Человеческие истории. Родом из детства Казиев Павел

Принятие

Они расстались несколько месяцев назад. Без ссор, без криков. Он уехал работать в Европу и даже не подумал позвать ее с собой. Ничего не объясняя, он собрал вещи и сказал, что уезжает, что приезжать к нему не надо. Писем он читать не будет, на звонки не ответит. Его размышления в последние несколько дней подвели окончательную черту под их отношениями…

Первые три недели она не находила себе места. Безответно звонила ему. Порывалась даже поехать, но не то чтобы не решилась – она понятия не имела, куда именно он уехал. Его родные и друзья молчали как рыбы. По большей части потому, что и сами не знали.

Потом горечь расставания стала притупляться, уступая место бездонной скуке и отчаянной грусти.

Первой ее мыслью было забыться в других отношениях, но намерения на деле сталкивались с нежеланием сердца отдаваться другому.

Нельзя сказать, что она любила его до беспамятства, но это была та трепетная привязанность, та наивная вера в вечную любовь, разочарование в которой выбивает почву из-под ног внезапно – так, как обескураживает смерть близких людей.

Она не чувствовала отвращения к другим мужчинам, но упорно смотрела сквозь них, как водитель смотрит сквозь мокрое лобовое стекло на дождливую петербуржскую осень.

С тупым холодным безразличием она искала только его, всматриваясь в лица прохожих на ветреных улицах теперь дико мрачного для нее города. Она искала его в любимых ими кафешках, в музеях, куда они частенько выбирались вместе. Проплывая как туман по залам Эрмитажа, она выхватывала лишь врезавшиеся в ее память черты его лица. Она улавливала отдельные штрихи его образа в совершенно разных, непохожих как на него, так и друг на друга людях. Разочарованная и окончательно вымотанная, она садилась у картин Петрова-Водкина и бесцельно, мучительно долго всматривалась в эти плоские, незамысловатые сюжеты.

На четвертый месяц после их расставания она встретила его, слоняющегося между колонн Казанского собора.

Она долго наблюдала за ним: та же челка, улыбка, походка, движения, и одет он был почти так же, как в день отъезда.

– Почему ты здесь? – спросила она его.

– Я здесь часто гуляю. Мне здесь нравится. От дома недалеко, – ответил он.

Он был удивительно похож на него. Его выдавал только взгляд. Вернее, глаза. Взгляд был тот же, а в глазах читался очень похожий, но другой мир. Она упорно не хотела этого замечать. И вот они уже медленно шли вдоль канала в сторону Летнего сада. Подолгу сидели на скамейках, часами прогуливались по набережным многочисленных каналов так любимого ими города…

Они встречались все чаще и чаще, но вместо радости от этих встреч у нее стало появляться настораживающее ощущение, будто ее сердце окутывает тяжелый густой туман. Вскоре она практически перестала слышать свое сердце сквозь эту пелену, обернувшую все ее чувства в тяжелое влажное одеяло.

Она отчетливо ощущала лишь тревогу, что может потерять его вновь. Она привыкла быть с ним. Он был так похож на него. Но, несмотря на это, она не могла назвать себя счастливой. Грусть постоянно напоминала о себе.

По вечерам она не скучала по нему. Шла на встречу с ним по привычке, как заядлый курильщик закуривает сигарету в каждую свободную минуту.

Остановиться, обдумать, осознать происходящее было страшно. Вагончики катились по инерции, и только стук колес отдавался где-то в глубине: тук-тук, тук-тук, тук-тук…

«Главное – не останавливаться. А то всё. Снова крах. Снова одна…» – говорила она себе.

– Я полюблю его. Обязательно. Надо только немного подождать. Он очень хороший, – убеждала она подруг.

Подруги наперебой кидались давать советы, делиться рекомендациями. То одна, то другая настоятельно советовала ей обратиться к «очень хорошему и проверенному специалисту» – то к психиатру, то к психологу, то к психотерапевту. Нет, сами они не обращались. У них, конечно, не было на то причин. Но вот знакомые и знакомые знакомых очень рекомендовали.

– Прекратите это! – срывалась она на крик. – Я не больная! Я просто хочу любить и быть любимой! Что тут непонятного?! Отстаньте от меня! Все!

Но по вечерам ей по-прежнему было трудно уснуть.

Однажды Алиса, лучшая подруга, в который раз засидевшись допоздна на кухне, осторожно протянула ей визитку.

– Очередной мозгоправ, который меня вылечит? – с вызовом спросила она у Алисы.

Алиса прекрасно понимала, что именно пугает подругу. Несколько месяцев назад она была на ее месте.

– О, нет. Это коуч. Я сама ходила к нему. Он удивительный. Просто поговори с ним.

– Кто? Коуч?

Алиса встала. Театрально выставила вперед правую ногу и, вскинув руку, нарочито пафосно продекламировала:

– Коучинг… для здоровых людей, которые хотят сделать свою жизнь радостнее… а главное… достичь желаемого с удовольствием… – Алиса явно цитировала фразу из рекламной листовки.

Они рассмеялись. Бутылка вина подходила к концу.

– Пообещай мне. Один раз. А там сама решишь, – сказала Алиса.

– Я… подумаю, – уклончиво ответила она.

А бессонные вечера все продолжались. И где-то глубоко и неуверенно зрело понимание, что нарастающие чувства сомнений и тревожности, выливающиеся в ночные сны с общим смыслом «Что-то не так», рано или поздно подведут ее к зеркалу, и отражение, опустив глаза, скажет: «Да, подруга. Твоя жизнь уходит из-под ног».

Прошел месяц, прежде чем она постучала в его дверь…

– Чего ты хочешь? – спросил он ее.

– Любви и счастья, – ответила она, не поднимая глаз. Он молчал…

– И я недовольна тем, что есть сейчас… – добавила она.

– Где твоё сейчас? – мягко спросил он.

Она взглянула на него с подозрением. Поняв, что он не шутит, увидев в его глазах неподдельный интерес, – она заговорила.

– Сейчас… и каждое утро… я на своей кухне… открываю сушилку над раковиной… и меня там встречают… все та же одинокая чашка с блюдцем и маленькая ложечка… они ждут меня с вечера… только они…

Он молчал…

– Мне очень одиноко… Я больше так не могу… – добавила она.

Потом было много вопросов про «Важность» и «Выбор», про «Желание» и «Необходимость», про «Принятие» и «Безусловность», про «Должен» и «Надо». И еще очень многое.

В ответ были слезы и крики. Были обвинения в непонимании и мольбы о помощи. Были требования научить и сказать «как». Было сопротивление, и были оправдания. Были злость и обида. Жалость к себе. Были и улыбки, радостные озарения и смех сквозь слезы. И еще очень многое.

Уходя, она уже знала, что сделает, когда вернется домой.

Она зайдет на кухню, откроет сушилку и скажет:

– Привет, мои любимые! Давайте попьем чай…

Каприз

– Я же люблю его, – вновь произнесла она.

Он молчал, краем глаза наблюдая, как она теребит в руках носовой платок.

«Странно, – подумал он, – все уже перешли на бумажные платочки и салфетки, а она постоянно приходит с этими расписными матерчатыми…»

«Стоп! – осек он себя. – Ты опять уплываешь. Не отвлекайся так сильно на эти детали. Держи себя в процессе!»

Но держать себя было трудно: он уже слышал ее историю и чувствовал, что она опять пошла по кругу.

– Мне надо как-то это решать, – она наконец прервала тишину.

«Странно, – подумал он, – как можно решать любовь?»

– А это – это что? – спросил он.

– Эту ситуацию.

– Что для тебя стало бы решением?

– Точка.

– Можешь поподробнее?

– Ну, если бы я смогла поставить смысловую точку в этой ситуации. Прежде всего для себя.

– Что тебе мешает?

– Мне мешает то, что он не понимает моих чувств.

– Тебе кажется, что он не понимает твоих чувств к нему? – переспросил он.

– Да, да! Мне кажется, – язвительно ответила она.

Он услышал звон струны внутри себя. «Отлично, кажется ее тон задел мое самолюбие. Главное сейчас – не показать этого. Дыши…»

– На прошлой нашей встрече ты сказала, что он уже ответил тебе отказом, так?

– Да.

