю в ее птичьих мозгах. Я хлопнул в ладоши, изобразил пальцами: покажи, что видела. Простейшим сигналам я ее обучил заранее.

Марфа встрепенулась, двинулась вразвалочку по песку, описывая некую кривую. Метров через десять развернулась и двинулась в обратную сторону. Получилось нечто вроде полумесяца. В завершение моя орлица чиркнула лапой поперек, обозначая место, где мы сейчас находились. Так, целый мешок радости. Выходит, мы на острове. То-то так легко к морю вышли.

– Молодец! – похвалил я. – А еще где-нибудь землю видела?

Марфа втянула голову в плечи: не видела.

– Надо искать, – сказал я. – Ищи, Марфа. Там! – Я махнул в сторону моря.

Птица, склонив голову, скептически уставилась на меня.

– Надо, Марфа, надо! Давай!

Наша разведчица сообразила, что увильнуть не удастся.

– Мишка, – крикнул я. – Хватит дурью маяться! Пошли владения осматривать!

Островок оказался небольшим: километров шесть в длину. Похоже, вулканического происхождения. Самыми крупными животными здесь были те ящерицы, которыми мы позавтракали. Птеродактили, так напугавшие Марфу, больше не попадались. На острове имелось два источника воды, несколько сортов плодовых деревьев и очень перспективная бамбуковая роща. Собственно, это был не совсем бамбук, но для наших целей он определенно годился. А цель у меня была простая: соорудить катамаран. Марфа углядела на север-северо-востоке (я решил исходить из того, что мы в Северном полушарии) еще один остров или даже несколько, я толком не понял. До него, насколько можно было судить, километров сто, то есть вполне приемлемое расстояние.

В любом случае, выбор у меня был небогатый: или плыть, или сидеть на острове несколько лет, пока не восстановятся способности к Исходу. Второй вариант я счел позорным, и мы дружно взялись за работу.

На изготовление катамарана ушло трое суток. Если бы не Мишка с Лакомкой, я, со своими хилыми каменными орудиями, провозился бы не меньше месяца. В качестве креплений мы использовали лианы и ремни из кожи ящериц.

Осмелевшая Марфа убила несколько птеродактилей. Из их крыльев я сначала хотел сделать парус, но потом передумал и сшил мешки для провизии и набедренную повязку. Еще изготовил лук и несколько дюжин стрел с костяными наконечниками. Тетиву сплел из сухожилий. Их же использовал вместо ниток. Много провизии брать не стали. Марфа показала себя отличным рыболовом, а рыбы в здешнем море-океане было полно. Воду я тоже запас лишь на себя и Лакомку. Мишке и Марфе должно было хватить рыбьего сока. Катамаран получился здоровенный, грузоподъемностью тонны в полторы. Для паруса использовали ящеричьи шкуры, и получился он небольшим. Ящериц на острове уже почти не осталось. Зато у нашего катамарана был мотор. Мотор назывался «Мишка». С «мотором», в безветрие, катамаран развивал скорость аж в два узла, а с попутным ветром и того быстрее. Имя нашему судну было присвоено «Дерзость», хотя более подошло бы «Авантюрист».

Тем не менее на четвертые сутки мы покинули гостеприимный островок. Уверен, в этот день все его исконные обитатели вздохнули с облегчением.

На то, чтобы добраться до следующего островка и пополнить запасы воды, ушло еще пять дней. Море было спокойно, наша «впередсмотрящая» Марфа уверенно прокладывала курс, и первый этап путешествия прошел без происшествий. Следующий этап – тоже, если не считать того, что Мишку едва не сожрала тварь, похожая на помесь крокодила и косатки и не уступавшая последней размерами. К счастью, Мишка успел вскарабкаться на настил, и тварь, оказавшаяся довольно глупой, потеряла к нам интерес и уплыла. Однако Мишка еще часа три боялся лезть в воду.

Следующую остановку мы сделали на небольшом островке. Чуть-чуть разнообразили рыбную диету мясом и фруктами. Катамаран держался молодцом. Я тоже. Особенно приятно было то, что у меня вроде бы начали восстанавливаться способности: я стал чуточку «чувствовать» своих друзей. Хотя, возможно, я просто привык жить «глухонемым».

Идея брать с собой в Исход животных возникла практически сразу же. Никаких проблем не возникло. Животное совершенно спокойно следовало за своим хозяином, Мастером Исхода. Очень кстати, особенно на первых порах, когда у Мастера не было ничего, кроме собственных мускулов.

Однако еще лучше, если спутником Мастера станет не просто собака или лошадь, а нечто более разумное и эффективное. Ключом к этому был геном. В Исход нельзя было взять даже носовой платок. Но геном сохранялся полностью. Причем даже в том случае, если изменения были внесены уже после рождения индивидуума. Науке пока не удалось узнать механизм Исхода. Результат наблюдали многократно. Практически мгновенная «материализация» человеческого тела. Из ничего. Законы сохранения – побоку. Чуть позже (в пределах четверти часа) – «одушевление» материи. В первые минуты тело представляло собой «пустышку». Сердце и все прочие внутренние органы работали, но – никакой мозговой активности. Это было установлено точно. Так же точно было определено: именно спиральки ДНК являются основой «физической сборки» на финальной стадии Исхода.

Как только это выяснилось, генная модификация стала едва ли не самой приоритетной отраслью науки.

На Земле-Исходной в основном занимались теорией – там еще свежи были воспоминания о феномене спонтанной деструкции.

А вот на иных Землях с геномами экспериментировали вовсю. Причем не только с геномами животных, но и с человеческими.

Правда, идеологическое обеспечение этих экспериментов очень существенно изменилось. Исследования велись исключительно под контролем Одаренных. Как правило, опытных Логиков-Интуитивов, способных промыслить все последствия и убедиться, что эксперимент не выйдет за рамки допустимого и не нарушит Равновесия, установленного Высшим.

Результат этой работы – мои модифицированные кости и мышцы. И мои друзья: Мишка, Лакомка и Марфа.

Вообще-то, моя тройка – почти стандартная команда Спасателя. Особенно удачным считаются модифицированные медведи. К сожалению, закрепить их как породу практически невозможно. Селекционерам приходится поддерживать сразу несколько линий, и только один детеныш из сотни оказывается наделен полным комплектом достоинств. Достоинств явных, вроде силы, выносливости, неприхотливости и поразительного ума. И – достоинств скрытых, таких как умение распознавать яды или безукоризненно чувствовать направление. Есть особи более удачные, есть – менее. Лично я считаю, что мой Мишка – лучший.

Глава третья

«Киты»

На одиннадцатый день плавания случилось нечто, повергшее меня в полную растерянность. Нет, на нас никто не напал, и погода по-прежнему оставалась прекрасной. Но прямо по нашему курсу, хотя и довольно далеко, я увидел фонтан. А потом еще один. Сначала я просто не поверил своим глазам: решил, оптическая иллюзия. Погода жаркая, над водой – марево… Привиделось. Но через некоторое время я видел целых три фонтана, уже не строго впереди, а несколько левее. И ближе. Черт меня подери! Неужели киты?

Птицы и птеродактили – это еще куда ни шло. Но птеродактили и млекопитающие? Причем высокоразвитые…

Посылать Марфу на разведку было бесполезно. Смотреть ее глазами я смогу еще не скоро, а получить внятную информацию от этой ленивой помеси кондора и гуся не представлялось возможным.

В конце концов, почему я решил, что фонтан, даже очень характерный фонтан, – это обязательно кит? Может быть, какой-нибудь подводный гейзер? Или еще какая-нибудь хренотень?

Следующий «выброс» произошел менее чем в двухстах метрах от нашего плота, и от версии «подводного гейзера» пришлось отказаться. Гейзеры не перемещаются.

Я подозвал Мишку, дождался очередного «выплеска» и предложил ему сплавать – поглядеть, что это за диво?

Мишка отказался наотрез. Так решительно, что я не рискнул настаивать, хотя и подозревал, что он просто не может забыть зубастое чудище, чуть им не пообедавшее. Но один полезный вывод из Мишкиного поведения можно было сделать: мой медведь полагал, что фонтаны – не природное явление, а следствие жизнедеятельности живых существ очень приличных размеров.

К сожалению, вернее к счастью, наши курсы не пересеклись. Самый близкий фонтан вырос над морем более чем в сотне метров от нас. Зато я услышал сопровождающий его звук. Очень знакомый.

И, чтобы у меня вовсе не осталось сомнений, мне был продемонстрирован хвост: две характерные лопасти на мощном стебле. Горизонтального, а не вертикального, как у рыб, расположения. Значит, все-таки киты?

Будь это на моей родной планете, я бы нисколько не удивился. Китам свойственно мигрировать в теплые воды. Для спаривания, я полагаю. В холодной воде с этим делом могут возникнуть трудности. Так что киты в тропических водах – нормально. Но если вспомнить о полном отсутствии млекопитающих на островах… Бог, конечно, всемогущ, но вряд ли он сотворил тут китов, позабыв о крысах.

Я размышлял об этом до самого вечера (благо, делать мне всё равно было нечего), а к вечеру меня осенило.

Почему обязательно млекопитающие? А если это какие-нибудь гигантские ихтиозавры? Они ведь тоже дышали (или дышат?) воздухом. И у них – такой же горизонтальный хвост. Так почему бы им не пускать фонтаны, как каким-нибудь кашалотам или блювалам?

Эта разумная идея меня несколько успокоила. Очень не люблю нестыковок. Есть такой негласный закон Спасателей: любая несообразность чревата неприятностями.

Глава четвертая

Материк

Вот так, от островка к островку мы наконец добрались до материка. Высадились в уютной бухточке, вскарабкались по крутому откосу – и оказались в довольно сухом смешанном лесу из тех, где солнечный луч касается земли, только если падет один из древесных великанов.

Мои звери заметно оживились, особенно Лакомка, которая терпеть не может воду. А вот Марфа была недовольна. Она любит простор: степь, море – всё равно. Здесь же, в переплетении ветвей, ей было не развернуться. Марфа, нахохлившись, ехала на спине у Мишки и мрачно косилась на местную фауну.

Интересная здесь была фауна. Множество всевозможных птиц самых ярких расцветок, полно лягушек, пауков, крабов, а также ящериц, змей и прочих пресмыкающихся всех расцветок и размеров. Я заметил и нескольких птеродактилей, небольших, размером с крупного попугая.

И – ни одного зверя. Ни обезьян, ни крыс, которые кишмя кишат в джунглях моей родной планеты. Если бы не птицы, я бы решил, что здесь царят динозавры. В нашей базе данных были сведения о нескольких подобных планетах. Правда, там же было сказано, что ни на одной из них не удалось создать колонии. И еще я знал, что на этой планете динозавров быть не должно. Не стал бы Пророк совершать Исход на планету динозавров.

Или он ошибся?

Или ошиблись Искатели?

Или ошибся я сам: угодил совсем не туда, куда следовало?

Внезапно Мишка, бежавший впереди и прокладывавший путь среди молодой поросли, резко остановился и заревел. Шерсть на его могучем загривке встала дыбом. Марфа захлопала крыльями и хрипло заорала.

Я моментально подался в сторону и наложил стрелу. Лакомка обогнула Мишку, просочилась между стеблями и исчезла из виду. Мишка еще раз взревел… и попятился.

В следующий миг я увидел его противника. Больше всего это было похоже на раскормленного крокодила. Метровой длины пасть, полная торчащих во все стороны зубов, кривые когтистые лапы. Спина чудовища, покрытая буграми и шипами, была шириной с Мишкину, но раза в полтора длиннее. Мишка отодвинулся еще на пару метров назад. Тварь наступала. Мишка покосился на меня: напасть? Я мотнул головой.

Но тут чудище напало само. Я даже не ожидал от него такой прыти: оно подскочило сразу на всех четырех ногах и, распахнув пасть почти под прямым углом, попыталось ухватить Мишку за морду. Мишка еще проворнее отскочил, а я послал стрелу прямо в зубастый чемодан. Промахнуться было невозможно. Стрела исчезла в разверстой глотке, пасть захлопнулась со звуком врезавшегося в щебенку экскаваторного ковша. Зверюга остановилась. Вид у нее был удивленный. Возможно, она рассчитывала, что в ее желудок попадет что-то более солидное, чем бамбуковая палка с костяным наконечником.

Следующую стрелу я вогнал в выпученный глаз.

А вот это «крокодилу» совсем не понравилось. Однако, вместо того чтобы обрушиться на меня или Мишку, тварь с невероятной быстротой завертелась на месте.

Хряп! Мишка изловчился и вмазал «крокодилу» по «переносице». Раздался отчетливый хруст, Мишка увернулся от толстого хвоста, подпрыгнул (внушительное зрелище!) и всеми четырьмя лапами обрушился на плоскую голову чудовища. На этом битва закончилась. «Крокодил» подергался некоторое время и издох. Мишка, поднатужившись, перевернул его брюхом кверху. Брюхо было нежно-розового цвета. Еще один удар когтистой лапы… И мерзкая вонь ударила мне в нос.

Не стали мы это есть. Даже не брезгующая падалью Марфа. Зато «крокодильи» зубы я, с Мишкиной помощью, извлек и собрал в мешочек: на наконечники.

Дальше мы шли без помех. До самого водопада.

Прекрасное зрелище. Стометровая стена воды, с ревом и грохотом падающая на каменные зубцы и взрывающаяся радужным фейерверком. А чуть дальше – прозрачное гладкое голубое зеркало. К сожалению, стометровая черная отвесная скала, с которой так красиво низвергался водопад, вздымалась как раз на нашем пути. Такое ощущение, словно часть земной поверхности вдруг осела вниз, образовав гигантскую ступень. Сверху – лес, снизу – тоже лес.

Я очень внимательно изучил скалистую стену с обеих сторон водопада. В некоторых местах каменная плоскость была вертикальна, а кое-где наклон был даже отрицательным, но эти «лбы» можно было и обойти. Пожалуй, я мог бы подняться даже без горного снаряжения.