Хотят ли русские войны? Вся правда о Великой Отечественной, или Почему врут историки Козинкин Олег

22 июня в показаниях генералов

Разбирая вопрос с приведением в боевую готовность войск западных округов, в книге «Кто „проспал” начало войны» были рассмотрены мемуары генералов и документы тех дней. В предыдущих главах этой – рассмотрено то, как описывают начало войны современные исследователи, всячески обходя стороной тему предвоенных дней, в частности то, что делалось Москвой перед 22 июня. Но, наверное, лучше будет подробно рассмотреть, что говорили сами генералы в официальном расследовании после Великой Отечественной войны по событиям «перед 22 июня». Отвечая на вопросы «от Покровского».

Эти вопросы были опубликованы в 1989 году в «Военно-историческом журнале» (ВИЖ), в №№ 3 и 5 в статье «Фронтовики ответили так! Пять вопросов Генерального штаба» (размещено на http://liewar.ru/ content/view/186/2). Посмотрим, что же сделали наши генералы, как было сорвано повышение боевой готовности перед нападением Германии, с чем пришла армия к 22 июня, разбирая ответы самих генералов.

Часть ответов, в сокращённом виде, представлена в книге Ю. Мухина «Если бы не генералы», изданной ещё в 2006 году. Но сейчас стоит их привести без сокращений и как можно больше. Хотя на самом деле в ВИЖ в 1989 году опубликовали ответы всего лишь нескольких генералов, и лишь малую часть показаний даже данных генералов, но даже то, что опубликовано, – о многом говорит.

Вопрос № 1. Был ли доведён до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?

Этот план (основой являлся в то время только один утвержденный план – «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы» от 18 октября 1940 г.) разрабатывается в Генштабе. Потом его фрагменты доводятся до округов, в соответствии с их условиями и задачами, отдельными директивами, по которым в округах должны разработать свои окружные планы прикрытия (ПП) и обороны госграницы. В данном вопросе под «планом обороны» для генералов западных округов подразумеваются планы прикрытия этих округов, имеющиеся и постоянно обновляемые.

Перед самой войной это делалось на основе майских директив Генштаба. Были и в апреле команды на отработку планов прикрытия в округах, в соответствии с тогдашней международной обстановкой, и ранее. Новые же, майские, должны были разработать к концу мая, но отправляли их на утверждение в Москву только в начале – середине июня:

«ЗапОВО – директива на разработку № 503859сс/ов от 05.05.1941 г. – ПП отправлен из округа 11.06.1941 № 0021102

КОВО – директива на разработку № 503862сс/ов от 05.05.1941 г. – ПП отправлен из округа 19.06.1941 № А1-00249

ПрибОВО – директива на разработку № 503920сс/ов от 14.05.1941 г. – ПП поступил в ГШ 12.06.1941 вх. № 3878

ЛВО – директива на разработку № 503913ов/сс от 14.05.1941 г. – ПП поступил в ГШ 10.06.1941 вх. № 3816

ОдВО – директива НКО и ГШ № 503874сс/ов от 6 мая 1941 г. – ПП отправлен из округа на утверждение в ГШ 20 июня 1941 г.

На сегодняшний день эти планы прикрытия западных округов хранятся в фонде ГШ – значит, „дошли”. Только вот когда, неизвестно. В КОВО, как и в ОдВО, наверное, уже после начала войны…». (Чекунов С. Л. – «Сергей ст.», исследователь архивов.)

На основании этих ПП в корпусах и дивизиях западных округов должны были разработать свои планы обороны и для командиров частей отработать так называемые «красные пакеты», которые вскрываются после получения из штаба округа соответствующего приказа. Однако в том же ЗапОВО у многих командиров не было новых «красных пакетов» на момент нападения. «Эти пакеты хранились в штабе армии и не вручались командирам соединений, потому что не было ещё утверждено округом решение командующего армией…» – генерал Сандалов, начштаба 4-й армии ЗапОВО. Правда, дальше Сандалов пишет, что «однако командиры соединений знали содержание документов в пакетах, так как являлись участниками их составления…». Впрочем, писал он это уже в 1960-е. А вот что писал он же при Сталине по этому вопросу, посмотрим ниже.

Не имея на 22 июня новых ПП, многие командиры дивизий и корпусов и начали воевать по любимому армейскому принципу – «иди сюда, стой там». А ведь в директиве «№ 002140/сс/ов 14 мая 1941 г.» Западного округа, для той же 3-й армии Кузнецова сам Павлов указал: «Командиры частей должны в совершенстве знать свои боевые задачи и свои участки во всех отношениях, особенно хорошо следует изучить пути, переправы и рубежи, удобные для развёртывания и ведения боя». Т. е. в каждой дивизии и полку должны были отработать свои, новые планы, по которым «командиры частей» и должны были «в совершенстве знать свои боевые задачи и свои участки во всех отношениях». И эти планы, от полков и выше, и были составной частью окружного плана прикрытия.

Несмотря на то, что к концу мая 1941-го в округах должны были разработать новые планы прикрытия и обороны госграницы, только в одном западном военном округе, в ОдВО, не только разработали новый план прикрытия, но все должностные лица, комдивы и комкоры были действительно ознакомлены с этими планами и сами участвовали, как и положено, в их разработке, «в части их касающейся». При этом командир мог знать о «соседях» (не более), но понятия не имел об окружном ПП. Сам окружной план прикрытия знали только несколько человек в штабе округа.

Маршал Советского Союза М. В. Захаров, генерал-майор и начальник штаба ОдВО в июне 1941-го, «Генеральный штаб в предвоенные годы», М.: Воениздат, 1989 г. – http://militera.lib.ru/memo/russian/zaharov_mv /06.html:

«В связи с нарастанием угрозы военного нападения фашистской Германии на СССР приграничные военные округа в мае 1941 года получили соответствующие директивы наркома на разработку плана обороны государственной границы.

В директиве НКО, подписанной 6 мая 1941 года, от Одесского военного округа требовалось: для прикрытия мобилизации, сосредоточения и развёртывания войск разработать детальный план обороны государственной границы…»

Как видите, Захаров майские Директивы на разработку «Планов прикрытия» округов называет «Директивами на разработку именно «Планов обороны»! Хотя многие историки всячески утверждают, что майские «Планы прикрытия» не являются «Планами обороны», именно об этих «ПП» и ставится вопрос № 1.

«В соответствии с директивой Генштаба штаб ОдВО разработал план прикрытия государственной границы, в котором предусматривался следующий замысел: активной обороной, опираясь на систему полевых позиций, построенных вдоль государственной границы, и ряд оборонительных рубежей в глубине, прикрыть наиболее важные направления и не допустить прорыва фронта обороны и распространения противника в глубину, особенно с фронта Сэвени, Яссы, Фэлчиу, Галац; в случае вклинения врага в нашу оборону задержать его продвижение, опираясь на промежуточные тыловые и отсечные позиции, а затем резервами командования округа и всей авиацией ликвидировать прорыв.

В соответствии с этим замыслом создавалась и группировка войск прикрытия…

Соответствующие командиры и штабы изучили полосы обороны своих соединений и участки полков в пределах районов прикрытия.