– И, как я понял, для тебя в этом самое обидное и страшное не то, что он отказал, а то, что тебе кажется, что он не понимает твоего состояния и твоих чувств к нему… – По ее внимательному взгляду и чуть заметным кивкам он понял, что направление выбрано верно, и продолжил: – И если бы ты увидела, что он понимает тебя и твои чувства, то ты бы смогла закрыть для себя эту ситуацию, поставить точку и двигаться дальше?

Она задумалась. Ее кольца наконец перестали прыгать с пальца на палец, и даже платочку удалось слегка высвободиться из цепких объятий.

«Еще бы, – корил он себя, – такого нагородил. Когда же ты научишься задавать простые и лаконичные вопросы? А от подобных тирад любой впадет в ступор на пару часов».

«Ты еще долго собираешься бичевать себя или за клиентом, наконец, следить будешь? – строго прервал его размышления какой-то внутренний голос. – Разбор полетов устроишь, когда она уйдет. А сейчас, будь добр, все внимание на нее».

Но она молчала…

«Я задал вопрос и должен получить на него ответ. Надо научиться пережидать эту тишину и держать паузу. Это ведь то, к чему я стремлюсь. Это ведь одно из отличий новичка от профессионала».

«Давай-давай, – сказал внутренний голос, – иди по граблям, сейчас начнешь опять домысливать, что она там про тебя думает, и довольна ли она результатами, и хороший ли ты консультант, и какое количество встреч она еще к тебе проходит… Ты заметил, как изменилась ее поза? – сурово продолжал внутренний голос. – У нее полным ходом процесс идет, а тебе все не сидится, все торопишься куда-то».

– Да! – вдруг сказала она. – Да, именно так. Мне сложно объяснить, почему от этого станет легче, но это так.

«Стоп! Тихо! Сидеть! – внутренний голос был настороже. – Чего это у тебя сердце так запрыгало? Молодец, паузу выдержал. Но не ведись на это. Океан будешь переплывать как-нибудь потом, оставайся на берегу и сейчас держись в рамках задачи».

Ему хотелось пойти за этим ее «сложно объяснить почему».

– Хорошо, – сказал он ей, – что тебе может помочь увидеть, что он понимает то, что ты чувствуешь? Что должно произойти? Он что-то должен сделать или сказать?

Он был жутко недоволен собой. Три вопроса за раз. Просто как пулемет. Еще и альтернативный вопрос в конце. Хуже только начать давать советы.

«Кончай ныть, – сердился внутренний голос, – следи за ней. Видишь, как она теребит бусы. Заметь, что творится с бедным платочком. Явно ищет какие-то решения. Смотри, как она сосредоточена».

– Я не вижу, что он может сделать, а просто сказать – для меня будет явно недостаточно.

– Тогда что?

– Что-то среднее, – ответила она и закусила губу.

«Отлично, – подумал он, – мы куда-то, но движемся».

– Что бы это могло быть?

– Если бы он мне сказал… Но… Каким-нибудь другим способом… Не простыми словами, – задумчиво проговорила она.

Она взрывала ему мозг. Чего она хочет от него? Чего она хочет от того парня? Чего эти женщины вообще хотят от мужчин? Откуда они там прилетели, с Венеры?..

«Два балла! – взорвался внутренний голос. – Просто два балла! Когда же ты уберешь себя из процесса?! Будь зеркалом. Ну не стоит у тебя задача понять. Не пытайся понять, чем это ей поможет, она сама все найдет. Дыши ровнее».

– Что могло бы быть этими не простыми словами для тебя?

– Что-то, что заставило бы его попотеть.

– Например?

Она задумалась…

«Попотеть, – сердился он, – помучить его хочет. Милое, красивое… и такое кровожадное создание».

«Встал и вышел! – закричал внутренний голос. – Совсем с ума сошел?! До оценок опустился?! Включил тут мужскую солидарность, марсианин хренов».

Он аж вздрогнул, когда она, почти подпрыгнув на стуле, резко сказала:

– Есть. Придумала!

– Отлично! Поделишься?

– Да, конечно. Пусть это будет ответ в стихах. Пусть напишет мне стихотворение, где я увижу, что он понимает меня, понимает, как Я смотрю на это, как Я чувствую эту ситуацию.

– Что ты тогда почувствуешь?

– Я почувствую, что от меня не отмахиваются как от мухи, а действительно…

Она зависла, и только палец машинально продолжал бесконечно наматывать на себя светлый локон ее волос.

– А действительно что? – не выдержал он.

– А действительно видят во мне только друга.

– А он сможет?

«А тебе-то что? – негодовал внутренний голос. – Чего это ты за него так беспокоишься? На себя рубашку примеряешь, что ли? Ты еще отговори ее – спаси мужское братство. Ты сейчас чьи задачи решаешь?»

– Напряжется, – дерзко и с вызовом в голосе ответила она. – Хочет остаться друзьями, пусть поработает на эту дружбу.

– Что ты сейчас чувствуешь?

– Я думаю, что нормально. На днях его увижу и озадачу.

– Хорошо. А чувствуешь-то ты сейчас что?

– Радость, облегчение, – но в ее голосе не пропала еще нотка злости.

«Я помню, помню, – сказал он своему внутреннему голосу. – Океан переплывать будем как-нибудь в следующий раз».

Время сессии подходило к концу, и надо было завершать.

– Хорошо. Что ты собираешься сейчас делать?

– Я поговорю с ним. Пусть сочиняет мне объяснительную, – она улыбнулась.

Улыбка была искренней, и он понял, что сегодня действительно можно остановиться на этом.

– С чем ты придешь на следующую сессию?

– Со стихотворением, – засмеялась она.

– Я буду ждать, – сказал он, наблюдая, как она аккуратно складывает свой платочек.

Он уже и думать про нее забыл. Почему-то решил, что больше она не появится. Но она позвонила. Четвертая сессия была назначена в том же месте.

Он приехал пораньше и уже допивал свой кофе. Встречаться в кофейне было не лучшим вариантом, на территории клиента – тем более, а личным кабинетом он еще не обзавелся.

По утрам зал был пустой, и это сильно упрощало задачу.

Она вошла вовремя. Походка быстрая, уверенная, твердая и легкая одновременно.

«Да, – сказал он себе, – изменения налицо».

Более того, во время сессии он отметил, что она кокетничает с ним, беззаботно смеется, подкалывает его… Дышит полной грудью и с интересом смотрит по сторонам, шутит с официантом. Платочек мирно покоился на краю стола.

Когда она ушла, он попросил еще кофе… Потом еще… Он был рад за нее. Горд за себя. Но ничего не понимал… Странные эти женщины.

Перед ним на столе лежала чуть помятая ксерокопия:

Перечитав стихотворение в третий раз, он аккуратно сложил и убрал его в карман.

Что она в нем нашла? Что она увидела в этих простых строчках? Что для нее было важно на самом деле: понимание; стихотворная форма; чтобы кто-то попотел? Что-то еще?

Он никак не мог понять.

А внутренний голос уже спокойно и без раздражения объяснял ему: «Не пытайся понять. Не ставь это первоочередной целью. Результат достигнут, и в этом есть твоя заслуга. Научись принимать людей как они есть. Научись любить своих клиентов и доверять им».

Он ничего не понимал… Хотя как раз это он понимал и очень хорошо осознавал, а значит, есть куда идти, куда расти.

Он был рад, что остался стоять на берегу Океана…

Тихо

Жарким июльским днем он, поворачивая с Потемкинской на Шпалерную, увиел голосующую фигуру. Худой высокий мужчина лет тридцати. Подвозить попутчиков было совсем не в его правилах, но непонятное чувство заставило остановиться. Чтобы как-то оправдаться перед самим собой за столь импульсивный поступок, он отнес ситуацию к категории положительного переноса. На том и была пока поставлена запятая.

– Вам куда? – спросил он голосующего.

– В Пулково подбросите? – Незнакомец назвал цену.

«Ох как, – подумал он, – не ближний свет».

Но все то же непонятное чувство заставило его согласиться. До вечера особых дел не было. И вскоре под музыкальное сопровождение радио они катили по направлению к аэропорту.

Пока он думал о природе положительного переноса и о том, какой же из них пять минут назад побудил его посадить к себе в машину этого незнакомца, последний решил поделиться насущным.

– Красивый у вас город, – сказал попутчик, – нравится мне к вам приезжать.

– Вы у нас не в первый раз?

– Нет. Последнее время часто бываю здесь в командировках.

– А чем занимаетесь?

– IT-сфера. Системы безопасности в основном.

– А сами вы откуда?

– Город N.

– Тяжело, наверное, когда командировок много? – спросил он, заметив обручальное кольцо на пальце пассажира.

– Вообще, есть неудобства, но я здесь и свои, так сказать, личные задачи решаю.

Пока он думал, будет ли уместным продолжать расспросы или формат светской беседы на этом может быть исчерпан, попутчик неожиданно произнес:

– Знаете, мне очень хорошо думается здесь. У вас в городе очень успокаивающая атмосфера, настраивающая на размышления. Здесь как будто все подкидывает тебе ответы.

Попутчик замолчал. А он почувствовал нарастающую волну любопытства: интересно, о чем этот мужчина приезжает сюда подумать? Его так и подмывало задать этот вопрос, но он видел, что пассажир, у которого явно накипело, и сам не собирается молчать оставшуюся часть дороги. Он решил подождать. «Потренируем пока профессиональные навыки, – сказал он себе, – будем учиться держать паузу».

Его прогноз оказался точен. Пассажир вскоре вновь заговорил:

– Какое-то странное ощущение потерянности в жизни, как-то тихо все. Командировки к вам хоть немного колышут воздух вокруг. Видимо, смена обстановки пробуждает во мне бурный мыслительный процесс. Ну и вообще… Красиво у вас тут, спокойно.

Его всегда удивляли такие люди. Люди, которые могут первому встречному рассказывать о подобных вещах. Он слышал истории, как случайные попутчики в поездах и электричках за пару часов успевали выплакать друг другу всю свою жизнь, жали на перроне руки и расходились как в море корабли. Хоть он и занимался консультированием, но все же не привык к таким скорым откровениям вне сессий.

Тут в его голову закралась мысль. Сначала она просто промелькнула, но через время вернулась и решила пустить корни: а не сидит ли рядом с ним его будущий клиент?

– Я Дмитрий, – решил представиться он.

– Да-да, – смутился попутчик, – с этого, наверное, надо было начать. Меня – Николай, – сказал он, протянув руку.

– Так о чем вы тут размышляете, Николай? – перешел Дмитрий в наступление.

Он снова взглянул на обручальное кольцо пассажира, и это не осталось незамеченным для Николая.

– Нет-нет, – снова смутился он, – с этим все в порядке. Я больше про свое внутреннее ощущение жизни.

Дмитрий не упустил возможности отчитать себя за то, что не стоит так уж открыто разглядывать случайных попутчиков. Затем отчитал себя за излишнюю критичность и строгость к самому себе. Но, тем не менее, продолжил:

– Да? И что с ним не так? С вашим внутренним ощущением.

– Да вот я и говорю, тихо как-то все в моей жизни… скучно стало. Перспективы, что ли, нет. Не пойму. Вот и радуюсь командировкам к вам, есть возможность отвлечься, подумать. – Николай засмеялся.

«Да, ему точно ко мне», – решил Дмитрий. Он даже сбавил скорость, чтобы дать себе больше времени.

– Николай, а когда вы к нам в следующий раз? – аккуратно спросил он.

– В середине августа. У нас тут проект по внедрению наших программ в одном из банков… А мы, случаем, не коллеги, вы не айтишник?

Дмитрий ликовал: лучшего вопроса просто не могло быть. «Отличный вопрос, и как раз к месту», – воодушевился он.

– Нет. Я из другой области. Вы слышали, например, о коучинге, психотерапии?

– Да, слышал. Думаю, что в общих чертах понимаю. Так вы коуч?

Дмитрий порадовался за продвинутый город N. И возможности слазить в карман за своей визитной карточкой.

– Да, я занимаюсь психологическим консультированием. Коучингом в том числе. И то, что я услышал от вас, Николай, я про ваши раздумья, это очень хорошо ложится на то, чем я занимаюсь. Я уверен, что смог бы помочь вам продвинуться в ваших размышлениях. Как вы смотрите на то, чтобы нам встретиться, когда вы приедете сюда в следующий раз? В каких числах вы здесь будете?

Дмитрий сильно переживал. Не переборщил ли он с напором? Не слишком ли навязчив? Умом понимал, что не переходит никаких границ. Но на уровне чувств предлагать человеку свои услуги всегда было тревожно.

Николай же ушел в себя. Повисла опасная пауза. Его предложение не должно было вот так просто раствориться в воздухе. Дмитрий беспокойно искал способ развить эту ситуацию. И при этом не подать виду, что его что-то волнует в этой тихой паузе. Он активно вертел головой во все стороны, по пять раз бросая взгляд на боковые и заднего вида зеркала, – пытался показать, что все под контролем и сейчас он вновь вернется к разговору, просто что-то движение стало плотнее и какая-то тонированная «девятка» навязчиво пытается влезть в его ряд…

«Что за спектакль ты тут разыгрываешь? – спросил он себя. – Хватит изображать Джеймс-Бонда-Коуча, уходящего от погони своего собственного эго. Закончи начатое. П-р-о-с-т-о закончи».

– Николай, над чем задумались? – просто спросил он.

– Я? – рассеянно откликнулся Николай.

«Нет! Вон та собачка в соседней „мазде“! – молча воскликнул Дмитрий. Его начинала цеплять медлительность этого флегматичного субъекта. – А ты чего думал? Чего хотел? – ругал он себя. – Что он сейчас достанет свой кошелек и отсчитает тебе за десять сессий вперед? Только за то, что ты… Что? За что? За то, что ты The Coach? За то, что ты захотел ему помочь? Давай-ка побольше принятия в эмоциях».

– Да, Николай. Вашими словами, я предлагаю вам «всколыхнуть воздух» вокруг вас, – произнес он вслух уже спокойно.

«Как мило, – язвил он над собой, – вернул слова клиенту. Элегантен, как медведь в пуантах». Самокритики Дмитрию было не занимать.

Но Николай задумался.

– Колыхнуть воздух, – тихим эхом повторил он.

Кажется, этот образ пришелся ему по душе. Конечно, это ведь был его образ. Сложно противиться своим же словам.

– И как обычно проходят эти встречи? – спросил Николай.

«Есть! – едва заметно Дмитрий сжал руль и придавил на газ. – Точка пройдена. Осталось только закрепить успех».

– Я уже на подходе. Сейчас поднимусь к вам, – услышал он голос Николая в телефоне.

На часах было ровно 19:00. К этому времени офис успел опустеть, и переговорные комнаты были в его полном распоряжении. Дмитрий отправился проверить, не забыл ли там кто-нибудь свои бумаги, а заодно расставить стулья, убавить кондиционер, принести воду. Коробку с салфетками поставил за жалюзи. Вряд ли они понадобятся в этом случае, но он любил, чтобы все было под рукой. Мало ли что.

– Николай, я предлагаю перейти на ты, как вы на это смотрите? – начал он.

– Да, конечно. Так, наверное, будет удобнее.

– Есть что-то, что ты хотел бы уточнить перед началом нашей работы? – Он на секундочку задумался. Работа? Может, лучше было бы сказать «нашей встречи» или «нашей сессии»? Нет – все правильно. Пускай сразу настраивается на то, что мы здесь именно работаем, а не ведем праздные беседы.

– Нет. Того, что мы оговорили по телефону, пока вполне достаточно, – ответил Николай.

– Николай, тебе комфортно то расстояние, которое сейчас между нами? – спросил он, все больше растворяясь в пространстве.

– Д, – ответил Николай.

Однако чуть придвинул и повернул свой стул.

Дмитрий отметил, что руки его клиента напряжены и неестественно упираются в подлокотники. Отнес это к стандартной степени волнения перед неизвестным и дал себе две-три минуты на наблюдение: если напряжение не ослабнет, на это надо будет обратить особое внимание.

– Тогда давай начнем. Расскажи о том, что тебя беспокоит, – приступил он.

– Да как-то нет такого, – неуверенно сказал Николай.

«Слишком прямолинейно, – корил себя Дмитрий, – хотя его сопротивление в самом начале вполне понятно».

– Хорошо. О чем бы ты хотел поговорить? – уточнил он.