Белый огонь Гриндер Александра
– Я хотел бы посетить одну из ваших достопримечательностей.
– Посетить? – переспросила она с едва ощутимой ноткой неодобрения в голосе. – У нас там в зале есть волонтеры, которые могут помочь вам в этом.
Нет, в самом деле, что это такое: тревожить ее по пустякам.
– Прошу прощения, – сказал мужчина. – Не хочу попусту тратить ваше драгоценное время. Я говорил об этом в отделе обслуживания посетителей, и они отослали меня к вам.
– Понимаю. – Тогда дело принимало иной оборот. К тому же у человека были такие изысканные манеры. Даже его произношение свидетельствовало о благородных предках, не то что эта невыносимая американская тянучка. – Прежде чем начать, нужно завершить некоторые формальности. Наши посетители должны предъявлять документы, если вы не возражаете.
Человек снова улыбнулся. У него были великолепные белые зубы. Из кармана своего черного пиджака он извлек кожаный бумажник и положил его раскрытым на стол. Увидев сверкающее золото сверху и фотографию внизу, мисс Пембрук вздрогнула:
– Ого. Боже мой. Федеральное бюро расследований. Это что, какое-то уголовное дело?
Человек улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок:
– Нет-нет, пусть вас это не беспокоит. Это личный вопрос. Ничего официального. Я бы показал вам мой паспорт, но он в сейфе отеля.
Мисс Пембрук позволила своему вспорхнувшему было сердцу успокоиться. Она никогда не имела отношения ни к какому криминалу, и одна возможность ее причастности к чему-либо подобному вызывала у нее ужас.
– Что ж, мистер Пендергаст, это вполне удовлетворительно, и я к вашим услугам. Пожалуйста, скажите, какую достопримечательность вы хотите посетить?
– Коттедж, который называется Ковингтон-грейндж.
– Ковингтон-грейндж, Ковингтон-грейндж… – Мисс Пембрук не знала этого названия. Правда, Фонд попечительствовал над сотнями достопримечательных мест, включая множество величайших английских имений, и она, конечно, не могла помнить все. – Минуточку.
Она повернулась к компьютеру и ввела название в строку запроса. На экране появилось несколько фотографий и пространный текст, мисс Пембрук принялась читать его, и тут в ее голове зашевелились туманные воспоминания. Неудивительно, что люди из отдела работы с посетителями рекомендовали этому человеку обратиться к администратору.
Мисс Пембрук повернулась к гостю.
– Ковингтон-грейндж, – повторила она еще раз. – Прежде им владела Летиция Уилкс, которая умерла в тысяча девятьсот восьмидесятом году, оставив свою собственность правительству.
Человек по имени Пендергаст кивнул.
– К сожалению, мистер Пендергаст, о визите в Ковингтон-грейндж не может быть и речи.
Услышав это известие, человек помрачнел лицом. Он постарался взять себя в руки.
– Это будет короткое посещение, мисс Пембрук.
– К сожалению, это невозможно. Судя по нашим сведениям, коттедж уже несколько десятилетий закрыт для публики, пока фонд решает, как с ним быть.
Бедняга стал таким несчастным, что даже жесткое, но всегда справедливое сердце Дороти Пембрук дрогнуло.
– Стихии нанесли ему серьезный ущерб, – объяснила она. – Находиться там небезопасно, и, прежде чем мы впустим кого-либо внутрь, дому необходима консервация. А в настоящее время наши ресурсы, как вы можете догадаться, довольно ограниченны. Есть множество других мест, более важных, которые тоже требуют внимания. И откровенно говоря, этот дом не представляет собой существенного исторического интереса.
Мистер Пендергаст опустил глаза, сцепил и расцепил пальцы. Наконец он заговорил:
– Я благодарю вас за то, что вы уделили мне время и объяснили ситуацию. Вы абсолютно правы. Просто… – И тут Пендергаст снова поднял глаза и встретился с ее взглядом. – Просто я единственный оставшийся в живых потомок Летиции Уилкс.
Мисс Пембрук удивленно посмотрела на него.
– Она была моей бабушкой. Из всей семьи остался только я. Моя мать умерла от рака в прошлом году, а отец погиб в железнодорожной катастрофе за год до этого. Моя… сестра была убита три недели назад, в ее дом ворвались грабители, но дела пошли не по тихому сценарию. Так что, как видите… – Пендергаст помолчал несколько секунд, справляясь с чувствами. – Как видите, Ковингтон-грейндж – это все, что у меня осталось. Я приезжал туда на летние каникулы ребенком, а потом мать увезла нас в Америку. В этом доме все счастливые воспоминания о моей семье, которой больше нет.
– О, я понимаю.
Ах, какая душераздирающая история!
– Я просто хотел увидеть это место в последний раз, всего один раз, прежде чем там все превратится в руины. И… в частности, там есть старый семейный альбом, я, помнится, листал его мальчишкой, а позже засунул куда-то в шкаф. Я бы хотел его забрать, если вы не возражаете. У меня ничего, ничего не осталось в память о моей семье. Мы все оставили здесь, когда уехали в Америку.
Мисс Пембрук слушала эту трагическую историю, и ее сердце наполнялось состраданием. Выждав несколько секунд, она откашлялась. Одно дело – сочувствие, и совсем другое – долг.
– Как я уже сказала, мне очень жаль, – проговорила она. – Но по всем тем причинам, которые я вам назвала, это исключается. И в любом случае все содержимое принадлежит Фонду, даже фотографии, которые могут представлять исторический интерес.
– Но они же там просто гниют! Тридцать лет прошло, а там никто и пальцем не пошевелил! – В голосе Пендергаста послышалась вкрадчивая нотка. – Всего десять минут в доме, а? Или даже пять? Никто об этом и знать не будет, кроме меня и вас.
Этот намек, будто мисс Пембрук может способствовать каким-то закулисным сделкам втайне от Фонда, полностью разрушил чары.
– Совершенно исключено. Я удивлена, что вы предприняли такую попытку.
– И это ваше последнее слово?
Мисс Пембрук коротко кивнула.
– Понятно.
Вид человека совершенно изменился. Несчастное выражение лица, слабая дрожь в голосе исчезли. Он откинулся на спинку стула и посмотрел на мисс Пембрук совсем иначе, чем прежде. В этом новом взгляде вдруг появилось что-то слегка встревожившее ее, что-то такое, что мисс Пембрук не сумела даже определить.
– Для меня это настолько важно, – сказал человек, – что я пойду на все, лишь бы добиться своего.
– Я не очень понимаю, что это значит, но решение мною принято, – сказала она с несокрушимой твердостью.
– Сожалею, но ваше упрямство не оставляет мне иного выбора.
Агент ФБР вытащил из кармана пачку бумаг и показал ее мисс Пембрук.
– Что это? – спросила она.
– У меня здесь информация, которая может заинтересовать вас. – Голос человека тоже изменился. – Насколько я знаю, ваша семья прежде жила в Чиддингем-плейс.
– Вряд ли это может представлять для вас интерес, но моя семья до сих пор живет там.
– Да, на четвертом этаже. Этот материал, который, как мне кажется, вы сочтете крайне интересным, касается вашего дедушки. – Пендергаст изящным движением положил бумаги на стол. – Здесь у меня информация, неопровержимая информация, согласно которой в последние месяцы перед банкротством бизнеса вашего деда он в отчаянной попытке сохранить компанию взял заем, заложив акции его акционеров. Это было не только серьезное финансовое мошенничество, но еще и обман банка – он ведь заявил, что залог принадлежит ему. – Пендергаст помолчал. – В результате его преступных действий многие из акционеров пошли по миру, а среди них были вдовы и пенсионеры, впоследствии умершие в унизительной бедности. Боюсь, что знакомство с этой историей не доставит вам удовольствия.
Он сделал паузу.
– Я уверен, мисс Пембрук, вы не пожелаете, чтобы доброе имя вашего дедушки – а значит, и всего семейства Пембрук – было замарано. – Он улыбнулся, демонстрируя свои прекрасные зубы. – Так не в ваших ли интересах дать мне временный доступ в Ковингтон-грейндж? Это ведь такая мелочь. Я думаю, мы сможем решить этот вопрос к взаимному удовольствию.
Именно его последняя, холодная улыбка, эти мелкие, ровные, идеальные зубы решили дело. Мисс Дороти Пембрук окаменела. Потом медленно поднялась со своего стула. Так же медленно подняла бумаги, которые этот человек положил на стол. И с отвращением бросила пачку бумаг к его ногам.
– Вы имеете наглость приходить ко мне в кабинет и пытаться шантажировать меня? – Ее голос, как ни удивительно, оставался совершенно спокойным. – Никогда в жизни я не сталкивалась с таким гнусным поведением. Вы, сэр, не более чем мошенник. Не удивлюсь, если история, которую вы мне рассказали, окажется такой же поддельной, как и ваш значок.
– Поддельная или нет, информация, которая у меня есть на вашего деда, неопровержима. Дайте мне то, что я прошу, или я передам эти сведения в полицию. Подумайте о вашей семье.
– У меня обязанности перед моим работодателем и истиной. Не больше и не меньше. Если вы хотите уничтожить доброе имя моей семьи, если хотите вывалять нас в грязи, если вы хотите лишить нас той малой финансовой безопасности, что мы имеем, – пусть так и будет. Я это переживу. А потому я говорю вам, мистер Пендергаст… – Она вытянула руку, указуя недрогнувшим перстом на дверь, и произнесла твердым голосом: – Немедленно покиньте этот дом, или я прикажу вышвырнуть вас силой. Всего доброго.
Стоя на крыльце здания Национального фонда сохранения мест исторического значения и природных красот, агент Пендергаст оглянулся на мгновение, и раздражение на его лице уступило место другому чувству – восхищению. Истинное мужество иногда обнаруживается в самых неподходящих для этого местах. Не многие могли бы противостоять такому давлению, и мисс Пембрук, которая в конечном счете просто исполняла свою работу, была одной из тысячи. По тонким губам Пендергаста скользнула улыбка. Потом он сунул бумаги в ближайшую урну. И, спускаясь по ступенькам, чтобы поехать на вокзал и сесть на Лондонский поезд, процитировал вполголоса:
– «Для Шерлока Холмса она всегда оставалась „Этой женщиной“. Я редко слышал, чтобы он называл ее каким-либо другим именем. В его глазах она затмевала всех представительниц своего пола»[29].
Глава 40
Моки Джонс снова был пьян и радовался этому. Джонс часто думал о себе в третьем лице, и тоненький голосок в его голове сообщал ему, что вот Моки Джонс идет нетвердо по Восточной Мейн-стрит, не чувствуя боли (или холода), в желудке у него пять дорогих мартини и стейк за восемьдесят долларов, его сексуальные потребности недавно были удовлетворены, его бумажник полон наличности и кредиток и ни работа, ни какое-либо дело, ни заботы не отягощают его.
Моки Джонс был одним из держателей акций (точнее говоря, одним от одной десятой от одной десятой держателей акций), и хотя сам он не заработал ни цента, это не имело значения, потому что деньги есть деньги и лучше их иметь, чем не иметь, и лучше иметь много денег, чем мало. А у Моки Джонса было много денег.
Моки Джонс, которому стукнуло сорок девять, был три раза женат и имел столько же детей от этих браков (на ходу он слегка поклонился в знак уважения к ним), но теперь он был свободен и не имел абсолютно никаких обязанностей, кроме как кататься на лыжах, есть, спать, трахаться и кричать на своих консультантов по инвестициям. Моки Джонс был счастлив жить в Роринг-Форке. Этот город отвечал его душевному складу. Люди не интересовались, кто ты и чем занимаешься, – важно, чтобы ты был богат. И не был каким-то вшивым миллионером. В стране было целое стадо дешевых миллионеров. Таких людей в Роринг-Форке презирали. Нет, ты должен быть миллиардером. Или хотя бы иметь несколько сотен миллионов. Иначе тебе не попасть в правильный круг людей. Сам Джонс принадлежал к категории сотенных миллионеров, и хотя это смущало его, он привык к такому положению. Тех двух сотен миллионов, что он получил от своего бездельника-папаши (еще один уважительный поклон), хватало для его нужд.
Он остановился, оглянулся. Эх, нужно было помочиться в ресторане. В этом чертовом городе не было общественных туалетов. А где, черт возьми, он оставил свою машину? Впрочем, это не имело значения – не настолько уж он глуп, чтобы садиться за руль в подобном состоянии. Он никогда не попадет на первую страницу «Роринг-Форк таймс»: «МОКИ ДЖОНС АРЕСТОВАН ЗА ЕЗДУ В ПЬЯНОМ ВИДЕ». Он позвонит в одну из служб, которые предоставляют лимузины вечерним выпивохам; таких служб в городе было несколько, и без работы они не сидели – доставляли домой «хорошо пообедавших» людей. Моки вытащил свой сотовый, но он выскочил из его руки и приземлился в сугробе. Витиевато выругавшись, Моки нагнулся, поднял телефон, отряхнул от снега и нажал нужную кнопку быстрого набора. Несколько секунд – и он договорился о машине. Мартини в «Брайерли стейк-хаусе» был очень неплох, и он непременно выпьет еще. Вот только бы добраться до дома.
Слегка покачиваясь, Моки стоял на тротуаре в ожидании лимузина, и вдруг в поле его зрения справа резко вторглось что-то быстро движущееся. Что-то желтоватое и неестественно мерцающее. Он повернулся и увидел, как в районе Маунтин-Лорел на восточном склоне в самом конце города, всего в четверти мили отсюда, взорвался языками пламени большой дом. На его глазах пламя взметнулось еще выше, он даже почувствовал жар на щеках. Искры, словно звезды, устремлялись в небо. И – о боже! – неужели это чья-то фигура в верхнем окне на фоне пламени? На глазах у Моки окно взорвалось, и человек вывалился из дома, как пылающая комета. Тело корчилось и издавало жуткие крики, которые словно ножом рассекали вечерний воздух и многократно отдавались эхом в горах, даже когда горящее тело исчезло за елями, отчего казалось, что это будет длиться бесконечно. Почти сразу же – Моки показалось, что прошли считаные секунды, – раздался вой сирен. По улице помчались полицейские и пожарные машины, появились зеваки. А несколько секунд спустя завизжали покрышками машины телевизионщиков со спутниковыми тарелками на крышах. Последними появились вертолеты, разукрашенные опознавательными знаками, они низко пронеслись над деревьями.
И тут Моки Джонс, в смятенном мозгу которого все еще звучал этот жуткий крик, почувствовал между ног сначала что-то теплое, а потом холодное. Мгновение спустя он понял, что намочил штаны.
Глава 41
Кори Свенсон вывела взятый напрокат «эксплорер» на подъездную дорожку и посмотрела на холодный темный дом. Там не было ни огонька, хотя машина Стейси стояла на парковке. Где же она? По какой-то причине Кори испытывала к Стейси странное покровительственное чувство, когда на самом деле она рассчитывала на противоположное – что присутствие Стейси придаст ей уверенность.
Вероятно, Стейси уже легла, хотя она была совой – ложилась и вставала поздно. А может, кто-то увез ее на своей тачке и они еще не вернулись.
Кори вышла из машины, заперла ее и двинулась к дому. Свет в кухне не горел. Значит, дело ясное: Стейси спит.
Над головой у девушки пролетел вертолет, за ним другой. Пока она поднималась по дороге вдоль каньона, над нею пролетело несколько вертолетов, и еще она слышала звуки сирен, доносящиеся из города. Она надеялась, что причина этого не еще один пожар.
Ее свидание с Тедом завершилось не совсем так, как она надеялась. Она не знала почему, но в последнюю минуту отвергла его предложение поехать с ней и согреть ее холодную постель. Искушение у нее было, сильное искушение, и она до сих пор чувствовала, как ее губы щиплет от его долгих поцелуев. Господи Исусе, почему она ему отказала?
Вечер прошел замечательно. Они посетили прекрасный ресторан в великолепно обновленном старом каменном здании, уютный и романтический, со свечами и приглушенным светом. Еда была превосходная. Кори пришла голодная и проглотила гигантский фирменный стейк с кровью, к которому подавались пинта эля, запеченная резная картошка (ее любимая), салат по-римски, а в конце подали огромную порцию сливочного мороженого с орехами и сиропом. Они говорили и говорили, в особенности об этом засранце Марпле и о Кермоуд. Тед был удивлен и даже поражен, когда Кори сообщила, что Кермоуд в родстве с печально известным семейством Стаффорд. Он вырос в «Высотах», был знаком с Кермоуд с самого детства и потому не выносил ее, но, узнав, что она принадлежит к бессердечному семейству Стаффорд, которое эксплуатировало город и выжимало из него все соки во время серебряного бума, он просто вышел из себя. В свою очередь он сообщил Кори интересный факт: изначально семейству Стаффорд принадлежала земля, на которой сейчас стоят «Высоты», и их холдинг все еще обладает правами на застройку третьей очереди, намеченную к введению в действие сразу же после открытия спа-салона и клубного дома.
Кори выкинула из головы эти мысли и вышла из кухни в центральный коридор. Ей почему-то было неспокойно – ее обуяло какое-то новое чувство, вот только она никак не могла понять, что это за чувство. Странный запах. Она прошла по дому и направилась в их комнаты, чтобы проверить, где Стейси.
Кровать капитана Боудри была пуста.
– Стейси?
Никто не ответил.
Вдруг Кори вспомнила про собаку.
– Джек?
Ни лая, ни прыжков, ни виляния хвостом в ответ. Ей стало страшно. Она вышла в маленький коридор и кликнула собаку.
По-прежнему ничего.
Кори вернулась в главную часть дома. Наверное, пес спрятался где-то или потерялся.
– Джек?
Она замерла, прислушалась, и до нее донесся приглушенный скулеж и царапанье. Источником этих звуков была большая гостиная – комната, которая была заперта и входить в которую категорически запрещалось. Кори подошла к раздвижным дверям.
– Джек?
Снова скулеж, сопровождаемый царапаньем.
У Кори сильно забилось сердце. Что-то случилось. Что-то очень нехорошее.
Она положила руку на дверь – та оказалась открытой – и медленно раздвинула створки. Из темноты к ней бросился Джек с поджатым хвостом, он приседал, скулил, лизал ей руки.
– Кто тебя здесь запер, Джек?
Кори оглядела темную комнату. Все здесь казалось тихим, пустым… и вдруг она увидела темные очертания чьей-то фигуры на диване.
– Эй! – удивленно воскликнула она.
Джек поджал хвост, прячась за ней и повизгивая.
Фигура чуть шевельнулась, очень-очень медленно.
– Кто вы и что здесь делаете? – спросила Кори.
Какая же она дура! Задает вопросы, вместо того чтобы немедленно дать деру.
– А-а, – раздался из темноты хрипловатый голос. – Это ты.
– Стейси?
Нет ответа.
– Боже мой, что ты тут делаешь?
– Все в порядке, никаких проблем, – снова прозвучал невнятный голос.
Кори включила свет и увидела Стейси. Та лежала на диване. Перед ней стояла полупустая бутылка «Джима Бима». На ней все еще была уличная одежда – шарф, шапка и все остальное. У своих ног Кори увидела лужицу воды и мокрые следы, ведущие к дивану.
– Бога ради, Стейси, нет!
Стейси махнула рукой и уронила ее на диван:
– Извини.
– Что ты делала? Выходила из дома?
– Прогуляться. Искала того сукина сына, который в тебя стрелял.
– Но я же просила тебя не делать этого. Ты могла там замерзнуть до смерти!
Кори заметила, что Стейси вооружена. К ее бедру был пристегнут пистолет сорок пятого калибра. Нужно было как-то забрать у нее оружие.
– Не беспокойся обо мне.
– А я беспокоюсь. Очень беспокоюсь.
– Брось ты. Расслабься. Присядь и выпей.
Кори села, но предложение выпить проигнорировала.
– Стейси, что происходит?
Стейси опустила на грудь голову:
– Не знаю. Ничего. Моя жизнь дерьмо.
Кори взяла ее за руку. Неудивительно, что пес испугался.
– Мне очень жаль. Я сама иногда так себя чувствую. Хочешь поговорить об этом?
– Моя военная карьера кончилась. Семьи нет. Друзей нет. Ничего нет. В моей жизни нет ничего, кроме короба со старыми костями, который я собираюсь увезти в Кентукки. А зачем? Что это была за идиотская идея?
– Но твоя военная карьера… Ты же капитан. Все эти медали и награды… да ты многое еще можешь сделать…
– Моя жизнь в говне. Меня уволили.
– Ты хочешь сказать… ты не сама ушла в отставку?
Стейси отрицательно покачала головой:
– Меня уволили по медицинским показаниям.
– Ты была ранена?
– Посттравматическое стрессовое расстройство.
Пауза.
– Господи. Я тебе сочувствую. Очень.
Обе надолго замолчали. Наконец Стейси снова заговорила:
– Ты и представить себе не можешь. Эти приступы бывают у меня без всяких причин. Я ору, как какой-нибудь долбаный маньяк. Или гипервентиляция: я впадаю в неконтролируемую панику. Господи, это ужасно. И наступает совершенно неожиданно. Я иногда так себя чувствую, что не могу встать с кровати, сплю по четырнадцать часов в день. И потом начинаю заниматься этим вот дерьмом – пью. На работу не устроиться. Уволена по медицинским показаниям – это приходится писать, когда подаешь заявление на работу, наниматель читает это и думает: на фиг нам нужна эта чокнутая. У них у всех на машинах желтые ленточки[30], но когда речь идет о приеме на работу ветерана с посттравматическим стрессовым расстройством, тут тебе дают понять: пошла отсюда, сучка.
Она потянулась к бутылке. Кори перехватила ее руку и осторожно удержала.
– Тебе не кажется, что уже достаточно?
Стейси выхватила бутылку из ее руки, сделала большой глоток, а потом внезапно швырнула бутылку через всю комнату, и та разбилась о стену.
– В жопу. Хватит.
– Дай я тебе помогу подняться.
Кори взяла Стейси под руку, и та, опираясь на Кори, поднялась на нетвердых ногах. Господи, как же от нее несло бурбоном! Кори сочувствовала ей. Она подумала, не удастся ли ей вытащить пистолет из кобуры, но решила, что не стоит этого делать – мало ли как Стейси отреагирует. Нужно уложить ее в постель, а уж потом потихоньку разобраться с пистолетом.
– Поймали того сукина сына, что стрелял в твою машину?
– Нет. Они думают, что это был браконьер.
– Ни хрена там не браконьер. – Стейси споткнулась, но Кори поддержала ее. – Я не смогла найти следы этого поганца. Слишком много снега выпало.
– Давай пока забудем об этом.
– А я не могу забыть. – Она выхватила пистолет и принялась размахивать им. – Я этому хмырю мозги размажу по стенке.
– Знаешь, тебе не стоит иметь при себе пистолет, когда ты пьяна, – тихо и твердо сказала Кори, стараясь не выдавать беспокойства.
– Да. Ты права. Извини. – Стейси вытолкнула магазин – тот выпал из ее рук и упал. Пули разлетелись по полу. – Лучше тебе его взять.
Она протянула пистолет рукоятью вперед, и Кори взяла его.
– Осторожнее. Один патрон в патроннике еще остался. Дай я его достану.
– Я сама. – Кори извлекла патрон и бросила его на пол.
– Эй, детка, да я смотрю, ты разбираешься в таких вещах!
– Приходится – я ведь собираюсь работать в полиции.
– Ё-моё, из тебя когда-нибудь выйдет хороший коп. Ты мне нравишься, Кори.
– Спасибо.
И Кори повела Стейси по коридору к их комнатам. Она слышала звук пролетающих над ними вертолетов, а из окна увидела, как прожектор одного из них обшаривает землю. В городе что-то происходило.
Наконец ей удалось уложить Стейси под одеяло. Рядом с кроватью Кори поставила пластиковое ведро – на случай, если Стейси будет рвать. Но та сразу же уснула.
Кори вернулась в гостиную и принялась наводить там порядок, Джек вился у ее ног. Пьяная Стейси до смерти напугала бедного пса. Да и не только пса. Кори выпрямилась и услышала звук еще одного летящего вертолета. Она подошла к окну из толстого стекла и выглянула в темноту. За гребнем горы со стороны города разливалось сильное желтое сияние.
Глава 42
Когда дела, казалось, уже не могли пойти хуже, они все-таки пошли хуже, – об этом думал шеф полиции Моррис, глядя на две столкнувшиеся машины, заблокировавшие 82-й хайвей, и на жуткую пробку, образовавшуюся за ними. Медицинский вертолет как раз взлетал, поднимая снежную бурю, словно без него тут было мало снега. На борту вертолета находились двое пострадавших, их срочно нужно было доставить в травматологическое отделение больницы в Гранд-Джанкшн, где по меньшей мере один из них, которому прострелили голову, вероятно, умрет. Больше всего шефа полиции выводило из себя то, что во время самого происшествия никто не пострадал, но оно спровоцировало ссору, в ходе которой водитель «БМВ Х5» достал пистолет и расстрелял двух человек в «гелендвагене», врезавшемся в него сзади. Шеф полиции слышал, как закованный в наручники преступник, сидящий в задней части его машины в ожидании снегохода, орет истошным голосом, что действовал в рамках «самозащиты» и «будет стоять на своем». Таким образом, если раненый умрет, – а редко кто остается в живых, если его череп прошивает патрон тридцать восьмого калибра, – это будет означать, что в городе менее чем за две недели произошло девять убийств. Тогда как до этого Роринг-Форк долгие годы не видел ни одного убийства.
Какой-то кошмар, и ни конца ни края ему не видно.
До Рождества четыре дня, сильный снегопад, а по прогнозу за следующие три дня выпадет от двадцати четырех до тридцати дюймов осадков, завершится же снежная буря сильным ветром. Из-за этого инцидента 82-й хайвей – единственный выезд из города – был заблокирован, снегоуборочные машины не могли работать, метель их быстро опережала, и примерно через час дорогу придется закрыть, и всех этих людей, которые кипят от ярости в своих машинах, орут, сигналят и визжат как сумасшедшие, придется спасать.
Со взлетной полосы Маккастер без перерыва взлетали «гольфстримы» и другие частные самолеты – отдыхающие покидали город, но и полосу вскоре придется закрыть. А когда это произойдет, Роринг-Форк будет закупорен – ни въехать, ни выехать, разве что на снегоходе.
Шеф полиции посмотрел в зеркало заднего вида в сторону города. Хуже всего был третий поджог. Не с точки зрения количества погибших, а по тому психологическому эффекту, который он произвел на Роринг-Форк. Сожженный дом стоял на окраине города, почти на подошве горы, – величественный старый особняк в викторианском стиле, принадлежавший Морису Жиро, знаменитому распорядителю фондов и нью-йоркскому светскому льву, пятому в списке Форбс, поразительному старику с амбициями, огромными, как Эверест. Погибли он и его молодая жена, по ее виду ей было не больше восемнадцати. Охваченная огнем, она выбросилась из окна верхнего этажа.
Это видел весь город, и, конечно, психологическая травма была серьезной. А как следствие, этот затор, стрельба на дороге, классический пример положения, хуже которого и не придумаешь.
Его мысли сами собой вернулись к Пендергасту, чьи слова теперь можно было считать пророческими: «Следующий дом, без сомнений, будет таким же заметным. – И его заключение: – Чтобы отправить послание».
Но какое послание?
Моррис снова посмотрел на дорогу. У его патрульной машины со стрелком, сидящим сзади, были включены проблесковые маячки и сирена, но все это только ради демонстрации. Идиоты, бегущие из города, заблокировали обе стороны хайвея, а также обочины. К тому же высокие сугробы по обеим сторонам не позволяли машинам развернуться, отчего затор стал тотальным. В нем застрял даже шеф полиции, и, несмотря на все его усилия не допустить, чтобы машины подпирали его сзади, они его заперли.
По крайней мере, удалось временно заблокировать выезд из города, а это означало, что пробка хотя бы не будет расти. И слава богу, у полиции Роринг-Форка имелись три снегохода, которые уже были в пути. Шеф полиции сидел в машине, дворники безуспешно совершали свои движения по лобовому стеклу, и тут до него донесся звук приближающегося снегохода. Он схватил рацию и дал команду полицейскому на снегоходе в первую очередь забрать преступника. Рассерженная толпа стала собираться вокруг его патрульной машины, люди кричали на стрелка, проклинали его, угрожали, предлагали повесить на ближайшем дереве, а преступник кричал в ответ, подначивал их. Удивительно похоже на те дни, когда в Роринг-Форке заправляли отряды самозащиты. Да, слой цивилизации был очень тонок.
И ко всему прочему Пендергаст исчез, сбежал, улетел в Лондон в тот момент, когда он нужен здесь больше всего. Чиверс, пожарный следователь, вступил в открытую войну с управлением полиции, а подчиненные Моррису сыщики были деморализованы, злы и не соглашались друг с другом.
Вот прибыл и второй снегоход, привез криминалистов и двух детективов, чтобы задокументировать происшествие, изучить место преступления и опросить свидетелей. Снег усиливался, крупные снежинки падали все быстрее. Выйдя из патрульной машины, шеф полиции направился к снегоходу и сел в него вместе с другими людьми, которым нужно было вернуться в город и разбираться с очередным поджогом. Несколько отчаявшихся автомобилистов тоже желали попасть в город, и шеф полиции разрешил паре с ребенком сесть на борт, из-за чего те, кто получил отказ, принялись недовольно роптать.
Снегоход направился назад в город по глубокому снегу вдоль хайвея, и шеф полиции снова – в тысячный раз – вернулся к своим мыслям, к главной тайне поджогов: в чем состоит послание? Является ли поджигатель абсолютным безумцем? Но если да, то каким образом ему удается так тщательно планировать и совершать преступления?
Они въехали в город, и после хаоса на дороге шеф полиции был поражен пугающей пустотой на улицах. Практически к Роринг-Форку вернулся статус города-призрака. Улицы в праздничном убранстве, витрины магазинов, сверкающие дорогими товарами, – все это усиливало элемент призрачности. Картинка на следующий день после Страшного суда.
Шеф полиции не был уверен, станет ли Роринг-Форк снова таким, каким был еще недавно.
Глава 43
Вечером того же дня, возвращаясь из ангара, Кори решила остановиться в городе и согреться – выпить чашку горячего шоколада и проверить электронную почту. Было темно, падал снег, и она знала, что ей пора домой, но так не хотелось возвращаться в этот мерзкий холодный особняк, после того как она целый день провела на морозе в ангаре, который про себя называла «сибирской камерой пыток».
Когда она припарковала на улице свой новый «форд», снег уже немного ослабел. После вчерашнего поджога места для парковки стало много, а ведь прежде днем с огнем нельзя было сыскать. Хотя дорогу и аэропорт вчера закрыли, из города удалось вырваться чертовой прорве народа. Кори вошла в «Озимандиас» – одно из немногих простых, без претензий кафе в городе, с бесплатным вай-фаем и неторопливыми официантами, которые не смотрели на нее сверху вниз.
В кафе было почти пусто, но к Кори подошел официант и разбавил ее дурное настроение своим дружелюбием. Она заказала горячий шоколад и вытащила свой айпад. Писем пришло довольно много. В том числе одно от ее научного руководителя, который просил еще раз проинформировать его о состоянии ее дел на сегодня, спрашивал о том, что происходит в Роринг-Форке, и сетовал, что она не держит его в курсе своих дел. Это верно, в своих отчетах Кори была уклончива. Она не хотела, чтобы он вмешивался или пытался закрыть ее проект, а потому считала, что чем меньше информации к нему попадет, тем лучше. А когда ее работа будет закончена и сдана, комитет придет в восторг. У научного руководителя не будет иного выхода, кроме как подключиться к всеобщему одобрению. Она получит премию Розвелла… ну, по крайней мере, Кори на это надеялась. Поэтому, чтобы успокоить Карбона, она составила туманный, двусмысленный ответ на его письмо, придав своему посланию вид отчета, но при этом ничего не сказав по существу: якобы дела продвигались поначалу медленно и у нее пока мало информации. Она нажала кнопку «отправить», надеясь, что на несколько дней отделалась от него.
Принесли горячий шоколад, и она, отпивая по глоточку, просмотрела остальные письма. От Пендергаста ничего… впрочем, она и не надеялась: он явно не был большим любителем электронной почты. Закончив с почтой, Кори просмотрела «Нью-Йорк таймс», «Хафф пост» и несколько других сайтов. В «Таймс» история о поджогах была вынесена на первую страницу, и девушка с интересом прочитала ее. После второго случая поджоги приобрели национальную известность, ну а третий превратил эти события в наводящую страх сенсационную историю, которая привлекла внимание всей страны. По иронии судьбы теперь, когда это стало первоочередной новостью, снежная буря закрыла город и никаким репортерам сюда было не пробраться.
Допив шоколад, Кори решила, что ей и в самом деле пора, затянула потуже шарф, вышла из кафе и с удивлением увидела, что по другой стороне улицы, прямо под фонарем, идут Стейси и Тед. Она уставилась на них. Они не то чтобы шли под ручку, но были вполне на дружеской ноге, болтали и щебетали. На ее глазах они исчезли в ресторане.
Кори вдруг стало нехорошо. Стейси говорила, что весь день проведет в доме Файна, объясняя это похмельем. Но оказывается, похмелье не помешало ей пойти пообедать с Тедом. Не завели ли эти двое интрижку у нее за спиной? Это казалось немыслимым, но внезапно стало вполне вероятным. Может быть, Тед хотел таким образом отплатить Кори за отказ провести с ним предыдущую ночь? Не вышло с ней, так он решил заняться Стейси?
…А что же Стейси? Неужели она дошла до того, что стала способна на подобные вещи? В конце концов, она оказалась вовсе не тем чрезвычайно уверенным в себе капитаном ВВС, как представлялось вначале, а скорее запутавшейся и одинокой женщиной. Кори не нравилось думать, что все это изменило ее отношение к Стейси, но она ничего не могла с собой поделать. Интересно, что это за штука такая – посттравматическое расстройство и как оно может проявляться. А еще Кори припомнила один странный факт: прежде чем заявить о себе, Стейси несколько дней тайно жила в Роринг-Форке. Что она делала в эти дни? Действительно ли просто хотела сначала «почувствовать» этот город?
Кори села в машину и завела двигатель. Он еще не успел полностью остыть, а потому быстро согрелся, к ее радости. Она выехала из города и направилась к дороге Вороньего оврага, проходя повороты на минимальной скорости. Снег теперь падал так густо, что на дворниках наросли комья снега. Вот и отлично: кто бы там ни сидел в засаде с оружием, он даже не заметит машину Кори на дороге. А уж сделать прицельный выстрел тем более не сумеет. Значит, такая погода ей на пользу. Девушка подумала о паршивых бобах с рисом – единственное, что она могла себе позволить, – и еще об одном вечере с отмороженной задницей. Ну его к черту. Она вскроет замок регулятора температуры и включит тепло. Пусть себе хозяин вопит. Смешно, что мультимиллионеру жалко потратить несколько долларов.
За снежной пеленой проступили очертания особняка, темного и мрачного. Как она и предполагала, машина Стейси отсутствовала. Кори понадеялась, что Стейси не будет пить в ресторане и не сядет за руль пьяной в такую погоду.
Она припарковалась на площадке перед домом. Машину к завтрашнему утру занесет снегом, как это уже случалось несколько раз, и придется поработать лопатой. А все из-за того, что хозяин не позволил ей пользоваться гаражом. Неудивительно, что он увяз в этом своем жутком разводе.
Кори вышла из машины, сразу же замерзла, и тут ей вдруг пришло в голову, что Пендергаст был прав: пора уезжать из Роринг-Форка. Ее исследования в общем и целом были закончены, а надежда на то, что она раскроет серийные убийства полуторавековой давности, была более чем призрачной. Кори проверила все варианты, но так ничего и не нашла. Как только дорога откроется, она сбежит отсюда.
Решение было принято.
Кори отперла дверь, предполагая, что сейчас ее встретит обычный шквал лая и повизгивания, но внутри царила тишина.
Ее охватили дурные предчувствия. Вчерашний вечер словно бы повторялся.
– Джек? – окликнула она.
Никакого ответа. Неужели Стейси забрала собаку с собой в город, чтобы псу не было одиноко? Но она не проявляла особого интереса к Джеку и вообще сказала Кори, что предпочитает котов.
– Джек? Ко мне, Джек!
Ни звука. Кори снова попыталась смирить рвущееся из груди сердце. Она включила повсюду свет – наплевать на счета за электричество! – и принялась звать собаку. Пройдя по коридору в свое крыло дома, она обнаружила, что дверь в ее спальню закрыта, и распахнула ее.
– Джек?
В комнате было темно. На полу у кровати лежало что-то непонятное, окруженное еще более густой темнотой. Кори включила свет и увидела, что на коврике лежит обезглавленное тельце Джека, а вокруг расплывается огромное кровавое пятно.
Кори не вскрикнула. Она потеряла голос. И могла только смотреть.
Потом она увидела голову – на туалетном столике. Открытые глаза уставились в никуда, по псевдодеревянному фасаду столика стекала полусвернувшаяся кровь. Между стиснутыми челюстями был всунут клочок бумаги. Действуя почти бессознательно, как будто это происходило с кем-то другим, Кори взяла канцелярский нож, разжала челюсти собаки, вытащила клочок бумаги и прочла послание:
Свенсон, убирайся из города сегодня же, иначе ты труп. Пулька в твою хорошенькую маленькую головку.
Кори уставилась на записку. Это было похоже на дурное подражание «Крестному отцу». И уж совсем смехотворно это выглядело теперь, когда она не смогла бы убраться из города, даже если бы очень хотела.
Записка вернула ее к реальности. Кроме болезненной смеси страха и отвращения, Кори ощутила прилив гнева, настолько сильный, что сама испугалась. Как они посмели запугивать ее, как они посмели сделать такое с невинным, несчастным Джеком!
Убраться из города? Ни за что! Она остается.
Глава 44
Роджер Клифиш отметил про себя, что Хэмпстед-Хит сильно изменился к худшему с тех дней, когда Китс пересекал его на пути из Клеркенуэлла в коттедж Каудена Кларка, где читал свои стихи и разговаривал о литературе. Или с тех пор, когда учитель рисования Уолтер Хартрайт, проходя по этим местам однажды вечером, глубоко погруженный в свои мысли, встретил на далекой обходной дорожке призрачную Женщину в белом[31]. Теперь все это находилось в пределах большого Лондона, с автобусными остановками и станциями метро по границам, где прежде росли леса.
Время шло к полуночи, на улице похолодало, и пустошь[32] была относительно пустынна. Они уже покинули Парламент-Хилл с его великолепной панорамой Сити и Канэри-Уорф и теперь двигались на северо-запад. Под бледной луной холмы, пруды и рощи были не более чем тенями.
– Я взял с собой потайной фонарь, – сказал Клифиш скорее для того, чтобы поддержать бодрость духа, чем для информирования. Он помахал фонарем, который до этого был спрятан под его тяжелым широким пальто. – Мне показалось, что он как нельзя лучше подходит для данного случая.
Пендергаст кинул взгляд на фонарь:
– Анахронизм, конечно, но может пригодиться.
Ранее, в комфорте его жилища, планирование этого маленького приключения вызывало у Клифиша возбуждение. После того как Пендергасту не удалось получить разрешения попасть в Ковингтон-грейндж, он заявил, что так или иначе проникнет туда, пусть и нелегально. Клифиш с энтузиазмом согласился ему помочь. Но теперь, когда они осуществляли задуманное, он испытывал испуг. Одно дело было писать исследование о профессоре Мориарти, этом короле преступного мира, или полковнике Себастиане Моране, «втором опаснейшем человеке в Лондоне». Но совсем другое – самому выходить из дома с целью взлома и проникновения в чужую собственность.
– Тут, кстати, есть местное отделение полиции, – сказал Клифиш.
– Неужели? – раздался ответ. – И в каком количестве?