Многие войсковые части провели боевые тревоги и выводили подразделения в намеченные для них районы, что дало возможность установить срок готовности первых эшелонов прикрытия по боевой тревоге (2–3 час)…»

Т. е. приграничные части первого эшелона, вплоть до командиров полков включительно, знали свои участки обороны и проводили тренировки в этих районах, где они в принципе и находились, и отработанный норматив подъёма по тревоге для этих частей составлял 2–3 часа. При этом части второго эшелона и резерва должны были знать, куда они выдвигаются в случае объявления тревоги, – в какой район сосредоточения. Прибыв в который, они и получат следующие приказы – куда двигаться дальше и какую задачу выполнять…

«Вдоль Днестра находилось два укрепленных района – Рыбницкий и Тираспольский, созданные ещё в 30-х годах на старой государственной границе с Румынией. За несколько дней до начала войны в этих укрепрайонах по указанию округа и в соответствии с директивой Генерального штаба проводились работы по оборудованию предполья в глубину до 35 километров от Днестра. В трёх остальных укреплённых районах, управления которых формировались в конце 1940 – начале 1941 года, не имелось ещё пулемётно-артиллерийских батальонов и работ по созданию долговременных огневых точек вдоль государственной границы не велось. Проводились лишь рекогносцировки мест для последующей установки долговременных сооружений.

Разработанный штабом округа план прикрытия и некоторые соображения по вопросам начального периода войны на румынском направлении 20 июня были представлены в Генеральный штаб. С докладом по представляемому плану прикрытия в Генеральный штаб выехал заместитель по оперативным вопросам начальника штаба ОдВО полковник Л. В. Ветошников. Не ожидая утверждения этого плана Наркомом обороны, штаб округа дал соответствующие указания командирам корпусов по отработке частных планов соединений…»

Наиболее важное в этих словах и действиях Одесского командования то, что они, не дожидаясь утверждения плана в Москве, дали командирам корпусов команды на отработку своих частей ПП. Но делалось это не из-за некой мифической «личной инициативы» Захарова, или по отдельному указанию Генштаба для этого конкретного округа. Это норма, и так и должны отрабатываться планы прикрытия. Первым делом вновь назначенный командир дивизии начинает свою службу с того, что выясняет место своей дивизии в Плане обороны округа, на случай войны. Сам план прикрытия в округе есть изначально («по определению»). Командир знакомится с ПП округа «в части, касающейся его подразделения», и, в случае прихода в округ новых ПП, до него в обязательном порядке доводят эти новые требования. Это обязанность начальника штаба округа. После этого он вносит изменения в план своего подразделения (корпуса, дивизии, полка).

План разрабатывается должностными лицами «в части, их касающейся», а потом отправляется на утверждение в Генеральный штаб, в Москву. И разработка идет именно «снизу». И хотя ПП из Одессы поступил в ГШ только 20 июня 1941-го, генералы и командиры ОдВО «свой манёвр» знали.

Обратите внимание, что «срок готовности первых эшелонов прикрытия по боевой тревоге» устанавливался чёткий и достаточно небольшой – «2–3 часа». Это время давалось частям, находящимся на самой границе – дивизиям прикрытия, которые в те дни уже находились в повышенной боевой готовности, или приведенным ранее в повышенную б/г частям округа, которые могут быть подняты по боевой тревоге по первой команде из Москвы и приведены в полную боевую готовность!

В реальности – именно столько времени и понадобилось флоту, чтобы перейти из «готовности № 2» в «№ 1» в ночь на 22 июня. Именно столько понадобилось и Одесскому округу, чтобы его войска в ночь на 21–22 июня были подняты по тревоге и приведены в полную б/г. И именно столько времени понадобилось бы и остальным трём округам в ночь на 22 июня, чтобы и их войска были приведены в полную боевую готовность. Но в реальности этого не произошло, и даже этих 2–3 часов войскам просто не дали, но об этом чуть позже.

Также интересно свидетельство Захарова о том, что «за несколько дней до начала войны» в округах «проводились работы по оборудованию предполья» в укрепрайонах! И именно «в соответствии с директивой Генерального штаба»! В приводимых далее показаниях генералов это видно (саму данную опубликованную директиву ГШ найти пока не удалось).

А пока – продолжим о планах прикрытия и «красных пакетах».

В ПрибОВО с отработкой планов прикрытия и с доведением их до подчинённых было хуже, но всё же и здесь большинство командиров «знали свой манёвр». Хотя и в этом округе не все командиры чётко знали этот самый «манёвр», именно согласно майскому ПП. Начнём с показаний генерал-лейтенанта П. П. Собенникова, бывшего командующего 8-й армии ПрибОВО:

«Командующим я был назначен в марте 1941-го. Должность обязывала меня прежде всего ознакомиться с планом обороны государственной границы с целью уяснения места и роли армии в общем плане. Но, к сожалению, ни в Генеральном штабе, ни по прибытии в Ригу в штаб ПрибОВО я не был информирован о наличии такого плана. В документах штаба армии, который располагался в г. Елгава, я также не нашёл никаких указаний по этому вопросу.

У меня складывается впечатление, что вряд ли в то время (март 1941 г. – О. К.) такой план существовал. Лишь 28 мая 1941 года я был вызван с начальником штаба генерал-майором Г. А. Ларионовым и членом военного совета дивизионным комиссаром С. И. Шабаловым в штаб округа, где командующий войсками генерал-полковник Ф. И. Кузнецов наспех ознакомил нас с планом обороны. Здесь же в этот день я встретил командующих 11-й и 27-й армиями генерал-лейтенанта В. И. Морозова и генерал-майора Н. Э. Берзарина, а также начальников штабов и членов военных советов этих армий.

Командующий войсками округа принимал нас отдельно и, видимо, давал аналогичные указания – срочно ознакомиться с планом обороны, принять и доложить ему решение.

Всё это происходило в большой спешке и несколько нервной обстановке. План был получен для ознакомления и изучения начальником штаба. Он представил собой довольно объёмистую, толстую тетрадь, напечатанную на машинке.

Примерно через 1,5–2 часа после получения плана, не успев ещё с ним ознакомиться, я был вызван к генерал-полковнику Ф. И. Кузнецову, который принял меня в затемнённой комнате и с глазу на глаз продиктовал моё решение…

В похожем на моё положении находился и командующий 11-й армией, который был принят генерал-полковником Кузнецовым первым.

Мои записи, а также начальника штаба были отобраны. Мы получили приказание убыть к месту службы. При этом нам обещали, что указания по составлению плана обороны и наши рабочие тетради будут немедленно высланы в штаб армии. К сожалению, никаких распоряжений и даже своих рабочих тетрадей мы не получили.

Таким образом, план обороны до войск не доводился. Однако соединения, стоящие на границе (10-я, 125-я, а с весны 1941 г. и 90-я стрелковые дивизии), занимались подготовкой полевых укреплений на границе в районах строившихся укреплённых районов (Тельшайского и Шяуляйского), были практически ориентированы о своих задачах и участках обороны. Возможные варианты действий проигрывались во время полевых поездок (апрель – май 1941 г.), а также на занятиях с войсками.

(Дата составления документа отсутствует. – В. К.)».

Директива НКО и ГШ «№ 503920/сс/ов» на разработку ПП в ПрибОВО была от 14 мая. Срок на разработку ПП стоял – к 30 мая, однако Ф. И. Кузнецов (точнее, начштаба округа Клёнов, расстрелянный в феврале 1942-го) командующих армиями вызвал для «ознакомления» с новым ПП только 28 мая!

«Генерал-лейтенант В. И. Морозов (бывший командующий 11-й армией). Как известно, в 1940 году были начаты организация и строительство укреплённых районов. Командиры дивизий привлекались к рекогносцировкам тех районов, в которых предполагалось им действовать.

Укрепления строились дивизиями в своих полосах обороны. Поэтому командиры полков и батальонов их хорошо знали. Кроме того, на местности со штабами корпусов, дивизий и полков неоднократно проводились занятия. Их тематика и характер вытекали из проигрывания вариантов действий на случай войны.

(Дата составления документа отсутствует. – В. К.)».

Т. е. командиры той же 11-й армии знали «свой манёвр» только потому, что проводили рекогносцировки в районах строительства УРов, в районах своей дислокации на границе (будучи частями прикрытия), «в которых предполагалось им действовать». И, похоже, до Морозова Кузнецов и Клёнов не довели ПП округа, даже в той форме, как Собенникову… А ведь изменения новых планов прикрытия касались всех частей округа.

«Генерал-лейтенант И. П. Шлемин (бывший начальник штаба 11-й армии). Такого документа, где бы были изложены задачи 11-й армии, не видел. Весной 1941 года в штабе округа была оперативная игра, где каждый из участников выполнял обязанности согласно занимаемой должности. Думается, что на этом занятии изучались основные вопросы плана обороны госграницы. После чего с командирами дивизий и их штабами (5, 33, 28 сд) на местности изучались оборонительные рубежи. Основные требования и их подготовка были доведены до войск. Со штабами дивизий и полков была проведена рекогносцировка местности с целью выбора рубежей обороны и их оборудования. Думается, что эти решения доводились до подчинённых командиров и штабов. Они и подготовили своими силами и средствами оборону.

16 мая 1952 года».

Этот начштаб 11-й армии – ну очень дипломатичный человек: «думается, вопросы изучались», «думается, что эти решения доводились…» Не подчинённый, а находка для начальника… Но и он тоже не пишет, что видел окружной план прикрытия от мая 1941-го. Хотя указал, что даже на уровне полков весной шла работа по рекогносцировке участков обороны, согласно существующим на тот момент планам прикрытия.

«Генерал-лейтенант М. С. Шумилов (бывший командир 11-го стрелкового корпуса 8-й армии). План обороны государственной границы до штаба и меня не был доведён. Корпусу планировалось выполнение отдельных задач по полевому заполнению в новом строящемся укреплённом районе и в полосе предполагаемого предполья. Эти работы к началу войны не были полностью закончены, поэтому, видимо, было принято решение корпусу занять оборону по восточному берегу реки Юра, т. е. на линии строящегося укрепленного района, а в окопах предполья приказывалось оставить только по роте от полка.

(Дата составления отсутствует. – В. К.)».

Т. е. в ПрибОВО, похоже, просто насаждалась «личная инициатива». Мол, вам нужны планы обороны? Почитайте, сдайте свои рабочие тетради и придумайте ПП себе сами, исходя из того, кто и где дислоцируется. А некоторым командармам этот ПП вообще не дали для ознакомления?

В КОВО с этим было примерно то же самое. Ну а в ЗапОВО практически ни один комдив и комкор (особенно в районе Бреста) понятия не имели о том, что к началу войны в округе разработан новый «майский план прикрытия». Им предстояло воевать по ещё старому, «апрельскому плану». Почитайте короткий ответ командира 28-го стрелкового корпуса 4-й армии ЗапОВО генерала Попова:

«План обороны государственной границы до меня, как командира 28-го стрелкового корпуса, доведён не был.

10 марта 1953 года».

Или показания других генералов этого округа, которые сообщают, что они были в марте – апреле ознакомлены только с более ранними планами прикрытия. Но ведь они должны были знать к 22 июня о сути именно нового, майского плана.

Очень уважаемый всеми историками генерал Л. М. Сандалов, прямой старший начальник командира 28 СК генерала Попова, даёт такие показания, отвечая на этот вопрос:

«Генерал-полковник Л. М. Сандалов (бывший начальник штаба 4-й армии). В апреле 1941 года командование 4-й армии получило из штаба ЗапОВО директиву, согласно которой надлежало разработать план прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развёртывания войск на брестском направлении. В ней указывалось, что „с целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развёртывания войск вся территория округа разбивается на армейские районы прикрытия…” В соответствии с окружной директивой был разработан армейский план прикрытия. Оценивая его, следует указать, что он соответствовал директиве округа, в которой, по существу, уже были решены за армию все основные вопросы: указаны выделяемые силы для района прикрытия, их места сосредоточения по боевой тревоге, сроки готовности войск, задачи и порядок их выполнения, а следовательно, и ошибки в решении командования округа по прикрытию автоматически переносились в армейский план.

Основным недостатком окружного и армейского планов являлась их нереальность. Значительной части войск, предусмотренной для выполнения задач прикрытия, ещё не существовало. Например, 13-я армия, на которую возлагалась задача создания района прикрытия между 10-й и 4-й армиями, и 14-й механизированный корпус, входивший в состав 4-й армии, находились в стадии формирования. Прибытие некоторых соединений в новые районы в случае возникновения военного конфликта намечалось в такие сроки, что они не успевали принять участие в решении задач прикрытия (100-я стрелковая дивизия со сроком прибытия на „М-3”). Такое планирование сосредоточения войск к границе заранее было обречено на провал. Так оно и получилось. Дивизия в состав 4-й армии ни на третий день войны, ни позже не прибыла.

Крупным недостатком окружного и армейского планов прикрытия являлось и то, что в них не предусматривалось создание тыловых фронтовых и армейских полос обороны. Строительство их намечалось развернуть с началом боевых действий, а рекогносцировку рубежей и составление плана работ – во время полевой поездки в июле 1941 года.

(Дата составления документа отсутствует. – В. К.)».

Как видите, по мнению начальника штаба 4-й армии (её командующий Коробков был расстрелян по делу Павлова) новый ПП был нереальным, а значит – приводящим к поражению (похоже, что Сандалов всё же видел новый «майский ПП», но до своих дивизий он его не доводил?). Сандалов упоминает 100-ю СД, которая должна была прибыть на усиление 4-й армии на 3-й день после начала войны, согласно и майскому «ПП». Но Павлов после начала войны оставил эту дивизию для «круговой обороны» Минска. При этом артиллерию дивизии передали в 44-й стрелковый корпус, находящийся западнее Минска, и когда танки Гудериана вышли к Минску, Русиянов стал бороться с ними с помощью бутылок с бензином.

В этом ответе Сандалова нет и намека на то, что в округе на уровне армий (а значит, и корпусов с дивизиями) отрабатывались планы прикрытия на основании именно майской директивы НКО и ГШ «№ 503859/сс/ов» от 6 мая: «С целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развёртывания войск округа, к 20 мая 1941 г. лично Вам, с начальником штаба и начальником оперативного отдела штаба округа, разработать: а) детальный план обороны государственной границы…»

Пришла она в Минск в первых числа мая, но о ней Сандалов не упоминает, как о разрабатываемой его штабом, вообще. Он разрабатывал ПП также ещё весной, и это был другой план прикрытия, разработанный на основе более ранних директив НКО и ГШ.

«Полковник С. И. Гуров (бывший начальник штаба 49-й стрелковой дивизии 28-го стрелкового корпуса 4-й армии). В конце марта или в начале апреля нас с командиром вызвали в штаб 4-й армии. Там окончательно было принято решение, составлен план и написан боевой приказ частям на оборону участка дивизии. Все документы, вложенные в конверт, опечатаны печатью штаба армии, в последующем привезены в штаб дивизии, где хранились в моём сейфе вместе с „красным пакетом”.

Построить систему огня обороны дивизии с учётом укреплённого района нам не удалось, так как его штаб отказался выдать эти данные, ссылаясь на то, что штаб ЗапОВО запретил давать какие-либо сведения по этим вопросам.

(Дата составления документа отсутствует. – В. К.)».

«Полковник А. С. Кислицын (бывший начальник штаба 22-й танковой дивизии 14-го механизированного корпуса). Примерно в марте – апреле 1941 года командир дивизии, я, начальник оперативного отделения и связи были вызваны в штаб 4-й армии (г. Кобрин).

В течение 2–3 суток мы разработали план поднятия дивизии по боевой тревоге, в который вошли и такие документы, как приказ на марш в район сосредоточения, схемы радио– и телефонной связи, инструкция дежурному по дивизии на случай боевой тревоги. Усиление дивизии не планировалось.

Было категорически запрещено ознакамливать с содержанием разработанных документов даже командиров полков и дивизионных частей. Кроме того, оборудование наблюдательных и командных пунктов в районе сосредоточения соединения производить не разрешалось, хотя этот вопрос поднимался связистами.

(Дата составления документа отсутствует. – В. К.)».

Интересные вещи творились в Белоруссии: командирам запрещали ознакомливаться с документами, которые они обязаны были знать по роду своей службы, согласно своим должностным обязанностям! 22-я танковая дивизия входила в состав 4-й армии ЗапОВО и дислоцировалась в самом Бресте. И в ВИЖ № 3 приводится и такое:

«…Согласно докладу бывшего начальника штаба 22-й танковой дивизии полковника А. С. Кислицына, за две недели до войны были получены из штаба 4-й армии совершенно секретная инструкция и распоряжение об изъятии боекомплекта из танков и хранении его в складе НЗ» (ЦАМО СССР, Ф. 15, оп. 977441, д. 2, л. 371). Это взято из ответов Кислицына на вопросы Покровского – ВИЖ выборочно опубликовал лишь малую часть ответов представленных генералов. И всё бы ничего в том приказе, если бы вскоре не наступило 22 июня. А тот же маршал М.В. Захаров писал, что ещё «15 мая Генеральный штаб отдал войскам распоряжение, разрешающее держать боезапас непосредственно в танках» («Генеральный штаб в предвоенные годы», М., АСТ, 2005, с.213).

Однако в Белоруссии была одна армия, в которой был очень настырный начальник штаба, генерал Ляпин, и его подчинённый дал по этому вопросу такие показания:

«Генерал-майор М. А Зашибалов (бывший командир 86-й стрелковой дивизии 10-й армии). К 1 мая 1941 года оборонительная полоса дивизии, к созданию которой мы приступили с августа 1940 года, была оборудована. Во второй половине мая меня с начальником штаба вызвали в управление 10-й армии. Там начальник штаба генерал-майор П. И. Ляпин довёл до нас решение командующего на постройку и оборудование новой дивизионной оборонительной полосы. До 1 июня приказывалось произвести рекогносцировку полковых участков и батальонных районов обороны, огневых позиций артиллерии, командных и наблюдательных пунктов. План оборонительных работ требовалось доложить через нашего командира 5-го стрелкового корпуса к 5 июня, все работы, согласно ему, закончить к 1 августа 1941 года.

План оборонительных работ был утверждён. На основании принятого мною решения штабом дивизии были разработаны приказ и плановая таблица взаимодействия по ведению оборонительного боя в новой полосе.

Для всех частей дивизии были разработаны планы поднятия их по боевой тревоге, (они) хранились в сейфах командиров в опечатанных конвертах. Вскрытие разрешалось по установленному сигналу.

Командиры стрелковых и артиллерийских полков, отдельных батальонов и дивизионов знали задачи и в соответствии с этим разработали решения и боевые приказы на оборону государственной границы.

(Дата составления документа отсутствует. – В. К.)».

Как видите, в этой армии ЗапОВО никаких проблем с отработкой планов прикрытия вроде нет. Вот как ответил на этот вопрос бывший начальник штаба 10-й армии ЗапОВО генерал-лейтенант П. И. Ляпин (первую часть ответа пришлось немного сократить).

Ещё в январе 1941 года в Белоруссии была директива округа «по обороне госграницы» (Ляпин также «План прикрытия» именует именно «Планом обороны»). В 10-й армии по ней свой план обороны разработали. Но по нему «вся система обороны госграницы была неустойчивой, без спланированного манёвра силами и средствами из глубины и вдоль фронта». Ширина обороны 10-й армии предполагалась – 145 км.

«…План обороны госграницы 1941 года мы неоднократно переделывали с января до самого начала войны, да так и не закончили. Последнее изменение оперативной директивы округа было получено мной 14 мая в Минске. В нём приказывалось к 20 мая закончить разработку плана и представить на утверждение в штаб ЗапОВО. 20 мая я донёс: „План готов, требуется утверждение командующим войсками округа для того, чтобы приступить к разработке исполнительных документов”. Но вызова так и не дождались до начала войны. Кроме того, последний доклад мая [показывает, что] в армии проводилось много учебных мероприятий, таких, как полевые поездки, методические сборы комсостава и т. п. Поэтому никто не мог взяться за отработку исполнительных документов по плану обороны госграницы. К тому же мой заместитель по тылу в начале июня привёз новую директиву по материальному обеспечению, что требовало значительной переработки всего плана…»

Как видите, за иллюзией бурной деятельности, организованной Павловым и его штабом, командиры в армиях просто не могли отрабатывать свои планы обороны. Дальше у Ляпина, даже притом, что плана прикрытия госграницы всё же не было, идёт перечисление имеющихся у комдивов документов по обороне госграницы на случай войны:

«…Командиры дивизий на случай войны имели следующие документы по обороне госграницы:

а) план поднятия войск по тревоге и порядок сосредоточения их в районах сбора;

б) план боевого и материального обеспечения войск;

в) схему обороны госграницы на каждую дивизию с указанием задач до батальона включительно;

г) схему связи армии с корпусами и дивизиями».

Т. е. даже притом, что округ не утвердил ПП для 10-й армии, благодаря настойчивости начштаба Ляпина, для дивизий и корпусов отработали, на основе майского ПП, некие «прикидки» на случай войны, по которым комдивы хотя бы в общих чертах «знали свой манёвр». Знали место своего района сбора по тревоге и имели схему обороны границы для каждой дивизии. Не было только информации о «соседях» в этих временных планах.

«Наличие этих документов вполне обеспечивало выполнение соединениями поставленных задач. Однако все распоряжения штаба ЗапОВО были направлены на то, чтобы создать благодушную обстановку в умах подчиненных. Волынка с утверждением разработанного нами плана обороны госграницы, с одной стороны – явная подготовка противника к решительным действиям, о чём мы были подробно осведомлены через разведорганы, с другой – совершенно дезориентировали нас и настраивали на то, чтобы не придавать серьёзного значения складывающейся обстановке.

(Дата составления документа отсутствует. – В. К.)».

Т.е., похоже, Павлов всё же довёл до командующих армий и их начштабов (некоторых) майскую директиву НКО и ГШ о разработке нового Плана обороны и прикрытия госграницы. Однако не потому, что обязан был это делать, а потому, что в отдельных армиях были свои «настырные» Ляпины. А сам Павлов делал всё возможное, чтобы эти планы в частях доведены «до ума» не были – срок разработки окружного ПП был «к 20 мая», а Ляпин получил указания для изменения армейского ПП только 14-го. Видимо, настойчивость начштаба 10-й армии вынудила Павлова предоставить тому майскую директиву НКО и ГШ, но, похоже, в 4-й армии с начштаба Сандаловым о существовании майского ПП так ничего и не узнали? (Как Павлов «отомстил» «настырному» командованию 10-й армии, будет сказано чуть позже – 22 июня Павлов сделал всё, чтобы самая боеспособная армия округа, стоящая в Белостокском выступе, не выполнила своей задачи.)

В ЗапОВО была ещё одна армия, 3-я, под командованием генерала В. И. Кузнецова, в которой свой ПП также скорее всего отработали. По крайней мере, в сборнике Яковлева выложена директива Павлова для этой армии на разработку нового плана прикрытия от 14 мая:

«..№ 468. ДИРЕКТИВА ВОЕННОГО СОВЕТА ЗАПОВО КОМАНДУЮЩЕМУ 3-й АРМИЕЙ

№ 002140/сс/ов 14 мая 1941 г. Совершенно секретно Особой важности Экз. № 2

1. На основании директивы народного комиссара обороны СССР за № 503859/сс/ов и происшедшей передислокации частей к 20 мая 1941 года разработайте новый план прикрытия государственной границы участка <…>

Указанному плану присваивается название: „Район прикрытия государственной границы № 1”. Командующим войсками района прикрытия назначаю Вас.

Штарм – ГРОДНО…»

Эта армия попала в окружение, генерал Кузнецов вышел из окружения, растеряв всю свою армию, но под суд не попал (возможно, на него просто махнули рукой – не до него было). Но после Кузнецов, уже под Сталинградом, стал героем – получил орден Суворова в числе первых 23 генералов и маршалов, и затем дошёл до Берлина. Ответов генералов из этой армии по ЗапОВО на вопросы Покровского ВИЖ не привёл.

Но не только в Белоруссии комдивы и комкоры не были ознакомлены с планами прикрытия. И в КОВО командиры дивизий не имели понятия о майских ПП. Ответ генерала Смехотворова, командира 135-й стрелковой дивизии 27-го стрелкового корпуса 5-й армии КОВО – тому пример:

«Генерал-полковнику тов. Покровскому А. П.

На Ваш № 679030 от 14 января 1953 г.

Докладываю:

1. План обороны государственной границы до меня и командиров частей 135 стр. дивизии доведён не был.

2. В какой мере был подготовлен оборонительный рубеж по линии гос. границы и в какой степени он обеспечивал развёртывание и ведение боевых действий? Мне не было известно о подготовке оборонительного рубежа, т. к. всеми работами по подготовке оборонительного рубежа руководили штабы 5-й армии и 27 ск. На меня же, как на командира дивизии, возлагалась обязанность своевременно отправлять рабочую силу в составе трёх стрелковых батальонов и сменять их через каждый месяц. Кроме того, на гос. границе бессменно работал сапёрный батальон дивизии и дивизионный инженер. Все они подчинялись непосредственно корпусному инженеру и мне никаких отчётов не представляли. Рекогносцировок оборонительного рубежа штабом 27 ск при участии командиров дивизий не проводилось.

3. До начала военных действий части 135-й стр. дивизии на гос. границу не выводились и такового приказа не поступало. 18 июня 1941 года 135-я стр. дивизия выступила из района постоянного расквартирования – Острог, Дубно, Кремец и к исходу 22.06.41 г. прибыла в Киверцы (10–12 километров с.-в. г. Луцка) с целью прохождения лагерного сбора, согласно приказа командующего 5-й армии генерал-майора Потапова.

4. Распоряжение о приведении частей 135-й сд в боевую готовность до начала боевых действий не поступало, а когда дивизия на марше утром 22.06 была подвергнута пулемётному обстрелу немецкими самолётами, из штаба 5 А поступило распоряжение „На провокацию не поддаваться, по самолётам не стрелять”.

Распоряжение о приведении в боевую готовность и о приведении в исполнение плана мобилизации поступило лишь утром 23.06.41 г., когда части дивизии находились в Киверцах, в 100–120 километров от пунктов постоянного расквартирования.

ЦАМО, ф. 15, оп. 1786, д. 50, кор. 22099, лл. 79–86».

(Цитируется по книге М. Винниченко, В. Рунова «Линия Сталина в бою», М., 2010. Но, к сожалению, указанные реквизиты скорее всего не соответствуют настоящим ввиду возможных ошибок при издании данной книги. Однако фонд, в котором хранится данный ответ, и фонд, указанный для ответа полковника Кислицына из 22-й танковой дивизии совпадают. – Ф. 15.) И все ответы, похоже, хранятся в Цамо РФ, д. 15, оп. 97741, у.2).

Комдив Смехотворов написал, что «Рекогносцировок оборонительного рубежа штабом 27-й СК при участии командиров дивизий не проводилось». Т. е. никакого участия в разработке плана прикрытия ни он, ни такие же комдивы в этом стрелковом корпусе 5-й армии КОВО не принимали. Не проводили разработку майского ПП в этом стрелковом корпусе 5-й армии КОВО! О чём ещё первой фразой и поведал Смехотворов: «План обороны государственной границы до меня и командиров частей 135-й стр. дивизии доведён не был». Эта дивизия находилась в резерве, но, в любом случае, комдив должен был знать «свой манёвр».

Кто в этом виноват – командование 5-й армии, в состав которой и входила 135-я СД, или окружное, которое не довело до армейского майскую директиву НКО и ГШ на разработку нового ПП? И те, и те. Командующий 5-й армии должен был побеспокоиться по этому поводу, а разработку окружного ПП должно было организовать командование КОВО. А вот этого, похоже, и не делалось. И об этом прямо написал К. К. Рокоссовский, указывая именно на окружное командование. Что он, командир мехкорпуса, генерал-лейтенант, имеющий в своём подчинении около 40 тысяч бойцов и командиров, окружного плана прикрытия в глаза не видел. Но Рокоссовский и другие командиры хотя бы пытались на своём уровне хоть что-то делать.

Ответы вернувшегося из плена после войны Потапова не были опубликованы в ВИЖ в 1989 году и пока не доступны для изучения. Но есть ответ начальника оперативного отдела КОВО И. Х. Баграмяна на этот вопрос:

«Генерал армии И. Х. Баграмян (бывший начальник оперативного отдела штаба КОВО). План обороны государственной границы был доведён до войск, в части их касающейся, следующим образом: войска, непосредственно осуществлявшие прикрытие… имели подробно разработанные планы и документацию до полка включительно; остальные войска округа (пять стрелковых корпусов, семь далеко не закончивших формирование механизированных корпусов и части усиления)… имели хранимый в сейфе соответствующего начальника штаба соединения опечатанный конверт с боевым приказом и всеми распоряжениями по боевому обеспечению поставленных задач.

План использования и документация во всех подробностях разрабатывались в штабе округа только для корпусов и дивизий. Исполнители могли о них узнать лишь из вложенных в опечатанные конверты документов после вскрытия последних.

10 сентября 1952 года».

Как видите, Баграмян подробно расписал, что планы обороны должны были иметь все части прикрытия, до полков включительно, «в части их касающейся». Войска же второго эшелона и резерва должны были иметь планы действий по тревоге – по выводу войск в районы сосредоточения с получением следующей задачи по обстановке после начала войны. Ему вторит Генерал армии М. А. Пуркаев (бывший начальник штаба Киевского особого военного округа), и при этом сообщает и время разработки последнего на тот момент окружного плана прикрытия:

«План обороны государственной границы был доведён до войск. Разработка его велась в апреле начальником штаба округа оперативным отделом и командующими армиями и оперативными группами их штабов. В первой десятидневке мая армейские планы были утверждены военным советом округа и переданы в штабы армий. Планы армий по распорядительным документам были разработаны до соединений.

С документами соединений в штабах армий были ознакомлены их командиры и начальники штабов, после чего они примерно до 1 июня были переданы на хранение в опечатанных пакетах начальникам штабов.

Во всех частях и штабах соединений имелись планы подъёма по тревоге. План обороны государственной границы должен был приводиться в действие по телеграмме военного совета округа (за тремя подписями) в адрес командующих армиями и командира кавалерийского корпуса (командир 5-го кавалерийского корпуса генерал-майор Ф. М. Камков. – В. К.), в соединениях и частях план действия должен был проводиться по условным телеграммам военных советов армий и командира кавалерийского корпуса с объявлением тревоги.

29 апреля 1952 года».

Т. е. ответы командования штабом округа, их подчиненных, отвечающих за эти самые ПП, вполне благостные – планы прикрытия были, и до командиров частей они доводились. Баграмян при этом даже показал, каким образом планы прикрытия доводились до войск, «до полка включительно». Однако начштаба округа Пуркаев доложил, что разработка плана прикрытия… «велась в апреле», т. е. до майской Директивы НКО и ГШ № 503862/сс/ов от 5 мая 1941 года. И сами командиры частей, уровня комдива или комкора, показывают то же самое. Например, начальник штаба 15-го СК 5-й армии подтверждает слова своего начштаба округа, что ПП вроде были и вроде даже доводились до дивизий:

«Генерал-майор З. З. Рогозный (бывший начальник штаба 15-го стрелкового корпуса). Примерно в середине мая 1941 года штабом 5-й армии был разработан план прикрытия государственной границы… С ним были ознакомлены в штабе армии: командир 15-го стрелкового корпуса полковник М. П. Федюнинский, я и командиры дивизий: генерал-майор Г. И. Шерстюк, полковник М. П. Тимошенко (соответственно командиры 45 и 62-й сд. – В. К.). Документов, касающихся плана обороны, штабы корпуса и дивизий не имели, но задачи и частные планы обороны знали… Дивизии отрекогносцировали свои полосы обороны, определили боевые порядки, наметили организацию управления боем… Всё касающееся полков было до них доведено непосредственно на местности, и принятые решения утверждены командирами дивизий.

21 апреля 1953 года».

А вот начальники штабов и командиры этих дивизий заявляют обратное. Через три дня:

«Генерал-майор Г. И. Шерстюк (бывший командир 45-й стрелковой дивизии 15-го стрелкового корпуса). План обороны госграницы со стороны штабов 15-го стрелкового корпуса и 5-й армии до меня, как командира 45-й стрелковой дивизии, никем и никогда не доводился, и боевые действия дивизии (я) развертывал по ориентировочному плану, разработанному мной и начальником штаба полковником Чумаковым и доведённому до командиров частей, батальонов и дивизионов.

24 апреля 1953 года».

«Полковник П. А. Новичков (бывший начальник штаба 62-й стрелковой дивизии 15-го стрелкового корпуса). Дивизионного плана по обороне государственной границы, мне кажется, не было, а дивизионный план входил в армейский. Дивизия имела лишь только ориентировочную полосу по фронту и в глубину. Так, в первых числах апреля 1941 года я, а также начальники штабов 87-й и 45-й стрелковых дивизий были вызваны в штаб 5-й армии, где мы в оперативном отделе получили карты и собственноручно произвели выписки из армейского плана оборудования своих полос в инженерном отношении.

(Дата составления документа отсутствует. – В. К.)».

При этом Пуркаев пишет в своём ответе, что в первой декаде мая («в первую десятидневку») в штабе округа «армейские планы были утверждены военным советом округа и переданы в штабы армий». Но директива № 503862сс/ов от 05.05.1941 г. на разработку нового плана прикрытия в КОВО только пришла в эти же дни. Новый план прикрытия по этой директиве в КОВО разработали и отправили в Москву на утверждение только в июне, вместо «к 25 мая». «ПП отправлен из округа 19.06.1941 № А1-00249», – утверждает исследователь «Сергей ст.»: «…Раз они хранятся в фонде ГШ, значит „дошли”. На всех „заделана” утверждающая подпись НКО, но ни на одном её нет». Так что Пуркаев говорит не о последнем, майском плане прикрытия.

А вот в 8-м стрелковом корпусе 26-й армии КОВО с разработкой и доведением до дивизий планов прикрытия проблем вроде не было. Командиры и начальники штабов дивизий этого корпуса утверждают, что планы прикрытия у них были. Это в этом корпусе этой армии и состояла 72-я горно-стрелковая дивизия генерала П. И. Абрамидзе.

«Генерал-майор П. И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 8-го корпуса 26-й армии). До нападения фашистской Германии на Советский Союз я и командиры частей не знали мобилизационного плана (МП-41), но после его вскрытия все убедились, что оборонительные работы на государственной границе, командно-штабные учения на местности исходили из общего плана КОВО, утвержденного Генеральным штабом.

11 июня 1953 года».

