Коронатор Вилар Симона

– Где герцог? И как чувствует себя моя сестра? У нее начались схватки, я ведь знаю.

Дебора закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях. Всегда тщательно уложенные волосы баронессы теперь были растрепаны и длинными прядями спадали на лицо и плечи.

– Простите меня, ваше высочество! Простите!.. Видит небо, разве я думала?.. Если бы я могла догадываться…

Анна ничего не ответила. То, что Дебора ни о чем не ведала, она и так поняла из слов герцога Кларенса. Что ж, хорошо, что, по крайней мере, Дебора не оказалась предательницей, а стала лишь слепым орудием, приманкой. Правда, от этого нисколько не легче. И вряд ли Дебора осмелится попытаться помочь ей.

– Как Изабелла? – снова спросила Анна.

Дебора отняла руки от лица.

– У нее все еще продолжается. К утру схватки стали сильнее. Но герцог уехал, даже не заглянув к ней. Сказал лишь, что должен отбыть, пока никто не проведал о его приезде в Лондон.

– Нашкодил и в кусты, – усмехнулась Анна. – Ты имела счастье видеть его перед отъездом?

– Только из окна, когда Кристофер вышел проводить его. Кларенс распорядился, чтобы он оставался при Изабелле. Герцог был закутан в плащ до самых глаз.

– Еще бы! Он еще долго будет прятать лицо в тени.

– О миледи!

Дебора, всхлипывая, припала к Анне, и та невольно охнула. Нет, что ни говори, а ей здорово досталось. Она ощутила, как мучительно ноют бока и плечи, нестерпимо зудят ободранные колени и локти.

Она приподнялась, чтобы Деборе легче было смазать ссадины и ушибы бальзамом. Баронесса плакала и что-то говорила о том, что она провела ужасную брачную ночь, ибо оттолкнула от себя Кристофера, хотя он и имеет на нее теперь все права. Тем не менее, Анна почувствовала, что она уже и сейчас готова и защищать, и оправдывать супруга.

– Дебора…

– Миледи, вы не должны от меня ничего требовать! – испуганно встрепенулась баронесса. – По закону жена не может свидетельствовать против мужа. О, ради всего святого, Анна, не гневайтесь. Я уверена, что Изабелла вскоре сама придет вам на помощь. Видели бы вы, что с ней происходило, когда вас выволокли из часовни. Из-за этого и схватки у нее начались раньше времени.

– Ну уж нет! Изабель прекрасно знала, куда и зачем заманивала меня. Она боится Джорджа, ибо знает, что произойдет, если эта история выйдет на свет. Как бы ни был слабохарактерен мой дядюшка епископ, если все откроется – не сносить Кларенсу головы.

– Как и всем нам… – беззвучно прошелестела Дебора, не в силах поднять на Анну глаза.

Какое-то время они молчали, пока наконец принцесса не спросила, какое теперь время суток. Дебора овладела собой.

– Когда я шла сюда, отзвонили к заутрене.

Она отошла к столу.

– Я принесла вам немного подкрепиться. Здесь рыба, фрукты, вино.

Анна неожиданно почувствовала, что голодна, и это обрадовало ее. Она набросилась на еду с жадностью.

Дебора стала собираться. Она по-прежнему боялась взглянуть Анне в глаза. Когда она уже поднималась по ступеням к окованной железом двери, принцесса сказала ей вслед:

– Не говори только Изабелле, в каком состоянии ты меня нашла. Ей не станет лучше, если она узнает о проделках Джорджа.

Дебора, не оборачиваясь, замерла у двери.

– Храни вас Пречистая Дева, – только и сказала она.

Больше она не появлялась. А через какое-то время в подземелье, тяжело переваливаясь, спустилась грязная хромая толстуха. Она принесла принцессе одежду, ибо платье Анны было изорвано в клочья. Когда Анна попыталась заговорить с ней, та ответила нечленораздельным мычанием, тыча пальцем себе в рот. Она оказалась немой. Тот, кто заправлял всем этим там, наверху, очевидно, не был уверен в лояльности Деборы и предпочел изолировать ее от принцессы.

Вскоре Анна потеряла всякое представление о времени. Здесь, под землей, не имело значения, день или ночь наверху. Немая толстуха регулярно приносила ей пищу и воду, но не задерживалась и лишней минуты. Она выглядела забитой и напуганной, так что всякий раз, когда Анна обращалась к ней, испуганно вздрагивала.

Почти все время принцесса лежала, уставившись в сводчатый потолок и размышляя о том, сколько ошибок она наделала за свое недолгое пребывание у власти, и порой ей хотелось кусать пальцы от отчаяния. Теперь деяния многих из ее окружения представлялись совсем в ином свете, и Анна дивилась тому, что не могла их сразу распознать. Сейчас она понимала, что несмотря на все напряжение последних дней, она была убеждена, что высокое положение оградит ее от многих неприятностей. К тому же она не сомневалась, что отец не допустит, чтобы его Анне осмелились причинить вред.

И вот теперь выходило, что несокрушимый Делатель Королей оказался в ловушке, из которой нет выхода, причем сам он об этом даже не подозревает, в то время как кольцо вокруг него стягивается все туже и туже. Анна начинала плакать и плакала так громко и отчаянно, что однажды стороживший ее лучник открыл дверь и осведомился, не случилось ли чего. Анна запустила в него кружкой, но тот лишь расхохотался.

Как ни странно, о ней неплохо заботились. У нее всегда был запас факелов, чтобы она не оставалась в темноте, ее регулярно снабжали теплой водой. Пища была вкусной, хорошо приготовленной и аппетитной. Прислужница подчас с удивлением взирала на пленницу, которая с готовностью усаживалась за стол и отведывала принесенные блюда. Анна обычно съедала все без остатка. Теплившаяся в ней маленькая жизнь, несмотря ни на что, требовала своего.

Потеряв счет дням, Анна полагала, что находится в подземелье очень давно. Порой ее охватывал страх и она начинала метаться по камере, громко крича или барабаня в дверь, пока стражник не отпирал. Правда, это происходило лишь дважды, и в ответ на ее яростные крики стражник едва не столкнул ее с лестницы. Рисковать Анна больше не решилась: несмотря на свое отчаянное положение и полную безысходность, она ни за что не желала потерять своего ребенка, вместе с тем сознавая, что теперь-то ей наверняка не удастся убедить кого-либо, что это дитя Эдуарда Ланкастера. Впрочем, это ее не беспокоило. Здесь все казалось иным, чем наверху, когда она была блистательной принцессой Уэльской, – той, за которой пристально следили сотни глаз. По крайней мере, если возникнет необходимость, она объявит, что подверглась насилию, а Деборе придется подтвердить, что так оно и было.

Ее раны затянулись, тело перестало ныть от ушибов, голос вновь восстановился. И все же ею овладела глубокая апатия. Она даже перестала бояться крыс, которые поначалу безумно пугали ее. Поэтому, когда в некий день вместо прислужницы к ней явилась баронесса Шенли, Анна лишь безучастно взглянула на нее и осталась сидеть на постели, обхватив колени руками.

Дебора стояла перед ней все с тем же удрученным видом. Она была одета в облегающее голубое платье и превосходный плащ из белого бархата, обшитый богатым галуном. Капюшон был накинут на голову, прикрывая небольшую раздвоенную шапочку баронессы.

– Прекрасно выглядите, леди Дебора, – вяло проговорила Анна. – Беременность только красит вас.

Дебора изумленно взглянула на принцессу.

– Почему вы решили, что я в положении?

– Так утверждала Изабелла, когда всеми правдами и неправдами стремилась заманить меня на вашу свадьбу. Разве это не так?

– По-моему, еще рано судить об этом. Прошла всего неделя со дня моего прискорбного венчания.

– Неделя? Мне показалось, никак не меньше месяца.

Дебора наконец подняла глаза, и Анне показалось, что на ресницах той блестят слезы. Принцесса поморщилась.

– Ради Бога, не надо слез. К чему они, если вы не в силах мне помочь.

– Да, помочь я не могу… Но, надеюсь, теперь мы сможем видеться чаще и я постараюсь хоть немного скрасить ваше заточение.

– Премного благодарна. Но что случилось? Изабелла снизошла к несчастной сестре? Кстати, роды прошли благополучно?

– Герцогиня родила мальчика. Его уже окрестили Эдуардом, в честь брата герцога.

– Что ж, Эдуард будет доволен, когда вступит в Лондон.

– Он уже здесь, миледи. Король Эдуард ныне пребывает в Вестминстере. И я надеюсь, он велит предоставить вам наконец подобающее помещение.

Анна ошеломленно смотрела на баронессу. Постепенно смысл сказанного начал доходить до нее.

– Эдуард в столице? А отец? Что с моим отцом?

– Его величество достиг Лондона раньше Делателя Королей.

Анна молчала, и Дебора заговорила вновь:

– Его величество Эдуард IV прибыл вчера на рассвете. Его кортеж остановился перед запертыми воротами, и толпы горожан высыпали на стены, приветствуя его. Некоторые йоркисты вступили в Лондон по Темзе, и их никто не задержал. Наоборот, их встретили цветами и девушки дарили им поцелуи. Однако основные королевские силы оставались за городом, поскольку в любой момент епископ Невиль мог отдать приказ ланкастерским отрядам выступить против них. Но этого не произошло. Ваш дядюшка сам выехал навстречу королю и распорядился открыть все ворота, чтобы впустить армию Белой Розы.

Анна хранила мрачное молчание, и Дебора продолжила:

– Вы бы видели, какое ликование царило в столице! Короля засыпали цветами. Он ехал на белом коне, посадив в седло перед собой какого-то уличного мальчишку. А рядом с ним – его брат Ричард Глостер, и толпа приветствовала его так же, как короля. Епископ приотстал было от них, но король Эдуард велел ему держаться рядом, улыбался и был крайне любезен с ним, хотя Джордж Невиль едва отвечал ему. Так они проследовали через весь Сити и направились к Вестминстеру. Позади ехали лорд Гастингс, граф Риверс, брат барона Стэнли сэр Уильям, лорд Монтгомери и многие другие приближенные, а следом шли их войска, постепенно рассеиваясь, ибо горожане зазывали воинов к себе, выставляли угощения и поднимали чаши за возвращение Эдуарда Йорка. Когда король достиг Вестминстера, там собралась огромная толпа, чтобы стать свидетелями встречи короля с королевой. И когда Элизабет Вудвиль с наследником на руках вышла на ступени собора…

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – резко оборвала ее Анна.

Дебора растерялась.

– Но ведь все равно вы обо всем вскоре узнаете. И лучше от меня, чем от других. К тому же теперь все изменится. Вас наверняка переведут в лучшее помещение. В пользу этого говорит то, что короля Генриха со всеми должными почестями препроводили в Тауэр. Говорят, он очень плох. Когда Эдуард Йорк вошел в его покои, несчастный Генрих даже не заметил этого. Он все время молился, а когда Эдуард повысил голос, не повернулся к нему. Король вскоре созвал Совет, и там приняли решение отправить безумца в Тауэр, где он и будет оставаться пожизненно. Это поистине мягкое решение. Ибо говорят, что Эдуард Йорк весьма зол на сторонников Алой Розы и даже велел казнить нескольких приближенных прежнего короля. Впрочем, возможно, лишь затем, чтобы угодить толпе, которая собралась вокруг Вестминстера и требовала крови изменников.

– Кого предали смерти? – устало поинтересовалась Анна, и Дебора назвала имена четырех приближенных Генриха. Анну поразило лишь одно.

– Несчастный Лэтимер, упокой, Господи, его чистую душу. Теперь Генрих Ланкастер лишился своего ангела-хранителя.

Дебора какое-то время смотрела на Анну.

– Сегодня в полдень ваша сестра отправилась в Вестминстер. Думаю, она скажет королю, что вы в Тауэре.

Анна саркастически усмехнулась и спросила:

– Если это было в полдень, то который же теперь час?

Дебора пожала плечами.

– Сегодня четверг Страстной недели, и с полуночи колокола умолкли. Я не знаю, который сейчас час, но уже наступили сумерки.

– Больше ничего и не требуется. Изабель ничего не скажет обо мне королю, ибо, доколе Уорвик жив, я нужна Джорджу как заложница.

Неожиданно она кинулась к баронессе и схватила ее за руки:

– Деб, я умоляю тебя… Я всегда была добра к тебе и звала подругой. Помоги мне!

У Деборы дрогнули губы.

– Я не могу, – выдохнула она.

– Но почему, ради всего святого?

– Кристофер… Он мой господин, и он заставил меня поклясться на распятии, что я никому не скажу о том, что вы здесь. Только после этого он дал мне позволение спуститься в подземелье.

Анна выпустила руки баронессы.

– Что ж, будь тверда, держи свою клятву.

– Я целовала Крест!

Анна опустилась на скамью.

– Ты будешь молчать, даже если меня заживо похоронят в этом подземелье?

– Силы небесные! Что вы говорите, миледи!

– А почему бы и нет? Ведь если еще вчера меня не выпустили отсюда, значит Изабелла держит все в тайне от короля и епископа Йоркского. Так ей велел супруг, ибо, если отец узнает о его измене, я стану порукой жизни и свободы Джорджа. Если же Уорвик падет…

Она проглотила подступивший к горлу ком.

– Тогда мы с Изабеллой остаемся единственными наследницами огромного состояния Делателя Королей. Исчезни я – все получат Изабелла и Джордж, и Кларенсы станут самыми могущественными вельможами в Англии, равными королю. Неужели ты думаешь, что Джордж упустит такую возможность?

– Миледи, Господь слышит ваши слова! Вы говорите так, будто вашего отца уже нет в живых.

Анна горько усмехнулась. Глаза ее глядели без всякого выражения, и Дебора невольно подумала, что юная принцесса Уэльская за это время словно постарела на несколько лет.

– Бывает, что из-под земли видно лучше. И если отец не знает об измене Джорджа и до конца будет верить ему – боюсь, так и случится.

Баронесса поднялась, словно собиралась уходить.

– Ходят слухи, Делатель Королей тяжко болен и не в силах вести войска. И хотя сегодня в городе праздник, поговаривают, что предстоит большая битва, когда Уорвик встанет на ноги. Все убеждены, что Джордж не оставит тестя.

Спина Анны как будто надломилась, плечи затряслись, и она заплакала горестно, как обиженный ребенок. Дебора Шенли в порыве сострадания шагнула к ней, обняла, пытаясь утешать. Но Анна неудержимо рыдала.

– Дебора, – только и могла вымолвить она сквозь слезы, – Дебора, заклинаю тебя твоей христианской верой, заклинаю памятью предков, помоги! Мне не на кого больше положиться, ты моя единственная надежда. И если я не смогу предупредить отца, они его погубят… Вместе с ним погибну и я…

Баронесса стала мелко дрожать.

– Уповайте на Бога, Анна. Лишь он может помочь вам. Я же… Матерь Пречистая Богородица!.. Я поклялась, я не смогу…

Анна вдруг с силой вырвалась из ее объятий. Лицо ее было искажено.

– Какого черта, миледи! Вы такая же, как и все…

– Ах, Анна! Ваша сестра никогда не позволит погубить вас! Верьте мне!

– Ты полагаешь, что отец для нее значит меньше, чем сестра? Однако она не побоялась примкнуть к заговору мужа, хотя и понимает, чем это грозит Уорвику!

Лицо Анны стало злым.

– Уповать на Бога!.. Да, разумеется. Мой друг лорд Стэнли любил говорить, что полагаться на Всевышнего вовсе не означает, что надо сидеть сложа руки. И он прав. Вы-то сами, когда погибали от истощения в замке Фарнем, не только молились, но и изо всех сил звали на помощь, когда узнали, что в замке появились приезжие, кричали, пока не потеряли сознание.

– Не богохульствуйте, сударыня! Ведь только Божий Промысл привел в Фарнем Филипа Майсгрейва и…

Внезапно Дебора замерла.

– Откуда вы знаете обо всем этом? Я никому не рассказывала… Откуда же…

– Да я сама была там! – не владея собой, выкрикнула Анна. И, видя, что Дебора молчит, запальчиво продолжала: – Вы что же, никогда не слышали о моем побеге год назад от Йорков? Так вот, переодевшись мальчишкой, я ехала с отрядом Филипа Майсгрейва. Я – тот самый мальчик-паж, о котором вы мне рассказывали и которого изволите поминать в молитвах!

Анна повернулась спиной к баронессе и, вновь обхватив колени, уставилась в стену.

– Дьявол бы взял всех этих влюбленных и покорных жен!.. Год назад я умоляла Филипа Майсгрейва идти к вам на помощь, и мы рисковали жизнями, спасая вас. Только благодаря этому вы, баронесса, и остались жить. А теперь уходите, леди Дебора, я не желаю вас более знать!

Повисло тягостное молчание. Баронесса не могла вымолвить ни слова. Наконец, едва справляясь с голосом, она произнесла:

– Да, это несомненно были вы… Странно, что я до сих пор не узнала вас… А ведь когда вы только прибыли в Лондон, меня не раз донимала мысль, что ваше лицо мне знакомо. Мальчик-паж… Как все это странно…

Анна даже не взглянула на нее – была слишком зла на себя. Не следовало позволять себе так привязываться к Деборе. Та оказалась всего лишь жалкой самкой, смотрящей на вещи глазами своего повелителя.

Какой-то шорох заставил ее оглянуться – и глаза Анны округлились от удивления. Дебора, отбросив плащ и головной убор, торопливо стаскивала через голову платье.

– Скорее, леди Анна, дайте мне вашу одежду и наденьте мою!

Увидев, что пораженная принцесса не может сдвинуться с места, баронесса с улыбкой воскликнула:

– Я поклялась, что никому не скажу о том, что вас прячут в Тауэре. Но я никогда не обещала, что не помогу своей спасительнице выйти из темницы. Скорее одевайтесь, и я расскажу вам, как выбраться отсюда.

Платье баронессы из нежной темно-голубой шерсти оказалось несколько велико Анне, но она была так возбуждена, что не обратила на это внимания. Дебора заставила ее повернуться спиной и стала потуже затягивать шнуровку.

– Никто не должен ничего заподозрить. Впрочем, если вы не столкнетесь с Кристофером, стража не заметит подмены. Мы одного роста, а мой белый плащ привыкли видеть в Тауэре. Ведь двор герцогини все еще здесь.

Она водрузила на голову Анны свою двурогую шапочку и тщательно спрятала под нее темные волосы принцессы.

– Главное – миновать стражника у дверей. Надвиньте поглубже капюшон и идите, словно плачете. Если вы благополучно минуете его, дальше будет легче. Сегодня в Лондоне праздник, многие выпили, и им не до вас. Главное – избегайте Кристофера. Он сказал, что будет находиться в башне Святого Томаса, в той, что ближе к реке, так что держитесь оттуда подальше. Вам следует поторопиться, около девяти подвесной мост поднимут, так что у вас совсем немного времени. Идите быстро, но ни в коем случае не бегите. Бегущей баронессу Шенли здесь еще никто не видел.

Анна заметила, как изменилось лицо Деборы за эти минуты. Теперь слез не было, глаза ее сверкали странным сухим блеском, возле губ лежала упрямая складка.

– Миледи, если, по воле Божьей, вам удастся покинуть Тауэрскую крепость, самое разумное – направиться в Вестминстерское аббатство.

– Но мой отец…

– Ох, леди Анна! Вам даже ослика не на что будет нанять! Я пришла сюда, не захватив кошелек, а на бредущую по пыльной дороге из города нарядную даму тотчас обратят внимание. Поэтому бегите в аббатство. Если вам удастся проникнуть туда незамеченной, настоятель наверняка не откажет вам в убежище. По крайней мере, королеве Элизабет он помог. Ну, а теперь свяжите мне руки за спиной и забейте платком рот. Да-да, я совсем не хочу, чтобы мой супруг догадался, что я по своей воле помогла вам бежать!..

Анна вдруг просияла и обняла баронессу, но Дебора нетерпеливо высвободилась.

– Торопитесь! Скоро явится немая служанка с вашим ужином. У вас в распоряжении ровно столько времени, сколько удастся скрывать побег. Ступайте, Анна. И да поможет вам Бог!

Баронесса легла на скамью, и Анна прикрыла ее овчинами, так чтобы не были видны светлые волосы Деборы. Когда она поднялась по ступеням, ею вдруг овладел такой страх, что она замешкалась, но потом, решив, что хуже того, что есть, случиться не может, решительно постучала.

Позднее Анна не раз вспоминала этот путь. Мимо попивавшего у жаровни эль стражника она проскользнула без помех. Дюжий лучник привык к тому, что пост у него спокойный, и без единого слова пропустил «баронессу». Анна поднялась по узкой витой лестнице и оказалась в тесной галерее, в конце которой виднелась приоткрытая дверь. Мимо двери по двору, гомоня, прошли стражники, затем лакеи в ливреях ее сестры. Анна вышла, опустив голову, чтобы тень от капюшона падала на лицо, и стараясь, чтобы ее походка походила на неторопливую поступь баронессы. Порой с нею раскланивались какие-то слуги, и она отвечала слабым кивком. Во дворе пылали факелы, и здесь ее на минуту задержала какая-то придворная дама, умолявшая баронессу отправиться с ней на башню, чтобы полюбоваться праздником на реке, но Анна лишь отрицательно покачала головой и, освободив руку, пошла дальше, молясь, чтобы та ничего не заподозрила. Хуже всего было, когда у ворот ее остановил офицер стражи и любезно осведомился у «леди Деборы», где сейчас находится ее супруг.

– Там, – невнятно ответила Анна, махнув в сторону башни Святого Томаса у реки. Но едва она направилась к Львиным воротам, за которыми уже виднелся опущенный через ров мост, как офицер снова ее окликнул.

– Вы уходите? Наверное, хотите взглянуть на королевскую барку?

Анна кивнула, но он вновь обратился к ней:

– Как это Кристофер не боится отпускать вас в город? Конечно, сейчас в Лондоне людно, но ведь и пьяной черни предостаточно.

Анна лишь пожала плечами и рассмеялась, стараясь подражать негромкому смеху Деборы, но, отходя, она все еще чувствовала, как взгляд начальника караула жжет ей спину. Затаив дыхание, она миновала ворота и вступила на мост. Она была так напряжена, что не сразу заметила, как вышла за пределы крепости и оказалась среди толпы. Лишь когда над ухом раздалось громогласное «Поберегись!», Анна едва успела увернуться от копыт скачущей лошади.

Она тотчас поняла, что здесь происходит. Мимо промчался подручный городского палача, волоча за собой на веревке мертвое тело в лохмотьях. Следом с улюлюканьем бежали ремесленные подмастерья и бродяги. Анна посторонилась, давая им дорогу. По старинному обычаю тела повешенных таскали по мостовым, пока они не превращались в груду окровавленного мяса.

Только теперь, словно очнувшись, Анна услышала грохот пушек, радостные вопли, звуки труб. В городе справляли праздник. Справляли вопреки вековым христианским канонам и установлениям – ибо только кутиле Эдуарду Йорку могло прийти в голову затеять это веселье на Страстной неделе, когда в полночь даже колокола должны умолкнуть вплоть до Светлого Воскресенья Христова. И Церковь допустила это. Что ж, епископы получат свое, зато народу будет памятно возвращение на трон блистательного и щедрого короля Эдуарда IV. Во всех кабаках и тавернах гремела музыка, народу на улицах было как никогда много, все были празднично одеты, многие несли факелы, на перекрестках жгли костры. Анну поразило множество вооруженных людей на улицах: повсюду виднелись начищенные шлемы, слышалось бряцанье стали, гулкий топот подбитых гвоздями сапог. Многие из солдат были навеселе, вели себя шумно и грубо, но, как ни странно, горожане терпели это, вероятно полагая, что, когда в городе целая армия, протест может обойтись дорого.

Двое потных подвыпивших латников пристали к Анне.

– Смотри-ка, Джереми, а вот и подходящая леди, чтобы развлечь нас с тобой. Постой, постой, куда ты так спешишь, красавица?

Анна вырвала у них полу плаща и постаралась затеряться среди прохожих.

Увлекаемая толпой, она двигалась вдоль набережной. Вокруг нее только и было речей, что о празднике на реке. Грохот пушек накатывался беспрестанно. Миновав шумный переулок, Анна оказалась в самой гуще толпы на площади, примыкавшей к Темзе. Слева высились темные постройки Лондонского моста, а дальше простиралась набережная, вся расцвеченная огнями иллюминации. Анну толкали со всех сторон, у нее не было никакой возможности выбраться из людского водоворота. Волей-неволей ей пришлось двигаться вместе со всеми, пока она не оказалась у самого парапета. К реке спускались тесные каменные лестницы. У воды колыхался тростник, доносился смешанный запах речной тины и отбросов. Вся Темза была осыпана огнями, поминутно в небо с треском взвивались и лопались ракеты, превращая ночь в день. Пространство реки было почти сплошь заполнено лодками с целыми семьями. Посередине, расцвеченные факелами и цветастыми полотнищами, виднелись три огромные барки. Одна из них, в центре, самая большая, борта которой были украшены расписными щитами с изображениями гербов, двигалась, увлекаемая на буксире маленьким гребным судном. На корме барки возвышался помост под парчовым балдахином. Анна невольно замерла, вцепившись в парапет. Она воочию видела короля Эдуарда с супругой, веселых и нарядных, восседающих в резных креслах, вокруг них расположились придворные, высшее духовенство, лакеи и пажи. Стражники в начищенных до блеска доспехах рядами разместились на ступенях помоста, и их суровые лица контрастировали с веселыми лицами придворных и самого короля. На носу барки, неистово дуя в трубы и гремя в литавры, стояли музыканты, и эта дикая музыка сливалась с хриплыми приветствиями с берега, взрывами фейерверка и грохотом пушечной пальбы.

Анна не могла отвести взгляда от королевской барки. Ей следовало спешить, но ноги словно приросли к земле. Сцепив зубы, она глядела на рослого красивого венценосца, ее бывшего жениха, которого она не видела уже много лет. Анна не понимала, как он может быть столь беспечен, когда ему предстоит решающая битва. Она видела ослепительную улыбку Элизабет, не спускавшей с супруга глаз, глядела на сверкающего алмазами и золотым шитьем сутулого герцога Глостера, восседающего по правую руку от Эдуарда. И этот тоже побывал ее женихом, хотя его сватовство вряд ли можно было признать удачным. Анна заметила, как брат короля повернулся к стоящему за его спиной священнику в епископской мантии и негромко ахнула – это был еще вчера исполнявший обязанности капеллана герцога Кларенса Джон Мортон. Анна почувствовала горькую досаду – священник с самого начала знал цену своей измены.

Королевская барка стала медленно разворачиваться, чтобы войти в реку Уолбрук[73]. Анна по-прежнему оставалась на месте, в окружении бешено орущей толпы. Теперь, когда барка начала поворот, ей стали видны лица придворных, окружавших королевскую чету. Сердце Анны невольно замерло, и она принялась искать глазами единственного человека, которого хотела бы обнаружить в свите короля, – Филипа Майсгрейва. О, если бы она смогла увидеться с ним! Тогда развеялись бы все ее тревоги. Филип сделал бы все возможное, чтобы отправить ее к отцу. Сердце принцессы забилось с неистовой силой, она переводила взгляд с одного лица на другое – но тщетно. Нет, Майсгрейва не было в окружении короля, но зато она заметила множество нарядных дам и вельмож, из тех, кого Анна никак не ожидала увидеть в свите. Ее дядя, епископ Джордж Невиль, сидел подле Джона Мортона. Его лицо напоминало застывшую в улыбке маску, он сутулился, чего прежде Анна никогда за ним не замечала. Украшенная алмазами митра епископа блистала, но в том, как он сидел, было нечто жалкое. Казалось, будь его воля, он не принял бы участия в этом торжестве.

На скамеечке у ног королевы Анна, мгновенно задохнувшись от ярости, увидела счастливую Бланш Уэд. Фрейлина, облаченная в роскошное пурпурное платье, все время поворачивалась к своей повелительнице, что-то говорила, и обе смеялись.

И в эту минуту Анна узнала в стоявшей за королевским креслом нарядной даме свою сестру. Гордая и великолепная герцогиня Кларенс, едва оправившись от родов, поспешила склониться перед женщиной, о которой раньше отзывалась лишь с презрением, в то время как Анна была обречена томиться в подземелье Тауэра. Изабелла и пальцем не пошевелила, чтобы хоть немного облегчить участь сестры.

Анна почувствовала, как к горлу подступают слезы. Среди придворных она обнаруживала все больше знакомых лиц: своих пажей, фрейлин, конюших. Даже столь преданная Ланкастерам Грейс Блаун, статс-дама двора принцессы Уэльской, теперь стояла на барке в свите королевы и выглядела совершенно довольной.

– Черт бы их всех сожрал с потрохами! – процедила Анна сквозь зубы. – Жалкие изменники!

Толпа вокруг шумела, осыпая королевский выезд благословениями и пожеланиями счастья, принцесса же Уэльская едва сдерживалась, чтобы не завизжать и не вцепиться в шевелюру ближайшего крикуна.

«Предатели! Вокруг ни одной честной души, – твердила она. – Все они отвернулись от меня, стоило только Йорку моргнуть!»

Внезапно кто-то грубо толкнул ее в спину. Готовая взорваться, Анна резко обернулась, занесла руку… и замерла. Толпа невольно подалась назад, а на образовавшемся пятачке вертелся и прыгал, словно ошалевший щенок, огромный пятнистый дог.

– Соломон!

Пес поскуливал и радостно махал хвостом.

– Уберите собаку! Кто выпустил эту тварь на улицу в такой день? – выкрикнул рядом какой-то коротышка, но Анна не обратила на него внимания. Опустившись на колени, она ласкала и гладила дога, а Соломон слизывал струящиеся по ее щекам слезы.

– Соломон! Ты нашел меня! Один ты меня не предал…

В порыве восторга пес едва не сбил ее с ног, и Анне пришлось обхватить его за шею. В эту секунду, подняв глаза, она увидела в толпе свою придворную даму Сьюзен Баттерфилд. В простом плаще, костлявая, с похожим на овцу лицом, старая дева, приоткрыв рот, глядела на свою опальную повелительницу. Анна тоже не могла оторвать от нее глаз. Жалкий вид леди Сьюзен говорил сам за себя. По-видимому, родство с Невилями, которым та гордилась, на этот раз сослужило ей скверную службу и помешало быть принятой в новое окружение королевы.

Неожиданно леди Сьюзен, словно очнувшись, ткнула в Анну пальцем и пронзительно завизжала:

– Стража! Констебли! Сюда! Хватайте эту женщину! Это принцесса Уэльская, шпионка и дочь проклятого Уорвика!

Ее визг сделал свое дело. Анна увидела, что взоры толпы обратились к ней. Даже те подвыпившие латники, что еще совсем недавно заигрывали с ней, теперь глядели на нее хмуро и подозрительно. И вдруг будто вихрь пронесся по толпе, кто-то коротко вскрикнул, и десятки рук вцепились в Анну. На ней рвали плащ, цепко хватали ее за руки, кто-то без умолку звал стражу. С ее головы слетела шапочка, похожие на ведьм старухи стали драть ее за волосы, за ворот платья. Анна отчаянно отбивалась, и тут, словно раскат грома, раздался оглушительный лай Соломона. Толпа отхлынула в замешательстве, женщины взвизгивали, а могучий пес с оскаленной пастью кидался на горожан, отхватывая изрядные клоки их одежды.

Поднялся невообразимый шум. В давке плакали дети. Соломон, словно обезумев, атаковал толпу, пока один из латников не занес над ним пику, и хриплый от бешенства лай собаки перешел в полный боли и тоски вой, который вскоре затих.

Воспользовавшись сумятицей, Анна юркнула в ближайшую подворотню и, подхватив юбки, бросилась прочь. Она, как угорь, ввинчивалась в толпу, пробивая себе дорогу и остановившись лишь на миг – когда раздался предсмертный вой Соломона.

Позади слышались крики, быстрый топот ног, и Анна, поняв, что ее преследуют, со всех ног побежала вверх по склону, сама не зная куда.

Улицы были узкие, мощенные разнокалиберным булыжником, вывески лавок болтались прямо над головой. Второпях Анна спотыкалась, один раз даже упала, а рядом с какой-то таверной опрокинула стол, за которым сидела компания гуляк.

На перекрестках пылали костры. У одного из них Анна кого-то толкнула, ворвалась в круг танцующих и сейчас же кто-то обхватил ее за талию. Но сзади по-прежнему раздавался топот ног, звучали крики.

– Принцесса Анна! Держи! Хватай ее!

Она вырвалась, устремилась дальше и вскоре оказалась на широкой и людной Чипсайд. Посередине улицы бил фонтан, вокруг него толпились люди. В свете костров кувыркались фигляры, канатоходец, балансируя над улицей на невидимом в полумраке канате, жонглировал горящими головнями. Повсюду сновали разносчики с лотками пирогов и сдобы. Зажиточные горожане, свесившись из окон, с любопытством разглядывали гуляющих. Огни отражались на кольчугах и касках солдат, разгуливавших в обнимку с веселыми девицами. Повсюду слышались музыка, переборы струн.

Анна ловила ртом воздух. Она не знала, удалось ли ей оторваться от преследователей. Резкая боль пульсировала в левом боку при каждом вдохе, ноги деревенели, она задыхалась. Какое-то время она торопливо пробиралась сквозь толпу, затем устало привалилась к стене первого попавшегося дома, прижалась щекой к шершавому камню. Она не могла больше сделать ни шагу. Да и зачем? Теперь все равно. Пусть придут и возьмут ее.

– Эй, подружка! – неожиданно услышала она подле себя грубый женский голос. Анна вздрогнула и выпрямилась. Она стояла у стены, где уже облюбовали себе местечко две уличные девки.

– Ты что-то украла? – спросила ее одна из них, растрепанная, неопределенного возраста особа с оголенными плечами.

Анна вдруг поняла, что сама она, в изодранном платье и с рассыпавшимися по плечам волосами, почти ничем не отличается от них.

– За тобою гонятся констебли? – проскрежетала другая – рыжая, в засаленной шерстяной юбке.

Анна не отвечала, стараясь унять дыхание. Совсем рядом загремели кованые башмаки, раздались окрики:

– Не пробегала здесь женщина? Девица в голубом платье?

Анна едва не застонала, с мольбой глядя на проституток. Рыжая девка вдруг грубо схватила ее за руку и увлекла за собой через улицу.

– Чертовы псы! Беги вот в тот проход, малышка. Там, за мусорными рядами – спуск к набережной. И не будь дурой, отсидись где-нибудь.

Анна не знала, куда идет. Вокруг были глухие стены. Это место и проходом нельзя было назвать – так, какая-то щель, куда сбрасывали нечистоты. Не было видно ни зги. Она брела на ощупь по кучам мусора, утопая по щиколотку в жидкой грязи. Слева и справа на расстоянии вытянутой руки тянулись шершавые торцы домов. Нестерпимо воняло, то и дело из-под ног с отвратительным писком выскакивали крысы. Анна наступила на одну из них и взвизгнула от отвращения. Пройдя немного дальше, она споткнулась и упала, окончательно перепачкав свой наряд. Наконец впереди замаячил выход, и Анна оказалась на каких-то грядках с овощами, куда выходили задние дворы. Здесь было относительно тихо – пушечная пальба на Темзе уже прекратилась, но небо по-прежнему отсвечивало заревом бесчисленных костров, глухо долетали звуки музыки.

Анна сделала несколько шагов и без сил опустилась среди зарослей сельдерея. Хуже всего, что теперь она не знала, что делать дальше. Подняв голову, она увидела над коньками крыш шпиль собора Святого Павла и поняла, что находится где-то позади домов, окружающих Соборную площадь.

Отдышавшись, девушка хотела было встать, но какой-то звук неожиданно привлек ее внимание. Она оглянулась – и похолодела. К ней с глухим рычанием приближалась большая рыжая собака, волоча за собой длинную цепь. Не помня себя, Анна кинулась прочь, но пес рванул ее за лодыжку, и она, закричав не своим голосом, снова упала на землю.

– Прочь, пошел прочь! – Анна запустила в него комом земли и попыталась подняться, но пес продолжал бросаться на нее. Анна кричала, заслоняясь руками, зубы собаки щелкали рядом с ее лицом.

Каким-то чудом ей удалось все же сделать несколько шагов, но пес вцепился в подол ее платья, вырвал клок, и она опять едва не упала. В этот миг на террасе, выходившей во двор, засветился огонь, появились силуэты людей. Анна отчаянно закричала:

– Помогите! Ради Бога, помогите!

Она забилась в угол двора, где пес не мог ее достать, сколько бы ни рвался на длинной цепи. Но и здесь она не чувствовала себя в безопасности. Пес хрипел и захлебывался лаем совсем близко, она видела его оскаленную пасть, цепь натягивалась, как тетива, и при каждом броске разъяренной твари Анне казалось, что цепь вот-вот лопнет.

– Помогите! – вновь закричала она и сейчас же различила голоса наверху.

– Смотри, кум, Лохматый снова поймал бродяжку. Ату ее, мой славный страж, ату!

Анна больше не кричала. Ей следовало молить Бога, чтобы эти люди не спустили на нее пса. Она поискала глазами какое-нибудь оружие, но, ничего не найдя, попыталась продвинуться вдоль стены. Пес тут же оказался рядом, и ей ничего не оставалось, как сидеть, забившись в угол и ожидая, чем закончится эта травля.

Наконец наблюдавшим сверху зрителям это надоело. Сквозь слезы Анна видела фигуры двух мужчин с дубинками в руках, которые спустились во двор. Один из них оттащил за ошейник пса. Другой подошел и пнул Анну ногой.

– Эй, ты, ну-ка вставай!

Но как только Анна пошевелилась, он обрушил на нее свою дубинку, и она, отчаянно закричав, снова рухнула на землю.

– Эй, Гуго, погоди! – прозвучал другой голос. В глаза ударил свет фонаря. Кто-то схватил Анну за волосы и рывком приподнял ей голову.

– О, да это же совсем девчонка! И смотри, какая хорошенькая!

Первый мужчина невнятно пробормотал:

– Смотри, Дикон, чтобы эти слова не услышала твоя благоверная. Вон она идет.

– Черт побери, Гуго! Будь мы здесь одни, я бы оставил девчонку для себя.

Анна щурилась на свет фонаря. Подоспели еще какие-то люди. Перепачканная с ног до головы, со свисающими на лицо прядями волос, в превратившемся в лохмотья платье, она представляла собой жалкое зрелище. Тем не менее державший фонарь – тот, кого назвали Диконом, – смотрел на нее с состраданием. Собравшись с духом, Анна протянула к нему руки.

– Сжальтесь надо мной, я не хотела ничего дурного! Отпустите меня!

– Эй, тварь! Ты чего липнешь к моему мужу! – раздался из темноты визгливый женский голос. – А ты отойди от нее, чертов потаскун. Надо сейчас же позвать констеблей и сдать им эту проклятую воровку.

У Анны все похолодело внутри. Если она попадет в лапы властям, непременно кто-нибудь опознает ее.

– Не надо! – закричала она, падая на колени. – Взываю к вашему милосердию! Отпустите меня. Я ничего не украла, я даже не знала, куда ведет проход, по которому я пришла.

– Как же! Спой эту песенку страже. А ты чего смотришь? Иди и кликни кого-нибудь.

– Нет!

И тут Анна решилась на отчаянный шаг.

– Помогите мне, добрые горожане. Я Анна, принцесса Уэльская. Мой отец, Делатель Королей, со дня на день должен вернуться в Лондон, и он щедро вознаградит тех, кто был добр ко мне.

Ее слова потонули в неудержимом хохоте. Анна отшатнулась. Они не верили ей! Они и вообразить не могли, что эта грязная нищенка – не кто иная, как сиятельная принцесса Англии!

– О, да она еще и помешанная! – захохотал поначалу пожалевший ее Дикон. – Принцесса! Надо же! Ее высочество этим вечером травили собаками! Ох-хо-хо!

Его жена, согнувшись от смеха, выкрикнула:

– Гоните ее в три шеи! Пусть себе катится. Принцесса! Дайте ей добрый пинок, и пусть проваливает.

Кто-то схватил Анну за шиворот и поволок через темные закоулки. Вокруг все еще смеялись. Она получила удар по спине, женщины дергали ее за волосы и наконец ее вышвырнули на улицу, как нашкодившего щенка.

Дверь захлопнулась, и Анна осталась в одиночестве.

Несмотря на перенесенное унижение, она испытала облегчение. Ведь если этим людям ничего не известно о побеге принцессы Уэльской, значит, весть еще не распространилась, и у нее есть надежда выбраться из города.

Только теперь она почувствовала, как замерзла. Было так холодно, что у нее изо рта шел пар. Прихрамывая, она двинулась в сторону Соборной площади. На улицах все еще было людно, но почтенные горожане уже расходились по домам. Мальчишки с короткими дубинками в руках носились по улицам, изображая рыцарей Алой и Белой Розы, с разных сторон еще доносились обрывки музыки, но все чаще слышались звуки захлопываемых ставен, задвигаемых засовов.