Шамо – посланник небес Филин Иван
– Есть ли там счастье?
– Оно там в каждом.
– А любовь? – в его голосе послышалось недоверие и вызов.
– Она там правит всем.
– Забери меня туда.
– Никто не сможет привести тебя туда, только ты сам сможешь прийти. Это долгий путь и трудный, не все доходили.
– Если ты не хочешь взять меня, никчемного, с собой, покажи хотя бы, куда мне идти?
– Завтра вечером я покажу тебе верное направление, а идти по нему или нет, это твое личное дело.
Художник ничего не ответил, взял хлеб и начал есть.
Очень рано утром я опять был на мельнице, и теперь разгрузил остальные повозки с зерном. В полдень работы уже не было.
– Шамо! Иди сюда!
Когда я услышал свое имя, меня передернуло. Никто еще не назвал меня по имени, несмотря на то, что я не скрывал его.
– Садись с нами поешь, – сказал молодой мельник. Я сел за стол, за ним сидели младшие братья и сестры мельника. Они остались без родителей, но сами хорошо справлялись с хозяйством. Других работников на мельнице не было, и я понял, как сильно облегчил их нелегкие жизни своим трудом.
– Оставайся с нами. Предложил молодой мельник.
– Нет, не могу, – сказал я. Я странник, и это моя судьба.
Вскоре опять приехали повозки. Работы было много.
– Я больше не смогу прийти к вам, – сказал я вечером. – Мне надо идти, я покидаю город.
Мельник щедро расплатился со мной.
– Все равно приходи, я буду ждать.
– Прощайте, – ответил я.
По дороге домой я купил бумагу, она оказалась очень дорогой, и краску. Художник встречал меня, немного смутившись, он был рад увидеть меня и в то же время не хотел.
– Вот твой путь туда, где счастье и любовь, остальное ты знаешь сам, – сказал я, кладя на стол бумагу и краски. – Все остальное у тебя есть.
Он долго смотрел на бумагу, не веря глазам своим, а потом упал на колени и горько заплакал, я не смог утешить его. Успокоившись, он долго молчал.
– Твой дар я не смогу принять.
– Мой дар тебе – это всего лишь два дня моей жизни, и я прожил их не зря.
Вся моя жизнь это служение вам, людям.
– Тогда, как отблагодарить тебя?
– Иди своим путем, не надевай масок и не пей много вина. Когда увидишь свет и добро, не отворачивайся, когда увидишь зло и насилие не отворачивайся.
– А любовь?
– Я не знаю, выберет ли тебя женщина или останешься один, но знаю точно, свет в твоих рисунках никогда не померкнет, даже когда их поглотит тьма, они рассеют ее.
– Но этот свет никому не нужен. Повторил художник.
– Он никому не нужен, потому что его никто не видит, а потом все придут к нему.
– Как ты даровал мне надежду, так и другие увидят этот свет?
– Да. Как ты не принимал мой дар, так и другие не будут принимать твой, но ты не останавливайся. Помни, если пройдешь свой трудный путь, не пожалеешь об этом.
– Буду помнить и не забуду. Но ты сам, куда пойдешь один?
– Туда, где ждут помощи, иду к тем, кто не ведает себя.
Ночью мы очень долго говорили с художником, наутро я ушел в полном спокойствии за его судьбу и деяния. Возможно, через много лет его творения помогут кому-нибудь увидеть свет во тьме.
Город провожал меня равнодушным спокойствием, мне казалось, что в нем уже нет жизни, только пустое движение, которое ни к чему не приведет. Только когда я вышел из него и забрался на холм, оглянулся и осмотрел неровные крыши домов. Один художник не сможет изменить жизнь других людей. Но если кто-нибудь в его рисунках увидит что-то незабываемое, что-то доброе и полное любви, жизнь его не будет напрасной. И мне припомнились люди, с которыми мне довелось встретиться. Такие разные и непохожие. Почему они завидуют друг другу, почему бояться быть собой, зачем враждуют и ненавидят, но ответа у меня не было.
Смерть Бая
Я шел по неширокой дороге, по ней иногда возили повозки, местами она поросла травой. Луга сменились лесом, дорога все так же виляла. Не очень густой сосновый лес иногда оживал от ветра. Я очень мало видел животных, они боялись человека.
Впереди я услышал шум, из-за поворота мне навстречу двигался обоз.
Его возглавляли вооруженные воины. За ними – телеги с поклажей. В середине обоза несколько человек несли роскошные носилки. Позади несколько десятков воинов замыкали процессию. Я чувствовал их настороженность остановкой. Они явно боялись нападения.
– Отойди с дороги, неужели ты не видишь, что шествует владыка земель, по которым ты идешь, – закричал глашатай.
Я отошел в сторону, пропуская обоз. В носилках сидел бай, которого я видел на рисунке. Когда наши взгляды встретились, в глазах бая я увидел испуг и страх. Он что-то прошептал одному из своих слуг.
Когда обоз проехал, ко мне подбежало несколько вооруженных воинов.
– Велением нашего господина ты должен следовать с нами, – сказал один из них уверенным голосом.
Я осмотрел их, молодые люди нанялись солдатами, не зная, как прокормиться у власти бая.
– Я не пойду с вами, – ответил я спокойно.
– Тогда нам приказано убить тебя.
– Повиновение или смерть, – сказал я тихо. – Я пойду за вами.
Меня окружили и взяли под пики, так под конвоем я шел за обозом бая.
На опушке обоз остановился, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок перед въездом в город.
Меня подвели к баю, он не слез с носилок, восседая на троне. Красное и толстое лицо с маленькими глазами лоснилось от жира.
Я подивился схожести рисунка, который мне показывал художник, и оригинала. Даже люди, что нас окружали, казалось, носили одну и ту же маску.
Бай долго разглядывал меня, ничего не говоря. А во мне закипала ненависть к нему, о которой я даже не подозревал.
Смотря в его глаза, я видел жизни и души тех людей, судьбы которых он покалечил, я видел, как он отнимал у матери ребенка, у земледельца землю, у нищего хлеб. Как он отнимал жизни и убивал просто так. Как он сам, лично, шел к власти, предавая и убивая. И глядя на все это, чувствовал я, что уже не осталось во мне ничего человеческого.
Бай не выдержал моего взгляда и отвел глаза. Я смотрел на него, пытаясь найти в нем хоть немного прощения и сожаления.
Но в его теле не нашлось ни того, ни другого, только где-то далеко был голос, который твердил одно: Это моё! моё! моё! Моё, всё моё!
И, похоже, ничто не могло остановить этот голос.
– Убейте его, – сказал бай солдатам, что окружали меня.
Но ни один из них не шелохнулся, я подавил их волю, приказав стоять на месте.
– Кто хочет убить, тот будет убит, но перед смертью своей знай, что за деяния свои поплатишься сам, за жизни других поплатишься сам, и ничто не сможет спасти тебя, – услышал я свой голос.
Глаза бая вдруг стали большими, он хотел что-то сказать, но не успел, он умер от боли и страданий тех людей, кому он их причинил, не выдержав и десятой части их.
В обозе начался переполох, заметив смерть бая люди вдруг стали ссориться из-за его вещей и богатств, я увидел алебарду, нацеленную на друга.
– Остановитесь! – сказал я. Мой голос слышали все. – Вы люди, и недостойно вам сеять смерть и убивать друг друга, нет больше над вами власти, кроме как вашей свободы. Не надо вам из-за вещей и внешнего ссориться и браниться, идите по домам и всем расскажите, нет больше причин для ненависти и страхов, нет больше страданий ваших и боли. Живите, как подобает людям, и не предавайте себя злу. А если и предали, то сами ее искупите. Творите добро, и ничто не сможет поработить вас. Прощайте и помните.
Я пошел своей дорогой. В обозе люди опустили мечи и плахи, и за многие годы посмотрели друг на друга, сняв маски, без ненависти и зависти. Сложили свое оружие и сожгли вместе с баем.
Смерть великого и сильного князя была радостной для людей Я же оплакивал тех, кто пошел за ним, предавал свою жизнь его власти, пусть сейчас они и освободились от нее, но почему не нашли в себе сил сопротивляться? Ведь одно сопротивление его власти с самого начала сломило бы его слабую волю, а сам по себе бай был слабым и никчемным.
А никчемность бая без его власти была понятна всем, поэтому люди и надевали маски, чтобы выжить. Теперь, испытав на своем опыте его власть и волю, они вряд ли смогут совершить зло, и все вместе будут жить мирно и счастливо.
Поздней ночью, когда я укладывался спать на раскидистом дереве, мне вспомнились слова художника: «Куда ты пойдешь, один». Да, я был один, и чем больше пребывал в этом мире, тем больше находил разницу между собой и теми, кто живет в нем. Не было никого, кто был подобен мне, но не было никого, с кем я мог найти понимание. Все они жили по-другому, у людей были свои заботы и радости, я прекрасно понимал их, но в то же время я надеялся найти в них что-то подобное себе. Живя среди них и помогая им, хотел найти что-то общее между нами, но находил все меньше и меньше.
И сейчас, лежа на ветви дерева, которое меня приютило, я осознавал, что нет для меня места в этом мире, кроме как служения людям. И не мог я найти большего счастья среди них, кроме того, как служить им и вести их к свету, не принуждая при этом ни к чему. И в то же время я видел, как они счастливы, не все, но единицы. И у каждого счастье, свое и неповторимое. Но такое общее и земное, которое не дано ни одному из богов или ангелов.
Звезды, которые просматривались сквозь листву, говорили мне: – Не надейся, но верь, не зная, понимай. А меч, на который я опирался, лежа на дереве, напоминал мне о другом. – Свое проклятье, судьбу бери с собой.
Уснул я нескоро, долгожданное забытье так и не приходило.
Кузнец
Огромный город, встретил меня равнодушно, в нем не было места покою и радости. Люди, не знающие себя, жили, словно во сне. Не воспринимая свои жизни, не зная, что делают и зачем родились. Они работали и отдыхали, но работа не была им в радость, потому что не шла от сердца, а обязывала. Рожденный плотником пахал поле, крестьянин продавал хлеб, кузнец был мельником. Жизнь здесь не была естественной, с малолетства ребенку прививали те или иные качества, не давая понять ему самому, что ближе к его сердцу, и чем бы он хотел заниматься. Поэтому время здесь правило всем. Идя на работу и выполняя свои обязанности, человек ждал, когда же закончится день, ждал заката солнца, не радуясь прожитому дню, не видя жизни, живя на земле. Он спешил прожить день, чтобы вечером отдохнуть от тяжести работы, что была не по нутру. Вставая рано утром, человек проклинал жизнь и судьбу, и опять спешил прожить свой еще один день. Так жили многие, как будто и не было у них разума и веры, и все знали, что придет к ним смерть, и все боялись ее, не зная, зачем живут, почему умирают. И больно мне было смотреть на них. Ведь рожден каждый для счастья и любви.
Я искал себе приют, проталкиваясь сквозь толпу людей на рыночной площади. Торговцы кричали во все горло, пытаясь перекричать друг друга, расхваливая свой товар. Я вышел с рынка на маленькую улицу. Дома, сделанные из шлака, почти соприкасались серыми неровными стенами. В некоторых из них были мастерские: ткачи, плотники кузнецы, работали в них с упорством, думая только об одном, как сделать больше, быстрее. Подмастерья и мастера занимались своими каждодневными обязанностями. Некоторые из них были счастливы в работе, другие нет, но они не могли уже изменить свою судьбу. Среди них было мало тех, кто реализовал себя посредством работы, тех, кто был счастлив просто оттого, что живет, и не гнался за вещами и властью. Наконец я нашел кузницу, она находилась на окраине города. Я смотрел, как кузнец с мощными руками бил огромным молотом по наковальне. Раскаленный металл слушался его, казался мягким. Увлеченный работой кузнец не сразу заметил меня.
– День добрый, – сказал я.
– Добрый, – сказал кузнец, оглядывая меня. – Что привело вас ко мне, странник.
– Увидел, как вы повелеваете вещами, металл, что тверд и крепок становиться мягким и слушается вас.
– Ну, то моя работа, а мягким он становиться от огня, мастерство мне передал учитель мой, а слушается меня, потому что ведаю, что делать.
– Ну, что подсказывает вам, что и как надо делать?
– Сам не знаю, никогда не думал об этом, ведать ведаю и знаю, что да как, а откуда, мне неизвестно.
– То от сердца идет.
– Возможно. Но что вам нужно?
– Нужен мне приют на ночь. Я отработаю.
– Не ищешь ли ты дом свой? Счастья не пошел ли ты искать вдали от родных земель? Поскитаешься и домой вернешься, там и счастье обретешь.
– Дом мой в сердце моём, счастья для себя не ищу, другим помогаю.
– Чем и как помогаешь тем, к кому придешь.
– Ведать, чем и как помочь – ведаю, но откуда, я не знаю.
– Ну, что же, помощь мне твоя не нужна, но приют тебе я дам.
– Спасибо.
Я осматривал кузницу. Разные изделия и украшения висели на стенах или полках, многое еще не было доделано, творец ждал вдохновения, как придет к нему, то сможет он вдохнуть душу свою в творение свое. Как создатель вдохнул душу свою в людей. И будет кузнец, грязный и изнеможённый работой тяжелой, богам равен, и будут завидовать боги ему. А люди другие будут восхищаться изделиями его и уверуют, что от бога дано, и сами в бога уверуют.
– А мечи и оружия почему не вижу я?
– Не по мне.
– Так почему, ведь и платят за него больше, и всегда работа есть.
– Не по мне, – сказал кузнец твердым голосом. – А коль пришел за этим, то уходи, не делаю я мечей и ножей, и приюта тогда не проси.
– Меч есть у меня, что скажешь о нем. Кто его сделал.
Я достал меч, что висел под накидкой и подал кузнецу. Он достал его из ножен и долго осматривал.
– Если противен он тебе, то попробуй сломать его, – сказал я.
– Не знаю, кто и как сделал его, и сталь мне неизвестна, хороший мастер сделал его. И ломать его не буду, жалко. И если будет он направлен на врага, то повержен будет он. Раз пришел помогать ты людям, то кто враг твой?
– Сам не знаю кто, от того и меч сломать хочу, раз получиться, не придется мне убивать других.
– Не буду я ломать его, даже если и пришел ты за жизнью моей, работу мастера великого пожалею, а коль дан он тебе с рождения, то избавишься после смерти.
Поклонился я кузнецу, и глаза мои затмили слезы. И слезы мои были от услышанной истины.
– Вы редкий человек, таких немного осталось в этом мире, как могли сохранить душу свою чистой, а разум холодным оставить ко всему искушению?
Читать бесплатно другие книги:
