Рус. Защитник и освободитель Крабов Вадим
А пять тысяч — давно согласованное с князем число.
— Это даже не обман, а легкое преувеличение. Сколько могут провезти большие суда кушингов, никто точно не знает, уверяю тебя, Пиренгул, — и убедил хитрого сармата. Тот собирался вещать царям о двух тысячах. Пять — еще лучше. И мысли не возникнет нарушить будущее соглашение.
Тирский князь понимал — центральные царства не остановятся. Слишком вкусное место — эндогорское пятно и слишком сильна Эндогория, чтобы следующая коалиционная армия надумала пройти через неё. Так что иных путей, кроме как через степной Тир попросту не существует. Пока отбился, но это временно. Единственная устраивающая всех ситуация — выделить проход по границе между степью и пустыней. Пиренгул собрался его предоставить, для надежности окружив патрулями, в котором станут периодически мелькать этруски. Пяти сотен вполне достаточно, остальным найдется служба в пятне. Пора приступать к серьезному освоению.
Судя по докладам из Кальвариона, рядом с его долиной находится еще одна и как раз в ней обнаружился богатый рудник. Каганит, железо и еще боги ведают что. Текущий — алхимик не разобрался. Знал ли о том руднике Рус или нет — неизвестно. Пиренгул склонялся к мысли, что этруска интересовал только сам город. Это понятно, каганская столица — бриллиант в венце пятна. Зато у князя появился изумруд: буквально за день до победного сражения его армии он стал соседом Гелингин, владетелем долины Альвадис — «Белой долины». Лично придумал название, основываясь на цвете каганита. Документ оформлен, освящен в храме Пирения, осталось в ней закрепиться.
Стоит добавить, что весть о «божественном» происхождении зятя принесла подозрительному Пиренгулу огромное облегчение. Сложилось всё. И невозможные знания о пятне, и благоволение к нему Великих Шаманов и другие невероятные возможности. Даже нежелание Руса появляться в Кальварионе легко объяснялась запретом его отца-отчима Френома, который скоро должен смениться разрешением. В ином случае зять не отправил бы туда Гелингин. Князь был уверен, что «хитрый этруск» ничего не делает зря.
Рус приближался к столице со стороны «Закатного ветерка». Он специально выбрал этот маршрут, надеясь передать пленника страже, а самому заглянуть на виллу. Со Следящим успел наговориться вдоволь и не имел желания приглашать его в гости.
Отсутствие привычного дорожного поста навеяло неприятные подозрения, а увидев распахнутые ворота, Рус пустил Воронка в галоп. Борис поспешил за ним. Перед распахнутыми створками хозяин виллы резко остановился и крикнул:
— Эй, стража! — в ответ молчание, — есть кто живой? — снова без ответа. Обернулся к Борису и уточнил, — ты голосов не слышишь? — сам был закрыт «пыльной стеной», которая приглушала звуки. Следящий отрицательно покачал головой.
— Держись за мной и смотри в оба, — скомандовал Рус и шагом въехал на территорию виллы.
Открылась картина тотального разграбления. На дорожке от дома, на истоптанных газонах валялись тряпки, постельное белье и одна порванная подушка. Пух и перья разлетелись по всей вилле. Парадный вход зиял провальной темнотой, подсвеченной отблесками открытого прохода во внутренний дворик. Хвала богам, трупы не наблюдались.
— Грабители ушли, Рус, — сказал Следящий, — грабили ночью, а твоих слуг скорей всего загнали куда-нибудь в укромное место…
Не дослушав Бориса, Рус сорвался с места. Людей нашел в привычной им большой комнате в подвале дома, куда их неоднократно загоняли во время визитов «княжеских караванов». Избитые привратники Осбан и Серенгул лежали без сознания, остальные отделались сильным испугом.
— Господин Рус, господин Рус, как мы тебя ждали!.. — причитала Асмальгин пока он «запускал» в искалеченных привратников Духа Жизни.
«Жить будут, — успокоил тот «Большого друга», — но повреждения значительные. Без помощи целителей мои «дети» справятся только за декаду. Кости пальцев раздроблены. В сознание не желательно приводить весь период лечения — испугаются Духов».
«Работай, друг. Но как только они окажутся у Целителей, выходи…», — Руса охватило тихое бешенство.
— Асмальгин! — жестким тоном прекратил испуганный гомон слуг, — выводи людей, приступай к подсчету похищенного, организуй уборку. Лапкул, Магзум… все мужчины, аккуратно берем раненых и выносим во двор… — «их пытали, сволочи… ответят за все…», — запрягайте повозку и везите их в орден Целителей[28]. Лапкул, скажи — любые деньги заплачу! Все не уезжайте, достаточно двоих. Остальные помогают Асмальгин. Взялись… — и семеро мужчин понесли раненых.
Грабители особо усердствовали в кабинете, в хозяйской спальне, в будуаре Гелинии, в столовой и комнате домоправительницы, где хранилась «домовая касса». Похитили все украшения, «кассу», серебряную и золотую посуду, одежду с постельным бельем, половину из которых выбросили во дворе. Из буквально развороченного кабинета пропал сундук-сейф с амулетами и заготовками к ним, из нехитрого тайника, устроенного еще прежними хозяевами, исчезло золото. Многочисленные пергаменты валялись помятыми и растоптанными. Спешили, дарковы отродья.
Борис волей-неволей взялся за расследование. Вечером он и Рус сидели в беседке внутреннего дворика и слушали испуганные оправдания Фармана, Главного Следящего Тира и недоброго знакомого Руса.
— Господин Рус, я не отвечаю за стражу! — говорил он подобострастным тоном, — позавчера к ним поступило сообщение, что готовится покушение на князя и с его одобрения усилили охрану дворца!
— Он сам приказал отозвать охрану отсюда? — уточнил Рус.
— Что ты, господин Рус, это командир городской стражи, полковник Мирхан лично! Я указывал ему на недопустимость этого решения, — голос Следящего превратился в гордо-пренебрежительный, — а он настоял на своем, дурак. «Там нет госпожи Гелингин» ответил он мне. Я его еще тогда предупреждал…
— Были основания? — неожиданно спросил Борис.
— А-а-а, — Фарман покосился на уверенного в себе незнакомца-месхитинца и перевел взгляд на княжеского зятя. Из-за «гостя» разговор велся на гелинском.
— Отвечай, как и мне, — приказал Рус.
— Какие основания, уважаемый! Господина Руса все «ночные волки» уважают, мне агенты неоднократно докладывали…
— Тогда кто, по-твоему, ограбил виллу? И зачем были нужны предупреждения?
— Как зачем?! Случилось же, а я предупреждал! Нет, уважаемый, на что ты намекаешь?! — Следящий чуть не задохнулся от возмущения, — приказ на охрану виллы давал лично князь и ему её убирать! Это своевольство, вот я и предупредил Мирхана: «Как бы чего не вышло, тебе отвечать». Не знал я ничего, могу поклясться!..
— Успокойся Фарман, — оборвал его Рус, — не стоит впутывать богов. Ты уверен, что это не местные?
— Как я могу быть уверенным?! Я знаю одно: эолгульский «ночной князь» Гафур приказывал своим «волкам» не приближаться к «Закатному ветерку» на полет стрелы! Может изменил решение, я не знаю! Я непременно с ним поговорю!
— Как поговорю? — Рус возмутился, — а почему он еще на свободе, если ты с ним запросто общаешься?
— Э-э-э, господин Рус, — растерялся Главный Следящий Тира, — так, видишь ли… «ночные князья» неизбежны и если будет другой, то…
— Ясно, можешь не продолжать, — остановил его оправдания пиренгуловский зять, — короче, мне плевать как, но чтобы тех, кто это исполнил и принимал хоть небольшое участие — нашел! Желательно живыми, — и на мгновение оскалился. Фарману хватило.
— Да, господин Рус!
— Все осмотрел, всех допросил, список похищенного составил? Людей по следам отправил? — Следящий закивал, — иди, ищи. И чтобы я тебя без предупреждения на вилле не видел!
— Строго ты с ним, — произнес Борис, когда Фарман поспешно удалился.
«И это — Главный Следящий княжества, которое разбило сильнейшую армию?! — искренне недоумевал он, — куда смотрит князь?! Не верю в его недальновидность! Скорее это их местные интриги, борьба кланов. Но не до такой же степени! А как он перед Русом держался? Как перед самим князем… хм. Не всё рассказал он о себе, далеко не всё. Но и того достаточно для новых «приключений»…».
— Не думай о князе, как о глупце, — подал голос Рус и Борис еле сдержался от вздрагивания. Показалось, что он услышал его мысли, — преступность в столице низкая и Фарман «Главный» только по названию. Просто… — чуть не назвал имя Максада, — тот, кто на самом деле следит за порядком, пока в отъезде. А с этим Следящим у меня особые отношения. Он меня в темнице держал и теперь боится мести. Я, по-моему, рассказывал про убийцу из гильдии? — Борис кивнул, — да дарки с ним, очень он мне нужен! А что скажешь ты?
Месхитинец заговорил сразу:
— Грабителей было, судя по показаниям служащих и следам, примерно два десятка. Прибыли на единорогах и двух подводах. Привратники открыли ворота сами, значит либо были в сговоре, либо их обманули. Обмануть ночью мог только человек, которому они доверяли. Сломать ворота, как я понял, без применения магии невозможно, значит, преступники твердо знали, что им откроют.
— Согласен, действовали по наводке. И забрали действительно самое ценное, правда, вперемешку с разным хламом. Кстати, наводка была посредственная, — Рус счел нужным дополнить рассуждения Бориса, — во-первых, добра взяли едва ли на одну подводу, а надеялись на две; во-вторых, привратников пытали. Надеялись узнать у них о моих «сказочных богатствах».
— Вообще-то, логичнее было бы пытать домоправительницу, не так ли? А допрашивали привратников. Почему? — и сам ответил на свой вопрос, — Есть несколько вариантов. Первый — создать им видимость непричастности. Подожди, не возмущайся. Они ведь живы? Бывали в моей практике такие случаи, поверь мне. Второе — грабители полагали, что именно они знают, где находятся твои «сказочные богатства», а не Асмальгин. Здесь остаются два невыясненных момента: почему их оставили в живых и чем они отличаются от других слуг?
— Точно, Борис! Из всех слуг только они были вместе со мной, когда я помогал Пиренгулу завоевывать венец! Я не рассказывал? Расскажу! — холодное бешенство морозило сердце и Рус решил отвлечься, передохнуть, а заодно немного охладиться… точнее, «нагреться». Чувствовал — перебор, мешает мыслить.
А Бориса завтра придется сдать Пиренгулу. Нахождение его на вилле — тоже перебор. Найдет он тех козлов и без него, «ночная братия» поможет. Только месхитинскому Следящему не стоит знать эту сторону его жизни.
К тому же он прочитал память вахтеров. Глубоко не залезал, снял последние двое суток. Этого хватило для усиления холода: словно самого пытали. Поэтому, в присутствии Бориса, их воспоминаний коснулся самым краешком сознания. Анализировал длинной бессонной ночью.
«Правильно я решил со своими фотиками — только на самый крайний случай. Невыносимо же страдать за других! Блин, скоро теряться начну где — кого — кто…», — эта мысль скользнула мимолетно, а в голове засели две фразы:
— Не перестарайся, Длинный! За смерть он нас из земли отроет! Забыл предупреждение? На вещи и золото ему насрать…
В ворота постучали и сразу раздался заплаканный голос соседа, живущего рядом с семьей сына:
— Осбан, открой! С Осбагулом беда! Привезли его раненного, прожженного насквозь! Женщины мечутся, меня за тобой послали… открой, он тебя требует… проститься, — говорил через частые всхлипы.
Сердце старика сжалось и он, не обращая внимания на неуверенные предостережения Серенгула, которого тоже проняло: «Да подожди, Осбан… не по правилам это…», дрожащими руками распахнул калитку. Там действительно оказался бледный от страха сосед, которого сразу отпихнули в сторону и в ворота ввалились воины с замотанными лицами, словно стояла не тихая ночь, а выла песчаная буря.
Выпытывали у вахтеров одно: вы ходили с хозяином к Сарматам, где золото? Вы помогали его перепрятывать, мы знаем! Верные слуги от боли ни дарка не понимали. Зато сам «сказочно богатый» проанализировал поведение и вопросы «волков»: уши растут из давнего грабежа виллы «Апила», так как называли сорок талантов…
Информация пришла из-за моря, возможно вместе с эмиссаром, а наводчик — кого-то из слуг. Причем он либо сам всерьез верил, что привратники знают место хранения и оно находится на вилле или неподалеку, либо лично ненавидел этих привратников, либо… наврал «волкам». Он же и страху напустил, чтобы не убили ненароком… или она? Двум десяткам память читать?! Придется, если иные варианты не сработают. А Серенгул каков молодец! О груженых и пустых княжеских подводах не рассказал! О них он сам догадался, поэтому под клятву эти сведения не попадали. Впрочем, о крытых военных повозках, снующих туда-сюда, его не спрашивали, но по решимости «хранить государеву тайну» — не открыл бы, хоть и кожу бы с него сдирали! Образ воображаемой пытки сидел в голове вахтера едва ли не ярче реальной картины отбиваемых пальцев. Боль и в том и другом случае — непередаваемая!
Но в реальности и он, и Осбан рассказали все, что знали. Описали мощь Руса, как мага (преувеличенно) и ничего о золоте: «Уходил «тропой» и приносил неведомо откуда». Выли, возмущались, молили о пощаде, боялись умереть и хотели избавиться от боли. Осбан, бедный старик, искренне жалел, что не ведает, где хозяин хранит основное богатство.
«Порву козлов! — Рус сжимал кулаки. Имел в виду «волков» и «своего» предателя, — хоть и живы все — из земли отрою!..», — об имуществе и деньгах не думал. Мелькнуло сожаление о заготовках для амулетов и прошло. Невелика потеря. А готовые артефакты были самыми обычными, купленными в местных лавках. Изучал их, когда оставалось свободное время.
Прав был тот советчик. Только не стоило пытать его людей, может и плюнул бы за неимением времени. Хотя вряд ли.
Рано утром, в дворцовом парке, где стояли шатры для высокопоставленных пленников Рус простился с Борисом.
— Что, Рус, не захотел отправлять меня вчера с тем жадным глупцом Фарманом? — усмехнувшись, спросил месхитинец.
— Ты прав. Посчитал это оскорблением не только для тебя, но и для себя.
— Точно моя помощь не нужна?
— Да сколько можно, Борис! Справлюсь, не переживай. О себе подумай. Вернешься домой, к тебе возникнут вопросы. А что ты делал с Главным шаманом? Может вы и раньше были знакомы? Так и до предательства дело дойдет.
— Не дойдет, — не согласился Борис, — скажу правду — нашел преступника по делу виллы «Апила», напросился допросить и разговорились. Обо мне сложилось особое мнение — люблю разгадывать головоломки. Тебе, княжескому зятю и все остальное, это ничем не повредит. А военных секретов я не знал, так что не мог предать и при желании. У меня там жена, дети, внуки. Как я их брошу?
— Как знаешь, — Рус пожал плечами, — да пребудет с тобой богиня удачи! — Хотел развернуть Воронка, но Борис его остановил:
— Как чувствовать себя на месте Марка?
— Боги с тобой, я еще жив! — открестился бывший грабитель, — но ты прав, неприятно.
— Твоя вилла — продолжение «Апилы». Это ты, надеюсь, понимаешь? У Кагана было много подручных и одного ты знаешь — Карпос. Да, Силы не потревожены, но это еще не доказательство его непричастности. Второй живой помощник — Дохлый. Не улыбайся, опасный тип. Упитанный живчик невысокого роста с румянцем на щеках. Особое отличие: при разговоре всегда активно жестикулирует, шевелит пухлыми пальцами. Это бросается в глаза. — Рус жадно внимал, хотя сама собой «включилась» память Кагана. Дохлый был далеко не единственным «серьезным человеком» в его окружении, возможно, и другие остались в живых. Вряд ли Борис «вычистил» всю «братию». — Еще один момент. Грабители, по показания свидетелей — мужчины, хватали постельное бельё, пусть и дорогое. Сгребли платья твоей жены. Во дворе от половины тряпья избавились. Не правда ли, как-то по-женски?
— Ты хочешь сказать…
— Подозреваю! — перебил его Следящий, — это еще ни о чем особом не говорит, но намекает на участие женщины. В каком виде, судить не берусь, но я полагал бы, что наводчицы. Причем такой, которой верят и у неё есть личные счеты к обитателям «Закатного ветерка»… — задумчиво помолчал и завершил, — пожалуй, всё. Тебе тоже понадобится помощь боги удачи, Рус. Желаю, что она была на твоей стороне. До встречи! — помахал рукой и направился к шатрам, окруженным редкой цепью скучающих стражников.
«Шерше ля фам… Этого еще не хватало! Злится на обитателей виллы и знает, где что лежит… да у меня их четырнадцать штук! Или пятнадцать? Бабы известные склочницы. Не важно, потом… Пиренгул ждет…», — с этими мыслями подскакал к неприметному входу в «Каменный шатер», во дворец владетеля княжества Тир, который и выглядел как огромное обиталище кочевника. Рус бывал в нем неоднократно, но так и не разобрался в лабиринтах лестниц и коридоров.
Пиренгул встретил зятя скромно-торжественно. Отечески обнял и важно произнес:
— Поздравляю, сынок, с победой! Спас старика, — чуть слезу не пустил. Знал бы его Рус похуже — поверил бы в искренность, — твоих молодцов — этрусков лично не видел, но мне докладывают — орлы! Обеспечивают всем необходимым, не переживай, — говорил уже разжав объятия, — храм им построим в Кагантополе, там основное их расположение будет.
— Договорился о проходе, папа? Когда успел? — съязвил Рус.
Столица оставалась закрытой для этрусских подразделений численностью более десятка и Рус с этим согласился. Северным воинам давно определили Кагантополь, как давно наметили примерный маршрут прохода к пятну «для всех желающих». По краю пустыни с частичным захватом Плато Шаманов (еще одна страховка). И в каждом порту останется по пару десятков этрусков. Пиренгул считал, что этого достаточно для «усмирения заморской жадности».
— Не ерничай, сынок, — с отеческим укором ответил князь, — понимаю, у тебя горе, сочувствую. Что-нибудь важное пропало? — при этом вопросе в глазах мага-Пылающего мелькнуло пламя, выдав-таки волнение.
— Ерунда, ни один пергамент не взяли, — отмахнулся Рус, — можно тебя попросить? — так резко перешел к просьбе, что тесть на мгновенье опешил. Ответил не сразу и преувеличено бодро:
— Конечно, Рус!
— Дай мне поговорить с Мирханом.
— Разумеется! Он уже снят с должности за самоуправство. Хотел казнить, но знал, что он тебе понадобится. Допрашивай, сколько потребуется, — само участие.
— Только, сынок… — выдержал задумчивую паузу, — ты бы не увлекался, знаю я тебя. Фарман справится. Он хоть и падок на жирные гекты, но когда надо — росинку в песке отыщет.
— Знаю, Пиренгул, — легко согласился Рус и заговорил о главном, — Тебе сколько времени потребуется на переговоры с царствами?
— За месяц думаю управиться, — серьезно ответил князь, — уже начал.
— Значит, через полторы декады готовься к походу. Пятно нас ждет. По-людски пойдут, не через «яму». Пусть… пять-шесть кочевий снимаются и выдели сотни три воинов. От меня пойдут две сотни этрусков.
— А ты? — спросил внешне безразлично, но с затаенным волнением.
— Я постараюсь, — ответил зять, не моргнув глазом, — думаю, как раз закончу дела. Нет, грабеж ни при чем. На мне еще Кушинар, забыл? Распустились они там без меня, — можно подумать, он успел «построить» кушингов. Но Пиренгулу о том неведомо, — Да, папа, займи сотню гект. Поиздержался…
«Какой-то он подозрительно спокойный, податливый, — думал тесть, глядя в след уходящему зятю, — не простит он оскорбление, упрямый баран! Дарки с ним, только бы обещанное исполнил! Ну Фарман, ну Мирхан — совсем вы обнаглели без Максада. Ничего, приедет — устроит вам скачки на диких единорогах…», — сам не хотел влезать в ведомство друга, были и другие заботы у князя-победителя.
Немногим за полдень, во вторую дневную четверть, в привычном сухом овраге за городом, возник желтый круг. Вскоре из него выпрыгнул Адыгей, а за ним и Рус. Надо отдать должное «степному волку», он не растерялся после падения в песчаный лабиринт, а сразу принял пружинистую стойку и огляделся на все триста шестьдесят градусов. Незаметно осмотрелся, привычно, словно сто раз путешествовал по необычной «тропе». Ни чета целому бакалавру Карпосу, полагавшему, что попал к Тартару. Но будем справедливы: «волк» знал, куда идет, а Текущий не ведал.
Конечно, Рус составлял другие планы на пребывание в Эолгуле. Во-первых, после наглого нападения диверсантов на лагерь коалиции, во всей красе проявился недостаток «обтекателей» — пробиваемость обычным оружием. Два тиренца тогда все-таки получили ранения обычными стрелами без Знаков. Появилась, вернее, приобрела особую актуальность давняя задумка защитного амулета, совмещающего достоинства «обтекателя» и «пыльной стены». Первый отлично разрушал структуры, вторая — отбивала физическое воздействие. От структур она тоже защищала, но хуже «обтекателя».
Вообще-то, ордена неоднократно пытались сделать подобные амулеты, но кроме Знаков, наносимых на латы, ничего путного не придумали. «Воля Богов не позволяет не-магам вставать вровень со склонными к Силе», — утверждали многочисленные трактаты. «Обтекатель» заставил Руса в этом сильно сомневаться. А уж как он озадачил Отига!
Во-вторых, планировал встретиться, наконец, с прибывшими по его приказу этрусками, сходить в Кушинар и задержаться в нем два-три дня. Купцам необходимо время от времени показывать власть.
В-третьих, предчувствие. Давило не переставая. Оно касалось лично его или близких людей — невозможно понять и это не смертельная опасность. Рус списывал чувство на рождение нового Бога Силы пятен и… сомневался.
Так что ограбление случилось очень не вовремя. Но спустить на тормозах не мог, особенно после снятия памяти своих вахтеров. Душа требовала отмщения.
— Как тебе путешествие? — улыбаясь, спросил Рус.
— Так же, как и тебе, — рассеяно ответил «волк», — сколько раз ходил по Звездным тропам, но такую не встречал… молчу, что она вообще действуют, когда у других магов… или врут?
— Не врут, — «успокоил» его «пасынок бога», — ты прости, что вызвал раньше и обещаю, что дорогой тебе купец Бехруз появится в Эолгуле и начнет организовывать торговлю воздухом. Намекну тестю, он поймет выгоду.
— Что ты, Рус! Помогать тебе для меня честь! — сказал Адыгей абсолютно серьезно и совершенно без пафоса. После «ямы» Каган поднялся в его глазах еще выше. — И как тебе в роли потерпевшего? — позволил себе подтрунить над бывшим «ночным князем», но продолжил глубокомысленно, с намеком на себя, — «ночь» долго не отпускает…
— Как будто дерьма наелся, Адыгей, не советую испытывать. А ты не переживай, тебе «обрубить» несравнимо легче. Поехали, обсудим по дороге, — свистнул и через несколько мгновений в овраг спустился Воронок с единорогом по имени Трубач — трофейным животным, четыре четверти назад возившим Бориса.
— …вот тебе полста гект на обустройство, — Адыгей взял без жеманства, — снимешь… да в любой таверне, не мне тебе объяснять. Повторюсь, обо мне ты и слыхом не слыхивал!
— Да понял я, Рус! Узнать у местных парней кто-что слышал, особенно о Пухлом и Длинном, о маге-Текущем, познакомиться с Сирилгин. С Гафуром встречи не искать, но и не уклоняться, если позовет. Я просто решил перебраться в столицу, потому что в Далор не приходят купцы. Осматриваюсь, не тороплюсь найти дело. Я ленивый. Кстати, вчера пришли первые пять купцов из Гроппонта. Война закончилась, город ожил. Забегали, засуетились, принялись колотить новые пирсы.
— Подожди… это они до сих пор нечиненые были? Ну, наместник!
— Ого, Рус! Ты глубоко вошел в княжескую семью! — Адыгей посмотрел на Руса уважительно, хотя и высказывался с долей иронии.
— Очень глубоко, Адыгей, не выбраться, — серьезно ответил «завязавший князь». — Наслушаешься обо мне в городе — поймешь.
Сирилгин всплыла случайно. Выйдя от князя, Рус снова задумался над словами Бориса и вдруг вспомнил, что служанки-любовницы в подвале не было. Потом осознал, что не видел её полгода. «Гелька! Узнала и выгнала. А мне — молчок, хитрюга. Заревновала… а еще смеет утверждать, что я — скрытный! Ха! Ладно, отставить смех. Наиболее вероятная «обиженная» нашлась…».
С Мирханом долго не беседовал. Тот сидел под домашним арестом и Рус вошел к нему «именем князя». Командующий городской стражей стал бледнее смерти.
— Кто позволил убрать охрану моего дома! — разъяренно спросил Рус, скалясь звериной ухмылкой.
— Т-так, т-так… — Мирхан опустился на лавку, хватаясь за сердце.
— Отвечать! — рявкнул княжеский зять.
— Т-так… — в последний раз промямлил и прошипел, — покушение на князя готовилось. Стражи мало, многих в армию забрали, — говорил крепнущим голосом, — мне письмо принесли, могу показать… нет, оно у Фармана, но это правда, клянусь! А ты доблестно бьешься с захватчиками, твою жену, госпожу Гелинию, её батюшка изволил спрятать у родни… А где я возьму стражников на усиление охраны дворца, где? — под конец он уже смотрел на Руса почти смело. Только глаза предательски бегали.
Как не хотелось читать его память! Рус заранее представлял, какая она липкая, противная. Пришлось подставить под челюсть главного стражника кинжал и надавить до крови:
— Расскажи правду и останешься жив в любом случае, что бы ни рассказал, но только правду. Обещаю, — сказал абсолютно бесстрастно, леденящим голосом, способным заморозить огромного дикого Тура, не то что мелкого человечка.
«Убьет… — мгновенно поверил Мирхан, — и обещание выполнит…», — и заговорил.
Письмо принес какой-то мальчишка. Кроме него передал десять гект и нижайшую просьбу прийти в таверну «Упитанный борк» на встречу с господином, который знает много больше, готов все рассказать и заплатить за мелкую услугу сто гект. Стражнику как раз позарез нужны были деньги.
«Дочь больна…», — попытался было оправдаться и осекся от улыбки страшного пиренгуловского зятя. Зачастил еще быстрее.
Господин оказался очень солидным иностранцем с заметным брюшком, но очень подвижным. На щеках сиял здоровый румянец. Слово за слово и он расположил к себе главного стражника. Помочь солидному господину — почему бы и нет? Тем более сам уже думал снять с охраны «Закатного ветерка» один десяток. Почему бы не снять и второй? Зачем это нужно — иностранец ловко обходил, ненавязчиво положив на стол мешочек с золотом, и Мирхан старался не вникать. Открытые гекты, заманчиво сверкающие приятной желтизной, отбивали осторожность. Нарушение — чисто формальное, не отходит от буквы приказа, который формулировался четко: «охранять княжну Гелингин». Сама вилла на пергаменте не упоминалась. Это понятно, что подразумевалась и неприкосновенность жилища, но… князь в беде, а людей не хватает!
После встречи с приятным господином, доложил о предполагаемом покушении Фарману и князю. Пиренгул раздраженно пожал плечами: «Усиливай, без тебя забот хватает. Иди, служи». Всё, руки Мирхана окончательно развязались.
«Дохлый!», — всплыло в голове Руса. Холодное бешенство только усилилось.
— Почему Фарману не рассказал? — спросил тем же ледяным голосом.
— Так это казнь! — пропищал Мирхан, — кто мне поверит, что я не знал?!
— Да, ты не знал, мразь, ты догадывался. Обещал — живи, падаль, но на глаза лучше не попадайся, — с этими словами убрал кинжал.
— Кстати, — тон княжеского зятя резко сменился на спокойно-ироничный, от леденящего холода не осталось и следа. Главный стражник вздрогнул от неожиданности. — Если ты отдашь мне те сто гект, то тебе ничего не будет.
— Да-да, сейчас, — все еще не веря своему счастью, шатаясь от головокружения, не поняв и половины слов Руса, Мирхан принес из соседней комнаты кожаный кошель. — Вот, — сказал осипшим голосом, протягивая деньги, — здесь даже больше.
— Больше? Тоже неплохо, — не стал скромничать «этруск». Подкинул увесистый мешочек, прицепил на пояс и ушел, не прощаясь.
Арестованный с облегченным выдохом опустился на лавку. Со стоном помассировал себе грудь в области сердца и вытер со лба холодный пот. Коснулся ранки под подбородком, вздрогнул и удивленно посмотрел на окровавленный палец. Снова схватился за сердце и, не издав ни звука, кулем свалился на пол. Измученный разум закрылся спасительным обмороком.
Расставшись с Адыгеем, Рус приехал в «Закатный ветерок» и внимательно проверил, пересортировал все пергаменты. Не соврал Пиренгулу — ни один не пропал. Даже странно. Дохлый мог бы подумать, что место хранения где-нибудь отмечено или координаты записаны.
«Какие координаты, какой с них сейчас толк! — мысленно стукнул себя по лбу, — и кто отмечает на картах места кладов? Чай, не «Остров сокровищ»… нет, координаты записывали и название мест рядом… Сирилгин, точно она!», — подробности их отношений всплывали в памяти, словно фотография при проявлении: все ярче и чётче.
Как она излишне горячилась в постели, стараясь угодить. Ловила взгляд, стремилась чаще попадаться на глаза. Красилась, принаряжалась как могла. Перед сном щебетала что-то, невольно убаюкивая.
Нос перед другими служанками вроде бы не задирала, но это надо у них уточнить. Рус не вникал во взаимоотношения слуг, особенно женской части. Какие у них между собой проблемы, привязанности, антипатии — темный лес, а наверняка они есть. И Сирилгин об этом что-то болтала.
Однажды после секса она как обычно балаболила. О чем-то спрашивала, что-то объясняла. Уснуть не мог и эта трескотня раздражала. Вдруг вычленил из её слов:
— …откуда ты свалился на мою голову… — и далее продолжился практически однообразный поток в той же сладко-нежной тональности.
— Виллу ограбил и убил хозяев! — ляпнул неожиданно для себя, чтобы прервать эту противную сладость, — замолчи ты, в конце концов!
— А ты не боишься, что и тебя так же ограбят и убьют? — послушная Сирилгин в этот раз не подчинилась. Поднялась на локте и вгляделась в его лицо.
— Не боюсь, — усмехнулся Рус, — мои деньги лежат в надежном месте, а записано оно только здесь, — и постучал по своей голове. — Спи давай, мешаешь уснуть.
«Точно! — возопил сразу, как только вспомнил тот разговор, — она, поди, и Кагана… нет, это было как раз после его нападения и она про свадьбу Андрея и Грации все выспрашивала, а я выпивший был и разволновался со всеми теми событиями… верно. А как она в постели оказалась? Я тогда с Гелинией… дружил. Хм, смешное слово — дружил. Да-а, надо меньше пить… вот так бабы тайны и вытягивают, тьфу ты! И я не лучше других! Была бы еще Мата Хари, а то простая девка… жалко её. Сам виноват… а, простите, в чем? — тональность мыслей ужесточилась, — Кончайте дурить, Владимир Дьердьевич, ничего вы ей не разболтали. Где-то, что-то, кого-то грабанул. Фигня это все! Даже Плато Шаманов ради шутки не назвали. Штирлиц вы… в натуре… нет, бабу жалко, однозначно…», — мысли закончились двояким желанием: порвать стерву и пожалеть «брошенную» бедняжку без средств к существованию. С тем и уснул, наказав себе утром поговорить с Асмальгин.
Глава 13
Весь следующий день, в хозяйственной суете по «Закатному ветерку» пролетел незаметно. Как поговорил с утра с домоправительницей, услышал от неё массу претензий, то пожалел, что решил к ней подойти. Оказывается, масса бытовых амулетов требовала обновления, а магов в городе не найти. Ордена не открылись, несмотря на официальное окончание войны, а отпускные маги почти все находились при армии, которая и не думала возвращаться в столицу. Пришлось Русу съездить во дворец, уговорить тамошних алхимиков, привезти их на виллу, подождать пока обновят структуры и отвезти обратно. Ждал не просто так, а наблюдал за сменой эликсиров и вкладыванием структур из Сил Текущих, Ревущих, Хранящих и Пылающих. Так что суета все же получилась полезной, хотя и скучной. Во время путешествий с удовлетворением отметил пяток стражников за забором виллы. Столько же наверняка скрывались. И еще почувствовал наблюдение за собой. Кто бы это ни был — не стал выяснять.
Умная Асмальгин сразу догадалась к чему клонит хозяин:
— Как ты мог такое подумать, господин Рус! Простите Предки его заблуждение! Сирилгин девица честная! — говоря эти слова, гневно сверкнула очами и более ничем не выдала несогласие с эпитетом «девица», — у неё в Эолгуле мать и трое сестер! Она их всех содержала, как могла. Я говорила ей, дурочке, отстань от хозяина, не любит он тебя, не по заветам Предков поступаешь! Она не слушала, только нос воротила. Ты, господин Рус, не обижайся, но молодежь нынче не та. Взять хотя бы… — тут она резко опомнилась и поменяла готовое было сорваться имя Гелингин на Сирилгин, — ту же Сирилгин, — Рус догадался и с трудом сдержал усмешку. Слушал с серьезным видом, не перебивая.
Отец — горшечник богатств не нажил и почил в бозе лет пять назад. Мать с дочерями чуть ли не милостыню выпрашивали, спасались редким рукоделием. Вдруг, удача — старшая дочь нанимается в «Закатный ветерок». А то мать уже подумывала о продаже пары дочек в рабство.
— До чего дошло, господин Рус, немыслимо! Худшей доли и врагу не пожелаешь. Прогневил их род Предков, не иначе! — категорично заключила Асмальгин.
Сирилгин нет, чтобы попу прижать от счастья, наоборот, это место распустила.
— И не девицей уже была, правда, господин? Мать её не знаю и знать не хочу — от неё такое воспитание! Но знай, я пыталась наставить на путь истинный. Она очи потупит, согласится и все равно бежит тебе на глаза, — домоправительница не замечала повторений и вообще разоткровенничалась, — Тебя я не осуждаю, господин Рус, ты не думай. У мужчин-воинов доля другая, им Предками завещано племя множить и защищать, а женщинам хранить и воспитывать. Вот я, например… — и принялась рассказывать «поучительный случай из жизни».
— Хм, Асмальгин! — Рус прекратил излишнее словоизлияние, — ты — самая примерная тиренка и говорю это от всего сердца! — сказал с легким поклоном. Женщина зарделась, — но мне бы про Сирилгин узнать. Я тоже не верю в её участие! Но подозрение, будь оно неладно! А ну как Следящие ей заинтересуются? У них разговор короткий.
— Ой, господин Рус, Следящие — это плохо, — пожилая тиренка на мгновение растерялась, но тут же опомнилась, — Я чего с самого начала сказать хотела! Сирилгин мерзавка, но и не мерзавка до конца! — Рус посмотрел на женщину недоуменно. Она поспешила объяснить, — родить от вас хотела — правда, чтобы жизнь себе обеспечить. Но госпожа Гелингин не просто так её выгнала, а объявила попечение! — здесь Асмальгин скромно умолчала о своем участии. — До замужества будет получать содержание, а как выйдет — приданное за ней. До сих пор каждый месяц ей деньги возим. Не нашла пока жениха. Разбирается еще, отваживает…
— Во как… — этого Рус не ожидал, — а где живет, не подскажешь?
— Кхм… господин… у тебя теперь жена есть. Это я неженатых не осуждаю…
— Побойся Предков, Асмальгин! Я совсем не по этому поводу… А не надо, не говори. Я уже понял, что ей ничего больше не нужно. Спасибо, уважаемая Асмальгин за интересный рассказ, — и уже встал, собираясь отойти, как домоправительница, пользуясь случаем, вывалила на него хозяйственные проблемы.
«Ох! Мне бы твою уверенность, господин Рус, — думала меж тем умная женщина, — мерзавка, она мерзавка и есть. Себе на уме всегда была…».
А защищала её из… можно сказать «классовой солидарности». Все живы, а вещи и деньги… хозяйские они, не свои. Рус богатый, еще купит. Осбана с Серенгулом жаль, но ведь выйдут от Целителей лучше прежних. Вот если бы убили кого… Но страх и унижение не простила. Собиралась сама выбраться к Сирилгин, развеять подозрения: «Вряд ли это она, но поговорить с ней стоит. По глазам увижу…».
В конце четвертой вечерней четверти, когда вилла угомонилась, Рус собрался пяток статеров пообщаться с Гелинией, развеяться. Зная себя, решил подстраховаться. Сомневался, что ограничится несколькими статерами, а появление в шатре Рахмангула с кинжалом укрепило желание усилить меры безопасности. Закрыл в спальне ставни и запер дверь. Подумал и придвинул к входу тяжелый шкаф.
В причастности Сирилгин еще вчера практически не сомневался, а сегодня домоправительница добавила новых красок. Оказывается, не из бедности она на виллу наводила, а от жадности. Заслуживает смерти? Несомненно. Если только не в темную использовали, по глупости. Адыгей и занимается выяснением. Мелькнуло желание прочитать её память. Вспыхнуло и ушло. Как с эмоциями быть? Вдруг она от «большой неразделенной любви» отомстить решила? Тогда и вовсе рука не поднимется. Впрочем, не поднималась и так, заранее. Все-таки женщина. В конце концов, плюнул на решение неразрешимого вопроса. А Флорину, да и остальных лоосок он никогда женщинами не считал. Куклы, они и есть куклы — бездушные создания. И рабство здесь ни при чем. Почти.
«Разберусь по факту! Всё, пора с Гелькой пообщаться… отдохну. Предчувствие, черт!..», — давило по-прежнему. В очередной раз всплыла мысль «остановить время в своей вселенной», и в который раз утонула. Как-то не улыбалось возвращаться во «внешний мир» через столетия или сколько там успеет пробежать. Гея на мольбы о встрече не отвечала, зато разгоралась надежда на разъяснения Нового бога и… Здравствуй, Кальварион!
«В Кафарском пятне живут тысячи освобожденных людей, у бывших лоосских рабов есть защита от воздействия структур, Лес — живой. Значит, люди ощущают и видят Силу, верят и называют Имя… Бывшие рабы живут и в других пятнах, и тоже молятся, — размышлял он после рассказов Бориса, — я убежден в этом…».
— Русчик, как я соскучилась!!! — Гелиния бросилась на мужа, словно прошла не декада, а целый год.
— И я, Гел! — долгий поцелуй грозился перейти в нечто большее, и Рус с трудом отстранился.
— Ну зачем! — тяжело дыша, возмутилась Гелиния, — в прошлый раз мне очень понравилось.
— После, Солнышко, сейчас действительно некогда…
— Ты нашел себе другую? — заподозрила супруга и капризно топнула. Скорее в шутку.
— А как же! У меня полный шатер наложниц! — подтрунил над ней муж, сдул упрямую челку и легким толчком в лоб усадил на мгновенно возникший диван. Сам оказался рядом.
— Ой! — испугалась Гелиния, но тут же игриво запустила ладонь за ворот его туники, — ну-ка послушаю, как стучит твое сердечко… а вдруг разлюбил, — с этими протяжными словами уже просто ласкалась.
— Гел, подожди… я же серьезно… да остановись ты, успеем еще! — поймал и вытащил её ловкую руку из-под своей шелковой рубашки, — да уймись ты, в конце концов! Расскажи о делах. Ничего путного от тебя еще не услышал.
— Русчик! Да какие дела?! — делано возмутилась жена и отвернулась… чтобы через несколько мгновений медленно, с кошачьей грацией повернуться вновь и прижаться к Русу. — Ты меня любишь? — спросила так томно, как только умела.
— Э-э-эй, Гелька, да что с тобой? — муж возмутился без всяких шуток.
— Что со мной? — переспросила она и прошептала в ухо, — Я просто люблю тебя, бесчувственного, а ты меня иг-но-ри-ру-ешь, — последнее слово прошептала с игривым придыханием, возобновив ласку руками.
Рус окаменел. Долгое предчувствие чего-то там неизвестного разрешилось самым невероятным образом, ударив в самое больное место — в Гелинию. Сердце сжала стальная лапа, пустив когти в самую душу.
Чтобы Гелиния, Хранящая до мозга костей, забыла о делах — нонсенс. Пусть и соскучится хоть в тысячу раз больше! А всего-то декада прошла. В тот раз пошел у неё на поводу, забылся в любовном угаре и не обратил внимания, что говорила она только о любви, о красотах Кальвариона, о бытовых мелочах. А ведь они вместе составляли целый список дел, он отдал ей все записи своих снов. Один долгий рассказ о прелестях домашнего бассейна, где вода меняла цвет под твое настроение, бурлила, щекотала пузырьками и так далее — должен был насторожить. Не в её это характере! А он, дурак, вспомнил о джакузи!
«Стоять!!! — Рус мысленно заорал на себя, собравшегося немедленно шагать в Кальварион и разнести его по камешку. — Когда у меня возникло это долбанное предчувствие? Через четверо суток после того, как она шагнула в «яму». До начала войны виделись с ней дважды, и оба раза была хоть и восторженная, но деловая. Объясняла все четко, в постель так сильно не стремилась. Потом сам попросил зря не тревожить. После победы вызвал и… ну и я соскучился, конечно… Её опоили, суки! Кто?! Порву!!!».
— Гел, — хрипло спросил он, вяло отбиваясь от приставаний жены, — вспомни, мы составляли список дел… — надежда еще теплилась. Горячая девчонка сильно соскучилась, бывает.
— Русчик, отстань. Ты совсем меня не любишь? Нет, я чувствую. Разволновался, но любишь, — снова эротично протянула последнее слово, но Руса это нисколько не возбудило. — А когда мы встретимся в Кальварионе, в нашем дворце? Приходи скорее, я так скучаю… — и потянулась с поцелуем.
— Скоро… — процедил бывший «псевдобог» сквозь зубы, — ты и не представляешь как скоро…
«Эльфы, п…ры, вашу бога душу мать, разнесу!!! — ярость нахлынула с новой силой, — это… это как лоосское рабство! Ненавижу!!!»
— До встречи, Солнышко, я спасу тебя… — прошептал-прохрипел он и, перед тем как «развеять» отражение Гелинии, успел услышать игривые слова:
— Спаси, любимый… — и её душа, он прекрасно чувствовал, была… счастлива! С момента появления «предчувствия» — сияла, не переставая!
В центре Фонтанной площади Кальвариона засветился выход «зыбучей ямы».
Раньше она носила имя Аскарель — Бога каганов, объединявшего Силы всех природных стихий. Когда темные эльфы попали на Гею, оказавшись запертыми в пятне старого Мира, Валая, а Бог их покинул, то они перестали называть его имя. Он стал Пропавшим и никак иначе. Обширную площадь переименовали в Фонтанную.
Идеальный круг сто шагов в диаметре (каганских, в полтора раза длиннее человеческих), выложенный разноцветными каменными плитами без зазоров, окружали двадцать пять фонтанов причудливых, необыкновенно красивых форм. Каждый бил водой своего цвета. Струи переплетались и распускались, словно исполняли завораживающий танец. Каждая капля жила своей жизнью, блестела оттенком фонтана, а ночью искрилась, озаряя играющим светом огромную фигуру мраморного кагана-воина. Он, казалось, сверкал изнутри. Цвета смешивались, но не превращались в белый. Аскарель, он же Пропавший, смотрел на мир грозным взором. Длинный плащ ниспадал до пят, а над плечами возвышались рукояти скрытых под ним «близнецов». Бог стихий, удовлетворенный творчеством своего народа, держал руки скрещенными на груди. Ногами он попирал Золотого дракона, в которого складывалась мозаика плит, устилающих площадь.
Так он стоял долгие тысячелетия, и время не было властно над мрамором. Но этой ночью, на глазах спящих стражников-тиренцев и дремлющего мага-Пылающего (совсем страх потеряли), чело статуи покрыла сеточка мелких трещин. Люди, витающие в мирах сновидений, не заметили изменений. Маг лишь вяло дернулся в ответ на потревоженную Силу.
Ярость клокотала в груди Руса. Как он смог прийти в себя — одному богу известно. В смысле абстрактному Земному. Наверное, помогли колебания Сил пятен, впервые ощутимые им вне кагано-альганского мира. Наверное — потому что он этого еще не осознал. Рус вдруг понял, что шаг в желтый круг станет последним в его человеческой жизни. Не заподозрил, не уверил себя, а именно понял. Это его отрезвило.
«Черт! Я потеряю себя… плевать! Освобожу Гелинию… от чего? Она счастлива… да какой там счастлива, это же лоосское рабство — наоборот! Там страдания, здесь — счастье! Ненавижу! Плевать на себя! Стоп… Андрей! Сволочь, я поручил ему присматривать!!!», — и сразу провалился во «внутреннюю вселенную». Тело расслабилось и, падая, сложилось в невообразимую позу: подогнутые под грудь ноги и распластанные на ковре руки. Под правой ладонью тихо угасла «зыбучая яма».
— Андрей, козел, я нахера тебя туда отправлял!!! — Рус держал друга за грудки. Вокруг, подчиняясь его настроению, бушевала буря. Со всех сторон хлестал дождь, сверкали молнии, гремел гром.
— А. Что. Чик??? — взгляд Текущего постепенно принимал осмысленное выражение.
— Нахера, спрашиваю, ты пошел в Кальварион?! Яйца чесать?!
— Чик? — еще раз переспросил ошарашенный Андрей и оскалился не хуже Руса. — Руки убери, — жестко сказал он, в свою очередь схватив за грудки промокшую тунику друга, в глазах которого горело пламя бешенства. — Сам козел.
Вообще-то в гелинском не существовало такого оскорбления, но во «вселенной Руса» говорили на неизвестно каком, но всеми понятном языке.
Рус в ответ зарычал, и легко поднял Андрея над собой. Воин-маг мгновенно ударил пальцами в глаза противника.
Ярость — плохой советчик. Хозяин собственной вселенной забыл, что он здесь Бог, забыл о собственных умениях непревзойденного бойца, забыл обо всем. Образ Гелинии, которую «надо спасать от рабства», затмил всё. Он пропустил удар и пальцы Андрея погрузились в глазные яблоки.
Ослепший Рус покатился по мокрой траве, воя от боли.
— Чик, очнись!!! — заорал маг-Текущий, — это твой мир, ты здесь можешь ВСЁ!!! — и невольно забеспокоился за зрение друга: «Не переборщил ли?.. Но надо же было как-то его встряхнуть…».
Голос Андрея медленно доходил до сознания Руса. Он прорывался сквозь боль, сквозь сожаление о том, что струсил шагнуть в пятно, сквозь проступившее, наконец, воспоминание почему он это не сделал, сквозь злость на весь мир, позволивший… теперь он не так уверенно думал «поработить Гелинию», сквозь обиду на Андрея, не проследившего за ней, сквозь злость… которая медленно входила в управляемое русло…
Рус поднялся и глянул на друга здоровыми серыми глазами, в которых пламя сейчас плескалось в самой глубине. Тучи развеялись. О буре напоминал лишь сильный ветер, остужавший мокрые разгоряченные тела.
Спустя долгий напряженный статер, Рус прервал молчание, во время которого «брал себя в руки». Постарался сказать, как можно спокойней. Получилось не очень:
— Я тебя отправлял за Гелинией приглядеть, Андрюша, я ты…
— Я и приглядываю, Чик, а не чешу где попало. В чем дело, — спросил он четко и раздельно.
— И как давно ты её видел? — произнес Рус с нажимом.
— Пять дней назад. Да что случилось?! Чего ты взъерепенился? Видел, вполне довольна. Я бы даже сказал чересчур, — друг фыркнул, а муж напрягся, — Грация от неё не отходит… так ты заревновал! — «догадался» Андрей и со злостью подумал: «Я же тебя к Грации не ревную, а вполне мог…».
— В том-то и дело, что «чересчур»… иди ты со своей ревностью! Причем здесь это?! Её опоили, наложили структуру, эманации хрен знает чего действуют, а ты и в ус не дуешь! — прорычал он.
— Во-первых, уважаемый Чик, я согласился оберегать её от опасностей, а не от счастья, согласен? — Андрей тоже не счел нужным скрывать раздражение, — Во-вторых, структур я в ней не замечал, и мы все носим «обтекатели». В-третьих, опоить нас сложно, но я проверю, хотя и не Целитель. И кто мог это сделать? Зачем? Там одни проверенные тиренцы, почти все — родня Пиренгула, а значит и Гелинии. В-пя… нет, в-четвертых, каких-либо эманаций я не чувствовал. В её дворце — тоже. В-пя… и, наконец, там столько интересного! Эти их структуры — точно узоры… — взор Андрея зажегся неподдельным интересом и Рус его прервал. До это слушал терпеливо и внимательно:
— И как ты объясняешь её непомерное счастье?
— А я знаю?! Если честно, я тоже не очень рад. Грацию подбила, веселятся во дворце… сначала думал так даже лучше, перестала таскать меня по пустым домам, но потом… тебя тоже это тревожит — безделье?
— Вот именно, Андрюша, вот именно… про Грацию не скажу… Ты не замечал у неё особую любвеобильность?
— Да… как-то… вроде нет. Довольная — это да. Рассказывает какие в том дворце развлечения. Одни полеты чего стоят! Дворец круглый, как все дома, и есть там такой колодец… — глаза Андрея снова загорелись.
— Стой! О чудесах потом. Понимаешь, друг… я только что её вызывал. Так вот. Гелиния — не Гелиния. Душа её, меня этим не обманешь, но… стремления, характер — чужие. Ты меня понимаешь? — видя недоумение Андрея, продолжил. — Она — Хранящая, пусть и ученица. Мы вместе составляли список работ, и первые дни она активно ими занималась, а после, декады две уже, её как подменили! Ничего, кроме любви не надо! — на живом лице сообразительного Текущего проступало понимание. Рус продолжил еще активней, — я был лоосским рабом, я знаю, как меняется психика! Душа… нет, воля… точно, воля подавляется! У меня было страдание, и неё — любовь и счастье, но хрен редьки не слаще! Она в рабстве, — Рус перешел на крик, — и кто-то дергает за веревочки! — очень болезненная для него тема, не смог удержаться.
— Чик, успокойся! — Андрей тряхнул друга. Одежда и волосы от сильного ветра успели высохнуть. Озноба, как ни странно, оба не чувствовали. — Бросай все и иди туда сам! Чего ты боишься?! — он полностью проникся серьезностью ситуации, мгновенно поверив Чику, не раз доказывавшему свою правоту в самых невероятных вопросах.
— Чего боюсь? — переспросил Рус с какой-то горькой усмешкой, — меня не станет, Андрей. Если я сейчас шагну в Кальварион — я перестану существовать как Рус, как Чик, как человек… Гелиния стоит того, но… как она потом без меня? Как я без неё? Осталось подождать совсем чуть-чуть, я чувствую, я знаю…