Рус. Защитник и освободитель Крабов Вадим
— Понятия не имею…
— Этруски сюда не добирались, я точно знаю. Их потомки — возможно. Но не столько, чтобы в каждом кочевье по нескольку археев! Правда? — все вынужденно согласились, — а дело в том, что хитрые эндогорцы, дабы привязать непокорный народ к «просвещению» подменили во всех местных филиалах амулеты. Они определяют очень-очень разбавленную архейскую кровь, то есть практически любого. Я немного представляю себе принцип действия подобных артефактов: они просто-напросто активируются от… неосознанного желания испытуемого… — Рус подобрал подходящее определение и глянул на Андрея. Тот, нахмурившись, перекачивался с носка на пятку и обратно. В ответ на взор друга остановился, задумчиво покачал головой, все еще размышляя над необычной трактовкой сути работы простого амулета «проверки на архейство», и… вынужден был согласно кивнуть. Рус продолжил:
— Иными словами, как бы «измеряют»… — снова затруднился. — Э-э-э, можно сказать «степень напряжения Воли будущего мага», — и наконец-то облегченно выдохнул, уже жалея о том, что затеял такое развернутое объяснение. Продолжил гораздо легче. — Ты слышала хоть об одном отказе в приеме на учебе в Эолгуле? Вот и я — нет. А зачем обманывать? Не сможет ученик управляться с Силой — отправлять из ордена с миром, сможет — честь и хвала. Так и надо поступать здесь, в новом ордене Силы Эледриаса. Верно говорю, милая? — Гелиния неуверенно кивнула.
Рус все-таки разбавил мед вонючим дегтем:
— Конечно, в том числе и поэтому тирские ученики настолько разнятся. В центральных странах такого разброса в успеваемости не наблюдается. Так, Андрей?
— В общем… да. Я удивился, когда увидел в местном ордене Текущих учеников, которые по три года не могут пройти годового курса! В Горгоне и в Месхитополе такие не встречаются…
— Эй, маги! — воскликнула Грация, — речь идет о моей судьбе! Андрей! А ты хочешь, чтобы я по три года на одном курсе сидела?
— Да мне хоть четыре! — шутливо ответил супруг и попытался приобнять жену, но она вырвалась:
— А я не хочу! Чик, определяй сразу: да или нет!
— Да нет у меня такого амулета! И структуры я не знаю-ю… дай-ка руку, — в глазах Руса засветились «дарковы огоньки», что означало наглую задумку.
«Нас бы она выгнать не смогла… — хором резюмировали Духи Слияния с разными природными Стихиями (что в сумме соответствует Силе Эледриаса), — её Воля слишком разнонаправлена…»
«Пасынок Френома» примерно так и думал, поэтому легким движением кинжала мгновенно порезал свою и её ладонь. Пока рука Андрея, не ожидавшего от друга такой подлости, летела к ним, Рус крепко сжал кисть Грации. Удар Текущего разбил рукопожатие, но было уже поздно.
— Все-все, — Рус, подняв руки, отпрыгнул от новоиспеченной «сестры», — Андрей, Андрей!!! — пришлось закричать, потому что друг серьезно рассвирепел, — смотри, царапина заживает! Да на Грацию смотри, а не на меня!!!
Текущий схватил руку жены и всмотрелся в ладонь. От пореза не осталось и следа:
«А это не ловкость рук была? — засомневался успокоившийся Андрей. А то ему стало не по себе, когда на Грацию махнули кинжалом. И кто? Лучший друг! — Так это же… он её своей кровной сестрой сделал! Вот я дурак… А Чик-то! Хитер… молодец, одним порезом — все вопр…», — и тут всех отвлек голос Бозгура:
— Готово, княжна! Дверь открыта, — и в доме зажегся свет.
Чуть ли не единственный недостаток каганских домов заключался в этом негасимом свете. Пусть приятном, мягком, но не выключаемом. В комнате, где ложились спать, он гас сам, а во всем доме только тогда, когда его покидал последний обитатель. Ну и, конечно, с рассветом.
Хвала богам, почти все записи Руса нашлись. Пропало всего два листа. Обнаружили и документы, согласно которым Джабул уже являлся собственником самой маленькой башни (на пергаменте её обозвали «Джабуловской»), десяти зданий, среди которых оказались четыре мастерские и алхимический склад. Разыскали еще и массу непонятных амулетов, бесполезные луки и мечи-близнецы, уже подернутые ржавчиной. Всё хапал Джабул, подмяла его демонская сущность. Может, и уродился таким жадным, но уж больно толково подобрал недорогие с виду артефакты. Это навевало подозрения о его хорошей осведомленности, что очень странно.
Вообще-то, идя в Кальварион, многие маги надеялись поживиться ценнейшими амулетами, оружием и… разочаровались. Каганы — сплошь маги, делали только огромные полезные артефакты (сами дома, бассейны, фонтаны, лифты и прочее) или сугубо утилитарные. Например, бесполезные теперь жемчужные серьги для астральной связи. О назначении иных перстней, браслетов или просто кристаллов с вложенным узором — людские маги не имени ни малейшего представления. Личное оружие (мечи, луки, оригинальные пластинчатые латы со шлемами из неизвестного легкого металла) «работало» только в каганских руках, точнее, Разумных, склонных к их Силе. Теперь к Силе Эледриаса. Так что не все потеряно…
Ну и конечно, помимо магических «штучек» все надеялись поживиться обычным богатством: золотом, серебром, драгоценностями. В этом надежды не обманулись. Во некоторых домах находили шкатулки, а то и целые каменные «ящики» с этим барахлом, не говоря о воистину волшебных одеждах и тканях без капли Силы.
Обыск большого дома занял два дня. Ночевали в нем же. После Бозгур разыскал секретаря и Гелиния аннулировала собственные дарственные. Рус предлагал просто сжечь, но она настояла.
А на следующий день объявила во всеуслышание, что её двоюродный дядя Джабул попытался подчинить её при помощи «вот этого каганского ожерелья» — потрясла им перед людьми, собравшимися на площади перед её дворцом. Хвала богам и верным друзьям — чете Просперов, злодея удалось убить. Пригласила к себе на балкон Андрея и наградила его каким-то пергаментом. И снова торжественно объявила, что, мол, сей смелый муж поразил Джабула — воина-мага, несмотря на Золотой доспех. Прилюдно передала ему латную рукавицу с зажатым в ней ожерельем и тихо, но все же недостаточно — в восторженной тишине можно было расслышать, приказала ему «найди способ, как уничтожить эту гадость». На том «мероприятие» закончилось, люди разошлись.
Грабители, как и положено в классическом детективе, проникли в дом Андрея с Грацией ночью, через двое суток после «явления княжны народу».
Окно второго яруса открылось само собой. Спустя пять ударов сердца, беззвучно закрылось. Прошел статер и тихо распахнулась дверь супружеской спальни. Одеяло аккуратно сползло на пол, и послышался раздраженно-досадный шепот:
— Дарки! Засада…
Двое воинов, лежавших на кровати в полном кольчужном доспехе, кубарем скатились с мягкого ложа в сторону, противоположную голосу, но и с этой стороны послышалась ругань:
— Борочьи отрыжки… — перешедшая в шум падения тела и молчаливую пыхтящую возню.
Повеяло мощной Силой Пронзающих и вдруг… вспыхнул свет, озарив фигуру воина с «близнецами», стоящего перед закрытой дверью. Мечи покоились в заплечных ножнах, а на двери желтым цветом сиял Знак неизвестного назначения.
— Господа заговорщики, — громко произнес Рус, сложив руки на груди, — деактивируйте браслеты и бросьте оружие…
Но не успел он закончить предложение, как на мягкой перине появились бегущие к окну вдавленные следы, а через пол удара сердца, после звука смачных ударов раздавшихся из-за кровати, к ним присоединилась еще пара невидимых ног. Подошвы еле слышно стукнули о подоконник, и сразу послышался удивленный выкрик:
— Дарково семя! — сверкнула белая вспышка, потревожив Силу Эола.
Окно устояло, зато по большой комнате пронесся сильный ветер, скинувший с кровати практически всё бельё.
— Может, хватит, господа? — участливо спросил Рус, успев оказаться возле двоих стонущих воинов. Стоны стихли и разозленные тиренцы поднялись, злобно сжимая в руках кинжалы.
Злоумышленники не вняли. В сторону одного из стражников сорвалась новая структура из арсенала Ревущих, но бессильно разрушилась, столкнувшись с «обтекателем». В это же время яростный крик «ААА!!!» приближался к «проклятому этруску», но от руки последнего отелилась большая сверкающая желтая «капля», меняющая форму, будто была живой, и плавно, даже можно сказать медленно, поплыла навстречу крикам. Тем не менее, она успела застать невидимых грабителей в полете. Выбросив тысячи «нитей», облепила их желтой сетью и понесла в сторону противоположной стены. Через пару мгновений, с каким-то булькающим стуком, два переплетенных тела повисли на уровне трех локтей от пола. Их держала буквально гудящая от Силы Земли сеть, прилипшая к гладкой каменной поверхности. Это схватка, если только подобное действо можно назвать таким высокопарным словом, длилась едва ли два удара сердца.
— Кто из вас, ишачьи сыны, меня по яйцам пнул! — страшно прорычал один из воинов и, поигрывая кинжалом, медленно направился к мычащим пленникам.
Их кости чуть ли не трещали. Им, бедным, каждый вдох давался тяжело. Но они трепыхались. Слышались невнятные ругательства и во все стороны летели покореженные сетью структуры из Сил Эола и Эоса. А тела магов до сих пор оставались «размазанными». Если бы не четкие очертания видимых и не-магами мелких желтых ячеек, которые обволакивали каждую складку, то…
— Э-эй! Тарангул! Оставь пленни-ков… — последний слог проглотился, потому что Рус, неловко запнулся о край кровати и громыхнулся всем телом, всего какую-то пядь не дотянувшись до ноги воина.
— Кто! Кто! Кто!!! — яростно ревел озверевший стражник, коля кинжалом эту мешанину тел. Впрочем, старался попадать в филейные места. Ответ, если он озвучивался, в этом громком реве просто глох.
Под стеной растеклась уже целая лужа крови, когда Рус, наконец, смог подняться и повалить своего ярого товарища.
— Успокойся, Тарангул, он скажет, все скажет… — увещевал он его и тот постепенно, нехотя, успокаивался, — лучше скажите, — обернулся к висящим стонущим магам, — а то долго я его удерживать не смогу… — доверительно пояснил он, с трудом прижимая снова начинающего звереть друга.
— Унгур это, Унгур его пинал… — раздался слабый сдавленный голос, — мы кровью истечем, отпусти… Рус…
— Тр-р-ус! — прозвучал возмущенный, еще более натужный голос. Видимо, того мага, которому не повезло быть прижатым лицом к стене, — Р-р-р… — прорычал особенно зло и мощная структура Ревущих, хоть и повредилась сетью, но смогла окатить людей, окончательно разрушавшись лишь об их «обтекатели».
— Ага. Понятно, значит Унгур, — согласился Рус, прекрасно помня, что тот являлся Ревущим, а со стражниками боролся Пронзающий, — Ну что ж, ему не поздоровится. А тебя как звать?
— Тезер я, — с готовностью ответил пленник.
— Сколько вас сюда пришло?
— Четверо. Двое в подвале, в комнате, где обычно хранятся одежда, — его пытался заглушить Унгур, но кроме тихого бешенного рычания — ничего не получалось, — и «ящики» стоят с разным хламом. Напротив склада продуктов обычно… отпусти, Рус, кровью истеку, — совсем жалобно попросил Тезер.
— Обязательно! — подбодрил его добрый Хранящий и продолжил «ковать, пока горячо», — Они склонные к Силе? Имена.
— Озбек — Ревущий и Шенул — Хранящий, он воин-маг… — услышав это, Рус сорвался с места. Касанием ладони снял «глушащий и крепящий» Знак с дверей, ударом плеча чуть не сорвал створки с крепчайших петель и полетел вниз по лестницам.
— Освободить… — простонал Тезер.
— Вернется господин Рус и освободит, — грубо перебил его Тарангул, внезапно утратив ярость бергата, — не подохнешь…
— Вообще-то он мне тоже по яйцам попал, — молвил вдруг молчащий до этого второй стражник…
Андрей вторую ночь ночевал в подвале под лестницей, ведущей в круглый коридор в котором находились двери в «пищевой» и «вещевой» склады. Хвала богам и чистюлям — каганам, хитрые узоры которых впитывали всю пыль и грязь, от этих вечных спутников всех погребов и подземелий он не страдал. Зато мучился от негасимого света, не уставая удивляться: «Как Чику удалось разобраться с этим дарковым потолком?».
Дело в том, что принцип «выключения освещения при отходе ко сну» действовал во всех помещениях, в том числе в коридорах и подвалах. Дом улавливал элементарные желания.
Этой ночью Андрей снова не выдержал, уснул. Он еще в прошлую ночь постелил под каменной лестницей какое-то тряпье для мягкости. Чик уверял, что злоумышленники, неважно, поверят они в искренность княжны или нет, хоть и заподозрят засаду, но обязательно придут!
— Они видели «ожерелье» и наверняка проследили, как ты заносил его в дом. Мы посидим здесь безвылазно, они убедят себя, что лишних в комнатах нет. Понимаешь… испытав эту сладость — повелевать, тем более внушенную сущностью демона, от неё трудно отказаться.
На резонный вопрос о Джабуле, мол, он был главным и один «управлял» Гелинией, друг ответил:
— Э-нет. Сущность жадная, она захватывает всех, кто участвовал в ритуале. Нет, о самом ритуале только предполагаю… да точно был, без него бы не «разбудили»! Я знаю демонскую сущность, поверь мне. От Самого, — поднял взгляд вверх, — слышал… — если бы Андрей знал Чика чуть хуже, то подумал бы, что тот шутит. В этот раз он говорил совершенно серьезно. — Так что придется ждать.
Разделились. Рус подобрал двоих толковых воинов и устроил засаду в спальне. — Туда придут главные, чтобы захватить и пытать вас с Грацией. А в подвал, в привычную кладовку, спустится один — два. Ты их легко перехватишь. А Грация потерпит, поспит при свете. Они должны быть убеждены, что спят только в одной комнате.
Заговорщики не видели вокруг дома никакой суеты и должны были увериться в отсутствии «лишнего народа». По крайней мере, себя точно успокоят.
Андрея разбудило чутье воина-мага. Очень осторожно выглянул из-под ступенек и… никого. Вдруг левая дверь (во всех каганских домах «вещевые» половины кладовок, если они вообще были, почему-то обязательно находились слева от лестницы) бесшумно открылась. Удивленный маг-Текущий напряг все «виды» зрения, глубже погрузился в транс и только тогда разглядел легкие, практически незаметные колебания то ли аур, то ли просто игру включившегося на складе света. Двое? В этом не был уверен — люди слишком быстро скрылись. «Или это призраки?..», — мелькнула озадаченная мысль и голову воина-мага заняла пустота боевого транса.
Дверь кладовки распахнулась, дрогнула Сила Гидроса и все помещение наполнилось «липкой росой» — шутливой структурой учеников Текущих. Вода на время прилипала к любым предметам, но особо предпочитала мочить одежды незадачливых юнцов. Невидимки стали видимыми, превратившись в переливчатые ртутные фигуры.
Андрей бросил в ближайшего, словно застывшего человека (теперь сомнений не оставалось — люди) заранее приготовленные, переполненные Силой брызги «мокрого сна» (должны были свалить даже высокого мастера, хотя бы на короткое время) и, не глядя на результат, одним прыжком настиг второго, надеясь подрубить ему ноги, но… намеченный противник вдруг ускорился не хуже его самого.
«А где склонность к Силе?!», — удивление мелькнуло и вновь уступило место пустоте.
Впрочем, ответ он получил сразу, как только попытался поразить неприятеля «ледяными стрелами» — человек окутался «пыльной стеной», но это нисколько не снизило его скорости.
Он сражался «близнецами» и Андрею, со своим длинным мечом, приходилось часто разрывать дистанцию. В тесном помещении это получалось из рук вон плохо. Он неоднократно доставал Хранящего, но его «Утренняя роса» с мощным пробивающим Знаком не могла пробить плотную «пыльную стену», как и клинки Хранящего, когда им удавалось достать Андрея, вязли в его «водопаде». Статус-кво сохранялся почти целый статер, пока Текущий не споткнулся о тело уснувшего грабителя. Не упал, но противник воспользовался моментом и сильным ударом ноги отбросил Андрея к стене, возле которой он зацепился о какой-то ящик и смачно стукнулся головой о каменную перегородку. Свет в глазах померк.
Рус влетел в открытую дверь склада и на мгновение замер. Этого оказалось достаточно, чтобы переполнить сердце жгучей ненавистью.
Связанный Андрей лежал на полу, а один из магов ножом срывал ему уже второй ноготь. Перекошенное болью лицо друга застыло в неслышимом крике. Второй человек, если этих тварей можно назвать людьми, склонился над ним и явно что-то спрашивал. Всех троих окутывала «глушащая» структура из Силы Эоса в виде своеобразного воздушного вихря. Вопрошающий маг, видимо услышав («глушилки» работали односторонне) или почувствовав появление нового действующего лица, резко повернул голову в сторону Руса. Лица главаря четко разглядеть не удалось, но в данный момент оно его не интересовало.
Дело не в туманящей взор ярости — «пасынок Френома» этим давно не страдал, причина — в активированных «браслетах невидимости», уникальных изделиях древних каганов. Рус обходил их довольно просто: сливал часть зрения с Силой Эледриаса и видел. Не четко, но этого хватало.
Размазанная тень метнулась к людям, походя разрушив «глушение». Как ни был быстр воин-маг, но и он не успел. Рем (правый «близнец» Руса), сияя желтым Духом Камня, легко срубил голову Ревущего. Одновременно Ромул, взвыв Духом Ветра, пробил «пыльную стену» (воин-маг успел поставить) и отделил от тела руку, собравшуюся было рубануть по шее Руса «близнецом», возможно, тоже имеющим имя. Шустрым оказался воин-маг, однако — не каган. В следующий миг его утащило «каменной сетью» и припечатало к стене.
— Андрей! — Рус склонился к другу, пустив него Духа Жизни.
— Все нормально, Чик, — хрипло ответил он, — вот, голос сорвал, пока орал. Как у тебя?
— Спеленал… Эх! Кто знал, что самый сильный из них сюда пойдет! — с досады «пасынок» стукнул кулаком об пол. Ссадил костяшки, но даже не поморщился.
— Не кори себя, Чик. Ты правильно думал. Это они неправильные оказались. Но надо же! В Золотом доспехе — победил, а простого, без латного — не смог. Обидно.
— Со всеми бывает, не переживай! Я тоже на арене бывал побежден, и «волки» меня не хуже, чем тебя скручивали… бывает, — успокаивал друга, четко помня рассказ о том сражении: если бы Гелиния не застала Джабула врасплох и он не «потянулся» бы к бусам, дабы воздействовать на неё, то… лучше не думать.
— Хорошо с тобой, Чик, — неожиданно сказал Андрей, — ты всегда найдешь слова… Спасибо за Грацию. Не знаю, какой из неё выйдет маг, но то, что ты сделал её своей «сестрой» — многого стоит.
— Ага, ты еще заплачь тут! — язвительно заметил Рус, понимая, что друг отходит от дикой боли и переживаний. Причем больше, в чем был абсолютно уверен, от беспокойства за жену: «Вдруг они весь дом захватили и Грацию сейчас… не допустите боги!».
— Вон, слышишь, злодей ругаться перестал. Пойду-ка, проверю. Не должен маг от такой ерунды, как обычное кровотечение, сдохнуть, но все же… — сказал Рус, поднимаясь.
— Я с тобой. Да в порядке я! Только ногти сорвали, глиноты вонючие…
Унгур и главарь шайки, воин-маг Хранящий Шенул, бывший первым помощником Джабула, не проронили ни слова, зато Тезер пропел за всех.
Это он, Пронзающий, заметил тщательно замурованную пустоту в пещере на Восточной заставе. Доложил наместнику. Он заинтересовался и позвал в помощь ближайшего Хранящего, которым оказался Шенул. Узоры в камне давно потеряли Силу и они довольно легко добрались до, тогда показалось чьей-то усыпальницы. Посреди небольшой комнатки шагов пять в диаметре, стены и потолок которой испещряли высеченные в камне непонятные руны, стоял прямоугольный каменный ящик очень похожий на саркофаг. Вскрыли. Первым внутрь заглянул Джабул. На несколько ударов сердца замер и, выпрямившись, стал уверенно распоряжаться. Объяснил, что в статуе заточен Дух давно умершего каганского царя и если его освободить, то он откроет все секреты Кальвариона. Кто против такого устоит? Страх, невольно щипавший сердце при вскрытии усыпальницы, почему-то пропал. Пригласили еще двоих знакомых магов (для обряда понадобилось пять склонных к Силе): Унгура и Озбека.
Во время ритуала, четверо магов с четырех сторон света направляли на изваяние кагана «чистую» Силу, причем Джабул предупредил: «Без молитв! Нельзя обращаться к чужим для каганов Богам!», — но сама статуя, тем не менее, впитывала чужую Силу как губка. Чуть не дошли до отката, слушая долгую речь наместника на неизвестном, но невообразимо древнем языке. Под конец он помазал губы мраморного кагана собственной кровью, и на всех снизошло прозрение. Какое блаженство — управлять ничего не замечающими людьми! Правда, получалось далеко не над всеми и не сразу. Приходилось исподволь «притираться» к человеку, и не важно — склонен он к Силе или нет.
Джабул, разумеется, замахнулся на саму княжну. Поменяли в тронном зале одну из статуй и наместник, не снимая «ожерелье власти», терпеливо ждал. Но и время попусту не терял. Ко всем «посвященным» сами собой приходили знания, к нему — особенно. Нашли «браслеты невидимости», «прыжковые пояса» — можно подняться по абсолютно гладкой стене и без боязни прыгать с любой высоты, «универсальные ключи» (Джабул жалел, что подобрал себе дом заранее и грубо разрушил «запорные» узоры: «Сейчас их можно было бы активировать и тогда магистр бы не смог войти!..», но перебираться в другой почему-то не захотел). Много разных полезных вещей нашли и все — из арсенала грабителей или диверсантов. Например, Андрея — победителя Джабула в Золотых доспехах, которые тоже нашли благодаря «знанию», планировали усыпить амулетом «глубинного сна», пробивающим блоки в телесных токах любого мага, хоть магистра. Куда до него «сонному туману» Текущих, «дуновению морфея» Целителей или любым аналогичных амулетам других геянских орденов! После, его должен был допросить Пронзающий — Тезер, а Унгур пугать расправой над женой. Как ни странно, но о каких-либо амулетах для чтения мыслей, «каганский царь» не подсказывал, а причинять жуткую боль могли именно Пронзающие (признанные лидеры в этом деле — Ищущие погибли вместе с исчезновением Эребуса). Самостоятельно, своими силами прочитать память Андрея даже не надеялись.
Но не только этим был вызван «неправильный» расклад. Шенул, как «заместитель» Джабула и самый сильный из всех «посвященных», просто и мысли не мог допустить, что кто-то найдет ожерелье раньше его. Амулет (даже уже совершенно бесполезный!) «притягивал» настолько сильно, что помутил разум опытного воина-мага.
— Это как будто кусок души вырвали, — с горечью пояснил Тезер, — «вместилище» Духа… ну, та статуя царя — пустая. Это мы все почувствовали, а «ожерелье власти» тянет, — и с жадностью смотрел на жемчужные бусы, которые Рус спокойно крутил в руке.
Двое других пленников спали под воздействием «глубинного сна», а Пронзающий сидел, привязанный к стулу. За ним стоял Андрей, поигрывая своим мечом в ножнах, на которых светился «убивающий» Знак. Уже дважды приходилось стучать ими по голове — Тезер пытался формировать какие-то структуры. Антимагических браслетов не было, как и ненадежных «блокираторов». Русу пришлось вспомнить свой горький опыт пленения Каганом. Только Знак, разумеется, на импровизированную дубину наложили не лоосский — «смешение мыслей», а из Силы Гидроса — «убивающий». Без проникновения в тело он оглушал почти как лоосская дубинка.
— И что с ними делать? — спросил Андрей уже поздно вечером, когда и Тезер спал под воздействием «глубинного сна»:
— Хороший амулетик, очень удобным оказался, — не удержался Текущий от похвалы перстня из неизвестного белого металла с обычным на вид камнем — галькой из любого ручья. Ему кольцо налезло только на мизинец.
— Казнить, но без шума, — не думая, приговорила Гелиния. За ней послали еще с утра, она слушала все допросы, — Джабула видели, как он бунт поднял, а эти… еще слухи поползут.
— Правильно, дорогая, — поддержал её Рус, — эти еще ляпнут что-нибудь перед казнью или проклянут, не дай бог.
Все присутствующие знали это выражение, которое бывший Землянин пояснял, заговорщически оглядываясь и украдкой поднимая вверх палец: «Самый главный!». Шутил, но…
— Друзья их искать будут, — засомневалась Грация.
— Нет, друзей у них не осталось. Ты сама слышала, как они относились к другим, — не согласился Рус, — на Восточной заставе от их отсутствия только вздохнут с облегчением. А станут искать — дарки с ними! Знаю я укромное место. По «яме» мы с Андреем их перекинем, а там сожжем… но и это я считаю лишнее.
— Нет Рус! Утаскивай их из города! — не согласилась Гелиния, — с воинов я уже взяла клятву, чтобы держали язык на привязи. И ожерелье это сожги! — брезгливо показала пальцем на бусы в руках у мужа.
— Как скажешь, милая, — пожал плечами супруг, и артефакт в его руках с ревом вспыхнул.
— Ну не так буквально! — возмутилась жена.
Все присутствующие могли бы поклясться, что в реве пламени слышалось веселье Духа Огня.
Глава 20
Аригелий — бывший десятник гвардии ордена Родящих, бывший лоосский раб, а теперь, волею богов, командующий «Армией Свободы», привычно проверял ночные дозоры. В принципе, в них не было необходимости, но он упрямо сохранял четкий армейский порядок, совершенно справедливо считая: «Большой бардак начнется с мелких нарушения», — на чем и стоял. Несмотря на то, что частенько заставал молодых воинов спящими, настроение его продолжало оставаться приподнятым, если не сказать счастливым.
Вчера явился долгожданный Бог — Эледриас и жизнь бывших рабов обрела смысл. Не зря долгие месяцы призывали жрецы, не зря горячо молились тысячи сбежавших невольников. Не зря рабы шли в кафарское пятно, не зря люди терпели лишения, не зря матери хоронили детей — всё не зря! Сумели сохранить надежду и веру, и дождались, хвала Справедливому[37]! Появился Закон, появились обряды — Бог сам передал «Сакральные Списки». А сегодня днем состоялось первое посвящение. В числе сотни жрецов и десяти склонные к Его Силе, посвятился и сам Аригелий. На всех снизошло понимание Его Воли, а значит, стало возможным создавать структуры. Учиться их строить. Завтра еще одно посвящение, числом людей не меньшего первого, послезавтра еще…
Формируется полноценное просвещенное государство, единственная страна, где рабство будет запрещено законом. Главой страны по имени Сильвалифирия[38], царем, освященным венчанием на царство станет он. Впрочем, об этом полководец особо не думал. Сегодня ночью он был просто счастлив.
Лес охотно принимал все прибывающих и прибывающих рабов. Укрывал от погони и «показывал» беглецам путь к своему сердцу. Иногда даже одинокого раба сопровождал невидимый Засадник, одним своим рыком направляя в нужную сторону. Плоды кормили, ручьи поили. А вот огонь Лес не терпел, как не давал и охотиться. Ветки сбивали стрелы и копья или животное словно растворялось в траве, пропуская оружие над собой. Обычно хватало одного такого предупреждения, как бы говорящего: «Вас не едят, и вы не имейте совесть». Для недалеких умом это повторялось еще три раза, а после, увы, шло наказание — смерть в пасти какого-либо хищника, коих вокруг моталось видимо-невидимо.
Туго приходилось зимой, когда на ночь беглецы зарывались в опавшую листву, жались друг к другу. Кормились «случайно» найденными запасами неведомых животных — теми же сытными плодами и орехами. Сейчас, летом, об этом вспоминать не хотелось, а порой и не верилось. Конечно, всем надоела вегетарианская диета, зато такой еды теперь вдоволь. Спасибо, Справедливый!
Кафарское пятно — потерянная страна древних Перворожденных, прямых предков клана «Заря-в-утренней-росе-на-Юном-Листочке». В сердце Леса, на двенадцати холмах раскинулся город «Великая Столица, умытая Зарей в утренней росе на Юном Листочке из Побега Изначального Древа». «Современные» альганы из клана «Зари…» говорили все же сокращенно: «Столица Древа». По возрасту она была старше Кальвариона на немыслимые тысячелетия, когда Перворожденные действительно являлись таковыми.
Ну как город… в человеческом понимании его и вовсе не было. Двенадцать практически голых (по сравнению с остальным Лесом) идеально-правильных холмов стояли вразброс, без намека на планировку. Расстояние между самыми дальними возвышенностями составляло мили четыре. Каждый холм венчало огромное Древо Жизни и они разнились по высоте: от восьмидесяти до ста восьмидесяти локтей. Их кроны были такими размашистыми, что сливались друг с другом, закрывая «город» вечной тенью, которая не создавала духоты и нисколько не уменьшала освещенность. При такой высоте — неудивительно, здесь и магия не нужна.
Если бы знающий эльф посмотрел на «Столицу Древа» сверху, то… да-да, холмы с деревьями соответствующей высоты стояли на проекции известных тогда обитаемых миров. Вот только вырастить на земле звездное небо, наподобие кальварионских построек, древние Перворожденные не посчитали нужным.
Дома стояли густо, занимали все свободное пространство между холмами, но и на «улицы» — газоны места оставалось вполне достаточно. Если бы тот же самый эльф посмотрел бы еще внимательней, то заметил бы, что город «оплетал» бывшие Древа Жизни замысловатым, но удивительно гармоничным и красивым узором, о значении которого даже он вряд ли бы вспомнил.
Ну как дома… большие хибары из выросших по кругу вечнозеленых деревьев, густо переплетенных лианами. Неплохие стены, кстати. Склоненные друг к другу и тоже переплетенные кроны создавали крышу. Очень даже тепло и непромокаемо, а летом не жарко. Окна — круглые просветы между расступившимися ветвями, затянутые тончайшей, но прочной корой, прекрасно пропускающей свет. Двери — густые, хитро сросшиеся ветви, которые нужно было отгибать, и открывались они единой «пластиной», причем довольно легко.
Размер среднего «здания» составлял не меньше десяти шагов в поперечнике, высота — локтей пятнадцать. Закрадывалось подозрение, что внутри домов альганы легко растили перегородки, деля одно большое помещение на несколько. А так, в «первозданном» виде, у стены единственной комнаты в обязательном порядке стояла широкая овальная кровать, имелся шкаф и комод, а центральное место занимал стол с десятком не сдвигаемых, выросших из земли стульев. Пол в доме устилал ковер из настолько плотной живой травы, что по мягкости и приятности на ощупь мог дать фору своим обычным шерстяным собратьям. И «ящики», и вся остальная мебель, были живыми и росли из пола и стен в виде плотно переплетенных веток без листьев. Кровать покрывала травяная «перина», которая была чуть ли не мягче набитой перьями каганской и что удивительно — не марала белье.
Конечно, по меркам Кальвариона «строения» выглядели убого, но для бывших рабов эти помещения показались лучше божественных чертогов. Особенно по контрасту с Лесом: на улице шел нудный зимний дождь, а в доме сухо, тепло и светло (пока все обитатели не ложились спать), причем без всяких обогревательных и осветительных амулетов. Кстати, в шкафах и комодах часто находили одежду и белье по качеству ничуть не уступавшие каганским. Только расцветка варьировала в бело-серо-зеленых тонах. Попадалась и посуда. Как ни странно — керамическая. Только как без огня готовить?
«Купель», увы, отсутствовала. Все санитарные удобства располагались на улице. В небольшом «цилиндре» — туалет с живым «унитазом» и живыми же листьями для подтирки. К отхожему месту примыкал маленький пруд с всегда теплой водой, огражденный ростовым забором. В альганский рост, разумеется.
Температуру воды люди быстро научились регулировать. Она «слушала» четкое желание купающегося — моющегося — стирающего. Куда девалась грязь — неизвестно, как и, простите, дерьмо из «унитаза». Но факт остается фактом — даже при стирке самых замызганных вещей вода буквально за полстатера восстанавливала первоначальную чистоту. И «мыло» имелось — толстые листья травы, напоминающие лопух. Отломил, помылил, смыл. Так же стирать. Только оторви листок побольше. Альганы вряд ли утруждали себя таким «низким» занятием, наверняка использовали какие-нибудь хитрые узоры, а вот люди и без магии приспособились.
Выше по склонам, дома стояли редко. Трех-четырех-пяти ярусные здания с перекрытиями и лестницами, росшими прямо из стен. Обязательно имелась «купель» (вода шла по полым стволам), а то и не одна. Много мебели, среди которой встречалась и «мертвые» экземпляры, то есть резные деревянные сундуки, шкатулки, плетеные кресла и многое другое, включая зеркала из неизвестного металла и украшения из золота-серебра с драгоценными камнями.
Когда Аригелий впервые поднялся на центральный холм, на котором росло самое высокое дерево, неприятно напомнившее гигантское Древо Лоос, то практически не увидел город. Милях в пяти от полководца начинался Лес, окружающий столицу древних альганов плотной стеной. Из него выходили шесть четко видимых дорог — почти прямые полосы низкой светлой зелени среди высокого разнотравья и одиночных кустов. Нити тянулись к холмам, попадали в тень огромных деревьев, и словно растворялись в… города не было. Крыши домов сливались с вездесущей зеленью, улицы, имеющие другой тон, с непривычки трудно различались. Лишь многочисленные зеркала мини-прудов, цветущие газоны (зимой!), и спокойно пасущиеся белоснежные единороги разбавляли сплошную растительность. Пейзаж, достойный кисти великих живописцев.
— Интересно, — произнес философ (бывший раб — наставник одной известной месхитопольской школы), — вышеживущим было не зазорно подглядывать за купанием альганов победнее?
Аригелий посмотрел на большие дома. Они составляли явное меньшинство. На каждой возвышенности не более десятка. Скорей всего в них жили сановники и сам царь. Возможно, высшие жрецы. Остальные довольствовались «низом».
Философ Сергий присоединился к нему практически с самого начала восстания: в Месхитополе, во время «операции по захвату оружия», а попросту — грабежа. С тех пор не разлучался с командующим. На вопрос: «А ты-то куда? Тебя скоро за заслуги на волю отпустят!», он ответил просто и в то же время уклончиво: «Хочу побывать в пятне. Вы же туда направитесь? Вот и меня захватили легенды…». Впоследствии, лоосский гвардеец не раз благодарил богов за такого спутника — он оказался кладезем знаний. Перечитал все книги мира, не иначе. «Всего не ведают даже Боги, — шутливо отвечал он на подобные намеки, — больше знаешь — еще больше не ведаешь и что обидно — знаешь об этом!».
— Мы, Сергий, наблюдать не будем, — заверил философа командир, — ни мы, никто другой. Пока. Эти дома надо завоевать!
— Государство без иерархии невозможно, — согласился с ним собеседник, — верно мыслишь. Только как будем «завоевывать»?
— Посмотрим, — уклончиво ответил полководец, — подождем еще людей. Чувствую, много здесь соберется. Пока зима, ладно, пусть народ отъедается и отдыхает, а весной, то есть через декаду — другую, склады перекрою. Объявлю неприкосновенным запасом. Надо заставить народ работать, иначе… — Сергий не ответил. Оба понимали, как бывает «иначе».
Склады (единственные большие дома в низине) стояли на удобных перекрестках между холмами. Три здания-склада всегда располагались рядом: пищевой (все продукты были завернуты в тонкие пленочные упаковки с узором, пропитанным Силой), вещевой (одежда и ткани) и оружейный. В нем хранились мечи-близнецы, луки-стрелы, легкие открытые латы белого металла, коих было мало, и непонятные амулеты — еще меньше. Вооружение являлось артефактом — руках людей, не склонных к Силе Эледриаса, оно портилось, а деревянные, янтарные и жемчужные амулеты, выполненные в виде сережек, перстней и браслетов — не рассыпались. Но и что с ними делать было не ясно.
Аригелий сразу распорядился поставить ко всем складам охрану — а это шестьдесят зданий. Пришлось задействовать половину боеспособных преданных воинов.
Полководцу удалось привести сюда более пяти тысяч человек и все набросились на хлеб и вино. Перепились бы насмерть, включая женщин и детей, которых, кстати, было две трети от общего числа. Много мужчин — воинов погибло… точнее, тех, кто хоть как-то держал оружие, слишком много. Только благодаря таланту Аригелия и непрерывному наплыву новых и новых рабов «Армии Свободы» удалось выжить.
Хлеб! Люди соскучились по нему, пожалуй, сильнее, чем по вину. Месяц с боями «отступали» к пятну и две декады пробирались по Лесу. Сразу задались резонным вопросом: если есть печеные лепешки (очень вкусные и сытные), значит, есть и печи. То же самое касалось оружия — где-то же его ковали? А где растили тот же хлеб?
Сначала обнаружили поля незнакомого злака. Он рос на обширных полянах в окружающем город Лесу. Удивительно, как не наткнулись на них ранее, когда брели сюда.
«Вот и найдена одна работа, — облегченно подумал Аригелий, — половина моего народа (такими категориями рассуждал теперь бывший десятник неархейского происхождения) занималась земледелием…».
Чуть позже под, одним городским холмом нашли обширные пещеры — мастерские и пекарни. Возвышенность сразу получила имя «Кузнечной горы». У неформального, но авторитетного главы новой государства отлегло от сердца — вот и занятие для другой половины народа, в основном мастеровитого.
Кузницы стояли вперемежку с алхимическими лабораториями, в которых в самой разнообразной таре хранилось множество неизвестных эликсиров, а в горнах до сих пор горел непонятный жар. Разбираться и разбираться! Как и с дровами для давно холодных пекарен. Где брать? Лес не позволяет. Одна надежда — на нового Бога. Судя по наличию труб и отсутствию золы, и копоти, сами альганы пользовались каким-то другим источником тепла, но именно горящим, а не магическим, как в горнах.
Молились, как умели, почти все. Наиболее рьяные сами собой выделились в жрецы. Понимали, что Лес пропусках их, рабов, не просто так, и склонные к Силе, которые появились в основном из бывших лоосских рабов, утверждали, что Сила Леса не совсем разумная, а значит, Бог пока еще не пришел. Или не родился — об этом не утихали споры. Безмозглость Силы, выполняющую пока только одну задачу — спасение бывших рабов, они чувствовали интуитивно, не могли описать «каким органом» и понятия не имели «с какой стороны браться за Силу». На собственной шкуре испытали только две необычные способности: стали живыми Знаками, о которых разбивались структуры из иных Сил, и ранения заживали, пожалуй, лучше, чем при использовании лоосских бальзамов. Другие «склонные», которым «не посчастливилось» испытать на себе лоосское рабство, таких способностей не имели. Так что Бога ждали. И он пришел.
А до Его явления, Аригелий с самыми верными сподвижникам, успел жестко погасить три бунта и пережить пять покушений. Народ прибывал непрерывно, а среди них попадались и целые разбойничьи шайки. Они, отведав вкус чересчур вольной жизни, сталкивались с практически армейской дисциплиной, которую поддерживал во всем городе бывший гвардеец. У них нашлись честолюбивые лидеры, готовые «взять на себя бремя ответственности», и они не воевали в составе «Армии Свободы», не восхищались её командиром и не испытывали к нему пиетет, коим грешили большинство «месхитинцев». Но и они пороптали, когда их кумир закрыл склады, выдавая только самое необходимое; организовал сбор пропитания в надоевшем лесу, отбирал людей — земледельцев. То есть — снова заставлял работать. Бывшие невольники посчитали это «несправедливым».
В общем, Аригелий только укрепил свое положение и сумел обойтись малой кровью. Казнил зачинщиков, и тех, кто замарался в крови. Остальных бунтовщиков «великодушно» прощал, отселял на окраины города (подальше от складов) и назначал наказание в виде добывания особо вкусных «земляных яблок» — что-то наподобие Земного картофеля, который можно было есть сырым, и эти корнеплоды долго не портились. К сожаленью, «яблоки» приходилось искать довольно далеко от города.
Вечером Сергий зашел к Аригелию. Командующий жил в «нижнем» доме и как раз в этот момент обсуждал со Старшими жрецами, выбранными непосредственно Эледриасом, свое венчание и переезд в самый верхний, самый большой дом.
Вообще-то, государство де-факто уже сложилось.
Имелась армия, из которой выделилась Гвардия — самые преданные лично командиру и самые умелые воины. Появилась тайная служба, корпус Следящих за Прядком, выделилось жреческое сословие и, что удивительно, возникли купцы. Они скупали у собирателей, ремесленников, гончаров (брать глину лес позволял, а обжигать пристроились в кузницах), крестьян, работа которых заключалась только в снятии урожая — пахать и сеять не было необходимости, их продукцию и торговали на стихийно возникших рынках. В качестве денег использовались принесенные с собой «общегеянские» монеты. Склонные к Силе организовали орден, назвались Освобождающими и даже выбрали себе Генерала — Феофана, бывшего лоосского раба. Он первый, еще до посвящения, самостоятельно научился входить в транс и пытался управлять Силой. Правда, чуть не погиб при этом, но важен сам факт.
Венчание должно было оформить государство юридически. Аригелий официально огласит название страны — Сильвалифирия и столицы — Эледриаполь. Народ ему присягнет и все станут подданными.
Сергий не вмешивался в беседу будущего царя со жрецами и обратился только после их ухода.
— Отчего такие тайны? — поинтересовался Аригелий, наливая вина себе и гостю, — перекусить не желаешь?
— Спасибо, я сыт, — ответил философ и в который раз посетовал, — Эх, скорей бы жрецы провели обряд «прощения»! Соскучился по мясному и вообще горячему! У костра посидеть…
Как сказал Эледриас, «стоит истинно моим жрецам провести обряд Прощения у Леса моего, то можно будет брать от него и древа, и мясо, и огонь разводить. Но только лишь извинившись словами: «Прости, Великий Лес, но это только для прокормления моего и восхваления Бога моего и твоего». Так должен произносить каждый, кто идет в Лес за дарами, умерщвляя его». А если удастся привести в город борков и иную живность, то это совсем без проблем. И доить, и забивать можно без молитв. А по окрестным полям, да и в самой столице полно места для пастбищ. И топить в городских пекарнях, и во дворах домов разжигать огонь (внутри — проблематично, все же живое дерево) можно будет свободно.
— Завтра проведут, — устало ответил будущий царь, — все соскучились. Так чего хотел?
Сергий сел на живой стул, сразу опустившийся под его невысокий рост, и заговорил издалека:
— Помнишь, я говорил, что хочу побывать в пятне, проверить легенды… — дождался согласного кивка и продолжил. — Наша школа изучала мироздание в целом. Меня, как раба, охотнее других допускали в библиотеки большинства орденов. Словно не замечали… Есть много теорий мироздания. Наша школа выдвинула свою. Не буду объяснять какую, она все равно отлична от моей личной…
— Не тяни, — недовольно проговорил Аригелий, прекрасно выучив привычку своего советника начинать издалека. О его школе из уст Сергия он слышал уже неоднократно.
— Я стараюсь! — честно ответил философ, — Как-то раз у меня консультировался Главный Следящий Месхитии. Он так делал иногда. Я — гораздо покладистее орденов. Они Следящих не очень жалуют. Он поинтересовался, может ли у этруска, склонного к Призыву, быть посвящение Гее. Я ответил, что может и более того, с это началось само просвещение ойкумены. Поговорили еще кое-о-чем и он ушел, — Сергий отпил вина и надолго задумался. Аригелий не перебивал. Он проворачивал в голове завтрашний день и слушал в пол-уха.
— После случилась «Ссора Богов». Сгинули Эребус и Лоос, причем последняя вместе с Силой. Рабы освободились и закрылся «общий астрал». Тем самым ослепла погоня за нами и перестали строиться Звездные пути. Я долго думал над всем этим. Когда уже шел с нашей армией и всё думал. Всё более-менее сложилось, когда вспомнил тот разговор со Следящим… — командир с интересом повернулся к Сергию. — Ты наверняка еще не можешь понять в чем дело. Я тоже долго не понимал, — бывший школьный наставник жадно допил бокал и подставил налить еще. Аригелий наполнил.
— А не кажется ли тебе, — философ перегнулся через стол и почти уперся в своего командира, — что всё это, — он неопределенно обвел вокруг, — как-то по-человечески? Я не о Лесе. Я о «Ссоре Богов» и её последствиях…
— Как это? — не понял Аригелий.
— Смотри сам. Во-первых, «Ссору» ничего не предвещало. Я прочитал много хроник и в предыдущих случаях обязательно были предвестники. Во-вторых, меньше всех пострадали этруски и Хранящие. Я узнал это за те полторы декады, пока вы, лоосские рабы, «пробуждались». Тогда сама собой вспомнилась беседа со Следящим. Но самое главное — результаты той «битвы». Если откинуть малозначительные факты, то в выигрыше остались только мы, рабы. Альганы с каганами исчезли… освободив место нам! О неработающих «ошейниках», об «ослепших» магах, о невозможности создания Звездных троп я уже говорил. Вырисовывается интересная картина, — Аригелий уже не пропускал ни слова, — это очень похоже на месть освободившегося раба и скорей всего лоосского.
Будущий царь захлопал глазами более, чем недоуменно. Сергий, усмехнувшись, продолжил:
— Несуразные результаты для Богов после той «ссоры», они чисто человеческие. Один закрытый «общий астрал» чего стоит! Богам это делать совершенно ни к чему, поверь мне.
— Но лоосское рабство… — заговорил, наконец, будущий царь.
— Необратимо? А твой пример? А на что были способны первые археи, принявшее посвящение Гее? В хрониках самих этрусков об этом написано очень туманно… — личная философия наставника школы «Основ мироздания» отличалась от общепризнанной концепции: «Обращение в лоосское рабство необратимо, как посвящение любому Богу…», он считал, что оно вполне обратимо… если у раба «проснется» задавленная структурой воля. Сергий не соглашался с утверждением, что жрицы «перестраивают душу невольника, разрушая само понятие — воля». Полагал, что только «давят». Но освободиться может далеко не каждый, и даже не просто человек, а…
— Но кто люди, а кто Боги!!! — возмутился Аригелий.
— У этрусков интересный бог, Френом, — воодушевленно пояснил Сергий, — Он, бывало, оставлял на земле своих детей — людей…
— Ты хочешь сказать…
— Нет, сам бывший лоосский раб — не Бог, но сын Бога! Он попросил отца отомстить Лоос и… скажем, прогнать Эребуса. Френом, возможно, заручился поддержкой Геи. Она принимала посвящение у сына Френома, а это не за просто так… Надо найти человека — этруска, который был лоосским рабом! — сказал, как припечатал. Философ, несколько раз проверял свои сомнительные умозаключения и полностью уверился в своей правоте. — Не слышал? Я тоже. Надеялся встретить его здесь… Ты не против, Аригелий, если смышлёный человек отправится в Месхитополь и пороется в документах ордена Родящих?
— Если только это будешь не ты, — пробормотал запутанный Аригелий.
— Не я. Есть молодые — сообразительные. Я подобрал одного.
— Да все пергаменты наверняка по другим орденам растащили! — предположение Сергия не укладывалось в голове — слишком невероятно.
— Возможно. Но ты сам знал лоосский секретариат: в двух, а то и в трех экземплярах все делалось.
— Отправляй, — решительно согласился Аригелий. «Будь что будет!», — но перед поездкой — ко мне. Побеседую. Проверю его легенду… А зачем он нам вообще тот этруск? Даже если ты прав, — в существовании «сына бога», как и в Сергиевской интерпретации «Ссоры богов» он очень сомневался. А вот в освободившегося лоосского раба — поверил. Слишком сильна была ненависть с бывшим хозяйкам, и так хотелось надеяться, что хоть кто-то ушел от них сам, без божественного вмешательства.
— Как зачем?! — теперь возмутился Сергий.
«Одно только общение с настоящим сыном Бога чего стоит! А как всё возникло, с чего? Может, он в вопросах мироздания сведущ много больше моего!..», — но для командира ответил по-другому:
— Он может помочь нам разобраться со структурами из Силы Эледриаса. Или ты подскажешь другого наставника в орден?
— Так он же посвящен Гее! Недоговариваешь ты что-то…
— Это так, посвящен богине Земли. Но кроме того… я не говорил? Со слов месхитинского Следящего выходило, что он еще и маг-Хранящий, а значит, в состоянии разобраться и с Силой Эледриаса на примере Силы Геи. А раз он успел побывать в рабстве, то чваниться не станет. А предложи другого наставника? Сам понимаешь — бесполезно. Сила Эледриаса не исследована людьми, — будущий царь вынужденно согласился с этими доводами, — да и вообще, сын Бога! Вдумайся, Аригелий! — а этих восторгов правитель Сильвалифирии не разделял. Хотел бы — настоящий божий сын пришел бы сам.
Эледриас не касался «ссоры Богов», не упоминал о судьбе каганов с альганами, сказав лишь, что все пятна теперь принадлежат людям, и дал только самые общие указания по поводу управления своей Силой. Знания любого мага очень бы пригодились. Среди двадцати трех тысяч будущих подданных, конечно же, не нашлось ни одного, кто обучался в одном из орденов. Археи, а тем более маги — не могли попасть в число рабов. Даже лооски не решались на такое вопиющее нарушение неписанного, но чтимого на всей ойкумене закона. А вот наставников не магических школ среди бывших рабов хватало. Теперь они занимались обучением тысяч детей. Бывший гвардеец решил основать страну всеобщей грамотности.
«Надо приглашать какого-нибудь мага… «Соблазнением» одного — двоих отпускных займется специальная команда, но это не отменяет поиски возможного сына загадочного Бога, вероятного виновника последних событий… это, конечно, домыслы Сергия, но надо проверить. А вдруг?», — но скоро, загруженный проблемами Аригелий, совсем выкинул из головы это предположение сумасбродного философа.
С молодым человеком, типичным месхитинским торговцем средней руки, встретился на следующий день. Остался доволен выдуманной им историей и благословил на нелегкую миссию. Тот ускакал на пятнистом единороге. Кстати, это редкость среди практически белоснежных альганских красавцев. Служба безопасности постаралась.
Спустя полторы декады, молодой купец на белом в яблоках единороге подъезжал к некогда знаменитому Месхитопольскому храму Лоос. Самое большое на Гее, единственное плодоносящее Древо Лоос раньше открывалось за много миль, поражая путников своей чуждостью. Теперь же храм возникал внезапно. Хоть поворачивай с месхитопольской дороги, хоть с эритопольской, но храм возникал сразу, вместе с одноименным холмом, на вершине которого он и расположился. Его портики с колоннадами по-прежнему сверкали пурпурным оттенком великолепного мрамора, но… говорили лишь об умирании. По всей храмовой территории валялись трухлявые куски некогда грозного дерева вперемежку с другим мусором, характерным для полного запустения. И от этого вида несло какой-то иррациональной жутью, словно от привидения. Собственно, храм и стал призраком своего былого величия.
— Хи-хи-хи, раб, — глумливый голос заставил Максима вздрогнуть. Вскоре появилась и его обладательница. Седая как лунь старуха с редкими волосами сгибалась, опираясь на посох не для форсу, а для поддержки слабых ног. Она медленно вышла из-за низенького каменного заборчика и встала в широком воротном проеме с начисто отсутствующими створками. Местные жители да восставшие рабы постарались — порушили и унесли с собой всё, что можно вынести.
— Хи-хи, раб, — повторила она, глядя на всадника сумасшедшими глазами. У Максима отлегло от сердца. Невольно подумал, что его раскрыли, — мы все рабы, купец, — проскрипела она и зашлась в тихом и от этого еще более жутком смехе.
«Дарки с ней, с убогой. Объеду», — решил посланец Сергия и спокойно въехал на территорию бывшего храма.
— Рабы! Рабы! — доносилось до него сквозь смех, — я это знаю точно! Я сама была рабыней, Срединной жрицей…
«Фу-у-ух, ну и местечко… — Макс повел плечами, отгоняя липкий страх, — а что, вполне возможно. Здесь жриц по рассказам было около тысячи, а похоронены по обряду — единицы. Могли приведениями стать, вполне…», — впрочем, за этими размышлениями время не терял, а подъезжал к трехэтажному зданию секретариата.
Двери и окна отсутствовали. Внутри царил хаос из обломков дерева, камня и кусков пергамента. Хвала богам, лестницы уцелели.
Максим, почти всю взрослую жизнь служивший купцу с далеко не чистыми руками, умел искать. То, зачем пришел, нашел только в четвертую вечернюю четверть и стрелой вылетел с территории мертвого храма. Лучше ночевать у Тартара в заднице, чем там! Не обнаружил бы копии писем, снятые наверняка одной из интригующих сторон, то вернулся бы туда только утром. Ну их, этих привидений…
В столицу Месхитии не поехал, а остановился ночевать в трактире на этитопольском тракте. В комнате, при свете масляного светильника, вчитался в найденные под туалетной половицей письма. До этого просто пробежал по ним взглядом.
Все записи оказались жалобами на Верховную жрицу, подписанные одним именем: Томила. Без указания должности и жреческой степени. «Нет, это не подпись, — определил бывший купеческий раб — исполнитель деликатных поручений, — все написано одним почерком, это имя источника сведений…». Почему он решил, что эти письма именно то, что нужно — окончательно понял только теперь. Ему повезло, что глянув на первый же лист обратил внимание на фразу «личного раба Верховной…». Сунул пакет за пазуху и вон из темнеющего дома, где становилось все страшнее и страшнее.
«Варвара с Северных Островов, как уверяла сама Флорина, Верховная поработила не просто так, а по личным мотивам, — читал он в одном письме, — Приору ордена удалось узнать о его снах. Это была месть Флорины, как отвергнутой женщины. Она добивалась его расположения, то есть пыталась нарушить главный запрет Верховенства — возжелала мужчину. О, Пресветлая, вразуми недостойную! Я очень надеюсь, что в этот раз ареопаг поможет наставить её на путь истинного служения Пресветлой…
…откуда точно она притащила того варвара — неизвестно. Сам Чик, такого прозвище раба, повторяет, как попугай: с Северных Островов, что в Северном море. Вполне возможно, так как лицом он вылитый этруск, а фигурой больше похож на варваров — кочевников. Они, те кочевники, любят пленить этрусских дев и делать из них наложниц…
…жаль, что получены достоверные сведения о гибели раба в кафарском пятне, а то мы непременно представили бы его перед ареопагом…»
У Максима крутилось в голове: «Чик… Чик…», — и вдруг как озарение:
«Точно!!! Это он жил во дворе Дигона! С этим… Андреем — учеником Текущих! Беспамятным был. Лицом — вылитый этруск, а ростом не вышел. Спасибо, Справедливый, что надоумил меня! Рука сама не хотела отпускать эти письма…», — не подумал, правда, о том, что начало смеркаться и неизвестно, стал бы он их брать, если бы нашел раньше. Кучу пергамента до этой пачки выбросил!
«Как причудливо, плетет свою пряжу Клио!», — удивлялся он, вспоминая…
Через несколько месяцев после исчезновения Чика, Дигон взял раба с собой. Почему-то именно его, а не настоящую охрану, хотя боялся каждого шороха. Повел к лооскам. Вышел от них довольный:
— Меня еще никто не смел безнаказанно грабить! — это он о пропавшем бивне Ягодника, — Вот я, Максим, не пожадничал и второй бивень лооскам пожертвовал, зато Чику теперь не поздоровится! Ишь, гладиатором заделался! Этруск Четвертый и какой-то там Засадник. Тьфу! Думает, у меня руки коротки, думает, я от одной его улыбочки в штаны наложил! А вот этого не хочешь? — и неизвестно кому показал неприличный жест.
Через декаду, когда Дигону принесли предписание выплатить огромный штраф «за клевету и попытку контрабанды», Максим поплатился за свидетельство тогдашнего «триумфа» хозяина. Купец его жестоко избил. Лично, не позвав охрану.
— Если ты, борковский выкидыш, хоть кому-нибудь, хоть слово… не рассказывал о лоосках? — спросил Дигон, тяжело дыша. Устал, бедный, от долгого избиения беззащитного человека.
— Как можно, хозяин… — прохрипел Максим через распухшие кровоточащие губы.
— Смотри, мразь. Последних денег не пожалею, а одену на тебя ошейник. Понял?!
— Понял, господин, — ответил раб.
Повезло. Злопамятного купца сильно подкосил тот штраф и больше он не поднялся. Ошейник не купил, но и продать Максима — не продавал. Хотя расстался и с домом, и с охраной, и с большинством рабов.
После «Ссоры Богов» Макс почувствовал, что метка пропала. Каким именно органом — неизвестно, но то же самое поняли все рабы ойкумены. Многие побежали к «альганам — защитникам рабов», о которых среди невольников, особенно потомственных, давно ходили легенды, как об Освободителях. Ушел от Дигона и Максим. Под Горгоной присоединился к кафарской «Армии Освобождения». Покуролесил с ними, пока войска их почти не разбили, и спокойно зашел в пятно. К этому времени он сам возглавлял отряд в пять десятков вооруженных мужчин и около сотни женщин с детьми. С Сергием познакомился уже в альганской столице, куда пришел всего на несколько дней позже месхитинской «Армии Свободы» под предводительством Аригелия.
После он думал:
«Странно получается. Кафарцы рядом с пятном находились, многие зашли в него почти сразу после «Ссоры Богов», а в город пришли чуть ли не вровень с месхитинцами, а ведь им гораздо дальше. Не иначе, Лес нас водил, поджидал именно «Армию Свободы»… нет, лично Аригелия ждал. Сильный человек. Выделил его Справедливый еще до своего появления на благословенной Гее. Иного объяснения не нахожу… прости, если я не прав, Справедливый!».
Проснувшись в середине третьей утренней четверти, Максим повернул обратно. Поедет в Месхитополь к самому Главному Следящему. Он может подсказать, где искать того «Чика». Они с Сергием обсуждали этот вариант. Ехал неторопливо и отгонял от себя навязчивые мысли о том, что «кролик сам идет змее в пасть». Конечно, с наскока к нему идти не стоит, да и вряд ли получится. Сначала разведка.
Глава 21
Последний месяц Кальварион «стонал» в жестких ручках госпожи Гелингин. Возрождалась дисциплина, возвращался армейский порядок. Готовились к «приему» первой партии переселенцев числом пять — шесть тысяч человек. В основном женщин, детей, молодых мужчин, совсем юнцов и, конечно, немного стариков — уважаемых старейшин.
Кальварионцы, а с чьего-то легкого языка так стали называть себя первые пять сотен тиренцев, узнали о будущем прибавлении «семейства» из уст самого… Пиренгула! Он же и придал толчок возрождению порядка, чуть ли не буквально пнув кого надо и не надо по мягкому месту. Месяц назад это случилось, буквально через четыре дня после позорного бунта.
«Простите, Предки! Это всё Джабул, он один достоин забвения…», — стонал среднестатистический совестливый воин после «выражения крайнего неодобрения» со стороны княж… нет, уже полноправной княгини.
Читать бесплатно другие книги:
