Коронатор Вилар Симона
На площади перед собором Святого Павла пылал большой костер, вокруг которого толпились гуляки. Стуча зубами от холода, принцесса подошла к огню, чтобы хоть немного обогреться. Но едва она приблизилась, ее словно громом поразило. У костра говорили о ней.
– Да я сам ее видел, – запальчиво выкрикивал тощий подмастерье, размахивая руками. – Ее едва не схватили люди короля, но этот ее чертов пес кинулся на лучников, как сатана, а потом такая давка началась! Клянусь кишками Люцифера, меня самого едва в реку не столкнули. А когда собаку наконец закололи, дочки Невиля и след простыл.
– И все-то ты врешь, Майкл! – возражал другой. – Я стоял в карауле у Тауэра и сам своими глазами видел, как принцесса отплывала на континент к супругу.
– Ну, значит, она уже вернулась. Я видел ее так же ясно, как тебя. Провалиться мне на этом месте, если я лгу. Ее узнала какая-то леди, да и констебли поди не дураки, а им очень хотелось схватить ее. Думаю, ее и сейчас ищут. Тому, кто поможет изловить принцессу, достанется славная награда.
Анна сидела, скорчившись у самого огня, боясь поднять голову. Подмастерья с пеной у рта спорили о ней, а она была рядом, и никто не узнавал в грязной и оборванной нищенке ту великолепную госпожу, что приезжала со свитой слушать мессу в соборе Святого Павла и которую они шумно приветствовали.
Рядом раздалось бряцание оружия. Анна осталась сидеть, хотя большинство присутствующих поднялись на ноги. Приближался ночной дозор.
– Пора гасить огонь. Праздник кончился, расходитесь по домам.
– Одну минуту, мистер Томкинс, – обратился к возглавлявшему караул офицеру подмастерье Майкл. – Вы знаете меня, я из квартала оружейников. Не слыхали ли вы, что леди Анна Невиль внезапно объявилась в Лондоне и сейчас ее разыскивают по всему городу?
Раздувшись от важности, страж порядка оглядел собравшихся.
– Это так. И тот, кто укажет место, где она скрывается, лично от меня получит целый фунт. А теперь поживее расходитесь.
Люди начали неспешно рассеиваться, и Анна вместе с другими побрела куда-то в темноту переулков. Прямо перед ней заплетал длинными ногами Майкл-подмастерье, твердя своему приятелю:
– Ты слыхал, что сказал этот надутый скряга Томкинс? Он готов расстаться с целым фунтом! А ведь у него ведра воды под дождем не выпросишь. Ставлю свою голову против десяти пенни, что в награду за поимку принцессы назначено не меньше пятнадцати фунтов чистым золотом!
Негромко переговариваясь, они скрылись за углом, а Анна без сил опустилась на истертые ступени какого-то крыльца. Куда идти? Все ворота Сити уже заперты, а значит, ей не выбраться из города. К тому же у нее болела укушенная нога. Приподняв край платья, принцесса ахнула. Кожа висела клочьями, белый шелковый чулок был весь в крови. Бархатный башмачок совсем намок.
Поблизости раздались мерные шаги стражников. Анна вскочила и, сцепив зубы, чтобы не застонать, захромала куда-то в непроглядную темень. Остановилась только, когда караул остался позади. Пожалуй, разумнее всего сейчас было бы отыскать какой-нибудь странноприимный дом при монастыре, где бы она могла переночевать и где бы ей оказали помощь, но и там ее могут узнать и выдать страже. Хотя, кто в этой нищей бродяжке заподозрит принцессу?
До нее донесся плеск проточной воды. Прихрамывая, она двинулась на звук, и при свете масляной плошки, стоявшей в нише, обнаружила источник, стекавший тонкой струйкой из каменной львиной пасти в небольшой бассейн. У Анны стучали зубы, и все же она осторожно обнажила ногу и принялась промывать в ледяной воде рану.
Она вздрогнула, когда из-за ее спины возникла зыбкая тень.
– Пуп Вельзевула! К-какие ножки! Пусть я б-буду брюхат, как Папа римский, если во всем с-старом Лондоне найдется еще одна пара таких стройных лодыжек!
Голос принадлежал молодому человеку, язык которого изрядно заплетался. Анна поспешно опустила юбку и с вызовом взглянула на незнакомца. Пьяный мальчишка, не старше ее. Он присел на каменный край бассейна, икнул, и, тыча пальцем в подол Анны, спросил:
– Кто т-тебя так поранил?
– Вы, молодой человек, чересчур наблюдательны для пьяного.
Он приосанился.
– А я и не пьян. Я единственный сын аптекаря Джона Гелза, и я лишь немного выпил за возвращение славного… то есть, за… к-короля Эдуарда. А тут… они…
Его речь прерывалась икотой, и он все время хватался за пояс, пока Анна не поняла, что у мальчишки в толпе срезали кошелек.
– Отведи меня домой, – вдруг попросил он. – У м-меня нет ни пенса, и я не знаю, к-куда подевался мой дом. Но если ты отведешь меня, отец вылечит тебе ногу. О, мой отец богат, и ради меня…
Он взмахнул рукой и, потеряв равновесие, рухнул в бассейн. Мальчишка был настолько пьян, что вряд ли сумел бы выбраться сам, если бы Анна не вытащила его за воротник.
Несколько минут он отплевывался и тяжело дышал. Однако холодный душ слегка отрезвил его.
– От-тведи м-меня домой, – стуча зубами, вновь попросил он.
Анна подумала, что если она приведет мальчишку, то ее наверняка примут за шлюху и тотчас выставят за порог. Однако может статься, что за услугу ей дадут пригоршню корпии или каплю бальзама. Как-никак отец этого гуляки – аптекарь.
– Где ты живешь?
Юноша назвал переулок, но Анна не знала, где это. Сам же он, несмотря на то, что мокрая одежда и холодный вечер заметно отрезвили его, никак не мог объяснить, как туда пройти. Из его путаных слов Анна поняла, что это где-то возле Стилларда, неподалеку от гостиницы «Леопард».
Гостиница «Леопард»! Анна выпрямилась. Как же она забыла о Дороти! Вот кто ей поможет!
Совсем рядом загремели подковы, заметалось пламя факелов. Это был не патруль, а один из отрядов короля, но все равно, если им известно о побеге принцессы Уэльской, они могут обратить на нее внимание! Анна сгребла аптекарского отпрыска за шиворот. С него лило и он дрожал, как осиновый лист.
– Идем, голубчик, живее! Да не висни ты на мне, иначе я тоже свалюсь!
Пламя факелов металось совсем рядом. Сейчас, в обнимку с подгулявшим парнем, ее легче всего было принять за обыкновенную шлюху. Но к черту гордость! Слишком много унижений уже пришлось ей вынести, чтобы быть щепетильной. Особенно теперь, когда забрезжила надежда.
Латники проскакали совсем рядом, на ходу отпуская сальные шутки. Парень огрызался и между делом лапал Анну. Она вынудила себя хихикнуть, но едва отряд скрылся, вырвалась так резко, что сын аптекаря едва не повалился в лужу.
– Милашка, куда ты? С тобой хорошо, а у меня, клянусь настойками и бальзамами моего отца, зуб на зуб не попадает.
– Следуй за мной, – сухо бросила Анна. – И не приставай, если не хочешь, чтобы я тебя бросила.
Ее платье отсырело, она вновь почувствовала озноб и пошла так быстро, как только могла. Парнишка, что-то бурча под нос, брел позади. Он был явно обескуражен поведением своей спутницы. Едва им попадался прохожий, как она кидалась к юноше и позволяла себя обнимать, а затем вдруг вырывалась, шипя как разъяренная кошка. В конце концов это его разозлило, и когда в очередной раз она попыталась вырваться, он схватил ее за плечи и с силой встряхнул.
– Ты что же это, дрянь такая, совсем за дурня меня принимаешь?
– Пусти! Кто же ты такой, если не дурень? А кроме того – пьянчуга и молокосос. Даже домой добраться без поводыря не можешь.
Но парень вдруг сжал ее так крепко, что она всерьез испугалась. Какой ни есть, он мужчина и гораздо сильнее ее. Тогда Анна, чтобы освободиться, изо всех сил ударила его коленкой в пах. Парень охнул и выпучил побелевшие глаза. Анна оттолкнула его к стене и, припадая на ногу, бросилась бежать по улице, пока не одолела крутой мостик через Уолбрук и не оказалась как раз перед фасадом гостиницы «Леопард». Но здесь ее ждала куда большая опасность.
Перед входом в гостиницу, потрескивая, горели два смоляных факела. Было шумно, людно. Во дворе слуги выхаживали разгоряченных коней, а сама Дороти Одноглазая, в нарядном желтом плаще, встречала постояльцев. Это были сплошь офицеры воинства Эдуарда Йорка – об этом свидетельствовали большие белые розы, вытканные на их табарах. Любой из них мог в прошлом видеть Анну Невиль и опознать ее, ведь им наверняка уже стало известно, что ее видели в городе.
Анна спряталась в арке дома напротив. Она знала, что в «Леопард» ведут три входа. Один – главный, тот, что сейчас перед ней, другой со стороны реки, а третий, для слуг, расположен где-то в стороне. Анна задумалась: никогда раньше ей не приходило в голову поинтересоваться, где этот вход, но она неплохо знала гостиницу изнутри и решила, что ход для слуг должен быть связан с кухней. Она обогнула угол здания и в самом деле обнаружила калитку в стене. Здесь толпились нищие, ожидая, когда им вынесут объедки. Толстый сердитый сторож гнал их прочь, замахиваясь крепкой дубиной.
– Пошли! Держитесь отсюда подальше! Господи, ну и разит. Я сказал – не подходите близко! А ты куда лезешь, девка?
Он грубо оттолкнул пробиравшуюся вперед Анну. Если он и видел ее здесь раньше, то, разумеется, не узнал.
Стараясь изменить голос, принцесса попросила пропустить ее к хозяйке.
– Госпожа Доротея занята! – оборвал ее охранник. Затем оглядел Анну с ног до головы и хмыкнул. – Опоздала, красотка. Хозяйка уже подобрала девочек для постояльцев. Ступай себе с миром.
Анна так растерялась, что не могла сдвинуться с места, и сторож уже замахнулся было на нее, но в этот миг на его плечо легла узкая бледная рука. За его спиной возник немой Ральф. Какое-то время он пристально всматривался в лицо принцессы своими темными, похожими на бездонные провалы глазами, а затем кивком пригласил войти.
Они миновали задние дворы гостиницы и стали подниматься по узкой лестнице, мимо гудящей, словно улей, кухни. Здесь было жарко и в воздухе витали десятки дразнящих запахов. Анна вдруг поняла, как сильно голодна. Она замешкалась, и Ральф с досадой оглянулся.
Анна не сомневалась, что он узнал ее. Поэтому негромко, но твердо произнесла:
– Я благодарна тебе, Ральф. А теперь я хочу видеть Дороти.
Ральф бросил на нее быстрый взгляд, затем, сняв с себя накидку, закутал ею Анну, набросив на голову капюшон. Анна вспыхнула. Должно быть, вид ее был столь ужасен и жалок, что в респектабельной гостинице она неизбежно обращала на себя внимание.
Пройдя узкий коридор, они оставили позади большой зал гостиницы, откуда долетали музыка, хохот и звон посуды.
Неожиданно какой-то человек, скрестив руки на груди, выступил из углубления стены, загородив им путь. Одет он был неброско, но что-то в его внешности останавливало внимание.
– Кто это с тобой? – властно осведомился он.
Ральф, улыбаясь, замычал и стал тыкать пальцем на верх, пытаясь что-то объяснить.
– Безъязыкий пес! – рявкнул человек. – Всех, кто появляется в гостинице, ты должен сначала представить мне.
Ральф согласно замычал, подталкивая вперед Анну. У той вся кровь отхлынула от сердца. Она стояла, не в силах поднять глаза и закусив губу. В том, что этот человек оказался здесь ради нее, она не сомневалась и в душе уже кляла Ральфа за предательство. Неожиданно шпион брезгливо оттолкнул ее.
– Фу! От нее несет выгребной ямой! Уведи ее!
Он прошел мимо, а Ральф быстро провел Анну в боковой проход и пропустил в узкую комнату. Только тут принцесса смогла перевести дыхание.
– Спасибо, Ральф.
Они находились в комнате Дороти Одноглазой. Здесь пылал камин, было тепло, а на столе стояла тарелка с остатками цыпленка. Принцесса оглянулась и, поняв, что Ральфа уже нет с ней, с жадностью набросилась на еду.
Под потолком комнаты Дороти было слуховое окошко, выходившее в коридор, тянувшийся параллельно тому, по которому пришли они с Ральфом. Анна вздрогнула, когда совсем рядом послышались торопливые шаги, звон металла и громкие голоса:
– Эй, где комната милорда Монтгомери?
Раздался стук в дверь, в ответ прозвучала грубая ругань.
– Что за выходки, сэр Уингрев? Вы что, не видите – я здесь не один!
– Простите, сударь. Но вам следует без промедления отправиться в Вестминстер. Его величество созывает своих сторонников на Совет.
– За каким дьяволом? Ночь на дворе.
– Поторопитесь, милорд. Дело крайне спешное. Вероятно, завтра же мы выступаем.
Понизив голос, говоривший добавил:
– Войска Уорвика в дне пути от Лондона.
Анна замерла, не донеся кусок до рта. Что он говорит? О небо! Она опустилась на стул, перестав дышать, чтобы не пропустить ни звука.
За стеной тоже повисло молчание. Наконец кто-то выругался.
– Вот дьявол! Ведь мы обошли его еще в Нортгемптоншире! Что же тогда лгут, что Делатель Королей болен и не встает с постели?
– Все это так и было. Но теперь примчались гонцы с известием, что он уже в Сент-Олбансе. И завтра может оказаться в Барнете.
Пока длилась пауза, Анна чувствовала, как ее покидает гнетущая невыносимая тяжесть. Отец здесь, рядом. Вскоре он разгромит проклятых Йорков. Но уже следующая фраза сэра Монтгомери отрезвила ее.
– Есть ли вести от герцога Кларенса?
– Милорд, вы все узнаете в Вестминстере.
– Хорошо. Я сейчас иду.
Дверь захлопнулась, вновь послышались шаги. Через несколько минут заскрипела лестница, ведущая в комнату Дороти, и вошли Ральф с хозяйкой гостиницы.
При виде Анны Невиль единственный глаз Дороти изумленно расширился. Но уже в следующий миг она увлекла Анну в соседнюю комнату. Ральф невозмутимо последовал за ними, прикрыв за собой дверь.
Анна огляделась. Это была спальня Дороти. Постель была смята, несвежие простыни свешивались до полу. В лампе на столе в благовонном масле плавал фитиль, что, однако, нисколько не помогало заглушить стоявший здесь крепкий запах пота.
– Это ты! – ткнула пальцем в грудь Анны Дороти. – Как ты смела появиться в «Леопарде»! Тебя повсюду ищут!
От такого приема Анна опешила и растерянно оглянулась на Ральфа, но тот с невозмутимым видом стоял, прислонившись к стене. Дороти проследила за взглядом принцессы и набросилась на своего сожителя:
– Так это ты, гнусный змей, привел ее сюда? Ты что же, собрался перебраться обратно в трущобы Уайтфрайерса? Или хочешь, чтобы тебя вздернули в Коммон-Гелоуз, как беднягу Джека? Что вы смотрите, миледи? Народ сейчас горит желанием показать свою преданность Йоркам, а заодно и поживиться добром Ланкастеров. Они громят дома их сторонников, а самих спроваживают на виселицу. Джеку-лодочнику многие завидовали, и потому ему едва ли не первому повязали пеньковый галстук. Потом тело целый день таскали по улицам, пока не содрали с бедняги всю кожу. Нас тоже ждала та же участь, да слава Богу и Пресвятой Деве, «Леопард» – достойная гостиница, и рыцари-йоркисты обосновались тут еще до того, как нас пришли громить. Неужели вы думаете, что я рискну всем, что имею, и жизнью в придачу ради вас? Эй, Ральф, отойди от двери. Пусть госпожа убирается, да еще и благодарит Бога, что я не отдала ее стражникам.
У Анны задрожали губы, но она справилась с собой.
– Дороти! Год назад ты не побоялась помочь мне.
– Год назад я была никем. Теперь у меня лучшая гостиница в Лондоне, я состоятельная женщина и занимаю прекрасное положение. Нет-нет, миледи, я вовсе не хочу рисковать всем этим. Теперь я сама стою за Белую Розу, и если вы сейчас же не уберетесь, я, видит Бог, кликну одного из людей герцога Глостера и сдам вас ему с рук на руки!
Анна не шелохнулась.
– Людей герцога Глостера? – медленно переспросила она.
– Да, да. Его шпионы повсюду. Видать, его светлости горбатому Дику хочется заполучить вас не меньше, чем год назад. И в «Леопарде» полным полно его людей. Герцог не глуп и рассудил, что вы будете искать убежища у кого-то из тех, кто обязан вам. А вы ко мне относились достаточно хорошо, чтобы «Леопард» наполнился его соглядатаями. Удивляюсь, почему вас не схватили еще по пути сюда. Так что проваливайте, миледи!
– Дороти! – Анна умоляюще сложила руки. – Дороти, взгляни на меня. Мне не к кому больше обратиться. Я ранена, я не имею за душой ни единого фартинга, я без крыши над головой и голодна.
– А мне-то что до этого? Я уже сказала, что не предам вас, если вы уйдете. Разве этого мало? Ральф, выведи ее!
– Только коснись меня, и я подниму шум! Я сама отдамся в руки йоркистов, но буду стоять на том, что вы прятали меня все это время!
Единственный глаз Дороти вспыхнул бешенством. Они обменялись взглядами с Ральфом, и, зная, на что способны эти бывшие обитатели Уайтфрайерса, Анна стремительно отскочила в сторону, готовая завопить. В этот момент она заметила, что Ральф, не трогаясь с места, указывает на нее Дороти, отрицательно покачивая головой.
– Что это значит, Ральф? – вскипела хозяйка гостиницы, словно забыв, что тот немой.
Анна вдруг поняла.
– Это значит, что Ральф не забыл старую поговорку: «Все переменится». Так, кажется, говорят лондонцы? Как ты думаешь, Дороти, останешься ли ты хозяйкой «Леопарда», если Делатель Королей вернется и узнает, как ты предала его дочь?
Хозяйка гостиницы ошеломленно застыла на месте, открыв рот. Анна же, воспользовавшись ее замешательством, продолжала:
– Для тебя ведь не тайна, что из Вестминстера только что приезжали за лордом Монтгомери? Делатель Королей с войсками уже в Сент-Олбансе, и никто не поручится, что через пару дней он не вступит в Лондон. Каково тогда придется тебе, моя бедная Дороти?
Краем глаза она заметила, что Ральф, не спускавший глаз с хозяйки, согласно кивнул. На лице Дороти появилось растерянное выражение.
– Но ведь я не предавала тебя, – слабеющим голосом сказала она.
– Но этого мало!
От напряжения у Дороти задрожали поля ее накрахмаленного чепца.
– Хорошо, я помогу тебе. Но не требуй большего, чем я тебе предложу.
– Это зависит от того, что ты предложишь, – усмехнулась Анна.
– Что у тебя с ногой?
Анна приподняла юбку, и Дороти сокрушенно покачала головой.
– Я сделаю перевязку. Я дам тебе денег, а потом Ральф спрячет тебя в своей старой конуре.
– Как? В Уайтфрайерсе?
– Нет. Это вблизи Олдергейтских ворот. Тебя там никто не найдет, ты переночуешь, а завтра можешь отправляться на все четыре стороны.
Анна задумалась. От Олдергейтских ворот не так и сложно покинуть город, а там и добраться до Сент-Олбанса, где сейчас отец. Она взглянула на Дороти Одноглазую и кивнула, соглашаясь.
Спустя два часа, когда уже стояла глухая ночь, Анна с немым бесшумно покинули гостиницу «Леопард». На Анне было темное суконное платье и короткий плащ Ральфа. Дороти промыла и перевязала ее рану, наложила тугую повязку, и, принцесса была сыта, а в ее кошеле позвякивало несколько монет. Опираясь на руку Ральфа, она, прихрамывая, торопливо шагала, отмечая, что Лондон этой ночью вовсе не спокоен. То и дело в ночи слышался грохот солдатских сапог, раздавался лязг оружия, порой мимо проносились верховые. Анне и Ральфу не раз приходилось посторониться, уступая дорогу отрядам в полном вооружении. Даже завсегдатаи ночного Сити, воры и грабители, попрятались, решив, что сегодняшняя ночь не благоприятствует их ремеслу.
Анна была так утомлена, когда Ральф привел ее к жалкий деревянной лачуге у ворот, что даже не обратила внимания на убожество предоставленного ей убежища. Это был ветхий сарай с прогнившей крышей, между плохо пригнанными досками стен зияли щели. Здесь не было даже печки, зато лежала большая охапка свежей соломы. В конце концов, это все-таки было убежище, где никто не станет ее искать.
Переступив порог, Анна почти рухнула на солому, вдыхая ее сухой хлебный дух. Ральф замычал, показывая знаками, что ей следует задвинуть засов. Анна кивнула ему, улыбнулась и уже через минуту крепко спала.
Немой какое-то время постоял в дверях, прислушиваясь к ее ровному дыханию, потом пожал плечами и, поплотнее прикрыв дверь, удалился.
15
Страстная пятница
Анна проснулась от холода. Она лежала, сжавшись в клубок и зарывшись в солому. Было сыро, ноги ее окоченели. В приоткрытую дверь проникал серый предутренний сумрак, она слышала, как шуршит по крыше дождь, и видела в лужах у порога слабый отсвет нарождавшегося дня. Рядом зашуршала солома и кто-то коснулся ее плеча. Анна вскочила, как ужаленная. Возле нее сидел лысый безобразный карлик с круглыми совиными глазами и лицом идиота.
– Фея в соломе, – гнусаво продребезжал он, ухмыляясь до ушей.
У него была огромная, покрытая болячками голова, с оттопыренными ушами, скрюченные рахитом конечности были прикриты грязными лохмотьями. Анна отползла в сторону.
– Ты кто?
Карлик снова улыбнулся.
– Ты теплая. Ночь холодная, а с тобой тепло.
Анну замутило. Она вспомнила, что не заперла вчера дверь, и этот юродивый, очевидно, забрел сюда и провел возле нее всю ночь.
– Убирайся! – замахнулась она на него. – Ступай прочь, паршивец!
Улыбка исчезла с его совиного лица, глаза стали беспомощными. Прикрыв голову тощими руками, карлик захныкал.
– Чума на тебя! – рассердилась Анна и, распахнув дверь, вышла под косой моросящий дождь.
Несмотря на ранний час, город уже проснулся. Доносилось сопение мехов в соседней кузне, из дома напротив вышла женщина и выплеснула на мостовую ведро помоев, проехал толстый монах на пони, слышалось мычание коров и щелканье пастушьего бича.
Анна двинулась по узкой улочке, темной из-за нависающих крыш домов, стоявших так близко, что они почти соприкасались. Она направлялась к Олдергейтским воротам.
«Я выйду тотчас, как откроют Олдергейт. Буду идти весь день. Может быть, повезет и кто-нибудь согласится меня подвезти. Так или иначе я должна добраться до передовых постов войск Алой Розы».
Однако у Олдергейтских ворот ее ждало разочарование.
Огромные, расположенные между двумя сторожевыми башнями, они были преграждены тремя рядами стражников, которые досматривали всех выходящих из города. Тех, кто не имел пропусков, без лишних слов гнали обратно, несмотря на ругань и проклятия людей.
Проникнуть в город было легче. Анна видела, как стражники, расступившись, пропустили шествие паломников, с пением, хоругвями и с зажженными свечами медленно входившее в столицу. Следом переваливалась крытая повозка. Восседавшая на козлах толстая рыжая маркитантка лихо правила двумя крепкими мулами. На ее голове красовалась красная мужская шляпа, а рядом качался худой, болезненного вида подросток, кутаясь в грубый шерстяной плащ. Анна видела, как солдаты с воодушевлением приветствовали маркитантку. Расхохотавшись в ответ, та остановила свою повозку в арке ворот, во всеуслышание осведомляясь, из-за чего поднялась такая кутерьма.
– Приказ его величества! – ответили стражники. – В городе полным-полно шпионов Уорвика. К тому же где-то в Сити до сих пор прячется дочка Делателя Королей, и с нас голову снимут, если ей удастся удрать из столицы.
– Ну, тогда вам не позавидуешь, ребята! Ловить эту девку – все равно, что искать ужа в мешке с гадюками. Год назад за ней гонялись по всей Англии, да, видно, без толку. Жаль мне вас, парни. Клянусь былой девственностью, я даже готова помолиться за вас.
Она рванула вожжи, а солдаты захохотали.
Анна надвинула на глаза капюшон и побрела прочь. Моросил дождь, грохотали по булыжнику колеса телег, из кузницы резко пахло паленым лошадиным копытом. Анна шла, уставившись под ноги, боясь встретить в толпе знакомое лицо. Ее вновь охватило отчаяние, ибо она поняла, что теперь выбраться из города вряд ли удастся. Однако Анна пыталась подбодрить себя мыслью о том, что как-никак она на свободе, а не в глухом подземелье, и до последней секунды остается шанс найти какой-нибудь выход. Она не знала, который час. Наступила Страстная пятница, колокола молчали, церкви стояли притихшие и сумрачные, а город в серой пелене дождя, казалось, только и печалился, что о муках Спасителя на Голгофе. От вчерашнего разгульного веселья не осталось и следа, словно это неуместное празднество пригрезилось лондонскому люду, истомленному Великим постом. Анна со злорадством подумала, что еще не раз отзовется Йоркам этот нелепый праздник на Страстной неделе, однако сейчас, когда она в раскисших башмачках и с опущенной головой, прихрамывая, брела по узким улочкам мимо монастырских стен, это служило ей слабым утешением.
Все дома и постоялые дворы кишели солдатами, военачальниками всех мастей и союзными рыцарями короля. Анна заметила, что все они крайне возбуждены. Облачаясь в шлемы, поправляя поножи и стягивая ремни, латники строились в отряды, повсюду слышались звуки команды, гул барабанов и рев рогов. Копейщики, арбалетчики, алебардщики, едва придя в себя после похмелья, вынуждены были готовиться к выступлению. Многие из ратников толпились у кузниц или оружейных лавок. Кругом слышались лязг железа, топот и шарканье ног, брань и гортанные окрики.
Собравшись отрядами, ратники в железных шлемах и панцирях, с трехлоктевыми алебардами на плечах покидали постой. Впереди ехали их командиры, а также знатные рыцари с оруженосцами, державшими на весу копья со знаменами своих господ.
Возле Криплгейтских ворот, Мургейта и старых Бишопгейтских ворот Анну также постигло разочарование. Повсюду посты и заставы, причем она заметила среди стражи многих из тех, кто служили в Вестминстере, а следовательно, знали Анну в лицо. Рядом с ними переминались с ноги на ногу стражники с белым вепрем на накольчужных туниках – гербом Глостера. Анна повела плечами. Она не сомневалась в том, что Ричард, как и год назад, примется охотиться за ней, чтобы снова заполучить ее*. Анна даже подивилась этой своей странной уверенности, но ее не оставляло чувство, что она связана с горбатым принцем некой незримой нитью. В минувшие месяцы она почти не думала о нем, однако он снился ей порой по ночам, и это казалось ей недобрым предзнаменованием. А вчера, увидев герцога на королевской барке, она вновь ощутила прежний страх перед ним. Она знала его тайну, тайну гибели брата Ричарда – юного Рэтленда, обладание которой могло погубить самого герцога Глостера, но прежде всего – ее.
Дождь кончился, как по волшебству, лишь из водостоков с оскаленными мордами горгулий с шумом низвергалась вода. Анна свернула на людную улицу Милосердия, пересекающую Сити с юга на север и ведущую к Лондонскому мосту. Что ж, если у всех городских ворот дозоры, возможно, ей удастся нанять лодку и покинуть враждебный город водным путем. Она двинулась было к Темзе, но возле старой четырехгранной церкви Святого Магнуса заметила толпу, облепившую королевского герольда, который, развернув свиток, зачитывал указ, требовавший ее поимки.
Анна, замерев, стояла в толпе. Ей вдруг показалось, что все это уже было – толпа, сумрачный день, герольд на коне в кафтане, расшитом белыми розами, который возвещает о ее бегстве и сулит награду тому, кто укажет, где скрывается беглая супруга Эдуарда Ланкастера Анна Невиль. Так же было и год назад. Но тогда герольд упоминал еще и о рыцаре Филипе Майсгрейве, а не только о ней. Анна почувствовала, как по щекам неудержимо текут слезы, и опустила голову. Никогда еще она не ощущала себя такой одинокой и беспомощной, такой гонимой. Год назад она была не одна. Рядом находились сильные, преданные воины, а главное – Филип.
Анна подавила всхлип. Толпа начала расходиться. Вокруг только и разговору было что о ней. Голоса были злыми, в них не было ни усмешки, ни сочувствия, которое обычно испытывают лондонцы к разного рода бедолагам. Люди были раздражены: что за принцесса, которая, словно бродяжка, только и делает, что находится в бегах? Ей надлежало бы сейчас смирно сидеть в Тауэре вместе с королем Генрихом и молиться о ниспослании удачи Делателю Королей и Ланкастерам. Кто-то засмеялся – уж лучше пусть она прячется в Сити, где ее всегда можно поймать и получить в награду целое состояние.
Смахнув тыльной стороной руки слезы, Анна подняла голову – и похолодела. В нескольких шагах лицом к ней стоял рыжий Джек Терсли. Анна застыла, как куропатка перед горностаем, не в силах даже вздохнуть. Джек смотрел на нее оторопело, слегка приоткрыв от неожиданности рот. Вокруг гудела раздраженная толпа, кто-то толкнул Джека, тот словно очнулся, глянул налево, направо, будто собираясь закричать. Анна опустила веки. Она помнила, как хотела велеть взять этого парня на пытку, как приказала арестовать девушку, которая ему нравилась. Теперь он может с ней поквитаться.
Анна снова взглянула на Джека Терсли. Он стоял насупясь и молчал. По щеке принцессы скатилась слеза. Она почувствовала ее солоноватый вкус в уголке губ и в ту же секунду увидела, как Джек, все так же хмуро глядя на нее, медленно повернулся и пошел прочь. Анна не поверила своим глазам. Рыжий не предал… Этот парень пожалел ее! Невероятно. За минувшие дни Анна забыла, что люди могут быть милосердными.
Где-то поблизости пронзительно заревел осел. Анна вздрогнула и очнулась. Испуганно оглядываясь, она вдруг поняла, до какой степени была неосторожна и безрассудна, вот так, среди бела дня, шатаясь по людному Сити. Следующий, кто разглядит в ней принцессу Уэльскую, не будет столь великодушен, как Джек Терсли. Надвинув капюшон на глаза, ссутулившись, Анна юркнула в ближайший переулок и, стараясь держаться поближе к домам, принялась искать место, где бы спрятаться. Ей не повезло, она оказалась в квартале мясников, и ее затошнило от вида мяса и крови. В открытых окнах лавок были выставлены только что освежеванные туши, на лотках грудами лежали внутренности животных, по улице текла окрашенная кровью вода и с визгом бегали крысы. Хозяйки с корзинами сновали среди лотков и лавок, торгуясь и покупая еще не вздорожавшее к концу поста мясо. Пронзительно визжала свинья.
Анна услышала, как какая-то горожанка бранится с мясником из-за цены.
– Ты меня подчистую обобрал, кривой дьявол!
Мясник посмеивался.
– Ничего, матушка-ведьмачка. Может, ты поймаешь за рукав саму Анну Невиль, и денежки возвратятся к тебе сторицей.
Надвинув глубже капюшон, Анна неслышно проскользнула мимо.
Стараясь не ступать в кровавые лужицы, она торопливо огибала выступы домов и старые башенки, миновала какой-то монастырь и, обойдя его глухую стену, увидела широкий проход, ведущий на Чипсайд. Сначала Анна хотела свернуть в первый попавшийся переулок, но затем увидела выстроившихся вдоль улицы горожан, с любопытством глазевших на покидающую город армию. Отряды двигались в сторону старых Ньюгейтских ворот, и Анна решила рискнуть – а вдруг удастся, слившись с их потоком, покинуть Лондон! В окружении зевак двигались ряды копейщиков в железных шлемах и покрытых бляхами куртках, грузно шли, бряцая стальными поножами, шеренги арбалетчиков. Рыцари в боевых доспехах, тускло поблескивавших в сером сумраке дня, грозно восседали на боевых конях, а следом двигалась артиллерия: тонкоствольные медные кулеврины, фальконеты, мощные чугунные бомбарды, извергавшие каменные ядра. По мостовой грохотали, высекая искры, колеса телег, запряженных грузными волами, слышалось щелканье бичей.
Анна осторожно кралась вдоль домов. В толпе подзадоривали йоркистов, кто-то благословлял их, но были и такие, что советовали поспешить исповедаться, пока их не подмял старый медведь Уорвик. За широкой Чипсайд тянулась грязная Ньюгейт-стрит. Здесь толпились шлюхи, задиравшие воинство, вопили разносчики, предлагая вина и шотландскую водку.
Анна вспрыгнула на каменную тумбу у входа в один из домов и через головы разглядела проем Ньюгейтских ворот. Словно железный поток, армия покидала Лондон, кое-кто из вояк тащил за собой веселых уличных девиц, чему стражники не препятствовали, однако когда некая торговка устрицами с корзиной на голове хотела проскользнуть мимо стражи, ее ударили в грудь древком алебарды.
Анна слышала, как охранник орал:
– Тебе что – других ворот нет, дьяволово семя? Через Ньюгейт следует войско его величества, поскольку в Майл-Энде[74] состоится смотр сил. И велено ни единой души не пропускать на Смитфилдское поле.
Снова начал накрапывать дождь. Анна укрылась в проеме между домами. Итак, с войском ей не выбраться из города. А ведь это было бы для нее наилучшим выходом. Через Майл-Энд мимо торговых кварталов Холборна[75] прямая дорога к Барнету, где, как она поняла из разговоров солдат, стояли силы ее отца. Если бы ей удалось добраться до них! Может статься, что Уорвику еще ничего не известно о предательстве Кларенса. И, видимо, это так, поскольку Джордж говорил, что намерен оставаться с тестем до последней минуты, чтобы переметнуться к Йоркам, когда тот меньше всего будет этого ожидать.
До слуха Анны донеслись какие-то крики, и она заметила неподалеку уже знакомый возок маркитантки. Эта особа, все в той же помятой красной мужской шляпе, сейчас обрушивалась с руганью на помогавшего ей подростка. Тот стоял, втянув голову в плечи, а у его ног в луже вина валялся разбитый кувшин.
– Ты такой же недоумок, как и твой отец, кто бы он там ни был! Разбить кувшин ценой два пенса! Убить бы тебя на месте, кабы не грех, окаянный ублюдок!
За этой сценой с хихиканьем наблюдали сидевшие в повозке две размалеванные девки. Одна – уже повидавшая виды, с дрожащей, как желе, грудью в вырезе платья, другая – совсем дитя, с лицом, уже отмеченным пороком. Она прижимала к щеке тряпичную куклу.
Какой-то офицер осведомился, в чем дело. Ругаясь на чем свет стоит, маркитантка поведала, что закупила в трактире несколько кувшинов красного бордосского вина для солдат, а ее полоумный отпрыск расколотил самый большой из них. Офицер засмеялся, заметив, что ей не стоит отчаиваться, поскольку она наверняка вдвойне возместит свой убыток в ходе кампании.
Со своего места Анна наблюдала за происходящим. Убедившись, что маркитантка своя среди воинов Йорков и никто ничего не заподозрит, если Анна выедет из Лондона в ее повозке, она решилась. Дождавшись, когда офицер отойдет, она громко окликнула маркитантку. Та, уже взявшая было своих мулов под уздцы, хмуро взглянула на Анну через плечо. У нее было грубое, словно вырубленное топором лицо.
– Не возьмешь ли меня в свой возок?
Маркитантка взглядом ощупала Анну с ног до головы, словно лошадь при покупке, отметив ее забрызганное грязью платье, добротную суконную накидку, выбивающиеся из-под капюшона длинные волосы и привлекательное лицо.
– Как договоримся, милашка, – хитро подмигнула она. – Я подвезу тебя, могу и подкормить, и приодеть, но плату за первого мужика ты отдашь мне. А потом станешь отдавать и за каждого пятого. Клиентов я найду тебе сама и буду следить, чтобы тебя не били. Соглашайся. Это хорошая сделка! Мои красотки Кейт и Сью не жалеют, что связались со мной. Верно, девочки? Не так уж вам и плохо живется у Красной Бесс.
Она засмеялась, но «девочки» угрюмо молчали, разглядывая новенькую. Анна тоже не могла вымолвить ни слова. После всех бед и унижений, обрушившихся на нее в последнее время, ей предлагали стать солдатской шлюхой. Анне нестерпимо захотелось броситься на эту гнусную тварь и разодрать ей в кровь лицо. Но она заставила себя сдержаться. Ей необходимо во что бы то ни стало выбраться из города.
– Ты не так меня поняла, – стараясь сдержать дрожь, сказала Анна. – Мне просто нужно добраться до Сент-Олбанса, а из-за войск всех задерживают. Я могу заплатить тебе, если ты мне поможешь.
На лице маркитантки выразилось разочарование.
– У меня не крестьянская телега, дорогуша. Я сама могу заплатить кому пожелаю.
Она тяжело взгромоздилась на козлы, закуталась в широкий плащ и, снова взглянув на Анну, небрежно бросила:
– Ты ведь совсем одна, девочка, но, судя по всему, не вчера родилась. Иначе ты не шлялась бы среди солдат под дождем. Без покровителя пропадешь. То, что я тебе предложила, – не самое худшее. Рано или поздно такие, как ты, становятся на этот путь.
Она выжидающе смотрела на Анну, но та застыла, словно в трансе. Тогда, пожав плечами, толстуха стегнула мулов. Повозка тронулась, завизжали колеса. Анна стояла под дождем, глядя ей вслед. Она видела, как старшая из шлюх скорчила гримасу и показала ей язык, а младшая отвернулась и занялась своей куклой.
«А ведь их никто не тронет, – с горечью подумала Анна, – и я могла бы с ними выбраться из Сити. Пусть только вывезут меня за городские ворота, и я от них тотчас отделаюсь…»
Подавив отвращение, которое внушала ей Красная Бесс, Анна бросилась бегом за повозкой маркитантки. Нагнав ее, она на ходу прыгнула на козлы.
– Я согласна!
Маркитантка засмеялась и лихо заломила шляпу.
– Красная Бесс никогда не ошибается, когда видит девочку вроде тебя. Ничего, красотка, солдаты не жалеют монет, и, когда они разобьют Уорвика и поживятся его добром, у нас заведутся денежки и мы справим тебе одежонку понаряднее да еще купим притираний и румян. Будешь как принцесса.
Несмотря на весь ужас своего положения, Анна едва не расхохоталась. Принцесса согласилась быть шлюхой, шлюхе пообещали, что сделают из нее принцессу. Красная Бесс заметила ее улыбку и, истолковав ее по-своему, подмигнула.
– Я не даю своих малышек в обиду, вот увидишь. А теперь полезай в повозку, а то ты насквозь мокрая. Как тебя зовут?
– Нэнси.
– Вот и славно. Эй, маленькая Сью, дай Нэнси кусок пирога. Да налей вина, а то у нее зуб на зуб не попадает!
Маркитантка смеялась, хотя глаза ее оставались холодными.
Анна не заставила себя упрашивать. Повозка как раз приближалась к воротам, и она поспешно скрылась внутри нее.
Вино у Красной Бесс было отнюдь не дурным – сладкое и согревающее. Анна с удовольствием опустошила почти целую флягу и с жадностью набросилась на пирог с капустой. Она была так поглощена этим занятием, что едва не пропустила момент, когда они выехали из ворот и миновали городской ров.
Но когда она попросила еще кусок, маленькая Сью лишь сердито фыркнула:
– Не заработала еще!
Анна какое-то время смотрела в раскрашенное лицо этой девчушки, потом полезла в кошель и, достав монету, протянула Сью. Та, странно взглянув на новенькую, отрезала новый ломоть пирога.
Тряпичная кукла по-прежнему была у нее в руках, но она больше не играла, разглядывая Анну. Что касается другой шлюхи, то та лишь свирепо глянула на новенькую, демонстративно отвернулась и так и ехала, покачиваясь при толчках и что-то напевая под нос.
Усевшись в стороне от «девочек» Красной Бесс, Анна жевала пирог, порой поглядывая в просвет между спинами маркитантки и ее незадачливого сына на дорогу.
Она видела, что они повернули на Смитфилд, где обычно проводились конные торги, а порой даже турниры, но сейчас здесь располагался лагерь армии Эдуарда Йорка и в воздухе носились ржание лошадей, крики, ругань, грохот молотов и лязг оружия. Анна видела, как Красная Бесс машет кому-то рукой и весело переговаривается с солдатами.
– Советую вечером поспешить ко мне! Есть доброе вино, есть и кое-что получше вина. Что? В моей повозке есть девочка – ну просто загляденье. Правда, немного дикая, но красотка без подвоха.
Анна едва не поперхнулась пирогом. Спину обдало холодом. Пора подумать о том, чтобы отделаться от Бесс. Пусть даже потом придется пешком брести до самого Барнета.
Мимо проплыли готические кровли церкви Святого Бартоломео. Анна прижала руки к груди, где пряталась подаренная Майсгрейвом ладанка с частицей Креста, и прочитала молитву. По всему было видно, что Красная Бесс пройдоха, каких поискать, и избавиться от нее не так-то просто. И все же, когда повозка, миновав Смитфилд, оказалась в переулках предместья, Анна решила, что дальше медлить нельзя. Повозка тащилась за одним из отрядов латников. Улочки здесь были узкими, но дома стояли как попало, оставляя множество проходов между строениями.
Бесс правила мулами, не оглядываясь. Ее сын подремывал на козлах. Анна сжалась в комок и, когда повозка неуклюже разворачивалась у небольшой церквушки, вскочила и, с силой оттолкнув мальчишку, выпрыгнула из-под навеса. Бесс попыталась задержать ее, схватив за край плаща, но Анна сбросила его и со всех ног пустилась прочь. Позади раздался пронзительный вопль маркитантки – оставив вожжи, она устремилась следом.
– Держи! Держи воровку! – голосила она, размахивая плащом Анны.
Вряд ли еще какой призыв так привлекает толпу, как этот. И Анна не пробежала и полсотни ярдов, как ее уже схватили. Она вырывалась, отчаянно крича, но Бесс уже была рядом. Сильный удар в спину швырнул Анну на раскисшую от дождя землю. Она попыталась подняться, но Бесс навалилась на нее, сгребла за волосы и едва не утопила, ткнув лицом в лужу. Захлебываясь, Анна из последних сил отбивалась. Изрыгая ругательства, Бесс встала и, рванув Анну за волосы, заставила подняться.
– В чем дело, Красная Бесс?
Анну задержали знавшие маркитантку ратники, и теперь они со смехом наблюдали, как их приятельница колотит какую-то замарашку.
– Эта девка ела мой хлеб, я дала ей одежду, она обязана мне всем, но хотела удрать, не расплатившись.
Читать бесплатно другие книги:
