Корсар Лермонтов Михаил
Кондрат взял в руки слиток, взвесил его на ладони и покачал головой.
– Недорого ценит дож здоровье и жизнь сына.
– Ты лучше вспомни, как я еле ноги унёс из Флоренции, не заработав ни гроша.
– И то – твоя правда. Давай обменяем его у менял на деньги да товар купим. По приезду расторгуемся и вернём с наваром.
– Забирай.
– О! Соединим с нашими деньгами – весь трюм забьём. Тут у них товар интересный, думаю, у нас влёт пойдёт: ленты для украшений, чулки, украшения из кораллов, мыло. Статуэтки диковинные ещё есть из мрамора, только тяжелы очень, да и боюсь – найдутся ли покупатели?
– Вина ещё в бочках возьми – товар ходовой, всё лучше, чем мрамор.
– Верно, я и сам думал.
Я вышел на палубу, сошёл на пирс и побрёл в город. Летиция покорно шла за мной.
В припортовом постоялом дворе селить её нельзя: на первых этажах – кабаки, где матросы со всех концов света пропивают жалованье. Шум, пьяные драки, и приставать точно будут. Надо искать для неё постой в городе.
Поднявшись по кривой улочке, мы нашли уютный постоялый двор. Я снял комнату с питанием, заплатив хозяину на неделю вперёд. Слуга проводил нас наверх – на второй этаж, отпер дверь.
Комнатка небольшая, но чистая и уютная: у окна – стол, справа – шкаф для одежды, кровать и пара стульев. На полу – потёртый турецкий ковёр.
Я подошёл к окну – неплохой вид. Видна гавань, залив. Я даже отыскал взглядом наш корабль. А когда повернулся, застыл в изумлении.
Летиция сбросила с себя все одежды и лежала на кровати. Ну что же, коли так всё повернулось – грех не воспользоваться ситуацией, тем более что женщины у меня не было уже давно.
Без одежды рабыня была чудо как хороша – небольшая грудь с крупными сосками, плоский живот, развитые бёдра.
Я разделся и улёгся рядом.
В любви Летиция оказалась женщиной искушённой и ненасытной. О-о-о! Мне пришлось на минутку прервать сладострастие. Я соскочил с кровати, оставив постанывающую прелестницу, чтобы поплотнее прикрыть дверь.
Думал я – устрою её на постоялый двор, тем сегодня всё и кончится, а вышел от неё уже под вечер. И пока купцы занимались закупкой товаров, я посещал рабыню каждый день. Купцы хитро насмешничали:
– Юра, чем она тебя околдовала? Посмотри на себя – ты исхудал, как мартовский кот, скоро штаны спадать будут.
На судне, несмотря на тёплую погоду, мне приходилось ходить в рубахе, чтобы не обнажать грудь с сизыми свидетельствами страсти Летиции и не давать повода зубоскалить команде.
Чем ближе подходило время отплытия, тем больше я думал о том, куда же мне деть свалившуюся на меня Летицию. Девчонка искусна в любви, и с ней я познал немало восхитительных минут, но – в Россию везти? Это – не тёплая Италия, жизнь сложнее и тяжелее, думаю – не приживётся она там, в холодном Владимире.
В один из дней, когда я отдыхал после любовной битвы, Летиция подошла к окну:
– Там, за морем – моя родина, моя земля, – грустно сказала Летиция, путая итальянские, французские и арабские слова. – О, Египет! – мечтательно выдохнула она.
– Тоскуешь по родине?
– Да, – тихо ответила она, устремив на меня такой взгляд, что и меня коснулось её спрятанное глубоко в груди отчаяние.
– А если я тебя домой завезу? Ну, до Египта не смогу, но в Османскую империю доставлю.
– Ты не шутишь, господин? – она кинулась к моим коленям и, глядя влажными от накатившихся слёз глазами, переспросила: – Господин мой! Это возможно?
– А давай прямо сейчас пойдём в порт? Может быть, найдём там твоих соплеменников?
Летиция аж подпрыгнула от радости и захлопала в ладоши. Она оделась даже быстрее, чем я, чего у женщин обычно не бывает.
Мы направились в порт.
Кораблей было много. Мы обходили все, расспрашивая у вахтенных, откуда судно.
Воистину – кто ищет, тот обрящет.
Я уже сбился со счёта, но на двенадцатом или пятнадцатом судне вахтенный, одетый по-восточному – в широкие шаровары, – на вопрос «Кто хозяин?» сказал, что египтянин.
Неужели повезло? Я сунул вахтенному серебряную монету, он сбегал на корму – в каюту и позвал хозяина.
На палубу вышел седой, сухощавый и смуглый немолодой араб в расшитом халате.
– Кто потревожил мой покой?
– Я, уважаемый, – я слегка поклонился. – Не идёте ли вы в Египет? Вахтенный сказал, что судно египетское.
– Он был прав.
– Я бы хотел, чтобы эту синьору доставили домой, на родину.
– Без денег не возьму!
– Я заплачу за перевозку и еду в пути.
– Два флорина, и можешь не беспокоиться. Старый Али ещё никого не подводил. Дитя, подойди сюда.
Летиция подошла, откинула кисею с лица.
– Ты египтянка! – воскликнул хозяин судна. – Дай-ка я посмотрю на тебя. Ты не из Александрии?
– Оттуда.
Оба перешли на арабский. Летиция, или правильнее – Малика, довольно оживлённо говорила, энергично жестикулируя.
Наговорившись, старый араб спохватился.
– Прости, господин. Я знаю родителей этой красавицы и выполню поручение. Судно уходит через два дня. Прошу не опаздывать – ждать не буду.
Я отдал старику аванс – один флорин, и мы вернулись на постоялый двор.
В комнате Малика присела на кровать и подняла на меня светящиеся радостью глаза:
– Ты представляешь, дедушка Али живёт недалеко от моих родителей.
…Эти два дня и две ночи я не уходил на судно – провёл их на постоялом дворе. Малика высосала до дна все мои силы. Правда, я и не сопротивлялся.
На утро третьего дня, ощущая слабость в ногах, я всё-таки довёл Малику до судна.
Старик Али стоял у сходней. Я отдал ему оставшийся флорин и подтолкнул Малику к трапу.
– Теперь ты свободна, езжай к родителям. И веди себя благоразумно.
– Благодарю, господин! – склонилась в поклоне бывшая рабыня.
– Прощай, с тобой было приятно провести время.
Я помахал ей на прощание рукой и с лёгким сердцем отправился на свой корабль.
Купцы уже закупили товар на обратный путь и уложили его в трюм.
– Когда отплываем?
– Да хоть сейчас! Товар в трюме, вода и провиант закуплены.
– Тогда в путь, и да поможет нам Господь!
Все перекрестились.
– Отдать швартовы!
Судно медленно отвалило от причальной стенки. Опять плавание, каким-то оно выдастся?
Глава VIII
Я спал, как сурок, иногда просыпаясь по естественным надобностям да поесть. За любовными утехами мы с Маликой толком и не ели – перекусывали фруктами.
– Юра, ты чего, как медведь? – озабоченно поинтересовался Ксандр.
– Почему «медведь»?
– В зимнюю спячку впал.
– Отдыхаю.
– А рабыня-то где? – встрял Кондрат.
– На родину отправил, должна сейчас плыть на судне где-то впереди нас. В Египет, к пирамидам.
– Это что за страна такая – Египет? Не слыхал.
– Это, брат, интересная и древняя страна. Раньше там правили фараоны, и когда они умирали, над гробом ставили каменные пирамиды в триста локтей в высоту. А рядом преогромный каменный лев лежит, с головой человеческой – охраняет их покой. Сфинксом называется.
– Сколько же труда!
– Так они до сих пор стоят, и стоять долго ещё будут – века.
– Надо же, а я и не слыхал.
– Ты много где ещё не бывал, много чего не видал. Земля – она большая.
– А в порту я ещё слыхал, что есть страна такая – Индия, так там слоны есть, коровы по улицам ходят, обезьяны по крышам прыгают, и правят той страной раджи.
– Есть такая страна, только далеко очень. Жарко там, фруктов диковинных полно.
– Повидать бы! – вздохнул Кондрат.
– Туда чуть ли не полгода плыть надо, и то – если повезёт.
– Слушай, Юра, откуда ты всё знаешь? Вот я – вроде бы не дурней тебя, а языков, как ты, не знаю. Ты про страны дальние да с диковинами знаешь, а я, купец – нет. Почему так? – не отступал Кондрат.
– Книги читай да с людьми не только о товарах и деньгах беседы веди.
Кондрат обиженно засопел и замолк. А я устроил подушку поудобнее и – снова спать.
Проснулся ближе к вечеру.
Ксандр удивился:
– Слушай, как человек может столько спать? Ты бока не отлежал?
– Ещё пожрать бы, а то в брюхе кишки воюют.
– Иди, в котле после ужина что-то осталось.
Я с аппетитом поел и от нечего делать уставился на вечерний закат. Красиво! Справа огромное красное солнце садилось – казалось, прямо в морские воды ныряет, слева проплывал тёмный берег, на котором светились редкие огоньки в домах. От заходящего солнца по воде бежала огненная дорожка и уходила в сумрак наступающей ночи.
В темени идти опасно – полно мелких островов, поэтому кормчий подвёл судно поближе к берегу. Здесь было мелко. На носу ушкуя один из матросов бросил в море грузило – глубину проверить. Илья скомандовал:
– Отдавай якорь, ребята.
Якорь ушёл в воду, увлекая канат. Острая лапа якоря зацепилась за песчаное дно, ушкуй вздрогнул и остановился.
А утром мы буквально были атакованы рыбачьими лодками. Рыбаки предлагали свежую, ещё шевелившую хвостом, только что пойманную рыбу.
От соблазна мы не устояли, тем более что рыбаки просили скромно. И на завтрак сварили уху. Рыбы не пожалели, и ложка в котле буквально стояла.
– А вкусна морская-то рыбка! Жаль, сетей не взяли, да удочек нет, – сетовали матросы.
Мы снялись с якоря. Попутный ветер дул с гор, и судно резво шло по Тирренскому морю.
Через несколько дней вошли в Мессинский пролив. Сгущались сумерки. Продвигались вперёд с осторожностью – слева и справа виднелись прибрежные скалы, где-то за ними, на склонах, светились огоньки. Илья настороженно вглядывался вперёд, выставив на корме фонарь. Я подошёл к купцам, с опаской глядя на скалы.
– А знаешь, Кондрат, почему здесь мореплаватели прежде гибли?
Кондрат повернулся с напуганным лицом. Прислушался и Ксандр.
– У древних греков миф такой есть: вон там – слева, на скалах чудовище обитало, Харибдой называлось, а справа – другое чудовище – Сцилла. Тех, кто отваживался через пролив этот морской пробираться, чудовища поглощали. Отсюда и выражение пошло: «между Сциллой и Харибдой» – ну, когда с обеих сторон тебе опасность грозит.
Кондрат многозначительно хмыкнул. Справа, на склоне, поросшем лесом, вскрикнула потревоженная чем-то птица, и целая стая, снявшись с кручи, понеслась в долину. Купцы вздрогнули.
– Чур меня, чур, cвят, свят, свят, – закрестились купцы.
Показалась лагуна, отделённая от моря песчаной косой. Там приютились несколько судёнышек.
Я озяб от сырого прохладного воздуха и полез в каюту – согреться.
Но вот и Мессинский пролив позади. Мы вышли в Средиземное море. Волны стали побольше, и били в правую скулу. Судоходство здесь было оживлённым: нас обгоняли более быстрые суда, навстречу ползли пузатые египетские зерновозы и торговые суда различных размеров и разных стран.
На этот район распространялась власть турков. Но мы знали: суда торговых людей они не трогали, и потому плыли спокойно.
Через неделю хорошего хода мы добрались до Стамбула. Полгода назад мы уже были в Босфоре. Только тогда было намного теплее. Пополнили здесь запасы пресной воды, переночевали – и снова в путь, теперь уже по Чёрному морю.
По мере того, как мы приближались к Крыму, температура опускалась. Если в Средиземном море матросы ходили по палубе без рубах, полуголые, то теперь и в рубахах было прохладно.
Мы прошли западное побережье Чёрного моря, и вскоре показался Крымский полуостров. Слева угадывались Крымские горы, скрытые пеленой тумана. Накрапывал мелкий дождь. Ветер дул порывами, раскачивая ушкуй.
А в Азовском море уже и суконные курточки натянули.
В пресной воде корабль осел, и кормчий Илья с беспокойством поглядывал за борт. Если будет буря, то и воды зачерпнуть можно – от поверхности воды до палубы было не больше полутора-двух локтей.
Однако погода стояла тихая, и мы, поднявшись по Дону, добрались до переволока. Кондрат всё переживал – будет ли работать переволок, ведь на Руси ещё весна – правда, снег уже стаял, но было грязно и холодно.
Мы прижались к левому берегу Дона, привязали швартовы к врытым в землю брёвнам.
Надо было ждать, когда погонщики с волами перетащат встречное судно. Я смотрел на серые холмы, за ними – степные просторы, Дикое поле. А ведь когда меня угораздило провалиться во времени, я оказался где-то здесь. Смешно и страшно вспоминать: я – в комнатных тапочках, один – в дикой степи. А всё моё чрезмерное любопытство к сувениру – старинному зеркалу из Неаполя. Сколько ж времени минуло? Уж три года как здесь. И снова зеркало, только уже в этом измерении. Случайность или провидение? Жизнь покажет…
Ожидание длилось долго, но к исходу второго дня далеко в степи показался корабль. Зрелище сюрреалистическое! Степь, покрытая высохшей травой, а по ней корабль плывёт. Единственное, что было странным, так это отсутствие парусов на мачте. И только когда судно приблизилось, стала видна упряжка волов, тащивших канатами тяжеленный груз.
Купцы с перетаскиваемого судна оказались свои, русские. Пока ночевали, купцы дотошно расспрашивали друг друга о событиях в Средиземноморье, ценах, товарах, пошлинах, пиратах.
А утром те же волы тащили уже наше судно. Команда шла пешком рядом – и волам легче, и нам ноги размять надо, засиделись уже на корабле.
Волга встретила нас половодьем – видимо, на севере ещё таял снег. Вода несла ветки, брёвна, какое-то тряпьё.
Мы спустили корабль на воду, привязали швартовы. День уже шёл к вечеру, ночью и плыть опасно – можно столкнуться с полупритопленным бревном и получить пробоину ниже ватерлинии. Рассказывали уже купцы, как такое бревно-топляк било в борт. Вода заполняла трюм за считанные минуты, даже довести судно до берега не удавалось – так и шло ко дну с товаром, а часто – и с командой. Попробуй выплыви в холодной весенней воде, когда Волга в половодье – до трёх километров в ширину.
Утром развернули парус, и ушкуй медленно пошёл вверх, по Волге. Матросы и купцы подошли к борту, зачерпнули волжской водицы, омыли лица. Так на Руси заведено, по возвращении на родину из стран дальних.
Ночи были уже прохладные, пришлось укрываться татарским халатом. За ночь я угрелся, и выходить из тепла не хотелось. Однако пришлось, потому как кто-то из команды истошно заорал:
– Татары!
Следом закричал Кондрат:
– Шкипер, быстро в трюм, раздай оружие, что на продажу куплено.
Я выбежал из каюты, опоясав татарский расшитый халат, схватил саблю из груды оружия, валявшегося у открытого люка трюма.
К нам приближались конники, и видно было по лошадям и одежде, что это татары.
Мы залегли за фальшбортом – известно ведь, что татары любой набег начинают со стрельбы из лука, засыпая врага массой стрел и нанося ощутимый урон ещё до столкновения.
– Илья, руби швартовы! – сдавленно крикнул Кондрат.
И в самом деле – чего хорошего можно ждать, когда корабль у берега. Ежели верёвки перерубить, судно течением отнесёт от берега, и рукопашной удастся избежать.
Кормовой швартов перерубить удалось, а к носовому не подобраться – всё на виду, и Илья не хотел рисковать.
К нашему удивлению, татары из луков не стреляли, а, подскакав, потребовали мурзу.
– Где мы вам мурзу возьмём? – прокричал Кондрат, не поднимая головы.
– Не лги, я своими глазами его видел на палубе.
– Так то не мурза.
– Пусть покажется.
Делать нечего – я поднялся из-за борта и встал в рост.
Татары молча изучали меня, мой наряд. Наконец их десятник слез с коня и подошёл к урезу воды.
– Ты одет богато, как мурза, а мне говорят – ошибка.
Я ответил по-татарски, что сразу же вызвало ропот у конных татар.
– Я русский лекарь, лечил визиря в Казани, и это – его подарок.
– Если русский, почему говоришь по-нашему чисто?
И тут я соврал.
– Я из кряшен.
Должен пояснить, что кряшены – это те же татары, только принявшие христианство. В их племенах, разбросанных по всему Казанскому царству, часто и говорили по-русски. А с победой Ивана Грозного над Казанью они и вовсе воспряли. Обычаи, привычки, быт – всё было, как у татар, но в набегах на Русь они не участвовали, так же как и не воевали со своими соседями-татарами.
Видно было – татары разочарованы. Уж не знаю, что они хотели от татарского мурзы, если бы я таковым оказался. Может, посчитали – в плену мурза, выручать надо. Немного погарцевав по берегу, они скрылись.
Мы все облегчённо вздохнули и сложили оружие назад, в трюм. Развели костёр, сварили похлёбку, поели. И, подняв паруса, направились по Волге вверх. На носу сидел вперёдсмотрящий, сменявшийся каждые два часа. Сидя на самом носу, он держал в руке длинный шест, срубленный на берегу. Когда коряга или бревно подплывали близко, он шестом отталкивал их от носа судна в сторону. А уж когда плыли несколько брёвен сразу, кричал кормчему:
– Прими вправо! – Или влево, – в зависимости от того, с какой стороны надвигалась угроза.
Ветер был средненький, встречное течение сильное, и скорость наша была невелика.
Один из сменившихся вперёдсмотрящих поделился со мной подозрениями:
– Видел вдали, за холмами, татар. По-моему, это те же, что подъезжали к нам утром. Сдаётся мне – преследуют они нас.
Я поделился услышанным с Кондратом. И ближе к вечеру мы пристали к противоположному берегу – от татар подальше. Если они и задумали какую-то пакость, значит, теперь им надо будет переправляться через Волгу, а это не так-то просто, не имея судна или, на худой конец, лодки. Поскольку земля эта была башкирская, а они – лояльны к царю, Кондрат выставил на ночь только одного вахтенного.
Поужинав, мы улеглись спать. А так как земля была ещё холодной, устроились на судне.
Уставшие за день матросы вскоре уснули крепким сном. Мне же не спалось, снедали какие-то нехорошие предчувствия. Почему татары так быстро уехали, не выпросив по своему обыкновению, даже малого подарка? И слова вперёдсмотрящего о татарах за холмами не давали покоя.
Я поднялся, спустился в трюм, на ощупь, в темноте нашёл себе испанскую шпагу в ножнах, проверил – легко ли выходит из них.
На палубе вовсю храпели уставшие за день матросы.
На берегу едва горел костёр, у которого виднелась фигура вахтенного. Всё тихо, никаких подозрительных звуков. Я успокоил себя – больно уж ты мнительным стал, Юра. Однако предчувствия меня редко обманывали, и благодаря им я до сих пор жив.
Я уселся на настил палубы, спиной опершись о доски кормовой надстройки. Сидел, впадая временами в дрёму, периодически просыпаясь и бросая взгляд на берег. Но костер по-прежнему горел, а вахтенный клевал носом.
Далеко за полночь шкипер послал смену, растолкав дюжего Матвея. Сменившийся тут же занял его место на палубе, на нагретых досках.
Скоро уже утро – над водой появился лёгкий туман. Веки смыкались, хотелось спать.
Я снова начал придрёмывать, как до моего слуха донёсся всплеск. «Крупная рыба плеснула или плывущая коряга перевернулась», – лениво подумал я. Но всплеск повторился, и сон мой как рукой сняло. Я тихо отворил дверь каюты.
– Кондрат, просыпайся, всплески на воде.
– И шут с ними. Татары на другой стороне, дай поспать.
Ну и ладно, не я хозяин судна, моё дело – предупредить.
Я уселся на прежнее место, решив провести тут время до утра.
Со стороны вахтенного, с берега, послышался лёгкий шум. Я приподнял голову, и от увиденного сон сразу пропал. Брыкающегося Матвея тащили к кустам четверо татар, затыкая рот тряпкой.
Я вскочил, заорал:
– Тревога, татары! – И бросился по сходням на берег. На бегу вытащил нож из ножен и с силой метнул его в спину татарина, уже скрывавшегося за прибрежными кустами. Раздался стон, шум падения тела.
Я не рванул сломя голову в кусты, опасаясь встречного удара саблей, а, пригнувшись, обогнул их. На ходу вытащил шпагу. Давненько не держал я в руке такого оружия. Шпага длиннее сабли, но в бою ею можно в основном колоть, а не рубить.
В кустах послышался шум, возня. Я подкрался поближе. На небольшом пятачке здоровяк Матвей боролся с тремя татарами, пытавшимися его одолеть и связать.
Я выскочил из-за кустов и вогнал шпагу до половины длины лезвия в спину татарину, оказавшемуся ближе всех ко мне. Он молча рухнул на землю, отпустив Матвея. Тот не упустил момента и с размаху врезал по лицу державшему его татарину. Раздался хруст костей, и татарин завалился на спину.
Я приставил остриё шпаги к горлу последнего из четвёрки.
– Только шевельнись, и я тебя проткну, как таракана.
Наконец прибежали матросы с судна. В руках у них были ножи и топоры. Эх, не стоило убирать испанское оружие в трюм.
Наткнувшись на нас, матросы остановились. Растолкав их, вперёд прошёл Кондрат.
– Чего случилось?
Ответил Матвей. Он вытащил изо рта кляп и сплюнул.
– Напали четверо татар, оглушили сзади по голове, в рот кляп засунули, под руки-ноги подхватили да в кусты и поволокли. Кабы лекарь не проснулся да не помог, уже утащили бы.
Кондрат сокрушённо покачал головой.
– Проморгал я, не послушал Юру.
Матросы связали татарина. Кондрат распорядился:
– Возьмите оружие в трюме, осмотрите всё вокруг, может – ещё где прячутся.
Двое матросов остались сторожить татарина, а мы с Кондратом решили допросить пленного.
Выяснилось, что татары – из тех, что уже были утром. А переправились они очень просто – на лодке, позаимствовав её у башкира-рыбака.
Мы прошли по берегу и обнаружили лодку чуть поодаль – метрах в пятидесяти ниже по течению. Плеск вёсел я и слышал ночью. И плыть татарам было удобно – горевший на берегу костёр был для них чем-то вроде маяка.
Лодчонка небольшая, четверо-то поместились, но куда они хотели грузить здорового Матвея?
– Зачем вы хотели утащить нашего матроса?
– Чтобы узнать – чего вы в трюмах везёте.
– За грабёж купцов и великий государь русский и казанский царь наказывают сурово.
– Не мне решать, я простой воин.
– Сколько осталось на том берегу?
– Семеро.
– Где они?
– За холмом, там же и лошади.
Мы с Кондратом отошли в сторону.
– Что делать будем? Трое татар убиты, теперь им терять нечего – будут мстить, и судно захватить снова попытаются – груз забрать, свидетелей убрать. Тем более что у нас есть пленный.
– Но татары этого не знают.
– Верно! Что предлагаешь, Юра?
Читать бесплатно другие книги:
