Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом Мартин Джордж
Даже командир их отряда пользовался прозвищем вместо имени. Некоторые из Вольных Отрядов родились в век крови и хаоса, последовавший за Роковым Днем, другие появились вчера, и никто не знал, доживут ли они до завтра. У Сынов Ветра за всю тридцатилетнюю историю был один-единственный командир, Принц-Оборванец — пентошиец знатного рода с грустными глазами, никогда не повышающий голоса. Поверх серебристо-серой, в тон волосам, кольчуги он носил плащ, сшитый из ярких лоскутьев: голубых, пурпурных, красных, золотистых, зеленых, бордовых, алых — все они сильно выгорели на солнце. Дик рассказывал, что Оборванца в возрасте двадцати трех лет выбрали новым принцем Пентоса — через несколько часов после казни старого. Услышав об этом, он опоясался мечом, сел на любимого скакуна и бежал на Спорные Земли. Послужив в Младших Сыновьях, Железных Щитах и Воинах Девы, он вместе с пятью собратьями по оружию основал Сынов Ветра. Из этих шести основателей только он один и оставался в живых.
Как знать, что в этой истории правда, а что вымысел. Лягуха, записавшись в отряд, видел командира лишь издали. Трое дорнийских рекрутов затерялись среди двух тысяч других новобранцев.
«Какой я оруженосец? — вознегодовал Квентин, когда Геррис предложил прибегнуть к этой уловке. В отряде Герриса звали Герольд-Дорниец, чтобы не путать с двумя другими Герольдами — Красноспинным и Черным, — а иногда и Дринк из-за случайной обмолвки здоровяка. — Шпоры мне достались не просто так — я такой же рыцарь, как ты».
Геррис, однако, был прав. Они с Арчем обязались охранять Квентина, а это значило, что Квентин должен держаться поближе к здоровяку.
«Арч из нас троих лучший боец, — указал Дринквотер, — но жениться на драконьей королеве можешь лишь ты один».
Жениться ли, сразиться — встречи в любом случае ждать недолго. Чем больше Квентин слышал о Дейенерис Таргариен, тем сильнее страшила его эта встреча. Юнкайцы уверяли, что она кормит своих драконов человеческим мясом и купается в крови девственниц, чтобы сохранить молодость. Бакк над этим смеялся, но сам только и делал, что рассказывал о любовных похождениях серебряной королевы. «Один ее капитан происходит из рода, где у мужчин члены длиной в целый фут, но ей и такого мало. У дотракийцев она привыкла с жеребцами сношаться, поэтому ни один человек не может ей угодить». А Книжник, волантинец, вечно читавший какие-то ветхие свитки, стоял на том, что Дейенерис безумна и убивает всех без разбору. «Кхал убил ее брата, чтобы сделать ее королевой, а она убила самого кхала, чтоб стать кхалиси. Они приносит кровавые жертвы, лжет как дышит и со своими обращается как с врагами. Нарушает перемирия, пытает послов… У нее это в крови, отец тоже был сумасшедший».
Весь Вестерос знал, что Эйерис Второй был безумец. Он изгнал двух своих десниц и сжег третьего. Неужели ему, Квентину, придется взять в жены убийцу? Принц Доран ничего об этом не говорил.
Лягуха был рад убраться из Астапора — Красный Город, по его мнению, мало чем отличался от ада. Юнкайцы закупорили взломанные ворота, чтобы мертвые и умирающие оставались внутри, но то, что Квентин Мартелл видел на красных кирпичных улицах, обещало остаться с ним до конца его дней. Река, забитая трупами. Жрица в изорванном облачении на колу, окруженная роем зеленых мух. Окровавленные грязные люди на грани смерти. Дети, дерущиеся из-за поджаренных наспех щенков. Нагой король Астапора, терзаемый в яме стаей голодных собак. И пожары, сплошные пожары. Он закрывал глаза и видел, как клубится дым над кирпичными пирамидами, что выше всех замков Вестероса, известных ему.
При южном ветре гарью пахло и здесь, в трех милях от города. Астапор продолжал дымиться за своими красными стенами, хотя почти все большие пожары догорели сами собой, и пепел порхал в воздухе подобно жирному снегу. Скорей бы уйти.
— Давно пора, — соглашался и здоровяк — он играл в кости с Бобом, Книжником и Костяным Биллом и проигрывал, как всегда. — Как, Лягуха, отскреб мою кольчугу от крови? — Наемники полюбили Зеленорыла, который делал ставки столь же азартно, как дрался, вот только в игре ему везло куда меньше.
— Отскреб, сир. — Кольчуга у рыцаря была старая, тяжелая, много раз латанная. То же относилось к шлему, латному вороту, наручам, перчаткам и прочим частям его разрозненных доспехов. У Лягухи с этим обстояло немногим лучше, у сира Герриса много хуже. Оружейник называл все эти латы в целом «отрядным железом». Сколько человек до Квентина погибли в этой броне, ведали только боги. Собственные доспехи Квентина и его спутников остались в Волантисе вместе с золотом и настоящими именами. Состоятельные рыцари из благородных домов не поступают в наемники за Узким морем — если, конечно, они не изгнанники, запятнавшие свою честь. «Представимся лучше бедняками, чем злодеями», — решил Квентин, когда Геррис все это ему объяснил.
На то, чтобы сняться с лагеря, у Сынов Ветра ушло меньше часа.
— Мы выступаем, — провозгласил Принц-Оборванец с высокого серого коня на классическом валирийском, который, хоть с пятого на десятое, понимали почти все. Попона на жеребце, как и плащ всадника, была сшита из верхних камзолов тех, кого убил командир. Оборванцу уже перевалило за шестьдесят, но в седле он держался прямо, и голос его был слышен во всех концах поля. — Астапор мы лишь надкусили, пировать будем в Миэрине.
Наемники откликнулись громким «ура». На копьях развевались вымпелы голубого шелка, впереди несли раздвоенные штандарты, синие с белым.
Трое дорнийцев орали вместе со всеми — молчание могли счесть подозрительным. Лишь когда Сыны Ветра двинулись на север вслед за Красной Бородой и Дикими Котами, Лягуха поравнялся с Герольдом-Дорнийцем и сказал на общем языке Вестероса:
— Надо что-то делать, и быстро.
В отряде имелось еще несколько вестероссцев, но они были далеко и не могли его слышать.
— Не сейчас, — с достойной лицедея улыбкой ответил Геррис. — Поговорим ночью, когда разобьем бивак.
От Астапора до Юнкая по старой гискарской прибрежной дороге сто лиг, от Юнкая до Миэрина — еще пятьдесят. У вольных отрядов на хороших конях дорога в Юнкай займет шесть дней быстрой езды или восемь более медленной. Пехота из Старого Гиса будет идти в полтора раза дольше, юнкайцы же со своим рабским войском…
«Чудо еще, что генералы их морем не повели», — сказал Боб.
Чего-чего, а воевод у юнкайцев хватало. Верховным командующим был старый герой Юрхаз зо Юнзак — его Сыны Ветра почти и не видели; старика таскали в громадных носилках, рассчитанных на сорок рабов, зато подчиненные ему командиры сновали повсюду что твои тараканы. Половину их них, похоже, звали Гхаздан, Граздан, Маздан или Гхазнак. Отличить одно гискарское имя от другого мало кто мог, а в отряде их называли по-своему.
Самым приметным был Желтый Кит, невероятно толстый и всегда носивший желтые токары с золотыми кистями. Он даже стоять не мог без подмоги и страдал недержанием — мочой от него несло так, что не спасали крепкие духи. Говорили, что это первый во всем Юнкае богач, собирающий разные диковины: среди его рабов числились мальчик на козлиных копытах, бородатая женщина, двухголовый урод из Мантариса и гермафродит, хозяйский наложник. «И хрен, и дырка, — рассказывал Дик-Соломинка. — Великан у них тоже был — Кит любил глядеть, как он рабынь пялит, — только помер. За нового Кит, слыхать, сулит мешок золота».
Была еще Девка, разъезжавшая на белой лошади с красной гривой. Она командовала сотней рабов, которых сама обучила. Все молодцы как на подбор, стройные, мускулистые, в набедренных повязках и желтых плащах, на длинных бронзовых щитах непристойные инкрустации. Лет ей было не больше шестнадцати, и она воображала себя юнкайской Дейенерис Таргариен.
Голубок, не совсем карлик, в сумерках мог за такового сойти, но держался как великан, широко расставляя пухлые ножки и выпячивая пухлую грудку. Выше его солдат Сыны Ветра никого не встречали: самый маленький семи футов, самый большой ближе к восьми. Длиннолицые, длинноногие, да еще и на ходулях, вделанных в нарядные поножи. Торсы их защищала чешуйчатая розовая эмаль, покрытые розовыми перьями шлемы венчались стальными клювами. Все они носили длинные кривые мечи и копья с себя ростом, с листовидными остриями на обоих концах.
«Он их разводит сам, Голубок, — говорил Дик-Соломинка. — Скупает везде высоких рабов, скрещивает баб с мужиками и берет в Цапли отпрысков, кто ростом побольше. Когда-нибудь ему, глядишь, и ходули не нужны станут».
«Может, их на дыбе растягивать?» — предлагал здоровяк, а Геррис смеялся: «Вот страх-то. Воины на ходулях, в розовой броне и таких же перьях… случись мне сразиться с таким, я бы ржал до уссачки».
«Говорят, что цапли — птицы величественные», — заметил Костяной Билл.
«Может, твой король ест лягушек, стоя на одной ножке?»
«Трусы они, — сказал здоровяк. — Раз охотились мы с Дринком и Клотусом, глядим — цапли бродят по отмели, клюют мелкую рыбешку и головастиков. Красиво, да, но стоило пролететь ястребу, как они все поднялись на крыло, будто дракона увидели. Такой ветер подняли, что меня с коня сдуло, но Клотус успел достать стрелу и одну цаплю сбил. На утку похожа, только не такая жирная».
Но даже Голубок со своими Цаплями бледнел рядом с братьями, получившими у наемников имя Звонкие Лорды. При столкновении с Безупречными молодой королевы юнкайские солдаты-рабы обратились в бегство, поэтому братья придумали сковывать их по десять человек, рука к руке, лодыжка к лодыжке. «Теперь эти бедолаги смогут убежать только все вместе, — разъяснял со смехом Дик-Соломинка, — а скованным далеко не уйдешь».
«На марше они тоже плетутся не сильно быстро, — добавил Боб, — а перезвон слышен за десять лиг».
Были и другие, безумные в той же степени, если не хуже: Вислощекий, Хмель-Воевода, Хозяин Зверей, Кисель, Кролик, Возничий, Духовитый. Одни командовали двумя десятками солдат, другие двумя сотнями и двумя тысячами, но все солдаты были рабы, обученные и снаряженные командирами, а командиры все как один задирали нос, отчитывались только перед Юрхазом зо Юнзаком, смотрели на простых наемников свысока и вели нескончаемые, непонятные посторонним споры о первенстве.
На первых же трех милях юнкайцы отстали от Сынов Ветра на две с половиной.
— Вот дурачье желтозадое, — сетовал Боб. — До сих пор не дотумкали, почему Вороны-Буревестники и Младшие Сыновья перешли к королеве драконов.
— Перекупила она их, что ж еще, — сказал Книжник. — Потому нам столько и платят.
— Золото — вещь хорошая, но жизнь слаще, — не соглашался Боб. — В Астапоре мы имели дело с калеками — каковы тебе покажутся настоящие Безупречные с таким-то воинством за спиной?
— В Астапоре тоже Безупречные были, — сказал здоровяк.
— Я сказал: настоящие. Можно отрубить парню яйца мясным тесаком и нахлобучить на него острую шапку, но Безупречным от этого он не станет. У драконьей королевы они самые что ни на есть подлинные — такие не побегут, если кто-то пернет в их сторону.
— У нее еще и драконы есть. — Дик-Соломинка покосился на небо, будто опасаясь привлечь чудовищ неосторожным словом. — Держите мечи наготове, ребята, драка впереди ждет будь здоров.
«Будь здоров…» Сражение под стенами Астапора тоже показалось Лягухе достаточно страшным, хотя его соратники так не думали. «Не битва, а бойня», — заявил потом воин-бард Дензо Дхан — капитан, побывавший в сотне сражений. Лягуха, чей опыт ограничивался учебным двором и турнирным полем, не мог и помыслить о споре с таким ветераном.
Но на первых порах ему было ох как страшно. Здоровяк разбудил его пинком на рассвете и прогремел: «Влазь в доспехи, лежебока. Мясник хочет дать нам бой — вставай, пока на мясо не порубили».
«Король-мясник убит», — возразил сонный Лягуха. Об этом их известили, как только они сошли с кораблей, доставивших их из Волантиса. Его преемника, Клеона Второго, тоже прикончили; теперь астапорцами правили шлюха и сумасшедший цирюльник, успевшие передраться между собой.
«Может, нам наврали, — отвечал здоровяк, — или это какой-то другой мясник. Может, первый вылез из гроба, чтобы резать юнкайцев. Какая на хрен разница — влазь в доспехи». Все девять солдат, спавших с Лягухой в палатке, уже натягивали бриджи и сапоги, надевали кольчуги, застегивали панцири, наручи и поножи, хватали шлемы, щиты, пояса с мечами. Геррис, как всегда, управился раньше всех, Арч за ним — Квентину они помогали вдвоем.
В трехстах ярдах от них выходили из ворот и строились под красной стеной новые астапорские Безупречные. Утреннее солнце блестело на их остроконечных бронзовых шлемах и наконечниках длинных копий.
Трое дорнийцев вместе с другими припустили к лошадиным загонам. Битва! Квентин учился владеть мечом, копьем и щитом с тех пор как научился ходить, но сейчас это мало что значило. «Воин, дай мне отваги!» — молился Лягуха под бой барабанов: БУМ-бум-БУМ-бум-БУМ. Здоровяк показал ему короля-мясника в медной, ослепительно сверкающей чешуе, верхом на одетом в доспехи коне. «Смотри же, от Арча ни на шаг, — сказал Геррис на ухо. — Жених у нас один — ты». Астапорцы между тем приближались.
Король-мясник, живой или мертвый, захватил мудрых господ врасплох. Юнкайцы еще носились в своих токарах, пытаясь хоть как-то построить рабов, а копья Безупречных уже вонзились в их передовые ряды. Без презренных наемников дело могло бы кончиться плохо, но конница в лице Сынов Ветра и Диких Котов обрушилась на астапорские фланги, а новогисский легион, прорвавшись сквозь лагерь юнкайцев с другой стороны, схватился с Безупречными щит к щиту и копье к копью. После этого битва обернулась той самой бойней, причем мясник оказался не на том конце топора. Кагго, сокрушив королевскую охрану на своем чудовищном скакуне, развалил Клеона Великого аракхом от плеча до бедра. Лягуха не видел этого, но очевидцы говорили, что медная броня Клеона лопнула будто шелк, а изнутри в облаке жуткой вони повалили серые черви. Астапорцы выкопали первого короля из могилы, затолкали в доспехи и привязали к коню, надеясь вселить этим боевой дух в своих Безупречных.
Увидев вместо живого Клеона труп, те побросали копья, щиты и побежали обратно в город, но наткнулись на запертые ворота. Лягуха с другими Сынами Ветра принял участие в последовавшей за этим резне. Рубил несчастных евнухов бок о бок со здоровяком. Когда их клин прорвал ряды Безупречных насквозь, Принц-Оборванец развернул их и снова повел в атаку. Лишь тогда Лягуха стал замечать лица под остроконечными шлемами и понял, что почти все они не старше его. Мальчишки кричали и звали своих матерей, но он продолжал убивать их. Поле он покидал с обагренным мечом, не в силах поднять натруженную правую руку.
Стало быть, это сражение было не настоящее. Настоящее впереди, и надо срочно бежать, чтобы не остаться к его началу во вражеском лагере.
Лагерь к ночи разбили на берегу залива. Лягуху, которому досталась первая стража, поставили охранять лошадей. Туда и пришел к нему Геррис сразу после заката, когда над морем взошла половинка луны.
— Здоровяк тоже должен подойти, — сказал Квентин.
— Он ушел проигрывать старому Биллу остаток своего серебра. Пусть его. Он сделает так, как мы скажем, нравится это ему или нет.
Квентину тоже многое не нравилось. Плавание на набитом битком судне, червивые сухари, черный как деготь ром — его пьешь поневоле, чтобы забыться, — заплесневелая солома… все, чего он мог ожидать, подписав в Волантисе тот пергамент и обязавшись отслужить в Сынах Ветра год. Приключения никогда не обходятся без лишений, но то, что они собираются сделать дальше, — уже измена.
Юнкайцы наняли их для защиты Желтого Города, а они замышляют перебежать к врагу, бросив своих боевых товарищей. По доброй воле Квентин их бы не выбрал в соратники, но он плыл с ними по морю, делил хлеб и соль, дрался в их рядах, болтал с теми немногими, чью речь понимал. Все, что он рассказывал о себе, было ложью, но иначе он бы не попал в Миэрин.
«Чести мы себе этим не наживем», — предупреждал Геррис в «Купеческом доме».
— Дейенерис, возможно, уже на полдороге к Юнкаю, — сказал Квентин, прохаживаясь между лошадиными крупами.
— Где там, одни разговоры. Астапорцы ждали, что она придет с драконами и прорвет их осаду, но она не пришла — и на Юнкай ей идти тоже незачем.
— Мы не можем этого знать. Надо удирать, пока нас не послали в бой с женщиной, на которой я намерен жениться.
— Это юнкайские земли, дезертиров здесь укрывать и кормить не станут. Давай подождем до города, там дальше земля ничейная.
Геррис рассуждал здраво, и все же…
— Здоровяк завел себе слишком много друзей, — сказал Квентин. — Он хоть и знает, что мы всегда собирались перебежать к Дейенерис, не хочет бросать людей, вместе с которыми воевал. Если будем долго ждать, нам придется бросить их накануне боя, а на это он не пойдет — ты его знаешь.
— Жди не жди, все равно это дезертирство, которого Принц-Оборванец сильно не одобряет. Он пошлет за нами погоню, и да помогут нам Семеро, если нас схватят. В лучшем случае всем отрубят по ступне, чтоб не бегали больше, в худшем отдадут Крошке Мерис.
Это заставило Квентина призадуматься. Крошка Мерис была уроженкой Вестероса, выше его ростом, всего на палец не достававшей до шести футов. Хороша крошка, двадцать лет прослужила в вольных отрядах.
— Подождем еще несколько дней, — уговаривал Геррис. — Мы проехали полмира, потерпи еще сотню лиг. К северу от Юнкая удача нам улыбнется.
— Ну, не знаю… — протянул Квентин.
Но боги на этот раз были милостивы, и удача им улыбнулась гораздо раньше, всего два дня спустя. Хью Хангерфорд подъехал к их костру и сказал:
— Дорнийцев зовут в шатер командира.
— Кого именно? — спросил Геррис. — Мы все дорнийцы.
— Значит, идите все. — Угрюмый, с покалеченной рукой Хангерфорд раньше был казначеем, но Принц-Оборванец поймал его на краже, разжаловал в сержанты и отрезал ему три пальца.
К чему бы это? Лягуха мог бы поклясться, что командир понятия о нем не имеет, но Хангерфорд уже отъехал, и спросить было некого. Оставалось найти здоровяка и явиться куда приказано.
— Не сознавайтесь ни в чем и приготовьтесь дать бой, — наставлял друзей Квентин.
— Кто-кто, а я всегда готов, — заявил здоровяк.
В сером павильоне, который Принц-Оборванец именовал своим полотняным замком, народу было полным-полно. Квентин сразу смекнул, что собрались здесь большей частью вестероссцы или выдающие себя за таковых, изгнанники и дети изгнанников. Дик-Соломинка говорил, что таких в отряде наберется человек шестьдесят, и в шатре присутствовала добрая треть, включая самого Дика, Хангерфорда, Крошку Мерис и златокудрого Льюиса Ланстера, первого отрядного лучника.
Дензо Дхан и Кагго тоже здесь были. Кагго называли теперь Трупорубом, но не в глаза: он был скор на гнев, и его черного кривого клинка все боялись не меньше, чем самого Кагго. Валирийских длинных мечей в мире сотни, а вот валирийских аракхов раз-два и обчелся. Оба они, не будучи вестероссцами, носили звание капитана и считались правой и левой рукой командира отряда. Затевалось, по всему видно, что-то нешуточное.
Речь держал сам Принц-Оборванец.
— Юрхаз шлет нам весть, что уцелевшие астапорцы бегут из города и расползаются по округе. Их сотни, если не тысячи — юнкайцы не хотят подпускать этих дохляков к своему Желтому Городу. Нам приказано перехватывать их и гнать либо назад в Астапор, либо на север от Миэрина. Захочет драконья королева взять их себе — пусть берет. У половины из них кровавый понос, да и от здоровых никакой пользы: зачем лишние рты кормить.
— Юнкай ближе Миэрина, — заметил Хангерфорд. — Что, если они не пойдут, милорд?
— На то у вас мечи с копьями, Хью. А также луки — это первым делом: от больных лучше держаться подальше. Я посылаю в холмы половину отряда — пятьдесят караулов по десять всадников в каждом. Красная Борода получил такой же приказ, и Коты тоже выходят в поле.
Среди собравшихся прошел ропот. Сейчас и Сыны Ветра, и Дикие Коты выступали на стороне Юнкая, но в прошлом году на Спорных Землях они сражались друг против друга. Красная Борода, свирепый кровожадный гигант, не скрывал своего презрения к «старикашкам в лохмотьях».
— Прошу прощения, — откашлялся Дик-Соломинка, — но мы тут все из Семи Королевств. Милорд никогда не делил своих солдат по языку или крови, за что ж теперь нам такая честь?
— Хороший вопрос. Вы поедете в холмы, на восток, потом обогнете Юнкай и двинетесь к Миэрину. Если увидите астапорцев, гоните их на север или приканчивайте, но на самом деле задача у вас другая. За Желтым Городом вам вполне могут встретиться дозоры королевы драконов — Вороны-Буревестники или Младшие Сыновья, все равно. Вы должны перейти на их сторону.
— На их сторону? — повторил рыцарь из бастардов, сир Орсон Стоун. — То есть предать вас?
— Именно так, — сказал командир.
Квентин Мартелл едва удержался от смеха. Боги, не иначе, сошли с ума.
Вестероссцы переминались с ноги на ногу и заглядывали в винные чаши, словно надеялись найти ответ там.
— Думаете, королева Дейенерис нас примет? — нахмурился Хью Хангерфорд.
— Думаю, да.
— Но что мы должны делать, если это произойдет? Кто мы — шпионы, убийцы или послы? Вы хотите перейти к ней вместе со всем отрядом?
— Это решать принцу, Хангерфорд! — рявкнул Кагго. — А твое дело приказ выполнять.
— Так точно. — Хангерфорд вскинул вверх двухпалую руку.
— Будем откровенны, — сказал воин-бард Дензо Дхан. — Юнкай доверия не внушает. Сыны Ветра должны получить свою долю при любом исходе войны, и принц мудро прокладывает для нас разные тропы.
— Командовать будет Мерис, — добавил Принц-Оборванец. — Мое мнение ей известно, и к женщине Дейенерис Таргариен может отнестись благосклоннее, чем к мужчине.
Квентин вздрогнул, встретившись с мертвым взглядом Мерис, — подчиняться ей ему ничуть не хотелось.
Дик-Соломинка тоже не избавился от сомнений.
— Дура будет девчонка, если поверит нам. Даже и с Мерис. С ней особенно: я Мерис не верю, хоть и спал с ней сколько-то раз. — Он ухмыльнулся, но никто не засмеялся ему в ответ. Крошка Мерис, разумеется, тоже.
— Я думаю по-другому, Дик, — сказал Принц-Оборванец. — Все вы вестероссцы, ее земляки. Говорите на одном языке и поклоняетесь тем же богам. Что до ваших мотивов, то вы все на меня обижены. Покажешь ей спину, Дик, благо тебя в этом отряде секли чаще всех. Хью лишился трех пальцев, Мерис насиловали годами — не наши ребята, правда, но об этом можно и умолчать. Ты, Уилл Лесной, просто мерзавец, на все готовый. Сир Орсон не простил мне посланного в Горести брата, сир Люсифер до сих пор зол за рабыню, которую отнял у него Кагго.
— Мог бы и вернуть, как попользовался, — пожаловался Люсифер Лонг. — Зачем было ее убивать?
— Уродина была, потому и убил, — сказал Кагго.
— Ты, Вебер, хочешь вернуть себе вестеросские земли, — продолжал командир, как будто его и не прерывали. — У тебя, Ланстер, я убил любимого мальчика. Три дорнийца после Астапора получили гораздо меньше, чем им обещали в Волантисе, поскольку я львиную долю забрал себе.
— Последнее — чистая правда, — сказал сир Орсон.
— В хорошей лжи всегда есть зернышко правды. Короче, у каждого из вас имеется причина сбежать, а Дейенерис Таргариен знает, что такое наемники. Младшие Сыновья и Вороны-Буревестники взяли юнкайское золото, но не задумались перейти к ней, когда удача склонилась на ее сторону.
— Когда отправляемся? — спросил Льюис Ланстер.
— Тотчас же, без промедления. Остерегайтесь Котов и Длинных Копий, которые могут вам встретиться. О том, что ваше бегство всего лишь хитрость, известно только в этом шатре. Если слишком поторопитесь, вас изувечат как дезертиров или выпустят вам кишки как предателям.
Дорнийцы вышли из шатра молча. Среди двадцати человек, говорящих на общем, шептаться стало опасно.
— Что, Лягуха, — гаркнул здоровяк, огрев Квентина по спине, — поохотимся на драконов?
СБЕЖАВШАЯ НЕВЕСТА
Аша Грейджой сидела в чертоге Галбарта Гловера и пила вино Галбарта Гловера, когда мейстер Галбарта Гловера принес ей письмо.
— Миледи, — произнес он с тревогой, как всегда при обращении к ней, — из Барроутона прислали птицу. — Туго скатанный, запечатанный твердым розовым воском пергамент мейстер сунул ей так, словно не чаял сделать это скорее.
Барроутон. Аша попыталась вспомнить, кто тамошний лорд. Какой-то северянин, не друг ей. И эта печать… Болтоны из Дредфорта выезжают на бой с розовыми знаменами, испещренными каплями крови, — стало быть, и розовым воском вполне могут пользоваться. Сжечь бы письмо сразу, внутри все равно ничего хорошего нет. Подумав так, Аша все же вскрыла печать, и ее мрачное настроение стало еще мрачнее. Черные крылья, черные вести. Добрых известий вороны никогда не приносят. Последнее письмо в Темнолесье присылал Станнис Баратеон, требуя присяги на верность, а это еще хуже прежнего.
— Северяне взяли Ров Кейлин.
— Бастард Болтонский? — спросил сидящий с ней рядом Кварл.
— Рамси Болтон, лорд Винтерфелла — так он подписывается. Тут и другие подписи есть. — Ниже Болтона проставили свои имена леди Дастин, леди Сервин и четверо Рисвеллов. Рядом был кое-как изображен великан, эмблема кого-то из Амберов.
Подписи были сделаны мейстерскими чернилами из сажи и каменноугольной смолы, но огромные остроконечные буквы самого письма накарябали чем-то бурым. В нем извещалось о падении Рва, о триумфальном возращении на Север его Хранителя, о скорой женитьбе. «Я пишу это кровью Железных Людей, — говорилось в конце, — и каждому из вас посылаю частицу принца. С вами будет то же самое, если не уберетесь с моих земель».
Аше хотелось верить, что ее младший брат давно уже мертв. Лучше уж умереть, чем такое. Упавший ей на колени кусочек кожи она поднесла к свече и держала, пока пламя не лизнуло ей пальцы.
— Ответа не будет, — сказала она топтавшемуся около нее мейстеру.
— Могу я поделиться этой вестью с леди Сибеллой?
— Как хочешь. — Какая радость Сибелле Гловер от падения Рва? Она только что не живет в богороще, молясь за детей и благополучное возращение мужа. Последнее вряд ли случится — ее сердце-дерево, похоже, столь же глухо к молитвам, как и Утонувший Бог островов. Роберт Гловер и его брат Галбарт уехали с Молодым Волком на юг, и если рассказы о Красной Свадьбе хотя бы наполовину правдивы, домой они уже не вернутся. Зато дети живы — благодаря Аше. Это она решила не подвергать грудную девочку еще одному переходу по бурному морю. — На, держи. — Аша отдала письмо мейстеру. — Пусть утешится, если тут есть утешение. Можешь идти.
Когда мейстер вышел, Трис Ботли сказал:
— Если Ров пал, Торрхенов Удел тоже скоро падет, а за ним придет наша очередь.
— Не так скоро. Щербатый заставит их попотеть. — Торрхенов Удел не такая развалина, как Ров Кейлин, а в Дагмере железа больше, чем мяса. Он скорее умрет, чем сдастся.
Ров тоже нипочем бы не сдали, будь отец жив. Бейлон Грейджой понимал, что Ров — это ключ ко всему Северу. Эурон тоже знает, но на Ров ему наплевать — и на Темнолесье тоже, и на Удел.
— Эурону до завоеваний Бейлона дела нет — дядюшка гоняется за драконами. — Вороний Глаз, собрав на Старом Вике весь островной флот, отплыл в Закатное море, а братец Виктарион, как побитая собака, потащился за ним. На Пайке больше не к кому обращаться за помощью, разве только к ее лорду-мужу. — Мы остались одни.
— Дагмер их расколотит, — возразил Кромм, для которого битва слаще всех женщин на свете. — Эка невидаль, волки.
— Волки все убиты. — Аша ковырнула ногтем розовый воск. — И освежеваны.
— Надо идти в Торрхенов Удел подмогнуть им, — заявил дальний родич Квентон Грейджой, капитан «Соленой женки».
— Верно, — поддержал его Дагон Грейджой, еще более дальний родич по прозванию Дагон-Забулдыга; подраться он любил и пьяным, и трезвым. — Незачем всю славу Щербатому отдавать.
Двое слуг лорда Гловера подали жаркое на стол, но тот клочок кожи отбил у Аши всякую охоту к еде. Она понимала, что ее люди больше не надеются на победу: умереть достойно — их единственное желание. Рано или поздно волки им в этом услужат, придя отбирать замок назад.
Солнце уже садилось за высокие сосны Волчьего леса, когда Аша поднялась по деревянной лестнице в бывшую спальню Галбарта Гловера. Она выпила слишком много вина, и в голове стучало. Она любила своих людей — и капитанов и простых воинов, — но признавала, что половина из них дураки. Храбрые, да, но все-таки дураки. Идти на помощь Щербатому — как будто это возможно!
Между Темнолесьем и Дагмером пролегли немереные лиги крутых холмов, густых лесов, бурных речек, и северянам там счету нет. У Аши всего четыре ладьи и неполных две сотни бойцов, включая Тристифера Ботли, на которого полагаться нельзя. Трудно представить, что Трис, вопреки всем его любовным речам, ринется в Торрхенов Удел и умрет вместе с Дагмером.
— Уйди, — сказала она последовавшему за ней Кварлу. — Я хочу остаться одна.
— Ты меня хочешь, вот чего. — Он полез целоваться, но Аша его оттолкнула.
— Попробуй тронь еще!
— И что будет? — Он вынул кинжал. — Раздевайся.
— Иди любись сам с собой, щенок.
— С тобой слаще. — Одним взмахом он рассек шнуровку ее камзола. Аша схватилась за топор, но Кварл вывернул ей руку и заставил бросить оружие. Потом швырнул ее на кровать Гловера, впился в нее поцелуем, сорвал камзол, обнажив грудь. Она попыталась садануть его в пах коленом, но он ловко увернулся и раздвинул ей ноги.
— Попробуй только, — прошипела она, — убью. Заснешь, тут тебе и конец. — Благодаря обильной влаге Кварл вошел в нее без труда. — Будь ты проклят! — выкрикнула она. — Проклят, проклят, проклят! — Он лизал ей соски, пока крик не стал бессловесным. Весь мир сузился до величины ее лона. Забылось все: Ров Кейлин, Рамси Болтон, кусочек кожи, неудачное для нее вече, изгнание, враги, муж. Остались только руки Кварла, его рот, его объятия, его стержень внутри. Он довел ее сперва до воплей, потом до рыданий и лишь тогда излил в нее свое семя. — Я мужняя жена, — напомнила ему Аша, — а ты меня обесчестил. Мой лорд-муж тебе яйца отрежет и наденет на тебя платье.
— Если из кресла своего вылезет, — сказал Кварл, скатившись с нее.
В комнате было холодно. Аша сняла с себя порванную одежду. Камзолу нужны новые шнурки, сорочка и вовсе никуда не годится — Аша швырнула ее в огонь. Груди болели, семя Кварла стекало по ляжкам. Надо бы заварить лунный чай, чтобы не зачать нового кракена. Хотя кому до этого дело? Отец умер, мать умирает, с брата понемногу сдирают кожу, а она бессильна всему этому помешать. И еще она замужем, хотя и делит ложе с другим мужчиной.
Когда она забралась под меховое одеяло, Кварл уже спал.
— Ну, теперь берегись. Куда я кинжал подевала? — Аша прижалась к его спине, обхватила его руками. На островах он известен как Кварл-Девица; есть еще Кварл Шеперд, Чудной Кварл Кеннинг, Кварл Быстрый Топор, Кварл-Невольник, а этого прозвали так за гладкие щеки. Когда они встретились, он пытался отпустить бороду. «Персиковый пушок», — со смехом сказала она. Он признался, что персика сроду не видел, и она позвала его вместе с собой на юг.
Лето в ту пору еще не кончилось. Роберт сидел на Железном Троне, Бейлон думал свою думу на Морском, и ничто не нарушало мира в Семи Королевствах. Аша шла на «Черном ветре» вдоль побережья, занимаясь торговлей. Зайдя на Светлый остров, в Ланниспорт и еще какие-то мелкие гавани, они добрались до Бора, где растут огромные сладкие персики. «Вот, смотри», — сказала она, приложив плод к щеке Кварла, а потом сцеловала сок, текущий по его подбородку.
Всю ночь они наслаждались персиками и друг другом; к рассвету насытившаяся, липкая Аша была счастлива, как никогда прежде. Когда это было — шесть, семь лет назад? Память о лете тускнеет, и вот уж три года Аша не ела персиков, но Кварл все еще с ней. Капитаны и короли не захотели ее, а вот он всегда хочет.
У нее были другие любовники, кто на полгода, кто на одну ночь, но ни с кем ей не было так хорошо, как с Кварлом. Пусть он бреется раз в две недели — не борода делает мужчину мужчиной. Ей нравилась его гладкая кожа, нравились длинные прямые волосы до плеч. Нравилось, как он целуется, нравилось, как усмехается, когда она ласкает его соски. Волосы между ног у него темнее песочных на голове и мягки как пух по сравнению с ее собственной черной порослью. У него тело пловца — длинное, худощавое, без единого шрама.
Застенчивая улыбка, сильные руки, умные пальцы и два верных меча — чего еще желать женщине? Аша охотно вышла бы замуж за Кварла, но она дочь лорда Бейлона, а он простолюдин, внук невольника. В мужья не годится, но сосать ему ей ничто не препятствует. Этим Аша и занялась. Кварл пошевелился во сне, начал твердеть и скоро проснулся. Аша, накинув мех на голые плечи, оседлала его и погрузила в себя так глубоко, что не понять стало, где он, где она. На этот раз они оба достигли вершины вместе.
— Сладкая моя леди, — забормотал сонный Кварл. — Сладкая королева.
Нет, королевой ей не бывать.
— Спи, спи. — Поцеловав его в щеку, Аша прошлепала к окну, распахнула ставни. Луна, почти полная, хорошо освещала горы со снежными шапками — холодные, негостеприимные и все же прекрасные. Белые пики сверкали, как острые зубы, холмы и предгорья лежали в тени.
Море ближе, всего в пяти лигах к северу, но его отсюда не видно. Слишком много холмов на пути, слишком много деревьев. Волчий лес, так называют северяне эту чащобу. Почти каждую ночь слышно, как волки перекликаются друг с другом во мраке. Целый океан — жаль, что вместо воды в нем листья.
Темнолесье не так далеко от моря, как Винтерфелл, но на вкус Аши все же далековато. Здесь пахнет соснами, а не солью. На северо-востоке, за этими мрачными горами, стоит Стена, где поднял свои знамена Станнис Баратеон. Враг моего врага — мой друг, как гласит пословица, но враг моего друга, с другой стороны — мой враг. Железные Люди — враги северных лордов, в которых так отчаянно нуждается этот Баратеон. «Я могла бы предложить ему свое молодое тело», — подумала Аша, откинув волосы с глаз, но Станнис женат, она замужем, и между ним и островами старые счеты. Когда ее отец поднял свой первый мятеж, Станнис разбил Железный Флот у Светлого острова и подчинил себе Старый Вик именем своего брата.
В стенах Темнолесья заключен круглый холм с плоской верхушкой. На нем стоит большой чертог, в одном конце которого высится на пятьдесят футов сторожевая башня. Под холмом помещается двор с конюшнями, паддоком, кузницей, колодцем и овечьим загоном. Все это огорожено глубокой канавой, земляным валом и бревенчатым палисадом. Внешние укрепления образуют овал, согласно ландшафту. Есть там двое ворот, каждые с двумя деревянными четырехугольными башнями, и по стенам можно свободно расхаживать. Палисад и башни с южной стороны замка густо покрыты мхом. К востоку и западу лежат пустые поля. Когда Аша подошла к замку, там росли овес и ячмень, но ее люди затоптали колосья, а злаки, посеянные позже, убил мороз. Теперь там только грязь, пепел и гнилые побеги.
Замок стар, но не сказать, чтобы крепок. Она отбила его у Гловеров, а Бастард Болтонский отобьет у нее. Но кожу он с нее не сдерет: Аша Грейджой живой не дастся. Умрет, как и жила, с боевым топором в руке и смехом на устах.
Лорд-отец дал ей тридцать ладей для взятия Темнолесья. Из них осталось четыре: ее собственный «Черный ветер» и три, принадлежащие Трису Ботли. Он примкнул к ней, когда все прочие разбежались… вернее, отплыли домой, чтобы воздать почести своему королю. Если кто и сбежал, так это она, и ей до сих пор стыдно.
«Беги», — посоветовал Чтец, когда капитаны несли дядю Эурона вниз с холма Нагги, чтобы увенчать его короной из плавника.
«Кто бы говорил! Бежим вместе. Ты нужен мне, чтобы поднять Харло». — Тогда Аша еще намеревалась бороться.
«Все жители Харло, идущие в счет, находятся здесь, и кое-кто выкрикивал Эурона. Я не стану поднимать Харло на Харло».
«Эурон безумен и очень опасен. Этот его рог…»
«Я слышал его. Беги, Аша. Как только Эурона коронуют, его знаменитый глаз станет искать тебя».
«Если я выйду против него с другими своими дядьями…»
«…ты умрешь отверженной, и никто не заступится за тебя. Назвав свое имя капитанам, ты подвергла себя их суду, и негоже теперь оспаривать их решение. Приговор веча опровергался только однажды — почитай Хейрега».
Только Родрик-Чтец способен ссылаться на какой-то заплесневелый том, когда дело идет о жизни и смерти. «Раз ты остаешься, я тоже останусь», — упрямо сказала Аша.
«Не будь дурой. Сегодня Эурон смотрит на мир улыбчивым глазом, но завтра… Ты дочь Бейлона, Аша, и твои права на трон сильней, чем у дяди. Так всегда будет, пока ты жива. Тебя убьют или выдадут за Рыжего Гребца — уж не знаю, что хуже. Беги сейчас: кто знает, сможешь ли ты потом это сделать».
«Черный ветер» стоял у дальнего берега как раз на такой случай. Старый Вик — небольшой остров: она могла подняться на борт до восхода солнца и уйти на Харло до того, как Эурон ее хватится. Но Аша медлила, пока Родрик не сказал ей: «Уходи ради меня, дитя. Я не хочу видеть, как тебя убивают».
И Аша ушла. Сначала в Десять Башен, чтобы проститься с матерью. «Меня теперь, наверное, долго не будет», — сказала Аша, но леди Аланнис не поняла. «Где Теон? — спрашивала она. — Где мой малютка?» А леди Гвинессу занимало одно — когда вернется лорд Родрик. «Я на семь лет его старше, — твердила она. — Десять Башен должны быть моими».
Аша была еще там и запасалась съестными припасами, когда до нее дошли вести о собственной свадьбе. «Моя строптивая племянница нуждается в укрощении, — заявил, по слухам, Вороний Глаз, — и я знаю мужчину, который на это способен». Дядя дал ей в мужья Эрика Айронмакера, назначив его же править Железными островами, пока сам гоняется за драконами. В свое время Эрик был славным бойцом и ходил в море еще с прапрадедом Аши — тем самым Дагоном Грейджоем, в честь которого назвали Дагона-Забулдыгу. Старухи на Светлом острове до сих пор пугают внуков лордом Дагоном и его воинами. Аша на вече ранила гордость Эрика и знала, что он ей этого не забудет.
Зато дядюшка, надо отдать ему должное, одним махом превратил соперника в верного родича, обеспечил острова надежным правителем и сделал так, чтобы Аша перестала быть для него угрозой. И посмеялся в придачу. Невесту, по словам Триса Ботли, заменял на свадьбе тюлень. «Надеюсь, на брачное ложе Эрик с ним не возлег», — сказала Аша.
Домой ей нельзя, здесь тоже оставаться опасно. Ашу, вся жизнь которой прошла на островах и ладьях, пугала лесная тишь. На море тихо никогда не бывает. Волны, набегающие на каменный берег, рокочут в ее крови, но в Темнолесье волн нет, только деревья, деревья, конца-краю им нет… гвардейские сосны, стражи, буки, ясени, старые дубы, каштаны и ели. Слышно их, лишь когда ветер дует, — тогда вокруг раздаются вздохи, будто они шепчутся на непонятном ей языке.
Этой ночью шепот был громче обычного — ветер, видно, палую листву носит да скрипит голыми ветками. Аша отвернулась от окна и от леса. Оказаться бы снова на палубе… или поесть хотя бы. Выпила она чересчур много, а к мясу даже и не притронулась, только хлеба немного съела.
При луне Аша отыскала плотные черные бриджи, стеганый камзол, зеленую кожаную куртку со стальными накладками. Не будя Кварла, оделась и сошла босиком по наружной лестнице замка. Часовой на стене отсалютовал ей копьем, она в ответ свистнула. Во дворе по дороге на кухню ее облаяли собаки Галбарта Гловера. Вот и ладно, не так слышно, как лес шумит.
Не успела она отрезать ломоть желтого сыра от круга величиной с тележное колесо, вошел Трис Ботли, закутанный в теплый меховой плащ.
— Моя королева.
— Насмехаешься?
— Ты всегда будешь королевой моего сердца — никакое вече с вопящими дуралеями этого не изменит.
Что ей делать с этим мальчишкой? В его преданности Аша не сомневалась. Он не только был ее заступником на холме Нагги и выкрикивал ее имя — он пришел к ней в час ее поражения, оставив своего короля, своих родных и свой дом. Бросить открытый вызов Эурону он не посмел, конечно. Когда Вороний Глаз вывел флот в море, Трис просто отстал и сменил курс, как только другие корабли скрылись из виду. Это тоже требовало немалой отваги — ведь на острова ему теперь путь закрыт.
— Хочешь сыру? — спросила она. — Еще ветчина есть, с горчицей.
— Я желаю совсем другого, миледи, и ты это знаешь. Увидел тебя с башни, вот и пришел.
— Зачем, раз караул несешь ты?
— Там наверху Кромм с Хагоном Хорном. Хватит, чтобы смотреть, как деревья качаются, а нам надо поговорить.
— Опять? — вздохнула Аша. — Дочка Хагона — та, рыженькая — правит кораблем не хуже мужчины. К тому же она красавица, ей семнадцать, и я вижу, как она на тебя посматривает.
— Не нужна мне дочь Хагона. — Трис протянул к Аше руку, но вовремя остановился. — Я о другом, Аша: нам пора уходить. После падения Рва прилив больше нечему сдерживать. Если останемся здесь, северяне нас всех перебьют, сама знаешь.
— Бежать предлагаешь?
— Я хочу, чтобы ты жила, Аша. Потому что люблю тебя.
Он любит не ее, а невинную девушку, плод своего воображения — испуганное дитя, которое нужно оберегать.
— А я тебя нет, — напрямик заявила Аша, — и бежать я не стану.
— Чего ты тут не видела, кроме сосен и грязи? Сядем на корабли, уплывем… начнем все заново!
— Пиратами? — «Что ж, весьма соблазнительно. Пусть себе волки забирают свой лес назад, а мы уйдем в море».
— Зачем же? Торговать будем. Пойдем на восток, как Вороний Глаз, но назад придем не с драконьим рогом, а с шелком и пряностями. Одно путешествие в Яшмовое море, и мы богаты, как боги. Купим себе дом в Староместе или каком-нибудь вольном городе…
— Втроем с Кварлом? — Трис, услышав это, поморщился. — Дочь Хагона, может, и пойдет с тобой на восток, но я-то — дочь кракена. Мое место…
— И где же оно? Вернешься на острова и будешь повиноваться своему лорду-мужу?
Аша попыталась представить себя в постели с Эриком Айронмакером, под его тушей. Лучше, конечно, он, чем Рыжий Гребец или Лукас-Левша. Громадный Молотобоец был когда-то бесстрашен и невероятно силен. Может, он и теперь не так плох… глядишь, еще и помрет, исполняя свой супружеский долг. Тогда из жены Эрика она станет его вдовой — к добру это или к худу, зависит от его внуков. А тут еще дядюшка… похоже, все ветры несут ее к Эурону.
— У меня на Харло заложники, — напомнила Аша. — И есть еще мыс Морского Дракона. Раз я не могу получить отцовское королевство, почему бы не создать свое собственное? — В старину этот мыс был не столь малолюден, как ныне. Среди его холмов и болот встречаются древние руины, остатки твердынь Первых Людей, а на высотах насажены Детьми Леса круги из чардрев.
— Ты хватаешься за Морского Дракона, как утопающий за соломинку. Что там такого? Ни золота, ни серебра, железа с оловом — и того нет, а для злаков там слишком сыро.
Аша и не собиралась что-либо сеять.
— Я скажу тебе, что там такого. Сто потаенных бухт, выдры в озерах, лосось в реках, моллюски на берегу, тюленьи лежбища чуть поодаль и боры корабельных сосен.
— Но кто будет строить тебе корабли, моя королева? Откуда ваше величество возьмет подданных для своего королевства, помимо выдр и тюленей?
— Выдрами править легче, чем людьми, — невесело засмеялась Аша, — а тюлени умнее. Однако ты прав, пожалуй: лучше всего будет вернуться на Пайк. Есть еще люди и там, и на Харло, которые мне обрадуются. На Блэкриде Эурон друзей себе тоже не нажил, убив лорда Бейелора. Найду дядю Эйерона и подниму острова. — Мокроголового никто не видел с самого веча, но его утопленники говорили, что он прячется на Большом Вике и скоро призовет гнев Утонувшего Бога на Вороньего Глаза с его приспешниками.
— Молотобоец тоже ищет его. И за утопленниками охотится. Он уже подверг допросу слепого Берона Блэкрида и даже на Серого Буревестника оковы надел. Как ты найдешь жреца, если люди Эурона не смогли его выследить?
— Родная кровь даст знать о себе, — не слишком уверенно ответила Аша.
— Знаешь, что я думаю?
— Нет, но сейчас узнаю — так мне сдается.
— Думаю, что Мокроголового уже нет в живых. Вороний Глаз ему перерезал глотку, а Молотобоец его ищет для виду, чтоб мы поверили, будто он где-то скрывается. Эурон не хочет быть ославленным как братоубийца.
— Хоть бы до дядюшки не дошло. Вороний Глаз родного сына убьет, лишь бы доказать, что ты ошибаешься. — Аша почти протрезвела — Тристифер Ботли всегда на нее так влиял.
Читать бесплатно другие книги:
