Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом Мартин Джордж

ДАВОС

Даже в сумраке Волчьего Логова чувствовалось, что этим утром здесь что-то не так.

Разбуженный голосами Давос Сиворт подполз к двери камеры, но ничего не разобрал сквозь толстое дерево. Уже рассвело, а Гарт ему овсянку не нес. К чему бы это? В Волчьем Логове каждый день похож на другой, и перемены добра не сулят. Не сегодня ли Давосу предстоит умереть? Может, Гарт уже точит свою Леди Лу?

Луковый Рыцарь не забыл, что напоследок приказал Виман Мандерли. Отвести этого мерзавца в Волчье Логово и отрубить ему руки и голову, вот что. «Я, — дескать, — не съем ни куска, не увидев головы этого контрабандиста на пике — с луковицей, засунутой в лживый рот». Давос засыпал с этими словами каждую ночь и просыпался каждое утро — а если б память подвела, Гарт бы охотно ему напомнил. «Овсянка для мертвеца, — говорил тюремщик утром, а вечером распоряжался: — Задувай свечку, мертвец».

Однажды Гарт показал мертвецу своих девочек. «Сейчас Шлюшка не в лучшем виде, — объяснял он, лаская железный прут, — но ежели раскалить ее докрасна да приложить к твоему члену, ты мамку звать будешь. А это вот моя Леди Лу. Она заберет твою голову и руки, когда лорд Виман скажет».

Давос никогда еще не видел столь большого и острого топора. Гарт, по словам других тюремщиков, точил его сутками. Узник решил, что не будет просить о помиловании и умрет как рыцарь — попросит только, чтобы голову прежде рук отрубили. Авось, даже у Гарта достанет милосердия исполнить такую просьбу.

Встав, он начал мерить шагами камеру — на удивление просторную и удобную, надо сказать. Раньше тут какой-нибудь лордик почивал, не иначе. Она втрое больше его каюты на «Черной Бессе», больше даже помещения Салладора Саана на «Валирийке». Единственное окно, правда, давно кирпичом заложили, но в стене есть очаг, где котелок помещается, а в углу — настоящее отхожее место. Половицы неструганые, тюфяк плесенью пахнет, но это мелочи по сравнению с тем, чего можно ожидать от тюрьмы.

Взять хоть еду. Вместо жидкой кашицы, черствого хлеба и тухлого мяса Давос ест свежую рыбу, хлеб только что из печи, пряную баранину, репу, морковку и даже крабов. Недовольный этим Гарт не раз заявлял, что мертвец не должен есть лучше живых. Давос получил меховые одеяла, чтобы не мерзнуть ночью, и толстую сальную свечку. Ему меняют одежду и снабжают его дровами. Когда он попросил бумагу, перо и чернила, Терри их тут же принес. Попросил книгу, чтобы упражняться в чтении, и Терри доставил ему «Семиконечную Звезду».

Но тюрьма, несмотря на все поблажки, все же остается тюрьмой. Через толстые стены ничего не слыхать, дубовая, обитая железом дверь всегда заперта. С потолка свисают цепи, дожидаясь, когда лорд Мандерли соизволит поближе познакомить контрабандиста со Шлюшкой. Может, как раз сегодня. Гарт скоро войдет сюда, но не с овсянкой.

Живот уже подвело с голодухи. Хуже всего не смерть, а незнание, как и когда ты умрешь. Давос не впервые оказывался в тюрьме, но раньше с ним всегда сидели другие узники. Было с кем поговорить, поделиться страхами и надеждами — а тут он, не считая тюремщиков, вовсе один.

В подземельях замка, он знал, есть настоящие темницы — каменные мешки, застенки и сырые ямы, где водятся огромные черные крысы, — но и там, если верить тюремщикам, никого не держат. «Мы тут одни, Луковка», — говорит главный надзиратель сир Бартимус, кривой одноногий рыцарь. В подпитии (что случается чуть ли не ежедневно) он любит рассказывать, как спас лорда Вимана при Трезубце. Волчье Логово он получил в награду.

Понятие «мы» охватывает повара, которого Давос ни разу не видел, шестерых стражников, двух прачек и собственно ключарей. Их двое: четырнадцатилетний Терри, сын одной из прачек, и старый, громадный, лысый, вечно хмурый Гарт, не вылезающий из засаленного колета.

Контрабандистские годы научили Давоса разбираться в людях: Гарта он опасался и при нем больше помалкивал, но с Терри и сиром Бартимусом был разговорчивее. Благодарил их за еду, охотно слушал разные их истории, вежливо отвечал на их вопросы и не приставал со своими. Просьбы его всегда были мелкими: тазик с водой, мыло, книга для чтения, еще пара свечей. Они, как правило, выполнялись, и он говорил спасибо.

О лорде Мандерли, короле Станнисе и Фреях никто разговоров не заводил — и без них было, о чем покалякать. Терри хотел пойти на войну, когда подрастет, и стать рыцарем. Еще он жаловался на мать, которая спала сразу с двумя стражниками: они караулили в разное время и друг о друге не знали, но когда-нибудь один из них догадается, и тогда без крови не обойтись. Иногда парень приносил даже мех с вином и просил Давоса рассказать о жизни контрабандистов.

Сира Бартимуса не занимали ни внешний мир, ни события, происходившие там с тех пор, как лошадь без всадника и пила мейстера лишили его ноги. Излюбленным предметом его разговоров была долгая и кровавая история Волчьего Логова. Оно намного старше, чем Белая Гавань, рассказывал старый рыцарь. Построил его король Джон Старк для защиты устья Белого Ножа от морских разбойников. Здесь селились младшие сыновья Королей Севера, их братья, дядья и кузены. Многие передавали замок собственным детям и внукам, отчего у дома Старков появлялись новые ветви. Дольше всех продержались Грейстарки; они владели Волчьим Логовом пять веков, пока им не вздумалось встать на сторону Дредфорта, восставшего против Старков из Винтерфелла.

После их падения замок переходил из рук в руки. Сто лет он принадлежал дому Флинтов, еще двести — дому Локе. Позднее реку по поручению Винтерфелла охраняли Слейты, Лонги, Хольты и Эшвуды. Как-то раз Логово захватили сестринцы. Во время войны между Винтерфеллом и Долиной замок осадил Осгуд Аррен, Старый Сокол, и сжег его сын по прозвищу Коготь. Когда король Эдрик Старк ослабел с годами, Логово взяли работорговцы со Ступеней. В этих самых стенах пленников клеймили каленым железом, укрощали бичом, а затем отправляли за море.

«Потом пришла долгая жестокая зима, — рассказывал сир Бартимус. — Белый Нож замерз, покрылся льдом и залив. Пока работорговцы, спасаясь от северного ветра, грелись у очагов, нагрянул новый король, Брандон Старк — правнук Эдрика Снегобородого по прозванию Ледяной Глаз. Вернув себе замок, он раздел работорговцев донага и отдал рабам, которых держали прикованными в темницах. Говорят, будто их внутренности развесили на ветвях сердце-дерева в жертву богам. Старым богам, не тем, кого привезли после с юга. Ваши Семеро не знают, что такое зима, а зима не признаёт их богами».

С этим не поспоришь. После Восточного Дозора Давосу тоже не очень-то хотелось узнать, что такое зима. «А вы в каких богов веруете?» — спросил он одноногого рыцаря.

«В старых. — Улыбаясь, сир Бартимус начинал походить на череп. — Наш род жил тут еще до Мандерли. Может, как раз мои предки и развесили те потроха на дереве».

«Не знал, что северяне приносят своим сердце-деревьям кровавые жертвы».

«Мало ли чего вы, южане, о нас не знаете».

Он был прав. Давос сидел при свече и смотрел на письма, которые выводил буква за буквой все эти дни. «Я был лучшим контрабандистом, чем рыцарем, — писал он жене, — и лучшим рыцарем, чем десницей. Я любил тебя, Мария. Пожалуйста, прости меня за все, что выстрадала из-за меня. Если Станнис проиграет войну и ты лишишься наших земель, увези мальчиков за Узкое море в Браавос. Постарайся, чтобы они не думали обо мне плохо, если сумеешь. В том случае, если Станнис займет-таки Железный Трон, дом Сивортов будет жить, и Деван останется при дворе. Он поможет тебе пристроить младших к знатным лордам пажами или оруженосцами — глядишь, и рыцарями со временем станут». Вот все, что Давос мог посоветовать: ничего мудрее ему в голову не пришло.

Трем оставшимся сыновьям он тоже написал письма — пусть помнят отца, купившего им благородное имя ценой своих пальцев. Послания к Стеффону и юному Станнису вышли короткими и неуклюжими. Сказать по правде, он плохо знал их в отличие от старших, сгоревших или утонувших на Черноводной. Девану он написал немного пространнее: «Горжусь, что мой сын служит оруженосцем у самого короля. Помни, что ты теперь старший, позаботься о своей леди-матери и младших братьях. Скажи его величеству, что я сделал все от меня зависящее — сожалею, что не сумел больше. Я потерял свою удачу вместе с костями от пальцев в тот день, когда под Королевской Гаванью загорелась река».

Давос перечел все письма несколько раз, думая, не надо ли изменить что-то или добавить. Хорошо бы сказать еще что-нибудь перед смертью, да слова не идут. Ну что ж, жизнь его сложилась довольно удачно. Мальчишка, рожденный на Блошином Конце, стал королевским десницей и выучился читать и писать.

Сидя над письмами, он услыхал звон ключей. Еще миг, и дверь его камеры отворилась.

Вошел высокий человек с изможденным лицом под шапкой поседевших волос. На бедре у него висел длинный меч, алый плащ на плече скрепляла серебряная пряжка в виде кольчужного кулака.

— Лорд Сиворт, — сказал он, — у нас мало времени. Благоволите пройти со мной.

Это «благоволите» смутило Давоса. На плаху его вряд ли стали бы приглашать столь учтиво.

— Вы кто же будете? — спросил он.

— Роберт Гловер, с позволения вашей милости.

— Гловер из Темнолесья?

— Это усадьба моего брата Галбарта… была и есть, благодаря вашему королю Станнису. Он отбил Темнолесье у железной суки, взявшей его, и желает вернуть замок законным владельцам. За время вашего заключения много всего случилось, лорд Давос. Ров Кейлин пал, Русе Болтон вернулся на Север с младшей дочерью Неда Старка и целой армией Фреев. Теперь он рассылает воронов, созывая всех северных лордов в Барроутон — воздать ему должные почести и отпраздновать свадьбу его бастарда Рамси Сноу с Арьей Старк. Заключив этот брак, Болтоны станут владельцами Винтерфелла. Идете вы или нет?

— Придется — не выбирать же мне Гарта и Леди Лу.

— Что за леди Лу? Прачка? — Гловер терял терпение. — Идемте, вам скоро все объяснят.

Давос встал.

— В случае моей смерти позаботьтесь, прошу вас, чтобы эти письма были отправлены.

— Даю слово, но если вы и умрете, то не от моей руки и не от руки лорда Вимана. Идемте скорее.

Они прошли через темный зал, спустились по истертым ступеням. Пересекли богорощу, где разросшееся сердце-дерево, заглушив все дубы, березы и вязы, пронзало бледными ветвями окна и стены. Корни его были толщиной с человека, лик на широченном стволе казался плоским и злобным. Отворив заржавленную дверь сразу за ним, Гловер зажег факел и повел Давоса вниз, в подвал, где сырые стены обросли солью и под ногами плескалась морская вода. Миновав ряд больших помещений и тесных темниц, ничуть не похожих на камеру Давоса, они уперлись в глухую стену. Гловер нажал на нее, она повернулась. За ней открылся узкий подземный ход и лестница, ведущая вверх.

— Где это мы? — спросил Давос. Его голос вызвал во тьме слабое эхо.

— На подлестничной лестнице — поднимаемся под Замковой улицей к Новому Замку. Вас не должны видеть, милорд. Почти для всех вы мертвы.

«Овсянка для мертвеца». Понятно.

Наверху они прошли сквозь другую стену, оштукатуренную снаружи. В комнате по ту сторону горели восковые свечи, на полу лежал мирийский ковер. Где-то поблизости играли волынки и скрипки, на стене висел пергамент с большой картой Севера, под картой сидел Виман Мандерли, громадный лорд Белой Гавани.

— Садитесь, прошу вас. — На лорде был бархатный дублет цвета морской волны, вышитый золотом по рукавам, вороту и подолу. Горностаевую мантию на плече скалывал золотой трезубец. — Вы голодны?

— Нет, милорд. В вашей тюрьме меня хорошо кормили.

— Вот вино, если хотите пить.

— Мой король послал меня к вам для переговоров, милорд. Пить с вами я не обязан.

— Я обошелся с вами самым постыдным образом, — вздохнул лорд Виман. — На то были свои причины, но… присядьте и выпейте за моего старшего сына и наследника Вилиса, который благополучно вернулся домой. Там, за стеной, идет пир в его честь. В Водном Чертоге едят пирог с угрем и оленину с жареными каштанами. Винафрид танцует со своим женихом, а прочие Фреи поднимают чаши за нашу дружбу.

Кроме музыки, Давос слышал гул множества голосов и стук посуды.

— Я только что от высокого стола, — продолжал лорд Виман. — Объелся, как всегда, а с животом у меня неладно, это вся Белая Гавань знает. Мои друзья Фреи, надеюсь, простят мне мою отлучку. — Он перевернул свою чашу. — Видите, я не пью с вами. Садитесь же, время дорого. Будь так добр, Роберт, налей деснице вина. Должен известить вас, лорд Давос, что вы мертвы.

Давос взял предложенную Гловером чашу, понюхал, выпил.

— Можно спросить, как я умер?

— На плахе. Ваши руки и голова выставлены над Тюленьими воротами, лицо обращено к морю. Вы уже порядком прогнили, хотя голову, прежде чем водрузить на пику, обмакнули в смолу. Говорят, что воронье и морские птицы дрались из-за ваших глаз.

Давос поерзал на стуле. Странное это чувство — быть мертвым.

— Кого же казнили вместо меня?

— Что за важность. Лицо у вас простое, лорд Давос, вы уж не обижайтесь. У того человека был похожий нос, похожие уши. Его длинную бороду подстригли на манер вашей и голову просмолили на совесть, а луковица во рту сильно искажает черты. Сир Бартимус позаботился укоротить пальцы на его левой руке. Был он злодеем, если вас это утешит, и смерть его принесла больше добра, чем он сделал за всю свою жизнь. Гнев, который я выказал вам в Водном Чертоге, был всего лишь комедией, разыгранной для моих друзей Фреев.

— Вам бы всем семейством в лицедеи пойти, милорд. Ваша невестка очень убедительно желала мне смерти, а младшенькая…

— Вийла, — улыбнулся лорд Виман. — Она у меня храбрая, правда? Я угрожаю вырезать ей язык, а она твердит, что Белая Гавань перед Старками из Винтерфелла в неоплатном долгу. Вийла не играла, она говорила искренне… и леди Леона тоже. Вы простите ее, милорд: женщина она недалекая, и в Вилисе вся ее жизнь. Не все мужчины похожи на Эйемона Драконьего Рыцаря или Симеона Звездный Глаз, и не всем женщинам дано быть такой смелой, как моя Вийла и ее сестра Винафрид… вот она-то хорошо разыграла роль.

Даже честному человеку приходится лгать, если он имеет дело с лжецами. Не мог я выступить против Королевской Гавани, пока мой единственный выживший сын оставался в плену. Лорд Тайвин Ланнистер самолично мне написал, что держит Вилиса у себя. Если, мол, хотите получить его назад целым и невредимым, покайтесь в своей измене, сдайте свой город, присягните маленькому королю на Железном Троне… а также и Русе Болтону, новому Хранителю Севера. Откажетесь — Вилис умрет как предатель, Белая Гавань будет взята и разграблена, а ваши люди разделят участь Рейнов из Кастамере.

Из-за моей толщины многие думают, что я слаб и глуп. Тайвин Ланнистер был, как видно, того же мнения. Я послал ему ворона с ответом, что склоню колено и открою ворота, когда мой сын будет дома — не раньше. Вскорости Тайвин умер, а ко мне заявились Фреи с костями Вендела, чтобы заключить мир и скрепить его брачными узами. Я им опять: согласен, мол, как только получу Вилиса живым и здоровым, а они мне — мы вернем его вам, когда докажете свою преданность. Тут очень кстати приехали вы, и я им предъявил доказательства. Сперва обрушился на вас в Водном Чертоге, потом выставил ваши руки и голову у Тюленьих ворот.

— Вы сильно рисковали, милорд. Стоило Фреям раскусить ваш обман…

— Риска не было. Если б кому-то из Фреев вздумалось залезть на ворота и рассмотреть поближе голову с луковицей во рту, я обвинил бы в ошибке моих тюремщиков и казнил настоящего Сиворта.

По хребту Давоса прошел холодок.

— Понимаю.

— Надеюсь, что так. У вас ведь тоже есть сыновья.

«Да, трое… а было семеро».

— Скоро мне пора будет вернуться на пир, к моим дорогим гостям. Они следят за мной, сир, следят днем и ночью. Вынюхивают измену. Надутого сира Джареда и его племянничка Рейегара — червяка, носящего имя дракона, — вы сами видели, а за ними обоими позвякивает монетами Саймонд. Он уже купил нескольких моих слуг и двух рыцарей, а горничная его жены пролезла в постель к моему дураку. Станнис, должно быть, удивляется скупости моих писем, но я и мейстеру своему доверяю мало. Теомор — голова без сердца. Мейстеры, надевая свою цепь, отрекаются от старых привязанностей, но я не забываю, что Теомор был рожден Ланнистером из Ланниспорта и Бобровому Утесу приходится дальним родичем. Враги и ложные друзья обступили меня со всех сторон, лорд Давос. Они заразили мой город подобно вшам, и ночью мне кажется, что они по мне ползают. — Толстые пальцы лорда сжались в кулак, подбородки затряслись. — Мой сын Вендел пришел в Близнецы как гость. Он повесил свой меч на стену и ел хлеб-соль лорда Уолдера, а они убили его! Да, убили, какие бы басни ни плели Фреи. Я пью с Джаредом, шучу с Саймондом, обещаю Рейегару руку любимой внучки, но не думайте, будто я что-то забыл. У Севера долгая память, лорд Давос, и комедия скоро будет доиграна. Мой сын вернулся домой.

Давос от этой речи почему-то покрылся мурашками.

— Если вы хотите правосудия, милорд, подумайте о короле Станнисе. Нет человека справедливей его.

— Такая преданность делает вам честь, милорд, — вставил Роберт Гловер, — но Станнис Баратеон — ваш король, а не наш.

— Вашего короля убили на Красной Свадьбе вместе с сыном лорда Вимана, — напомнил Давос.

— Молодой Волк убит, — признал Мандерли, — но у лорда Эддарда он был не единственным сыном. Давай сюда парня, Роберт.

Парня? Неужто кто-то из братьев Робба Старка пережил взятие Винтерфелла, и Мандерли прячет наследника — настоящего ли, подставного — у себя в замке? Север и ради подставного поднимется, но Станнис Баратеон к самозванцу ни за что не примкнет.

Парень, вошедший с Гловером в комнату, не был Старком и не мог бы за такового сойти. На вид ему лет четырнадцать — пятнадцать, больше, чем братьям Робба, а по глазам — и того старше. Темные волосы всклокочены, рот большой, нос с подбородком острые — одно слово, звереныш.

— Ты кто? — спросил Давос.

Парень взглянул на Гловера.

— Он немой, но мы учим его писать. Он быстро схватывает. — Гловер отцепил с пояса кинжал и дал мальчику. — Напиши лорду Сиворту свое имя.

Пергамента в комнате не было, и парень чертил буквы на стенной балке. «В-Е-К-С», — вырезал он, ловко подкинул кинжал и восхищенно посмотрел на свое произведение.

— Векс из Железных Людей. Был оруженосцем Теона Грейджоя, присутствовал при взятии Винтерфелла, — пояснил Гловер. — Что известно лорду Станнису о событиях, которые там случились?

Давос стал вспоминать все слышанные ими истории.

— Сначала замок взял Теон Грейджой, бывший воспитанник лорда Старка. Он предал смерти двух младших сыновей Эддарда и поместил их головы на стене замка. Когда к Винтерфеллу подошли северяне, он перебил там всех до последнего, женщин и детей в том числе, а его самого в конце концов убил бастард лорда Болтона.

— Не убил, — поправил Гловер. — Взял в плен, увел в Дредфорт и снимает с него кожу маленькими кусочками.

— Басню, рассказанную вами, мы тоже слышали, — кивнул лорд Виман. — Она напичкана ложью, как пудинг изюмом. Это Бастард Болтонский учинил побоище в Винтерфелле — тогда он звался Рамси Сноу, а потом уж маленький король его сделал Болтоном. И убил он не всех. Женщин связали вместе и угнали в Дредфорт, чтобы он мог позабавиться.

— Позабавиться?

— Бастард очень любит охотиться, — сказал лорд Виман, — и любимая его дичь — это женщины. Их раздевают донага и выпускают в лес. Дав им полдня форы, бастард выезжает следом с охотниками и гончими. Кто-то из женщин изредка выживает, потому об этом и стало известно. Менее счастливых Рамси насилует и скармливает собакам, а снятые кожи везет как трофеи обратно в Дредфорт. Дичи, продержавшейся долго, он оказывает милость — режет горло перед тем, как содрать с нее кожу, — а оставшись недоволен, поступает наоборот.

— Боги правые, — побледнел Давос. — Как может человек…

— Зло у него в крови, — сказал Гловер. — Он бастард и рожден от насилия, что бы там ни постановил мальчишка-король.

— Если снег бывал когда-нибудь черен, так это он, — подхватил лорд Виман. — Он захватил земли лорда Хорнвуда, насильно взяв в жены его вдову, и запер свою жену в башне. Говорят, она съела свои пальцы, так ее мучил голод, — а Ланнистеры за это отдали убийце дочь Неда Старка. Хорошо королевское правосудие!

— Жестокость и хитрость всегда отличали Болтонов, но этот — просто чудовище в человеческом облике, — заметил Гловер.

— Да и Фреи не лучше, — сказал лорд Мандерли. — Они толкуют о варгах, оборотнях и уверяют, что моего Вендела убил не кто иной как Робб Старк. Экая наглость! Они даже и не думают, что северяне поверят в столь явную ложь: нам предлагается сделать вид, будто мы верим, либо погибнуть. Русе Болтон лжет относительно своего участия в Красной Свадьбе, а его бастард — о взятии Винтерфелла. Пока Вилис был у них, мне приходилось есть все это дерьмо да похваливать…

— А теперь, милорд? — спросил Давос.

«А теперь, — надеялся он услышать, — я приму сторону короля Станниса». Но тучный лорд, уклончиво улыбнувшись, ответил так:

— Теперь и я поеду на свадьбу. Я слишком толст, чтобы сесть на коня, это всякому видно. Мальчонкой я любил ездить, а юношей даже на турнирах иногда побеждал, но те дни миновали. Собственное тело стало для меня тюрьмой похуже Волчьего Логова, но в Барроутон все равно ехать надо. Русе Болтон, прячущий под бархатной учтивостью сталь, хочет, чтобы я склонил перед ним колени. Я поеду туда на барже, а после в носилках, с сотней моих рыцарей и своими друзьями из Близнецов. Фреи прибыли к нам морем, и лошадей у них нет, поэтому я каждому подарю доброго скакуна. На юге гостям тоже делают такие подарки?

— Случается, милорд… когда гость уезжает.

— Тогда вы меня поймете. — Виман Мандерли величественно поднялся на ноги. — Я уже год как строю военные корабли. Некоторые вы видели, еще столько же укрыто на Белом Ноже. Тяжелой конницы даже после недавних потерь у меня больше, чем у любого лорда к северу от Перешейка. Стены мои крепки, подвалы полны серебра. За мной пойдут Старый Замок и Вдовий Дозор. В знаменосцах у меня числится дюжина мелких лордов и сотня рыцарей-землевладельцев. Я могу привести к королю Станнису всех, кто обитает восточнее Белого Ножа, от Вдовьего Дозора и Бараньих Ворот до Овечьих холмов и истоков Сломанной Ветви. Могу — и сделаю это, если вы взамен сделаете кое-что для меня.

— Я извещу короля о ваших условиях, но…

— Я сказал «вы сделаете». Вы, а не он. Я не в короле нуждаюсь, а в контрабандисте.

— Мы, возможно, никогда не узнаем, что произошло в Винтерфелле, — продолжил Гловер, — когда сир Родрик Кассель попытался отбить его у Теона Грейджоя. Бастард Болтонский утверждает, что сира Родрика убил Теон, выйдя с ним на переговоры. Векс говорит, что это не так, — остается ждать, когда он выучит все прочие буквы. К нам он пришел, зная лишь «да» и «нет», так что расспросить его как следует пока затруднительно.

— Сира Родрика и всех жителей Винтерфелла убил бастард, — добавил лорд Виман. — Он же перебил и людей Грейджоя. Векс видел, как падали те, кто был готов сдаться. Мы спросили, как же он сам ушел, а он взял мел и нарисовал дерево с ликом.

— Значит, его спасли старые боги?

— Можно и так сказать. Он залез на сердце-дерево и спрятался в листьях. Люди Болтона обшарили богорощу дважды и убили всех, кого там нашли, но на деревья они не лазили — так ведь, Векс?

Парень подкинул кинжал, поймал его и кивнул.

— Он долго просидел наверху, — рассказывал Гловер, — даже спал там, боясь спуститься. Потом внизу послышались голоса.

— Голоса мертвых, — добавил лорд Виман.

Векс показал пять пальцев, коснулся кинжалом каждого, загнул четыре и тронул оставшийся.

— Их было шестеро, — понял Давос.

— И двое из них были убитые сыновья Неда Старка.

— Как же немой мог вам о них рассказать?

— С помощью мела. Он нарисовал двух мальчиков и двух волков.

— Парень, будучи Железным, счел за лучшее не высовываться, — продолжал Гловер, — но слушал внимательно. Эти шестеро недолго задержались в разрушенном замке: четверо ушли в одну сторону, двое в другую. За этими двумя, за женщиной с мальчиком, и пошел Векс. Должно быть, он держался с подветренной стороны, поскольку волк его не учуял.

— Он знает, где их искать, — добавил лорд Виман.

— Вам нужен этот мальчик, — сообразил Давос.

— Раз у Русе Болтона есть дочь лорда Эддарда, Белая Гавань должна заполучить его сына… и лютоволка. Волк докажет, что мальчик на самом деле сын Неда, если Дредфорт будет это оспаривать. Такова моя цена, лорд Давос. Привезите мне моего сюзерена, и я признаю Станниса Баратеона своим королем.

Давос по старой привычке взялся за грудь, где некогда прятал ладанку с костями от своих пальцев. Сейчас пропавшие талисманы очень бы пригодились ему.

— У вас на службе состоят рыцари, лорды и мейстеры, — сказал он. — Зачем вам контрабандист? И корабли у вас тоже есть.

— Корабли-то есть, да люди на них — либо речники, либо рыбаки, дальше Укуса никогда не ходившие. Для такого дела мне нужен опытный моряк, побывавший в опасных водах и переделках.

— Где же он, ваш мальчик? — Давос предчувствовал, что ответ ему не понравится. — Куда милорд хочет меня послать?

— Покажи ему, Векс, — сказал Гловер.

Немой, еще раз подкинув и поймав кинжал, метнул его в висящую на стене карту и усмехнулся.

Давосу вдруг очень захотелось назад в Волчье Логово, к сиру Бартимусу с его рассказами и Гарту с его славными девочками. Лучше бы его день-деньской кормили овсянкой, чем к людоедам на съедение посылать.

ДЕЙЕНЕРИС

Каждое утро королева, поднявшись на западный парапет, пересчитывала паруса в заливе. Сегодня вместе с теми, что мелькали на горизонте, их было двадцать пять. Она, конечно, могла ошибиться, пропустить один из них, а другой сосчитать дважды, но что за важность. Душителю и десяти пальцев довольно. Всякая торговля прекратилась, рыбаки боятся выходить в море. Самые смелые еще закидывают удочки в реку, хотя и это рискованно, но большинство лодок так и стоит на приколе под пестрыми стенами Миэрина.

Там, в заливе, есть и миэринские корабли, как торговые, так и военные. Капитаны увели их, когда войско Дени подошло к городу, а теперь привели назад, на подмогу флотам Кварта, Толоса и Нового Гиса.

Адмиральский совет не предложил ничего мало-мальски путного.

— Покажите им ваших драконов, — сказал Гролео. — Если юнкайцев поджарить, торговля мигом возобновится.

— Нас душит неприятельский флот, а вы толкуете о драконах, — ответила Дени. — Вы адмирал или нет?

— Адмирал без кораблей.

— Так постройте их.

— Корабли из кирпича не построишь, а весь лес в окружности двадцати лиг рабовладельцы сожгли.

— Значит, поезжайте за двадцать две лиги. Я дам вам рабочих, повозки, мулов — все, что потребуется.

— Я моряк, а не кораблестроитель. Меня послали доставить ваше величество в Пентос, а вы привели нас сюда и разобрали мой «Садулеон» на доски и гвозди. Больше уж такого корабля у меня не будет, и ни дома, ни старухи своей мне не видать. Не я отказался от кораблей, предложенных Даксосом, а на рыбачьих лодках с Квартом сражаться нельзя.

Дени начинала задумываться, не следует ли внести седого пентошийца в число ее трех изменников — но нет, он просто старик, утративший надежду когда-либо вернуться на родину.

— Должен же быть какой-нибудь выход.

— Я уже назвал вам его. Из чего сделаны корабли? Из канатов, смолы, парусины. Из квохорской сосны, соторосского тика, норвосского дуба, тиса, ясеня, ели. Все это хорошо горит, и драконы…

— Вы опять за свое. Оставьте меня и просите своих пентошийских богов о буре.

— Ни один моряк не станет молить о шторме, ваше величество.

— Я устала слушать о том, чего вы не желаете делать. Ступайте.

— Запасов у нас вдоволь, — напомнил ей сир Барристан. — Ваше величество изволили посеять пшеницу, посадить бобы, возродить виноградники. Ваши дотракийцы очистили холмы от рабовладельцев и освободили рабов. Когда поспеет тамошний урожай, его привезут в Миэрин. И с Лхазарином вы теперь в дружбе.

Ее завязал Даарио, чего бы эта дружба ни стоила.

— Жаль, что у ягнят нет зубов.

— Да… это заставило бы волков призадуматься.

Дени посмеялась и спросила: