Город Ночи Кунц Дин

Глава 1

Обретя жизнь во время грозы от удара странной молнии, которая оживила, а не сожгла, Девкалион родился в ночь насилия.

Жуткая какофония криков самого Девкалиона, триумфальных воплей его создателя, треска, скрипа, скрежета, грохота таинственных машин зазвучала в холодных каменных стенах лаборатории, расположенной в старой мельнице.

Очнувшись, Девкалион обнаружил, что прикован к столу. Тем самым ему сразу дали понять, что создали его рабом.

В отличие от Бога Виктор Франкенштейн не видел смысла в том, чтобы даровать своим творениям свободную волю. Как и все утописты, он предпочитал полное повиновение независимости суждений.

Та ночь, более двухсот лет тому назад, предопределила безумие и насилие, которые наполняли последующие годы Девкалиона. Отчаяние порождало ярость. В ярости он убивал, и убивал жестоко. Но по прошествии многих десятилетий обрел способность контролировать себя. Боль и одиночество научили его жалости, из жалости родилось сострадание. Он нашел свой путь к надежде.

И, однако, пусть редко, но всегда ночью, без особой на то причины, злость одолевала Девкалиона. Перехлестывая через край, превращалась в ярость, сдержать которую он уже не мог.

Вот и в ту ночь в Новом Орлеане Девкалион шел по переулку на окраине Французского квартала, одержимый желанием убивать. Тени, серые, синие, черные, освещались только алыми сполохами его ярости.

Теплый, влажный воздух наполняли приглушенные звуки джаза, прорывающегося сквозь стены многочисленных клубов.

Девкалион старался держаться в тени и избегал центральных улиц, потому что его внушающие ужас габариты привлекали внимание. Как и лицо.

Из темноты за большим мусорным контейнером выступил испитой мужчина.

— Мир во Христе, брат.

Хотя приветствие не предполагало, что перед ним грабитель, Девкалион повернулся на голос, в надежде, что увидит в руке незнакомца нож или пистолет. Даже в ярости ему требовался повод для насилия.

Но нищий протягивал к нему лишь грязную ладонь.

— Один доллар, вот все, что мне нужно.

— На доллар ты ничего не купишь, — указал Девкалион.

— Да благословит Бог твою щедрость, но доллар — это все, что мне нужно.

Девкалион подавил желание схватить протянутую руку и переломить повыше запястья, как сухую палку.

Вместо этого повернулся и зашагал дальше, более не посмотрев на нищего, даже после того, как тот обругал его.

Когда Девкалион проходил мимо кухонной двери какого-то ресторана, она открылась, и в переулок вышли два латиноса в белых брюках и футболках. Один предложил другому пачку сигарет.

На Девкалиона упал свет двух ламп (одна горела над дверью ресторанной кухни, вторая — на противоположной стороне переулка). Латиносы застыли при виде гиганта со сложной татуировкой в пол-лица. Создал ее тибетский монах, который в совершенстве владел иглами. И тем не менее татуировка придавала Девкалиону демонический вид, хотя предназначалась для того, чтобы прикрыть половину лица, которую в далеком прошлом изуродовал создатель гиганта. Татуировка вызвала у мужчин скорее уважение, чем страх. Возможно, они приняли Девкалиона за служителя какого-то тайного культа.

Из света Девкалион ушел в тень, из этого переулка свернул в другой. Ярость его только нарастала, грозя перейти точку кипения.

Громадные кисти дрожали, словно пальцам не терпелось сомкнуться на чьей-то шее. Девкалион сжал их в кулаки, сунул в карманы пальто.

Даже в эту летнюю ночь, в удушливую жару, он был в длинном черном пальто. Ни жара, ни холод не действовали на него. Ни боль, ни страх.

Когда он ускорял шаг, пальто развевалось за его спиной, словно плащ. В капюшоне он без труда сошел бы за саму Смерть. Возможно, стремление убивать впиталось в его плоть и кровь. Его создали из тел преступников, которые были похищены с тюремного кладбища сразу после захоронения. Из двух его сердец одно принадлежало безумному поджигателю, второе — растлителю малолетних.

Даже у созданного Богом человека сердце могло быть обманчивым и злобным. Сердце иной раз восстает против всего, что знает разум, во что он верит.

Если руки священника могут выполнять грязную работу, чего можно ожидать от рук душителя? Именно от такого преступника унаследовал кисти Девкалион.

Его серые глаза извлекли из головы казненного убийцы. Иногда они начинали пульсировать, как это произошло в ночь сильнейшей грозы, когда молния даровала Девкалиону жизнь.

Мозг его когда-то занимал череп неизвестного злодея. Смерть стерла все воспоминания прошлой жизни, но, возможно, какие-то дефекты остались.

И вот теперь все нарастающая ярость погнала Девкалиона через реку, в Алжьер, на темных улицах которого царило беззаконие. В одном квартале рядом располагались бордель, прикрывающийся вывеской массажного салона и клиники акупунктуры, магазин порнографического видео и каджунский бар, в котором гремела музыка.

В автомобилях, припаркованных в переулке, общались сутенеры, ожидая денег от девушек, которых они сдали в бордель.

Двое юношей, в гавайских рубашках и белых брюках, разъезжали на роликовых коньках, предлагая посетителям борделя кокаин с порошком «Виагры». Могли они продать и «экстази», и другие наркотики.

За порномагазином рядком стояли четыре «Харлея». Байкеры, похоже, обеспечивали безопасность борделя, или бара, или торговцев наркотиками, или всех разом.

Когда Девкалион проходил мимо, одни его замечали, другие — нет. В черном пальто тени укрывали его, как шапка-невидимка.

Таинственный свет, который оживил Девкалиона, дал ему понимание квантовой структуры вселенной и, возможно, что-то еще. Двести лет изучая эти знания и по возможности применяя их, он мог при желании перемещаться по миру с легкостью и быстротой, недостижимой для других.

Спор между байкером и стройной девушкой у двери черного хода борделя привлек Девкалиона, подобно тому, как кровь привлекает акулу.

Хотя и в эротическом наряде, выглядела девушка совсем юной и ранимой. Едва ли ей исполнилось шестнадцать.

— Отпусти меня, Уэйн, — молила она. — Я хочу уйти отсюда.

Байкер обеими руками прижимал ее к зеленой двери.

— Раз ты сюда вошла, выхода уже нет.

— Но мне только пятнадцать.

— Не волнуйся. Состаришься ты быстро.

— Я никогда не думала, что все будет так ужасно, — проверещала она сквозь слезы.

— А о чем ты думала, тупоголовая сука? О Ричарде Гире и Красотке?

— Он — урод, и от него воняет.

— Джойс, дорогая, они все уроды и воняют. После пятидесятого ты перестанешь это замечать.

Девушка увидела Девкалиона первой. Ее округлившиеся глаза заставили Уэйна оглянуться.

— Отпусти ее, — посоветовал Девкалион.

На Уэйна, здоровяка с жестоким лицом, эти слова впечатления не произвели, несмотря на внушительные габариты Девкалиона.

— Вали отсюда, Одинокий Рейнджер, и тогда твои яйца останутся при тебе.

Девкалион схватил байкера за правую руку и завернул ее за спину так быстро и с такой силой, что плечо сломалось с противным треском. А потом отшвырнул здоровяка от себя.

На какие-то мгновения, оторвавшись от земли, Уэйн вернулся на нее лицом вниз, и его крик захлебнулся в черной грязи.

Ударом ноги Девкалион мог бы перешибить ему позвоночник, но сдержался, помня толпу с факелами и вилами из другого столетия.

Повернулся на свист рассекающей воздух цепи.

Второй байкер, со вздернутыми бровями и носом-картошкой, заросший рыжей щетиной, быстренько вступил в бой.

Вместо того чтобы уклониться от цепи-хлыста, Девкалион двинулся на рыжебородого. Цепь обвилась вокруг его левой руки, Девкалион ухватил ее и дернул. Байкер потерял равновесие.

Волосы он стянул в конский хвост, послуживший рукояткой, за которую Девкалион оторвал его от земли. Врезал второй рукой, отшвырнул. Вооруженный цепью, встретил третьего байкера, хлестанул его по коленям.

Тот вскрикнул от боли и упал. Девкалион поднял его с земли за шею и промежность и бросил в четвертого громилу.

А потом несколько раз крепко приложил обоих головами к стене.

Клиенты, курсировавшие между борделем, баром и порномагазином, уже смылись из переулка. Укатили на своих роликах и торговцы наркотиками.

Один за другим завелись автомобили сутенеров. Никто не поехал к Девкалиону, все задним ходом поспешили покинуть переулок. «Кадиллак» врезался в «Мерседес». Но водители не вышли из машин, чтобы обменяться именами и телефонами своих страховых агентов.

Через какое-то мгновение Девкалион и девушка по имени Джойс остались наедине с поверженными байкерами. Хотя, разумеется, на них смотрели из всех окон и дверей.

В баре продолжала греметь музыка. Воздух оставался густым и влажным.

Девкалион довел девушку до угла, где переулок вливался в улицу. Он ничего не говорил, но Джойс не требовались слова, чтобы понять, что ей лучше уйти с ним.

Она шла, но боялась. И понятно почему.

Драка в переулке не утихомирила ярость Девкалиона. Когда он полностью владел собой, его разум напоминал старинный дворец, обставленный жизненным опытом, умными мыслями, философскими выводами. Теперь же покои этого дворца потемнели от крови, и в них царила жажда убийства.

На лице девушки отражался не только испуг, но и недоумение. Она словно вырвалась из дурного сна и еще не могла понять, где явь, а где — остатки кошмара.

Когда они уходили в тень между световыми пятнами уличных фонарей и Девкалион клал ей руку на плечо, недоумение девушки возрастало, как и страх.

— Что… такое? Это же Квартал.

— В этот час, — объяснил Девкалион (они пересекали Джексон-сквер, как раз миновали памятник), — Квартал для тебя не менее опасен, чем тот переулок. Тебе есть куда идти?

Подрагивая в теплом воздухе, словно под арктическим ветром, она ответила:

— Домой.

— Здесь, в городе?

— Нет. В Батон-Руж. — Девушка едва не плакала. — Теперь мне уже не кажется, что там скука смертная.

Зависть добавила ярости Девкалиону, потому что у него никогда не было дома. Ни одно из мест, где он проводил время, не подпадало под это понятие.

Желание превратить девушку в кровавую пульпу рвалось из клетки, где Девкалион держал под замком свои звериные инстинкты, но «прутья» выдержали, и он не убил Джойс за то, что она в отличие от него могла уехать домой.

— У тебя есть телефон?

Девушка кивнула, сняла с пояса мобильник.

— Скажи матери и отцу, что будешь ждать их в кафедральном соборе.

Он подвел ее к церкви, постоял на улице, дожидаясь, пока она поднимется по ступеням к двери, и исчез до того, как девушка оглянулась, чтобы посмотреть на него.

Глава 2

В своем особняке в Садовом районе Виктор Гелиос, ранее Франкенштейн, начал это прекрасное утро с того, что занялся любовью с новой женой, Эрикой.

Его первую жену, Элизабет, убили более двухсот лет тому назад в горах Австрии, в день их свадьбы. Но вспоминал Виктор о ней редко.

Потому что ориентировался на будущее. Прошлое вызывало у него скуку. Что было, то прошло.

Считая Элизабет, жен у Виктора было шесть. Пятерых последних звали Эрика.

Внешне Эрики не отличались одна от другой, потому что спроектировали их в его Новоорлеанской лаборатории и вышли они из резервуаров сотворения, в которых выращивались представители Новой расы. Тем самым отпадала необходимость в покупке нового гардероба, когда приходилось уничтожать одну из них.

При всем своем невероятном богатстве Виктор не любил попусту тратить деньги. Прижимистость он перенял от матери, в остальном ничем не примечательной женщины.

После ее смерти Виктор не смог заставить себя раскошелиться на поминальную службу и сосновый гроб. Несомненно, она одобрила бы и его решение похоронить ее на глубине четырех футов, а не шести, дабы уменьшить вознаграждение могильщику.

Хотя внешне Эрики не отличались одна от другой, у номеров с первого по четвертый были разные недостатки. Вот он постоянно их и исправлял.

Четвертую Эрику Виктор убил лишь прошлым вечером. Останки отправил на свалку, которая управлялась одной из принадлежащих ему компаний. В море мусора нашли покой и три предыдущие Эрики. Туда же отвозили и конечные продукты других неудачных биотехнологических экспериментов.

Страсть четвертой Эрики к книгам привела к тому, что она начала высказывать собственное мнение, а вот этого Виктор потерпеть не мог. Опять же, она слишком уж шумно втягивала с ложки суп.

Он тут же распорядился поднять из резервуара новую Эрику, девственно чистый мозг которой заполнили необходимыми знаниями методом прямой информационной загрузки.

Будучи оптимистом, Виктор полагал, что Эрика Пятая станет идеальным творением, достойным служить ему долгое время. Прекрасной, утонченной, эрудированной, послушной женой.

И действительно, она была более отзывчивой, чем предыдущие Эрики. Чем большую он доставлял ей боль, тем активнее она реагировала.

Эрика была Новой женщиной и могла волевым усилием отключать чувствительность к боли, но в спальне Виктор ей этого не разрешал. Он жил ради власти. Секс приносил ему удовлетворение, лишь когда он мог мучить партнершу, измываться над ней.

Она принимала его удары, всем своим видом показывая, что они приносят удовлетворение и ей. Ее многочисленные синяки и ссадины служили Виктору доказательством его мужественности. Он полагал себя жеребцом.

Как и у всех его созданий, ее раны затягивались быстро. Час-другой, и она вновь обретет физическое совершенство.

Удовлетворенный, он оставил ее рыдающей в постели. Плакала Эрика не только от боли, но и от стыда.

Из всех представителей Новой расы чувством стыда обладала только она, жена Виктора. Без ее унижения удовлетворение, которое он получал, не было бы полным.

Он принял душ. Горячей воды и вербенового мыла из Парижа Виктор не жалел. Он мог экономить на мертвых матерях и женах, но имел право побаловать себя.

Глава 3

Закрыв дело серийного убийцы, который оказался детективом ее же отдела, после привычных погони и стрельбы, Карсон О’Коннор улеглась спать только в семь утра.

Четыре часа полной отключки под простыней и быстрый душ — это все, что она могла позволить себе в сложившихся обстоятельствах. К счастью, кошмары ее не мучили.

Детектив отдела расследования убийств, она привыкла к тому, что работать приходится внеурочно, особенно если близилась кульминация, но в данном случае речь шла не о типичном убийстве. Скорее о конце света.

Раньше ей не приходилось иметь дела с концом света. Она не знала, чего ожидать.

Майкл Мэддисон, ее напарник, ждал на тротуаре, когда она подкатила к его многоквартирному, ничем не примечательному дому на неприметном седане без полицейских знаков отличия.

Жил он рядом с бульваром Ветеранов, говорил, что квартира у него такая же непримечательная, как и дом, но там он находил тишину и покой, столь необходимые после целого дня, проведенного на вечном карнавале Нового Орлеана.

Для Апокалипсиса он оделся, как в любой другой день: гавайская рубашка, брюки цвета хаки, пиджак спортивного покроя.

Исключение на Судный день сделал только для обуви: вместо черных кроссовок надел белые. Такие белые, что они резали глаза, сверкали на солнце.

Сонный взгляд только прибавлял ему соблазнительности. Карсон старалась этого не замечать.

Они были напарниками — не любовниками. Если бы попытались совместить первое со вторым, один из них умер бы — скорее раньше, чем позже. В полицейской жизни работа и романтика не совмещались.

— Видела сегодня монстров? — спросил Майкл, плюхнувшись на переднее пассажирское сиденье и захлопнув дверцу.

— Утром в ванной, когда посмотрела в зеркало, — ответила Карсон, рывком сорвав автомобиль с места.

— Ты выглядишь потрясающе. Правда. В два раза лучше, чем я мог предположить.

— Ты знаешь, как давно я не стриглась?

— Ты тратишь время на парикмахера? Я думал, ты просто поджигаешь волосы, а как только лишние сгорают, тушишь.

— Классные кроссовки.

— На коробке написано, что они сделаны в Китае, а может, в Таиланде. В наши дни все делается черт знает где.

— Не все. Где, по-твоему, сделали Харкера?

Детектив Джонатан Харкер, оказавшийся серийным убийцей, которого пресса окрестила Хирургом, как выяснилось, не был человеком. Вот почему его не остановил ни помповик двенадцатого калибра, ни падение с четвертого этажа.

— Я не думаю, что Гелиос выращивает Новую расу в гостиной своего особняка в Садовом районе. Может, все происходит в «Биовижн»?

«Биовижн», биотехнологическая компания, основанная Гелиосом более двадцати пяти лет тому назад по приезде в Новый Орлеан, владела десятками патентов, которые позволяли ему богатеть год от года.

— Все эти сотрудники, все эти люди, каждый день приезжающие со всей страны, — Карсон покачала головой. — Нет, в таких условиях секретная лаборатория, производящая людей, функционировать не может.

— Да, конечно. Если Виктор — горбун в рясе с капюшоном, его сразу заметят, когда он подойдет за кофе к торговому автомату. Не надо так гнать.

— Значит, лаборатория в другом месте. — Карсон придавила педаль газа. — Где-то в городе, вероятно, принадлежит какой-то корпорации, зарегистрированной на Каймановых островах или в другой тьмутаракани.

— Ненавижу я эту сторону полицейской работы. — Майкл имел в виду перебор десятков тысяч компаний и фирм, работающих в Новом Орлеане, составление списка иностранных и подозрительных предприятий.

Хотя Карсон тоже не любила работу за столом, она относилась к ней с большим терпением. Да только понимала, что времени для такого кропотливого поиска у них нет.

— Куда едем? — спросил Майкл, глядя на проносящийся мимо город. — Если в отдел, чтобы сидеть перед компьютерами, высади меня здесь.

— Да? И что ты собираешься делать?

— Еще не знаю. Может, найду, кого пристрелить.

— Очень скоро у тебя появится широкий выбор. Люди, которых сделал Гелиос. Новая раса.

— Знаешь, так неприятно ощущать себя Старой расой. Словно ты — тостер прошлогодней модели, к которой в этом году добавили микрочип, поющий песни Рэнди Ньюмана.

— Кому нужен тостер, поющий, как Рэнди Ньюман?

— А кому нет?

Карсон проскочила бы на красный свет, если бы не оказавшийся на перекрестке восемнадцатиколесный трейлер. Судя по картинке на борту, кузов заполняли мясные котлетки для «Макдоналдса». Ей не хотелось, чтобы причиной ее смерти стали гамбургеры.

Они добрались до центра города. Тротуары запрудила толпа.

— И сколько из этих людей нелюди? — спросил Майкл. — Сколько тут… творений Виктора?

— Тысяча, — ответила Карсон. — Десять тысяч, пятьдесят… а может, какая-то сотня.

— Больше, чем сотня.

— Да.

— Со временем Гелиос должен понять, что мы идем по его следу.

— Он уже это знает, — предположила Карсон.

— Он знает, кто мы для него?

— Свободные концы.

— Совершенно верно. А он, похоже, из тех, кто любит все аккуратно связывать.

— Полагаю, жить нам осталось двадцать четыре часа, — подвела итог Карсон.

Глава 4

Высеченная из мрамора, потемневшая от десятилетий воздействия ветра и дождя статуя Девы Марии стояла в нише над парадным входом «Рук милосердия».

Больница давно закрылась. Оконные проемы заложили кирпичом. На воротах железного забора висела табличка, указывающая, что теперь здесь частный склад, закрытый для посторонних.

Виктор проехал мимо больницы и свернул в гараж под пятиэтажным административным зданием, в котором располагались бухгалтерия и отдел персонала основанной им компании «Биовижн». Поставил «Мерседес» на зарезервированную для него клетку.

Только у Виктора был ключ от стальной двери в стене. За дверью находилась пустая комната площадью в двенадцать квадратных футов, с бетонными стенами и полом.

Напротив этой двери располагалась другая, с электронным замком. Виктор набрал на настенном пульте шифр, замок сработал, дверь открылась.

Начинавшийся за порогом тоннель длиной в четыреста футов уходил под территорию больницы, соединяя оба здания. Шириной в шесть футов, высотой в восемь, с выложенными каменными блоками стенами и бетонным полом.

Проложили тоннель представители Новой расы, не согласовав планы строительства с соответствующим департаментом муниципалитета Нового Орлеана, не утвердив в профсоюзе расценки на производимые работы. Так что Виктор попадал в бывшую больницу незаметно для всех.

В конце тоннеля он набрал точно такой же шифр на другом настенном пульте, открыл дверь в архив, который находился в подвале больницы. В установленных рядами железных шкафах хранились компьютеризированные отчеты многих его проектов.

Обычно Виктор наслаждался потайными дверями, секретными тоннелями, вообще ореолом загадочности, необходимым атрибутом любого плана уничтожения цивилизации и установления господства над миром. Он не утратил связи с ребенком, который жил в нем.

В этот день, однако, кружной маршрут только раздражал его. Слишком многое предстояло сделать, и как минимум одна проблема требовала срочного разрешения.

Из архива Виктор прошел в коридор подвала, где царила тишина и, несмотря на горевшие лампы, сумрак. Здесь он однажды провел свой самый рискованный эксперимент.

Попытался поставить себе на службу способность раковых клеток размножаться с невероятной скоростью, использовать эту способность для обеспечения быстрого развития клонов в искусственной матке. Тем самым Виктор рассчитывал вырастить из эмбриона взрослую особь за несколько недель, а не за два десятка лет.

Но, как часто случается, когда работа ведется на передовом крае науки, что-то пошло не так. И на выходе получился не Новый человек, а крайне агрессивная, быстро мутирующая опухоль, двуногая и чертовски умная.

Поскольку он дал этому существу жизнь, то мог рассчитывать хоть на какую-то благодарность. Не получил никакой.

Сорок людей Виктора погибли, пытаясь остановить это злобное и могучее чудовище. А убить даже одного представителя Новой расы было ой как нелегко. И когда уже казалось, что все потеряно, монстра удалось загнать в угол и уничтожить.

Какая же здесь стояла вонь! Даже теперь, по прошествии стольких лет, Виктор чувствовал запах этой ходячей опухоли.

Двадцатифутовый участок стены вышибло во время схватки. За брешью находилась инкубационная палата, темная, набитая исковерканным оборудованием.

За лифтом половину ширины коридора занимали кучи отсортированного мусора: разбитый бетон, согнутые и скрученные стальные облицовочные полосы, стержни арматуры, завязанные узлом, словно веревки.

Виктор приказал собрать этот мусор в кучи, но не выбрасывать, чтобы кучи эти служили напоминанием, что даже гений его калибра иной раз может поставить перед собой неразрешимую на тот момент задачу. Он сам едва не погиб в ту ночь.

Теперь он поднялся на лифте на первый этаж, куда перенес свою главную лабораторию после уничтожения неблагодарной опухоли.

В коридорах не было ни души. Восемьдесят Новых людей работали в «Руках милосердия», но все они занимались порученным им делом. Не транжирили время, сплетничая у фонтанчика с водой.

В огромной лаборатории находились фантастические машины, которые поставили бы в тупик не только дилетанта, но и ученого с любой научной кафедры Гарварда или Массачусетского технологического института. Интерьером лаборатория чем-то напоминала тронные залы Третьего рейха.

Виктор восхищался Гитлером. Фюрер умел с первого взгляда оценить талант.

В 1930-х и 1940-х Виктор работал с Менгеле и другими членами привилегированной научной элиты Гитлера. И успел добиться немалого прогресса в своей работе, прежде чем союзники одержали вызвавшую у него столь сильное сожаление победу.

Да и сам Гитлер был таким обаятельным человеком, так остроумно шутил. И в личной гигиене придерживался самых высоких стандартов. Всегда выглядел чистеньким, и от него пахло хорошим мылом.

Вегетарианец, страстный защитник животных, Гитлер терпеть не мог мышеловок. Настаивал на том, чтобы грызунов отлавливали гуманными методами, отвозили в лес или поле, а уж там выпускали на свободу.

Проблема фюрера заключалась в том, что его корни уходили в искусство и политику. Будущее же не принадлежало ни художникам, ни политикам.

Новый мир нельзя было построить на нацизме-коммунизме-социализме. Не строился он и на капитализме.

Цивилизацию не представлялось возможным видоизменить или поддержать на основе христианства или ислама. Не годилась в основу ни сайентология с ее сверкающими безумными глазами адептами, ни параноидная новая религия с возведенным в ранг Библии «Кодом да Винчи».

Будущее принадлежало науке. И пастыри от науки не собирались исполнять ритуалы, как нынешние церковники. Они сами стали бы богами, обладали бы могуществом богов. А Виктор был бы их Мессией.

Он шел по лаборатории между зловещего вида машинами, которые попискивали, шипели, щелкали, поблескивали разноцветными лампочками.

И только здесь чувствовал, что он дома.

Датчики засекли его приближение к столу, экран компьютера осветился. На нем появилось лицо Аннунсиаты, его секретарши в «Руках милосердия».

— Доброе утро, мистер Гелиос.

Аннунсиата была ослепительно красивой, но не настоящей. Это лицо и томный, обволакивающий голос Виктор создал с тем, чтобы хоть как-то очеловечить суровое машинное окружение.

— Доброе утро, Аннунсиата.

— Труп детектива Джонатана Харкера доставлен вашими людьми, которые работают в офисе судебно-медицинского эксперта, и ожидает вас в секционном зале.

На столе Виктора стоял теплоизолированный кувшин с кофе и тарелка с шоколадно-ореховыми пирожными. Он взял одно.

— Продолжай.

— Рэндол Шестой исчез.

Виктор нахмурился.

— Объясни.

— Проверка в полночь показала, что его комната пуста.

Рэндол Шестой участвовал в одном из многочисленных экспериментов, которые проводились в «Руках милосердия». Как и пять его предшественников, он был законченным аутистом.

Виктор создавал эти существа с тем, чтобы определить, мог ли такой психический недостаток принести определенную пользу. Речь шла о том, чтобы сфокусировать внимание индивидуума на строго ограниченном количестве функций, как робота на современном заводе. Такой рабочий мог бы час за часом выполнять требуемый набор операций, не ошибаясь, не утомляясь и не испытывая ни малейшей скуки.

Хирургически вживленная трубка для подвода питательной смеси, катетер для отвода продуктов жизнедеятельности организма, дабы исключить перерывы в работе, могли превратить такого человека в экономически выгодную альтернативу некоторых видов промышленных роботов, которые в настоящее время использовались на заводских конвейерах. Едой мог служить питательный раствор, ежедневная порция которого стоила бы не больше доллара. И у такого человека не возникало бы ни малейшего желания изменить что-либо в своей жизни.

А по выработке ресурса его бы просто уничтожили и заменили новым клоном.

Виктор не сомневался, что со временем такие биологические машины докажут свое превосходство над нынешним заводским оборудованием. Механические роботы, которые устанавливались на конвейерах, отличались сложностью конструкции и стоили дорого. Плоть обходилась в гроши.

Агорафобия Рэндола Шестого не позволяла ему покидать свою комнату добровольно. Сама мысль о том, что он должен переступить порог, повергала его в дикий ужас.

Когда Рэндол требовался Виктору для проведения очередного эксперимента, в лабораторию его привозили на каталке.

— Он не мог уйти сам, — заявил Виктор. — Кроме того, не мог выбраться из здания, не подняв тревоги. Он где-то здесь. Прикажи службе безопасности просмотреть вчерашние видеозаписи камер наблюдения в его комнате и главных коридорах.

— Да, мистер Гелиос.

Учитывая высокую степень вербального интерактивного общения, со стороны Аннунсиата могла показаться выдающимся достижением по созданию искусственного интеллекта. Однако, хотя общалась она с Виктором через компьютер, мозг у нее был не механический, а биологический, такой же, как и у всех представителей Новой расы. И находился он в герметически закрытом резервуаре, заполненном питательным раствором. Вживленные электроды соединяли Аннунсиату со всеми информационными системами здания.