Хадават Ковалев Вячеслав

Хадават – дословно «наследник». Особый титул времен Старой империи. Когда владетель не имел законных сыновей, он проводил особый обряд усыновления, передавая право наследования человеку, которого сам выбирал. Этот человек и получал титул хадавата, пока не вступал в законное владение.

Из записей Озар-Ада, хранителя печатей империи

Сложно сделать первый шаг. Но когда ты его сделаешь, тут же возникает задача еще труднее: остановиться.

Мудрость, ставшая народной, или Одно из поучений мастеров

Глава 1

– Мне нужен отпуск. – Макс сидел, растерянно шаря глазами по поверхности стола, как будто именно там находились ответы на все его вопросы.

– Плохо выглядишь.

– Нормально я выгляжу, мне нужен отпуск, – с нажимом повторил Макс.

– Нужен так нужен, чего разволновался. Когда там у тебя по графику? – Антон Семенович потянулся к своим папкам.

– Мне нужен длительный отпуск, и нужен сейчас. – Макс поднял на шефа глаза. – Длительный, на полгода, – повторил он.

– Что? Да ты шо, сынку, с глузду зъихав? – Шеф в минуты волнений любил ввернуть что-нибудь по-украински, мог и матернуться, уже, правда, на великорусском. Наедине, разумеется. При посторонних это был милый интеллигент, ученый и все такое.

– Варианта два: или я иду в отпуск, или я просто спекусь.

– Ну и зачем тебе такой отпуск? Полгода! – Семеныч почесал переносицу. – Ты же закиснешь, ты же сдохнешь от скуки, я ведь тебя знаю.

– Мне нужно решить некоторые личные проблемы, вернее, не проблемы, но решить нужно.

– Слушай, может, тебе просто на море съездить? Дадим тебе путевку, льготную. Солнце, пляжи, вино, загорелые девчонки в купальниках. Отдохнешь, встряхнешься, позагораешь, а?

– Антон Семенович, я хочу взять творческий отпуск, по-моему, имею на это полное право. – Голос Макса начал подрагивать.

– Было такое право, было, да все вышло, не могу я тебя отпустить на такой срок.

– Жаль, значит, придется увольняться, а я думал, договоримся. – Макса начинал напрягать этот разговор, ему хотелось поскорее все закончить и уйти. Наверное, это отразилось у него на лице, потому что Семеныч, который действительно очень хорошо его знал, вдруг переменился и перестал его уговаривать.

– Ладно, черт с тобой, придумаем что-нибудь, вали.

– Спасибо. – Макс двинулся к двери.

– Жить-то на что будешь?

– А я дом продал, бабкин.

Он шел по улице, и ему было хорошо. Так всегда бывает, когда сделаешь то, чего давно хотелось, и приходит облегчение. Несколько месяцев назад он вдруг понял, что работа ему не в радость, а последние две недели стало просто невыносимо. И вот все. Наконец-то! Можно расслабиться, не торопиться, никуда не бежать, не прыгать и не выжимать из себя трудовые подвиги.

Макс прошел по бульвару и спустился к реке, к тому месту, которое горожане с присущим им оптимизмом именовали набережной. Он любил здесь бывать, несмотря на некоторую грязь и общую неустроенность. Впрочем, это была обычная картина для всего города, да и для всей страны. Иногда он задумывался, почему так. Много мусорят или мало убирают? Скорее всего, и то и другое. Ну и бог с ним. Мысли роились в голове, но делали это довольно вяло, не причиняя излишних неудобств. А Макс просто сидел, наблюдая за водой. Домой не хотелось, совсем. Хотелось не пойми чего. Он достал телефон.

– Алло, Лень, привет. Да, нормально. Слушай, я подумал над твоим предложением, я согласен.

Трубка в ответ благодарно застрекотала и отключилась.

– Вот так, – сказал он прыгавшему рядом воробью.

Воробей снисходительно глянул на человека и попрыгал дальше по своим воробьиным делам. Макс встал и направился домой – собирать вещи. Потому как ближайшие три месяца он проведет за городом, причем довольно далеко, на даче своего приятеля Леньки Шестакова. Сам Ленька ввиду отъезда в страны неблизкого зарубежья по делам, а точнее на заработки, не мог посещать дачу и опасался, что она станет достоянием людей, не обремененных нравственными принципами, попросту говоря, дачных воришек. Вот и просил приятель Ленька приятеля Макса пожить на природе, заодно попробовать себя в качестве дачного сторожа. Макс сильно сомневался в своих охранных талантах, оставалось надеяться, что в обитаемое жилище просто никто не полезет. На том и порешили.

– Ну кажется, все, – сказал Макс, еще раз просмотрев собранные вещи.

Затренькал телефон.

– Да. – Он прижал трубку плечом к уху, застегивая сумку.

– Максим, ваш портрет готов.

– Какой портрет?

– Такой портрет, – язвительно заявил голос из трубки. – Ты что, парень, забыл?

– Ах да! – Макс вспомнил. – И что?

– Ты что, обкурился? – ворчливо поинтересовался голос. – Если портрет готов, его забирают, вешают на стену, любуются и вспоминают доброго мастера такими же добрыми словами. Кстати, полюбоваться есть чем, жаловаться не будешь, – довольно замурлыкал голос.

Макс призадумался. Положение было щекотливым. История эта случилась еще осенью. Он гулял в Центральном парке, свернул на аллею, где выставляли свои работы местные Ван Гоги и Рубенсы. Так просто свернул, без всякой надобности, поглазеть. Остановился около одного портрета. Женского. И ничего вроде необычного, однако было в нем нечто такое, что притягивало внимание. То ли во взгляде карих глаз, то ли в лукаво-игривой улыбке немного полноватых губ, то ли в кокетливом повороте головы. В общем, что-то было. Макс стоял, пытаясь понять – что.

– Нравится? – осведомился у него низенький толстячок с неопрятной шевелюрой. Вероятно, автор. Он подошел поближе, заложив руки в карманы немного тесноватых брюк, и встал, раскачиваясь с пятки на носок.

– Нравится, – не стал отрицать Макс.

– Богиня! – выдал толстячок. – А давай я и тебе портрет сделаю, – предложил он вдруг, прищурив левый глаз.

– Да нет, спасибо, не надо.

– А я бесплатно! – тут же выпалил он, продолжая любоваться собственной работой.

– А смысл?

– А ради искусства!

– Значит, портрет? Бесплатно? В полный рост? – спросил Макс. – В чем подвох?

– А он должен быть? Куда катится мир! – протянул толстячок пафосно. – В добрые порывы никто не верит. А может, мне интересен такой типаж, как ты? – Художник перешел на «ты» и наконец-то перевел взгляд на Макса. – С нее я вот денег тоже не взял. Правда, передать ей портрет не удалось.

– Это почему?

– Да уехала она, – с сожалением протянул он. – Говорят, куда-то в Европу. Эх, какая женщина! Какая женщина! Ну так что? Будем портрет писать?

– А что от меня-то нужно?

– Согласие.

– А позировать там…

Толстячок посмотрел на Макса, как на умалишенного.

– Да на черта мне твое позирование сдалось. Все, что нужно, я уже увидел.

– Так мог бы и так рисовать, без согласия, я бы и не узнал.

– Во-первых, писать. А во-вторых, без согласия никак нельзя. Не получится ничего.

– Ну раз так, тогда – конечно. Я согласен. Пиши. – Макс еще раз глянул на портрет девушки и двинулся дальше.

– Э-э-э! – окликнул его толстячок. – Ты далеко?

– А что?

– Телефончик оставь, как я тебя потом искать буду?

И Макс оставил. Потом решил, что зря. Будет еще ему этот ненормальный названивать. Но тот Макса не беспокоил, и он вскоре совершенно забыл об этой истории. И вот те на! Портретист нарисовался.

– Что же мне делать? – проговорил Макс в трубку, размышляя вслух.

– Радоваться, друг мой, радоваться! – заявил голос из трубки. – Слушай, ты где живешь?

– На Островского.

– Отлично! – Голос в трубке неподдельно обрадовался. – Мои ребята сейчас как раз на Островского один заказ повезут, вот и тебе портрет закинут. Просто час побудь дома. Давай, друг мой, диктуй адрес!

И Макс продиктовал.

Через полтора часа он сидел на своем диване и рассматривал привезенный портрет. Увидев его, Макс слегка опешил и все еще не пришел в себя. Во-первых, полотно было огромным – с Макса высотой и больше метра шириной. Когда двое хмурых парней в синих комбинезонах занесли его в квартиру, она как-то сразу стала маленькой и унылой. Во-вторых… Эх, во-вторых, портрет Макса смущал. Это, несомненно, был он. И в то же время не он. Что-то другое, чужое было в этом парне, который спокойно и даже как-то устало смотрел на свой оригинал. К тому же парень на портрете был нелепо одет. Стиль милитари. Только если сбросить несколько сотен лет. Эти одеяния были похожи на доспехи. Грубая кожа, металлические детали, наручи, шипастые боевые перчатки. К тому же парень опирался на арбалет. Бред какой-то!

Снова затренькал телефон, отвлекая Макса от раздумий.

– Да, – бросил он в трубку, не глянув на номер.

– Любуешься? – радостно прошелестело в ней.

– Значит, все, что надо, увидел? Во что я одет? Хренотень какая-то!

– Понравилось, – словно не слыша Макса, радостно протянул голос, – ведь понравилось?!

– Ну допустим, – буркнул Макс.

– Ты зануда, – сообщил ему голос. – Может, поблагодаришь?

– Спасибо, – Макс почувствовал себя неловко, – мне действительно понравилось.

– А то, – чирикнуло в трубке, и та отключилась. Номер, кстати, не определился.

Глава 2

На следующий день Макс поднимался на крыльцо Ленькиной дачи. Вообще-то это была хорошая идея. Город с его пылью, удушающей бетонной жарой, гулом машин и визгом сигнализаций остался далеко, а Макс оказался здесь – в тиши, среди фруктовых деревьев, жужжания насекомых и веселого щебета птиц. Это как раз то, что ему было нужно в теперешнем состоянии. Ленька быстро показал и рассказал все, что нужно было показать и рассказать, и укатил, оставив приятеля наедине со своими размышлениями.

Бросив вещи, Макс отправился посмотреть на озеро.

– А вы кто?

Макс обернулся. Из-за соседского забора на него деловито смотрели мальчишеские глаза.

– Я друг дяди Лени, поживу здесь немного.

– Ну ладно, если друг, – быстро согласился обладатель глаз – светловолосый растрепанный пацан лет десяти – двенадцати. – А вы на озеро?

– На озеро, а ты как догадался?

– А все, как приезжают, на озеро телепают.

– Логично, – согласился Макс, пацан начинал ему нравиться.

– Только вы сразу в воду не лезьте.

– Это почему же?

– Так вы ж на мелком с мелюзгой купаться не захотите, а тут не бассейн, озеро у нас большое, старое, места разные есть, и закрутить может, спасай потом. Я вам после, если хотите, покажу, где можно без опаски купаться.

Макс с трудом сдержал улыбку, очень уж забавным казались такие пояснения из уст двенадцатилетнего мальчишки.

– Спасибо за совет, я буду очень осторожен, бывай здоров. – Макс помахал пацану рукой и пошел дальше.

До озера было недалеко, оно начиналось почти сразу за селом. Он свернул в сторону от маленького импровизированного пляжа, где с радостным визгом резвилась детвора, прошел вдоль берега подальше, и, когда крики молоди стихли вдали, спустился к воде и сел, опершись спиной о ствол старого дерева.

Подумать только, всего в каких-то ста километрах большой город, промышленные предприятия, банки, всевозможные общества: открытые, закрытые и даже с ограниченной ответственностью, пробки на дорогах и сигналы мусорной машины по утрам. А здесь – озеро, русалки, пацаны-доброхоты. Как будто другой мир. Макс поднял плоский камешек и запустил его по воде. Камешек несколько раз подпрыгнул и благополучно утонул. Не удовлетворившись этой попыткой, Макс стал выискивать плоские камни и запускать их. Иногда получалось лучше, иногда камни тонули, не подпрыгнув ни разу. В случае удачной попытки провозглашалось голливудское «и-йес» или наше «нормалек», в случае неудачи обыденное – «вот блин!». Макс нагнулся в поисках очередного камня, и тут его скрутило, будто в живот воткнули бур и хорошенько провернули. Резкая боль заставила его упасть, поджав колени и схватившись за живот. Продолжалось это недолго. Буквально через несколько секунд боль ушла так же резко и внезапно, как и пришла. Будто ее и не было. Макс немного полежал, прислушиваясь к своему организму. Ничего. Осторожно встал. И замер. Потому что ни озера, ни леса вокруг не было. Вернее, было, да не то. Вода в озере приобрела какой-то синюшный цвет с вкраплениями больших бурых пятен. Деревья сморщились, ветки вытянулись и покрылись длиннющими сизыми иголками. В сочетании с черной листвой это смотрелось… а бог его знает, как это смотрелось. Необычно. Непривычно. Не так это смотрелось. Весь берег был облеплен непонятной растительностью. Продолговатые и очень узкие листья красно-бурого цвета вперемежку с бледными круглыми шляпками на таких же длинных рахитичных ножках. «Странно, и как они не ломаются?»

– А они очень крепкие, это же железная лоза, – раздался сзади спокойный голос.

Макс резко обернулся, почему-то не удержался на ногах и плюхнулся на задницу.

– Что же вы делаете, дружок, в самом-то деле? Здесь, знаете, не то место, где можно спокойно рассиживаться. Вставайте, – так же спокойно проговорил незнакомец.

– Это почему? – Макс решил повредничать.

Вдруг земля вокруг него зашевелилась, и оттуда полезли тонкие бледно-розовые то ли корни, то ли стебли, очень похожие на червей. И потянулись они, что интересно, прямо к Максу. Тот вскочил как ошпаренный и отпрыгнул в сторону. Стебельки-корешки разочарованно покрутились на месте и исчезли под землей.

– Это ловец. Обыкновенный. Болотный. Я бы советовал вам перейти сюда, на твердое.

– Господи, что за…

На этот раз Макс послушался и быстро перебрался поближе к незнакомцу.

– Болотный ловец – очень забавное растение. Оно плотоядно и даже, я бы сказал, обладает некоторыми зачатками разума. Конечно, быстрое подвижное существо ему не одолеть, уж слишком растение медлительно, но вот стоит кому-нибудь задуматься, присесть или там прилечь, в общем, остаться без движения, тут тебе и пожалуйста. – Незнакомец улыбнулся. – Ну вы понимаете.

Макс вовсю разглядывал его. Это был мужчина в возрасте, но не старик. Одежда – стандартный набор грибника-любителя: сапоги, ветровка, шляпа и так далее по списку. Корзинки, правда, не было.

– Кому же придет в голову отдыхать в таком месте?

– Вам же пришло, – невозмутимо проговорил он. – Есть еще всякие зверушки, которые приходят на водопой.

Макс глянул на воду – по его мнению, только ненормальная зверушка может пить отсюда, но спорить не стал.

– Скажите, а что это за место? – осторожно спросил он у незнакомца.

– А вы не знаете? Ах, ну да, ну да, вы же… – Он не договорил, внимательно посмотрел на Макса и продолжил: – Это очень интересное место, знаете. Это такое место, где приличному человеку и делать-то нечего. Если, конечно, им не движут высокие интересы. Вами не движут? – спросил он.

Макс покачал головой. Он вообще понятия не имел, кто или что им двинуло и как он очутился здесь.

– Но попадают, конечно, попадают, и частенько. И даже, можно сказать, помимо собственной воли. Пойдет человек, скажем, на озеро. Только присядет, только потянется за цветочком или за грибочком или там камешек подобрать – ап! – а он уже тут! Во дела!

Незнакомец поднял вверх указательный палец в доказательство важности своих слов, можно сказать, воздел перст, понимаешь, к небу.

– Чушь какая-то, так не бывает! – Макс осекся. – Я хотел сказать: так не должно быть!

Незнакомец смотрел на него сочувственно, даже с некоторой жалостью.

– Может, у меня галлюцинации? – пролепетал Макс.

– Может, – тот пожал плечами, – кто же его знает. Может, и галлюцинации, а может быть, и нет. Ладно, заболтался я тут с вами, а мне, знаете ли, любезный друг, пора. Дела, знаете ли!

Он приподнял свою шляпу в прощальном жесте, отвернулся и пошел в глубь этого странного леса.

– Стойте, – неуверенно проговорил Макс. – Подождите! – крикнул он, но незнакомец не подождал, а даже ускорился, как показалось Максу, и скрылся среди деревьев. Макс сделал пару шагов следом, но остановился. – Да что же это за чертовщина такая, что происходит-то?! – заорал он.

В панике крутнулся вокруг себя, кинулся куда-то бежать, споткнулся и полетел кувырком, даже не успев выставить руки. Ударился он сильно, причем несколько раз. Плечо сразу заныло, а в голове что-то зажужжало. Он со стоном перевернулся на спину и захохотал. Нездоровым громким смехом. Над Максовой головой спокойно колыхался большой раскидистый дуб. С нормальной корой и зелеными листьями, что характерно. Приподнявшись на локте и зашипев от боли, Макс оглянулся. Вокруг был обычный лес. Тот самый. И озеро то самое, вот, в нескольких шагах. Макс снова откинулся на спину. Он лежал, расслабившись и глядя сквозь колышущуюся листву на осколки неестественно голубого неба, и все. Просто лежал. И усиленно гнал от себя мысли о сумасшедшем доме.

Повалявшись с полчаса, Макс осторожно поднялся на ноги. Чуть постоял, сделал пару шагов к озеру, обратно, еще постоял. Ничего не происходило. Он подошел к воде. Присел. Ничего. Наклонился, зачерпнул в пригоршню и плеснул себе в лицо. Ничего. Мокро. Как и должно быть.

– Н-да, – протянул он и направился домой. Точнее, к Леньке на дачу.

Подойдя к калитке, остановился. Возле дома напротив, на низенькой лавочке под заборчиком, примостился старичок. Он сидел, попыхивая трубочкой с длинным выгнутым чубуком, и листал какую-то книжку. И то и другое старичок делал с явным удовольствием. Именно старичок – не старик, не пожилой человек, а старичок.

Макс зачем-то подошел к нему:

– Здравствуйте!

Старичок внимательно оглядел Макса, встал, чуть поклонился, пожелал и Максу здравствовать, после чего уселся обратно.

– Кури. – Он протянул ему пачку папирос.

– Спасибо, я не курю.

– А, ну да… – Он задумался, почесал негустую бороденку, посмотрел на небо, потом как бы нехотя снова перевел взгляд на Макса. – Ты спросить че хочешь?

– Да нет, я… – Макс растерялся, вроде он действительно не хотел ничего спрашивать, но почему-то стоит здесь уже несколько минут, рассматривает этого деда.

– Как вы думаете, дождь завтра будет? – ни с того ни с сего выпалил он.

– А на шо тебе дождь?

– Да это я так, – растерялся Макс.

– Ты садися, че зря землю топтать.

– Да нет, спасибо, я пойду. – И Макс, резко развернувшись, пошел к дому, чувствуя себя совершенно глупо; вслед понеслось тихонькое покашливание.

Спал Макс плохо, всю ночь снилась какая-то ерунда, он все что-то искал, куда-то шел, чего-то хотел. Причем когда он просыпался, то никак не мог увязать увиденное в одну цепочку. Он прекрасно помнил все, что приснилось, но в одну связную картинку это не складывалось. Макс выходил на улицу, бродил вокруг дома, сидел на веранде, возвращался в дом, падал на постель и опять проваливался в странные сны, а просыпаясь, чувствовал себя разбитым.

К его большому удивлению, утром он ощутил себя бодрым и отдохнувшим. «Может, здесь воздух такой? Привык в городе к гадости всякой, вот здесь голову и кружит». Макс прошлепал на кухню, поставил чайник, залез в холодильник, быстренько соорудил пару бутербродов, заварил кофе и со всем этим богатством выбрался на веранду. Вообще-то он не любил завтракать бутербродами, но вчера ничего не приготовил, а сегодня было лень.

«А пацан был прав, хорошо здесь, – думал он, потягивая кофе. – Что же такое со мной случилось? Может, тепловой удар? Так я в тени был, у воды. А может, стукнул сзади кто? Да нет. Что же тогда? А, ладно, было и было».

– Не бери дурного в голову, а тяжелого в руки, – сказал он вслух и встал. В следующее мгновение он закричал.

Макс закричал, его крик бросился вверх, закрутился и слился воедино с сотнями, тысячами таких же, превращаясь в рев древнего зверя. Люди в доспехах, вскидывая руки с зажатым в них оружием, громко приветствовали Золотого всадника, который лично решил объехать свою пехоту перед боем. Он несся мимо в сопровождении гвардии, размахивал мечом и тоже что-то кричал. Разобрать что, было невозможно, да и не нужно. Группа раззолоченных всадников умчалась, и все стихло, потому что наступал ответственный момент. Макс покрепче перехватил копье. Перед ним щитоносцы подравнивали строй, ворочая огромными ростовыми щитами. Было нестерпимо жарко. Шлем давил на голову, панцирь сжимал грудь, наручи вцепились в руки мертвой хваткой, древко копья обжигало ладони. Хотелось сбросить с себя всю эту груду железа и кинуться с разбега в речку, тем более что та была совсем рядом, в какой-нибудь сотне шагов. Вон она серебрится между берегами, скрываясь за разросшимся кустарником. Но он стоял. Седьмой в четвертом ряду второго пула. Стоял, как и сотни других воинов справа и слева от него. Они стояли, напоминая живую стену из плоти и железа, и терпеливо ждали. Терпение и повиновение – их главные качества. Потому что они были «черепашники» – знаменитая панцирная пехота Лута, гордость и надежда Золотого города. Это они принесли ему богатство и славу, сделали Лут-на-Холмах – Лутом Золотым. Терпение помогало им преодолевать пески и болота, переносить жару, холод и дождь, проходить милю за милей, раздвигая границы. Повиновение помогало им удерживать ставший легендарным несокрушимый строй, отражать любые атаки и давить противника. Именно давить, потому что наступавшая «черепаха» больше всего напоминала огромный каток, который давил все, что попадалось ему на пути. Они стояли и ждали. А напротив стояла другая живая стена, над которой вздымался лес длинных копий.

Одинокая струйка пота выбралась из-под шлема, замерла, словно оценивая обстановку, и устремилась вниз к подбородку, прокладывая путь по пыльной щеке. Макс не обратил на нее внимания. Он чувствовал, как растворяется, перестает ощущать себя и все больше сливается с теми, кто рядом. Он уже не он, а часть большого железного зверя, замершего, завидев противника, и приготовившегося к схватке. Сейчас. Уже сейчас. Все будет как всегда. Противник прыгнет, пытаясь разорвать «черепаху», ударится и отпрянет назад, полизывая ушибленную лапу, и, конечно, прозевает тот момент, когда «черепаха» двинется в атаку – медленно и неотвратимо. Так накатывает волна на побережье. Кажется, она далеко, кажется, она катится еле-еле, и ты в любой момент успеешь отойти, но вот она у твоих ног, а вот уже захлестнула с головой, и спасти может только чудо.

Макс прозевал момент, когда конница двинулась вперед. Но вот они уже несутся навстречу ему и тем, что рядом.

Удар конников был страшен. Такого еще не было никогда. «Черепаха» дала трещину, и мир вокруг перестал существовать. Его место занял адский круговорот, в котором все подчинялось только одному – рвать, рвать чужую плоть, чтобы сохранить свою. Макс колол, бил, рвал, кусал, прыгал, падал, вставал. Если бы потом кто-нибудь попросил его рассказать, как все было, он бы не смог. Потому что это делал не он, а его тело. Оно хотело жить, это тело, очень хотело, и все было подчинено только этому – рвать другие тела, чтобы сохранить свое. А потом что-то тяжелое опустилось на голову, и Макс провалился в небытие.

Он очнулся от боли, лежа на спине в очень неудобной позе, нога затекла, правый бок ныл, в голове пульсировала боль. Звуки и ощущение реальности вернулись. Макс приподнялся на локте, затем медленно, с трудом встал. Его качало. Шлема не было, на виске запеклась кровь (интересно чья?), в руке зажат обломок меча. Откуда меч? Он медленно огляделся. Вокруг двигались люди, что-то делали, кого-то поднимали, куда-то несли, что-то собирали. А еще были трупы. Много. Очень много. В паре десятков шагов блестела река.

– А река осталась, – пробормотал Макс. Будто она могла куда-то деться. Он поплелся к воде. Дойдя, упал на колени, зачерпнул горстью воды, плеснул в лицо. Вода была грязная.

– Такой водичкой особо не отмоешься. – К Максу подошел старик.

Он был в рваном цветастом тряпье, хотя на ногах красовались добротные сапоги; в левой руке держал кость с остатками мяса. Он присел на камень, торчавший у самой воды, тщательно осмотрел кость, хмыкнул и откусил кусок.

– Ты кто? – удивился Макс.

– Вопрос не в том, кто я, вопрос в том, кто ты? Вот кто они, – старикашка махнул рукой с зажатой в ней костью в сторону трупов, – понятно, а с тобой как быть?

Макс собирался было ответить, но резкая боль, взорвавшаяся в голове, не дала. Он зажмурился, прижав руки к вискам, и застонал.

– Что, болит? Ну это поправимо. – Нахальный старикашка соскочил с камня и раньше, чем Макс успел как-то отреагировать, сжал его голову руками. Боль отступила. – Вот и все, и не болит головушка, а с остальным ты уж сам. А мне пора, знаешь ли, у меня дел полно. Но ты, если что, захаживай, поболтаем о том о сем. – Он снова осмотрел кость, убедился, что полакомиться больше нечем, отшвырнул ее в сторону и, развернувшись, быстро пошел вдоль берега.

– И куда это я должен захаживать, если что? – пробормотал Макс, глядя вслед старикашке. Тот остановился, обернулся, махнул Максу рукой и исчез, растворившись в воздухе. Не веря своим глазам, Макс осмотрелся, потом сильно зажмурился, помотал головой и открыл глаза снова – перед ним спокойно колыхалась сирень, он стоял на веранде Ленькиной дачи.

«Или я схожу с ума, или сплю наяву, одно из двух». Он сел в плетеное кресло. Что же это, черт побери, происходит? Заглянул в чашку, кофе не осталось. Спокойствие, главное, спокойствие, как говаривал безобразник Карлсон. Меня просто сморило, и я не заметил, как заснул, вот и все. Хотя стоя не спят, люди во всяком случае».

Макс поднялся и тут же схватился за бок, чуть не завыв от боли. Осторожно задрал майку, боясь, что догадка подтвердится. Подтвердилась. Во весь правый бок растянулся приличных размеров синячище, хотя ребра вроде целы. Он ощупал голову и уже не особо удивился, обнаружив огромную шишку и запекшуюся кровь в волосах. Еще старик этот нелепый. Где я его видел? Словно во сне, он вошел в дом, прошелся по комнатам, заглянул в холодильник, постоял, разглядывая колбасу, достал бутылку пива, подержал, поставил на место, осторожно прикрыл дверцу и снова вышел на веранду. Вдруг что-то вспомнил и быстро пошел по дорожке к калитке, вышел на улицу. Дед-сосед был на месте, на своей лавочке со своей трубочкой.

– Здравствуйте. – Макс улыбнулся старичку.

– Здорово, – улыбнулся тот.

– Я Макс.

– Это хорошо, шо Макс, а я вот Дед.

– Так просто – Дед?

– Так и просто. – Густая сеточка морщинок разбежалась вокруг Дедовых глаз. Он улыбался. Дед стал набивать трубку табаком, закончив, аккуратно раскурил и довольно затянулся.

Макс молча наблюдал.

– Странный ты, подойдешь и молчишь, че молчишь-та? – бросил Дед.

– Да задумался, извините. Ленька говорил, что напротив его дома дед живет, он такие места для рыбалки знает, просто обалдеть, уж не тот ли вы самый дед?

– А шо, если и тот самый?

– Так, может, на рыбалку сходим, вы меня проводите, я-то здешних мест не знаю.

– Хе! Вроде есть места, которые ты знаешь, – буркнул тот.

– Я заплачу, все по-честному, как проводнику, ну так что?

– А почему не сходить, сходить можно, завтра в шесть и пойдем.

– В шесть? А что так рано?

– А че тянуть?

– Ну в шесть так в шесть, до завтра.

– Ага.

Ближе к вечеру он вспомнил, где видел того нелепого старика с костью в руке. Это был грибник с болота. Только старше и грязнее.

Глава 3

В эту ночь Максу снилось море. Наверное, таким оно было в те времена, когда еще не существовало материков, а был один громадный кусок суши, называемый современными географами Пангея. Макс думал об этом, проснувшись и глядя в потолок, на улице уже светлело, он глянул на часы – 5.45. Почти шесть, рань-то какая. Стоп, Дед говорил, в шесть выходит. Макс вскочил и начал одеваться. Натянул майку, влез одной ногой в штанину и застыл.

– А пошел он! – Бросил джинсы, стянул майку и упал на кровать. Через минуту снова вскочил.

Деда он догнал уже на окраине деревушки.

– Утро доброе.

– Доброе, – прокряхтел Дед. – Проспал?

– Нет, думал идти или послать это все куда подальше.

– Так и надо было послать, – совершенно серьезно сказал Дед, глядя себе под ноги, – а теперь оно и поздно будет.

Они вышли к озеру, прошли вдоль берега. На том месте, где Макс бросал камни, Дед остановился. Постоял немного, посмотрел на юношу, потом на озеро и двинулся дальше, ничего не сказав. Макс так же молча потянулся следом, думая о том, как так получилось, что он в такую рань плетется по лесу вслед за совершенно незнакомым ему человеком.

Тропка петляла, огибая деревья, взбираясь на холмики и ныряя в овражки, она была такая узкая, что идти можно было только гуськом, а вскоре и совсем пропала. Часа через три Макс понял, что обратной дороги самостоятельно не найдет. Нет, он, конечно, считал себя подкованным и, как любой горожанин, искренне верил, что определить сторону света и направление сможет без труда. Только здесь все было не так, как пишут в книгах, все как-то неправильно. Во-первых, солнце скрывалось за кронами и вообще двигалось куда-то не туда; во-вторых, остальные приметы тоже не очень ему помогали. «Мох растет с северной стороны деревьев»… – ну и где она, ваша северная сторона, вон мох облепил деревья вокруг. А муравейники! С ними вообще проблема; может, в этом лесу нет муравьев? Что там еще? «С южной стороны пышнее крона» – ну и где? Короче, облом. Он глянул на Деда, тот спокойно шлепал себе, насвистывая какую-то песенку. «Этот точно знает, где мох гуще», – подумал Макс.

– И далеко нам еще?

– Да не, – с готовностью откликнулся Дед, – щас еще чуточку пройдем, потом пожуем, да и дальше пошлепаем.

– То есть у нас, как у заправских туристов, привал будет? Привал – это хорошо, привал – это правильно! Потому как это способствует не только снятию напряжения в мышцах, двигающих конечности, но и дает возможность подкрепить свой истощенный организм недостающими калориями и витаминами, а также полюбоваться местными красотами, что благотворно сказывается на общем развитии человека. Естественно, при наличии оных, – изрек Макс, воздев руку к небу и пытаясь обратить на себя внимание Деда. Шутка не прошла.

Где-то через часик они вышли к небольшому родничку.

– Вот тут и передохнем. – Дед присел около родничка, зачерпнул воды ладонями и плеснул себе в лицо. – Гарнесенько, пить можешь безо всякого, водичка чистая.

Макс молча уселся рядом и стал пить, зачерпывая воду ладонями.

– Ну как? – Дед явно ждал его реакции.

– Божественно! Просто чудо, гм. – Он сделал глоток. – Этот неповторимый букет, – еще глоток, – гм! А это послевкусие! Шикарно, шикарно!

Дед недоверчиво посмотрел на Макса, отошел в сторону и уселся под здоровенным стволом неизвестного Максу дерева.

Сам же Макс тем временем решил, что называется, проинспектировать кусты. Перепрыгнул через ручеек, забрался туда, где погуще. Он понимал, что вокруг никого нет, но цивилизация, друзья мои, цивилизация. Она крепко сидела в подкорке, диктуя, что и как делать. И сейчас, посреди этого безлюдного леса, она говорила ему – уединись. Вот и уединился. Макс уже собрался выбираться, когда почувствовал сзади шорох. Ему вдруг сделалось страшно. Какой-то жуткий первобытный страх стал расползаться по телу, по спине побежали мурашки. Жутко хотелось обернуться и посмотреть. Он чувствовал, что сзади кто-то дышит, двигается и как бы принюхивается. Зверь какой? Наверное, зверь. Макс медленно повернулся и встретился глазами с тем, кто стал свидетелем его уединения. Страх превратился в панику с моментально вспотевшими ладонями и испариной. Да, сквозь листву на Макса смотрела довольно большая, с хорошего теленка, зверюга. Он почувствовал, как ноги превратились в вату, руки стали предательски подрагивать, и ему непреодолимо захотелось заорать. Жуткая тварь в упор рассматривала Макса, как бы оценивая его. «Прыгнет – не прыгнет, прыгнет – не прыгнет», – демонским молоточком стучало в виски. Не прыгнула. Вместо этого она неясно хмыкнула и, скакнув куда-то в сторону, в одно мгновение скрылась в зарослях. А Макс продолжал стоять, безуспешно пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Хорошо хоть зверюга вышла уже после того, как он… ну вы понимаете, а то бы осрамиться пришлось. Больше всего его поразили не размеры твари, не хищно оценивающий блеск желтоватых глаз, не клыки размером с его ладонь. Больше всего Макса поразило и испугало то, что никогда и нигде он не встречал изображения или описания подобного зверя. Его наконец отпустило, вернулась способность двигать руками и ногами. Макс никогда не думал, что страх может быть таким всеохватывающим, парализующим. «Интересно, что бы я делал, если бы она все-таки прыгнула?» На плохо гнущихся ногах он выбрался на полянку, где оставил Деда. Тот сидел под тем же деревом, в той же позе и даже подремывал. Макс упал рядом.

– Слушай, Дед, а тут хищники водятся? – как можно спокойнее спросил он.

Дед нехотя открыл глаза.

– Ну када-та волки были, да теперь нет, постреляли усех.

– А кроме волков?

– А черт их знает. Ну лиса, ну хорь, ну може, ласка какая. Тебе на шо они сдались, ты ж на рыбалку вроде шел?

Вместо ответа Макс достал из рюкзака неразлучный блокнот и ручку, что-то стал быстро черкать. Дед внимательно наблюдал.

– Вот. Я, конечно, не художник, но в целом похоже. – Макс протянул блокнот Деду.

Тот взял и уставился на рисунок, на котором красовалась зубастая тварь с мощными лапами, маленькими, прижатыми к лобастой голове ушками; чем-то она была похожа на бойцовых собак – грудь бочонком и небольшой зад, вот только рожа не собачья.

– И чего это?

– Не знаю, – прохрипел Макс, – только похожее создание минуту назад пялилось на меня вон там. – Он махнул рукой на кусты.

– И здоровая она?

– С телка ростом и… – Макс запнулся, – понимаешь, Дед, по-моему, она была покрыта чешуей, ну как у ящериц…