365 лучших сказок мира Гауф Вильгельм

Как было написано первое письмо

Очень-очень давно на свете жил первобытный человек. Жил он в простой пещере, не носил почти никакой одежды, не умел ни читать, ни писать, да ему совсем и не хотелось учиться читать или писать. Человек этот не чувствовал себя совершенно счастливым только в то время, когда он бывал голоден. Звали его, моя любимая, Тегумай Бопсулай, и это имя значило: «человек, который не спешит». Но мы с тобой будем его звать просто Тегумай; так короче. Жену его звали Тешумай Тевиндрой, что значит: «женщина, которая задает много вопросов»; мы же с тобой, моя любимая, будем звать ее Тешумай; это короче. Их маленькую дочку звали Тефимай Металлумай, что значит: «маленькая особа с дурными манерами, которую следует отшлепать»; но мы с тобой будем ее звать просто Тефи. Тегумай очень любил свою дочку, Тешумай тоже очень ее любила, и Тефи редко шлепали, хотя иногда следовало шлепать побольше. Все они были очень счастливы. Едва Тефи научилась бегать, она стала повсюду ходить со своим отцом, Тегумаем; иногда они долго не возвращались в пещеру и приходили домой, только когда они начинали хотеть есть. Тогда Тешумай говорила:

– Откуда это вы пришли такие грязные? Право, мой Тегумай, ты не лучше моей Тефи.

Ну, теперь слушай повнимательнее.

Как-то раз Тегумай Бопсулай пошел через бобровое болото к реке Вагаи; он хотел наловить острогой карпов на обед; с ним пошла и Тефи. Острога Тегумая была деревянная; на ее конце сидели зубы акулы. Еще до того, как ему удалось поймать хоть одну рыбу, он так сильно ударил острогой в речное дно, что она сломалась. Тегумай и Тефи были очень-очень далеко от дома и, понятно, принесли с собой в маленьком мешке завтрак; запасных же острог Тегумай не захватил.

– Вот так наловил рыбы! – сказал Тегумай. – Теперь мне половину дня придется провозиться с починкой сломанной остроги.

– Дома осталось твое большое черное копье, – сказала Тефи. – Хочешь, я сбегаю к нам в пещеру и попрошу маму дать мне его?

– Это слишком далеко; твои маленькие толстые ноженьки устанут, – сказал Тегумай. – Кроме того, ты, пожалуй, упадешь в болото и утонешь. Попробуем обойтись и так.

Он сел на землю, вынул из-за пояса маленький кожаный мешок, в котором лежало все необходимое для починки – жилы северных оленей, полоски кожи, куски пчелиного воска, смола, – и принялся за починку остроги. Тефи тоже села на землю и болтала ножками в воде; подперев подбородок рукой, она сильно задумалась, подумав же, сказала:

– Знаешь, папа, ужасно неудобно, что мы с тобой не умеем писать. Если бы мы писали, мы могли бы послать письмо про новую острогу.

– Тефи, – заметил Тегумай, – сколько раз говорил я тебе, что следует говорить прилично. Нехорошо говорить «ужасно»; но это правда было бы хорошо, если бы мы могли написать домой.

Как раз в это время на берегу реки показался чужой человек; он принадлежал к жившему далеко племени по названию тевара и не понял, о чем говорили Тегумай с дочерью. Он остановился на берегу и улыбнулся маленькой Тефи, потому что у него самого дома была дочка. Между тем Тегумай вынул сверток оленьих жил из кожаного мешочка и стал чинить свою острогу.

– Слушай, – сказала Тефи чужому человеку, – знаешь ты, где живет моя мамочка?

– Гум, – ответил человек; ведь ты знаешь, что он был из племени тевара.

– Какой глупый, – сказала Тефи и топнула ножкой.

Ей было досадно, потому что она видела, как целая стая крупных карпов идет вверх по течению реки, а ее отец не может поймать их своей острогой.

– Не надоедай взрослым, – сказал Тегумай.

Он был так занят починкой остроги, что даже не повернулся.

– Да я не надоедаю, – сказала Тефи. – Я только хочу, чтобы он исполнил мое желание, а он не понимает.

– В таком случае не надоедай мне, – сказал Тегумай и продолжал дергать и вытягивать оленьи сухожилия, забирая в рот их концы. Чужой человек сел на траву, и Тефи ему показала, что делал ее отец.

Человек из племени тевара подумал: «Какой удивительный ребенок! Она топнула на меня ногой, а теперь строит мне гримасы. Вероятно, она дочь этого благородного вождя, который так важен, что не обращает на меня внимания».

И он особенно вежливо улыбнулся им обоим.

– Теперь, – сказала Тефи, – поди к моей маме. Твои ноги длиннее моих, и ты не упадешь в бобровое болото; хочу я также, чтобы ты попросил у нее другую папину острогу, большую, с черной рукояткой. Она висит над нашим очагом.

Чужой человек (из племени тевара) подумал: «Это очень, очень странная маленькая девочка. Она размахивает руками и кричит мне что-то совершенно непонятное. Между тем, если я не исполню ее желания, важный вождь, человек, который сидит спиной ко мне, пожалуй, рассердится».

Подумав это, тевара поднялся с земли, сорвал с березы большой кусок коры и подал его Тефи. Он сделал это, моя любимая, с целью показать, что его сердце бело, как береста, и что у него нет злых намерений; Тефи же неправильно поняла его.

– А, вижу! – сказала она. – Ты хочешь знать адрес моей мамы? Правда, я не могу писать, но я умею рисовать картинки, если у меня есть в руках что-нибудь острое. Пожалуйста, дай мне на время акулий зуб с твоего ожерелья.

Тевара ничего не сказал; тогда Тефи протянула свою маленькую ручку и дернула за висевшее на его шее прекрасное ожерелье из бисера, жемчуга и зубов акулы.

Чужой человек (помнишь – тевара?) подумал: «Какой удивительный ребенок. Акулий зуб в моем ожерелье – зуб волшебный, и мне всегда говорили, что тот, кто без моего позволения дотронется до него, немедленно распухнет или лопнет; между тем эта маленькая девочка не раздувается и не лопается, а важный вождь, человек, который занимается своим делом и еще не обратил на меня внимания, кажется, совсем не боится, что она раздуется, улетит или лопнет. Буду-ка я еще вежливее».

И он дал Тефи зуб акулы. Она тотчас легла на свой животик, задрав ножки, как это делают некоторые знакомые мне девочки на полу гостиной, когда они рисуют в своей тетрадке.

– Теперь я нарисую тебе несколько прехорошеньких картинок, – сказала Тефи. – Смотри через мое плечо, только не толкай меня. Прежде всего я нарисую, как мой папа ловит рыбу. Видишь, он вышел не очень похож, но мама его узнает, потому что я нарисовала его сломанную острогу. Теперь нарисую другую острогу, ту, которая ему нужна, острогу с черной рукояткой. У меня получилось, что она засела в спине папы, но это только потому, что акулий зуб скользнул, а кусок бересты недостаточно велик. Мне хочется, чтобы ты принес ее сюда; я нарисую себя, и мама увидит, что я объясняю тебе, что именно нужно сделать. Мои волосы не торчат вверх, как вышло на картинке, но иначе я не могла нарисовать их. Вот и ты готов. Ты мне кажешься очень красивым, но я не могу сделать тебя хорошеньким на картинке; не обижайся же. Ты не обиделся?

Чужой человек (тевара) улыбнулся. Он подумал: «Вероятно, где-то должна произойти огромная битва, и этот странный ребенок, который взял волшебный зуб акулы, но не раздувается и не лопается, просит меня позвать народ на помощь великому вождю. Он, конечно, великий вождь; не то, без сомнения, заметил бы меня».

– Смотри, – сказала Тефи, продолжая усиленно нацарапывать рисунки, – вот я нарисовала тебя и вложила в твою руку ту острогу, которая нужна папе; я сделала это, чтобы ты не забыл моей просьбы. Теперь я покажу тебе, как отыскать место, где живет моя мама. Ты пойдешь все прямо и прямо, до двух деревьев; видишь, вот эти деревья; потом ты поднимешься на холм и спустишься с него; видишь, вот и холм. После холма ты увидишь болото, полное бобров. Я не нарисовала бобров целиком; это для меня слишком трудно; я нацарапала их круглые головы; впрочем, перебираясь через болото, ты только и увидишь их головы. Смотри, не упади в топь. Наша пещера сразу за болотом. По-настоящему, она не так высока, как горы, но я не умею рисовать очень маленькие вещи. Около нее моя мама. Она очень красива. Она самая красивая мамочка в мире, но не обидится, когда увидит, что я нарисовала ее безобразной, напротив, она останется довольна, что я могу рисовать. Вот здесь острога, которая нужна папе; я нарисовала ее подле входа в пещеру, чтобы ты не забыл о ней; по-настоящему-то, она внутри пещеры, но ты покажи картинку моей маме, и она даст тебе острогу. Я нарисовала у мамы поднятые руки, так как знаю, что она обрадуется, когда ты придешь. Ну, разве это не отличная картинка? И хорошо ли ты понял все, или лучше еще раз объяснить тебе, что значат мои рисунки?

Чужой человек (он был из племени тевара) посмотрел на картинку и несколько раз кивнул головой.

Себе он сказал: «Если я не созову всего племени на помощь этому великому вождю, его убьют враги, которые бегут к нему со всех сторон с копьями в руках. Теперь я понимаю, почему великий вождь делает вид, будто не замечает меня. Он боится, что враги, которые прячутся в кустах, увидят, как он дает мне какое-то поручение. Поэтому он и повернулся ко мне спиной и приказал умной и удивительной маленькой девочке нарисовать страшную картинку, которая показывает все его затруднения. Я пойду и приведу к нему на помощь его племя».

Тевара даже не спросил у Тефи, куда надо идти; он просто быстро, как ветер, кинулся в чащу, унося с собой бересту. Тефи села на землю: она была довольна.

Вот картинка, которую нарисовала Тефи.

– Что ты там делала, Тефи? – спросил Тегумай. Он уже починил свою острогу и размахивал ею в воздухе.

– Я кое-что придумала, папа, – ответила Тефи. – Если ты не будешь меня расспрашивать, ты скоро сам все узнаешь и очень удивишься. Ты не можешь себе представить, до чего удивишься ты. Обещай мне, что ты обрадуешься!

– Отлично! – ответил Тегумай и пошел ловить рыбу острогой.

Чужой человек (ведь ты знаешь, он был из племени тевара) быстро бежал с картинкой на бересте, бежал, пока случайно не увидел Тешумай Тевиндрой подле входа в ее пещеру; она разговаривала с другими первобытными женщинами, которые пришли к ней, чтобы покушать ее первобытный завтрак. Тефи была очень похожа на свою мать; главное, лоб маленькой девочки и глаза были совсем такие же, как у Тешумай; поэтому тевара вежливо улыбнулся матери Тефи и передал ей исчерченный кусочек березовой коры. Он бежал быстро и потому задыхался, шипы колючих кустарников исцарапали его ноги, но он все-таки старался быть вежливым.

Как только Тешумай взглянула на рисунок дочери, она громко вскрикнула и кинулась на человека из племени тевара. Другие первобытные дамы сбили его с ног и все шесть уселись на нем рядом; Тешумай стала дергать его за волосы.

– Я вижу так же ясно, как длинный нос этого человека, – сказала мать Тефи, – что он исколол копьями моего бедного Тегумая и напугал мою бедную Тефи до того, что ее волосики стали дыбом на голове. Больше того, он принес мне ужасный рисунок, чтобы показать, каким образом он сделал свое злое дело. Смотрите! – Тешумай Тевиндрой показала картину шести первобытным дамам, которые терпеливо сидели на лежащем человеке из племени тевара. – Смотрите, вот мой Тегумай, – говорила она, – видите, его рука сломана; вот копье, торчащее из его спины, рядом с ним человек, который готовится бросить другое копье в Тегумая; вот еще человек; он бросает из пещеры копье, а вот тут целая шайка людей (она показала на головы бобров, которые нарисовала Тефи, действительно похожие на человеческие головы); вся эта шайка бежит за Тегумаем. Разве это не ужасно?

– Ужасно! – сказали подруги Тешумай Тевиндрой и стала покрывать волосы тевара грязью (что очень его удивило). Потом они принялись бить в большой священный барабан своего племени и таким образом созвали всех вождей племени Тегумая, со всеми их помощниками, помощниками помощников и другими начальниками, а также с ангекоками, бонзами, людьми джу-джу, варлоками и тому подобными важными особами. Это собрание решило отрубить голову незнакомому человеку, но сначала заставить его отвести их вниз по течению реки и показать, куда он спрятал бедную маленькую Тефи.

На этот раз чужой человек (хотя он и был из племени тевара) рассердился. Ил и глина засохли в его волосах, женщины катали его взад и вперед по острым валунам, долго сидели на нем, колотили и толкали его так, что ему стало трудно дышать, и хотя он не понимал ни слова из их языка, однако догадывался, что первобытные дамы называли его не очень любезными именами. Тем не менее он не говорил ни слова, пока не собралось племя Тегумая; после же этого отвел всех к берегу реки Вагаи. Они увидели Тефи, которая плела длинные гирлянды из ромашек, и Тегумая, снимавшего со своей починенной остроги очень маленького карпа.

– Быстро же ты пришел, – сказала Тефи. – Только зачем ты привел с собой так много народа? Это мой сюрприз, папа. Ты удивлен?

– Очень, – сказал Тегумай. – Только теперь сегодняшняя рыбная ловля пропала. Зачем сюда пришло наше огромное милое, доброе, чистое, красивое, спокойное племя, Тефи?

Действительно, пришло все племя. Впереди шагали Тешумай Тевиндрой и другие женщины; они крепко держали незнакомца, волосы которого были покрыты грязью. За женщинами шел главный вождь, вице-вождь, вождь-депутат, вождь-помощник, вооруженные с ног до головы начальники и их заместители; все со своими отрядами. За ними двигались простые люди, по старшинству, начиная с владельцев четырех пещер (по одной на каждое время года), затем владельцы собственных оленьих упряжек, лососьих заводей и кончая простолюдинами, имевшими право владеть половиной медвежьей шкуры, наконец, рабы, державшие под мышками кости. Все кричали, бранились и распугали рыбу на двадцать миль вокруг. Тегумай поблагодарил их в очень красноречивой первобытной речи.

Тешумай Тевиндрой подбежала к Тефи, долго целовала ее и прижимала к своей груди. Главный же вождь племени Тегумая схватил его за перья, торчавшие у него в волосах, и резко встряхнул его.

– Объясни, объясни, объясни! – прокричало племя.

– Что это? – сказал Тегумай. – Отпусти мои перья. Неужели человек не может сломать свою острогу для карпов без того, чтобы на него накинулось все племя? Как вы любите вмешиваться в чужие дела!

– Кажется, вы все-таки не принесли черной остроги моего папы, – сказала Тефи. – И что это вы делаете с моим милым незнакомцем?

Они действительно вскакивали на тевару по двое, по трое, по десяти за раз и били его ногами, так что он начал отчаянно вращать глазами. Хватая ртом воздух, бедняга мог только указать на Тефи.

– Где злые люди, которые ранили тебя копьями? – спросила Тешумай Тевиндрой.

– Здесь не было злых людей, – сказал Тегумай. – За целое утро ко мне подошел только бедный малый, которого вы стараетесь задушить. Не сошло ли ты с ума, о племя Тегумая?

– Он пришел к нам с ужасной картинкой, – сказал главный вождь, – на коре был нарисован ты, а в тебе сидело несколько копий.

– Гм… Да, может быть, я должна объяснить, что эту картинку он получил от меня, – сказала Тефи. Ей было очень неловко.

– Ты? – закричало племя Тегумая. – Ты, маленькая, дурно воспитанная особа, которую следует отшлепать? Ты?

– Тефи, дорогая моя, кажется, мы попали в некоторое затруднение, – сказал ей Тегумай и обнял ее, а потому она сразу перестала бояться.

– Объясни, объясни, объясни! – закричал главный вождь племени Тегумая и запрыгал на одной ноге.

– Я хотела, чтобы чужой человек сходил в нашу пещеру за папиной черной острогой, а потому нарисовала картинку, – сказала Тефи. – Я не говорю о множестве копий. Я думала только об одной остроге и нарисовала ее три раза, чтобы он не ошибся. Я не виновата, что вышло, будто копье засело в голове папы; просто на бересте было слишком мало места; а эти штучки, которые мама называет злыми людьми, – бобры. Я нарисовала их, чтобы показать ему дорогу через бобровое болото, нацарапала я также маму около входа в пещеру; я хотела показать на рисунке, что мама весела и довольна; ведь к ней пошел милый чужой человек. А теперь я считаю, что все мы самые глупые люди в мире! Он очень милый и красивый человек. Ну, скажите, зачем это вы намазали его волосы илом и глиной? Вымойте его.

Долгое время никто не говорил, наконец, главный вождь засмеялся, засмеялся и чужой человек, тевара, Тегумай же расхохотался так, что повалился на траву; засмеялось и все племя, и смех делался все громче и сильнее. Не смеялись только Тешумай Тевиндрой и все остальные первобытные дамы. Они очень вежливо обошлись со своими мужьями, каждая по нескольку раз сказала своему супругу:

– Идиот.

Наконец, главный вождь племени закричал:

– О, маленькая особа с дурными манерами, которую следует отшлепать, ты напала на великое изобретение!

– Я этого не хотела, мне нужна была только острога с черной рукояткой, – ответила Тефи.

– Все равно. Это великое изобретение, и когда-нибудь люди назовут его уменьем писать. Теперь же это только картинки; картинки не всегда правильно понимаются. Но наступит время, о, ребенок Тегумая, когда мы будем делать буквы, – сделаем ровно двадцать шесть букв; когда мы будем читать так же хорошо, как писать и, таким образом, говорить именно то, что желаем сказать, никого не вводя в заблуждение. Первобытные дамы, вымойте волосы чужого человека.

– Мне это очень приятно, – сказала Тефи, – но хотя вы принесли решительно все копья племени Тегумая, вы забыли захватить с собой острогу с черной рукояткой.

Тут главный вождь покричал, попел немного и сказал:

– Дорогая Тефи, когда в следующий раз тебе вздумается начертить письмо-картинку, ты лучше поручи отнести свой рисунок кому-нибудь, кто умеет говорить на нашем языке. Мне это все безразлично, так как я главный вождь, но как ты сама можешь видеть, вышло нехорошо для остального племени Тегумая, да и чужестранец был сильно удивлен.

После этого племя Тегумая приняло чужого человека (настоящего тевара из области Тевара) в свое племя за то, что он был истый джентльмен и не скандалил по поводу глины, которой женщины намазали его волосы. Но с того дня до нынешнего времени (и я считаю, что это вина Тефи) очень немногие маленькие девочки любили или любят учиться читать и писать. Чаще всего им больше нравится рисовать картинки или играть со своими папами, совсем, совсем, как Тефи.

Как была составлена первая азбука[11]

Теперь, моя любимая, ты узнаешь, что через неделю после того, как Тефимай Металлумай (мы по-прежнему будем называть ее Тефи) сделала большую ошибку относительно остроги, чужого человека, письма-картинки и всего остального, она опять пошла с Тегумаем ловить карпов. Тешумай Тевиндрой хотела, чтобы Тефи осталась дома и помогла ей развесить на жердях звериные кожи, но Тефи рано убежала к своему отцу, и они принялись ловить рыбу. Вот Тефи засмеялась, и Тегумай сказал ей:

– Не шали, дитя мое.

– Но я вспомнила, – ответила Тефи, – как забавно главный вождь надул щеки; каким смешным казался мой милый чужой человек с волосами, намазанными глиной! Помнишь?

– Как не помнить, – сказал Тегумай. – Мне пришлось заплатить твоему теваре две оленьи шкуры, мягкие, с бахромой, и все это за то, что мы его обидели.

– Да мы-то с ним ничего не сделали, – сказала Тефи. – Его обидела мама, другие дамы… и глина.

– Не будем говорить об этом, – сказал Тегумай, – лучше давай позавтракаем.

Тефи принялась высасывать костный мозг из бычьей кости и целых десять минут сидела тихо, как мышка; в это время ее отец что-то царапал зубом акулы на куске бересты. Наконец, дочка Тегумая сказала!

– Знаешь, папа, я придумала один удивительный сюрприз. Закричи или скажи что-нибудь.

– А! – громко протянул Тегумай. – Это годится для начала?

– Да, – ответила Тефи. – Когда ты прокричал «а», ты был похож на карпа с открытым ртом. Пожалуйста, еще раз скажи «а».

– А, а, а! – крикнул Тегумай. – Только зачем ты мне нагрубила, дочка?

– Уверяю тебя, я не хотела быть грубой, – сказала Тефи. – Видишь, это нужно для моего удивительного сюрприза. Пожалуйста, папа, крикни опять «а», не закрывай рта и дай мне зуб акулы. Я хочу нарисовать открытый рот карпа.

– Зачем? – спросил Тегумай.

– Погоди, – ответила Тефи, царапая зубом акулы по коре. – Это будет наш маленький сюрприз. Когда я нарисую карпа с широко открытым ртом на задней стенке нашей пещеры (конечно, если мама позволит), мой рисунок будет напоминать тебе, как ты закричал «а». И мы будем играть, будто я выскочила из темноты и удивила тебя, прокричав «а». Помнишь, я это сделала прошлой зимой в бобровом болоте?

– Да, – ответил Тегумай таким голосом, моя любимая, каким говорят взрослые, когда они действительно чем-нибудь заинтересуются. – Скажи, что дальше, Тефи?

– Вот досада, – пробормотала она, – я не могу нарисовать целого карпа; впрочем, ничего; у меня выходит что-то вроде открытого рыбьего рта. Знаешь, карпы стоят головой вниз, когда роются в иле на дне. Ну вот, здесь как будто карп, и мы можем играть, как будто остальное его тело тоже нарисовано. У меня вышел его рот, и мой рисунок означает «а». – И Тефи нарисовала вот это:

– Недурно, – сказал Тегумай и на другом куске бересты нацарапал тот же рисунок для себя, – только ты забыла усик, – прибавил он, – усик, который висит поперек его рта.

– Да я не могу нарисовать всей рыбы и ее усика, папа.

– Тебе незачем рисовать что-нибудь, кроме открытого рта карпа и усика. Если ты нарисуешь ус, мы будем знать, что это именно карп, потому что у окуней и форелей усиков нет. Посмотри-ка сюда, Тефи. Хорошо вышло? – Вот что показал ей Тегумай:

– Я нацарапаю такой же рисунок, – сказала Тефи. – Ты поймешь его, когда я покажу мой значок. – Говоря это, она нарисовала вот такую фигурку:

– Конечно, пойму, – сказал Тегумай. – И я также удивлюсь, увидав где-нибудь твой рисунок, как удивился бы, если бы ты неожиданно выскочила из-за дерева и крикнула: «а».

– Теперь крикни что-нибудь еще, – попросила Тефи; она очень гордилась своей новой игрой.

– Уа, – очень громко произнес Тегумай.

– Гм, – протянула Тефи, – это двойной крик. Его вторая часть – «а», то есть рот карпа; но что нам делать с первой частью?

– Первый звук очень похож на тот, который мы обозначили ртом карпа. Давай нацарапаем второй рыбий рот и соединим их, – предложил Тегумай. Его тоже заняла новая забава.

– Нет, нет, так нельзя; я забуду. Нужно нарисовать два различных куска карпа. Вот что, нарисуй его хвост. Когда карп стоит головой вниз, его хвост вверху, и, значит, его видишь раньше, чем голову. Кроме того, мне кажется, я сумею нарисовать рыбьи хвосты, – сказала Тефи.

– Отлично, – согласился Тегумай. – Давай обозначим звук «у» хвостом карпа – И вот что он нарисовал:

– Теперь и я постараюсь нацарапать хвост карпа, – заметила Тефи. – Только, знаешь, папа, я не могу рисовать, как ты. Как ты думаешь – ничего, если я нарисую только расщепленную часть рыбьего хвоста; а потом тот плавник, с которым хвост соединяется? Смотри, вот как у меня вышло. – И она показала отцу вот это:

Тегумай кивнул головой; его глаза так и блестели.

– Это прелесть как хорошо! – весело произнесла Тефи. – Ну, папа, крикни-ка еще один отдельный звук.

– О! – закричал Тегумай.

– Теперь дело просто, – сказала Тефи. – У тебя сделался совсем круглый рот, точно яйца или камешек. Значит, для этого крика годится яйцо или камень.

– Ну, не везде найдешь яйца или камни. Нам просто нужно нацарапать кружок. Что-нибудь вот такое. – И вот что он нарисовал:

– Ах, батюшки, – сказала Тефи, – сколько картинок нацарапали мы: рот карпа, хвост карпа и яйца! Ну, еще папа!

– С-с-с! – прошипел Тегумай и немного нахмурился, но Тефи было так весело, что она этого не заметила.

– Ну, это просто, – сказала она, рисуя на бересте.

– А? Что? – спросил Тегумай. – Я хотел показать тебе, что я думаю и не хочу, чтобы ты мне мешала.

– А все-таки это звук. Так шипит змея, когда она думает и не желает, чтобы ее тревожили. Давай обозначим звук «с» – змеей. Как ты думаешь, это годится? – И вот что она нарисовала:

– Видишь? – сказала Тефи. – Это наш новый чудесный секрет. Когда ты нарисуешь шипящую змею подле входа в твою маленькую пещеру, где ты чинишь остроги, я пойму, что ты о чем-то серьезно думаешь, и войду к тебе неслышно, как тихая мышка. Когда ты во время рыбной ловли нарисуешь змею на дереве около реки, я пойму, что ты хочешь, чтобы я подходила тихо, как самая спокойная мышка.

– Верно, верно, – сказал Тегумай. – И в этой игре больше смысла, чем ты думаешь. Тефи, моя дорогая, сдается мне, что дочка твоего папы придумала самую отличную вещь, когда-либо придуманную с того самого дня, в который племя Тегумая впервые насадило на копье зуб акулы вместо кремня. Мне кажется, мы открыли важную тайну.

– Что такое? Не понимаю, – сказала Тефи, и ее глаза тоже загорелись.

– Сейчас увидишь, ну, как на языке племени Тегумая называется вода?

– Конечно, уа, и это также значит река; например, вагай-уа – река Вагаи.

– Скажи-ка теперь, как называется вода, от которой у тебя сделается лихорадка, если ты выпьешь хоть один ее глоток? Скажи, как называется черная вода, болотная вода?

– Уо, конечно.

– Теперь смотри, – сказал Тегумай. – Предположим, ты подошла к луже в большом бобровом болоте и увидела, что на дереве нацарапана вот такая штучка. – И вот что он нарисовал:

– Хвост карпа и круглое яйцо. Смесь из двух звуков. Уо – дурная вода, – прочитала Тефи. – Конечно, я не стала бы пить из лужи, потому что поняла бы, что ты называешь эту воду дурной.

– И мне совсем незачем было бы стоять подле лужи. Я мог бы охотиться очень далеко от этого места, и все-таки…

– А все-таки вышло бы, точно ты стоишь подле лужи и говоришь: «Уйди Тефи, не то у тебя сделается лихорадка». И все это сказал бы хвост рыбы и круглое яйцо! О папа, мы должны пойти и сейчас же рассказать все маме! – И Тефи запрыгала вокруг своего отца.

– Нет, погоди, – сказал Тегумай, – сначала нужно придумать еще кое-что. Давай подумаем. Уо – дурная вода; со – пища, приготовленная на огне. Ведь правда? – И он нарисовал вот это:

– Да, змея и яйцо, – сказала Тефи. – Значит, «со» обозначает, что обед готов. Если ты увидишь эти нацарапанные на дереве знаки, ты поймешь, что тебе пора идти к пещере. Пойму это и я.

– Умница, – сказал Тегумай, – верно. Только погоди минуту. Я вижу одно затруднение. «Со» – значит: иди и обедай, а вот слово «сшо» обозначает жерди для просушки звериных шкур.

– Ах, эти ужасные старые колья! – сказала Тефи. – Я так не люблю помогать развешивать на них горячие, волосатые, тяжелые кожи. Если я увижу, что ты нарисовал змею и яйцо, я подумаю, что это обозначает обед, приду из леса и узнаю, что мне нужно помогать маме развешивать кожи. Что я сделаю тогда?

– Ты рассердишься. Твоя мама тоже. Значит, нам следует придумать новую картинку для «сшо». Давай нарисуем пятнистую змею; она шипит «сш-сш», а простая змея шипит только «с-с-с-с».

– Ну, я не знаю, как нарисовать пятна, – сказала Тефи. – Кроме того, торопясь, ты, пожалуй, забудешь о них. Тогда я подумаю, что нацарапано «со», а не «сшо»; мамочка все-таки поймает меня и заставит развешивать шкуры. Нет, лучше нарисуем эти ужасные высокие колья и жердь для просушки кож; тогда мы будем знать наверняка. Я нарисую их около шипящей змеи. Вот. – И она нарисовала это:

– Пожалуй, так удобнее. Твой рисунок очень похож на наши жерди, – со смехом заметил Тегумай. – Слушай, теперь я сделаю еще один звук, в котором будет и змея и жерди. Я говорю «сши». Ты знаешь, племя Тегумая называет так копье или острогу, Тефи. – И он засмеялся.

– Не смейся надо мной, – сказала Тефи; она вспомнила о своем письме-картинке и о грязи в волосах чужого человека. – Нацарапай две или три остроги, отец.

– На этот раз у нас не будет ни бобров, ни холмов. Хорошо, – сказал Тегумай. – Чтобы обозначить остроги, я просто проведу прямые линии. – И он нацарапал вот это:

– Даже твоя мама не подумала бы, будто этот рисунок обозначает, что кого-то убили.

– Перестань, папа. Мне так неприятно. Лучше скажи еще что-нибудь. Мы придумываем такие хорошие вещи.

– Гм, – откашлялся Тегумай и задумчиво посмотрел вверх. – Ну, хорошо, «сшю» – это значит небо.

Тефи быстро нарисовала змею и жердины. Потом задумалась и сказала:

– Мы должны придумать новую картинку для последнего звука.

– Сшю, сшю, ю-ю! – протянул Тегумай. – Знаешь, этот звук похож на звук, обозначенный круглым яйцом, только потоньше, понежнее.

– Тогда нарисуем очень тонкое яйцо и представим себе, что это не яйцо, а лягушка, которая несколько лет голодала.

– Н-нет, – сказал Тегумай. – Торопясь, мы можем плохо нарисовать тоненькое яйцо и потом принять его за яйцо обыкновенное, круглое. Не годится… «Сшю, сшю, сшю»… Вот что сделаем: мы нацарапаем яйцо и покажем, что его скорлупа тонкая, что ее легко разбить прутом или палочкой. Поэтому рядом с яйцом нацарапаем стоячую палку, и, чтобы показать, что эти две вещи, то есть яйцо и палка, обозначают один звук, соединим их тоненькой веточкой. Нарисуем что-нибудь вроде этого. – И вот что нарисовал Тегумай:

– О, как хорошо! Это лучше худой лягушки! Ну, дальше! – сказала Тефи, размахивая зубом акулы.

Тегумай продолжал царапать бересту, и его рука дрожала от волнения. Он рисовал долго; наконец, вот что у него вышло:

– Смотри внимательно, Тефи, – сказал Тегумай, – и постарайся понять, что это значит на наречии племени Тегумая. Если ты все поймешь, мы открыли великую тайну.

– Змеи; жерди; яйцо и палки; хвост карпа и рот карпа, – прочитала Тефи. – Сшю-уа. Небесная вода (дождь). – В эту минуту на ее руку упала капля; небо давно хмурилось. – Дождь идет, папа. Ты это хотел сказать мне?

– Конечно, – ответил Тегумай, – и я сказал тебе про дождь, не произнеся ни одного слова.

– Мне кажется, я все поняла бы через минуту, но дождевая капля окончательно объяснила мне, что ты написал. Я никогда теперь не забуду. «Сшю-уа» – значит «дождь», или «скоро пойдет дождь». Знаешь что, папа? – она вскочила и стала прыгать вокруг отца. – Может быть, ты когда-нибудь уйдешь раньше, чем я проснусь, и перед уходом нацарапаешь «сшю-уа» на закопченной стене; тогда я пойму, что собирается дождь, и захвачу с собой мой капюшон из бобровой шкуры. Вот мама удивится.

Тегумай тоже вскочил и запрыгал. (В те времена, моя любимая, папа и мама прыгали, не смущаясь.)

– Я захочу тебе сказать, что пойдет дождь, но несильный, и что ты все-таки должна прийти к реке; скажи, что же тогда придется мне нарисовать? Скажи это на наречии Тегумая.

– Сшю-уа-лас-уа-мару. (Небесная вода окончится; к реке приди.) Сколько новых звуков. Право, уж не знаю, как мы обозначим их.

– А я знаю, знаю, – перебил ее Тегумай. – Погоди минуту, Тефи; мы сделаем еще кое-что и закончим на сегодня. У нас есть уже «сшю-уа», правда? Ну вот «лас» – вещь трудная. Ла-ла-ла! – прокричал Тегумай, помахивая зубом акулы. – Лас!

– В самом конце шипящая змея; перед змеей рот карпа. «Ас, ас, ас». Нам нужно только «л», – сказала Тефи.

– Правда, но мы должны придумать «л». И знаешь, мы первые люди в мире, которые начали делать это, Тефимай.

– Я очень рада, – сказала Тефи, но зевнула; она сильно устала.

– «Лас» – значит ломать, прекращать, оканчивать, Правда? – спросила она.

– Правда, – согласился Тегумай. – «Уа-лас» – значит: в котле нет больше воды, в котором твоя мама варит пищу, когда я ухожу на охоту.

– А «сши-лас» значит, что твоя острога сломана. Ах, если бы я вспомнила это вместо того, чтобы царапать глупых бобров для того чужого человека.

– «Ла, ла, ла», – повторил Тегумай, помахивая своей палкой и хмуря брови. – Вот досада-то! – Я могу без труда нарисовать «сши», – продолжала Тефи. – Потом можно нарисовать твою сломанную острогу. Смотри. – И вот, что нацарапала Тефи:

– Именно то, что нужно, – сказал Тегумай. – Это «л» совсем не такое, как другие знаки; значит, нацарапаем «лас». Смотри, Тефи. – И он нарисовал вот это:

– Теперь «уа». Ах, да мы это уже делали. Ну, – мару. «Му-мум-мум-мум». Для этого нужно закрыть рот. Хорошо, нарисуем закрытый рот. Что-нибудь вот в таком роде. – И вот что нарисовал Тегумай:

– Теперь открытый рот карпа. Значит, выходит «ма». Но что мы придумаем для «р-р-р-р», Тефи?

– Это шум сердитый; так шумит валун, когда он вырвется из-под твоей ноги и завертится на каменистом берегу.

– Ты говоришь – завертится? Повернется, обежит кружок и остановится? Вот так бежит камешек, который как будто кричит «р-р-р»? Смотри. – И вот, что нарисовал Тегумай:

– Да, да, – ответила Тефи. – Только зачем столько значков? Довольно двух.

– Одного достаточно, – сказал Тегумай. – Если наша игра со временем сделается той важной вещью, которой, мне кажется, она должна быть, чем проще будут наши картинки звуков, тем лучше. – И вот что он нарисовал:

– Готово, – сказал Тегумай, подпрыгнув на одной ноге. – Я нарисую все картинки рядком, как мы вешаем рыб на жилу оленя.

– А не лучше ли между отдельными словами поставить по маленькой палочке, чтобы они не терлись друг о друга; знаешь, как мы это делаем, когда сушим карпов?

– Нет, между словами я оставлю пустые пространства, – сказал Тегумай. – И он с большим усердием нацарапал все знаки на куске свежей березовой коры.

Вот что вышло у него:

– Сшю-уа-лас уа-мару, – прочитала Тефи.

– Ну, на сегодня довольно, – сказал Тегумай. – Ты устала, Тефи. Ничего, дорогая; завтра мы окончим дело, и о нас будут вспоминать через много-много лет после того, как люди срубят самые большие деревья в наших лесах и расколют их на дрова.

Они ушли домой. Весь вечер Тегумай сидел с одной стороны костра, а Тефи с другой; оба рисовали знаки на закопченной стене, посматривали друг на друга и посмеивались. Наконец, Тешумай сказала:

– Право, Тегумай, ты еще хуже, чем моя Тефи.

– Пожалуйста, не сердись, мама, – попросила ее Тефи. – Это только наш удивительный сюрприз, и мы расскажем тебе о нем, когда он будет готов; теперь же, пожалуйста, не расспрашивай меня, потому что тогда я непременно проговорюсь.

Тешумай перестала расспрашивать свою дочку. На следующее утро Тегумай очень-очень рано ушел к реке, чтобы подумать о новых картинках для звуков, и, когда Тефи проснулась и встала, она увидела, что на большом выдолбленном в камне бассейне для воды около входа в пещеру было мелом начерчено «уа-лас» (вода кончается или вытекает).

– Гм! – проворчала Тефи. – Эти картинки звуков – скверная шутка. Теперь получилось, как будто папа заглянул ко мне сам и велел натаскать воды, чтобы мамочка сварила нам пищу. – Тефи пошла к ключу, который бил позади пещеры, и ведром, сделанным из древесной коры, наносила воды в выдолбленный камень; сделав это, она побежала к реке, увидела своего папу и дернула его за левое ухо. Когда Тефи вела себя очень хорошо, ей позволялось дергать Тегумая именно за это ухо.

– Давай придумаем и нарисуем картинки для остальных звуков, – предложил своей дочке Тегумай. Они превосходно провели утро; в полдень закусили и вместо отдыха побегали и повозились. Когда дело дошло до звука «т», Тефи объявила, что, так как ее собственное имя, имена ее папочки и мамы начинались этим звуком, оставалось только нарисовать семейную группу: папу, маму и Тефи, держащихся за руки. Раза два можно было нацарапать такую сложную картинку, но когда пришлось то и дело рисовать три фигурки, Тефи и Тегумай стали изображать их все проще и проще, так что наконец звук «т» превратился в тонкого, длинного Тегумая с протянутыми руками, готовыми обнять Тефи и Тешумай. Посмотри на эти три картинки, моя милая, и ты отчасти поймешь, как это случилось. Вот они:

Из остальных картинок многие были до того красивы и сложны, что на рисование их уходило много времени; но их много раз повторяли на березовой коре, и они становились все проще; наконец, даже Тегумай сказал, что не находит в них никакого недостатка. Например, для звука «з» отец и дочь иначе изогнули змею и повернули ее в другую сторону; все это они сделали, желая показать, что змея шипит более пронзительно.

Звук «е» они изобразили дождевым червем, потому что на их наречии он встречался так же часто, как дождевые черви в земле. Для красивого звука «б» выбрали священного бобра племени Тегумая.

И ты, моя крошечка, увидишь, как изменился этот знак и постепенно из картинки превратился в настоящую букву Б. Для некрасивого звука «н» они хотели нарисовать нос, нарисовали много носов, но это им плохо удавалось:

Кроме того, рисовать носы показалось Тефи слишком трудным делом; наконец, ее усталая ручка нечаянно нацарапала перевернутый нос, на этот раз рисунок опять не удался ей, и вместо носа на бересте появился странный знак; в конце концов рассерженные Тегумай и Тефи стали обозначать им звук «н». Для жесткого звука «к» они нарисовали злобный рот щуки, а позади него копье или палку.

И так далее, и так далее. Наконец, Тефи с Тегумаем составили картинки для всех звуков, которые им были нужны; получилась полная азбука.

Прошло много-много тысяч лет; появлялись иероглифы, письмена нильские, криптические, рунические, ионические, словом, всевозможные «ические» (ведь все эти негусы, жрецы и мудрецы не могут довольствоваться чем-нибудь простым и хорошим); и все-таки в конце концов появилась старая простая азбука, понятная азбука, которую составили Тегумай с Тефи; по ней и учатся все милые, любимые маленькие девочки, когда для них наступает время учиться.

Я же ни за что не забуду Тегумая Бопсулая, Тефимай Металлумай, Тешумай Тевиндрой тех дней, когда они жили, и всего, что в давние времена случилось на берегах огромной реки Вагаи.

Морской краб, который играл с морем

В самые стародавние времена, моя крошечка, во времена, которые были раньше старых времен, словом, в самом начале мира, жил старый, самый старый волшебник и переделывал по-своему все, что тогда было. Сперва он сделал землю, потом море, потом велел животным собраться и начать играть. Животные пришли и сказали: «О, старейший и великий волшебник, как нам играть?» И он ответил им: «Я скажу как». Он призвал слона, всем слонам слона, и сказал: «Играй в слона». И слон, всем слонам слон, стал играть, как ему было указано. Призвав бобра, всем бобрам бобра, волшебник сказал: «Играй в бобра». И бобр, всем бобрам бобр, стал играть, как ему указал волшебник. Корове, всем коровам корове, волшебник приказал: «Играй в корову». И корова, всем коровам корова, стала играть в корову. Обращаясь к черепахе, всем черепахам черепахе, он сказал: «Играй в черепаху». И она послушалась его. Так, одного за другим, призывал он всех четвероногих животных, всех птиц и рыб и говорил им, как они должны играть.

К вечеру, когда все существа утомились, пришел человек… Ты спрашиваешь, малютка, со своей ли маленькой дочкой? Да, конечно, со своей собственной любимой деточкой, которая сидела у него на плече. И человек сказал: «Что это за игра, старейший изо всех волшебников?» И старший волшебник ответил: «Сын Адама, это игра, в которую нужно играть в самом начале времен; но ты слишком умен для нее». Человек поклонился волшебнику и сказал: «Да, правда; я слишком умен для этой игры; но смотри позаботься, чтобы все животные слушались меня».

Человек и волшебник разговаривали, а Пау Амма, морской краб, услышал все, побежал боком, боком, как бегают крабы, и юркнул в море, говоря себе:

– Я буду играть один в глубине вод и ни за что, никогда не стану слушаться этого сына Адама.

Никто не видел, как убежал краб; его заметила только маленькая девочка, сидевшая на плече своего отца. Игра продолжалась до тех пор, пока каждое из живых существ не получило указания, как ему играть. Наконец, волшебник стер мелкую пыль со своих рук и пошел по всему свету смотреть, так ли играют животные.