Окончательный монтаж Март Михаил

1

Они сидели на стульях посреди комнаты и как завороженные смотрели на шедевр великого художника, висящий на стене над кушеткой.

– У меня нет слов, Жорж. Это подлинник.

Братья Леблан считались, и не без основания, лучшими экспертами по русской живописи среди самых квалифицированных знатоков искусства. Они представляли филиал парижского аукционного дома и определяли подлинность полотен, перед тем как выставлять лоты на торги. В их компетенции никто не сомневался, и по этой причине купленные в Париже шедевры получали статус подлинника, не требовавшего дополнительных экспертиз.

Жорж склонил голову набок и поджал нижнюю губу.

– Баскаков покупал картину у нас. На холсте должна остаться метка. Ты ее помнишь?

– Конечно. Я не о том. Мы видели все полотна в апартаментах, расположенных на нашем этаже. Если в нашем номере висит подлинник, значит, и в других тоже. Никто же не знал, в какой номер мы попадем и какой картиной заинтересуемся.

– Что ты хочешь этим сказать, Жорж? – с недоумением спросил брат.

– Я не верю, что Илья Баскаков мог продать отелю все свои шедевры. Их тридцать. И не говори мне о деньгах. Картины бесценны и дорожают с каждым днем. Баскаков четверть века собирал свою галерею, начинал с пяти картин, оставленных ему в наследство дедом. Он никогда ничего не продавал, только покупал. Деньгами его не соблазнишь, он одержимый.

– Владелец отеля показывал нам купчую. С такой сделки платится бешеный налог. Я о другом подумал. Если Баскаков нашел гениального копииста, а такие есть, то он мог ввести в заблуждение Рашида Мамедова. В этом случае определит подделку только лабораторное исследование.

– Наша метка на обратной стороне холста даст исчерпывающий ответ.

Морис покачал головой:

– Мы поднимем на ноги весь отель. Тут же сигнализация. О ней нам прочитали целую лекцию.

Он подошел к телефону.

– Кому ты звонишь? – спросил брат.

– Баскакову. Зачем гадать? Я хочу задать ему вопрос напрямую.

На звонок ответила женщина.

– Мадам Юлия? Вас беспокоит Морис Леблан.

– Рада вашему приезду. Приятный сюрприз.

Жена галерейщика, как и сам Баскаков, прекрасно говорила по-французски. Она сопровождала супруга во всех турне по аукционам, в качестве арт-директора вела переговоры по купле картин, так как Илья был слишком импульсивен. Страсть коллекционера не давала ему возможности поступать трезво и расчетливо. Юлия же отличалась холодным умом и исключительной выдержкой.

– Мы не могли не приехать. На приглашениях, разосланных по всему свету, репродукция картины Кандинского «Этюд к импровизации № 3». Она была продана в Нью-Йорке за сорок один миллион долларов в прошлом году.

– Хорошая завлекалочка, месье Леблан. Артистам прислали приглашения с портретом Мадонны, а владельцам отелей-конкурентов – с фотографиями золотых унитазов. Это же обычный маркетинговый ход. Вы на него клюнули. Как, впрочем, и другие.

– Но я видел своими глазами и Кандинского, и Малевича. Каталожные картины. Они же принадлежат вам.

– Уже нет. Наверняка хозяин отеля хвастался купчей. Документ подлинный.

– Не сомневаюсь, мы знаем толк в таких документах. В бумагу можно поверить, но вот картины… Ваш муж не мог отдать подлинники, в них вся его жизнь. Или он решил лечь в могилу в расцвете сил?

– Да, сердце у него не очень здоровое, но я думаю, что лет двадцать он еще проживет. Что за картина висит перед вами?

– Кандинский. «Кроткое создание». Мы продали ее одному русскому бизнесмену, а он перепродал ее вам. Историю мы знаем.

– Тем более. Картина проходила через ваши руки, и вы знаете, как определить ее подлинность. У вас должны быть свои секреты.

– Для этого картину надо снять со стены.

– В чем проблема? – засмеялась женщина.

– А сигнализация?

– И что? Вы же не намерены ее воровать. Ваше любопытство безобидно. Ничего страшного не случится. Немного звона в ушах, и на этом все кончится. Смелее, месье Леблан, не то вы не сможете спокойно спать. Удачи!

Морис осторожно положил трубку, некоторое время в задумчивости смотрел на телефон, потом резко сорвался с места, вскочил на кушетку и снял картину со стены. Оборвались какие-то проводки, но он не обратил на это внимания.

Братья положили полотно на ковер лицевой стороной вниз. Жорж схватил лупу, встал на колени и прильнул к нему.

– Она! Она, черт подери! Баскаков сумасшедший! Глазам своим не верю!

– Юлия подтвердила факт продажи. Своими ушами слышал.

Дверь номера распахнулась, и в апартаменты ворвались четверо молодцев в черной униформе, с пистолетами в руках. Братьев тут же уложили на пол, прижали стволы к затылку. Через минуту вошел молодой человек в смокинге и коротко приказал:

– Уберите оружие и помогите подняться. Извините, господа! – обратился он к хозяевам номера по-французски. – Сработала сигнализация. Я Эдди Нечаев, главный менеджер отеля.

– Не извиняйтесь, мы сами виноваты, – отряхиваясь, виновато сказал Жорж. – Любопытство взяло верх над разумом.

– Я вас понимаю. Просто надо было нас предупредить.

В его кармане зазвонил телефон, он достал трубку.

– Да, Рашид. Номер 8013. Случилось то, о чем я предупреждал. Все в порядке, но наверняка последуют и другие сигналы. Слишком велик соблазн.

Рашид Мамедов, генеральный директор отеля «Континенталь», устроивший небывалый прием в честь его открытия, отодвинул панель в стене своего шикарного кабинета. Там пряталась никелированная дверца сейфа. Он набрал код. В сейфе находились не полки с деньгами, а табло с кнопками, как в лифте. Рядом с каждой был тумблер. Директор опустил тот, что располагался рядом с кнопкой восьмого этажа, и светящаяся цифра погасла. Одновременно в кабинете перестал звучать скрипучий треск зуммера тревоги. Рашид поправил свой белый смокинг, достал платок и вытер капельки пота со лба.

Рашид Мамедов, человек уже не молодой, перевалило за шестьдесят, снискал себе славу добропорядочного бизнесмена. Свой первый миллион он сколотил относительно честным трудом. Начинал заправщиком на бензоколонке в Ташкенте, потом выкупил ее, а со временем скупил остальные. Все это было в девяностые, теперь же он владел контрольным пакетом нескольких нефтяных компаний Азербайджана. Сейчас он принял участие в строительстве отеля «Континенталь», который обошелся владельцам в миллиард долларов – сумасшедшая сумма для подобных объектов, и претендовал на звание одного из лучших в мире. Сколько человек принимали участие в создании восемнадцатиэтажного монстра с четырьмя крыльями – никто не знает. Не все заработали свои капиталы честным трудом, поэтому официальным владельцем и генеральным директором сделали Мамедова, самого честного из себе подобных. Конечно, компетентные органы знали многие секреты участников проекта, но мешать не стали. Лучший отель мира в столице России – дело неплохое. Созданы рабочие места, казна будет получать доход в виде налогов – появление такого бренда должно притягивать в Москву богатых туристов. Плюсов получалось больше, чем минусов. Правда, власти решили соблюдать дистанцию – никто из правительства на открытие отеля не приехал. Однако чиновники от государства гостей интересовали меньше всего.

Когда охранники покинули апартаменты 8013, главный менеджер мило улыбнулся постояльцам:

– Я хочу еще раз извиниться за неудобство. Думаю, что недоразумение улажено. В спальне висит оригинал Малевича, вы можете его снять и осмотреть, если возникнет желание. Вас больше не побеспокоят. До начала вечера осталось сорок пять минут. Пока все гости находятся в своих номерах, сигнализация будет отключена.

– Скажите, Эдди, вы ведь русский? – прищурившись, спросил Жорж Леблан. – Мог я вас видеть в парижском отеле «Ритц»?

– У вас хорошая память, месье Леблан. Я два года работал директором-распорядителем в «Ритце». Вернулся на родину, когда мне предложили участие в создании нового шедевра. И не сожалею об этом.

– Примите и наши извинения за случившееся, – улыбнулся Морис.

Братья остались одни.

– Нам дали зеленый свет. Почему бы не взглянуть на Малевича?

– Не сомневайся, он тоже подлинный. Я от другого не могу прийти в себя. Илья Баскаков! Эта страна никогда не перестанет меня удивлять.

– И ее люди, – согласился брат.

2

В комнате, похожей на костюмерную в театре, висело множество разнообразных костюмов, начиная с русских народных и кончая фраками и смокингами. Перед зеркалом крутилась девушка. Вырядившись в народный костюм, она достала из своего рюкзачка русый парик с красиво заплетенной косой. Он так хорошо лег на ее аккуратную головку с короткой стрижкой, что девушка мгновенно превратилась в сказочную красавицу. Осмотрев себя в зеркале в полный рост, она повертелась, потом сняла мини-юбочку и подобрала себе юбку до колен, с вышитыми узорами. За ее переодеваниями наблюдал молодой человек лет двадцати трех, очень симпатичный, с обаятельной белозубой улыбкой. Он уже переоделся в красивую униформу на русский манер: расшитую ярким узором косоворотку, синие шелковые шаровары и красные сапожки. Парень лежал на мешках с чем-то мягким, подложив ладонь под затылок, курил и наблюдал за своей подружкой. Настроение у ребят было приподнятым, будто они собирались на карнавал, где их ждали приятные сюрпризы. Возле двери стояли две тележки, на каждой – маленькие серебряные подносы, на них вазочки с розами, бокалы с шампанским и по запечатанному конверту.

Девушка приколола к груди пластиковый пропуск с фотографией на имя Ирины Лыковой. Если приглядеться, на снимке была другая девушка, но очень похожая, и тоже с русой косой. Чтобы заметить различие, надо очень постараться, а этого делать никто не будет. У молодого человека красовался точно такой же пропуск и тоже с чужой фотографией. На фотографиях всегда существуют детали, которые первыми бросаются в глаза. В случае с девушкой – это русая коса, в случае с парнем – черные курчавые волосы.

– Я готова! – весело провозгласила девушка.

Парень взглянул на часы.

– Уже скоро.

Не успел он это сказать, как раздался звонок его мобильного телефона. Мужской голос произнес только одно слово: «Готово». Молодой человек поднялся с мягкой перины, поправил рубаху, подтянул кушак, и парочка направилась к двери.

В коридоре не было ни души. Толкая перед собой тележки, молодые люди подошли к лифтам. Девушка нажала кнопку третьего этажа.

– Напрямую на этом лифте не проедешь, – сказал парень. – Кнопки шестого, восьмого, девятого и одиннадцатого этажей блокированы.

– Чему ты удивляешься, Лешенька. Со служебного этажа невозможно попасть в жилые апартаменты. Все продумано до мелочей. Думаешь, одни мы такие умные?

– Они как огня боятся журналистов. Те еще проныры. Что касается других незаконных вторжений, то они исключены.

– Прошлой ночью кинологи с собаками прошерстили весь отель. Каждый закуток проверили. Слышал об этом, а, Леш?

– На пропуске ясно написано: «Виктор Лыков».

– Я помню. Мы же в лифте.

Кабина остановилась на третьем этаже, и парочка с тележками оказалась в огромном зале с мраморными колоннами и зеркальным потолком на высоте двух этажей.

Там были стойки администраторов и несколько ниш с лифтами. Надо было точно знать, к какому подойти, чтобы попасть туда, куда тебе надо. Парочка с тележками твердо знала свой маршрут. Она пересекла зал с левого дальнего угла к правому, ближнему к выходу. Возле лифтов стояла официальная охрана в униформе, но без оружия. Входить в отель с оружием не позволялось даже милиции, доблестные милиционеры дежурили снаружи здания.

Молодые люди вкатили тележки в огромную кабину лифта, отделанную красным деревом, золотом и зеркалами. Вместо кнопок тут были скважины для ключей.

– Восьмой этаж, – скромно сказала девушка.

– По вызову? Из какого номера? – спросил лифтер и потянулся к телефонной трубке, висящей на стене.

– Мы не из ресторана, а из дирекции. Разносим приглашения на вечер и должны зайти во все номера, – раздраженно произнес парень. – Гляньте на подносы. Непонятно? Можем позвонить генеральному.

– Вижу, вижу, – закивал лифтер и вставил ключ в скважину номер восемь. Двери закрылись, лифт мягко тронулся с места.

Они не успели моргнуть, как двери вновь распахнулись. Ребята выкатили свои тележки в широкий коридор. Возле лифта стояли двое охранников, левее за столом сидела нафуфыренная женщина лет пятидесяти и разговаривала по телефону. Здесь никто вопросов не задавал: и так ясно – кого попало на восьмой этаж не поднимут.

Молодые люди неторопливо покатили свои тележки. Дойдя до коридора, идущего поперек того, по которому они шли от лифта, девушка повернула направо, а молодой человек налево. Здесь стояла полная тишина. Постояльцы самых шикарных апартаментов восьмого этажа отдыхали перед вечерним представлением, о котором пресса трезвонит уже второй месяц подряд.

Молодой человек остановился перед дверью с номером 8012, взял со столика поднос и постучал в дверь. Через полминуты дверь открыла приятная пожилая дама с высокой прической из седых волос с сиреневым отливом и потрясающим гребнем, украшенным драгоценными камнями.

– Вы ко мне? – спросила она по-английски.

– К вам, леди Кэтрин. Дирекция прислала вам официальное приглашение на званый обед.

Богатая английская леди, жена лорда Кэмирона, заметила изящный серебряный поднос в руках посыльного с очаровательной мордашкой и, улыбнувшись, посторонилась. Кэтрин Кэмирон очень любила хорошеньких мальчиков. В далеком туманном Лондоне у нее имелась квартира для встреч с юношами, которые доставляли ей немало удовольствий и хлопот. Если бы ее муж знал, скольких денег стоили супруге ее слабости! Леди Кэтрин была щедрой женщиной, полученное ею наследство позволяло жить в роскоши, чего не скажешь о ее родовитом муже, имеющем титулы, награды, связи, но не деньги.

Кудрявый черноволосый юноша прошел в гостиную и остановился у стола.

– Вы совсем не похожи на мальчика из обслуги, – сказала дама, подходя к юноше. – И очень чисто говорите по-английски.

– Я студент. Подрабатываю в летний период. А английский язык очень люблю. Мечтаю поступить в Оксфорд в следующем году.

Леди Кэмирон глянула на поднос.

– Шампанское не ко времени, но с вами, пожалуй, выпью.

– Конечно, леди Кэтрин. Но я пью крепкие напитки. Шампанское – удовольствие для дам.

– Что вам налить? – улыбнулась, хозяйка.

– Бренди, если не затруднит.

Она налила бренди в высокий бокал, потом на секунду замерла, прошла в другую комнату и вернулась с сумочкой, осыпанной бриллиантами. Подав юноше бокал, достала визитную карточку и положила ее на поднос.

– Приедете в Лондон – позвоните мне. У меня много друзей в Оксфорде, я познакомлю вас с нужными людьми. Вы мне кажетесь очень приятным молодым человеком, я хочу вам помочь.

– У меня нет слов, чтобы высказать свое восхищение вашей добротой, леди Кэтрин.

– Пустяки. Выпьем за успех.

Дама смотрела на парня, как хищник на жертву, и он сумел многое прочитать в этом взгляде. Они выпили. Юноша обнял женщину, прижал к себе и поцеловал в губы. Она не сопротивлялась. Непонятно, чем все могло кончиться, если бы мышцы женщины не ослабли. Она начала тяжелеть, у нее подкосились ноги. Вряд ли леди Кэтрин потеряла сознание от переизбытка чувств, скорее от шампанского, в котором помимо благородного напитка было еще что-то. Алексей отнес ее в спальню и осторожно положил на кровать.

Дальше он действовал быстро. Вымыл бокалы в ванной, протер некоторые предметы полотенцем, взял свой поднос и электронный ключ от номера, после чего вернулся в коридор.

В апартаментах 8071 на стук девушки дверь открыл высокий мужчина лет пятидесяти в белом жилете и бабочке, брюнет с седыми висками, ровно постриженными усами, крупными чертами лица. Его строгое недовольное лицо тут же изменило выражение при виде голубоглазой русской красавицы с русой косой.

– Подарок с доставкой в номер! Сюрприз!

Она ничего не поняла, он говорил по-гречески.

– Мистер Константинес, позвольте вам вручить приглашение на званый обед по случаю открытия отеля «Континенталь», – сказала она по-английски.

Он взял девушку за руку и втащил в номер.

– Ты вовремя, малютка! Я подыхаю со скуки. Стой здесь, я сейчас.

Он быстрыми шагами направился к спальне и вернулся с бумажником. Открыв его, начал вытаскивать стодолларовые купюры, по одной, и кидать их на поднос. На пятой остановился.

– Пока хватит. Но это лишь прелюдия. Черт, как же ты хороша!

Константинес взял с подноса бокал и выпил шампанское залпом, потом вынул из вазочки розу и вправил ее в волосы девушки. Она испугалась. Парик был не закреплен и мог соскочить с головы, что и произошло в конце концов, но хозяин номера этого уже не увидел. Он упал, выронив бокал из рук и опрокинув вазочку с водой. Парик остался у него в руке. Гостья в национальном наряде выдержала паузу, потом присела на корточки, взяла свой парик, натянула на голову, собрала осколки бокала на поднос, отправилась в туалет, выбросила осколки в унитаз, вернулась, подняла деньги, сунула их обратно в бумажник, который отнесла в спальню, держа его салфеткой, и сунула в карман смокинга. Труднее обстояло с телом, но тут подоспел помощник. В дверь постучали. Три стука, пауза, еще три раза. Она открыла дверь.

– Ты вовремя, Алешка, я его не подниму.

– Приставал?

– Не успел.

– Как из голодного Поволжья. Здесь они вздохнули свободно. Скоты! Россия для них не страна, а бульвар красных фонарей.

Они подняли тело вдвоем и отнесли его на кровать.

– Не наследила? – спросил Алексей оглядываясь. – Не забудь взять ключ.

Через минуту они были в коридоре.

3

К центральному входу отеля подкатил шикарный лимузин. Шофер обошел автомобиль и открыл заднюю дверцу. Сначала появилась нога в бело-вишневых ботинках, потом трость и, наконец, высоченный красавец-брюнет лет пятидесяти, с сединой, с усами, подстриженными на мексиканский манер. Тут было чему удивляться, если бы среди окружающих нашелся человек, побывавший в номере этого господина, ну, скажем, минут пятнадцать назад, когда он швырял сотенные бумажки на поднос хорошенькой девушке в расчете на ее расположение, коего так и не добился, упав в обморок отнюдь не от избытка чувств.

Швейцары заблаговременно открыли двери и сняли фуражки. Гость неторопливо поднялся по широкой мраморной лестнице и гордо вошел в вестибюль. Немного странным казалось то, что на нем был светлый плащ. На улице стояла прекрасная погода, шкала термометра застыла на отметке девятнадцать градусов. Правда, синоптики обещали дождь, но кто же им верит, на небе ни облачка. Иностранцы – народ странный, стоит ли удивляться их чудачествам.

Гость поднялся на эскалаторе в центральный зал, артерию отеля, откуда дороги вели во все концы шикарного дворца. Он целеустремленно шел к главным лифтам, обслуживающим постояльцев отеля. Мимо него проехала тележка с вазочкой, розочкой и шампанским, которую катила миленькая девушка. На подносе лежала карточка, очень похожая на кредитку с магнитной полосой. На карточке был номер золотого тиснения. Когда они поравнялись, карточка исчезла с подноса, словно улетучилась. Девушка улыбнулась. Она ничего не успела заметить. Мужчина подошел к лифту и на вопросительный взгляд охранника показал карточку. Тот нажал кнопку, двери открылись. Вошедший показал карточку и лифтеру. Тот вставил ключ в скважину с номером восемь, двери закрылись.

Из главного холла на верхние этажи шло несколько лестниц и лифтов. Если кто-то терялся на какое-то мгновение, его тут же окружали люди в штатском и очень вежливо предлагали свою помощь. Для каждой категории гостей существовал свой пропуск, для обслуживающего персонала – свой. Постояльцы имели электронные ключи от номеров – пластиковые карточки с вытисненным золотом номером. Для особо важных персон имелся вход с противоположной стороны здания, там выстлали красную ковровую дорожку прямо до концертного зала. Прием городской элиты должен был начаться в семь вечера. Основная масса гостей могла попасть туда только через главный холл, поэтому в нем собралось много народа. Охранникам работы хватало: неосведомленные журналисты и просто любопытствующие сразу бросались в глаза. Маршруты продвижения к концертному залу им были неизвестны, их держали в строжайшем секрете.

Молодой человек с тележкой, точной копией той, что катила девушка, подошел к одному из столиков в холле и, не притормаживая, положил на него журнал. Тут же в кресло возле этого столика села молодая стройная брюнетка с пышными волосами до плеч. Дымчатые очки не позволяли хорошенько рассмотреть ее. Взяв оставленный журнал, очаровательная дама стала неторопливо пролистывать его, пока не заметила вложенный между страниц электронный пропуск, похожий на кредитку. Она незаметно переложила его в свою сумочку, не спеша направилась к барной стойке и заказала себе сухой мартини с джином. Попивая напиток, дама в черном платье от Версачи, осторожно поглядывала на двери лифта, из которого в конце концов появилась наряженная в русские костюмы парочка с тележками.

Мужчина в светлом плаще вышел из лифта на восьмом этаже и, не взглянув на охранников и дежурную по этажу, которая сделала попытку поздороваться, направился к своим апартаментам. У двери с номером 8071 он остановился, провел карточкой по прорези. Красный огонек замка сменился на зеленый. Мужчина надел перчатки телесного цвета и только после этого повернул ручку двери.

В шикарных апартаментах стояла гробовая тишина. На кровати мирным сном спал человек, очень похожий на пришедшего. Гость сбросил плащ, пиджак, надел смокинг, висевший на спинке стула, забрал с тумбочки пригласительный билет. Не снимая ботинок, встал на кровать, едва не наступив на спящего, и снял со стены картину. Другую он снял в гостиной. К внутренней стороне его плаща был прикреплен рулон репродукций, которые по своему размеру совпадали с оригиналами полотен великих мастеров. Странный гость развернул их на большом круглом столе и начал разглаживать, поглядывая на оригиналы. Затем аккуратно поместил их в рамы.

Тем временем на этаже появилась женщина в черном. Она прошла по коридору и свернула влево. Воспользовавшись электронным ключом, вошла в номер 8021 и осмотрелась. Леди Кэтрин Кэмирон крепко спала на своей широкой кровати, рядом на столике лежало приглашение на прием и украшения из золота и драгоценных камней, а также видеокамера. Дама сняла темные очки и внимательно осмотрела камешки в оправах. Судя по всему, они не произвели должного впечатления. Забрав пригласительный билет, дама достала из сумочки маленькую кассету и вставила ее в видеокамеру вместо той, что там была. Потом вернулась в гостиную и спряталась за портьерами. Она все сделала вовремя. Джентльмен в белом плаще, подойдя к номеру, увидел зеленый огонек на электронном замке. Все соответствовало инструкциям – дверь не заперта. Он смело вошел в номер леди Кэмирон. Здесь ему предстояло выполнить ту же работу, что и раньше – заменить полотна на репродукции. Он не спешил, в какой-то момент даже снял парик, чтобы почесать лысый затылок. Джентльмен-вор скрутил картины в рулон, прикрепил их к подкладке плаща и ушел, захлопнув за собой дверь. Из укрытия появилась дама, снова поменяла кассеты местами и тоже не стала задерживаться.

В холле напряжение нарастало. Пришлось сконцентрировать там все силы безопасности. Ровно в семь часов с противоположной стороны здания открылись двери для прохода в концертный зал.

На автостоянку, расположенную на четырех уровнях под зданием, заезжали автомобили всех марок и классов. Верхний уровень предназначался для машин обслуживающего персонала, в том числе и для журналистов, имеющих на аккредитационных пропусках желтую полоску. С желтой полосой репортеры допускались не дальше чем в гостевое фойе концертного зала. С синей и красной полоской – в сам зал, где происходила торжественная часть вечера, и только те, кто имел на пропуске красную полосу, после торжественных мероприятий могли пройти на банкет. Но телевизионщики и газетчики с синей и красной полосой проходили через центральный вход по ковровой дорожке вместе с гостями, в то время как желтополосные попадали в фойе через «подвал», оставляя свои машины на верхней парковке и далее поднимаясь на лифте.

Лифты всех уровней парковки поднимались до вестибюля отеля, где все должны были регистрироваться. При выходе из лифта у всех проверяли пропуска. Фойе концертного зала находилось этажом ниже. Кажется, службой безопасности было продумано все до мелочей, и все же на вечер сумели попасть те, кого здесь считали нежелательными гостями.

Двое репортеров, прибывших в синем фургоне с ресторанной рекламой на кузове. У них были пропуска с желтой полосой, что означало ограниченный допуск. Поднявшись в главное фойе, они отправились в туалет и вышли из него в смокингах, не отличаясь от приглашенной элиты. Женщина в черном, обойдя отель, остановилась возле лестницы с ковровой дорожкой, ведущей в гостевое фойе перед концертным залом. Мужчина в белом плаще вышел на улицу, сел в подъехавший лимузин. Черноволосый парень и девушка с косой переоделись в костюмы обслуживающего персонала. На девушке было черное платьице, очень коротенькое, с белым кружевным воротничком, таким же чепчиком и фартучком. Юноша надел черные брюки с красными лампасами, белый френч с золотыми пуговицами и плетеным погоном из красного шелка, напялил на курчавые волосы что-то похожее на тюбетейку с золотой бархоткой на нити. Разойдясь, они встретились в комнате уборщиков, из которой были выходы в мужской и женский туалеты.

За углом здания стоял «Мерседес» представительского класса с тонированными стеклами. К машине подошли двое мужчин в одежде, соответствующей мероприятию, но не соответствующей их простоватой внешности. Окошко заднего сиденья немного приоткрылось, в образовавшейся щели появился белый конверт. Один из мужчин взял его, окошко закрылось.

К входу подъезжали дорогие машины, из которых выходили гости. Тут же мелькали вспышки фотоаппаратов и начинали работать видеокамеры. Бомонд столицы съезжался на вечеринку. Банкиры с женами, владельцы крупных предприятий, знатные особы, имена многих никому не были известны, олигархи – все, кроме поп-звезд и нынешних светских львиц щенячьего возраста. Медийных артистов также не пригласили на торжественный вечер, блеска и без них хватало.

Возле «Мерседеса» остановился знакомый нам лимузин. Из него вышел мужчина в белом плаще, под которым были свернутые в рулоны картины, быстро снял свой плащ, положил его в автоматически открывшийся багажник и вернулся на место.

Спустя несколько минут лимузин остановился у ковровой дорожки. Покинувший его джентльмен с тростью зашагал по лестнице к дверям. Женщина в черном, похоже, ждала именно его, но он ее не заметил. Она пошла следом, отставая на две ступени. Их, конечно, фотографировали, но одновременно по лестнице поднимались и другие гости. В частности, те двое, прибывшие в синем фургоне. Один худой, рослый, немного сутуловатый, с орлиным носом. Другой – уже немолодой, среднего роста, коренастый. Все на входе предъявляли пригласительные билеты. Свои пригласительные худой и коренастый достали из конверта, полученного из окошка «Мерседеса».

В фойе перед входом в зал собирался народ. Места хватало всем, даже телевизионщикам с их громоздкой аппаратурой. Мужчины в основной своей массе были людьми немолодыми и мало чем отличались друг от друга, учитывая стандартную для таких приемов одежду. Главным зрелищем были женщины. Именно они демонстрировали статус семьи. Несведущий человек, попавший в эти стены, мог подумать, будто попал на конкурс красоты. Глаза разбегались! Одна другой лучше, о нарядах и говорить не приходилось, но главное – украшения. Блеск драгоценностей слепил глаза. На шеях, запястьях, пальцах, в ушах такие бриллианты, рубины, изумруды! – Алмазный фонд позавидует.

Долговязый и коренастый встали в сторонке, чтобы не попадать под объективы видеокамер и фотоаппаратов.

– Если они пожертвуют свои побрякушки третьим странам, бедных на Земле больше не будет, – ухмыляясь, сказал долговязый.

– Ты прав, Игумен. Но я о другом подумал. На каждый камешек есть свой телохранитель. Да и ментуры здесь не меньше, чем на вечере, посвященном Дню милиции. Если Дербень и появится в этом рассаднике, рисковать не станет.

– О чем ты говоришь, Гаврилыч? Его фургон уже въехал на подземную парковку. Он где-то здесь, не сомневайся. А если так, то обязательно сработает. Такие люди на смотрины не ходят и попусту времени не тратят.

К ним подошел официант с шампанским. Они взяли по бокалу, но тот продолжал стоять на месте.

– Ах, да! – спохватился Игумен и, достав из кармана конверт, положил его на поднос. – Извините.

Официант удалился.

– Между прочим, – заметил Гаврилыч, – пригласительный билетик каждому из этих толстосумов обошелся в пятьдесят тысяч долларов.

– Для них это не деньги. Смотри, как разряжены их «елочки».

Они заметили, что официант, поставив свой поднос, направился к выходу. Добравшись до «Мерседеса» с тонированными окнами, все еще стоявшего на месте, он просунул конверт в приоткрывшееся окно заднего сиденья. Машина тут же уехала.

Минут через десять в зал вошла пара, к которой тут же было приковано внимание всех присутствующих. Мужчина ничем особым не отличался, разве что острой бородкой клинышком и пышными усами, будто пожаловал из девятнадцатого века, но блондинка, годящаяся ему во внучки, была поразительно красива. Однако красоту ее затмевали украшения. Таких бриллиантов, составлявших ожерелье, сверкавших в серьгах и браслете, никто не мог и вообразить.

– Банкир Гурьев, – шепнул Гаврилыч Игумену на ухо. – Обалдеть можно! Обосрал всех с головы до ног.

– Дивные цацки. Ему этого прикола не простят. А баба кто?

– Его жена Анна.

– Откуда ты знаешь, Гаврилыч?

– У нас арендован сейф в его банке. Мы туда положили схему Дербеня. Кстати, глянь вправо, к стойке. Дербень объявился со своим прихвостнем. Успели переодеться. Козлы!

– Я же говорил, Дербень на смотрины не ходит. Точно сработает.

– Не верю! Видишь, за банкиром двое бугаев. Ни на шаг не отступают от камешков. Глянь в сторону лестницы. Сам полковник Кулешов пожаловал, а значит, здесь вся Петровка тусуется. Ни один наглец под носом у Кулешова на «скок» не пойдет. Все щели тут же перекроют, не дадут выйти.

– Не дадут, если объявят тревогу. Никто шумиху поднимать не станет. Скандала многие хотят, но его не допустят. Ленточку отеля министры разрезали, а это уже политика, престиж страны.

Гаврилыч почесал чисто выбритый подбородок.

– Он может уйти через гараж, раз сумел через него войти. Если появился здесь, в фойе, значит, у него есть пропуск с желтой полоской. После третьего звонка желтополосных репортеров в зал не пустят, все они пойдут к лифтам и спустятся на стоянку к своим машинам. С толпой уйдет.

– Да. Если кража не обнаружится. Но не заметить исчезновение таких побрякушек невозможно.

Гаврилыч продолжал гладить подбородок.

– Если Дербень сработает, ему надо памятник ставить, а не убирать. Криминальный мир России потеряет гения.

– Если мы его не уберем, Гаврилыч, он нам не даст воспользоваться своей схемой. Раз он вернулся в Москву, то обнаружит пропажу схемы. Не сегодня, так завтра. Ты прав. Дербень – гений, а потому и нас в два счета вычислит. Мы не можем этого позволить. Другого такого шанса у нас не будет.

– Вот что, Игумен, мы не должны спускать глаз с Дербеня. Я хочу понять его маневр, иначе остаток жизни буду мучиться догадками.

– Может, наша благодетельница в курсе. Она уже появилась. Кружком стоят. К Анне теперь все липнут.

– Что, в лоб спросишь?

– Есть способ.

Игумен направился к одному из баров. Официант только что поставил поднос с пустыми бокалами на стойку и взял такой же с полными. Отойти ему не дал подоспевший джентльмен в смокинге:

– Притормози, приятель. Хочу разыграть одну дамочку. Дай-ка мне свой френч с погонами и поднос. Через минуту верну.

Игумен остановился. Тот же фокус у соседней стойки проделывал сообщник Дербеня Иван, будто успел прочитать его мысли. Дербень, он же Всеволод Николаевич Дербенев, известный вор и аферист, уже давно легализовался и теперь владел тремя крупными антикварными магазинами и жил так, будто владеет биржами на Пятой авеню в Нью-Йорке. За ним охотились все существующие органы правопорядка, а он ни от кого не прятался и продолжал проворачивать свои делишки и насмехаться над законом. Делишки! Это для Дербеня они были делишками, для Игумена одной аферы Дербенева хватило бы на всю оставшуюся жизнь. И сейчас у него имелся шанс воспользоваться планом конкурента, но для этого надо было убрать с дороги гения криминального мира. Иван надел куртку официанта, взял поднос с пустыми бокалами, поставил на него один полный и отправился к компании, в которой стояла красавица, усыпанная бриллиантами. Он подошел к ней чуть сбоку и протянул поднос. Игумену показалось, что он что-то шепнул. Она, не оборачиваясь, взяла с подноса единственный полный бокал и продолжила светскую беседу.

Иван вернулся к бару и переоделся. Повторять фокус Игумен не стал, направился к той же компании при полном параде. Но бриллиантовая фея его не интересовала, он остановился возле другой женщины, не такой молодой, но тоже стройной и красивой. Наклонившись, поднял с пола свой собственный платок и обратился к даме:

– Кажется, вы обронили.

Она повернулась к нему.

– Дербень здесь, готовится к прыжку.

– Упустите. Ждать его надо у норы на выезде, – тихо сказала дама и громко добавила: – Спасибо. Вы очень любезны.

Игумен вернулся к своему напарнику.

– Предложено ждать его на выезде.

– Успеем. Я хочу понять его маневр. Так. И куда он направился?

– Там лестница, ведущая в туалеты, – пояснил Игумен. – Гениально! Понял! Он подсыпал девчонке мочегонного и будет поджидать ее в сортире. Наверняка женский и мужской связаны переходом. Там располагается комната уборщиков.

– Чушь! В женском туалете полно баб! – возразил Игумен. – Они же визжать начнут при виде мужика. Ты чего, Гаврилыч, наших баб не знаешь?

– Среди уборщиц должна быть женщина. Она на него работает. Идем вниз, глянем.

– Ты хочешь, чтобы Дербень нас заметил?

– Какое это имеет значение? Он даже не подозревает, что мы украли у него схему. И все равно не доживет до утра.

Туалетные комнаты левого крыла как магнит притягивали всех заинтересованных лиц, кроме одного. Двойник Константинеса, джентльмен с тростью, сразу же прошел в еще пустой зрительный зал и занял место, не соответствующее билету, – в шестом ряду партера. Этот ряд был резервным, для особых персон, которые могли появиться неожиданно. В зале, вместе с бельэтажем и балконами, вмещавшем полторы тысячи зрителей, пока находилось не более десятка человек.

Когда Дербенев со своим подручным спускались по лестнице к туалетным комнатам, Иван передал ему конверт. Зная, что за ними следят, здесь они могли не опасаться. Только на этом коротком марше лестницы не было ни одной камеры видеонаблюдения.

– Чисто сработал, – усмехнулся Дербень.

– Работа такая, – холодно ответил Иван.

– А если заметит?

– Навряд ли. До банкетного зала не дойдут, не до того будет.

– Не загадывай. Вопрос еще не решен.

Они спустились вниз и оказались в просторном помещении с мраморным полом, зеркалами, золочеными канделябрами и глазками видеокамер. С левой стороны была дверь в мужскую комнату, с правой – в женскую. Вдоль стен удобные кресла и столики с пепельницами. Оба присели и закурили, наблюдая за чопорной публикой, идущей в обычный сортир, как на прием к английской королеве.

Через несколько минут вниз спустилась Юлия Баскакова. Приятная во всех отношениях дама, жена самого уважаемого коллекционера и галерейщика столицы, неторопливо прошла в женскую комнату. Следом появились Игумен и Гаврилыч, они не ожидали увидеть здесь объекты своего наблюдения, развернулись и пошли назад, к лестнице. Дербень с Иваном были заняты беседой.

– Другого случая у них не будет, – прошептал Гаврилыч, – тут все понятно. Надо ждать на выезде с парковки, иначе упустим.

Игумен согласился.

Поднявшись в зал, они увидели Анну Гурьеву, направляющуюся им навстречу в сопровождении двух телохранителей.

– Жаль бабенку, обратно вернется с голой шеей, – прокомментировал Игумен.

Конечно же, Дербенев с сообщником видели своих конкурентов, но сегодня изображали из себя слепых ротозеев, которые ничего не понимали и ни о чем не догадывались. Когда в дамскую комнату вошла брюнетка в черном платье и в дымчатых очках, они встали и вошли в дверь напротив. В холле было немало народу – люди курили, шумно переговаривались, смеялись. Затишье воцарилось на несколько секунд, когда появилась Анна. Ее грудь закрывала бриллиантовая стена с тысячами лучей, слепивших глаза. Никто не замечал ее красивого лица и того, что выражали ее глаза. Дамочка уже накачалась шампанским либо кокаином, который сейчас был моден в ее кругах. Прозвенел второй звонок. Окурки полетели в пепельницы, все начали расходиться. Скоро холл опустел, и только двое телохранителей остались сидеть в креслах, поджидая свою алмазную хозяйку.

В туалетной комнате Анна подошла к зеркалу, достала помаду и глянула на свое отражение.

– Резко начала, деточка, – сказала стоящая рядом Баскакова. – Не забывай, впереди еще банкет, а ты уже никакая.

– Надо проблеваться, – ответила красавица хрипловатым голоском. Казалось, грубое слово произнес кто-то другой, так оно не подходило к ее внешности.

– Бриллианты не урони в унитаз, – хмыкнула Юлия.

– Хорошая мысль. На скаковых лошадок хомуты не вешают.

Подкрасив губы, Анна взяла свою сумочку и направилась к кабинке с приоткрытой дверью. Она села на унитаз и замерла. Кабинки между собой были перегорожены матовым стеклом, и не сплошным. От пола до перегородки оставалось сантиметров сорок. Справа выкатилась монета. Анна наступила на нее ногой и прижала к полу. Убрав туфельку, увидела портрет Елизаветы II. Она сняла с себя серьги, ожерелье, браслет, положила их на пол, после чего ногой задвинула в соседнюю кабинку. Ей стало легче, будто ее освободили от оков. Анна подняла монетку и положила в маленький карманчик платья, достала из сумочки фляжку из желтого металла, открыла ее и начала пить, морщась от неприятного вкуса.

В кабинке справа находилась брюнетка в черном платье. Она подняла с пола бриллианты, сняла с них сигнальные чипы и жвачкой прикрепила их к бачку унитаза, а на замки украшений приладила новые чипы, работающие на других частотах. Затем вынула из сумочки скомканные листы бумаги и бросила их в унитаз, а на их место положила драгоценности. Сумочка приобрела ту же форму, но потяжелела на вес украшений.

Брюнетка вышла из кабинки и направилась к двери.

За две минуты до нее из мужского туалета вышли Дербенев и Иван. Прозвучал третий, последний, звонок. Они поднялись в фойе. Дербенев направился в зал. Пригласительный билет был в конверте, переданном ему Иваном. Он сумел выкрасть его у мужа Анны, когда подносил шампанское. Сева Дербенев устроился в шестом, резервном, ряду, зная, что здесь его никто не побеспокоит. Если сесть на место, указанное в билете, сразу станет ясно, кто украл приглашение у истинного владельца. Кроме Дербеня, в шестом ряду сидел лишь один человек – солидный тип с тростью. Вскоре к ним присоединилась женщина в дымчатых очках. Зал постепенно заполнялся гостями. Погасли люстры, зажглись прожектора.

У лифтов, ведущих в подземную парковку, собрались журналисты и операторы, не имеющие допуска в концертный зал. Перед допуском в кабину все предъявляли свои пропуска. Иван тоже предъявил и вошел в лифт. Он единственный был в смокинге, остальные выглядели скромнее, и он единственный вышел на парковке верхнего уровня, другие поехали ниже.

Подойдя к синему фургону, припаркованному рядом с выездом, он махнул рукой сторожу, сидящему в будке. Тот поднял шлагбаум. Иван тем временем открыл задние дверцы, запертые на щеколду. В железном салоне сидели трое мужчин в униформе – синих комбинезонах с надписями на груди и спине, лежала какая-то аппаратура и рюкзаки.

– Хозяин, долго еще? Мы едва не задохнулись. Тут же душегубка.