Лицо во мраке. Этюд в багровых тонах Дойл Артур

Глава IV

Что поведал Джон Рэнс

Когда мы покинули Лористонский сад, был час дня. Мы с Шерлоком Холмсом зашли на ближайший телеграф, там он составил и отослал длинную телеграмму. Потом Холмс остановил кеб и назвал извозчику адрес, который дал нам Лестрейд.

– Самые ценные показания те, которые получены из первых рук, – сказал мой друг, когда мы тронулись в путь. – Вообще-то это дело для меня уже не представляет загадки, но все равно стоит собрать всю доступную информацию.

– Вы меня поражаете, Холмс, – сказал я. – Не может быть, чтобы вы были настолько уверены в своих выводах. Наверняка вы хотели просто покрасоваться перед сыщиками.

– Нет, ошибка исключена, – ответил он. – Когда мы приехали туда, я первым делом обратил внимание на следы кеба, которые остались рядом с тротуаром, хотя до вчерашней ночи дождя не было целую неделю. Чтобы оставить такие глубокие отпечатки, экипаж должен был простоять там всю ночь. Кроме того, там были и отпечатки копыт лошади. Контур подковы на одном из копыт просматривался намного четче, чем на остальных трех, значит эта подкова новая. Поскольку кеб стоял там, когда начался дождь, но наутро его уже не видели (это я выяснил у Грегсона), напрашивается вывод, что и убийца, и жертва приехали туда вместе.

– Да, пожалуй, – согласился я. – А как вы догадались о росте убийцы?

– Проще простого. В девяти случаях из десяти рост человека можно определить по длине его шага. Достаточно просто произвести некоторые подсчеты. Мне нет смысла сейчас утомлять вас цифрами. И в саду на мокрой земле, и в доме на пыльном полу было достаточно отпечатков подошв этого типа, чтобы определить длину его шага. К тому же у меня была отличная возможность проверить свои выводы. Когда человек пишет на стене, он инстинктивно поднимает руку на уровень глаз. Когда я увидел, что надпись сделана на высоте чуть больше шести футов, я окончательно убедился, что был прав.

– А возраст? – спросил я.

– Человек, который в состоянии без труда перескочить четыре с половиной фута, вряд ли окажется дряхлым стариком. Это длина лужи в саду на дорожке к дому, которую он перепрыгнул. Лакированные туфли обошли ее вокруг, а ботинки с квадратными носками просто перемахнули. В том, что я говорю, нет никакой тайны. Я просто применяю в обычной жизни некоторые из тех принципов наблюдения и дедукции, которые я отстаивал в своей статье. Что-нибудь еще вам непонятно?

– Длина ногтей и трихинопольские сигары.

– Надпись на стене была сделана указательным пальцем, смоченным в крови. Благодаря увеличительному стеклу я заметил, что рядом с буквами остались небольшие царапины, которые не могли бы там появиться, если бы у того, кто это написал, ногти были коротко подстрижены. С пола я подобрал немного пепла, темного, в виде хлопьев. Такой пепел дают только трихинопольские сигары. Видите ли, я специально изучал различные виды сигарного пепла… Даже написал монографию на эту тему. Могу с гордостью сказать, что я невооруженным глазом различаю пепел как сигар, так и табака любых существующих производителей. Именно такие мелочи и отличают истинно талантливого сыщика от таких горе-профессионалов, как Грегсон и Лестрейд.

– А как вы узнали, что у убийцы красное лицо?

– А вот это было уже не так очевидно, хотя я совершенно уверен, что моя догадка окажется верной. Но пока еще рано об этом говорить.

Я провел рукой по лбу.

– Голова идет кругом. Чем больше думаешь об этом деле, тем загадочнее оно кажется, – заметил я. – Что заставило двоих мужчин – если второй был мужчиной, конечно, – приехать ночью в этот пустой дом? Куда подевался кучер, который их привез? Как одному удалось заставить другого принять яд? Откуда взялась кровь? Какова причина убийства, если это не было ограбление? Как туда попало женское кольцо? И самое главное, зачем, прежде чем уйти, второй написал на стене немецкое слово «RACHE»? Должен признаться, я не в силах увязать все эти факты воедино.

Холмс одобрительно кивнул.

– Вы сейчас удивительно точно изложили все самые скользкие моменты этого дела, – сказал он. – Многое еще остается непонятным, хотя общая картина мне совершенно ясна. Что касается открытия бедного Лестрейда, то это всего лишь уловка, дешевая попытка направить следствие по ложному следу. Убийца хотел навести полицию на мысль о социалистах и тайных обществах. Надпись была сделана не немцем. «А», если вы заметили, написана на немецкий манер, но настоящие немцы всегда пишут обычную латинскую букву, поэтому можно с уверенностью сделать вывод, что слово написано не немцем, а неумелым имитатором, который к тому же несколько перестарался. Он рассчитывал, что сыщики заглотнут наживку. Но я вам больше ничего не буду рассказывать, доктор. Вы же знаете, что если фокусник заранее объяснит свой трюк, никому не будет интересно на него смотреть. Я тоже не хочу раскрывать вам все методы своей работы, иначе вы станете считать меня самым обычным человеком.

– Такого не будет никогда! – горячо воскликнул я. – Вы возвели метод дедукции в ранг настоящей науки.

Мой друг прямо-таки зарделся от этих слов и от того, как искренне они были произнесены. Я давно заметил, что он радуется, когда хвалят его аналитические способности, как девушка, которой отпускают комплименты по поводу ее красоты.

– Могу вам еще кое-что сказать, – не удержался он. – Лакированные туфли и ботинки с квадратными носками приехали туда в одном кебе и к дому шли вместе, как закадычные друзья… может быть, даже под руку. Оказавшись внутри, они ходили по всей комнате… вернее, ходили ботинки, а туфли стояли на одном месте. Все это я определил по следам на пыльном полу. Расхаживая, убийца все сильнее возбуждался, это видно по тому, как увеличивался его шаг. Он все время говорил и постепенно довел себя до состояния бешенства. Потом случилась трагедия. Я рассказал вам все, что известно мне на данную минуту. Все остальное – лишь предположения и догадки. Впрочем, это и так неплохо для начала. Нам нужно поторапливаться, я хочу успеть на концерт оркестра Халле – послушать Неруду-Норман.

Пока мы разговаривали, наш кеб громыхал по бесконечным грязным мостовым и унылым переулкам. Посреди самых глухих и мрачных трущоб мы неожиданно остановились.

– Одли-Корт, – извозчик указал на узкую щель между двумя кирпичными стенами. – Я вас здесь подожду.

Одли-Корт выглядел негостеприимно. Тесный проход вывел нас в миниатюрный квадратный дворик, вымощенный плитняком. Вокруг громоздились серые угрюмые дома. Мы прошли мимо стайки чумазых детишек, мимо развешенного на веревках выцветшего белья и подошли к дому номер сорок шесть. На двери красовалась медная табличка с выгравированной фамилией хозяина: Рэнс. Спросив мистера Джона Рэнса, мы узнали, что констебль отдыхает. Нас провели в маленькую гостиную – подождать, пока он спустится.

Наконец появился хозяин дома, явно недовольный тем, что его подняли с постели.

– Я все написал в отчете в управлении, – сказал он.

Холмс достал из кармана полсоверена и задумчиво покрутил его в пальцах.

– Нам показалось, что лучше услышать рассказ из ваших уст, – сказал мой друг.

– О, я с удовольствием сообщу вам все, что знаю. – При виде золотого кружочка констебль переменился в лице.

– Просто расскажите своими словами, как все происходило.

Рэнс опустился на набитый конским волосом диван и напряженно сдвинул брови, как будто стараясь припомнить мельчайшие подробности.

– Начну с самого начала, – сказал он. – Смена у меня с десяти вечера до шести утра. На моем участке все было спокойно, только в одиннадцать в «Белом олене» была драка. В час ночи пошел дождь, и я встретил Гарри Мерчера… он на Холланд-грув дежурит… Ну, мы постояли с ним немного на углу Генриетта-стрит, поболтали о том о сём. Потом… около двух… дай, думаю, пройдусь по Брикстон-роуд, проверю, все ли там тихо. Только зря я туда ходил, потому что грязи там по колено, да и не было ни души, лишь раза два кеб мимо меня проехал. В общем, иду это я себе, думаю, что хорошо бы сейчас джина стаканчик пропустить для согрева, как вдруг вижу, в пустом доме свет в окне горит. Я-то знаю, что в обоих этих домах в Лористоне никто не живет, потому что хозяин там никак канализацию не починит. Последний квартирант умер от брюшного тифа. В общем, удивился я сильно, что там свет в окне горит, подумал, что-то тут неладно. Когда подошел к двери…

– Остановились и вернулись к калитке, – перебил его Шерлок Холмс. – Почему вы пошли обратно?

Рэнс подпрыгнул от удивления и ошеломленно уставился на моего друга.

– Да, так и было, сэр, – помолчав, сказал он. – Хотя ума не приложу, как вы об этом узнали. Понимаете, когда я подошел к двери, там было тихо и вокруг никого, ну я и подумал, что хуже не будет, если я туда сунусь не один, а с кем-нибудь. Я ведь не боюсь никого, кто ходит по эту сторону могилы, но вдруг это тот последний жилец дома, который от тифа помер, пришел проверить, починили ли трубы? В общем, испугался я порядком, поэтому и вернулся к калитке, думал, может, фонарь Мерчера увижу, да позову его. Только ни Мерчера я не увидел, ни кого другого.

– На улице никого не было?

– Ни души, сэр, даже собак не было. Потом я все ж таки набрался смелости и вернулся к дому. Открыл дверь. Внутри было тихо, поэтому я пошел в комнату, в которой горел свет. Оказалось, это свеча на камине догорает… красная… В ее свете я и увидал…

– Да, мне известно, что вы увидели. Вы несколько раз обошли комнату, подошли к телу, присели, потом направились к двери в кухню и попытались ее открыть, после этого…

Джон Рэнс вскочил с дивана. Его глаза округлились от страха и подозрения.

– Откуда вы знаете? Где вы там прятались?! – вскричал он. – Что-то вам уж слишком много известно.

Холмс рассмеялся и бросил на стол визитную карточку.

– Нет, нет, я не убийца, – сказал он. – Я один из охотников, а не волк. Мистер Грегсон и мистер Лестрейд вам это подтвердят. Прошу вас, продолжайте. Что вы делали потом?

Рэнс сел на диван, но вид у него все еще был озадаченный.

– Я пошел обратно к калитке и стал свистеть в свисток. Прибежал Мерчер и еще двое.

– На улице по-прежнему никого не было?

– Да, можно сказать, никого.

– Что вы имеете в виду?

Лицо констебля расплылось в улыбке.

– Можете мне поверить, я видел много пьяниц в своей жизни, – сказал он. – Но чтобы так напиваться!.. Был там один забулдыга, он даже не мог стоять ровно, держался рукой за решетку на стене и распевал во всю глотку какую-то песню про новое платье Коломбины или что-то в этом духе. Если бы не стена, он бы свалился в грязь.

– Каков он был с виду?

Джона Рэнса, похоже, начало раздражать подобное внимание к этим совершенно не относящимся к делу мелочам.

– С виду пьян как сапожник, – сказал он. – Ночевать ему в участке, если бы у нас не было дел поважнее.

– Лицо… одежда… вы что-нибудь рассмотрели? – нетерпеливо перебил его Холмс.

– А то как же, мы же с Мерчером его даже к стенке прислонили, чтоб он в грязь не свалился… Высокий такой парень, рожа у него красная, подбородок был замотан…

– Достаточно! – вскричал Холмс. – Что с ним случилось потом?

– Не знаю, нам было не до него, – вконец разозлился полицейский. – Я думаю, ничего с ним не случилось, вернулся домой и отсыпается.

– Во что он был одет?

– В коричневое пальто.

– У него в руке не было хлыста?

– Хлыста? Вроде как не было.

– Наверное, он не взял его с собой, – пробормотал мой товарищ. – После этого мимо вас не проезжал кеб?

– Нет.

– Вот вам полсоверена. – Холмс положил на стол монету и поднялся. – Боюсь, Рэнс, вы всю жизнь будете ходить в констеблях. Голова дана для того, чтобы думать, а не в качестве украшения. Этой ночью вы могли заработать сержантские нашивки. Человек, который вчера был у вас в руках, – ключ к разгадке этой тайны. Именно его мы и разыскиваем. Можете не спорить, это так и есть. Пойдемте, доктор.

Мы вместе вышли из комнаты, оставив нашего осведомителя в скептическом расположении духа, но с несколько подпорченным настроением.

– Безмозглый тупица! – горячился Холмс, когда мы возвращались к себе. – Подумать только, иметь такой шанс и не воспользоваться им!

– Мне до сих пор не все понятно. Действительно, внешность этого человека подходит под описание второго участника ночных событий, которое вы дали, но зачем ему нужно было возвращаться в дом? Ведь преступники так себя не ведут.

– Господи, кольцо! Он возвращался за кольцом! Если не удастся выйти на его след, нужно будет ловить его на кольцо. Он клюнет, доктор… Ставлю два к одному, что я поймаю его. Знаете, а я вам благодарен. Если бы не вы, я бы пропустил самое изящное из дел, которые мне приходилось распутывать. Давайте воспользуемся словом из лексикона художников и назовем его этюдом. Этюд в багровых тонах. Убийство багровой нитью вплетается в бесцветный клубок человеческой жизни, и наш долг распутать этот клубок, отделить багровую нить от остальных. Теперь – обедать и на концерт Неруды-Норман. Ее чувство темпа и владение смычком великолепны. Как там звучит эта вещица из Шопена, которую она так восхитительно играет: тра-ла-ла-лира-лира-лэй.

Откинувшись на спинку сиденья кеба, этот детектив-любитель принялся выводить рулады, я же задумался над тем, до чего многосторонним бывает человеческий разум.

Глава V

Кого к нам привело объявление

Утренний променад оказался слишком тяжелым испытанием для моего еще не окрепшего организма, так что ближе к полудню я чувствовал себя, как выжатый лимон. Когда Холмс в одиночку отправился на концерт, я лег на диван и попытался задремать. Не получилось. Мой мозг был слишком возбужден всем происшедшим, так что в голову лезли самые необычные мысли и предположения. Стоило закрыть глаза, как мне тут же виделось страшное обезьяноподобное лицо убитого мужчины. Это лицо произвело на меня такое жуткое впечатление, что я поневоле начал испытывать чувство благодарности к тому, кто избавил мир от этого субъекта. Если по внешности можно судить о характере человека, то Енох Джей Дреббер из Кливленда был воплощением зла самого порочного характера. Однако я понимал, что законы равны для всех и порочность жертвы не может оправдать убийцу.

Чем больше я думал, тем маловероятнее мне казалось предположение моего друга об отравлении. Я припомнил, как Холмс обнюхивал губы жертвы, наверняка что-то навело его на эту мысль. Но, с другой стороны, если это не отравление, что же тогда послужило причиной смерти? Ведь на теле не было ни ран, ни следов удушения. И кроме того, чьей это кровью был забрызган весь пол? Следов борьбы не наблюдалось, и у жертвы не было оружия, которым он мог бы ранить противника. Я почувствовал, что, пока не будут найдены ответы на все эти вопросы, забыться сном не удастся ни мне, ни Холмсу. Его невозмутимый и самоуверенный вид убедил меня в том, что у него уже имеется версия, объясняющая все эти факты. Но о том, что это за версия, я не имел ни малейшего представления.

Холмс вернулся очень поздно, настолько поздно, что я догадался, что он успел побывать не только на концерте. Ужин был на столе как раз к его приходу.

– Это было восхитительно, – сказал Холмс, садясь за стол. – Помните, что по поводу музыки говорил Дарвин? Человечество научилось музицировать и воспринимать музыку намного раньше, чем говорить. Может быть, именно поэтому она имеет на нас такое воздействие. Очевидно, у нас в душах живут воспоминания о тех далеких временах, когда мир только начинал развиваться.

– Довольно смелое обобщение, – заметил я.

– Если человек хочет толковать процессы, охватывающие природу, его идеи и должны быть такими же всеобъемлющими, как сама природа, – ответил он. – Но что случилось? На вас лица нет. Это происшествие на Брикстон-роуд так расстроило вас?

– Честно говоря, да, – сказал я. – Хотя после Афганистана мои нервы могли бы быть и покрепче. В Майванде у меня на глазах рубили на куски моих товарищей, и то я не терял самообладания.

– Понимаю. Просто дело в том, что покров тайны стимулирует ваше воображение. Когда у вас не работало воображение, вы и не испытывали страха. Вечернюю газету читали?

– Нет.

– В ней довольно подробное описание этого происшествия. Не упомянуто только о том, что когда тело перекладывали на носилки, на пол упало женское обручальное кольцо. И очень хорошо, что они об этом не упомянули.

– Почему?

– Взгляните на это объявление, – сказал он. – Утром, когда мы вышли из дома на Брикстон-роуд, я разослал его во все газеты.

Холмс бросил на стол передо мной газету и указал, куда смотреть. Это было первое объявление в рубрике «Находки». «Сегодня утром на Брикстон-роуд, – говорилось в нем, – между таверной «Белый олень» и Холланд-грув было найдено золотое обручальное кольцо. Обращаться на Бейкер-стрит 221-Б сегодня между 8 и 9 часами вечера. Спросить доктора Ватсона».

– Прошу прощения, что воспользовался вашим именем, – сказал Холмс. – Если бы я указал свое, кто-нибудь из этих болванов мог бы меня узнать и стал совать нос куда не следует.

– Ничего, – ответил я. – Только, если кто-нибудь обратится, кольца-то у меня нет.

– Ошибаетесь, есть, – усмехнулся он и протянул мне кольцо. – Это вполне подойдет. Почти не отличить.

– И кто, по-вашему, должен откликнуться на объявление?

– Человек в коричневом пальто, кто же еще… Наш краснолицый друг в ботинках с квадратными носками. Не придет сам, значит, пришлет помощника.

– Но он может посчитать, что это слишком опасно.

– Вовсе нет, если я правильно себе представляю суть этого дела. А у меня есть основания полагать, что этот человек пойдет на все, чтобы вернуть колечко. Я думаю, что он уронил его, когда наклонился над телом Дреббера, и сразу этого не заметил. Выйдя из дома, преступник обнаружил, что кольцо исчезло, и поспешил обратно, но там уже находилась полиция. Опять же по его вине: он забыл потушить свечку на каминной полке. Ему пришлось притвориться пьяницей, чтобы не вызвать подозрения своим появлением у калитки. А теперь поставьте себя на его место. Задним числом он мог решить, что кольцо выпало у него из кармана, когда он выходил на дорогу. Как он поступит в такой ситуации? Естественно, кинется просматривать в вечерних газетах объявления о находках. И естественно, не сможет не заметить мое. Он обрадуется. С чего бы ему заподозрить здесь ловушку? В его глазах не может быть никакой связи между найденным кольцом и убийством. Он придет. Обязательно. Не пройдет и часа, как мы его увидим.

– И что тогда?

– О, тут вы можете положиться на меня. У вас есть оружие?

– Мой армейский револьвер и несколько патронов к нему.

– Лучше будет почистить его и держать наготове. Это отчаянный человек. Хоть я и рассчитываю застать его врасплох, нужно быть готовым ко всему.

Я отправился в свою комнату и последовал совету моего друга. Когда я вернулся с заряженным револьвером в гостиную, со стола уже было убрано, а Холмс предавался своему любимому занятию – терзал скрипичные струны.

– Интрига закручивается, – сказал он, увидев меня. – Я только что получил ответ на свою американскую телеграмму. Мои суждения подтверждаются.

– То есть? – вырвалось у меня.

– Нужно будет купить новые струны для скрипки, – уклонился от ответа мой друг. – Спрячьте пистолет в карман. Когда придет преступник, разговаривайте спокойно. Остальное предоставьте мне. Не смотрите на него слишком напряженно, а то вспугнете.

– Уже восемь. – Я посмотрел на часы.

– Да, он явится с минуты на минуту. Приоткройте дверь. Так достаточно. Теперь вставьте ключ в замочную скважину с нашей стороны. Благодарю вас. Вчера на блошином рынке я купил интереснейшую старинную книгу… «De Jure inter Gentes»[26]… изданную на латинском языке в Льеже в 1642 году. Когда был напечатан этот томик в коричневом переплете, голова Карла[27] еще крепко сидела на плечах.

– Кто издатель?

– Какой-то Филипп де Крой. На титульном листе сохранилась почти выцветшая чернильная надпись «Ex Libris Guliolmi Whyte»[28]. Интересно, что за человек был этот Уильям Вайт? Судя по почерку, какой-нибудь дотошный адвокат семнадцатого века. А вот, кажется, и наш гость.

В дверной звонок коротко позвонили. Холмс вскочил и бесшумно передвинул свое кресло ближе к двери. Мы услышали, как по коридору прошла служанка, потом щелкнула задвижка на входной двери.

– Доктор Ватсон здесь живет? – раздался четкий, но довольно сиплый голос. Ответа служанки мы не расслышали, но входная дверь захлопнулась и кто-то стал подниматься по лестнице. Причем шаги были какие-то неуверенные, шаркающие. Я заметил, что лицо моего друга удивленно вытянулось, когда он вслушивался в них. Тот, кого мы ждали, медленно прошел по коридору. В дверь негромко постучали.

– Войдите! – крикнул я.

Вслед за моим приглашением дверь отворилась, но вместо злобного громилы в гостиную прихрамывающей походкой вошла очень старая, вся в морщинах женщина. На какое-то время ее, похоже, ослепил яркий свет. Сделав реверанс, она замерла на месте и стала щуриться на нас подслеповатыми глазами, нервно шаря в кармане дрожащими пальцами. Я взглянул на своего друга, но его лицо сделалось таким несчастным, что мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы сохранить спокойствие.

Старуха извлекла из кармана вечернюю газету и ткнула пальцем в наше объявление.

– Я по этому объявлению, джентльмены, – сказала она и снова сделала реверанс. – Это вы нашли золотое колечко на Брикстон-роуд? Это моей девочки, Салли, она все-то годик как замуж вышла. Муж ее стюардом на корабле плавает. Вернется вот, а она без кольца. Что он подумает? Страх один! Характер-то у него и так не сахар, а уж когда выпьет!.. Если вам все обрассказать надо, я могу. Она ведь вчера в цирк пошла с…

– Это ее кольцо? – спросил я и показал кольцо.

– Слава тебе Господи! – всплеснула руками старуха. – Вот Салли-то обрадуется! Ее это колечко, ее.

– Позвольте узнать ваш адрес, – сказал я и взял в руки карандаш.

– Хаундсдитч, Дункан-стрит, тринадцать. Далеко от вас-то.

– Чтобы добраться от Хаундсдитч к любому из цирков, не нужно выходить на Брикстон-роуд, – напряженным голосом вставил Холмс.

Старуха повернулась и внимательно посмотрела на него маленькими воспаленными глазками.

– Джентльмен спросил мой адрес, – прошамкала она. – Салли-то моя живет в Пекхэме, на Мэйфилд-стрит, в доме номер три.

– А ваша фамилия?

– Сойер моя фамилия… ее – Деннис. Супруга ее Томом Деннисом зовут. Так вообще он мужчина ничего, порядочный, умный… пока в плавании. И на корабле его уважают. Но когда он на берег сходит, сразу к девкам-то и бежит или по кабакам шляется…

– Вот ваше кольцо, миссис Сойер, – прервал я ее излияния, повинуясь сигналу Холмса. – Я не сомневаюсь, что оно принадлежит вашей дочери, и очень рад, что могу вернуть его законной владелице.

Мне еле удалось спровадить рассыпавшуюся в благодарностях старуху. Как только за ней закрылась дверь и послышались шаркающие шаги вниз по лестнице, Шерлок Холмс вскочил и бросился в свою комнату. Через пару секунд он появился вновь, но был уже в длинном просторном пальто и шарфе.

– Я пойду за ней, – торопливо бросил он. – Она наверняка заодно с убийцей и выведет меня к нему. Дождитесь меня.

Не успела за нашей посетительницей захлопнуться входная дверь, как Холмс слетел вниз по лестнице. Выглянув в окно, я увидел, как старуха ковыляет на другую сторону улицы, а ее преследователь не сводит с нее глаз, держась на расстоянии.

«Одно из двух, – подумал я. – Либо вся его теория ошибочна, либо сегодня тайна будет разгадана».

Холмс мог и не просить меня дожидаться его, поскольку я понял, что не смогу заснуть, пока не узнаю, чем закончилось его приключение. Из дома он вышел около девяти. Я понятия не имел, когда он вернется, но засел с трубкой за «Vie de Boheme»[29] Анри Мюрже, надеясь, что шелест страниц отвлечет меня от тревожного ожидания. В десять часов я услышал торопливые шаги, – это в свою комнату прошла служанка, очевидно, собираясь ложиться спать. В одиннадцать за моей дверью раздалась более степенная поступь квартирной хозяйки, которая направлялась к себе, скорее всего с той же целью. Было уже почти двенадцать, когда мой обострившийся слух уловил, как в замочной скважине щелкнул ключ моего друга. С первого взгляда на Холмса я понял, что на этот раз ему не повезло. На его лице боролись веселье и досада. Наконец верх взяла веселость, и он беззаботно рассмеялся.

– Только бы в Скотленд-Ярде об этом не узнали! – воскликнул он и плюхнулся в кресло. – Я столько раз над ними подтрунивал, что они мне этого не спустили бы. Я могу смеяться только потому, что знаю, что все равно рано или поздно отыграюсь.

– Что, что же произошло?

– Ладно уж, и вы посмейтесь надо мной. Эта заботливая матушка какое-то время ковыляла по улице, потом начала хромать, как будто натерла ногу. Наконец вовсе остановилась и кликнула проезжающий мимо кеб. Я решил, что нужно подойти поближе, чтобы услышать адрес, но оказалось, что можно было и не рисковать, она назвала его так громко, что было, наверное, слышно и на другой стороне улицы. «Езжай в Хаундсдитч, на Дункан-стрит, к тринадцатому дому», – крикнула она, когда умостилась на сиденье. Все это выглядело довольно естественно, и я, ничего не подозревая, уселся на задок кеба, чтобы прокатиться вместе с ней. Это особое искусство, которым просто обязан владеть каждый сыщик. В общем, ехали мы без остановки до самой Дункан-стрит. Я спрыгнул, когда мы подъезжали к тринадцатому дому, и пошел дальше по улице, изображая обычного прохожего, который вышел прогуляться перед сном. Я видел, как кеб остановился. Извозчик даже соскочил с козел и открыл дверцу кеба, чтобы бедной старушке удобней было выходить. Но оттуда никто не вышел! Когда я приблизился, извозчик озадаченно смотрел на пустое сиденье и при этом сыпал такими отборными ругательствами, которых я еще в жизни не слышал. В кебе никого не было, и, боюсь, этот парень очень не скоро получит свои честно заработанные деньги. Когда мы вместе с ним обратились за разъяснениями в тринадцатый дом, оказалось, что там проживает весьма почтенный обойщик по имени Кезвик и ни про каких Сойеров или Деннисов там никогда и слыхом не слыхивали.

– Неужели вы хотите сказать, – изумленно воскликнул я, – что эта немощная старуха, которая с трудом стояла на ногах, выпрыгнула из движущегося кеба, и ни вы, ни извозчик этого не заметили?!

– Старуха! Как бы не так! – уже раздраженно сказал Шерлок Холмс. – Это мы с вами немощные старухи, потому что дали обвести себя вокруг пальца. Это наверняка был молодой мужчина, и к тому же весьма проворный, да еще и отличный актер. Просто удивительная находчивость! Наверняка он заметил слежку и таким образом отделался от меня. Это доказывает, что тот, кого мы ищем, вовсе не так одинок, как мне казалось раньше. У него есть друзья, готовые ради него пойти на риск. Но доктор, у вас усталый вид! Послушайтесь моего совета, ложитесь спать.

Я и вправду очень устал за день, поэтому охотно подчинился его указанию. Я оставил Холмса в кресле у тлеющего камина и потом еще долго слушал тихую, печальную мелодию, которую мой друг играл на скрипке. Я понимал, что это странное дело не дает ему покоя.

Глава VI

Тобиас Грегсон показывает, на что способен

На следующий день все газеты пестрели заголовками о «Брикстонской загадке», как окрестили это дело журналисты. В каждой был подробный отчет о происшедшем, а некоторые даже посвятили этой теме свои передовицы. Из них я узнал для себя кое-что новое. До сих пор я храню у себя многочисленные выписки и вырезки из газет, относящиеся к этому делу. Вот краткое изложение некоторых из них.

«Дейли телеграф» отмечала, что в истории преступлений мало найдется случаев, которые были бы столь же загадочны, как это. Немецкое имя жертвы, полное отсутствие мотивов убийства, зловещая надпись на стене, – все указывало на то, что преступление было совершено политическими эмигрантами и революционерами. Социалисты имеют весьма разветвленную сеть организаций в Америке, и убитый, несомненно, каким-то образом нарушил их неписаные законы, за что и был выслежен и казнен. Упомянув германский фемгерихт[30], aqua tofana, карбонариев, маркизу де Бренвилье, теорию Дарвина, принципы Мальтуса и убийства на Рэтклифф-хайвей, автор закончил статью критикой правительства и призывом внимательнее присматриваться к иностранцам, приезжающим в Англию.

«Стандарт» посетовала на то, что всплеск подобных проявлений беззакония обычно приходится на правление либерального правительства. Причину этого «Стандарт» усматривала в нестабильности, вызывающей брожение в умах масс и, как следствие, упадок всевозможных авторитетов и неуважение к закону. Убитый американец несколько недель прожил в «Метрополе», потом снимал меблированный номер в пансионе мадам Шарпантье на Торки-террас на юге Лондона, в районе Камберуэлл. В поездках его сопровождал личный секретарь, мистер Джозеф Стэнджерсон. Они попрощались с хозяйкой дома во вторник, четвертого числа сего месяца, и отправились на вокзал Юстон, сказав, что собираются сесть на экспресс до Ливерпуля. Впоследствии их видели вместе на платформе. Больше о них ничего не было известно, до тех пор пока тело мистера Дреббера не было обнаружено в пустом доме на Брикстон-роуд, улице, которая находится в совершенно другом районе города. Как оно туда попало и что явилось причиной смерти, пока остается загадкой. Также ничего не известно и о местопребывании мистера Стэнджерсона. К счастью, над делом работают лучшие сыщики Скотленд-Ярда, мистер Лестрейд и мистер Грегсон, которые, несомненно, скоро прольют свет на это загадочное преступление.

«Дейли ньюс» подчеркнула, что это преступление относится к разряду политических. Деспотизм и непримиримое отношение к либерализму, характерные для континентальных правительств, привели к тому, что к нашим берегам хлынул поток людей, которые могли бы стать образцовыми гражданами, если бы не их суровое прошлое. В кругу этих людей существует строжайший кодекс чести, любое нарушение которого карается смертью. Необходимо приложить все усилия, чтобы найти секретаря, Стэнджерсона, и подробно выяснить, какой образ жизни вел убитый. Большим шагом к раскрытию преступления стало то, что наконец был установлен адрес, по которому проживал мистер Стэнджерсон… И эта заслуга целиком принадлежит мистеру Грегсону из Скотленд-Ярда.

Мы с Шерлоком Холмсом читали эти статьи за завтраком, и моего друга они, похоже, порядком позабавили.

– Ну, что я вам говорил! Что бы ни случилось, стричь купоны будут Лестрейд с Грегсоном.

– Кто знает, как все повернется!

– Да бросьте вы, им все равно. Если убийцу поймают, это произойдет «благодаря их усилиям»; если ему удастся ускользнуть, это будет «вопреки их усилиям». В любом случае они остаются в выигрыше, а я в проигрыше. Что бы они ни делали, на них всегда будут смотреть как на героев. «Un sot trouve toujours un plus sot qui l’admire»[31].

– Что это?! – воскликнул я, так как в эту секунду в прихожей и на лестнице раздался топот множества ног, сопровождаемый громкими недовольными возгласами нашей хозяйки.

– Это бейкерстритское подразделение оперативного отдела полиции, – мрачно усмехнулся мой товарищ. Не успел он закрыть рот, как в нашу гостиную ворвалась орава грязных уличных оборвышей.

– Смирно! – по-военному крикнул Холмс, и все шестеро гаврошей выстроились в линию и замерли, словно изваяния. – В следующий раз пришлете Виггинса с рапортом, остальные пусть ждут у входа. Ну что, Виггинс, нашли?

– Нет, сэр, не нашли, – отозвался один из мальчишек.

– Плохо. Впрочем, я особенно и не надеялся. Продолжайте работать, пока не найдете. Вот ваш гонорар, – он вручил каждому по шиллингу. – Можете идти. В следующий раз жду вас с лучшим результатом.

Холмс махнул рукой, и мальчишки крысиной стайкой бросились вниз по лестнице. В следующую секунду их голоса были слышны уже на улице.

– От одного такого оборванца больше проку, чем от дюжины полицейских, – заметил мой друг. – При виде официального представителя власти да еще в форме люди обычно закрываются в себе и молчат как рыбы. Но эти мальцы куда хочешь пролезут, услышат и разузнают все. К тому же все они смышленые ребята, им не хватает только организованности.

– Вы наняли их для брикстонского дела? – спросил я.

– Да, они должны мне помочь кое-что выяснить. Это лишь вопрос времени. О, я вижу, сейчас нас будут изумлять последними новостями! Вон идет Грегсон, довольный, как кот. Наверняка он направляется к нам. Да, подходит к нашей двери. Вот и он.

В эту секунду бешено зазвонил дверной колокольчик, и снова на нашей лестнице раздались торопливые шаги. Это светловолосый инспектор, перепрыгивая через три ступеньки, взбежал к нашей гостиной и распахнул дверь.

– Дружище, – закричал он, хватая Холмса за вяло протянутую руку, – поздравьте меня! Я полностью распутал это дело, теперь уж мне все ясно как божий день.

Мне показалось, что по лицу моего друга скользнула тревожная тень.

– Вы хотите сказать, что напали на след убийцы? – спросил он.

– Ха-ха! Какой там след! Мы сцапали преступника! Сейчас он сидит у нас в отделении под замком.

– И кто же это?

– Артур Шарпантье, младший лейтенант Королевского флота, – победоносно объявил Грегсон, при этом важно надулся и потер пухлые руки.

Шерлок Холмс облегченно вздохнул и позволил себе улыбнуться.

– Сядьте, Грегсон, возьмите сигару, – сказал он. – Нам с Ватсоном чрезвычайно любопытно узнать, как вам это удалось. Хотите виски с содовой?

– Не откажусь, – с готовностью кивнул сыщик. – Последние день или два меня совершенно вымотали. Не в физическом смысле, конечно, я имею в виду психологически. Вы должны понять меня, мистер Шерлок Холмс, мы же с вами люди, работающие головой.

– Весьма польщен, – холодно обронил Холмс. – Лучше расскажите, как же вы добились таких успехов.

Детектив удобно умостился в кресле и не спеша, явно наслаждаясь моментом триумфа, раскурил сигару. Потом неожиданно хлопнул себя по ноге и сложился пополам от смеха.

– Самое смешное то, – ему с трудом удавалось вставлять слова между приступами хохота, – что этот болван Лестрейд… который считает… себя таким умным… пошел по совершенно неправильному пути! Он ищет секретаря Стэнджерсона, который к преступлению-то вообще не имеет никакого отношения. Не сомневаюсь, что Лестрейд его уже поймал.

Эта мысль показалась Грегсону такой забавной, что он засмеялся пуще прежнего, даже закашлялся.

– А как же вы вышли на след?

– Сейчас! Сейчас расскажу, – наконец стал успокаиваться он. – Доктор Ватсон, разумеется, это строго между нами. Во-первых, нам пришлось выяснить прошлое нашего американца. Кое-кто закинул бы крючок в виде объявления в газете и стал дожидаться, пока на него клюнет рыбка, кое-кто понадеялся бы на то, что политические партии захотят поделиться информацией, но Тобиас Грегсон так работать не привык. Помните цилиндр рядом с телом жертвы?

– Помню, – отозвался Шерлок Холмс. – Изготовлено в мастерской «Джон Андервуд и сыновья» на Камберуэлл-роуд, сто двадцать девять.

Грегсон тут же переменился в лице. Он изумленно уставился на Холмса.

– Не думал, что вы на это обратили внимание. Вы там побывали? – осторожно спросил он.

– Нет.

– Ха! – лицо Грегсона снова расцвело. – Не стоит отмахиваться от шанса, который подбрасывает тебе судьба. Даже если это какая-нибудь мелочь.

– Для великого разума не существует мелочей, – нравоучительно произнес Холмс.

– Да. В общем, я поехал к этому Андервуду и спросил у него, продавал ли он цилиндр такого размера и вида. Он заглянул в свои книги и сразу же наткнулся на нужную запись. Эта шляпа была выслана мистеру Дребберу, проживающему в пансионе Шарпантье на Торки-террас. Так я узнал его адрес.

– Умно… Весьма умно! – еле слышно пробормотал Шерлок Холмс.

– Потом я наведался к мадам Шарпантье, – продолжил детектив. – Видели бы вы, как она побледнела, как затряслась от волнения. С ней была ее дочь… Очень милая девушка. Когда я стал задавать вопросы, у мадемуазель Шарпантье покраснели глаза и задергались губы. Естественно, я это заметил и сразу же заподозрил, что тут дело нечистое. Вам, мистер Шерлок Холмс, наверняка знакомо это ощущение, когда ты явно чувствуешь, что напал на верный след… Когда тебя начинает колотить от волнения. «Вы слышали о смерти вашего жильца, мистера Еноха Джей Дреббера из Кливленда?» – спросил я у них. Мать кивнула, но продолжала молчать как рыба. А вот дочь расплакалась. У меня уже не было сомнений, что этим двоим что-то известно. «В котором часу мистер Дреббер вышел из вашего дома и направился на вокзал?» – продолжал спрашивать я. «В восемь часов, – ответила мадам Шарпантье и глубоко вздохнула, чтобы избавиться от волнения. – Его секретарь, мистер Стэнджерсон, сказал, что есть два поезда, один в девять пятнадцать, а другой в одиннадцать. Мистер Дреббер хотел успеть на первый». – «После этого вы его не видели?»

Когда я задал этот вопрос, женщина прямо-таки переменилась в лице. Лицо у нее стало белым, как бумага. Прошло несколько секунд, прежде чем мадам Шарпантье смогла ответить. И то она произнесла лишь короткое «Да», причем глухим, неестественным голосом.

Потом на какое-то время повисла тишина, но после заговорила дочь, на этот раз уже спокойно.

«Ложь еще никогда не доводила до добра, мама, – сказала она. – Будем откровенны с этим джентльменом. Да, мы видели мистера Дреббера еще один раз». – «Да простит тебя Господь! – выкрикнула тут мадам Шарпантье и даже всплеснула руками. Потом опустилась в кресло. – Ты погубила своего брата». – «Артур хотел бы, чтобы мы говорили только правду», – твердо сказала девушка. «Расскажите-ка мне все, что знаете, – сказал я. – Недосказанность хуже, чем молчание. К тому же вы не знаете, что известно нам». – «Это ты во всем виновата! – закричала на дочь мадам Шарпантье, но потом повернулась ко мне и сказала: – Я сама вам все расскажу, сэр. Только не подумайте, что я так переживаю, потому что мой сын как-то замешан в этом ужасном преступлении. Артур ни в чем не виноват. Я боюсь лишь того, что в ваших глазах и в глазах других он может выглядеть преступником. Но этого просто не может быть, ведь у него такой характер прекрасный, такая профессия, а предки какие!» – «Лучше вам рассказать обо всем, что знаете, и в мельчайших деталях, – сказал я ей тогда. – Если ваш сын, как вы говорите, ни в чем не виноват, ему от этого хуже не будет». – «Алиса, оставь нас наедине, – велела она дочке, и та ушла. – Итак, сэр, – начала мадам Шарпантье, – я вообще-то не собиралась вам ничего рассказывать, но раз уж моя бедная дочь проболталась, у меня нет выбора. Я расскажу вам все и постараюсь не упустить ни малейшей детали». – «Вы приняли правильное решение», – сказал я. «Мистер Дреббер прожил у нас почти три недели. Они с мистером Стэнджерсоном, это его секретарь, путешествовали по континенту. У них на чемоданах были бирки со словом “Копенгаген”, стало быть, последнюю остановку они сделали там. Стэнджерсон был мужчина тихий, даже замкнутый, прямая противоположность своего хозяина – у того были дурные привычки и прескверный характер. В первую же ночь у нас мистер Дреббер напился и стал буянить. Да и потом после двенадцати я его трезвым никогда не видела. Наши служанки на него очень жаловались, он постоянно к ним приставал и фамильярничал. Но хуже всего то, что скоро он стал вести себя подобным образом и с моей дочерью, Алисой. Несколько раз мистер Дреббер позволял себе делать такие намеки, которые она по своей наивности, слава Богу, еще не понимает. Однажды он даже схватил ее и обнял… Тогда его секретарь не выдержал и сделал ему замечание». – «Почему же вы терпели все это? – спросил я ее. – Вы же, наверное, имеете право выселить постояльца, когда захотите».

Вопрос мой, очевидно, попал в самую точку, потому что мадам Шарпантье тут же покраснела.

«Я бы выставила их в первый же день, – сказала она, – да только платили они фунт в день с каждого… это четырнадцать фунтов в неделю. А времена сейчас тяжелые… В общем, не поборола я искушения. Я ведь вдова, а знаете, сколько стоило сына на флот устроить? На деньги я и польстилась, терпела, сколько могла. Но последняя выходка переполнила чашу терпения, я и указала ему на дверь. Ну, он собрал вещи и съехал». – «Что было дальше?» – «У меня от сердца отлегло, когда их не стало. Сын как раз сейчас дома на побывке, но я ничего ему не рассказывала, потому что характер у него вспыльчивый и в сестре своей он души не чает. Когда я закрыла за ними дверь, у меня будто камень с души свалился. Но увы, не прошло и часа, как раздался звонок в дверь. Мне доложили, что это вернулся мистер Дреббер. Он был очень возбужден, к тому же успел порядком набраться. Он ворвался в комнату, где сидели мы с дочерью, и начал что-то там нести про пропущенный поезд. Потом он уставился на Алису и прямо у меня на глазах предложил ей уехать с ним. “Ты уже совершеннолетняя, – сказал мистер Дреббер, – запретить тебе никто не может. Денег у меня навалом, можем тратить их вместе. Про свою старушку не думай. Давай уедем прямо сейчас. Будешь жить как принцесса”. Бедная Алиса так испугалась, что шарахнулась от него в сторону, но он схватил ее за руку и стал тащить к двери. Я закричала, тут же прибежал Артур, мой сын. Что там произошло, не знаю, потому что от страха я сжалась в комок и зажмурилась, слышала только страшные ругательства и шум драки. Когда я все-таки подняла голову, то увидела Артура: он стоял в дверях с палкой в руке и смеялся. “Вряд ли этот тип решится снова сюда сунуться, – сказал он. – Пойду-ка я за ним, посмотрю, куда он направляется”. Артур схватил шляпу и выбежал на улицу. На следующий день мы узнали о загадочной смерти мистера Дреббера».

Последние слова дались миссис Шарпантье ох как нелегко. Она то и дело вздыхала и всхлипывала. К тому же вдова говорила так тихо, что я иногда с трудом разбирал слова. Хорошо, что я все записывал стенографическим способом, теперь можно не бояться ошибки.

– Поразительная история, – сказал Шерлок Холмс и зевнул, прикрывшись рукой. – Что же было потом?

– Когда миссис Шарпантье закончила, – продолжил рассказ Грегсон, – я понял, что все дело зависит от одного-единственного обстоятельства. Я посмотрел на нее по-особому (этот мой взгляд безотказно работает, когда я разговариваю с женщинами) и спросил, в котором часу ее сын вернулся домой. «Не знаю», – ответила она. «Не знаете?» – «Не знаю. У Артура свой ключ, он сам открыл дверь». – «Когда он пришел, вы уже спали?» – «Да». – «А во сколько вы легли?» – «Около одиннадцати». – «Выходит, вашего сына не было дома по меньшей мере два часа?» – «Выходит, так». – «А может быть, четыре или даже пять часов». – «Да». – «Чем он занимался в это время?» – «Не знаю», – сказала она и побелела как полотно.

Естественно, все остальное было делом техники. Я установил местонахождение лейтенанта Шарпантье, прихватил с собой парочку полицейских и арестовал его. Представляете, когда я положил руку ему на плечо и сказал, чтобы он следовал за нами, он мне заявил: «Надо полагать, вы арестовываете меня по подозрению в убийстве этого выродка Дреббера». Мы еще даже не успели сказать, почему пришли за ним, и то, что он сам упомянул об этом, весьма подозрительно.

– Да, крайне подозрительно, – обронил Холмс.

– При нем даже была та палка, о которой упоминала его мать. Тяжеленная такая, твердая орясина из дуба.

– Так как же, по-вашему, все происходило?

– Я считаю, что Артур Шарпантье следил за Дреббером до самой Брикстон-роуд. Там они снова сцепились, и Дреббер получил смертельный удар палкой, вероятно, в живот, поэтому-то на теле и не было следов. Ночь была сырая, на улицах никого. Шарпантье затащил мертвое тело в пустой дом. Что же касается свечи, крови, надписи на стене и кольца, все это – наивные попытки направить следствие по ложному следу.

– Грегсон, да вы просто молодец! – одобрительно воскликнул Холмс. – Право, Грегсон, вы растете прямо на глазах. Из вас выйдет отличный сыщик.

– Да, должен признать, я и впрямь довольно ловко распутал этот клубок, – не без гордости согласился детектив. – Правда, этот молодой человек захотел сделать заявление. Он сообщил, что какое-то время преследовал Дреббера, но тот его заметил, взял кеб и улизнул. По пути домой Шарпантье якобы встретил старого корабельного товарища и долго бродил с ним по городу. Когда его попросили назвать адрес этого товарища, он не смог дать вразумительного ответа. По-моему, все отлично сходится. Больше всего меня радует то, что Лестрейд с самого начала направился по ложному следу. Вот я посмеюсь, когда он… Ба! Да вот и он сам!

И действительно, в гостиную вошел Лестрейд, за разговором мы, должно быть, не услышали, как он поднимался по лестнице. Однако выглядел он не самоуверенным и раскованным как обычно, а наоборот – взволнованным и напряженным. Некоторая неаккуратность одежды усиливала это впечатление. Очевидно, он явился к Шерлоку Холмсу за консультацией, потому что при виде коллеги смутился и замер в нерешительности. Несколько секунд Лестрейд стоял посреди комнаты и мял шляпу, пока наконец не заговорил:

– Дело это весьма необычное… И очень запутанное.

– Вы вправду так считаете, мистер Лестрейд? – тут же торжествующе вскричал Грегсон. – Я так и думал, что вы придете к такому заключению. Вам удалось найти секретаря, мистера Джозефа Стэнджерсона?

– Секретарь, мистер Джозеф Стэнджерсон, – мрачно промолвил Лестрейд, – был убит сегодня в шесть часов утра в частной гостинице «Холидей».

Глава VII

Туман рассеивается

Все мы были буквально ошеломлены важной и неожиданной вестью, которую принес Лестрейд. Грегсон вскочил с кресла и залпом допил виски с содовой. Я молча посмотрел на Шерлока Холмса. Он сидел, плотно сжав губы и сдвинув брови к самой переносице.

– Стало быть, и Стэнджерсон, – пробормотал он. – Дело усложняется.

– Его и прежде нельзя было назвать простым, – проворчал Лестрейд, усаживаясь в кресло. – У вас тут, похоже, военный совет.

– А вы… а вы точно знаете, что он убит? – нерешительно спросил Грегсон.

– Я только что из его номера, – сказал Лестрейд. – Я первый обнаружил, что произошло.