Эльфийский посох Метелева Наталья
— Это в самом деле необходимо? — Ее голос тоже дрогнул, и она кашлянула, прочищая горло от внезапного комка. — Ты даешь слово, что после моей смерти выполнишь просьбу королевы?
— Что я слышу, Эоста? Ты уже торгуешься и ставишь условия? Мое слово, ха! «Ты медлишь, не желая расставаться с жизнью, а Древо Смерти растет», — так, кажется, ты сказала? Ладно, дай сюда ножик, дитя, а то порежешься! — Даагон щелкнул пальцами, и кинжал рассыпался, щекотнув ладонь девушки крохотными искрами. — И передай королеве: я прошу ее… нет, умоляю подождать до праздника Двух Лун. Осталось всего двое суток.
Она кивнула и медленно повернулась к двери, словно не хотела уходить.
— Ты ничего не хочешь мне сказать на прощанье, Эоста? — насмешливо окликнул ее лорд. — Ну, там, пожелать крепкого здоровья. Из уст оракула это особо обнадеживает.
— Хочу! — Девушка повернулась так стремительно, что взвилась грива каштановых волос. — Я понимаю женщин, которые оставляли тебя, лорд. Ты привлекаешь, как пылающий огонь — замерзшего путника. В тебя можно влюбиться, но невозможно любить: с тобой слишком страшно. Ты не греешь душу, ты ее сжигаешь. И свою, и души тех, кого ты любишь. Они не выдерживают твоего накала. Потому ты, лорд древнейшего благородного рода, смог найти жену только среди диких кланов — они тоже все немного… ненормальны.
Даагон улыбнулся и подошел к ней вплотную:
— Наконец-то за мою длинную жизнь нашлась хотя бы одна благородная эльфийка, способная сказать мне в лицо то, что думает. Но ты же не знаешь, Эоста, каким этот огонь бывает… бережным. Позволь, я покажу.
Протянув руку, он медленно, очень медленно провел кончиками пальцев по ее щеке. И от этого легчайшего прикосновения по девичьей коже заструились такие же теплые медовые лучи, как на рунах священного Посоха Духа.
Эльфийка замерла, и только ресницы ее настороженно подрагивали. Может быть, она опасалась резким движением разозлить сумасшедшего. Когда ее сжатые губы удивленно раскрылись, Даагон убрал руки за спину.
— Видишь, Эоста, все вовсе не так страшно. Прости, если я тебя обидел.
— Что это было? — Она прижала ладонь к щеке, которой касались его пальцы, словно пыталась удержать растаявшие бесследно сполохи. — Какая-то особая магия? Я словно слышала пение утренних птиц, видела встающее солнце, и его лучи грели меня.
Лорд удовлетворенно кивнул.
— Ты увидела! Значит, когда-нибудь ты сможешь стать Девой Огня, оракул. Да, это магия, хранимая родом Эрсетеа, — огонь творения Галлеана и Солониэль, создавших леса Невендаара и населивших их первородными. Этот свет струится в каждом стволе и листе эльфийских рощ. Лес наделяет им своих дочерей, противостоящих пламени Бетрезена. И эта магия вплетена в священный эльфийский Посох Духа вместе с другими силами.
— Я знаю о ней, но и подумать не могла, что она такая… дивная! — Даже кончики ушей Эосты порозовели. — Совсем непохожа на магию земли.
— Она бывает разной. Магия для боя и магия для любви. Но всегда и во всем ей нужна полная открытость ее носителя. Полная. Иначе огонь не сможет гореть. Ты похожа на меня, дитя, только еще очень юна. Ты открыта. На том совете только в твоих глазах я увидел сострадание…
— В моем доме это называют детской непосредственностью, — улыбнулась пророчица.
— А в моем — сумасшествием, — напомнил лорд, изрядно смутив гостью. — Ты способна чувствовать огонь Галлеана и научишься брать его, не сгорая. Но брать — это еще не все. Куда важнее научиться отдавать. Я так и не научился делать это… разумно. Кстати, вот тебе я с радостью передал бы и наше древо, и знания. Может быть, ты согласишься стать моей наследницей, когда я сниму условие?
Девушка в ужасе отшатнулась:
— Нет! Я действительно родилась в ту же ночь Двух Лун, лорд, но я не хочу стать причиной твоей смерти и смерти твоего сына!
— Вот как? — улыбнулся Даагон. — Так значит, ты поверила мне, пророчица?
Девушка резко повернулась и выбежала из комнаты, так и не ответив. Но лорд не сомневался: она поверила. Хотела поверить. И будет просить у бога Галлеана откровения.
Он подозвал кружившего в небе грифона, вскочил на него и через миг исчез в небесной сини.
Глава 2. Наследники
В канун празднеств Двух Лун в Альянсе царило щемящее ожидание притаившейся беды. С границ приходили дурные вести: Империя людей, не так давно сокрушенная эльфами, пока предпочитала мелкие стычки, но вполне могла собраться для полномасштабного ответного удара, а гномы все чаще нападали на магические рудники.
Да и в самом Альянсе ветви диких и благородных эльфов, только-только протянувшиеся друг к другу, соприкоснулись, но не срослись: вражда нарастала, и все чаще дикие кланы отказывались подчиняться Иллюмиэль. Да что дикие! Клан Гаэтер, с тех самых пор, как принял обратно свою дочь Тиаль, смотрел на Альянс волками. Благородные эльфы не рисковали появляться в их владениях — лучники клана считались лучшими. А уж на лорда Даагона воины Гэтера поклялись даже не тратить стрелу. Поэтому было сущим самоубийством среди бела дня свалиться камнем с неба на то самое дерево, на ветке которого его обещали вздернуть.
Даагон впервые за тридцать лет увидел прекрасные глаза Тиаль и самонадеянно решил: если уж его возлюбленная — молча, но красноречиво держа стрелу на натянутой тетиве, — выслушала его речь и не только не пробила ему сердце, как обещала когда-то, но даже позволила живым и невредимым убраться восвояси, то она согласилась помочь.
Потому он и не переживал за состязания и терпеливо ждал, когда придет его сын. Ждал, что нежить воспользуется поводом, — для них это отличная возможность проникнуть к эльфам и укрепить связь Древа Смерти с древом рода Эрсетеа. В том же, что посланник Мортис явится в назначенный срок, лорд не сомневался, как если бы получил откровение Галлеана.
На месте друидов он бы до последнего мига выжидал, когда появится настоящий его наследник… если тот жив. А он жив, иначе и быть не может! И то, что слуга Мортис не торопился явиться, лишь укрепляло уверенность лорда.
Изловив посланника нежити, Альянс куда быстрее узнает, где находится логово Древа Смерти. Но лорд должен вычислить его сам, причем до того, как посланник вычислит его сына. Даагон не мог открыть совету своих подозрений, ведь королева и архонты так и не поверили, что его сын мог спастись.
Что ж, скоро все станет ясно. И если лорд ошибся, если его сердце лжет, то он сам себя проклянет, как уже многие эльфы проклинали повредившегося умом главу великого дома, не торопившегося снизойти до чаяний Альянса. Правда, до полноценной волшбы дело пока не доходило, ограничиваясь почти безобидным пожеланием «чтоб он сдох побыстрее».
Почти в каждой небогатой и не столь родовитой семье кто-нибудь мечтал о сокровищах и знаниях рода Эрсетеа и с нетерпением ждал восхода Большой луны, когда лорд снимет нелепое требование, а архонты — заклинание с огромного королевского колокола, который теперь мог зазвучать только под рукой рожденного в определенную ночь тридцать лет назад.
А потому, когда на закате в воздухе поплыл густой, всепроникающий рокот набата, закружив желтым вихрем палые осенние листья, стоящий рядом с колоколом вызвал и ликующие, и враждебные взгляды.
Тем временем претендент в наследники, отскочив в сторону, смотрел на размеренные движения громады и поражался, как это ему удалось сдвинуть с места такую гору бронзы? Да и то сказать, извлечь подобный грому звук из безъязыкого колокола можно было только какой-нибудь хитростью, магией или грубой силой жителя Великаньих островов, если тот будет колотить по нему такой же огромной кувалдой. Претендент же был отнюдь не великан — невысокий, тонкий, непонятно в чем душа держится. Да и в руках — ни кувалды, ни магического жезла, ни даже завалящего меча.
Кубки на столешнице в малом королевском зале приема откликнулись набату тонким серебряным эхом.
— Вот и первый. Пошло веселье, — пробормотал лорд Даагон, услышав разнесшийся рокот.
Королева вздохнула со смешанным чувством облегчения и грусти: ожидание закончилось, но ее собеседник не заслуживал такой смерти.
— Ты уверен, лорд, что это не может быть слуга Мортис? Не думаю, что они допустят передачи твоего древа чужой крови, раз это способно повредить корню Древа Смерти.
Они оба ждали схватки с друидами, но по разным причинам. Даагон вздохнул: теперь надо будет уберечь сына еще и от архонтов, ведь Древо не могло на него не повлиять. Как соприкосновение с чудовищем исказило его мальчика, даже если он чудом спасся? Никаких «если»! Он спасся. Но теперь его снова надо спасать.
Но вслух он произнес лишь:
— Вряд ли слуга Мортис придет первым. Это наверняка кто-то из диких кланов откликнулся на мою просьбу.
Королева восхищенно свела ладони.
— Когда ты только успел, сидя в своем замке?
Даагон отставил кубок, едва пригубив эль. Сегодня он решил не пить… много. А это уже второй кубок за время беседы.
— Когда Тиаль уходила, я просил ее об одном: помочь Альянсу хотя бы раз перед моей смертью, даже если она наступит от ее стрелы. Вот и пришло время для этой помощи. Я, если хочешь знать, тридцать лет мучился: ну как умру случайно и не успею последний раз позлить любимую!
— Все шутишь, Даагон.
— А что мне остается, моя королева? Мужчины не плачут. Это не в эльфийских традициях — плакать перед… Ну, хорошо, хорошо, молчу. Но обычно рыдают после, и совсем другие лица.
Иллюмиэль деликатно спрятала улыбку за поднесенным к губам кубком с нектаром. Жаль, не дала полюбоваться. Она еще прекрасней, когда улыбается, только случается это невероятно редко после того, как королева эльфов оплакала погибшую мать. Конечно, повод для улыбки огорчал, но раз уж взялся за роль шута, то будь готов к тому, что будут смеяться и над твоими слезами.
Королева вернулась к прерванному звуком набата разговору:
— Как бы там ни было, но с одним твоим предложением трудно согласиться, лорд.
— С которым из?
— Что нам нужно искать помощи людей и гномов. Чем они могут помочь? А вот осложнить нашу жизнь смогут немедленно, если только узнают о грозящей нам беде. Ха, да они начнут убивать нас уже сейчас, чтобы не допустить второго Алкмаара!
— Вот поэтому нам и необходим мир с Империей и Горными Кланами, чтобы обезопасить границы во время поисков Древа Смерти. Люди и гномы должны понимать, что исчезновение эльфов обрадует их ненадолго и пепел Алкмаара вплотную подойдет к их границам.
— Узнав о грозящей нам гибели, они только быстрее объединятся. Чем меньше останется эльфов сейчас, тем меньше нежити будет потом в ордах Мортис.
С этим было трудно спорить. Эльфийский союз остался в одиночестве среди враждебного, полного ненависти мира. И спасение следовало искать только в самих себе.
Рядом с королевой неслышно появился страж и что-то тихо доложил. Даагон не прислушивался, но отметил, как брови Иллюмиэль чуть приподнялись, а глаза — потемнели.
— Веди, — приказала она стражу, тут же исчезнувшему за колонной, и повернулась к собеседнику: — Ты ошибся, лорд.
И ему даже не захотелось спросить — в чем именно. Ясно, что во всем на свете, даже в том, что родился, хотя и тут он не виноват. И если королева намерена выслушать первого претендента не в тронном зале, то ошибся Даагон, действительно, сильно. Значит, Тиаль тоже не повертела ни единому его слову. Почему же тогда она его не убила? Неужто попросту решила не лишать Альянс такого хорошего бойца?
Пока лорд, рассеянно водя ногтем по выгравированным на кубке узорам, думал, стоит ли нарушать только что данное самому себе обещание оставить алкоголь в покое, страж вернулся. При виде того, кто первым вызвался участвовать в состязаниях, все сомнения покинули Даагона, и он осушил кубок до дна, залпом: такое надо было хорошенько запить.
Откашлявшись, глава великого дома вопросительно взглянул на королеву и, дождавшись ее разрешающего знака, спросил:
— Как тебе удалось заставить колокол заговорить, Эоста?
— Не знаю, — моргнули янтарные глаза. — Я должна была… Кто-то должен был это сделать, чтобы спасти…
Девушка запнулась, и лорд услужливо подсказал:
— Весь эльфийский народ.
Пророчица чуть покраснела и вытянула спину стрункой, прозвенев:
— Да! Когда я просила Галлеана об откровении, то увидела этот колокол. Я должна была дать знак тем, кто ждет. Теперь они придут.
Но «они» все не шли.
Темнело, тихими лампадами зажглись звезды. Малая Луна светила особенно ярко, затмевая их сияние, а до восхода Большой оставался час с небольшим.
Когда лорд уже подумывал о третьем кубке эля, а его будущая наследница искусала губы в ожидании, боясь поднять глаза на суровое лицо Даагона, рокот набата снова разнесся над эльфийскими рощами, заставив трепетать каждый листок.
К великому сожалению лорда, прием претендентов перенесли в величественный тронный зал, где, разумеется, не было никаких уютных столиков с напитками и фруктами, которыми можно было бы скрасить несправедливость судьбы.
Вторым оказался Сонил из клана воров — высокий даже для эльфа, с широченными плечами, подобающими скорее гному, нежели созданиям Галлеана и Солониэль. Удивительно, как он справлялся с тонкой воровской работой, требующей ловкости и неприметности. Этому никогда не стать Лунной Тенью. Может быть, он втирался в доверие жертвам? Очень уж добродушное лицо и располагающая улыбка.
Страж доложил то немногое, о чем сообщил сам претендент: Сонил остался сиротой после пожара, уничтожившего где-то в глуши небольшую семью диких эльфов, не входивших в Альянс. Его, единственного выжившего, приютил клан воров, и случилось это лет десять назад.
Королева нахмурилась, узнав, каким возмутительным способом Сонил ударил в колокол: по-великаньи тупо использовал подобие кувалды — пригнул близрастущее деревце и отпустил.
По кивку Иллюмиэль, к расспросам приступил Даагон:
— Что ж ты так медлил, эльф? Мы заждались.
— Так я издалека шел, благородный лорд, почти от болот змеекожих. Еле успел, — широко улыбнулся Сонил. — Как услышал, что несметные сокровища дома Эрсетеа даром в руки плывут, так в дорогу и собрался. Да и клану нашему негоже такое упускать. Это ж подумать только — такой благородный род, да в клане воров будет, а?
И ведь искренне радовался, паршивец. Ни малейшей издевательской нотки в голосе, ни тени насмешки в восторженно вытаращенных глазах. То ли совсем дурак, то ли, наоборот, изощрен и отчаянно смел, чтобы при королеве и архонтах открыто насмехаться над благородными эльфами.
— Моя королева, сиятельные архонты, благородный лорд, — по очереди поклонился вор. — Клянусь, я не уроню славы древнего рода Эрсетеа.
«Но не честь. Впрочем, после меня и честь, и славу ронять еще ниже просто некуда», — мысленно усмехнулся Даагон. Внешне он оставался невозмутим, но его взгляд нашел бледное личико пророчицы Эосты. Разве сможет нежная девушка посрамить в испытаниях наглого вора?
К счастью, в этот момент рокот набата третий раз за вечер всколыхнул птиц, уснувших в гнездовьях.
Перед королевой и архонтами предстал угловатый подросток. Тридцать лет для эльфа — это, конечно, еще совсем юность. Но не детство же! Черты острого треугольного лица не отличались приятностью по эльфийским меркам — слишком уж резкие. Узкие губы плотно сжаты, жесткие черные волосы, обрезанные до линии подбородка, торчат в стороны перьями, а взгляд — дерзок до неприличия. Одеяние цвета пожухлой осенней травы выдавало в мальчишке лучника диких кланов.
В нарушение традиций претендент опередил стража и самолично, звонким девичьим голосом, назвался:
— Тинира от клана Гаэтер!
Подбородок надменно вскинут, в хищной улыбке блестят зубы — девчонка прекрасно знала, какой эффект произведет имя клана. Впервые за три десятилетия кто-то от Гаэтер удостоил внимания эльфийский союз.
Услышав, что для извлечения звука Тинира использовала стрелу составного лука, понимающие в стрельбе и заговоренных колоколах архонты одобрительно переглянулись: и сам лук выше похвал, и лучнице удалось подобрать нужные расстояние и точку удара по бронзовой махине.
На этот раз королева не позволила Даагону расспрашивать возможную наследницу и поступила, как всегда, мудро: лорд онемел и вперился в пустое место, представляя там изящный стол, два кубка и себя, отмечающего с Тиаль предсмертное примирение.
— Передай нашу благодарность клану Гаэтер, Тинира, — сказала Иллюмиэль, — за то, что он откликнулся на призыв эльфийского союза и прислал тебя.
— Я передам, королева, — лучница склонила голову и тут же резко вскинула. — Но не буду скрывать: даже по воле моего клана я не подошла бы к этому вашему колоколу, если б на состязания не вызвался мужчина. Клан Гаэтер не может допустить, чтобы у самого презренного из эльфов появился приемный сын и наследник. Лорд Даагон недостоин сына. Никакого!
«О, эти дикие эльфийки, такие горячие по сравнению с нашими изысканными статуями!» — «Самый презренный эльф» торопливо опустил веки, чтобы лучница, сверлившая его убийственным взглядом, не прочла в его глазах улыбку.
Однако не стоит забывать, что, если этот взъерошенный галчонок проиграет, у ее клана будет еще одна причина люто ненавидеть благородные дома. А это, если вспомнить о влиянии Гаэтер на другие дикие кланы, сделает разрыв эльфийского союза почти неминуемым. Следом воспрянет Империя с ее инквизиторами, а там уж и до новой войны людей и эльфов рукой подать. И опять Даагон окажется виноват.
Но где же тот, кого он на самом деле ждет, ради кого прослыл безумцем и «предателем всего эльфийского народа»?
Четвертый удар колокола прозвучал так неожиданно, громко и резко, будто прямо во дворце разорвалась шаровая молния.
Даагон вздрогнул и едва сдержался, чтобы не уставиться на парадные врата тронного зала, как какая-нибудь имперская деревенщина. Краем глаза он отметил двух вошедших стражей и не сразу осознал, что озвученное одним из них имя имеет прямое отношение к состязаниям.
Только когда страж троп Энрах, приветствовав королеву и архонтов, почтительно поклонился и ему, лорд догадался, с чего бы такая честь.
Он был разочарован и уже вполуха слушал доклад наблюдателя о способе, каким претендент вызвался в наследники: Энрах бросил в колокол меч.
«Необычный, стало быть, меч. Простой звякнул бы по-комариному. Надо бы посмотреть, что осталось от оружия… Наследнички, демон их задери, — ни одного одаренного мага! — думал лорд, оглядывая четверку молодых людей, претендующих на его имя. — Впрочем, чем еще, как не магией, справилась с первым испытанием Эоста? Что ж, Даагон, она права — ты безумен, и тебе пора уйти на покой. Вечный…».
Тот, кого он ждал, не явился, равно как и посланец друидов Древа Смерти, — из этих четверых в подобном просто некого подозревать. И вот последнее-то как раз настораживало. Неужели весть не долетела до Алкмаара? Или слуги Мортис боятся проверки главным Посохом Духа, которая предстоит каждому претенденту?
Церемония официального знакомства с Энрахом, лет пять известным среди эльфов, прошла совсем быстро: надо было успеть на торжество Двух Лун. На следующий день предстояло огласить испытания для каждого соперника — в той сфере, какую он применил при вызове голоса колокола.
Даагон приотстал от королевской свиты, спешившей на холм с танцевальной поляной, откуда лучше всего было наблюдать встречу Двух Лун.
«Еще не все, — думал он. — Время еще не вышло. Ты же здесь, ты должен быть здесь! Неужели ты просто боишься привлечь к себе внимание тех, кто на тебя охотится, и выбрал крохотную отсрочку вместо сражения за жизнь? Пойми, ведь ты же не один будешь за нее биться, мальчик мой!»
Он торопился к поляне с оставленным почти без присмотра колоколом — единственный страж тоже уставился в небо, хотя обязан был наблюдать за явлением претендентов до последнего мига.
— Как будто наследник может упасть с Большой луны, — проворчал лорд.
Еще больше его огорчило, что колокол уже опущен к земле, и теперь его невозможно раскачать даже великану.
В момент восхода Большой луны, когда вот-вот должен был показаться краешек серпа и все взоры были прикованы к небу, земля грозно дрогнула, как будто в недрах повернулось что-то немыслимо огромное или все демоны Падшего разом поднимались на поверхность. Тучами взметнулись сорванные с ветвей птицы, грифоны с тоскливыми криками поднялись в небеса.
Серп Большой луны прорезался — словно ангелы чуть-чуть приоткрыли портал в мир сияющего света Всевышнего, — и никто его не приветствовал, только всполошенные птицы кричали и кружили над лесом.
Дрожь постепенно стихла, прорыва Легионов Проклятых тоже не последовало, но каждый эльф в душе был уверен: он стал свидетелем зловещего предзнаменования.
Никто еще не знал, что так прозвучал пятый удар королевского колокола.
Никто, кроме двоих: того, кто вызвал глубинный гул, и лорда Даагона, ждавшего до последнего мига.
И потом лорд долго сожалел, что сразу не обратил особого внимания на смутную фигуру, проходившую мимо колокола. Некто, почти невидимый в ночной тени под деревьями, оступился, словно что-то его толкнуло, глухо охнул (тогда лорд и глянул пристальней) и, падая, задел опущенный колокол. Задел случайно — в этом можно было поклясться, — но от его прикосновения бронзовая махина исчезла с нутряным, тягостным вздохом, перешедшим в земную дрожь.
Этот вздох словно вытянул воздух из груди лорда, сжав его легкие в гигантском кулаке. Пока Даагон судорожно пытался вздохнуть, упавший поднялся и растворился в лесу. Страж молча кинулся следом.
«Вот и жрец Древа Смерти, — несколько успокоился Даагон, придя в себя от потрясения. Хоть что-то из предположений оказалось верным. — Но какой небывалый кошмар изрыгнула Мортис из недр своей ненависти? О Галлеан… не слишком ли много ненависти для этого маленького мира!»
И лорд поторопился к месту исчезновения колокола, пока туда не пришли следопыты.
Наутро Даагон узнал, что загадочный пятый не стал набиваться в наследники, хотя формально имел на то полное право. Более того, все его поиски были безрезультатны, равно как и стража, охранявшего колокол. Враг — а обладавший столь грозной магией уничтожения не мог быть никем иным — где-то затаился.
— Объяснение может быть только одно, — вслух размышлял Даагон, меряя шагами библиотеку, куда пришел искать сведения об увиденной им необычной магии. — Это был наблюдатель, случайно выдавший себя. Он изначально не собирался участвовать в состязаниях и просто ждал до последнего мига, как и я сам. Ждал! А что это значит, Хоэрин?
Хранитель, перебиравший свитки, поднял голову — совсем белую, словно вылинявшую от бессчетных дождей, прошедших в Невендааре за прожитые им столетия.
— Это значит, Даагон, он ждал того же, кого ждешь ты. Следовательно, ты не безумен, если это тебя еще волнует.
— Ты стал бы величайшим целителем, Хоэрин, — у тебя интересные способы определения болезни и, главное, ее лечения. А вместо этого ты чахнешь тут в пыли!
— Юноша, — строго глянул на лорда хранитель знаний, — ты моложе меня в два раза, а посмотри на наши головы — я и вполовину не так сед. Так кто из нас чахнет? А если отбросить шутки, ты пропустил еще одно объяснение, почему этому пятому не было необходимости идти в наследники.
— Дай подумать… — лорд потер виски — ночь выдалась бессонная. — Ты намекаешь, что мой сын уже среди соискателей, поэтому друид и остался всего лишь наблюдателем? Нет, невозможно. С Энрахом я на ножах уже лет пять, и не верится, что моя кровь не открылась бы мне за эти годы. А вот о воре я не знаю ничего, да. Но и он не вчера принят в клан. И потом, знаешь ли, у нас с ним ни малейшего семейного сходства. Ты бы видел этого наглого идиота!
— Действительно, ни малейшего… — ответил хранитель, до странного сосредоточенно глядя в свиток. И кончики острых ушей у него подозрительно дрогнули. — Ну есть еще третье объяснение.
— Какое? — сдался лорд.
Хоэрин свернул лист в трубку, кинул за плечо, и тот поплыл вдоль заваленных древностями полок, выискивая свободное место. А хранитель уже поднял руку над головой, что-то прошептал — в раскрытую ладонь упала книга рун.
— А ты не подумал, славный мастер битв, что подобное нападение в одиночку не совершают? — спросил маг, открывая книгу. — Служителей Мортис должно быть, по меньшей мере, двое. Один участвует в состязаниях и побеждает, другой наблюдает, чтобы ему не помешали. И именно наблюдатель, как сильнейший маг, должен сразиться с архонтами и закончить ритуал передачи древа рода Эрсетеа наследнику. Точнее, Древу Смерти.
— Значит, я все-таки безумен. Из тебя вышел бы плохой целитель, Хоэрин.
— Преждевременный вывод. Мы не знаем, какое из наших трех предположений соответствует действительности. Может быть, существует и четвертое… Даагон, будь любезен, не мельтеши перед глазами!
Лорд, сдвинув древние летописи, уселся на краешек стола, сцепив пальцы на колене.
— Дай подумать…
— Не дам. Слезь отсюда, не ровен час свитки помнешь! И вообще, тебе надо отдохнуть. Выглядишь — краше в гроб кладут.
— Для гроба — сойдет! — отмахнулся Даагон, поднимаясь. — И потом, я уже подумал. Четвертое объяснение — тот, кто уничтожил колокол, и есть мой сын. Так, что ли, получается? Еще невозможнее! Он проходил мимо, хотя время еще оставалось, понимаешь? И примененная им магия… да чернее только пепел Алкмаара!
— Сгинь с глаз моих, Даагон, в сей же миг! От твоей неподобающей благородному эльфу горячности может случиться пожар в моем хранилище. Тебе пора идти: скоро совет объявит о дальнейших испытаниях.
— Да и Галлеан с ними, с состязаниями! Не мне же участвовать — в конце концов, не ритуал разрыва, вполне обойдутся без меня. Нет, Хоэрин, с третьим объяснением тоже плоховато сходится, причем — по той же причине, что и со вторым: и Сонил, и особенно Энрах — давно на глазах архонтов. Неужели маги эльфов не почуяли служителей Мортис прямо у себя под носом? Я вот, к примеру, не почуял. И никто, даже королева.
Хоэрин задумался, отложив книгу. Глубокая морщина прочертила его высокий лоб.
— Ты прав, и это мне очень не нравится. А что показал Посох Духа?
— Они его еще не видели. Это предстоит сегодня. Стоит архонтам вынести Посох Духа из зала совета, он горстки праха не оставит от червивого эльфа, так что слуге Безмясой не резон соваться в наследники.
— Согласен.
— Надо же! Вот и остается то, с чего мы начали: тот неизвестный — друид Древа Смерти, и он ждал. А значит, ему есть кого ждать. Мой мальчик не знает о состязании или что-то помешало ему прийти. Что же мне делать, Хоэрин? Каждый мой следующий шаг может стать непоправимой ошибкой!
— Я уже сказал: идти спать. Тут ты точно не ошибешься.
Даагон, скрестивший руки на груди, даже не пошевелился.
— Твоя ошибка в том, мой юный друг, — со вздохом сказал библиотекарь, не выдержав его укоризненного взгляда, — что ты пытаешься решить все задачи за один присест. Пока мы можем быть уверены только в одном: жрецы Мортис — здесь, а с ними — знание, где они растят Древо Смерти, и нам надо их найти.
Он замолчал, но лорд по-прежнему стоял перед ним, как крепко пустивший корни саженец.
— Второе, — вздохнул Хоэрин еще горестнее, — если твой сын жив и слуги Безмясой тоже его ищут, то нам надо обезвредить их, прежде чем они найдут его. Вот и получается, что именно вычислить жрецов — твоя главная задача. Понимаешь, вовсе не спасение мира, эльфов, древа Эрсетеа и гипотетически живого сына. Сейчас — жрецы! Я сообщу, если найду что-то о примененной ими магии. И, храни нас Галлеан, хорошо бы заодно найти и защиту от нее!
На этот раз, к немалому облегчению хранителя свитков, лорд кивнул и направился к двери. Впрочем, не дойдя, вернулся.
— Да, чуть не забыл! А какой меч способен своротить с места бронзовую махину одним ударом?
Хоэрин схватился за голову:
— Ну а это тебе зачем?
— Надо. Страж рассказал мне кое-какие подробности вчерашнего: от удара Энраха колокол провернулся, как игрушечный. Наблюдавшие магессы едва его удержали, а то бы слетел и многих покалечил.
— Алкинор, — не раздумывая, ответил старый эльф. — По легендам, этот меч был способен резать скалы как масло. Странно только, что колокол вообще уцелел после удара таким оружием.
Даагон покачал головой:
— Не совсем уцелел. Ночью я этого не разглядел, но, говорят, на нем образовалась вмятина, которую уже не выправишь. Потому магессы и спустили его наземь. И потом, Энрах бросал меч плашмя.
— Любопытно… Алкинор считался утерянным уже в старину.
— Попробую выяснить, откуда этот меч у стража троп.
— Лорд Даагон! — Хранитель свитков привстал, свирепо сведя брови. — Главная задача! Уже забыл? Главная! А теперь оставь меня, ошибка Галлеана, иначе я изгоню тебя заклинанием ветра или усыплю до совета архонтов!
Может быть, Даагон и выполнил бы пожелание старого друга отдохнуть хотя бы час, если бы судьба не подтвердила, что поговорка «на ловца и зверь бежит» существует не напрасно. Не успел он сам себе пообещать в первую очередь заняться Энрахом, ибо к стражу троп накопилось чересчур многовато вопросов, тот неожиданно вынырнул из-за ствола могучего дуба, словно подкарауливал лорда.
При столкновении с глазу на глаз главы рода Эрсетеа и его потенциального приемного сына лопнула и та видимость учтивости, которой оба придерживались в присутствии посторонних.
— Не думай, полумертвец, что я так жажду стать твоим сыночком! — ощерился Энрах с такой ненавистью, что лорд на мгновение опешил. Их взаимная неприязнь, вспыхнувшая с первой встречи по столь ничтожному поводу, что он давно забылся, еще не принимала столь бурной формы. Время Двух Лун, однако ж…
Губы Даагона сложились в презрительную усмешку:
— Нет уж, малыш, нечего оправдываться. Раз позвонил в колокольчик — будет тебе за это отеческая порка.
Энрах положил руку на рукоять меча.
«Отлично, вот и посмотрим на Алкинор!» — обрадовался лорд, не забыв брезгливо процедить:
— Впрочем, я не буду пачкать руки об алкмаарскую падаль.
Ноздри стража гневно раздулись, пальцы на рукояти побелели. Но меча он не обнажил.
— Отвечай, что ты сделал с Эостой? — прошипел молодой человек не хуже архилича Мортис. — Как ты посмел к ней прикоснуться?
— Ах, какие нескромные вопросы — что да как именно! Такие подробности не для детей. Но, скажу тебе, мечта некрофила, — ей понравилось.
Вот теперь меч со свистом покинул ножны, и Энрах взревел, кидаясь на лорда.
Тот даже не потянулся к своему оружию — зачем ронять честь клинка недостойной его схваткой? Уклонившись от атаки, развел руки в стороны и резко взмахнул, словно собрался плюнуть на все и улететь. Из-под ног Энраха взметнулся ворох палых листьев. Отбиваясь от них левой рукой, страж снова сделал выпад. Даагон отпрыгнул. Миг — и его противника с ног до головы окутал желтый лиственный смерч, залепив глаза.
Энрах закрутился, пытаясь вырваться из кокона, слепо размахивал мечом, измельчая листья в крошево, но от этого оно забивало глаза и уши еще плотнее. Изнутри столба некоторое время слышались грубые ругательства, но очень скоро листья заткнули сквернослову рот.
Лорд прислонился к стволу дуба и, скрестив руки на груди, наблюдал за толстым лиственным столбом, носившимся по поляне. Удивляло, почему соперник не использует защиту от магии земли, — страж троп обладал достаточными знаниями, чтобы противостоять такой простой контратаке. Наконец столб споткнулся о могучий корень, упал, и листья мигом осыпались, образовав над телом добрый курган. Меч, выпавший при падении из руки стража, отлетел к ногам Даагона.
Лорд поднял клинок и охнул: рукоять оказалась горячей. Даже для того, кто умеет вызвать в себе огонь Галлеана, держать меч было едва терпимо.
— Да что с ним такое? — прошептал Даагон, тронув черное лезвие кончиками пальцев с еще большей нежностью, чем девичью щеку.
Весь в хаотичных темных разводах, как бы закопченный, клинок выглядел и прекрасным, и устрашающим, и… больным. Багровые сполохи судорожно пробегали по лезвию, как языки пламени по угасающим углям, и пытались, но не могли сложиться в магические руны.
Неожиданно Даагону показалось, что в роще завелось горное эхо, — кто-то над самым его ухом произнес:
— Что с ним такое?
Лорд вскинул глаза. Не слишком ли рано Энрах выбрался из-под завала?
В паре шагов от Даагона стоял юный эльф из диких кланов. Из самых диких, судя по потрепанной одежде и безыскусной костяной рукояти ножа в деревянных ножнах. И ни один лист не выдал его приближения.
Мурашки неприятно щекотнули спину лорда: он, мастер битв, никогда не подпускал к себе незнакомцев так близко, потому и прожил свои четыреста лет.
Взгляд темных глаз охотника был прикован к мечу в руках мага. Сам он опирался на необычную рогатину: ее верхушка оканчивалась выше перекладины не одним копьем, а была раздвоенной, как крестьянские вилы, и на каждый рог был насажен острый шип. Лорд видел такие усовершенствованные рогатины у охотников на монстров: никогда не знаешь, справа или слева окажется сердце очередной твари, на которых так щедр Невендаар, а с двурогим оружием не промахнешься. Правда, такую рогатину не провернуть в теле монстра, зато ослепить молено одним ударом.
Даагон отнял ладонь от клинка и покосился на лиственный курган — тот был недвижим «Еще задохнется, наследничек!» — поморщился лорд и незаметно шевельнул рукой, шепнув заклинание. Листья начали осторожно, не привлекая внимания пришлого эльфа, расползаться.
— Я могу тебе чем-то помочь, охотник? — спросил Даагон, желая побыстрее избавиться от любопытного.
— Я ищу Тиниру из клана Гаэтер, мастер битв, — сказал эльф, не отводя глаз от меча.
Даагон понимал его зависть: какому воину не хотелось бы иметь подобное оружие, сам вид которого рождает в груди щемящую тоску и жажду?
— Тинира к полудню будет на поляне состязаний, это там, — лорд показал в нужную сторону. — И с чего ты взял, что я — мастер битв?
Он был уверен: стычку с Энрахом никто не видел. Лиственный столб, конечно, трудно не заметить даже издалека, но в нем уже никто не разглядел бы стража троп. На самом же лорде не было доспехов — ни парадных, ни боевых, а из оружия — только простой меч в невзрачных ножнах.
— Ты добыл чужой клинок, не обнажив своего. — Незнакомец улыбнулся краешком губ, показав взглядом на оттягивающий пояс Даагона меч.
— Почему ты решил, э-э… незнакомец…
— Меня зовут Лиэн.
Даагон не стал называться, прекрасно зная, какую ненависть вызывает в клане Гаэтер его имя.
— Почему ты решил, Лиэн, что я добыл меч без ножен именно в битве? Может, я его нашел или украл?
— Его клинок все еще не остыл.
— Чепуха. Лезвие бликует под солнцем, только и всего, — прищурился Даагон.
«Так это — маг? — думал он. — Не похоже. Слишком юн. Ничего примечательного, кроме ветхой одежды. Самый обычный эльф. Пройдешь мимо, и лица не вспомнишь».
— До заката еще далеко… мастер битв, — усмехнулся охотник, намекнув, что лорд врет как мальчишка, — солнечные блики не могли быть красными.
Глядя в спину удаляющемуся чужаку, опирающемуся на странную рогатину, лорд думал, что неплохо бы заполучить этого эльфа в разведчики. Да и весь клан Гаэтер нужно вернуть в эльфийский союз во что бы то ни стало, если у них даже простые охотники способны видеть потаенную магию. Потом, спохватившись, он обернулся к куче листьев: не помер ли наследничек?
Увы, нет. Даже выбрался из-под листьев и теперь сидел спиной к Даагону, обхватив плечи, словно замерз, — переживал позор. Лорд подошел, подавив усмешку и придав лицу отеческую строгость:
— Хоть ты не достоин этого меча, страж троп, но я тебе его верну. Правда, при одном условии: ты расскажешь, откуда он у тебя.
— Подарок.
— Чей?
— Не твое дело, лорд!
— Видишь ли, страж Энрах. Я должен знать если не все, то как можно больше о моем предполагаемом наследнике. Чтобы потом не произошло отторжения между ним и родовым древом Эрсетеа. Я должен, как это ни странно звучит в нашем с тобой случае… э-э… полюбить его. Или ее.
— Чудовище! — сверкнули глаза обернувшегося эльфа.
— Слушай, а ты вообще способен думать о любви в каком-нибудь другом смысле? Так кто тебе подарил этот меч?
— Когда я выиграю состязания, лорд, ты узнаешь обо мне все, что нужно знать. А пока… не смей приближаться к Эосте.
Читать бесплатно другие книги:
