Мастер Исхода Мазин Александр

Глава пятая

Земля-исходная

Первый раз я ушел в Исход, когда мне исполнилось шестнадцать. Считалось, что в более раннем возрасте Исход может повредить способностям будущего Мастера. Ушел не сам, а следуя за Пророком, зато не куда-нибудь, а на Землю-Исходную.

Следующие полгода, весну, лето и часть осени я жил в одном из монастырей близ русского города Пскова. Молитва, работа, трапезы и посты. Раз в неделю – беседа с настоятелем о преимуществах Православной веры. Настоятелю не сказали, что я – потенциальный Мастер Исхода, а сам он этого определить не мог, поскольку был обычным человеком, и человеком очень неплохим: мудрым, добрым и искренне верующим.

К сожалению, он относился к той части христиан, которые не считали возможным использовать Исход для продления жизни, полагая, что Бог дал человеку одну жизнь и именно эту жизнь следует прожить как подобает. Ради жизни Вечной. Тогда, мальчишкой, я был с этим категорически не согласен, но уже достаточно соображал, чтобы держать язык за зубами. Временами мне было просто жаль «наивного и старомодного дедушку».

Теперь-то я понимаю, что настоятель был вовсе не наивен. Он видел и чувствовал многое, недоступное шестнадцатилетнему сопляку даже с экстраординарными способностями. Не говоря уже о том, что столь верующий человек просто не способен последовать не за Богом, а за человеком, пусть даже и наделенным необычными способностями.

В общем, эти полгода тоже пошли мне на пользу. Тем более что в сравнении с тренировками, которыми – в прямом смысле с колыбели – изнуряли меня учителя и инструкторы, монастырская жизнь казалась чуть ли не бездельем.

Наверное, нечто подобное чувствовал в древние времена юный ниндзя, которого отправили в храм с поручением подметать лестницу. После критических нагрузок, после кошмарных упражнений по укреплению костной ткани пропалывать грядки и выгребать навоз за «экологически чистыми» коровами – чистое наслаждение. Мне приходилось втихую нагружать себя «настоящей» работой, чтобы мои мышцы, кости и внутренности не забыли, к чему их готовили.

Потом меня забрали и отвезли в Подмосковье. Там был самый крупный в России центр, где обучали Одаренных.

Позже был гималайский поход, едва не закончившийся для меня плачевно.

Но я выжил, оклемался (на это потребовался целый год) – и мною, наконец, занялись всерьез.

Следующие три года из меня вытесывали металло-керамическую статую под названием «Мастер Исхода», попутно накачивая знаниями и навыками.

Потом был еще один Исход в качестве ученика Пророка. В миленькое местечко, которое потом назвали Альбионом Третьим. Там я нарабатывал практические навыки формирования колонии, когда усилиями трех тысяч голых людей создавалась первоначальная база: основы промышленности и сельского хозяйства. Ибо сказал Господь: «Плодитесь и размножайтесь!» И предоставил человеку шикарную возможность реализовать это право… «В поте лица своего».

С Альбиона на Землю-Исходную я вернулся самостоятельно.

Теперь мне предстояло возвращать долги.

На Земле-Исходной ничего не делали даром. Единственная планета, где государства не были теократиями и где сохранили все нюансы и особенности национальных культур и все многообразие вер и обычаев. Планета, принимавшая ежедневно не менее миллиона «посетителей» с сотен Земель, беспощадно эксплуатировала своих гостей и не уступала задаром ни крохи своих знаний, своей культуры – нематериального, но весьма ценного «богатства». Колонии, даже полностью обособившиеся, не возражали. Земля-Исходная была своеобразной Меккой. Но Меккой изрядно перенаселенной и почти полностью истощившей собственные ресурсы. Планета, где никель добывали с глубины пять километров, а энергию – со стратосферных «солнечных парусов», не могла на халяву обеспечивать несколько миллиардов «гостей», которым нечем было расплатиться, кроме всё тех же знаний. Или собственных рабочих рук.

Меня ожидала работа Спасателя. В спасательной службе России, поскольку моя родина считалась «продолжением» России, и именно здесь я получил «высшее» образование.

Я честно отслужил восемь лет, совершил два рейда, причем в первом едва не погиб и потерял всю свою первую команду. Из второго я возвратился уже не на Землю-Исходную, а домой, в Центральную Сибирь.

Исход на эту «неправильную» планету был первым, который я совершил с родины.

Глава шестая

Плато чудовищ

Ночь прошла спокойно. Приглушенный гул водопада действовал успокаивающе. Я проснулся лишь однажды – когда вернулась с охоты Лакомка.

Пантера приволокла что-то съедобное, и мое зверье устроило маленький пир.

Под эти-то приятные звуки я снова уснул.

Утром я первым делом отправил Марфу на разведку. Объяснить, что он нее требуется, оказалось делом непростым. Только с помощью Лакомки удалось растолковать туповатой птице, что ей нужно найти. Нет, насчет туповатой я неправ. По части сообразительности Марфа дала бы десять очков форы даже ворону. Я бы даже сказал, что ее сообразительность где-то на уровне двухлетнего ребенка, если бы ее способ мышления не отличался принципиально от человеческого. Чтобы развить мозг животного, такого как Лакомка или Мишка, требовалась не только филигранная работа генных инженеров, но – и это главное – воспитание Мастером-эмпатом. Таким как я. Фактически, в каждого из своих зверей я «вложил» частичку себя, научил их мыслить «по-моему», по-человечески. Но то – звери. С птицей подобное не прошло. У нормальной птицы «мышление» намертво завязано со способностью летать. Вот и Марфа «мыслит» крыльями и глазами. Ей можно показать фотографию, где указана цель, и птичка запросто отыщет то, что нужно. Когда мои способности восстановятся, общаться с Марфой станет очень легко. Ей достаточно мысленно «показать» картинку – и задание понято. «На пальцах» же я еще кое-как могу объяснить Марфе простейшие вещи вроде «воды» и «суши». Но как растолковать понятие «удобный подъем» существу, для которого нет разницы между отвесной скалой и пологим подъемом?

Кое-как, на пару с Лакомкой, чьи эмпатические способности восстановились быстрее моих, мы «вразумили» Марфу и отправили на разведку. А сами предались безделью. Точнее, отправились купаться. Еще точнее, купались мы с Мишкой. Даже устроили соревнование: кто дольше просидит под водой.

Меня научили самостоятельно держаться на воде в четыре месяца. В возрасте девяти лет я освоил технику «медленного дыхания», вчетверо удлиняющего дыхательную паузу.

Мишку «водным искусствам» никто не учил. Тем не менее он выиграл, а я, соответственно, проиграл.

Лакомка все это время сидела на берегу и взирала на нас с большим неодобрением. Разыгравшийся Мишка окатил ее водой. Лакомка обиделась и объявила охотничью забастовку. Пришлось позавтракать фруктами.

Вообще-то я очень люблю своих зверей. Больше, чем кого-либо из двуногих сородичей. Они не просто друзья. Они – моя семья. Моя единственная настоящая любовь.

Я знаю, о чем говорю, потому что однажды, еще до первого Исхода, я полюбил одну девушку. Но… Я ушел в Исход, а она осталась. Вновь мы встретились через шестнадцать лет. К этому времени у нее родился сын. Мой сын, который выглядел моим ровесником.

У Спасателей не бывает человеческих семей. У меня масса приятелей и подруг на всех планетах, где я побывал. Подозреваю, что и детишек у меня изрядно: очень многие девушки просто мечтают родить от Мастера Исхода, надеясь, что ребенок унаследует способности отца. Честно говоря, я их не понимаю. Роль матери в воспитании такого ребенка минимальна. Как только ребенка оттестируют (а это происходит еще в перинатальный период – и уже тогда начинается особая работа по формированию зародыша), мамашу возьмут на особый контроль. После родов вокруг малыша сразу образуется тесный круг из инструкторов, эмпатов и прочих специалистов. А годика в три ребенка у матери вообще заберут. Навсегда.

Я не понимаю таких девушек, зато я прекрасно понимаю государства, которые всячески поощряют подобные настроения. Возможно, непоследнюю роль играет и материальный стимул. За рождение Одаренного матери полагается такая премия, что всю остальную жизнь она может провести бездельничая и купаясь в роскоши. Разумеется, речь идет о развитых Землях. Но и в колониях матери Одаренных не бедствуют.

Пока ждали Марфу, Лакомка с Мишкой спали, а я занимался сапожными работами. Запарило меня ходить босиком. Неудобно, да и опасно. Моя разведчица вернулась, как раз когда я закончил. Вернулась слегка потрепанная, но очень гордая. Птеродактиль или какая-то другая летучая тварь вознамерилась ею позавтракать. Но позавтракала Марфа. Победа стоила ей нескольких перьев и укушенной лапы. Укус я промыл, а перья со временем вырастут новые. Пустяки. С большим трудом удалось напомнить Марфе, что посылали ее не за приключениями, а с конкретным делом.

«Да, – сообщила Марфа. – Я нашла. Только я очень устала и поэтому поеду верхом». На Мишке то есть.

Мы все знали, что Марфа не столько устала, сколько обожралась. Летать на сытый желудок она страшно не любит. На сытый желудок она предпочитает подремать. Не будь она так труслива, мы бы ее увидели не раньше полудня. Но здесь, в незнакомой местности, когда вокруг шастает и летает столько страшных созданий, Марфа предпочитает дремать поблизости от нас.

Двинулись обычным порядком: впереди Мишка с Марфой на загривке, затем я, Лакомка – замыкающая.

Мишка ломился сквозь заросли, как танк: с хрустом и топотом. При необходимости он мог двигаться так же бесшумно, как Лакомка, но сейчас требовалось обратное: чтобы треск стоял и земля дрожала. Чтобы вся ядовитая живность вроде змей и скорпионов успевала убраться с дороги. Здешних скорпионов я уже видел – твари с ладонь. Чему удивляться, если вчера вечером я убил комара размером с крупную стрекозу. Конечно, у меня приличный иммунитет к ядам и «встроенная» иммунная система, но никакого желания тестировать на себе активные токсины здешней фауны я не испытывал. С этой целью я и сапожки себе сварганил. С подметками из «крокодильей» шкуры. Получилось что-то вроде шиповок, довольно удобно, хотя по здешнему климату – лучше бы сандалии.

Никто огромный и страшный на нас не напал, так что до обеда мы одолели километров двадцать. Когда температура в лесной «парилке» достигла максимума, а на пути попался чистый ручеек – устроили привал. Я подстрелил упитанную птичку, которую и разделил по-братски с Марфой: мне – белое мясо, ей – потроха. Кости, просто чтоб добро не пропадало, схрумкал Мишка. После чего у моей команды наступил тихий час, а я занялся модернизацией стрел. Вместо хлипких костяных наконечников насадил на тростниковые древка зубы «крокодила». Они были довольно мелкие.

Получилось то что надо. Жаль, лук у меня слабоват: бьет шагов на сорок. Вот поймать бы жука покрупнее – было бы дело. Из хитина очень качественные накладки получаются: убойная сила раза в полтора бы увеличилась.

Я вообще лук уважаю. Для охоты лучше не придумаешь. Дальнобойность у хорошего лука получше, чем у ручного лазера, и шума никакого, в отличие от огнестрельных и пневматических стрелялок. Хотя, если здесь водятся динозавры, лучше, конечно, иметь под рукой лазер. А еще лучше – плазменный метатель. Чтобы – «фук!» – и тонн пять слегка обжаренного мяса к вашим услугам. Но – увы! Плазменный метатель – это уже высокие технологии, вакуумная сборка и прочее. Работы лет на тридцать—сорок для большой колонии при условии максимального благоприятствования. Моя же «высокая технология» – это лук и естественное оружие моих зверушек.

«Удобный подъем», который отыскала Марфа, оказался с теми еще удобствами.

Узкая трещина в скальной стене, слегка расширенная водным потоком. Нагромождение валунов, захлестываемых яростной речушкой. Я глянул – даже как-то нехорошо стало. Покосился на Мишку: тот уловил мои сомнения, но, похоже, их не разделил: покивал седой башкой: мол, нормально, командир, сделаем в лучшем виде. А Лакомка только фыркнула и элегантным прыжком переметнулась на ближайший валун. Следующий прыжок – темно-серое гибкое тело окатило пеной, но она уже перелетела на следующий камень, затем – на карниз, с карниза, через буруны, на остроконечный каменный «клык» – и я потерял ее из виду. Мишка пихнул меня головой и тронул лапой вещмешок: мол, пакуй барахло, вьючь – и я пошел.

– Погоди, – попросил я.

Нет, в том, что Мишка поднимется по этому водно-каменному хаосу, я не сомневался. В таких случаях он всегда точно знает, что ему по силам, а что – нет. Он-то взберется, зато я – вряд ли. Пожалуй, мне проще будет вскарабкаться прямо по стене. На этом участке она изобиловала трещинами и очень удобными выступами. Я мысленно протрассировал маршрут: всё было нормально, кроме последних пятнадцати—двадцати метров. Там, вдоль всего обрыва, нависал приличный карниз. Хотя, что я, собственно, беспокоюсь? У меня же полно ремней!

Сварганив что-то вроде подпруги, я навьючил Мишку. Отдельно прикрепил моток из намертво связанных ремней с петлей на конце, объяснил Мишке, что от него потребуется, похлопал напутственно, согнал с него Марфу, вознамерившуюся использовать медведя в качестве лифта, и отправил в путь. Конечно, Мишка скакал не столь грациозно, как Лакомка, но я с первого взгляда уверился, что маршрут ему по плечу. Мишка унаследовал лучшие гены белых медведей. А эта задача ничуть не труднее, чем пробираться по ледяным торосам.

Тем не менее поднимался он довольно долго. И всё это время я чувствовал себя неуютно. Без моих зверушек.

Наконец я увидел, как сверху свесился мой ремень (Мишка взобрался), закрепил лук за спиной и полез. Подъем оказался действительно не слишком трудным. Кроме предпоследнего этапа, когда мне нужно было, оттолкнувшись от стены, пролететь по воздуху около метра, чтобы ухватиться за ременную петлю. Зато финальный этап оказался необычайно легким. Подъемная сила в шестьсот кило шустро вздернула меня ввысь, и через несколько секунд я уже стоял наверху.

Тут было несколько менее влажно, но так же жарко. Деревья, если можно назвать деревьями древовидные папоротники, ростом пониже. Росли эти «растеньица» не сплошь, а купами и рощицами. Между ними – полосы кустарников и густая высокая трава – примерно мне по плечо. У речки деревьев было больше, а трава выше – метра два с половиной. В траве пролегали тропинки и тропы, испещренные следами. Да и в самой гуще травы кипела жизнь: шмыгали какие-то зверьки, кто-то кого-то лопал, кто-то от кого-то убегал… Один такой торопыга, на свою голову, выскочил прямо мне под ноги – и был тут же изловлен. Преследователю тоже не повезло: когтистая лапа Лакомки пришлепнула его к земле.

Мой пленник был похож на помесь утконоса и крысы, но не был ни тем ни другим. Коричневая шерстка, голый хвост, на морде – самый настоящий плоский клюв, внутри желтые пластинки – вероятно вместо зубов. Пойманный за шкирку, он покорно висел и ждал своей судьбы. А вот добыча Лакомки вела себя куда агрессивнее. Гибкая тварь размером с лисицу, но с пастью акулы извивалась, хлестала хвостом, скребла когтистыми лапами, пытаясь добраться до своего врага. Но силы были неравные.

Я бросил «крысу» в траву и присел рядом с охотником. Тот, увидев нового противника, яростно зашипел и забился.

– Прикончи его, – велел я Лакомке.

Да-а… Перед нами на траве лежала уменьшенная копия самого настоящего хищного динозавра. Мощные задние лапы с приличными когтями. Передние поменьше, но тоже отнюдь не рудиментарные. Плоская головка с дырочками ноздрей и ушей, пасть, полная острых зубов. Красавчик, одним словом. Единственное, что мне в нем понравилось, – размеры. Ежели здешние динозавры все такие, то – ура!

Мишка тоже проявил к динозаврику интерес. Гастрономический. Получив от меня разрешение, он аккуратно откусил красавчику голову и лапы, а все остальное сжевал с большим удовольствием.

Прошло совсем немного времени, и я убедился, что не все здешние динозавры – мне по колено.

Примерно через полчасика мы набрели на широкую полосу «выстриженной» травы. Попадающиеся на «газоне» солидных размеров навозные кучи свидетельствовали, что «стрижка» была произведена без помощи орудий труда. За следующей рощей мы обнаружили и «стригунов»: целое стало травоядных очень внушительных размеров. Массивные рогатые твари ростом покрупнее слона объедали верхушки деревьев. Твари поменьше, но явно той же породы довольствовались листвой на ветках пониже и сочной травкой.

Мои звери тут же приняли боевую стойку. Особенно оживился Мишка: наконец-то появилась добыча ему под стать.

– Ладно, – согласился я. – Давайте поохотимся.

В свой прошлый Исход мы месяца полтора пробирались по степи, где бродили стада всяких парнокопытных. Те, что помельче, быстро бегали, так что мы охотились в основном на тех, что покрупнее: здоровенных бородатых быков наподобие бизонов. Конечно, те быки были помельче бизонов, зато атаковали сразу толпой, так что приходилось использовать всякие хитрости, и тактика была уже отработана.

Первой в поле зрения рогатых чудовищ появилась Лакомка. Рогатые ее проигнорировали. Я решил, что в списке их естественных врагов модифицированные пантеры не значатся.

В сравнении со взрослыми рогачами Лакомка выглядела котенком. Но были в стаде и малыши: самый крохотный – чуть побольше бегемота. Точная копия старших.

Вот его-то и избрала Лакомка. Стремительный бросок – и она уже сидит на «крошке» и терзает его спину пониже украшенного зубцами костяного «воротника».

«Крошка» заревел трубным басом и понесся куда глаза глядят. К его беде, глядел он не в ту сторону, поэтому со всех ног устремился прочь от стада. Зато стадо отреагировало четко. Секунда – и чудовища образовали правильный круг, выставив наружу бронированные головы и острые изогнутые рога. Но так поступили не все. Три самых здоровых рогача решительно устремились в погоню за малышом, вот только «крошка», несмотря на «всадницу», был очень проворен – догнать его было непросто. Он скакал сумасшедшим галопом, задрав хвост и время от времени высоко подпрыгивая. Лакомка «прилипла» к его спине и продолжала грызть, но, похоже, без особого успеха. Крови я не видел.

Мишка коротко рыкнул и сорвался с места. Наперерез. Я устремился за ним, но, конечно, отстал: при необходимости мой медведь развивает скорость до шестидесяти километров в час.

Я припозднился, а вот Мишка успел вовремя. Встать на пути минимум полуторатонного «крошки» он не рискнул. Лакомка соскользнула в траву, а в следующую секунду Мишка на полной скорости врезался в динозаврий бок. «Крошка» опрокинулся на спину, Лакомка тут же вцепилась ему в живот, а Мишка, насев сверху, ухватил за морду пониже третьего рога и стал душить. Зрелище малопривлекательное, но я относился к этому спокойно: привык. Однако был еще кое-кто, не оставшийся к нему равнодушным. А именно: три разъяренных рогатых «танка», боевым клином несущихся на моих друзей.

Я свистнул. Мои зверушки моментально оставили свою жертву и бросились в разные стороны. Один «танк» притормозил около детеныша, два других ринулись за Мишкой. Мой медведь поступил умно: отманил их подальше и залег. «Танки» помчались мимо.

Детеныш пытался встать, но не мог. Похоже, жить ему осталось недолго: трава вокруг была алой от крови. Ее цвет, кстати, меня несколько удивил. У ящериц кровь совсем другого оттенка.

Мишка возник из травы и грозно зарычал на третьего рогача. Рогач, громадина метров четырех ростом и раза в три длиннее, не принял его угрозы всерьез. И ни на шаг не отступил от лежащего малыша.

«Похоже, пора опробовать лук», – решил я.

Целил я в глаз, но промахнулся: стрела воткнулась рядом. Совсем неглубоко, но рогач отреагировал: повернул голову. Мишка тут же подскочил к нему и треснул по носу. Тут уж рогач не выдержал и бросился на него. Медведь увернулся, отскочил, но не пустился наутек, а продолжал вертеться у рогача перед поцарапанным носом: отманивал. Рогач с басовитым хрюканьем пытался поддеть Мишку устрашающе изогнутыми рогами. С каждым броском он оказывался все дальше от детеныша, который больше не шевелился. Из травы возникла Лакомка и принялась слизывать кровь. Сверху с шумом и хлопаньем упала Марфа. Похоже, мои дамы считали, что дело сделано. И они были правы. Два рогача, сбитых Мишкой с толку, видимо, забыли, куда и зачем бежали. Теперь они возвращались к стаду, которое распустило боевой строй и снова занялось процессом питания. Третий рогач перестал хрюкать и кидаться. Он был метрах в трехстах и тупо вертелся на месте, очевидно пытаясь припомнить, как он там оказался. Когда к нам присоединился Мишка, поцарапанный им рогач уже трусил в сторону стада.

Но спокойно пообедать зверушкам не дали. Минуты не прошло, как с неба спикировала черная тень, пронеслась над ними и снова взмыла вверх. Птеродактиль.

Еще через минуту их было уже четверо, а один даже имел наглость плюхнуться на землю шагах в десяти. Омерзительная тварь: вся в пучках черной щетины, но длинная тощая шея голая, ярко-синяя, заканчивающаяся маленькой красной головкой с какими-то наростами сзади и клещеподобными челюстями – спереди.

Марфа забеспокоилась и перебралась поближе к Мишке. Лакомка зарычала угрожающе: падальщик отступил. На пару шагов, не больше. Зато с неба свалился его собрат: явно другой породы: гибрид летучей мыши и двуручной пилы, величиной с небольшой самолет. Мелкие стервятники тут же отлетели на почтительное расстояние, а гигант спикировал на меня с явным намерением откусить голову. Но я успел присесть, и поганец промахнулся. Зато Лакомка не промахнулась и уцепила его за крыло… И громадина, выходя из пике, подняла двухсоткилограммовую пантеру над землей! Правда всего на пяток метров. Потом крылатую бестию перекосило, она, заорав, плюхнулась в траву и защелкала своими «пилами», пытаясь достать Лакомку. Думаю, пантере пришлось бы повозиться, чтобы ее прикончить, но у Мишки это заняло секунды полторы.

«Эх, мне бы эти крылья, когда мы с острова уплывали! Какой парус бы вышел! – подумал я, беря сочный кусок мяса, оторванный Лакомкой от „рогачева“ хвоста. – Ладно, парус не парус, а что-нибудь вроде плаща от солнца я из них сделаю!»

Это я так думал, но на самом деле мне даже свой кусок мяса съесть не удалось.

Внезапно Лакомка ощетинилась, а Мишка с глухим ворчанием поднялся на задние лапы и оскалил окровавленную пасть. Марфа, давясь, проглотила очередной кусок и с шумом поднялась в воздух.

Я, как всегда, заметил опасность последним, но все же успел отскочить и схватить лук. А затем…

Вот это, несомненно, был хищный динозавр. Не то чтобы очень крупный, метров трех высотой, но очень целеустремленный. Он несся со всех ног, задрав хвост и заранее распахнув пасть: этакий зубастый страус-переросток. Бежал ящер довольно резво. Настолько резво, что я даже не успел наложить стрелу, а он уже выскочил на полянку, где мы устроили пикничок. Нет, он был не дурак: сразу сообразил, кто у нас основной боец, и с ходу бросился на Мишку. Но на его пути оказалась тушка рогача, и хищник не устоял перед соблазном: выдрал буквально на бегу шмат «грудинки» и проглотил. А когда глотал, естественно, захлопнул пасть. В ту же секунду Мишка кинулся на него, обхватил лапами морду динозавра и как следует стиснул, лишив хищника главного оружия. Динозавр рванулся, пытаясь вырваться, потом поджал хвост и сделал попытку опрокинуться на спину и пустить в ход задние лапы, но Мишка, как настоящий борец, очень ловко пригнул противника в земле и пресек опасное движение. Динозавр заурчал и пустил в ход когти на передних лапах, но, поскольку лапы эти были не длиннее моих рук, а когти – поменьше Марфиных, толку было немного. Вообще-то, ситуация была патовая.

Если не учитывать нас с Лакомкой. Пантера вцепилась в бревноподобную шею динозавра слева, а я в упор всадил стрелу справа, туда, где под гладкой желтой шкурой пульсировала жила. Всадил и вырвал, отворяя путь крови. Брызнуло так себе. Я тут же пообещал себе при первой же возможности сделать оружие ближнего боя, топор и рогатину. Тем не менее через минуту все было кончено. Я имею в виду не только бой, но и наши надежды на обед.

Наверху истошно завопила Марфа. Я вскинул лук, решив, что на нее напали, но никакой опасности ей не угрожало. Опасность угрожала нам: опасность, от которой даже земля подрагивала.

– Мишка, Лакомка! Берегись! – завопил я.

Они, хоть и увлеченные боем, отреагировали сразу. И вовремя. Мне как раз хватило времени, чтобы вспрыгнуть на Мишкину спину и ухватиться левой рукой (в правой был лук) за притороченный мешок. В следующую секунду Мишка уже летел прочь с максимальной скоростью, а Лакомка растворилась в густой траве.

Это было похоже на шагающий экскаватор. Вернее, быстро бегающий экскаватор. Здоровенная башка моталась на высоте добрых десяти метров над землей. Недобитый «младший брат» был походя прихлопнут исполинской ногой, а ее обладатель гигантскими прыжками понесся дальше. За нами, к сожалению. И, к еще большему сожалению, он нас настигал.

– Мишка, быстрее! – закричал я в серое ухо. – Быстрее, брат!

Мишка прибавил. Самую малость. Он и так рвал изо всех сил…

Нам просто повезло. Должно быть, эти пожиратели мяса всё время следили за небом. Должно быть, так они нас и вычислили: наблюдая за стервятниками. Тогда падальщики нас выдали, сейчас – спасли. Я увидел, как черные твари все разом спикировали вниз: на бесхозную добычу. Очевидно, наш преследователь это тоже увидел. Возможно, он поразмыслил и сообразил, что убитый «журавль» лучше улепетывающей «синицы». Или сработал какой-то врожденный рефлекс. Так или иначе, но гигант затормозил сразу двумя ногами, развернулся и столь же стремительно помчался обратно. А мы с Мишкой через минуту влетели в рощицу невысоких деревьев с листьями, похожими на гигантские веера. Влетели и остановились, переводя дух. Через пару минут к нам присоединилась Лакомка. А чуть погодя – Марфа.

– Всё! – решительно заявил я. – Больше никакой охоты на крупного зверя!

Спорить со мной никто не стал.

Глава седьмая

Динозаврий рай

Пищи вокруг хватало. И большой, и маленькой. Так что голодными мы не остались. Но всё равно я и моя команда чувствовали себя неуютно. Трудно осознавать себя «венцом творения», когда вокруг пасутся бестии величиной с тяжелый танк, а между сорокаметровых «хвощей» мелькают такие головы, где каждая пасть – с ванну.

Но, как оказалось, самые большие хищники были далеко не самыми опасными.

Это случилось на следующий день. После ночи, которую мы провели, забившись в чью-то брошенную нору. Нора была сделана на совесть: с «главным залом», отнорками и двумя запасными выходами, один из которых был разрыт и завален. Судя по «входам», здешний «хомячок» немногим уступал размерами Мишке и был отнюдь не вегетарианцем: в одном из отнорков обнаружилось изрядное количество костей.

Пахло в норе скверно, зато моего сна ничто не нарушило. Если не считать жутких воплей и еще более жуткого рева, которые время от времени оглашали местную «лесостепь».

Так или иначе, но мы отдохнули, перекусили (Лакомка еще затемно сбегала наверх и приволокла какое-то (в динозаврах я не специалист) сравнительно мелкое травоядное.

Пора было двигаться в путь. И мы двинулись. Впереди, дозором, – Лакомка. Затем – я. Замыкающим – Мишка с Марфой на спине. Отправить птицу на разведку мне не удалось. Я особо и не настаивал: в небе маячили темные «трапеции» и «треугольники». Местные птички-невелички. Кстати, настоящих птиц больше не встречалось.

Мы шли по сравнительно невысокой – примерно по пояс – траве. Если, конечно, это была трава, а не какой-нибудь мох-переросток. Шли мы строго на север (надеюсь, я правильно выбрал сторону света) и созерцали мирную картину динозаврьего рая: многочисленные стада травоядных гигантов, двуногих и четвероногих, а также еще более многочисленную вегетарианскую мелочь, старающуюся держаться поближе к более крупным «сородичам».

Видимо, по случаю раннего времени никто никого не пытался съесть. От такой идиллии я несколько расслабился.

А зря.

Напали на нас, когда мы проходили мимо бамбуковой (или похожей на бамбуковую) рощи.

Собственно, даже и не на нас, а на меня. Причем настолько стремительно и грамотно, что еще чуть-чуть – и человечество недосчиталось бы одного из своих Мастеров Исхода.

Тварь вылетела из рощи. Роскошным прыжком в добрых семь метров. Я успел лишь увидеть растопыренные изогнутые когти, летящие прямо на меня, – и упасть на землю в самый последний спасительный миг. Счастье, что скорость реакции не утекла туда же, куда канули все мои «магические» способности. Тварь промахнулась на какой-то метр, коснулась земли, развернулась буквально на одном когте и… Тут тварь пришибла когтистая лапа малость потяжелее, чем у нее. Что-то отчетливо хрупнуло – и любительница человечины забилась на земле. Я вскочил…

На этот раз меня спасла Лакомка. Вторую тварь я вообще не видел. Темный промельк – и клубок тел покатился по траве. Мишка грозно взревел. Ага!

Имелась еще и третья тварь. Эта, похоже, нападать раздумала. Раскачивалась на задних лапах, грозно шипела, разевая красную пасть с очень приличными зубками и топыря передние, довольно когтистые лапы. Если не считать этих лап, тварь очень походила на птицу. Наверно, из-за длинной гибкой шеи. Но башка у твари была довольно крупная. С мою размером. Правда, и сама зверушка, на первый взгляд, тянула килограммов на сто пятьдесят и ростом – под два метра. Хотя, по здешним меркам, – мелочь.

Мишка прянул вперед – и тварь смылась.

Я оглянулся на Лакомку. Лакомка справилась. Сидела, зализывала оцарапанный бок. Ее противница валялась на земле в луже крови. Алой крови.

Мишка хлопнул лапой – и другая зверушка тоже затихла навеки. Очень интересная зверушка. Я присел и потрогал ее гладкую кожу. Именно так – кожу, а не какую-то там чешую. К тому же тварь была теплая. То есть примерно как человек в горячке. Градусов сорок. Оч-чень интересная зверушка.

Знаками показал Мишке, что тварей следует утащить в рощицу. Не то опять налетят падальщики. Мишка – тоже знаками – «объяснил» мне, что жрать такую дрянь и не собирался. И мне не советует. Вокруг полно куда лучшего мяса.

Однако я был в нашей команде пусть и самым хилым, но главным. Через полминуты обе тушки оказались под сенью зеленых «бамбуковых» венчиков.

Мишка тут же отошел на десяток метров и застыл, принюхиваясь. Больше нас врасплох не застанут. Даже с подветренной стороны. А я осмотрел Лакомку (ранка оказалась пустяковой царапиной), а затем, с ее помощью, занялся препарированием.

Сначала – внешний осмотр. Большая голова, отличные зубки. Причем среди прочих выделяются ярко выраженные клыки, прямые и острые, длиной сантиметров десять. Пожалуй, у меня есть шанс обзавестись копьем. Теперь – лапы. Передние – поменьше, но с отличным оснащением: длинные пальчики с неслабыми коготками. Но в сравнении с «саблями», выросшими на задних лапах, эти коготки – сущая ерунда. Там – когтищи в двадцать сантиметров длиной, причем заострены не только концы, но и внутренние края. Этакие разделочные ножи. Я еще раз порадовался, что их хозяйка промахнулась. Иначе вскрыла бы меня, как консервную банку. Тем более – с прыжка. Эк она сиганула – с места на двенадцать шагов. Ясно, что мускулатура у зверушки – неслабая. Или это зверек… Нет, судя по первичным признакам – самка. Или у динозавров всё не так, как у млекопитающих? Слабое место – шея. Длинновата. Хотя, при соответствующей подвижности зубастой головы, добраться до этой шеи – непросто.

По моей просьбе, Лакомка вскрыла зверушке грудную клетку и извлекла сердце. Сердце оказалось довольно крупным. Для его вскрытия я использовал коготок с задней лапки, предварительно откушенный Лакомкой. Отличное сердце. Знания анатомии мне хватило, чтобы понять – оно четырехкамерное. Неудивительно, что зверушка – теплокровная. Теперь оставалась голова. Для вскрытия черепной коробки пришлось позвать Мишку. Мозг у зверушки тоже оказался на уровне. Развитый.

Я закончил изображать патологоанатома, и Марфа тут же пристроилась жрать. А мы с Лакомкой – утилизировать добычу. Отделили когти, выбили клыки (выбивал я – камнем), извлекли пакеты сухожилий из задних лап. Что-то мне подсказывало, что они будут помощнее, чем те, которые у меня на луке. И я наконец разжился оружием ближнего боя: из стебля «бамбука» изготовил копье, засунув в полость ящеров клык и обмотав для прочности сырым ремнем из ящерьей же шкуры. А из самого длинного когтя сделал что-то вроде серпа. Тоже с бамбуковой рукояткой. И еще пару ножей на естественной (фаланги пальцев) основе. Первое время оружие будет немного пованивать, но это можно потерпеть.

Еще какое-то время я потратил, чтобы изготовить пояс с петлями для моего нового вооружения и бурдюк для воды. Было у меня такое ощущение, что с источниками могут быть проблемы. После этого мы наконец убрались из рощи. И очень вовремя. Едва мы отошли метров на двести, как со стороны «саванны» прискакала целая стая двуногих зубастиков. Не таких, какие пытались меня слопать, но тоже очень неприятных с виду. Мы их не заинтересовали. Они пришли за мертвечиной.

Глава восьмая

Зеленоголовые

Вэтот день мы нашли реку. Большую, шириной почти с километр. Нам повезло: река текла в нужном направлении: на условный север. Вода в ней была мутновата, но для питья годилась. Идеально было бы построить плот, но от этой мысли пришлось отказаться. Время от времени из воды всплывали такие твари… Так что передвигались мы по-прежнему по суше. Очень осторожно, стараясь держаться поближе к реке, где нас полностью скрывали заросли и высокие травы. На ночлег устраивались в рощах, где заросли еще гуще. Если рядом оказывалось стадо рогачей или других травоядных внушительных размеров, мы это приветствовали. Хищники покрупнее при таком соседстве не обращали на нас внимания, а те, что помельче, нас и так не трогали. Я, кстати, заметил, что эти, средних размеров, как травоядные, так и хищники, довольно сообразительны. В отличие, скажем, от тех же рогачей.

И это было понятно: есть самому и не дать съесть себя в этом мире двухметровых рогов и полуметровых клыков – непростая задача. Притом что зубастые гиганты вовсе не были медлительными увальнями, а гоняли по равнине с очень хорошей скоростью. Ну еще бы! Когда каждый шаг – как двадцать моих. Нам вообще пришлось бы кисло, если бы не Марфа. Летунья сверху высматривала зверюг покрупнее – и давала нам знать. Сама она уже вполне освоилась в здешнем небе. Выяснила, что ни обычные птеродактили, ни гиганты с восьмиметрового размаха крыльями не могут с ней тягаться в скорости и маневренности, – и решительно осмелела.

В общем, оказалось, что и в динозаврьем мире можно выживать – и даже проходить по полсотни километров в день.

Был, правда, один неприятный эпизод, когда за нами увязалась стая из дюжины сравнительно небольших, но крайне опасных тварей.

Эти ящеры заметно отличались от других хищников. Они могли одинаково проворно передвигаться и на четырех, и на двух ногах. Но предпочитали двуногое хождение, что тоже понятно: так их головы оказывались над травой. Оснащены твари были совсем неплохо: внушительные зубы, серповидные когти. В придачу – редкая сообразительность. Я сразу заподозрил, что в этих крупных головах содержится изрядное количество мозгов. То есть видел я здешних хищников, у которых головы намного крупнее, но большую часть этих голов занимала пасть.

Впрочем, дело было не только в размере голов, но и в том, как они себя вели. Вели же они себя, вернее, вели нас – очень грамотно. Первый день я их и разглядеть-то толком не смог. Даже просто заметить их на фоне зелени было проблематично. Несколько раз я видел торчащие над травой круглые, зеленые с черными крапинами, головы. Не ближе ста шагов, зато сразу с трех сторон. Целый день зеленоголовые неотступно сопровождали нас, держась на том же почтительном удалении. Возникало ощущение, что ящеры пытались определить, что мы такое. Ночью они ушли, но на следующее утро объявились опять и сократили дистанцию метров до пятидесяти. Никакой враждебности не проявляли, но мы, я и Лакомка, чувствовали исходящую от них опасность. Как жаль, что мои способности еще не восстановились (вообще, уж не знаю почему, после этого Исхода мой Дар прорастал крайне медленно), я улавливал лишь смутные ощущения.

На третье утро преследователи исчезли. Я подумал – ушли. Решили, что мы – не их добыча. Но я поспешил с выводами. Зеленоголовые не ушли. Они устроили засаду. По всем правилам охотничьего искусства. Сделали вид, что мы их больше не интересуем, а сами «просчитали» наш маршрут, обогнали нас на десяток километров, выбрали местечко, где у реки топкий берег, а тропа делает петлю, – и затаились в траве. Причем не кучей, а рассредоточившись полукольцом. Идеальная позиция, чтобы напасть внезапно и скопом. Вот только они не учли, что у нашей Марфы глаза получше, чем у птеродактиля. А может, они просто не взяли ее в расчет.

Мы обошли их по большой дуге, но, поскольку у меня было предчувствие, что эти зверюги нас так просто в покое не оставят, я тоже решил применить хитрость: воспользоваться моей любимой «тактикой тигра», то есть, сделав петлю, выйти на собственный след и, в свою очередь, устроить засаду на преследователя. Я решил так: если стая сумеет нас выследить и продолжит охоту, значит, всё равно придется драться. И лучше это сделать в условиях, выгодных для нас, а не для них.

Мы двинулись ускоренным маршем, и километров через пять я нашел подходящее место. В небольшой, сравнительно светлой роще – два почти сросшихся ствола с общей, довольно густой кроной. Пройдя в первый раз метрах в пятидесяти от этого дерева, мы шли еще километра три, а потом вернулись обратно. Мы с Лакомкой взобрались наверх и укрылись в листве. Мишка притаился в папоротниках позади сросшихся стволов.

Зеленоголовые нашли наш след. Прошло часа полтора – и мы их увидели. Они бежали цепочкой, причем первый – на четырех лапах, уткнувшись мордой в землю: вынюхивал. Двадцать шесть голов.

Мы дали им миновать нас, а затем я всадил стрелу в шею последнего. Да так удачно, что он сразу свалился. Остальные тотчас остановились и сгрудились вокруг подбитого. Они видели стрелу, но не понимали, откуда она взялась. Эти зеленоголовые вели себя почти по-человечески. Я больше не стрелял. И даже забыл, что на нас охотятся. Мне стало по-настоящему интересно. Раненый попытался вытащить стрелу лапой, но только обломал древко. Тогда один из его сородичей наклонился, ухватил зубами черенок и, упершись задней лапой в плечо подбитого, вырвал стрелу. Из раны фонтаном брызнула кровь… И тут другой зеленоголовый, самый крупный, отпихнув сородича, присосался к ране. Подбитый не сопротивлялся, лежал, не шевелясь. Прочие застыли кружком, наблюдая. Я аккуратно прицелился и всадил стрелу точно в основание черепа зеленоголового «вампира». Выбрал я это место интуитивно – и не ошибся. Зеленоголовый опрокинулся на бок и больше не встал. Остальные сообразили, что дело нечисто, и завертели головами. Я выстрелил еще раз, не так удачно: стрела только оцарапала хищника. Но меня обнаружили. По щелчку тетивы. Острые оскаленные морды повернулись ко мне… И я свалил третьего: вогнал ему стрелу в горло, под самую челюсть.

Тут зеленоголовые снова меня удивили: двое бросились к дереву, на котором я сидел, а остальные почему-то не сдвинулись с места. Я спокойно наложил новую стрелу, уверенный в собственной недосягаемости: моя ветка была почти в пяти метрах от земли.

Оба прыгнули почти одновременно: они еще не оторвались от земли, а я уже понял, что пять метров – совсем не так высоко, как мне казалось. Я поспешно выстрелил, бросил лук, правой рукой перехватил копье, левой вцепился в верхнюю ветку, уже понимая, что сейчас мне придется туго…

Моя стрела попала ящеру в глаз. Она не остановила бы зеленоголового, но сверху на него прыгнула Лакомка. Оба они грохнулись на землю, но Лакомка оказалась сверху и успела выдрать зеленоголовому второй глаз. Второго рептилоида, уже в полете, успел перехватить Мишка: зацепил, швырнул на землю и ударом лапы проломил ящеру череп. Я тоже сиганул вниз: тело пронзила боль (пять метров все-таки), но я даже устоял на ногах – и приготовился к бою…

Боя не было. Два десятка зеленоголовых вполне могли бы задать нам жару… Но они дружно развернулись и бросились наутек.

Это была нежданная, но полная победа. Нам здорово повезло: кроме моих отбитых пяток – никаких травм. А в активе – пять поверженных хищников, каждый из которых – размером побольше меня. Нет, не пять, четыре. Ослепленный ящер внезапно вскочил и тоже устремился прочь. На четырех лапах, прямо по следу своих сородичей. Гнаться за ним мы, конечно, не стали. Мишка методично добил тех, в ком еще теплилась жизнь, и спокойно принялся за еду. Лакомка и Марфа тут же присоединились к нему, а я медлил. Мое предположение насчет качественных мозгов, содержавшихся в круглых зеленых головах, оказалось верным. Так что некоторое время я колебался: не употребить бы в пищу разумное существо…

Но потом решил – ну и хрен с ним! Можно не сомневаться, что меня это существо кушало бы, не особо терзаясь муками совести.

На этот раз нам никто не мешал: крылатым «осведомителям» было невдомек, что творится под сенью крон.

После ужина, прибегнув к помощи Лакомки, я произвел «вскрытие» одного из зеленоголовых. Результаты были довольно любопытными. Помимо вполне развитого мозга у наших противников обнаружилось (как я и ожидал) четырехкамерное сердце, приличествующее исключительно теплокровным существам.

Я дал себе зарок: при благополучном исходе моей миссии или (если я все-таки угодил не на ту Землю) после того, как восстановятся мои способности, непременно вернуться и разобраться, что это за зверушки. Неприятностей я не опасался. Когда я «войду в форму», они не будут представлять для меня опасности. Нет, чтобы вот так, походя, найти негуманоидную разумную расу… Только ради этого планету стоило колонизировать. То, что зеленоголовые «братья по разуму» склонны пить кровь сородичей… Ну так что ж – и наши собственные предки были не прочь перекусить себе подобными. Обычное дело на низких стадиях развития. Зато каким эти зеленоголовые обладают проворством! Пожалуй, они даже мне, Мастеру, не уступят.

Глава девятая

Внутренние проблемы сексуального характера

Спустя несколько дней после схватки с зеленоголовыми, в нашей дружной команде образовалась очень серьезная проблема. Причем не снаружи, а внутри. У Лакомки началась течка.

Будь мы в цивилизованном обществе, одной инъекции было бы достаточно, чтобы прекратить безобразие. Но до цивилизованного общества было, по самым оптимистичным прикидкам, с десяток парсеков.

Кому-то ситуация может показаться забавной…

Но только тому, кто никогда не подвергался сексуальным домогательствам четвертьтонной наполовину сбрендившей хищной кошки.

Не то чтобы те, кто разрабатывал программу «смешанных» команд, не учли подобную ситуацию. Они ее как раз учли. И приняли меры к тому, чтобы мой славный гризли мог оказать дружескую помощь кошечке в трудный период. Мишка мог. Вполне. И даже был не прочь. Проблема состояла в том, что, во-первых, в нашем прайде я был главным самцом, а во-вторых… Гормоны гормонами, но личная привязанность моей черной киски играла ничуть не меньшую роль. Те, кто «развивал» ее ум и чувственность, чтобы добиться максимального «человекоподобия»… Словом, они своего добились. Сотворили из животного-самки существо с почти человеческой психикой. Я и сам принял в этом участие, когда воспитывал и обучал обаятельного детеныша. Теперь дитя превратилось во взрослую… Почти в женщину. И эта «женщина» выбрала меня.

Как говаривал один мой приятель с Земли-Исходной: «Любовь зла. И козлы этим пользуются».

В данном случае я совершенно не был настроен «пользоваться».

Но если я отчетливо понимал, что Лакомка – существо другого вида, то для самой Лакомки я был «своим».

В общем, как только этот кошмар начался, всем нам сразу стало не до ящеров. Большие и маленькие пресмыкающиеся стали восприниматься как нечто неприятное, но незначительное. Если бы зеленоголовые решили поохотиться на нас неделей позже, вполне вероятно, что их охота оказалась бы удачнее.

Лакомка полностью отдалась во власть инстинктов. Она перестала есть, она не могла (и не хотела) охотиться или даже просто охранять нас по ночам. Всё, что она могла (и хотела), – это постоянно отираться около меня, всячески побуждая к определенным действиям. Она почти так же разумна, как человек. Но она – кошка. И ее инстинкты посильнее человеческих. Вдобавок от страсти ее эмпатические свойства значительно усилились – и ее желание стало напрямую передаваться мне. Вот когда я порадовался, что мой Дар восстанавливается значительно медленнее, чем обычно. Нет, разумеется, никакого желания удовлетворить потребности Лакомки я не испытывал. Я человек. Кошка, даже такая замечательная, как моя пантера, не является для меня объектом влечения. Но эмоциональный напор действовал на мой собственный гормональный фон, который после Исхода и так был, мягко говоря, повышен. Само собой, меня учили (и научили) управлять желаниями. И всё же обуздывание инстинктов – малоприятное занятие.

Единственное, в чем мне действительно повезло: у кошек свои правила сексуальной игры, подразумевающие исключительное доминирование самца. Не будь этого, будь Лакомка не кошкой, а особой женского пола с человеческими приоритетами, – я был бы попросту изнасилован, поскольку ни за что не смог бы противостоять натиску «подруги», которая в два с половиной раза крупнее меня и в шесть раз сильнее.

Не хочу углубляться в подробности. Довольно того, что за трое суток мы прошли меньше сорока километров и никто из нас (кроме Марфы) ни на минуту не сомкнул глаз.

Наконец Мишка нашел выход. Мишка вообще-то довольно ленив, но, если речь идет о еде (а в данном случае дело обстояло именно так: охотник на некрупную дичь из него никакой), мой гризли становится очень решительным и инициативным. И довольно жестоким.

Утром четвертого дня он решительно взял Лакомку за шкирку, отнес ее подальше (щадя наши с ней, так сказать, чувства) – и сделал что требовалось. Лакомка, естественно, визжала, рычала и отбивалась изо всех сил, но силы были неравны.

Да, это было жестоко и унизительно. Лакомка смертельно обиделась… Позже. Зато сразу после «процедуры» ей существенно полегчало. И в дальнейшем, как только инстинкты снова начинали брать верх…

Короче, мы это пережили. Как и многое другое. И преодолели больше тысячи километров за каких-то двадцать дней.

Мы подошли к подножию гор, поднявшись к истокам нашей спутницы-реки.

Перевалили через хребет (к счастью, не слишком высокий), затем снова спустились в долину.

Мы научились избегать опасностей и становиться незаметными, когда это требовалось. Даже громадный Мишка. Мы прошли свой путь и остались живы.

К тому моменту, когда я снова увидел океан, я уже совершенно точно знал, что могу выжить на этих просторных равнинах. С помощью моей замечательной команды.

Я, Мастер Исхода, – могу.

Но обычных колонистов местная фауна переловит и слопает дня за два. Самые ловкие, может, протянут недели полторы.

Вывод: раз колония сумела просуществовать некоторое время, значит, там, где она обосновалась, – другие условия. Более благоприятные… Вероятно. Потому что среди колонистов был один человек, который, в принципе, мог бы выжить и здесь, среди динозавров. И не выжил там, где… не выжил. Мастер Исхода Пророк Шу Дам. Вопрос: почему? И – где?

Ответа у меня не было. Зато я снова увидел океан. Мы пересекли континент. Что дальше?

Глава десятая

Еще один сюрприз неправильной планеты

Океан был внизу. Над скалистым берегом, заваленным плавником и прочим океанским мусором, поднимался отвесный гранитный клиф почти стометровый высоты.

Мне было любопытно спуститься вниз и поглядеть, что именно выносят волны.

Но Мишка только глянул – и сразу стало ясно, что он не склонен заниматься альпинизмом.

А Марфа, в свою очередь, дала понять, что не собирается подниматься в небо, когда оно так и кишит здоровенными зубастыми тварями. В последнее время к нам привязалась целая банда птеродактилей, подметавших все, что оставалось после наших трапез, и серьезно присматривавшихся к Марфе: не сойдет ли за десерт?

Поначалу я опасался, что свора стервятников привлечет к нам внимание крупных хищников, но пока обходилось. Может, потому, что дичи в здешней саванне было просто немерено. Сотни тысяч тонн бронированного и полубронированного мяса. Здесь постоянно кто-то кого-то жрал. Причем в титанических масштабах.

Но, передвигаясь скрытно, под прикрытием растительности, можно было двигаться вперед. Хотя, признаться, мне уже порядком надоело находиться в постоянной готовности к бегству.

В собственной стае летающих тварей было и свое преимущество: считая нас своей личной собственностью, они гнали прочь других потребителей падали. Именно поэтому я не пытался от них избавиться.

Трава вдоль клифа была в самый раз: и всё видно, и спрятаться можно при необходимости. Поэтому я счел не слишком большим риском двинуться вдоль обрыва, время от времени поглядывая вниз. В перспективе я рассчитывал выйти к какой-нибудь реке с качественной древесиной вдоль берегов. И попробовать сварганить что-нибудь плавучее. Нет, я понимал, что путешествие по океану на плоту, тримаране или грубом подобии баркаса (ничего лучшего с моим скудным набором инструментов не сделать) – чистой воды авантюра. Но у меня такой характер, что не действовать я просто не могу. Эх, не скоро из меня выйдет Пророк!

Кое-что внизу привлекло мое внимание. С полдюжины птеродактилей вилось над нагромождением скал, обнаженных отливом.

Пара падальщиков из нашего эскорта немедленно спикировала вниз: поглядеть, что там такое.

Мне тоже стало любопытно. Я переглянулся с Лакомкой и стал разматывать ременный трос.

Мишка рыкнул неодобрительно.