Люблю твои воспоминания Ахерн Сесилия
– Джойс, мне нужно, чтобы ты перестала распугивать наших клиентов. Мне что, нужно напомнить тебе, что твоя работа – продавать, а если ты этого не делаешь, то…
– То что? – Я начинаю распаляться.
– То… ничего, – смягчается он и мямлит: – Я знаю, что у тебя был тяжелый период…
– Он прошел и не имеет никакого отношения к моим способностям продавать дома, – огрызаюсь я.
– Тогда продай хотя бы один, – заканчивает он.
– Хорошо. – Я закрываю телефон и смотрю на город из окна автобуса. Прошла всего неделя, как я вернулась на работу, а мне уже нужен перерыв.
– Дорис, это так необходимо? – стонет Джастин из ванной комнаты.
– Да! – кричит она. – Мы здесь именно для этого. Мы должны убедиться, что сегодня вечером ты будешь хорошо выглядеть. Поторапливайся, ты переодеваешься медленнее, чем женщина.
Дорис и Эл сидят на краю их кровати в дублинской гостинице. Не в «Шелбурне», к большому разочарованию Дорис, а в отеле типа «Холидей Инн», но поскольку он находится в центре города по соседству с самыми известными магазинами, она все-таки вполне довольна. Утром, когда они приземлились, Джастин был полон решимости показать им достопримечательности, музеи, церкви и замки, но на уме у Дорис и Эла было совсем другое. Шопинг. Культурная программа ограничилась экскурсией на «Ладье викингов», и Дорис громко взвизгнула, когда вода реки Лиффи брызнула ей в лицо.
Всего несколько часов оставалось до начала оперы – до того, когда он наконец узнает, кто эта таинственная незнакомка. При мысли об этом его охватывало беспокойство и нервное возбуждение. В зависимости от его везения этот вечер может стать мучительным или прекрасным – как ему повезет. Ему нужно придумать план отступления, если все пойдет по худшему сценарию.
– Джастин, поторопись! – снова кричит Дорис, и он, поправив галстук, выходит из ванной.
– Давай, давай, давай! – выкрикивает Дорис, пока он расхаживает по номеру в своем лучшем костюме. Он останавливается перед ними и неловко поеживается, чувствуя себя маленьким мальчиком в костюме для причастия.
Воцаряется тишина. Эл даже прекращает хрустеть попкорном.
– Ну что? – нервно спрашивает он. – Что не так? Что-то с лицом? Где-то пятно? – Он смотрит вниз, разглядывая себя.
Дорис закатывает глаза и качает головой:
– Ха-ха-ха, очень смешно. А теперь давай серьезно, хватит терять время, покажи нам настоящий костюм.
– Дорис! – восклицает Джастин. – Это и есть настоящий костюм!
– Это твой лучший костюм? – тянет она, оглядывая его с ног до головы.
– Кажется, я вспоминаю его с нашей свадьбы. – Эл прищуривается.
Дорис встает и берет в руки сумочку.
– Снимай, – спокойно говорит она.
– Что? Зачем?
Она делает глубокий вдох:
– Снимай давай. Сейчас же.
– Кейт, эти слишком парадные, – отворачиваюсь я от платьев, которые она выбрала. – Это не бал, мне просто нужно что-то…
– Сексуальное, – заканчивает Фрэнки, размахивая передо мной коротеньким платьем.
– Это Королевский оперный театр, а не ночной клуб. – Кейт выхватывает платье у нее из рук. – Хорошо, посмотри на это. Не особенно парадное, но и на наряд проститутки не похоже.
– Да, в нем ты легко сойдешь за монашку, – с сарказмом замечает Фрэнки.
Они обе отворачиваются и продолжают рыться в вешалках.
– Ага! Нашла, – объявляет Фрэнки.
– Нет, это я нашла идеальный вариант.
Они поворачиваются с одинаковыми платьями в руках: Кейт держит красное, Фрэнки черное. Я закусываю губу.
– Прекрати! – хором говорят они.
– О господи, – шепчет Джастин.
– Что такое? Ты никогда не видел костюм в розовую полоску? Это бесподобно. Вместе с этой розовой рубашкой и розовым галстуком – о, это будет чудесно! Эл, я бы так хотела, чтобы ты носил такие костюмы!
– Мне больше нравится синий, – возражает Эл. – Розовый – немного гомосексуально. Неплохая идея, если она окажется чучелом. Ты ей сможешь сказать, что тебя ждет твой парень. В этом случае я могу тебе подыграть, – предлагает он.
Дорис с ненавистью смотрит на него и поворачивается к Джастину:
– Нет, ты скажи, ведь правда, это гораздо лучше того, что ты надевал? Джастин? Вернись на землю, Джастин! На что это ты смотришь? О, она хорошенькая.
– Это Джойс, – шепчет он.
Он когда-то читал, что у синегорлого колибри сердце бьется с частотой тысяча двести шестьдесят ударов в минуту, и не понимал, как можно это выдержать. Теперь он понял. С каждым частым ударом сердце выталкивало кровь и посылало ее по телу. Он чувствовал, как дрожит все внутри, ощущал пульсацию в шее, запястьях, сердце, желудке.
– Это Джойс? – спрашивает пораженная Дорис. – Женщина из телефона? Ну, Джастин, она выглядит… нормальной. Что ты думаешь, Эл?
Эл осматривает ее с ног до головы и толкает брата в бок:
– Ага, она, бесспорно, выглядит нормальной. Ты должен наконец пригласить ее на свидание.
– Почему вы оба так удивлены, что она выглядит нормальной? – Тук-тук. Тук-тук.
– Знаешь, дорогой, уже то, что она существует, – удивительно, – фыркает Дорис. – А то, что она хорошенькая, – вообще чертовски близко к чуду. Давай, пригласи ее сегодня на ужин.
– Я сегодня не могу.
– Почему?
– У меня опера!
– Опера-шмопера. Кого это волнует?
– Ты говорила об этом без остановки целую неделю. А теперь это «опера-шмопера»? – Тук-тук. Тук-тук.
– Я не хотела волновать тебя раньше, но я думала об этом в самолете по пути сюда, и… – Она делает глубокий вдох и нежно касается его руки. – Это не может быть Дженнифер Энистон. В первом ряду тебя будет ждать какая-нибудь старушка с букетом цветов, которые тебе абсолютно не нужны, или какой-нибудь толстяк с запахом изо рта. Прости, Эл, я не имею в виду тебя. – Она, извиняясь, дотрагивается до руки мужа.
Эл, ошарашенный ее соображениями, пропускает оскорбление мимо ушей:
– Что? Но я же взял с собой книжку для автографов!
Сердце Джастина по-прежнему бьется как у колибри, его мысли теперь проносятся со скоростью взмахов ее крыльев. Он почти не может думать, все происходит слишком быстро. Джойс вблизи оказывается гораздо более красивой, чем он помнит, новая короткая стрижка очень ей идет, пряди волос мягко обрамляют лицо. Он должен быстро что-то сделать. Думай, думай, думай!
– Пригласи ее на свидание завтра вечером, – предлагает Эл.
– Не могу! Завтра моя выставка.
– Пропусти ее. Позвони и скажи, что заболел.
– Не могу, Эл! Я работал над ней несколько месяцев, я чертов куратор и должен быть там. – Тук-тук. Тук-тук.
– Если ты не пригласишь ее, это сделаю я, – подталкивает его Дорис.
– Она занята своими делами.
Джойс начинает удаляться.
Сделай же что-нибудь!
– Джойс! – кричит Дорис.
– Господи! – Джастин пытается отвернуться и убежать в противоположном направлении, но Эл и Дорис преграждают ему путь.
– Джастин Хичкок, – громко произносит чей-то голос, и он, сдаваясь, медленно оборачивается. Лицо женщины, стоящей рядом с Джойс, ему знакомо. Возле нее коляска с ребенком.
– Джастин Хичкок. – Женщина протягивает ему руку: – Кейт Макдональд. Я была на вашем докладе в Национальной галерее на прошлой неделе. Это было безумно интересно, – улыбается она. – Я не знала, что вы знакомы с Джойс. – Она продолжает улыбаться и толкает Джойс локтем: – Джойс, ты никогда не говорила! Я всего лишь на прошлой неделе была на докладе Джастина Хичкока! Помнишь, я тебе все рассказывала? Про ту картину с женщиной и письмом? И про то, что она его писала?
В широко распахнутых глазах Джойс явно читается испуг. Она переводит взгляд со своей подруги на Джастина и обратно.
– Нельзя сказать, что мы по-настоящему знакомы, – наконец говорит Джастин и чувствует, что его голос слегка дрожит. Его захлестывает волна адреналина, и ему кажется, что он сейчас взлетит как ракета через крышу магазина. – Мы много раз пересекались, но так и не смогли должным образом познакомиться. – Он протягивает руку: – Джойс, я Джастин.
Она пожимает его руку и чувствует укол электрического разряда.
– Ой! – Она отдергивает ладонь и хватает ее другой, как будто обожглась.
– О-о! – восклицает Дорис.
– Это статическое электричество, Дорис. Возникает, когда воздух сухой. Они должны поставить здесь увлажнитель. – Джастин говорит как робот, не отводя глаз от лица Джойс.
Фрэнки наклоняет голову, сдерживая смех:
– Очень мило.
– Сколько раз я ему говорила! – ворчит Дорис.
Мгновение спустя Джойс снова протягивает руку, чтобы как следует завершить рукопожатие:
– Извините, просто меня…
– Все нормально, меня тоже, – улыбается он.
– Приятно наконец с вами познакомиться, – говорит она.
Они продолжают стоять, не разнимая рук, глядя друг на друга. Дорис, Джастин и Эл образуют одну линию, а Джойс и ее подруги другую.
Дорис громко прочищает горло:
– Я Дорис, его невестка.
Она тянется через сплетенные руки Джастина и Джойс, чтобы пожать руку Фрэнки.
– Фрэнки, – представляется та.
Эл в это время тянется с протянутой рукой к Кейт. Эдакий ритуал одновременных рукопожатий. Джастин и Джойс в конце концов разнимают руки.
– Вы хотели бы сегодня вечером поужинать с Джастином? – выпаливает Дорис.
– Сегодня вечером? – У Джойс от удивления открывается рот.
– С большим удовольствием, – отвечает за нее Фрэнки.
– Но ведь сегодня вечером… – Джастин поворачивается к Дорис с широко раскрытыми глазами.
– О, не беспокойся, мы с Элом в любом случае хотели поесть вдвоем, – толкает его она. – Не стоит сомневаться, – улыбается она.
– Вы уверены, что на сегодняшний вечер у вас нет других планов? – говорит немного смущенная Джойс.
– О нет! – Джастин качает головой. – Я с удовольствием поужинаю с вами. Конечно, если у вас нет планов…
Джойс поворачивается к Фрэнки:
– Сегодня вечером? Фрэнки, у меня есть дело…
– Да не глупи. Теперь это уже не так важно, правда? Мы можем сходить выпить в любой другой день, – отмахивается от нее Фрэнки. – Куда вы ее поведете? – Она мило улыбается Джастину.
– В отеле «Шелбурн»? – встревает Дорис. – В восемь?
– Ох, я всегда хотела там поесть, – вздыхает Кейт. – Восемь ей подходит, – отвечает она.
Джастин улыбается и смотрит на Джойс:
– Правда?
Джойс пытается обдумать предложение, ее мысли мечутся с той же скоростью, что и его сердце.
– Вы абсолютно уверены, что с радостью готовы отменить другие свои планы на сегодняшний вечер? – На ее лбу появляются морщины.
Он заглядывает в ее глаза, и его переполняет чувство вины при мысли о том или той, кого он намеревается подвести.
Он быстро кивает, не зная, насколько убедительно все это выглядит.
Чувствуя его сомнения, Дорис начинает тянуть Джастина в сторону:
– Что ж, чрезвычайно приятно было встретиться со всеми вами, но мы должны вернуться к нашим покупкам. Рада была познакомиться, Кейт, Фрэнки. Джойс, милая, – обнимает Дорис ее, – приятного ужина. В восемь. В отеле «Шелбурн». Не забудь.
– Красное или черное? – Джойс показывает Джастину два платья перед тем, как его уводят.
Он всерьез задумывается:
– Красное.
– Значит, черное. – Она улыбается, вспоминая их единственный разговор в парикмахерской, когда они впервые встретились.
Он смеется и позволяет Дорис утащить себя.
Глава тридцать восьмая
– Какого черта ты это сделала, Дорис? – спрашивает Джастин, когда они идут обратно в гостиницу.
– Ты неделями только и делал, что говорил об этой женщине, а теперь ты проведешь с ней вечер. Что в этом плохого?
– У меня есть планы на сегодняшний вечер! Я не могу подвести человека.
– Ты даже не знаешь, кто этот человек!
– Не важно, все равно это невежливо.
– Джастин, послушай меня. Это таинственное послание может быть всего лишь чьей-то злой шуткой.
Он недоверчиво прищуривается:
– Вот как?
– Все может быть, – пожимает плечами Эл, он начинает задыхаться.
Дорис и Джастин сразу же замедляют шаги. Джастин вздыхает.
– Ты хочешь рискнуть и пойти туда, где неизвестно чего и кого можно ожидать? Или поужинать с хорошенькой девушкой, по которой ты сходишь с ума? – продолжает наступать Дорис.
– Чего тут выбирать! – присоединяется Эл. – Когда ты последний раз испытывал такие чувства? Сто лет назад, когда познакомился с Дженнифер?
Джастин улыбается:
– Ну-ну, братишка, не хочешь поделиться опытом?..
– Вам обязательно нужно принимать что-нибудь от изжоги, мистер Конвей, – слышу я, это на кухне Фрэнки разговаривает с папой.
– Что, например? – спрашивает папа, наслаждаясь обществом двух девушек.
– Кристиан принимает от нее лекарство, – вступает Кейт, и до меня доносится лепетание Сэма.
Папа отвечает ему, подражая бессмысленному лепету.
– Оно называется… м-м-м… – Кейт задумывается. – Не могу вспомнить…
– Ты такая же, как и я, – говорит ей папа. – У тебя тоже НМНЧЗ.
– Что это?
– Не. Могу. Ни. Черта. Запом…
– Я спускаюсь! – кричу я вниз Кейт, Фрэнки и папе.
– Ура! – вопит Фрэнки.
– Давай, я включила камеру, – кричит Кейт.
Папа изображает на губах туш, пока я иду по лестнице, и я начинаю смеяться. Спускаясь, ни на секунду не отвожу глаз от маминой фотографии на столике в прихожей, а она смотрит на меня. Подмигиваю ей, проходя мимо.
Как только я спускаюсь в прихожую и поворачиваюсь к ним, стоящим на кухне, они все затихают.
Моя улыбка меркнет.
– Что такое?
– О Джойс! Ты чудесно выглядишь, – шепчет Фрэнки, как будто сообщает ужасную новость.
Я вздыхаю с облегчением и вхожу в кухню.
– Повернись. – Кейт снимает на камеру.
Я верчусь в своем новом красном платье, а Сэм хлопает пухленькими ладошками.
– Мистер Конвей, а вам-то как? Нравится? – Фрэнки слегка подталкивает его локтем. – Разве не красавица?
Мы все поворачиваемся к папе, который молчит, в его глазах блестят слезы. Он быстро кивает – у него нет слов.
– Папа! – Я протягиваю руки и обнимаю его. – Это всего лишь новое платье.
– Ты чудесно выглядишь, дорогая, – выдавливает он. – Иди и срази его наповал, детка. – Он целует меня в щеку и устремляется в гостиную, смущенный этим проявлением чувств.
– Ну, – улыбаясь, говорит Фрэнки, – ты решила, что будет сегодня вечером: ужин или опера?
– Я все еще не знаю.
– Он пригласил тебя на ужин, – говорит Кейт. – Почему ты думаешь, что он скорее пойдет в театр?
– Потому что, во-первых, он не приглашал меня на ужин. Это сделала его невестка. И не я сказала «да». Это сделала ты. – Я пристально смотрю на Кейт. – Мне кажется, что его убивает неведение относительно того, чью жизнь он спас. По-моему, он колебался, когда выходил из магазина, вам не кажется?
– Прекрати выдумывать чепуху, – говорит Фрэнки. – Он пригласил тебя на ужин, вот и иди на него.
– Но казалось, что он чувствует себя виноватым, подводя человека, ждущего его в театре.
– Не уверена, – возражает Кейт. – Казалось, что он очень хочет поужинать с тобой.
– Это сложный вопрос, – подводит итог Фрэнки. – Не хотела бы я оказаться в твоей шкуре.
– Шкуру-то, пожалуй, припасла я, – обиженно говорит Кейт.
Мы еще какое-то время талдычим одно и то же, и когда они уходят, я продолжаю взвешивать плюсы и минусы обеих ситуаций, пока голова не начинает кружиться так сильно, что я уже не в состоянии ни о чем думать. Когда приезжает такси, папа провожает меня до двери.
– Я не знаю, о чем вы, девочки, так серьезно разговаривали, но знаю, что тебе нужно принять какое-то решение. Ты его приняла? – мягко спрашивает папа.
– Не знаю, папа. – Я с трудом сглатываю. – Я не знаю, какое решение правильное.
– Да знаешь! Ты всегда шла по собственному пути, дорогая. Всегда.
– Что ты имеешь в виду?
Он смотрит в сад:
– Видишь ту тропинку?
– Садовую дорожку?
Он качает головой и показывает тропку на газоне, где трава примята и слегка проглядывает земля. – Ты проложила эту дорожку.
– Что? – Теперь я озадачена.
– Когда была маленькой, – улыбается он. – В садоводстве мы называем их «линиями желаний». Это тропинки и дорожки, которые люди прокладывают для самих себя. Ты всегда избегала путей, проложенных другими людьми, дорогая. Ты всегда шла своей собственной дорогой, даже если в итоге приходила к тому же, что и они. Ты никогда не пользовалась проторенными дорожками. – Он тихо смеется. – Нет, никогда. Ты бесспорно дочь своей матери: срезаешь углы, прокладываешь свои тропинки, в то время как я остался бы на знакомой дороге и сделал бы большой крюк. – Он улыбается, вспоминая.
Мы разглядываем вытоптанную ленту примятой травы, ведущую через сад к дорожке.
– «Линии желаний», – повторяю я, видя себя маленькой девочкой, подростком, взрослой женщиной, каждой раз срезающей угол на этом участке газона. – Наверное, желание не похоже на прямую. Нет прямого пути, чтобы добраться туда, куда хочешь.
– Ты знаешь, что ты будешь сейчас делать? – спрашивает он, когда приезжает такси.
Я улыбаюсь и целую его в лоб:
– Знаю.
Глава тридцать девятая
Я вылезаю из такси на Стивенс-Грин и вижу столпотворение у входа в театр «Гэйети»: нарядные люди спешат на спектакль Национальной Ирландской оперы. Я никогда раньше не была в опере, только видела записи по телевизору, и от волнения, предвкушения чуда и надежды на успешное осуществление моего плана меня трясет как в лихорадке. Я боюсь, что Джастин, увидев меня, рассердится, хотя сама не знаю, с чего я взяла, что он должен рассердиться.
Я останавливаюсь посреди улицы между отелем «Шелбурн» и театром «Гэйети», смотрю то на отель, то на театр, потом закрываю глаза, нимало не беспокоясь о том, какое впечатление произвожу на окружающих. Я хочу ощутить толчок. Куда идти? Направо в «Шелбурн»? Налево в «Гэйети»? Сердце бухает у меня в груди. Куда пойти? Куда пойти?
Я поворачиваюсь и уверенно шагаю к театру. Покупаю в шумном фойе программку и направляюсь к своему месту. В буфет забегать некогда: если он меня опередит, я себе никогда этого не прощу. Я заказала самые дорогие билеты, и у меня первый ряд партера – неслыханная удача!
Я сажусь в красное бархатное кресло – подол моего красного платья драпируется красивыми складками, сумочка на коленях, одолженные у Кейт туфельки изящно поблескивают. Прямо передо мной оркестровая яма, откуда доносятся звуки настраивающихся инструментов – самая прекрасная из существующих на земле дисгармоний.
Вокруг меня зрители суетливо рассаживаются, кто-то переговаривается, кто-то посмеивается, кто-то перелистывает программку, ярусы заполняются. Все движется и гудит, как в улье. Ряды балконов напоминают живые пчелиные соты, воздух насыщен медовыми ароматами духов.
Я бросаю взгляд на соседнее пустое кресло, и меня пробирает дрожь возбуждения.
В микрофон объявляют, что представление начнется через пять минут и опоздавшим придется все первое действие провести за дверями зала, слушая оперу через трансляторы.
Скорее, Джастин, скорее, молю я, ерзая как на иголках.
Джастин быстрым шагом выходит из своего отеля на Килдэр-стрит. Он только что из душа, но рубашка уже липнет к телу, а по лбу сбегают струйки пота. Внезапно он останавливается. У него за спиной отель «Шелбурн», впереди театр «Гэйети».
Он закрывает глаза и делает глубокий вдох, набирая полные легкие холодного октябрьского воздуха.
Куда пойти? Куда пойти?
Представление началось, а я кошу глазом на дверь справа. Рядом со мной пустое кресло, от одного вида которого у меня сжимается горло. На сцене страстно заливается сопрано, но я, к раздражению соседей, поворачиваюсь лицом к двери. Несмотря на строгое объявление, нескольких человек все же впустили и провели на их места. Если Джастин не поторопится, до антракта ему не удастся проникнуть в зал. Мы с певицей дышим сейчас в унисон, потому что тот факт, что между нами теперь только одна дверь, сам по себе опера. Я опять поворачиваюсь к двери и замираю, потому что она открывается.
Джастин входит в дверь, и все головы поворачиваются к нему. Жутко нервничая, он ищет взглядом Джойс.
К нему уже спешит метрдотель:
– Добро пожаловать, сэр. Чем могу служить?
– Добрый вечер. Я забронировал столик на двоих на имя Хичкока. – Джастин затравленно оглядывается, вынимает платок и промокает им лоб. – Дама уже здесь?
– Нет, сэр. Вы пришли первым. Провести вас к столику или сначала что-нибудь выпьете?
– Я сяду за столик.
Если она меня опередит, я себе этого не прощу.
Его проводили к столику в самом центре зала.
– Вам нравится?
– А нет местечка поуютнее? Скажем, поближе к стене?
– К сожалению, сэр, других свободных столиков сейчас нет. Делая заказ, вы оговаривали какие-нибудь условия?
– Нет. Ну ничего, здесь тоже прекрасно.
Он садится на стул, услужливо выдвинутый метрдотелем, и тут же вокруг него начинают кружиться официанты, наливая минералку, раскладывая салфетки, поднося хлеб.
– Хотите взглянуть на меню, сэр, или дождетесь прихода дамы?
