Слипперы Иноземцев Эдуард

1

Забавно все-таки получилось. Если бы я не решил пройтись по улицам после интервью, то не встретил бы Полковника, точнее, разминулся бы с ним, и все пошло бы по-другому. Видимо, судьба все же есть. Или мы притягиваем ее, совершая тот или иной поступок. Или же в прошлой жизни мы натворили нечто такое, за что расплачиваемся в этой. Одним словом, вариантов много, на выбор. Что кому нравится. Мне нравилось думать, что я независим. От кого бы то ни было и от чего бы то ни было. Но с некоторых пор я начал понимать, что не все так просто. Хотя, очень может быть, мне только кажется, что я начал понимать. А на самом деле я ничего не понимаю. Но понимать то, что ты ничего не понимаешь, тоже достижение. В определенном смысле. Хотя я не об этом.

В тот осенний день я делал интервью с известным общественным деятелем для интернет-газеты, на которую работал примерно с год. Он распинался почем зря, расписывая радужные перспективы, сыпал терминами и излучал оптимизм. На самом деле говорил он на автопилоте, а сам думал совершенно о другом. Я могу даже сказать – о чем. В голове у него вертелись цифры. Довольно крупная сумма. Эту сумму он должен был получить вечером, в ресторане. И это была взятка за будущее лоббирование определенных интересов определенных людей. Все это я считал с него, как сканер считывает текст или фотографию. Это довольно просто, если знать, как это делается. Впрочем, нет. Не так. Это довольно просто, если это делать не думая, как это делается. Примерно так. И похоже это на то, как вам гадают на кофе. На самом деле символы на кофейной гуще не играют никакой роли. Гадающий просто ощущает идущие от вас волны, считывает их, как информацию, и переводит в понятные вам картинки возможного будущего. То есть он выступает в качестве антенны и ловит идущие от вас сигналы. Если он силен энергетически, он может уловить и сигналы, идущие не от вас, а к вам. То есть, грубо говоря, информацию о том, как с вами собираются поступать другие люди. Хотя нет. Опять не то. Или не совсем то. Попытаюсь объяснить, потому что все это важно. Дело в том, что с двадцатисемилетнего возраста у меня прорезался дар. К тому времени я уже четыре года как окончил факультет журналистики МГУ и работал в одном из глянцевых журналов. Писал материалы об известных в стране людях, их творческом, так сказать, пути и личном счастье. Или несчастье. У кого как. Само собой, мне приходилось встречаться с героями этих материалов и ворошить их прошлое и настоящее. И вот в процессе общения с довольно известным старым художником, который и должен был стать героем очередного материала, я вдруг понял, что вижу его. Именно вижу. Таким, каким видел себя он сам. Пожилым, уставшим, потерявшим интерес к жизни, давно истощившимся как художник. В то время как он говорил, что полотна его выставляют в лучших картинных галереях мира, и о том, что его жена, с которой он прожил сорок лет, всегда была его музой и именно благодаря ей он состоялся как художник, я ясно видел, что он ненавидит свою жену. А картины, висящие в музеях, не имеют для него никакой ценности. Он скорбел о дочери, которая умерла в двенадцатилетнем возрасте, которую он любил больше всего на свете, любил по-настоящему, и в смерти которой была виновата именно его жена. Потому что она не вызвала врачей, когда надо было это сделать. И в душе этого угасающего старика была ненависть и скорбь, а рассуждал он о русской живописи и ее традициях, потому что надо было на что-то питаться. А для этого нельзя было выпадать из обоймы. Непонятно каким образом, но именно это я и видел в его душе. Помню, что в первую минуту меня передернуло. Слишком уж необычным было ощущение. Как будто сидишь в зале и смотришь на героя фильма, который прокручивает перед собой и одновременно перед зрителем свою жизнь, пытаясь в ней разобраться. Думаю, если бы передо мною сидел мой ровесник, ощущение было бы не таким острым. Хотя бы потому, что осадок от прожитой жизни еще не успел сгуститься. И помню, что я сам смешался настолько, что старик с удивлением поглядел на меня. Он решил, что я наркоман. Я уловил это сразу же, как только он об этом подумал. И смешался еще больше. Не мог же я ему открыть причину моего смущения. Тогда он принял бы меня за сумасшедшего. И видимо, был бы прав. Во всяком случае, на какое-то время я сам почувствовал, что со мной творится что-то неладное, и быстро смазал интервью. Мне хотелось выйти на свежий воздух и разобраться, что со мной такое творится. Он недовольно насупился, но все же согласился на вторую встречу, а я сбежал с шестого этажа вниз, на улицу, не дожидаясь лифта. Почему-то в голову лез сюжет с Мэлом Гибсоном. Забыл название этого фильма, но интрига там была в том, что он слышал мысли женщин на расстоянии. Оказавшись в уличной сутолоке, я стал приглядываться к людям, ожидая, что сейчас в голову полезут мысли каждого встреченного. Слава богу, ничего такого не произошло. Люди шли мимо, не обращая на меня внимания, и я не мог уловить, что творится у них в мозгах. Боже ты мой. Как будто гора свалилась с плеч. Я нормален. Я – как все. Это было счастье. Или, по крайней мере, что-то близкое к этому.

Материал я не сдал, потому что не смог написать его так, как от меня того ждали. Что-то в духе звездных часов человечества. Вместо меня наша редакторша, милейшая, кстати сказать, дама, послала к старику художнику другого очеркиста, а меня после серьезной проработки на предмет преданности журналистике отправили делать материал о жене известного певца. Дама была явной стервой, расчетливой и целеустремленной, как тигрица на охоте, к тому же ей казалось, что раз она заплатила за материал, то ее полагается и трахнуть за счет редакции. В виде дополнительного бонуса. Но по крайней мере, ее мыслей я не смог отсканировать, что меня взбодрило. Не думаю, что я много потерял, я имею в виду ее духовное содержание, но фигура у нее оказалась что надо. И темперамент устрашающий. Видимо, с ее мужем в этом смысле не все было в порядке, потому что она выжала из меня все, что было возможно, до последней капли, а интервью на заданную тему мы проводили в перерывах. Причем послушать ее, так она любила свою звезду любовью нежной и возвышенной, поэтической и глубокой, почти как Джульетта своего Ромео. Именно так я все и написал, потому что за это мне платят. Мне было жаль женщин, которые купятся на это интервью. Но по крайней мере, я не прочел ее мыслей и мог утешаться тем, что, быть может, когда-то она действительно любила певца именно такой любовью. Кто знает?

Но самое главное произошло потом. Когда пришла пора делать новый материал о героях нашего времени, я предложил Ольге Павловне, редакторше, написать очерк об одной молодой актрисе. Я видел ее в двух фильмах, довольно хороших, и в одном сериале, очень плохом. Но сериал этот я отсмотрел от начала и до конца, все сорок с чем-то серий, потому что она играла там одну из главных ролей. Играла прекрасно, превратив тривиальный женский образ в героиню, которой сопереживали многие. Кроме ее игры, в этом сериале ловить было нечего, а сценариста надо было бы повесить на ближайшем от студии дереве. Но когда на экране появлялась она, я замирал. Не от красоты, или сексуальности, или чего-то такого. Дело было не в этом. Таких девушек по улицам нашей бескрайней родины мелькают тысячи. Но глаза… Но свет… От нее волнами исходил свет. И мне захотелось с ней познакомиться. И написать о ней. Что я и сделал. Я с ней познакомился, причем с ее стороны не было и намека на звездность, и я о ней написал. Очень хороший очерк, по крайней мере, многие наши читатели откликнулись на этот материал. Но опять-таки дело не в этом. Дело в том, что в процессе нашего разговора я опять испытал то же самое ощущение. Как будто я сканирую ее. Правда, шока я не испытал, потому что она себя преподносила именно такой, какой и была на самом деле. Простой и удивительно талантливой. В первую очередь как человек. Правда, со своими страхами и комплексами, но у кого из нас нет страхов или комплексов. Честно говоря, я влюбился. Но мне ничего не светило, и я отсканировал это тоже. И не обиделся. На нее невозможно было обижаться. Мы с ней дружим до сих пор, и недавно я познакомился с ее мужем. Думаю, он счастливый человек, потому что она не прикидывается, что любит его. Она любит его на самом деле. И я это знаю.

Одним словом, с тех пор я и выяснил, что могу читать людей. Не всех. Только тех, кто заинтересовывает меня по-настоящему. Старик художник заинтересовал меня своими картинами. Ранними. Тамара заинтересовала меня своим внутренним светом. Были еще люди, которых я интервьюировал и заодно читал их жизнь в глубинах их подсознания. Были такие люди и в моем окружении. Среди друзей и родственников. И мне понадобилось довольно много времени, чтобы свыкнуться с этой способностью, свалившейся на меня нежданно-негаданно. Поначалу было довольно сложно. Особенно в отношениях с близкими людьми. Да и с женщинами. Потом я почти привык. Но все-таки через некоторое время ушел из своего глянцевого журнала, а потом вообще оставил журналистику. Нанялся в археологическую экспедицию, потому что там было всего несколько человек и они меня особо не интересовали. Потом недолго поработал водолазом, сторожем в зоопарке. Затем шатался по Сибири и Дальнему Востоку. Меня тянуло туда, где мало людей. Но долго я все же не выдержал и в один прекрасный день вернулся в Москву и в свою профессию, но уже не в мое бывшее глянцево-гламурное издание. Освещать жизнь богемы мне надоело. Я устроился в довольно известный общественно-политический еженедельник и занялся журналистскими расследованиями. Именно в этот период я и встретил Полковника. В то время он работал в одной из спецслужб, точно не знаю, какой именно, и занимался проблемами энергетического воздействия на сознание человека. Я попытался сделать с ним интервью для моей газеты, но он отказался, сославшись на секретность своих разработок. Зато мы с ним довольно долго проговорили, сидя в пивной. Не сразу, но он осознал, что я умею проникать в сознание, и моментально поставил блоки. А потом принялся меня уговаривать поступить к ним на службу. Разумеется, я отказался. Разумеется, он настаивал. Интересы государства и все такое. Так как я был достаточно выпивши, то послал его подальше. С интересами государства. А так как он был все же не монстром, а интеллектуалом, психологом по образованию, то он понял, что дальше настаивать бесполезно. И на этом мы расстались. Вплоть до того осеннего дня, когда я, снова поменяв работу и оказавшись в интернет-издании, получил задание проинтервьюировать известного общественного деятеля на предмет патриотизма и общественного долга. А когда я вышел от этого деятеля, чертыхаясь про себя, и побрел домой пешком, потому что хотелось глотнуть свежего воздуха, пусть осеннего, промозглого, с мелкой дождливой пылью, Полковник уже ждал меня.

2

Я люблю дождь. И всегда его любил. Дождь смывает все следы. Дождь окутывает тебя пеленой и дает ощущение отстраненности и покоя. Дождь наполняет легкие озоном. Одним словом, дождь примиряет с отдельными недостатками бытия. Правда, в дождь лучше сидеть дома и наблюдать за ним из окна. Я же шагал под ним без зонтика, а короткая кожаная куртка не очень защищала. И когда я добрался до своего дома, то, естественно, основательно промок. Зато избавился от впечатления, навеянного известным общественным деятелем.

В подъезде воняло сыростью и мочой. Домофоны были давно взломаны. Наша хрущоба на Верхней Масловке не числилась в списке приоритетных и не пользовалась особым вниманием властей. В доме жил разномастный народ, хотя он когда-то считался домом Академии наук. Особой спайки не наблюдалось, и всем было почти на все наплевать. За редким исключением. В общем, дом как дом. Ничего особенного.

Я пешком поднялся до своей, точнее, бабушкиной однокомнатной квартиры, доставшейся мне по наследству после ее смерти три года назад. Это была маленькая, милая и чистая квартирка с четырехметровой кухней и душной от огромных труб ванной, совмещенной с туалетом. Я был обладателем и висячего балкона, прямо перед которым рос огромный платан. Летом я иногда выносил туда кресло и пил пиво, водрузив ноги на перила балкона и задрав голову к небу. Мне казалось, если долго вглядываться в это небо, можно увидеть Бога. Или, скорее, почувствовать его. Но Москва не Гималаи, и ничего такого я не чувствовал. Это меня нервировало, если честно. Я думал, Бог открывается тем, кто Его ищет. Хотя, может быть, я искал его не очень старательно.

Когда я открыл дверь и ввалился внутрь своей квартиры, что-то мне показалось подозрительным. В квартире витал чужой дух. Я был мокрый и злой, но сразу уловил его. Не знаю, кто как, но лично я сразу чувствую вторжение на свою территорию. Что-то неуловимо меняется, пространство как будто сужается. Я не испугался. Во-первых, я не пугливый, во-вторых, у меня нечего грабить. Разве что домашний кинотеатр или ноутбук, но первый слишком громоздкий, а второй уже старый. Я просто взял с полки зонт, который забыл утром, и осторожно двинулся вперед. Зонт был длинный, дедовский, с толстым загнутым набалдашником, и в случае чего им можно было запросто свалить человека, если сильно ударить по башке. Прокравшись к полуоткрытой двери в комнату, я заглянул внутрь. Несмотря на сумерки, волне можно было разглядеть силуэт какого-то человека. Он стоял у окна и смотрел на дождь. Хотя я никогда не занимался никаким видом спорта, но в нескольких уличных драках участвовал и кое-какой опыт имелся. Главное в драке – неожиданность. И инициативность. Я приподнял зонт, собираясь подвалить сзади, но тут человек произнес, не поворачиваясь: «Не стоит, Макс». И я узнал голос Полковника.

– Какого хрена?! – Я опустил зонт и включил свет.

Тут он повернулся. За те два года, что мы не виделись, он явно постарел. И вполне выглядел на свой возраст. Впрочем, точного его возраста я не знал. Но выглядел он лет на шестьдесят. Может, больше.

– Ты извини, что я навестил тебя без спроса, – усмехнулся он. – Но дело срочное и не терпит отлагательств. Надо поговорить.

Он выразительно посмотрел на зонт, потом оглядел меня. Взглядом Феликса Эдмундовича Дзержинского. Впрочем, он и сам смахивал на Дзержинского. Такой же длинный, интеллигентный с виду, изможденный и с такой же козлиной бородкой. Но без пенсне.

– Для журналиста реакция у тебя не очень, – критически добавил он.

Я кинул зонт на диван. Стянул с себя мокрую куртку и тоже бросил на диван. И неприветливо уставился на него.

– Чего вам надо? – поинтересовался я нелюбезно. – И кто разрешил вламываться ко мне в квартиру?

– Тебе надо выпить горячего чая. А то простудишься, – примирительно произнес он. – Да и я не откажусь, если угостишь.

– С какой стати?

– С той, что я гость.

– Я вас в гости не звал, – заметил я.

Он вздохнул. Как-то устало. Как будто на его плечах лежал груз забот целого мира. Потом отошел от окна и сел в кресло рядом с диваном. Вынул пачку сигарет, закурил. Он чувствовал себя совершенно свободно.

– Макс, надо поговорить, – повторил он. – Если ты гадаешь, как я попал сюда, то у меня есть дубликат твоего ключа. Замок простой, изготовить ключ было несложно. Но милицию вызывать не стоит. Это глупо, да и милиция тебе ничем не поможет. Сделай чаю, а? Или, хочешь, переоденься пока в сухое, а я сам похозяйничаю на твоей кухне? Не против?

Я пожал плечами. Что еще я мог сделать? Полковник встал и, интеллигентно обойдя меня, двинулся на кухню. От него пахнуло не то нашатырным спиртом, не то нафталином. Посмотрев, как он скрывается в проеме двери, я вытащил из шкафа поношенные черные джинсы, водолазку, а из-под дивана – тапочки. Там не подметалось, наверное, уже месяца три, с тех пор как я расстался с Таней. И вместе с тапочками я выволок пыль. Аккуратными клубками. Я подумал, что надо бы подмести, ведь я сплю на этом диване и глотаю эту пыль вместо свежего воздуха. Потом я подумал, что зря расстался с Таней. По крайней мере, она подметала и неплохо готовила, хотя других достоинств у нее не было. Разве что она громко сопела во время секса, но это вряд ли можно считать достоинством. Потом я переоделся, по ходу пытаясь сообразить, чем обязан визиту столь странного гостя. И с какой стати спецслужбы снова заинтересовались моей скромной персоной. Но так как ответа на этот вопрос у меня не было, к тому же на кухне заверещал чайник, я поплелся туда. За ответами и за горячим чаем. По дороге на кухню я два раза чихнул. Если верить приметам, это означало, что я получу и чай, и ответы на свои вопросы. Но в приметы я не верил.

Когда я вошел, мой гость уже успел вытащить пачку чаю, сахарницу и две чашки с ложками. Он покопался и в холодильнике, потому что на столе стояло блюдце с заплесневелой половинкой лимона. Полковник как раз отрезал заплесневевшую часть.

– Люблю чай с лимоном, – уведомил он, увидев меня на пороге. – Садись, приятель. Я сейчас налью.

Какой такой приятель? Он был старше, чем мой отец. Но я не стал спорить и подсел к столу, почему-то чувствуя себя гостем. Странное ощущение в собственном доме.

– Ты неправильно живешь, сынок, – сказал он, подхватив с плиты чайник и наливая кипяток в чашки. Мой нос обдало паром, и я отодвинулся. – У тебя в холодильнике только рыбные консервы, притом открытые, и кусок дрянной колбасы. Ты испортишь себе желудок. А кому ты будешь нужен с язвой желудка? Пакет клади себе сам.

Я вытащил из пачки пакетик чаю и сунул в чашку. Говорили, что этот английский «Ахмад» производят не в Англии, а в Грузии. Но меня это не особенно волновало. Я и так знал, что мы живем в фальшивом веке. Положив себе три ложки сахару, я помешал в чашке. Полковник подсел к столу, аккуратно отрезал себе тонкую дольку лимона, потом погрузил пакетик в чашку, вытащил, снова погрузил, всего семь раз, видимо, чтобы чай получился не очень крепким. Так же аккуратно надавил на пакетик ложкой, вытащил его, пристроил на блюдце, осторожно опустил дольку лимона в чашку, с довольным видом потер руки и отпил из чашки.

– Хорошо, – сказал он мечтательно.

Я снова не стал спорить. Каждый получает удовольствие по-своему.

– Итак, приступим, – проговорил он.

– Давно пора, – откликнулся я.

Полковник косо посмотрел на меня. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент снаружи прогрохотал гром. А потом сверкнула молния. Гром и молнию трудно отнести к приметам, но в этом что-то было. Я криво улыбнулся. Он неодобрительно прочистил горло. Побарабанил по столу длинными музыкальными пальцами.

– Ты все еще читаешь людей? – спросил он, изучающе поглядев на меня.

– Иногда. Но теперь получается хуже, чем тогда… Ну, когда мы с вами встретились два года назад, – честно ответил я.

– Хорошо. Очень хорошо.

Я в этом не видел ничего хорошего, но промолчал.

– Помнишь, два года назад ты просил меня об интервью? Тебе было интересно, чем занимается служба, которой я руководил.

– Помню.

– А я отказался, потому что… В общем, понятно почему.

Я кивнул. Он отпил из своей чашки, вытащил новую сигарету, прикурил.

– Так вот… Теперь я готов дать интервью.

Я замер с чашкой в руках.

– Точнее, это будет не совсем интервью. Я готов рассказать о том, чем мы занимаемся. Но только тебе.

– Только мне? – по-идиотски переспросил я.

– Только тебе. И под подписку о неразглашении.

– А тогда какой смысл в этом интервью? Если я не могу его напечатать?

Полковник, хотя, может, и не полковник, а генерал, я понятия не имел о его настоящем звании, задумчиво затянулся и выпустил дым прямо мне в лицо. Я уже год как бросил курить, и проклятый дым показался мне газовой атакой. Но я сдержался. Все-таки это был Полковник. А может, и генерал.

– Тебе ведь тридцать? – полюбопытствовал он, вместо ответа.

– Ну, тридцать… А при чем тут это?

– Тридцать… Это серьезный возраст. А занимаешься ты, извини меня, полной ерундой. Пишешь статейки, которые никому не интересны.

– С чего вы взяли, что они никому не интересны? – обиделся я.

– С того, что ты работаешь в третьесортных изданиях и написанное тобой не имеет никакого общественного резонанса. Ты не поднимаешь никаких проблем, не исследуешь ничего социально или политически значимого. Ты пишешь, потому что тебе просто некуда деваться. Водолаз из тебя не получился, сторож и бродяга – тоже. Я тебя читал, Макс. Ты средненький и серенький журналист, без каких-либо перспектив.

Честно говоря, я и сам так думал, но одно дело, когда ты признаешься в этом сам себе, другое дело, когда тебе говорят это в лицо. Без всяких экивоков.

– Тогда какого хрена…

– Ты что, обиделся? – перебил он меня. – Не стоит. Обижаются слабые. А ты далеко не слабый. И у тебя свой путь.

– Какой такой путь?

– Твой путь. Ты обладаешь очень редким даром, сынок. Говорю это как психолог с большим стажем. Ты читаешь мысли. Только один из нескольких миллионов может это делать. И такие люди просто неоценимы. Я вообще удивляюсь тому, что ты прозябаешь, никак не используя свой дар. Ты мог бы сделать отличную карьеру в любом деле. Мог бы заработать миллионы. Поверь мне. А ты работаешь на каких-то авантюристов, выпускающих желтый интернет-листок, зарабатываешь гроши, якшаешься с продавщицами и официантками или, еще хуже, с откровенными шлюхами, живешь в какой-то конуре, отдалился от всех, даже от своих родителей, и потихоньку спиваешься. Это глупо.

Я отпил из чашки большой глоток и обжегся. Проклятый старик вывел меня из равновесия. Я потянулся к его пачке сигарет и без спроса вытащил одну. Прикурил. Закашлялся. Но снова затянулся. Упорно и безнадежно. Неожиданно мне захотелось оказаться далеко отсюда. В какой-нибудь глухомани. Но, к сожалению, я не умел перемещаться в пространстве.

– Что вам от меня надо? – спросил я, помолчав немного.

– Чтобы ты работал на меня, – спокойно ответил он. Потом уточнил: – На правительство.

– Значит, интервью – это просто трюк?

– Выходит – так. Относительно безобидный, кстати.

– Вы что, следили за мной все это время?

– А как же… Неужели ты думаешь, что человека с твоими способностями оставят без присмотра?

– У меня нет никаких способностей. Я не могу читать мысли всех. Только тех, с кем я общаюсь какое-то время и кто мне интересен. Да и то не всегда.

– Это уже очень много, – мягко заметил он.

– Меня не интересует карьера. Мне плевать на нее. И меня не интересуют деньги. В смысле – миллионы… Я хочу просто спокойно жить. Чтобы меня не доставали. Вот и все.

– Я тебе и не предлагаю возглавить нефтяной консорциум. Или Министерство чрезвычайных ситуаций, – усмехнулся он. – За это время мы более или менее изучили тебя.

– А что же вы мне предлагаете?

– Пройти определенный тренинг. Для того дела, что намечается, нужен тренинг.

Полковник смотрел на меня, слегка улыбаясь. Видимо, понял, что победил по очкам. Потом откашлялся и начал объяснять, какого именно дела. Я слушал его и не верил своим ушам.

3

Вот так я и встретил Полковника во второй раз, и эта встреча сыграла очень серьезную роль в моей жизни. Теперь, когда я вспоминаю все, думаю, что это была не случайность. Не в том смысле, что он заявился не случайно. Конечно, не случайно. А в том, что в какой-то мере это было предначертано свыше. У каждого из нас есть определенные способности, и приходит время, когда они становятся востребованными.

Выпив еще одну чашку слабого чая с лимоном, Полковник ушел, заручившись моим согласием прий ти на тренинг уже на следующий день вечером. Тренинг должен был состояться не в каком-то ведомстве, я так и не понял, кстати, на какое ведомство он работает, а на съемной квартире на Тверской, повыше мэрии. Он употребил словосочетание «конспиративная квартира», и мне оно не понравилось. От этого словосочетания несло шпионскими страстями или криминалом. Но тем не менее я дал согласие. Чисто из журналистского и человеческого любопытства.

Как только он ушел, я сел за свой старенький ноутбук и распечатал с диктофона интервью с общественным деятелем, по ходу морщась и думая о том, какая это все мура. Потом приготовил себе ужин – жареную картошку и остатки килек в томате. Обожаю картошку с луком и мясом, но мяса и лука не имелось в наличии. Потом закурил сигарету из пачки Полковника, забытой им на столе, осознавая, что нельзя этого делать. Я же бросил. Оттого, что я курил после того, как выдержал полгода без курева, настроение испортилось. Чтобы как-то поднять его, я включил телевизор и стал переключать каналы. Но настроение испортилось еще больше. Реальная жизнь не имела ничего общего с телевизионными картинками, и от этого становилось как-то тошно. Я врубил плеер и поставил диск с фильмом Тамары. Это была лирическая комедия. Добрая и хорошая. Но я тупо смотрел на экран, думая совершенно о другом. На этот раз Тамара не помогла. Настроение было не лирическим и тем более не комедийным. Откровенно говоря, настроение было поганым. И никак не хотело улучшаться. От всего этого я закурил вторую сигарету и переключился на визит Полковника. И на то, что он мне рассказал. Выглядело все, конечно, фантастикой. Но я вспомнил слова философа о том, что все разумное действительно и все действительное разумно, и в итоге пришел к выводу, что в этой жизни может быть все. Почему бы и нет? В итоге в двенадцатом часу я завалился спать, предварительно приняв очень горячий душ и хорошенько продраив зубы. Наутро от рыбных консервов во рту всегда бывал неприятный привкус, да и воняло порядочно.

Я проснулся свежий и бодрый. И готовый к свершениям на благо человечества. К тому же мне снилось что-то хорошее, но что именно, я никак не мог вспомнить: редко вижу сны и еще реже запоминаю их. Позавтракав, я отправил свое интервью в контору по электронной почте, потом помаялся, не решаясь закурить, потом все же закурил, решив, что через месяц снова брошу, и выглянул в окно. Шел дождь. Уже третий день. Редкие прохожие внизу кутались в свои плащи, очертания улицы выглядели размытыми, как на полотнах импрессионистов, небо – каким-то смазанным. Я пожалел, что у меня в квартирке нет камина. И вообще что я живу в городе, притом таком большом городе, как Москва. Дождь – явление камерное.

Притворив окно и полюбовавшись на дождевые разводы на стекле, я оделся в то же, что и вчера, но обулся в другие кеды. Потом проверил наличность в бумажнике, сунул сигареты и диктофон в карман куртки и вышел в дождь. Мне надо было сделать еще одно интервью для завтрашнего номера, потом собрать информацию о колебаниях цен на недвижимость, о чем я собирался сделать материал для газетенки, в которой иногда подрабатывал, затем заглянуть к матери и передать немного денег на лекарство отцу, а они жили довольно далеко, в Ясеневе, потом зайти в книжный и купить одну книжку про кельтскую мифологию, которая меня давно интересовала. И все это надо было успеть до семи часов. Потому что в семь мне надо было явиться на тренинг. Все же я обещал, а я привык держать слово.

В пятнадцать минут седьмого я вынырнул из станции «Тверская» голодный и усталый, переделав все свои дела, с книгой под мышкой. Хотелось есть. Я побрел к «Макдоналдсу», хотя я и принципиальный противник гамбургеров и чизбургеров. Но у меня в кошельке оставалось что-то около пятисот рублей, к тому же это было под боком. Быстро подкрепившись американской картонной едой, я стал пешком спускаться по Тверской и в назначенное время стоял перед квартирой, описанной Полковником. Старая, советских времен дверь не внушала оптимизма. Краска над дверью облупилась, в углу свисала паутина. Звонок не работал. Видимо, тут действовал принцип – не бросаться в глаза. Не выделяться. Я вежливо постучал. Никакого движения. Тогда я раза три стукнул кулаком. Послышались бодрые шаги, и дверь открылась ровно настолько, чтобы хозяин мог лицезреть посетителя. Удостоверившись, что я тот, кого ждали, Полковник, ибо это был он, распахнул ее пошире, и я вошел. Без всякого душевного трепета, но заинтригованный.

– Молодец, что пришел, – похвалил меня Полковник. И жестом указал в сторону какой-то двери, наверное в комнату, не давая мне возможности как следует оглядеться. Единственное, что я успел понять, – что квартира огромная. Четырех– или пятикомнатная. Слишком много дверей выходило в холл. Я помедлил, и тогда он вежливо, но твердо подтолкнул меня в указанную сторону. Решив, что разберусь потом, я двинулся в том направлении, открыл дверь и вошел. Тихие голоса смолкли, и все, кто были в этой довольно большой комнате, уставились на меня. Тут меня снова подтолкнули вперед, и из-за моей спины появился Полковник. – Максим Духов, – провозгласил Полковник. – Наш человек. Прошу любить и жаловать.

Никто ко мне не подошел, но каждый сдержанно покивал или улыбнулся. Я поочередно обвел присутствующих взглядом, стараясь вложить в него побольше нейтральной доброжелательности и поменьше цепкости. В комнате находилось пять человек, не считая меня и Полковника. Я опишу их в той очередности, в какой увидел. Прямо напротив меня в старинном кресле сидел ровесник Полковника, очень похожий на поэта Резника. С такой же длинной стильной седой прической, орлиным носом, широким лбом, холодными голубыми глазами. Рядом устроилась дама бальзаковского возраста, крашеная брюнетка с умным, но несколько мужеподобным лицом. Несколько поодаль расположилась женщина примерно моих лет. Может, чуть поменьше. У нее был именно тот тип лица, который нравится мне. Большой чувственный рот, тонкий нос с трепетными крыльями, широко поставленные, чуть раскосые, внимательные зеленоватые глаза, короткие каштановые волосы. Рядом с ней сидела очень юная и очень худая особа восторженно поэтического вида, с разбросанными по плечам золотистыми волосами и огромными карими глазами. А в самом углу примостился мужик лет тридцати пяти, похожий на натуралиста. Лысый, в очках, с носом пуговкой, с несколько выпирающим уютным животиком. В общем, божья коровка. Вот и все. Ничего экстраординарного. Тогда я и понятия не имел, что смотрю на костяк группы Zetta, которая просуществует недолго, но довольно эффективно.

4

– Ну что ж, давайте начнем, – предложил Полковник, представив меня и в свою очередь представив мне сидящих в комнате. Седого с шевелюрой звали Владислав Параманис. Он оказался руководителем будущей группы, биофизиком и доктором наук. Божья коровка по имени Никанор был бухгалтером, а не ботаником. Но в группу попал из-за того, что якобы обладал способностью путешествовать вне тела. То есть он садился, закрывал глаза, его душа волевым усилием покидала тело и перемещалась во времени и пространстве быстрее света. Или вровень со светом. По крайней мере, так мне представил Полковник. Дама бальзаковского возраста, которую звали Галина, обладала той же способностью. Судя по какому-то странному блеску в ее глазах, может, все так и обстояло. Или же она была наркоманкой. Золотоволосая фея по имени Вера витала в сновидениях каждый божий день. То есть она видела сны, и эти сны были в большинстве своем вещими. Если двое предыдущих могли вытащить свою душу из тела и бросить ее на разведку куда угодно, хоть в Америку, хоть в Африку, то Вера была своеобразной антенной, улавливающей любое необычное движение в ауре земли. Или, во всяком случае, в ауре Москвы. Опять-таки по заверениям Полковника. Всех троих он обозвал слипперами. Что же касается Маргариты, в которую я сразу же втюрился в силу влюбчивости своей натуры, то она оказалась довольно опасной личностью. Она обладала способностью воздействовать на людей, причем даже незнакомых, просто увиденных на фотографии. И это воздействие могло быть как положительным, так и отрицательным, видимо, в зависимости от ее настроения. Одним словом, она могла внушить людям мысли или поступки, к которым те вовсе не стремились. Но у нее был один минус. Она не разбиралась в людях и не умела читать их мысли. Зато это умел я. Так что, обобщая, Полковник заявил, что теперь группа укомплектована полностью и после соответствующих тренировок готова приступить к выполнению задач, поставленных перед ней вышестоящими и компетентными органами. И осталось ознакомить нас с характером этих задач.

– Начнем, – повторил Полковник. – И прошу выслушать меня внимательно и не перебивать.

Судя по выражениям лиц, никто и не собирался его перебивать. Все превратились в само внимание. Удовлетворенный этим, Полковник прочистил горло, оглядел присутствующих и начал нести такую околесицу, что я, грешным делом, подумал, а не в дурдом ли я попал. Посудите сами. Во-первых, он заявил, что в последнее время усилились попытки энергетического давления на руководство России. И объяснил, весьма приблизительно, что это значит. Во-вторых, он заверил, что некая очень мощная группа недавно появилась в Москве и, мало того, действует в самом центре Москвы. Ее члены, видимо прекрасно подготовленные, используют все новейшие технологии воздействия на биополе нашего руководства, а значит, и на их сознание, пытаясь подчинить его себе. Речь идет о самых крупных политических фигурах, влиятельных бизнесменах, общественных деятелях и так далее. И в-третьих, он сказал, что из-за того, что проводившиеся в свое время в СССР работы по влиянию на биоэнергетику человека в новой России были приостановлены или прекращены, по многим объективным и субъективным причинам, сегодня спецслужбы могут противопоставить этой угрозе не так чтобы уж многое. Есть отдельные специалисты, например Владислав Параманис, есть люди с определенными способностями, но нет единой структуры. Поэтому они пошли по пути создания неких групп, наподобие партизанских отрядов, пока не будет сформирована армия, то есть серьезная боеспособная структура. Наша группа и станет одним из таких «партизанских отрядов» по борьбе с биоэнергетическими воздействиями. Вот вкратце содержание речи Полковника. У меня в незваных гостях он не сказал и десяти процентов, но и тогда я был удивлен и озадачен. А что уж говорить о моем состоянии, когда я выслушал эмоционально насыщенную речь Полковника целиком. Но когда я незаметно оглядел присутствующих, то увидел, что речь эта всем понравилась. И даже повергла в какой-то священный трепет. По крайней мере, поэтичную Веру точно.

– Поэтому я и собрал вас тут. Цель одна – использовать ваши способности для блага Родины, – эффектно завершил он. – Ну а теперь можете задавать вопросы. Мне и Владиславу Павловичу.

Все пять членов нашей будущей группы молчали. Никанор утирал со лба пот, Галина видимо, отпустила свою душу гулять под дождем, потому что глаза ее ничего не выражали, Вера мечтательно уставилась в пространство. Только Маргарита и я сохраняли определенное присутствие духа.

– Все это очень интересно, но я не поняла, что можем сделать мы впятером против кого-то, кого мы даже не знаем в лицо, – наконец нарушила молчание Маргарита. Голос у нее был низкий и приятный. А вопрос – по существу. Я сам собирался задать его и поэтому одобрительно посмотрел в ее сторону. Впрочем, она смотрела не на меня, а на Полковника. И в глазах ее таилось древнее любопытство женщины, вкусившей запретный плод.

Полковник бесстрастно оглядел ее, в то время как во взгляде Параманиса появился чисто мужской интерес. Девушка того стоила, но мне это не понравилось.

– Вы можете сделать очень многое, – благожелательно проговорил Полковник. – Вашу группу подбирали по определенным параметрам. Три поисковика, иначе говоря, слиппера, которые могут обнаружить людей с очень сильной энергетикой, и два оперативника, которые в состоянии проверить, как именно эти люди используют свою энергетику. Три поисковика – это Вера, Галина и Никанор. Два оперативника – это вы, Маргарита, и ты, Макс, то есть Максим. К сведению присутствующих, Максим способен просканировать человека, понять его мысли. Маргарита умеет нейтрализовать его энергетически. На время, конечно, пока не включится более профессиональная группа сотрудников нашего ведомства. А квартира, в которой сейчас все мы находимся, станет вашей базой. Офисом, если хотите. Здесь же вы пройдете краткий курс тренировок под руководством Владислава Павловича.

Параманис слегка поклонился. Несколько театрально. Но не сказал ни слова. Так как поисковики тоже сидели тихо, я решил подать голос. У меня было ощущение, что я вижу дурной сон или смотрю какое-то странное фэнтези по телевизору.

– Я, конечно, очень польщен, что меня сюда пригласили, – начал я осторожно. – И Родине тоже хотелось бы послужить. Без проблем. Но… Вообще-то я работаю. Я журналист. Пишу всякие там статьи и интервью. То есть зарабатываю себе на жизнь. Одним словом, я занят. И потом… Честно говоря, граждане, все это кажется мне бредом сивой кобылы. Уж извините меня. Я, конечно, видел сериал «Горец». Или там «Секретные материалы» всякие. И «Властелин колец». И «Ночной дозор» тоже видел. И на экране все это смотрится… гм… интригующе. Иногда. Но мы-то живем в реальном мире. И мы прекрасно понимаем, что в этом реальном мире, в нашем родном городе Москве, да и в других городах нет ни вампиров, ни оборотней, ни эльфов с гномами, ни драконов с единорогами. Я не против драконов. Поймите меня правильно. Но их мне хватает на экране. Поэтому… Мне было приятно познакомиться со всеми присутствующими, особенно с коллегой оперативником, но мне пора…

С чувством произнеся эту небольшую тираду, я встал. Но тут же на мое плечо опустилась цепкая рука Полковника.

– Сядь, Максим. – Тон его был холоден, рука тоже. Это я ощутил даже сквозь водолазку. Первым моим побуждением было скинуть руку и ударить его под дых, но я никогда не действую по первому побуждению. Поэтому я сел и огляделся. В награду мне был определенный интерес, появившийся в глазах Маргариты.

– Да… – задумчиво протянул Параманис. Это было первым из его многочисленных задумчивых «да…», услышанных впоследствии. – Хорошая речь. Честная. Но глупая.

Так как цепкая рука отпустила мое плечо, я повернулся к нему.

– А вы скажите что-нибудь умное, – предложил я.

Он улыбнулся. Улыбка оказалась широкой и неожиданно обаятельной.

– Постараюсь. Но сначала хочу всех вас поставить в известность, что раз вы пришли сюда, то уйти уже не получится. По крайней мере, не подписав определенных обязательств. Это просто для информации, молодой человек. Теперь по существу. Наша будущая деятельность не имеет ничего общего ни с драконами или вампирами, ни с чем-либо подобным. Современная наука доказала, что человек обладает биоэнергетикой, которую мы привычно называем душа или аура. То есть, попросту говоря, тело человека окружено неким энергетическим полем, на которое можно влиять направленным воздействием другого энергетического поля. У вас, к примеру, есть опыт по считыванию информации, содержащейся в поле людей, с которыми вы общаетесь. Разве не так, молодой человек? – Он внимательно смотрел на меня.

– Небольшой, – нехотя признался я.

– Вот видите. А у Маргариты есть другой опыт. Она не в состоянии считывать информацию, но она может влиять на энергетическое поле другого человека. Она была под нашим наблюдением довольно долго, около трех лет, и у нас есть документально подтвержденные данные ее способностей. – Маргарита скривилась. Но наш будущий руководитель не обратил на это никакого внимания. – Вы можете найти также сотни людей, у которых сбываются сны. Не те сны, когда вы подсознательно чувствуете назревающий на работе скандал или увольнение. Или те, в которых девушка, с которой вы дружите, готова вас полюбить или изменить вам. Это сны, связанные с интуицией, с подсознательным анализом вашей будничной деятельности. В них нет ничего необычного. Но как объяснить сны, в которых с вами происходит нечто не имеющее никакого отношения к вашим будням? Скажем, во сне вы встречаете человека, с которым никогда не были знакомы. У вас нет общих знакомых. Ничего вас с ним не связывает. И вот проходит какое-то время, и вы встречаете этого человека в реальной жизни. Или другой пример. Когда-то у вас был знакомый, которого потом вы не видели много лет. И вдруг вы видите сон, в котором он умер. Или женился. Или разбогател. И все это происходит потом в реальной жизни. Этого не объяснить интуицией. И подсознанием тоже. Это и есть считывание информации с энергетического поля другого человека. Не сознательное, потому что он мог вас и не интересовать. Просто произошла случайная или не случайная, это уже другой, очень сложный вопрос, встреча двух энергетических полей. В просторечии – душ. И во сне. Я понятно излагаю?

Наши поисковики усиленно закивали. Все трое. Видимо, они на своем опыте знали, что Параманис говорит правду. Я же никак не отреагировал. Маргарита тоже.

– Спасибо. Я мог бы сейчас проанализировать представления о снах древних народов. У многих из них считалось, что во время сна душа покидает тело и путешествует по знакомым и незнакомым местам. Опять-таки считалось, что это можно делать не только ночью, во время сна, но и днем, сознательно вогнав себя в транс, то есть специально настроившись на такое путешествие. Но я сделаю в другой раз. Сейчас у нас нет времени. Факт то, что в вашей группе два человека, а именно Галина и Никанор, обладают этим даром. А пройдя тренинги, они разовьют его в себе еще больше. Так что наш дорогой Максим произнес свою речь в некоторой, скажем так, запальчивости. Кстати, в мое время пелось о том, что мы сказку сделаем былью, и в определенной степени это так и есть. То, чем мы будем заниматься, вполне реально. И в Москве действительно появилась группа энергетически очень сильных и профессионально подготовленных людей, которые пытаются воздействовать на представителей нашей властной пирамиды. Используя технологии, в какой-то мере знакомые всем вам. И наша задача – противодействовать этим людям. А если удастся, вычислить их и нейтрализовать. Никаких драконов, эльфов и гномов. Сугубо научный подход. Я вас убедил, Максим?

Его орлиный нос был нацелен на меня. Я буркнул что-то, что можно было одинаково принять и за согласие, и за отрицание. Он предпочел принять за согласие.

– Я рад. Теперь что касается оплаты. – Я заметил, что все как-то оживились. Параманис тоже это заметил и тонко улыбнулся. – Разумеется, все вы будете получать зарплату. И вполне приличную. Намного больше того, что вы зарабатываете теперь. Правда, вам придется на время отказаться от многих своих контактов. Жить вы будете каждый у себя, но приходить сюда как на работу. В девять часов утра. Рабочий день, кстати, у нас ненормированный. То есть иногда вы будете возвращаться домой даже ночью. Если это понадобится. И каждый из вас подпишет документ о неразглашении. Есть вопросы?

Вот так начался новый этап моей жизни. Честно говоря, я был абсолютно не готов к такому повороту событий.

5

Иногда у меня возникает чувство, что все мы, я имею в виду люди, живем в сознании какого-то сверхгигантского существа. Это существо борется само с собой, пытаясь само же себя понять. И так как мы созданы по его образу и подобию, мы занимаемся тем же. Иногда совершаем дурные поступки, иногда добрые, а чаще всего непонятно какие. Мой последний поступок был именно из этого ряда. Я беспрекословно принял то, что мне навязали, сам не понимая, зачем так поступаю. Наверное, мне понравилась Маргарита. Или сверхгигантское существо решило, что пора нас познакомить и посмотреть, что из этого выйдет. Может, оно, это существо, даже заранее знало, что из этого выйдет. Хотя, если заранее знать результат, зачем поступать так, а не иначе? Поэтому я в большей мере склоняюсь к версии, что ситуации нам кто-то создает, а найти выход из этой ситуации предоставляет нам самим. То есть, по большому счету, самому себе. Надо же сверхгигантскому существу как-то себя занять?

В тот же вечер мы все пятеро подписали бумагу, в которой были изложены наши обязательства и права. Под обязательствами подразумевалось не разглашать, учиться, работать на совесть, не ставить под сомнение приказы, под правами – получать деньги, иметь один выходной, пользоваться бесплатно любым транспортом, в том числе поездами и самолетами, проводить отпуск в специальных пансионатах. В целом это был солидный и длинный документ, но, как я заметил, все подмахивали его не читая. Кроме меня и Маргариты. Когда с подписями было покончено, Параманис изложил вслух кое-какие правила, а именно: приходить вовремя, питаться только в квартире, представив необходимый перечень продуктов лично ему, по всем вопросам опять-таки обращаться к нему, быть незаметными, вести себя тише воды ниже травы и не ругаться с соседями по дому, родственникам не говорить о новой работе или отделываться общими фразами. Своим заместителем по группе он определил Маргариту. Когда речь зашла о заместителе, честно говоря, я подумал, что будет произнесена моя фамилия. И когда назначили Маргариту, я несколько погрустнел. С женщинами-начальницами всегда труднее найти общий язык, чем просто с женщинами. Но с другой стороны, ей надо было на кого-то опереться, а в нашем маленьком коллективе опереться ей было не на кого, кроме меня. Не на божью же коровку со странным именем Никанор. Так что в каком-то смысле мои шансы возросли.

Когда со всеми делами было покончено, Полковник, а главный тут был все-таки он, отпустил нас. Выдав по одному ключу от квартиры. Троица поисковиков вышла вместе. Видимо, их объединяли полеты во сне и наяву. Я так и не перемолвился словом ни с одним из них и понятия не имел, что они собой представляют. Кроме сугубо внешнего впечатления. Но все было еще впереди. Почти одновременно с ними ушел Полковник. Так как мне показалось, что Параманис задержался специально, чтобы проводить Маргариту, я решил опередить его. И выдал фразу типа того, что оперативники должны держаться друг друга, чтобы наладить рабочий контакт. Это сработало. Против логики, как говорится, не попрешь. Параманис понял, что он тут лишний, и потихоньку убрался, предупредив, чтобы мы не забыли закрыть дверь на все замки. Маргарита, испугавшись, что сразу даст пищу для сплетен, заспешила вслед за ним. Нарочно громко цокая каблучками, чтобы наш шеф слышал, что она верна служебному долгу. Разумеется, закрывать дверь выпало мне, что я и сделал с достаточным шумом, несмотря на предупреждения вести себя тише воды ниже травы.

Хотя я и несколько задержался с этой дверью, тем не менее догнал Маргариту у выхода из подъезда. Галантно придержав дверь и пропустив ее вперед, я вышел следом и удостоверился, что Параманис испарился. Видимо, он был на машине.

– Хороший вечер, – сказал я, несмотря на уныло моросящий дождь.

– Неужели? – хмыкнула она, покосившись на меня.

– Конечно. В такой вечер так приятно погрузиться в грезы… – мечтательно добавил я.

– О чем же? – полюбопытствовала она.

– Как это – о чем? О том, что мы разобьем всех врагов и нам дадут по ордену.

Девушка рассмеялась. Вблизи я понял, что она все-таки младше меня. Лет на пять. Минимум.

– А вы точно сканируете мысли людей? – поинтересовалась она.

– А вы точно можете превратить человека в жабу? – ответил я вопросом на вопрос.

– Я могу внушить ему, что он жаба, – серьезно проговорила она. – Это почти то же самое, что и стать жабой в действительности.

– Вас никто не возьмет в жены, – констатировал я.

– А я и не стремлюсь к этому, – равнодушно ответила она. – Да и вас, кстати, в мужья не возьмут.

– Это почему же? – заинтересовался я.

– А какой женщине будет приятно, если муж все время будет читать ее мысли?

Я рассмеялся. От души.

– Никогда не думал об этом с такой точки зрения, – признался я.

– А надо бы. – Она неодобрительно посмотрела на меня.

– Может, пройдемся немного пешком и порассуждаем на столь животрепещущие темы? – предложил я. – Дождь несерьезный. Не простудимся.

Она с сомнением подняла голову. Потянула носом воздух.

– Ладно. Но минут через сорок польет по-на стоящему.

– Сорока минут нам хватит, чтобы дойти до метро, – пожал я плечами.

Это ее убедило, и мы зашагали вверх по Тверской. Ни у нее, ни у меня зонта не было. Я вечно забываю свой, точнее, стесняюсь его старинного вида, а уж почему у нее не оказалось зонта, затрудняюсь сказать.

– А чем вы занимаетесь, когда не превращаете других людей в жаб? – спросил я.

– Я библиотекарь. Окончила библиотечный факультет Гуманитарного университета.

– Серьезно? – удивился я. – Я подумал, что вы какая-нибудь модель.

– Это, надо полагать, комплимент?

– Нет, констатация. Честно.

Она уловила искренность в моем голосе и снова покосилась на меня. С интересом. Я заработал минимум несколько очков сразу.

– А вы кто? – перевела она разговор.

– Журналист.

– Телевизионный? Я вас никогда не видела на экране.

– Газетный. То есть пишущий.

– Я не люблю журналистов. Вечно разносят сплетни. Или придумывают их.

– Вторая древнейшая профессия, – самокритично заметил я. – Ничего не поделаешь.

Некоторое время мы шли молча. У нее был капюшон, который она натянула, моя же голова постепенно мокла под дождем. Но мне нравилось так вот идти рядом с ней.

К тому же дождь остужал голову.

– О чем я сейчас думаю? – неожиданно спросила она.

– Что? – не понял я.

– Ну… вы же сканируете людей. Просканируйте меня и скажите, что я сейчас думаю.

– Вы думаете, что хорошо было бы, если бы я вас поцеловал, – сымпровизировал я.

– Нет. Об этом я как раз не думала, – улыбнулась она. – Значит, это неправда, что вы читаете мысли?

– Вообще-то правда. Но мне нужно время, чтобы познакомиться с человеком. Пообщаться с ним. Я не могу так сразу взять и сказать, о чем вы думаете. Или о чем думает кто-то другой. Это не так просто.

– Когда вас представляли, я решила, что вы просто смотрите на человека и уже знаете о нем все, – фыркнула она.

– Если бы это было так, я давно бы бросил все к чертям и купил себе остров, – усмехнулся я. – А вы разве можете внушить все и всем? Если, скажем, вам укажут на кого-то, вы можете без подготовки внушить ему, что он жаба?

Она замедлила шаг.

– Что значит – без подготовки?

– Ну… может, этот человек невнушаем. Может, он по силе внушения равен вам. Не у всех же получается пробить поле, говоря научным языком. Или влезть в душу, говоря по-народному. Разве не так?

– Так, – подтвердила она и почему-то взяла меня под руку.

Почти всю оставшуюся дорогу до станции метро мы молчали. Дождь усилился. Он уже не моросил, а падал крупными, тяжелыми каплями. Огромный город мок под дождевой пеленой, и некому было его просушить. Люди торопливо шли мимо или навстречу, вжав голову в плечи, смотря себе под ноги. Туфли хлюпали по лужам. Хлюп-хлюп. По мокрому асфальту шуршали шины машин. Машины сигналили фарами, и сумерки прорезали короткие вспышки света. Похоже на азбуку Морзе.

– Вы на «Пушкинскую» или «Тверскую»? – поинтересовался я.

– А мне все равно, – ответила она довольно загадочно.

– Мне на «Тверскую». И до «Динамо», – объяснил я, надеясь, что она скажет, где живет. Но она промолчала.

Скоро мы дошли до перехода и нырнули вниз. В оба ряда тянулись магазинчики, и мимо шел народ. Я никогда не видел, чтобы в этих киосках кто-нибудь что-нибудь покупал. Разве что гости столицы. В конце перехода кто-то играл на гитаре и пел надтреснутым голосом. Пахло сыростью. Как всегда, в переходе толкалось много тинейджеров. Девицы были одеты так, что запросто могли застудить себе все, что только можно. У парней были пустые лица. Мы проталкивались вперед, то и дело теряя друг друга. И скоро оказались у входа в метро.

– Проездной есть? – поинтересовался я, толкая стеклянную дверь.

– А я не поеду на метро, – спокойно заявила она. – Я просто провожала тебя. Вот и все. Хотелось прогуляться. Теперь пойду к себе.

– К себе – это куда?

– К себе – это к себе, – усмехнулась она.

– Может, проводить тебя? – предложил я.

– Не стоит. Ты промок и можешь простудиться. Езжай лучше домой.

Она поцеловала свою ладонь, приложила ее к моему лбу и растворилась в толпе.

6

На следующее утро я ровно в девять был у дверей квартиры, которая отныне должна была стать нашим офисом. Такая пунктуальность мне не свойственна, но это все же был первый рабочий день. Я вставил в замок ключ, но тут дверь открылась сама. На пороге стояла Маргарита. Ухоженная и симпатичная, как утреннее солнце. Она улыбнулась, увидев меня. Я сообразил, что вчера вечером она просто вернулась сюда и провела ночь в этой квартире. Вместо того, чтобы тащиться куда-то на метро.

– Привет, – поздоровался я.

– Привет, – отозвалась она и посторонилась, пропуская меня внутрь.

Я вошел. Видимо, она ожидала, что я скажу ей о своих подозрениях. Но я ничего не сказал. Снял куртку. Аккуратно повесил ее на вешалку, пригладил волосы.

– Мы первые? – поинтересовался я.

– Это я первая. А ты – второй, – поправила она меня.

Я понял, что у нее сложный характер. Впрочем, это и так было понятно.

– С начальством не спорят, – философски заметил я и вошел в комнату. Она вошла вслед за мной.

Я быстро обозрел помещение. Если она и спала, то не в этой комнате. Никаких следов проведенной ночи тут не наблюдалось. Кроме задвинутых штор, но они были сомкнуты и вчера.

– Может, открыть окна? – Я кивнул на шторы. – Снаружи вполне приличная погода. Первый раз за неделю.

К моему удивлению, она беспрекословно исполнила мое пожелание. В комнату, в которой горело электричество, потоками хлынул солнечный свет. Я выключил люстру.

– Хорошее начало хорошего дня, – констатировал я. – Ты не против, если я осмотрю эту квартиру? Все-таки это наш офис.

– Это не моя квартира, – пожала она плечами.

Я вышел в холл и сунулся в первую дверь направо. Это, судя по всему, была спальня. Во всяком случае, бывшая. Она была намного меньше, чем знакомая мне комната. Та как будто была гостиной. Но вместо кроватей во второй комнате стояло два дивана, журнальный столик, кресло и довольно большой книжный шкаф. Я как раз рассматривал книги в шкафу, когда услышал, как щелкает замок в двери, потом раздались голоса. Как будто Никанора и Галины. Интересно, они живут вместе или это просто совпадение? И почти сразу же к ним присоединился тонкий голосок Веры, нашей королевы снов. Все поисковики заявились с трехминутным опозданием. Но это вряд ли можно было считать серьезным проступком, ведь и самого главного начальства еще не было. Как всегда и везде, здешнее начальство, видимо, также пренебрегало дисциплиной, навязывая ее другим. Я оставил в покое шкаф, тем более что там были только собрания сочинений Маркса, Энгельса и Ленина. Или арендаторы этой квартиры были завзятыми букинистами, или же квартира стала конспиративной еще в советские времена, и с тех пор тут ничего не изменилось. Я вышел в холл и открыл третью дверь. Тоже комната. Пропахшая пылью. Тут вообще не было никакой мебели. Ничего. Три горшка с давно засохшей зеленью и потрескавшейся землей на подоконнике и пол, застланный старыми, пожелтевшими от времени газетами. Вместо люстры висела стоваттная лампочка, изгаженная мухами. Обои в нескольких местах свисали клочьями. В общем, полное запустение. Я пропутешествовал дальше и обнаружил в конце огромного холла раздельные ванную и туалет, вполне приличные, с новейшим оборудованием, облицованные испанской керамикой, и кухню, очень большую и очень светлую, с двумя современными холодильниками, с несколькими шкафами, разделочным столом, обеденным столом, вытяжкой, французской газовой плитой. Одним словом, мечта хозяйки. Я открыл холодильники один за другим. Они были до отказа набиты всяческой снедью, от свиного окорока и колбас до всяческих баночек с незнакомыми этикетками. Только сыров тут было несколько видов. Замороженное мясо, замороженные куры, аджика, разного рода кетчупы, горчица в баночках, икра, немецкие сосиски. Бог ты мой! Утром я еле успел куснуть маленький бутербродик. У меня потекла слюна, как у собаки Павлова. Тем не менее я храбро продолжил исследование и обнаружил в шкафах несколько разных видов чая и кофе, шоколадные конфеты, изюм, орехи. Мама родная… Судя по тому, чем они собирались нас кормить, задание будет трудным. И даже смертельно опасным. Простых сотрудников так не кормят. Так кормят только камикадзе.

– Изучаешь обстановку, Макс? – раздалось со стороны двери.

Я вздрогнул и обернулся. Это был Полковник. А сзади стоял Параманис. Оба улыбались. Довольной улыбкой радушных хозяев. Или удава, собравшегося проглотить кролика.

– А что, нельзя? – поинтересовался я.

– Сразу видно, что вы журналист, Максим, – со смешком произнес Параманис. – Видимо, один из вас и подглядывал за змеем, соблазнившим Еву.

– В любом случае это был не я, – хмыкнул я в ответ, упрекая себя в том, что не засек их прибытие.

– Догадываюсь, что не вы. Ну что, пойдемте, молодой человек? Все уже собрались, – предложил Параманис.

Я закрыл дверцы шкафа и покорно последовал за ними. Когда наша троица появилась на пороге большой комнаты, голоса, с жаром обсуждавшие что-то, смолкли. Точнее, это был голос Маргариты. Остальные просто внимали ему.

– Здравствуйте, народ, – поздоровался я за всех нас.

Маргарита иронично улыбнулась. Может, мне показалось. Остальные покивали мне. И сопровождающим меня лицам. Я сел на свободный стул рядом с ведьмочкой, Полковник уселся в гордом одиночестве, а Параманис остался стоять.

– Сегодня мы просто потренируемся в наших способностях, – заявил он. – Сделаем перерыв в час, до двух, а потом снова тренировка. В промежутках будут кофе-брейки. И можно будет курить. И так до семи часов. Есть возражения?

Возражений не было.

– Хорошо. А вопросы?