Т. е. в этом 8-м корпусе 26-й армии хотя бы сами мероприятия, связанные с планом прикрытия, проводили. Хотя при этом командиры и не знали, что проводившиеся учения, «на местности исходили из общего плана КОВО, утверждённого Генеральным штабом» (который не был утверждён к 22 июня). Но дело в том, что части прикрытия и так находятся практически на самой границе, и им так и так придётся закрывать те же мосты и переправы с дорогами и перекрестками, и новые ПП для этих частей особо от старых не отличаются. Задача остаётся прежней – прикрывать границу, пока войска второго эшелона сосредотачиваются у них в тылу и готовятся к выдвижению к местам прорыва противника, к контрнаступлению. А вот второй эшелон, с учётом новой обстановки «на той стороне», может получить и новое направление – новый район сосредоточения для последующих действий. И командиры второго эшелона в обязательном порядке должны были знать, куда им выдвигаться в случае тревоги. Ведь им надо было заранее изучить этот район, изучить, как к нему двигаться, какими дорогами и т. п., чтобы прибыть в этот район сосредоточения в сроки, определённые окружным планом прикрытия.

«Генерал-майор С. Ф. Горохов (бывший начальник штаба 99-й стрелковой дивизии 8-го стрелкового корпуса 26-й армии). План обороны государственной границы был получен в феврале – марте 1941 года в штабе 26-й армии в опечатанном конверте и с нами проработан не был. Но ещё до его вручения командующий армией генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко лично мне и командиру дивизии полковнику Н. И. Дементьеву сообщил разграничительные линии участка обороны соединения и полков, место командных и наблюдательных пунктов, огневые позиции артиллерии. Помимо этого, особым приказом дивизии предписывалось подготовить предполья Перемышльского укрепленного района и отрыть окопы в своей полосе.

Штабами дивизии и пограничного отряда был разработан план прикрытия государственной границы по двум вариантам – на случай диверсий и возможной войны.

16 марта 1953 года».

Похоже, и здесь, как и в Прибалтике, а точнее, и в этом корпусе процветала «личная инициатива» со стороны командования корпусом. Но они тоже знали только о существовании ещё февральско-мартовского ПП. Знали, но ознакомлены даже с ним в положенное время не были. Однако план совместных действий с пограничниками отработали. Начальник штаба 15-го стрелкового корпуса Рогозный уверяет, что комдивы в середине мая были ознакомлены с планами прикрытия, и упоминает фамилию своего командира 15-го СК полковника (в мае – июне 1941-го) Федюнинского. А вот что пишет командир 9-го мехкорпуса в июне 1941-го К. К. Рокоссовский, чей «корпус находился в непосредственном подчинении командования Киевского Особого военного округа» и командиром танковой дивизии у которого был полковник М. Е. Катуков:

«В мае 1941 года новый командующий Киевским Особым военным округом М. П. Кирпонос провёл полевую поездку фронтового масштаба. В ней принимал участие и наш мехкорпус, взаимодействуя с 5-й общевойсковой армией на направлении Ровно, Луцк, Ковель...»

Воспоминания Рокоссовского уже приводились неоднократно, но посмотрите сами, что он пишет, фактически отвечая на «вопрос № 1»:

«Невольно вспоминалась мне служба в Приморье и в Забайкалье в 1921–1935 годах. При малейшей активности „соседа” или в случае передвижения его частей по ту сторону границы наши войска всегда были готовы дать достойный отпор. Все соединения и части, находившиеся в приграничной зоне, были в постоянной боевой готовности, определяемой часами. Имелся чётко разработанный план прикрытия и развёртывания главных сил; он менялся в соответствии с переменами в общей обстановке на данном театре» (http://www.rokossowski.com/memo1.htm).

И далее он тактично пишет, что как раз «В Киевском Особом военном округе этого, на мой взгляд, недоставало». А в «восстановленных» частях его воспоминаний об этом говорится уже более откровенно: «Во всяком случае, если какой-то план и имелся, то он явно не соответствовал сложившейся к началу войны обстановке, что и повлекло за собой тяжёлое поражение наших войск в начальный период войны» (ВИЖ № 4, 1989, с. 55).

Т.е., Рокоссовский прямо пишет, что в КОВО командиры вступали в войну, имея на руках разработанные планы прикрытия, не соответствующие майским ПП? А другие командиры дивизий пишут, что начали воевать по неким «ориентировочным» планам.

Далее Рокоссовский пишет, как действительно по личной инициативе они сами себе с Федюнинским, командиром 15-го стрелкового корпуса, и разрабатывали планы взаимодействия на случай войны:

«Ещё во время окружной полевой поездки я беседовал с некоторыми товарищами из высшего командного состава. Это были генералы И. И. Федюнинский, С. М. Кондрусев, Ф. В. Камков (командиры стрелкового, механизированного и кавалерийского корпусов). У них, как и у меня, сложилось мнение, что мы находимся накануне войны с гитлеровской Германией. Однажды заночевал в Ковеле у Ивана Ивановича Федюнинского. Он оказался гостеприимным хозяином. Разговор всё о том же: много беспечности… Договорились с И. И. Федюнинским о взаимодействии наших соединений, ещё раз прикинули, что предпринять, дабы не быть захваченными врасплох, когда придётся идти в бой».

А это из неопубликованного:

«Последовавшие затем из штаба округа распоряжение войскам о высылке артиллерии на артполигоны, находившиеся в приграничной зоне, и другие нелепые в той обстановке распоряжения вызывали полное недоумение.

Нашему корпусу удалось отстоять свою артиллерию, доказав возможность отработки артиллерийских упражнений в расположении корпуса, и это спасло нас в будущем» (ВИЖ № 4, 1989, с. 53).

Таким образом, изучая ответы генералов на вопрос № 1 Покровского, можно сделать такой вывод:

Не имели войска западных округов в дивизиях и корпусах разработанных планов прикрытия, после того как в начале мая в эти округа пришли директивы НКО и ГШ на разработку новых планов обороны и прикрытия государственной границы. Сами планы на уровне штабов округа (в общих чертах это можно сделать) и даже армий (некоторых) разработаны были, а вот с доведением их до командиров «в части, их касающейся» происходили некие «странности». Ведь окружной план – это ещё не всё в разработке плана обороны. И можно увидеть, что в одних округах – одни армии новые планы прикрытия разрабатывали и имели, а другие – пребывали в счастливом неведении и вступали в войну по мартовско-апрельским планам.

И только в одном округе, в Одесском, получив в мае директиву на разработку нового ПП, и сам план прикрытия разработали, и командиры дивизий и корпусов с ним были ознакомлены ещё на стадии разработки. И только в этом единственном округе и вступали войска в войну, вполне чётко «зная свой манёвр»! В остальных округах, в ПрибОВО, КОВО и особенно в Белоруссии войска вступали в войну, имея на руках устаревшие планы прикрытия, не соответствующие новой обстановке. О чём в своих мемуарах и написал маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский, и дали ответы на вопрос № 1 Покровского остальные генералы из других округов. Также складывается ощущение, что командующие округов намеренно не доводили до войск майские ПП. Почему? А в это же время Г. К. Жуков начал «носиться» с «планом от 15 мая» 1941-го, по которому он собирался нападать на Германию первым – нанести превентивный удар. Так зачем же заниматься ерундой и отрабатывать планы обороны, когда воевать будем по «плану наступления»? Ведь и сам Сталин сказал 5 мая на встрече выпускников академий, что наша армия – армия наступательная.

Возможно, что тот же Жуков, сочиняя «план от 15 мая», мог дать команду в округа – не торопиться выполнять директивы от 5–14 мая на отработку новых ПП, т. к. был уверен, что его новый план будет утвержден Сталиным? Однако, после совещания 24 мая в Кремле всех командующих округов, те всё же стали доводить до подчиненных утверждённые, именно майские, директивы.

Но самое страшное (и вопрос № 1 также пытался это выяснить), даже если в округе получали приказ директивой наркома от 10–12 июня выводить «глубинные» дивизии и корпуса в районы, предусмотренные планом прикрытия, к 22 июня эти дивизии часто оказывались вовсе не там, где должны были быть. Не только в КОВО войска разводили не по ПП, но и в остальных округах дивизии оказались не в районах, предусмотренных планом прикрытия к 22 июня.

Ну а насчёт того, были ли вообще в СССР и РККА планы обороны к 22 июня или нет, ответил сам Г. К. Жуков в своём письме к пленуму ЦК КПСС от 19 мая 1956 года «№ 72с Секретно, Состояние и задачи военно-идеологической работы»:

«У Генерального штаба не было законченных и утверждённых правительством оперативного и мобилизационного планов».

И тут возникает простой вопрос: а Генштаб представил правительству эти самые планы или тянул резину на пару с командующими западных округов? И кто виноват в том, что Генштаб так и не представил на утверждение правительству, т. е. Сталину, оперативный и мобилизационный планы, который они и должны были разработать по указанию правительства СССР?!

Вопрос 2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу, а также какое количество из них было развёрнуто до начала боевых действий?

В данном вопросе под войсками прикрытия подразумеваются войска и первого эшелона, стоящие на самой границе, и второго, которые держали оборону на расстоянии от 10 до 100 км от границы. И из самого вопроса видно, что войска прикрытия должны были выдвинуться со своих мест дислокации на рубежи обороны по заранее отданному приказу-«распоряжению» Генштаба, и эти войска прикрытия границы должны были быть развернуты именно «до начала боевых действий», до 22 июня!

И не по «личной инициативе смелых командиров, не испугавшихся злого Сталина», а на основании некоего «распоряжения». И по документам, и по воспоминаниям маршалов видно, что первые такие «распоряжения» поступили в западные округа ещё 10-го (в Минск) и 15–16 июня (в Киев и Ригу), когда под видом учений «начали выход на государственную границу» «все глубинные стрелковые дивизии» (дивизии второго эшелона), и они начали выдвигаться «в лагеря в районы, предусмотренные планом прикрытия» за 11–7 дней до нападения Германии!

Дивизии же первого эшелона, т. е. «части прикрытия» непосредственно границы, начали (должны были начать) свой «выход на государственную границу» также ещё до 22 июня. Когда? После 18 июня! Т. е., части первого и второго эшелонов обороны, «глубинные дивизии» и «войска прикрытия» начали выдвижение к границе на основании директив НКО и ГШ от 10–12 июня и на основании того самого приказа ГШ от 18 июня, о котором сказал на суде над Павловым генерал Григорьев. Об этих директивах и ставится данный вопрос – «на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу»? И также этим вопросом пытались выяснить – какое количество войск в западных округах реально привели в боевую готовность, «развернули» до начала войны – «какое количество из них было развернуто до начала боевых действий»?

Почему этим вопросом не подразумевается какое-либо выдвижение войск в ночь на 22 июня? Так об этом будет отдельный вопрос – «вопрос № 3».

После получения 10, 14–15 июня директив НКО и ГШ о начале выдвижения войск западных округов «в районы, предусмотренные планами прикрытия», и приказа ГШ от 18 июня об отводе приграничных дивизий на их «рубежи обороны», это выдвижение было фактически сорвано во всех округах. И было сорвано фактическое приведение войск в боевую готовность, «повышенную» во всех округах кроме Одесского (в этот округ, похоже, директиву от 10–12 июня не посылали). В ПрибОВО и КОВО в «повышенную б/г» привели войска частично. В Белоруссии тоже проходило «выдвижение» войск на рубежи обороны, но больше это было похоже на имитацию. Хотя в Минск пошла директива НКО и ГШ ещё от 10 июня, в которой вообще прямо указывалось – вывести войска «в районы, предусмотренные планом прикрытия» (что возможно только в исключительных случаях – т. е. в случае угрозы войны).

И даже номер этой майской директивы НКО привели, чтоб Павлов, не дай бог, чего не перепутал и выводил войска именно «в районы, предусмотренные для них планом прикрытия (директива НКО за № 503859/сс/ов)». Выдвижение войск шло как по письменным приказам в округах, так и по устным распоряжениям.

При этом командование практически всех округов не ориентировало командиров дивизий и корпусов на то, что проводится фактическое выполнение планов прикрытия, что войска выдвигаются в районы, указанные в ПП. Наоборот, большинству командиров, особенно в Белоруссии и на Украине, ставилась задача на проведение учебных маршей «с целью проведения лагерных сборов», неких именно учений, что расхолаживало командиров, и те даже рекогносцировку местности не проводили. И командиры брали в эти «марши» ненужное для войны имущество (вплоть до мишеней). Да и не знали командиры, что они идут в районы, предусмотренные ПП. Хотя бы потому, что до них никто и не доводил новые, майские планы прикрытия в «части, их касающейся».

А ведь если бы командиров ориентировали на то, что они идут в районы, предусмотренные ПП, то ни один комдив те же мишени брать не стал бы.

А «сориентировать» можно было бы очень просто, вовсе не сообщая командиру открытым текстом, что будет война и надо вместо мишеней брать с собой лишний боекомплект, и даже не указывая, что дивизию требуется «…вывести в лагерь в районы, предусмотренные для них планом прикрытия (директива НКО за № 503859/сс/ов)». Как было в директиве для ЗапОВО.

Если бы командир, получив приказ на выдвижение к новому месту размещения, элементарно сопоставил этот район с тем районом, который у него определён как район дислокации, по плану прикрытия, то ему и без комментариев всё было бы понятно – выдвигаются не на учения. Но командиры понятия не имели о новом ПП. Или им новое место дислокации… просто не сообщали.

Отвечая на второй вопрос «от Покровского» можно сказать, что, как вывод «глубинных дивизий» второго эшелона, так и вывод «войск прикрытия» западных округов на рубежи обороны, в «районы, предусмотренные Планами прикрытия», был сорван. При этом командиры действительно часто понятия не имели, куда и зачем они идут. И ответы командиров дивизий и корпусов в этом плане вполне красноречивые.

Начнём с ПрибОВО.

«Генерал-полковник П. П. Полубояров (бывший начальник автобронетанковых войск ПрибОВО). 16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору Н. М. Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня по его прибытии из 202-й моторизованной дивизии, где он проводил проверку мобилизационной готовности. 18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано.

16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А. В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе.

1953 год».

Как видите, Полубояров даёт точную дату, к которой мехкорпуса в ПрибОВО должны были закончить выдвижение на рубежи обороны – начали выдвижение 18 июня, а закончили, согласно приказу, 20-го: «18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано».