Люблю твои воспоминания Ахерн Сесилия
– Спасибо, я подожду.
Прошел час. Несколько раз открывалась дверь, и опоздавшие пробирались к своим местам, но Джастина нет как нет. Соседнее кресло пустует. Сидящая по другую сторону от него женщина ловит мой сумасшедший и алчный взгляд, которым я встречаю каждого входящего, и сочувственно улыбается. Я чуть не плачу от чувства одиночества, охватившего меня в этом набитом людьми зале, наполненном дивными звуками. Наконец занавес падает, зажигается свет, и все зрители вскакивают и устремляются в буфет, в курительную или просто прошвырнуться по фойе.
Я сижу и жду.
Чувство одиночества во мне нарастает, но растет и надежда. Он, может быть, еще придет. Может быть, он поймет, что для него это так же важно, как для меня. Ужин с женщиной, которую он видел всего несколько раз в жизни, или вечер с тем, кого он спас, кто повиновался его желаниям и кто ему бесконечно предан.
Неужели второе не перевесит?
– Принести вам меню, сэр?
– Хм!
Он смотрит на часы: половина девятого. Они договаривались на восемь. Сердце у Джастина падает, но, как сорвавшийся в море валун затопляет вода, его затопляет надежда.
– Вы видите, дама задерживается.
– Да-да, сэр.
– Принесите мне карту вин, пожалуйста.
– Сейчас, сэр.
Любовника героини вырывают из ее объятий, и она молит его отпустить. Певица душераздирающе причитает и стонет, и моя соседка всхлипывает. Я тоже едва удерживаюсь от слез, вспоминая, какое впечатление я произвела на папу в этом платье.
– Ну, ты его сразишь наповал! – восторженно воскликнул он.
Вот тебе и сразила! Мой мужчина предал меня, предпочтя отужинать со мной. Мне это было ясно как божий день. Я ждала его здесь. Мне хотелось, чтобы нас соединила ощущаемая мною связь, а не случайная встреча несколько часов назад. Мне казалось, что променять нечто столь важное на женщину – дикое легкомыслие.
Но неужели мне и впрямь стоит расстраиваться из-за того, что он выбрал ужин со мной? Я взглянула на часы. Возможно, он еще ждет меня. Но что, если я уйду, а он, наоборот, явится сюда? Нет уж, лучше останусь и не буду путать карты.
У меня в голове царит путаница, как и на сцене.
Погоди-погоди. Если он сейчас в ресторане, а я здесь, значит, он один уже больше часа. Почему же он тогда не забежит сюда хотя бы полюбопытствовать, кто назначил ему свидание? Если только уже не полюбопытствовал: заглянул в дверь, увидел меня и ретировался. Я настолько поглощена своими мыслями, что перестаю видеть и слышать. Вопросы, теснящиеся в голове, делают меня безразличной к окружающему.
– Простите, мисс, – спрашивает юная девушка с гребешком в волосах, – вам не плохо?
Только сейчас я заметила, что по щекам у меня бегут слезы. Теперь их не остановишь. Опера, оказывается, закончилась. Зал опустел, занавес опущен, светильники включены.
Я выхожу на улицу. Кругом субботняя толчея. Мои мокрые щеки стынут от холода.
Джастин выливает в стакан остатки вина из второй бутылки и чуть не роняет ее на стол. Он сильно пьян, не различает даже стрелок на часах, но понимает, что Джойс ему уже не дождаться.
Его предали.
Предала первая же женщина, которая заинтересовала его после разрыва с женой. Если не считать бедной Сары. Сару он никогда в расчет не принимал.
Я ужасный человек.
– Простите за беспокойство, сэр, но тут позвонил ваш брат Эл.
Джастин кивает.
– Он просил передать вам, что еще жив и здоров и вам того же желает.
– Жив?
– Да, сэр. Он сказал: вы поймете, потому что уже двенадцать. День рождения?
– Д-надцать?
– Да, сэр. Мне жаль, но мы уже закрываемся. Будьте любезны расплатиться.
Джастин поднимает на него опухшие красные глаза и пытается кивнуть, но голова его падает на плечо.
– Жизь де-е-мо.
– Мне очень жаль, сэр.
– Я сам де-е-мо. Х-хто я ей кой?
– Понимаю.
– Добрая жеш-шна. А я х-хто? Не приш-ш… – Он запинается на полуслове.
Может, еще открыто.
– Еще отх-хрыто?
– Простите?
Ты что, глухой?
– Что открыто, сэр?
– Тя-ятыр «Кейти».
– Что-что?
Театр «Гэйети». Ты что, глухой? Ну-ка, поторопись, у меня серьезное дело.
– Сп-пкойникоч-ч. – Он икнул.
Что я такое сейчас сказал?
Я брожу по тихим улочкам, кутаясь в кардиган. Я попросила таксиста высадить меня на углу, чтобы подышать свежим воздухом и привести в порядок мысли. Еще я не хочу показывать своих слез папе, который наверняка поджидает меня, хотя тут же нырнет в постель, заслышав звук поворачивающегося в двери ключа.
Останавливаюсь около нашего с Конором дома, который мне все же удалось продать несколько дней назад, и не Линде и Джо, которые, конечно, узнали, кто его прежний владелец, и испугались, что моя трагедия – недобрый знак для них и неродившегося ребенка. А может, решили, что лестница, с которой я упала, слишком опасна для беременной Линды.
Как люди не любят брать на себя ответственность за свои поступки! Разве дело в лестнице? Это я поторопилась. Это моя вина. Я всегда спешила – не подумав, бросалась вперед, мчалась по жизни, не замечая минут. И даже когда пыталась притормозить, наметить план на будущее, ничего не получалось.
Деньги от продажи дома мы с Конором разделим пополам, и я начну искать что-нибудь поскромнее.
Я долго стою и смотрю на красные кирпичи, на дверь, для которой мы никак не могли выбрать краску, на цветы, за которыми я ухаживала с такой любовью. Все это уже не мое, но воспоминания принадлежат только мне, воспоминания не продаются.
Когда я возвращаюсь домой, уже полночь, и за окнами чернота. Не горит ни одна лампа. Это странно, потому что обычно папа оставляет свет на крыльце, особенно если я куда-то ушла.
Я открываю сумку, чтобы достать ключи, и натыкаюсь на свой мобильник. У него загорается экран, чтобы показать мне, что я пропустила десять звонков, восемь из них из дома. Я отключила звук в театре и, зная, что у Джастина нет моего номера, не подумала посмотреть на телефон. Я нашариваю ключи, руки дрожат, когда я пытаюсь вставить ключ в замок. Ключи падают на землю. Я плюхаюсь на колени, наплевав на новое платье, и шарю рукой по асфальту. Наконец нахожу ключи и пулей влетаю в дом.
– Папа? – кричу я из прихожей. Мамина фотография лежит на полу, под столиком. Я поднимаю ее и ставлю обратно, туда, где ей и положено быть, пытаясь сохранять спокойствие, хотя сердцем чую беду.
Ответа нет.
Я иду на кухню и включаю свет. Полная чашка чая стоит на столе. Там же лежит один раз надкусанный тост с джемом.
– Папа! – вскрикиваю я, проходя в гостиную.
Все папины таблетки рассыпаны на полу, все пузырьки открыты и пусты.
Уже в совершенной панике, в слезах я бегу назад через кухню, через прихожую, наверх, вопя во весь голос:
– Папа! Папа! Ты где? Это я, Джойс! Папа!
Его нет ни в его комнате, ни в ванной, ни в моей комнате. Я останавливаюсь на верху лестницы, пытаясь прислушаться к тишине. И слышу только барабанный бой своего сердца у себя в ушах, в горле.
– Папа! – кричу я, моя грудь вздымается, комок в горле угрожает перекрыть дыхание.
Мне негде больше искать. Я начинаю открывать шкафы, заглядывать под мебель. Я хватаю подушку с его кровати и, прижимая ее к себе, вдыхаю его запах. Я смотрю через окно в сад: никаких следов папы.
У меня подгибаются колени, и я опускаюсь на верхнюю ступеньку лестницы, мучительно соображая, где он может быть.
Потом вспоминаю о рассыпанных таблетках и кричу так громко, как никогда еще не кричала в жизни:
– Па-а-а-па-а-а!
Мне отвечает тишина, и на меня наваливается такое одиночество, какого я не ощущала ни в театре, ни в несчастливом браке, ни после смерти мамы.
– Джойс! – кричит кто-то от входной двери, которую я оставила открытой. – Джойс, это я, Фрэн. – Она стоит там в халате и тапочках, за ней маячит ее старший сын с фонариком в руке.
– Папы нет. – Мой голос дрожит.
– Он в больнице, я пыталась позвонить те…
– Что? Почему? – Я вскакиваю и бросаюсь вниз по лестнице.
– Он думал, что у него еще один сердечный…
– Мне нужно идти. Я должна ехать к нему. – Я мечусь по дому, пытаясь найти ключи. – В какой он больнице?
– Джойс, успокойся, дорогая, успокойся. – Фрэн обнимает меня. – Я тебя отвезу.
Глава сороковая
Я бегу по коридорам, пытаясь найти нужную палату. Слезы застилают мне глаза. Меня останавливает медсестра, она помогает мне, пытается успокоить. Она сразу понимает, о ком я говорю. Хотя часы не приемные, меня впускают к нему на несколько минут.
Я вижу на кровати мертвенно-бледного папу, опутанного проводами и трубками.
– Так это ты тут всех поставила на уши? – спрашивает он слабым голосом.
– Папа!
– Все в порядке, дорогая. На меня просто накатила дурнота. Я думал, это сердце опять барахлит, пошел за таблетками, только все рассыпал. Говорят, сахар зашкаливает.
– Это диабет, Генри, – улыбается медсестра. – Утром здесь будет доктор, который все вам объяснит.
Я хлюпаю носом.
– Ну, иди сюда, глупышка. – Он протягивает ко мне руки.
Я обнимаю его крепко-крепко.
– Я никуда от тебя не ухожу. Тише, тише. – Он проводит руками по моим волосам и утешительно похлопывает меня по спине: – Надеюсь, я не испортил тебе вечер. Я сказал Фрэн, чтобы она тебя не беспокоила.
– Конечно, ты должен был мне позвонить, – говорю я, уткнувшись в его плечо. – Я ужасно испугалась, когда не нашла тебя дома.
– Теперь уже все в полном порядке, – шепчет он. – Лучше расскажи, как все прошло.
– Он… он… – Я поджимаю губы. – Он не пришел. – И снова ручьи слез.
– Ох, дорогая моя, – нежно говорит папа. – Этот парень просто набитый дурак.
Глава сорок первая
Джастин делится впечатлениями о своих злополучных выходных с Бэа, которая сидит на диване с открытым от удивления ртом.
– Как жаль, что все это прошло мимо меня!
– Это не прошло бы мимо тебя, если бы ты разговаривала со мной, – поддразнивает ее Джастин.
– Спасибо, что извинился перед Питером. Мне это приятно, и ему тоже.
– Я вел себя как идиот, не желая признавать, что моя маленькая девочка уже выросла.
– Да уж пора признать, – улыбается Бэа. – Господи! – Она возвращается к его рассказу. – И ты не явился на свидание в театре!
Джастин закрывает лицо руками и морщится:
– Не мучай меня, я и так убит.
– Ну что же делать, если ты сам выбрал Джойс!
Он кивает и грустно улыбается.
– Она, должно быть, тебе здорово понравилась.
– Зато я ей, видно, совсем не понравился, раз она меня прокатила. Нет, Бэа, это дело прошлое. Надо смотреть вперед. Я многим причинил боль своими попытками докопаться до правды. Если ты не вспомнишь, кому еще ты рассказала, мы все равно никогда ничего не узнаем.
Бэа напряженно вспоминает:
– Я рассказала только Питеру, главной костюмерше и ее отцу. Но почему ты уверен, что это не кто-то из них?
– С костюмершей я встречался. Она вела себя со мной как с совершенно незнакомым человеком, и она англичанка – зачем ей было ехать в Ирландию для переливания крови? С ее отцом я не виделся, поэтому понятия не имею, откуда он родом.
– Подожди, с чего это ты взял? Она не англичанка, а ирландка, – хмурится Бэа. – Они оба ирландцы.
Тук-тук. Тук-тук.
– Джастин. – Лоуренс входит в комнату с чашками кофе для него и Бэа. – Когда у тебя будет минутка, чтобы нам перекинуться парой слов?
– Не сейчас, Лоуренс, – говорит Джастин. – Бэа, где твоя балетная программка? Там есть ее фотография.
– Серьезно, Джастин. – В дверях возникает Дженнифер со сложенными на груди руками. – Ты можешь хоть раз в жизни проявить отзывчивость? Лоуренсу надо тебе кое-что сказать, и ты должен его выслушать.
Бэа бежит в свою комнату и возвращается, размахивая программкой.
Джастин выхватывает у нее программку и быстро пролистывает.
– Вот! – Он тычет пальцем в страницу.
– Ребята! – Дженнифер встает между ними. – У нас правда срочное дело.
– Не сейчас, мам. Пожалуйста! – кричит Бэа. – Это важно!
– А нам другое важно!
– Это не она. – Бэа неистово трясет головой. – Это не та женщина, с которой я разговаривала.
– Ну а как выглядела та? – Джастин уже стоит.
Тук-тук. Тук-тук.
– Дай сообразить, дай сообразить, – волнуется Бэа. – Знаю! Мама!
– Что? – Дженнифер в недоумении переводит взгляд с Джастина на Бэа.
– Где те фотографии, которые мы делали в первый вечер, когда я танцевала вместо Шарлотт?
– О, м-м…
– Быстрее!
– Они в угловом шкафчике на кухне, – говорит Лоуренс хмурясь.
– Да, Лоуренс! – Джастин вскидывает кулак в воздух. – Они в угловом шкафчике на кухне! Принеси их быстрее!
Встревоженный Лоуренс бежит на кухню, оставив Дженнифер в полном недоумении. Прислушиваясь к шуршанию бумаг, Джастин меряет комнату большими шагами, а Дженнифер и Бэа наблюдают за ним.
– Вот они. – Лоуренс протягивает фотографии, и Бэа выхватывает их у него из рук.
Дженнифер пытается вмешаться, но безуспешно.
Бэа быстро просматривает фотографии.
– Тебя тогда не было в баре, папа. Ты куда-то исчез, а мы сделали групповой снимок, вот он! – Она бросается к отцу. – Вот они. Эта женщина и ее отец, тут в углу. – Она показывает пальцем.
Тишина.
– Папа?
Молчание.
– Папа, у тебя столбняк?
– Джастин? – Дженнифер подходит к нему ближе. – Он побелел как мертвец. Лоуренс, принеси ему стакан воды, быстрее.
Лоуренс опять бежит на кухню.
– Папа! – Бэа щелкает пальцами у него перед носом. – Папа, ты где?
– Это она, – шепчет он.
– Кто она? – спрашивает Дженнифер.
– Женщина, которой он спас жизнь. – Бэа в возбуждении подпрыгивает на месте.
– Ты спас жизнь какой-то женщине? – спрашивает пораженная Дженнифер. – Ты?
– Это Джойс, – шепчет он.
У Бэа от удивления открывается рот:
– Женщина, которая не пришла к тебе на свидание?
Он кивает.
У Бэа совсем отвисает челюсть:
– Женщина, к которой ты не пришел на свидание?
Джастин закрывает глаза и безмолвно проклинает себя.
– Ты спас жизнь женщине, а потом не пришел к ней на свидание? – смеется Дженнифер.
– Бэа, где твой телефон?
– Зачем он тебе?
– Она тебе звонила, помнишь? Ее номер должен быть в твоем телефоне.
– Ох, папа, это было несколько недель назад! Мой телефон запоминает только десять последних номеров.
– Черт побери!
– Я давала его Дорис, помнишь? Она его записала. Ты звонил по этому номеру из своей квартиры!
Ты выбросил его в контейнер, идиот! Контейнер! Он все еще там!
– Держи! – Запыхавшийся Лоуренс прибегает со стаканом воды в руке.
– Лоуренс! – Джастин протягивает руки, берет его за уши и целует в лоб. – Я даю тебе свое благословение, Дженнифер! – Он тоже берет ее за уши и целует прямо в губы. – Удачи!
Он выбегает из квартиры под ободряющие крики Бэа, между тем как Дженнифер с отвращением вытирает губы, а Лоуренс смахивает с одежды пролившую-ся воду.
Когда Джастин бежит от метро домой, начинается сильный дождь – как будто сверху кто-то выжимает тряпку. Ему все равно, он только поднимает глаза к небу и улыбается. Как он не догадался, что это была Джойс? Теперь понятно, почему она спрашивала, уверен ли он, что хочет поменять планы на вечер. Теперь понятно все!
Он сворачивает за угол к своему дому и видит контейнер, теперь до краев наполненный всяким барахлом. Он прыгает в него и начинает копаться в мусоре.
Из окна на него с тревогой смотрят Дорис и Эл.
– Черт возьми, мне правда казалось, что он приходит в себя, – говорит Эл. – Может, нам остаться?
– Не знаю, – с беспокойством отвечает Дорис. – Что вообще он там делает? Сейчас десять вечера. Соседи обязательно вызовут полицию.
Свитер на нем – хоть отжимай, волосы прилизаны, с носа капает вода, брючины облепили ноги. Они наблюдают за тем, как он с проклятиями выкидывает из контейнера раскисший мусор.
Глава сорок вторая
Я лежу в постели, глядя в потолок, и пытаюсь осмыслить свою жизнь. Папа все еще проходит обследование в больнице и вернется домой завтра. То, что рядом со мной никого нет, заставило меня задуматься о своем существовании, и я пробилась сквозь отчаяние, чувство вины, грусть, злость, одиночество, депрессию, цинизм и наконец нашла свой путь к надежде. Подобно наркоману, отказавшемуся от наркотиков, я переживала настоящую ломку. Я громко разговаривала сама с собой, кричала, выла, рыдала и хохотала.
Телефон звонит в одиннадцать вечера, когда на улице ветрено и холодно – зима вступает в свои права. Думая, что это папа, я бегу вниз, хватаю телефон и сажусь на нижнюю ступеньку:
– Алло?
– Это все время была ты.
Я замираю. Мое сердце глухо стучит. Я отодвигаю телефон от уха и делаю глубокий вдох.
– Джастин? – выдыхаю я.
– Это все время была ты, правда?
Я молчу.
– Я увидел тебя и твоего отца на фотографии с Бэа. В тот вечер она рассказала тебе, что я сдавал кровь и хотел бы, чтобы меня за это поблагодарили. – Он чихает.
– Будь здоров.
– Почему ты ничего мне не сказала? Ты преследовала меня или… Что вообще происходит, Джойс?
– Ты злишься на меня?
– Нет! То есть я не знаю. Не понимаю. Я совершенно сбит с толку.
– Позволь мне объяснить. – Я пытаюсь справиться с комком в горле и не выдать свое волнение. – Я не преследовала тебя специально, так что, пожалуйста, не волнуйся. Просто произошла странная вещь, Джастин. Когда мне перелили твою кровь, у меня возникла какая-то связь с тобой. Я постоянно оказывалась в тех местах, где был ты, к примеру, в парикмахерской, на балете. Оказывалась совершенно случайно. Я жутко тараторю, извини, но ничего не могу с собой поделать. А потом Бэа сказала мне, что ты сдавал кровь примерно в то же время, когда мне сделали переливание, и…
– Что-что?
Я не понимаю, что он имеет в виду.
– То есть ты тоже точно не знаешь, мою ли кровь тебе перелили? От меня, например, тщательно скрывали, кому понадобилась моя кровь. Тебе кто-то сказал?
– Нет. Мне никто не говорил. Да это совсем и не нужно. Я…
– Джойс, – прерывает он меня, и его тон меня пугает.
– Я не сумасшедшая, Джастин. Поверь мне. Я никогда не испытывала того, что пережила за последние несколько недель. – Я рассказываю ему о том, как переняла его навыки, знания, как разделила его вкусы.
Он молчит.
– Джастин, скажи что-нибудь.
– Я не знаю, что сказать. Это так… странно.
– Это странно, но это правда. И что еще более странно: ко мне перешли некоторые твои воспоминания.
– Неужели? – Его голос звучит холодно и отстраненно. Я теряю его.
– Воспоминания о парке в Чикаго, о Бэа, танцующей на красной с белым клетчатой ткани, о корзине для пикника, о бутылке красного вина. О церковных колоколах, о кафе-мороженом, о качелях, на которых вы качались с Элом, о разбрызгивателях…
– Эй, эй, эй. Остановись. Кто ты?
– Джастин, это я!
– Кто рассказал тебе об этом?
– Никто, я просто знаю! – Я устало потираю глаза. – Понимаю, что шокирую тебя, Джастин, правда, понимаю. Я нормальный приличный человек, очень циничный, но со мной произошла вот такая чудная штука. Если ты мне не веришь, мне жаль, я повешу трубку и вернусь к своей жизни, но, пожалуйста, поверь, что это не розыгрыш и не ловушка.
Он отвечает не сразу:
Читать бесплатно другие книги:
