Сезон любви Белякова Людмила

…Липа вдруг вспомнила, как в лихие девяностые, едва закончив университет, искала работу и просидела в холодной редакции какого-то ежеквартального архитектурного журнальчика битый день, решая тупые, мутные задачки – сначала на общий интеллект, потом на эрудицию, потом на секвенцию и элоквенцию. Затем она, уже дико голодная, ждала результатов и, в конце концов, получила приглашение работать – полную рабочую неделю за древесный эквивалент ста двадцати амдолларов. Приличный заработок тогда исчислялся от трехсот баксов, и Липа довольно-таки по-хамски – в смысле «ищите дурочку в другом месте» – отказалась.

– Чёй-то я не представляю себе, кто к вам на такие деньги пойдет, – пробурчала она, собирая со стола косметический боеприпас, вынутый из сумки за долгое сидение над архитектурными пустографками. – Требование у вас – и то, и пятое, и десятое – а денежки-то больно хилые. Какой человек с ай-кью в двести двадцать пунктов целый день здесь за сотню баксов париться будет? Сам подумайте!

– Ну, я вот парь… работаю, – сумрачно, поджав бесцветные губы, ответствовала дама в свалявшейся мохеровой кофте и с непокорной седой прядью, прихваченной на виске веселенькой, блестящей заколкой.

«У внучки, поди, украла, коза постсоветская».

– Ну так и работайте дальше! А я пойду, – прошипела Липа, очень сердитая на всю эту контору, продержавшую ее у себя в душной, сырой утробе целый весенний день и ничего не давшую взамен.

«Да нет, почему, давшую – опыт, – подумала Липа теперешняя. – Или тебя берут сразу, или не берут вообще. Хорошую работу можно найти элементарно дуриком. Но сначала надо элементарно найти тот самый дурик».

Дурик представился ей в виде прута в руках лозоходца, и этот образ Липе понравился, поэтому она незамедлительно внесла его в блокнот. Потом она пошла искать свой замечательный антикризисный календарь – а ну как там что-то интересное есть? Вопрос-то об источнике дохода остался открытым, и происки, то есть поиски, хочешь не хочешь, а надо продолжать.

Но календарь почему-то решил поведать Липе о еде.

«С развитием кризиса россияне не стали меньше есть, отнюдь. Мяса мы стали потреблять на 12 % больше, молока на 22 %, рыбы на все 39 %. Для психиатра в этом нет ничего удивительного – мы стремимся «заесть стресс».

«Ага – иначе он заест нас», – подумала Липа и перевернула листок.

«Реакция это бессознательная, запрограммированная опытом внутриутробной жизни. Первоначальное условие безопасности – сытость. Если ты сыт, то, значит, в безопасности».

«Вот мы и жамкаем, создавая себе иллюзию защищенности. Хорошо тем, кто верит в свое космическое происхождение, – они не ощущают своей скотской природы, как я», – рассудила Липа, с удовольствием ощущая, как распределяется по утробе распарившаяся и ожившая сгущенка.

«На отношение к еде как средству создания видимой безопасности влияет не столько материальное положение, сколько пол. Женщины более склонны «заедать» стресс, мужчины скорее его «запивают».

– Да, новое дело, нечего сказать, – разочарованно произнесла Липа, отрывая листок. – Утешил ты, братан.

Запетюкал мобильник, Липа просмотрела Кузино сообщение, что папа после ее визита чудесно выздоровел, вздохнула над милой наивностью подружки, верившей в экстрасенсорные Липины способности, вытерла с мобильника телефон «Эллины-М» и пошла в гостиную отлавливать вечерние новости с Мужчиной Ее Мечты. И – о чудо! – встреча состоялась. Мужественный горбоносый репортер взвился орлом высоко в Кавказские горы, нашел там залежи художественной глины и с пристрастием допросил аборигенов, по старинке лепивших из этой глины кухонную утварь и хрипловатые свистульки. В заключение своего сюжета РДГ, сравнив себя с гигантским образцово-показательным горшком, зачем-то сообщил, что в нем метр девяносто роста. Липе это не понравилось, и она обиделась на РДГ.

– Если б меня кто-нибудь с горшком сравнил – я б ему тем горшком да по темечку, – сказала она вслух, спесиво, через губу – будто Мужчина Ее Мечты мог ее слышать. – Хотя… Если бы это была бело-синяя керамика династии Цинь… Сколько бы во мне оказалось? Пять-шесть раз по полмиллиона евро… Неплохой гешефт был бы, да.

Похоже, надвигающаяся МК лишала Липин интеллект широты и глубины, а чувства – утонченной возвышенности.

«Не надо поддаваться унынию. Это – грех», – подумала Липа и заглянула в телепрограмму на вечер.

Фильмов интересных по ящику не было, и Липа решила почитать календарик – кажется, это входило у нее в привычку. Тем более календарик будто слышал ее мысли. Вероятно, поэтому маленького бумажного приятеля серьезно перевалило на трудоустроительную тематику.

«Какие бывают агентства трудоустройства?» – задал он риторический вопрос.

– Ну-ну? – подбодрила его Липа, поудобнее устраиваясь на диване с ногами.

«Условно их можно разделить на две группы…» – охотно продолжил оракул.

– Ага – жульнические и прохиндейские, – согласилась Липа. – Это я и сама поняла.

Календарь проигнорировал Липино ехидство и продолжил вещать:

«…кадровые службы и компании по подбору персонала. Разница заключается в том, кто оплачивает их услуги – безработный соискатель, как в первом случае, или заинтересованный работодатель, как во втором. Соискатели, попавшие в орбиту последних, как правило, за услуги не платят».

«Значит, я вышла не на ту орбиту. Промахнулась то есть. Хорошо, хоть полет был почти бесплатный, а посадка – относительно мягкой», – подумала Липа и перевернула листок.

«Правда, чтобы привлечь внимание ушлых хед-хантеров, надо быть классным специалистом, ходовым товаром, за «поставку» которого можно получить хорошие проценты».

– А я чем не хороша? У меня все тип-топ, – сказала Липа, пожав плечами. – Я писюка классная! У меня что ни строчка – то бриллиант!

«Необходимо также знать, что на рынке рекрутинга действуют специализированные центры, контактирующие, например, только с журналистами и иными сотрудниками СМИ, домашним персоналом, ресторанными служащими или медработниками. Там вам помогут с гораздо большей степенью вероятности».

– Да? – искренне удивилась Липа. – Не знала. Ох, как бы мне такое агентство пригодилось-то, а?! Интернетки у меня нет… А то бы я – м-м! Все нашла и всех растоптала!

Липа обычно мотала сведения из Всемирной паутины про месту работы, не желая тратиться на домашний Интернет. И вот – теперь эта экономия, похоже, выходила ей боком. Да и компьютер у нее был не ахти мощный – для текстовых файлов сходил, а для масштабных задач, кажется, не очень.

«На первые же приличные деньги куплю ноутбук – самый лучший! И со всеми этими тыкал ками-фумигаторами, вроде ю-эс-беками и фиг-вам-фаями! Пусть они и полные азиаты».

Липа бросила косой взгляд на свою старую «рабочую лошадку», мирно спавшую в глубине комнаты, – не услышал бы ее компьютер да не помер бы тут же от огорчения. Тогда самой простенькой рекламки не напишешь, переводика не сляпаешь…

– Так, – веско произнесла Липа, переворачивая листок, – а ну-ка, поподробнее про эти спецагентства! Ну? Я – спецагент ноль-ноль-один! Поехали!

На листке значилось:

«ЛУЧШИЕ ОПЕЧАТКИ ОЛИМПИАДЫ ЗИМИНОЙ».

– Ч… че-го? – судорожно глотнув, выдавила испуганная Липа.

Это была папина идея – назвать дочку в честь шедших в то время зимних олимпийских игр. Такое имечко сообщало повышенную пикантность ее статьям – даже псевдонима не надо… Липин слог – это нечто! Но опечатки… Откуда здесь… такое?!

Липа прикрыла глаза, полежала так несколько секунд – должно быть, глаза устали от чтения мелкого шрифта в условиях пониженной освещенности давно угасшего зимнего дня. Экономия же…

Липа открыла глаза и прочла снова:

«ЛУЧШИЕ ОПЕЧАТКИ ОЛИМПИАДЫ ЗИМИНОЙ

я обнапужила там

кака двести лет назад

потерибителям

топорясь поцеклюями

в зремом и сирашем возрасте

особенно пролезны морковь и тебли

Закваказья

жипописи курояток

кресла задовик

чуловек

кормидора

бидеты ненароком в разжевалку

в промежутике

трописка вмляла ЧУЧАСТКИ».

«Господи, как это я такое наваяла? Когда?! Ну, «кака двести лет назад» – это я про бал в Останкино писала, даже платье пришлось длинное напрокат брать у Полуэкторши – иначе не пустили бы, дресс-код, знаете ли… А «топорясь поцеклюями» – это про что?! И кто вообще – это сюда поместил?!! И откуда взял?»

Липа, не очень хорошо соображая, что делает, отложила разладившийся и понесший откровенную чушь календарик и пошла на одеревеневших ногах на кухню – поискать чего-нибудь съестного.

«Зажевать стресс, срочно – как и положено нормальной среднестатистической бабе», – подумала она о себе как о постороннем человеке. – Это, верно, у меня отходнячок такой… Легонький. После визита в контору по трудо устройству…»

Ничего сладкого вроде конфет или дольки шоколада в хозяйстве не нашлось. Это также добавило стрессу Липиному несколько зыбкому в интеллектуальном отношении состоянию.

Когда она работала переводчиком, конфет и шоколаду у нее было непереводно – то инструкцию к бытовой технике коллеге переведешь, то контрольную нерадивому студенту сделаешь. Случалось, и на русском – например, любовные письма на заказ писать… Ну, не хватало сорокалетним теткам мозгов нашлепать на компьютере – Вася, ты мне очень нравишься, давай с тобой дружить тесными интимными отношениями!

Потом Липа вспомнила вдруг, как они с Кузей, еще будучи коллегами, сидели и пили чай с конфетами из шикарной золотой коробки. Липа ножичком тюкала конфетку пополам: если начинка коричневая – Липе, если белая – Кузе, а цветную, неизведанную, кушали пополам и обменивались впечатлениями.

Потом, через несколько лет Липа почему-то вспомнила, что эту коробку ей подарил техник-хорват, временно работавший у них в здании на монтаже нового оборудования. Но Липа, пребывавшая в стадии первой влюбленности в РДГ, не обратила особого внимания ни на хорвата, ни на то, что коробка в форме сердца была преподнесена четырнадцатого февраля… О том, что интересный смуглый брюнет был по уши влюблен в Липу, знали все, кроме нее самой. Расстроенная Кузя сообщила об этом Липе только после того, как хорват вместе с инструментами и разбитым сердцем отбыл к себе на родину.

«Да, вот такой нешоколадный период наступил…»

Липа согрела чайник и от души навертела себе какао с соевыми сливками. Отследив то, как последний глоток напитка мягким теплым клубочком скатился в желудок, она решительно отправилась в гостиную, дабы выяснить отношения с зарвавшимся календарем. Тот, распустив листки павлиньим хвостом, как ни в чем не бывало лежал-полеживал на спинке дивана.

– Так, дорогой друг! – начала Липа, беря календарь. – Я, конечно, ценю твои замечательные сове…

На листочке значилось:

«КАША КУКУРУЗНАЯ «ФРАГОНАР»

На одну часть кукурузной крупы или муки берем 2–2,5 части воды и, пока вода не нагрелась, всыпаем крупу тонкой струйкой, чтобы избежать комков».

– Мозги мои сейчас из ушей посыплются тонкой желтой струйкой, – зло прошипела Липа, остервенело выдирая из календаря рецепт каши «Фрагонар».

Ни до ни после него «списка опечаток» не было. Глаза выхватывали куски каких-то советов вроде «не надевать на собеседование длинных серег – их перезвон будет отвлекать от вас внимание специалиста по кадрам…». Никаких «жипописи курояток» там не было и в помине.

– Ну ладно, – примирительно сказала Липа, водружая календарь назад на спинку дивана, – значит, точно мне впотьмах привиделось.

«Да и откуда им взяться? Я же все вычищаю досконально. Пальчики у меня, конечно, шаловливые, резвые, вечно между клавишами попадают, но ведь я – профи, на доводку времени не жалею».

Тут Липа вспомнила свою действительно классную «опечутку» – как она, делая заказной, юбилейный материал об ансамбле народного танца, лихо обозвала лезгинку лезбинкой и чуть было не отправила материал заказчику в таком виде… Но не отправила же? Просмотрела статью еще раз, чуть не умерла с хохоту, но выловила…

«А если б такое прочел РДГ?! Ведь убил бы джигит кавказский, а? Но обошлось как-то… Обойдется и дальше».

Но календарь, по-видимому, трогать сегодня уже не стоит – он устал и будет публиковать какую-то ерунду. Листок с кашей «Фрагонар» Липа отнесла на кухню. Можно и приготовить, чтобы не обижать друга – надо только купить эту крупу.

Наутро чуть успокоившиеся нервы, как уснувший компьютер – «мышкой», взбудоражил звонок в дверь. Без телефонного звонка приходили только цыгане за обносками, торговцы вразнос и бабуля Полуэктова. Липа подозревала, что это у нее слабые реминисценции начальничьей привычки врываться в отдел без стука – дабы застать недобросовестных подчиненных за чтением антисоветской литературы или вязанием салфеток – Лидьиванна часто и гордо называла себя «заслуженной апээновкой» и с удовольствием рассказывала, сколько надо было пахать и унижаться, чтобы, как она, получить звание редакто ра-аналитика и руководить целым департаментом.

«Хиловато вы анализировали в вашем АПН, если до контрреволюции допустили», – ехидно думала в такие минуты Липа, но вслух не высказывалась – Полуэкторша иногда здорово предугадывала события.

Лидьиванна, как водится, явилась с котом Дивуаром на руках.

– К вам можно, Липочка? Не заняты?

– Да какой там занята! – махнула рукой Липа. – Заходите ужо. Чаю испьете? Тогда идемте на кухню.

Перед Полуэкторшей можно было не выеживаться – мол, сижу дома по собственной инициативе, отдыхать продолжаю… Она знала, что происходит вокруг, наверняка не хуже Липы.

– Можно? – Она спустила с рук кота Дивуара. – Он будет себя хорошо вести. Правда, Дивусик?

Кот открыл пасть и издал сиплое мяуканье, сопровождая его чавкающим звуком смыкающихся челюстей, недовольно оглядел помещение и неряшливо плюхнулся на собственный хвост.

– Я на днях прослушала – в закрытом режиме, разумеется – одну очень интересную лекцию, – размеренно, как Баян-сказитель, начала Полуэктова. Не получив внятной реакции Липы, наливавшей воду в чайник, она продолжила все так же пониженным голосом: – На тему «Откуда взялся кризис и когда он кончится».

– Никогда, Лидьиванна. Я и без лекции знаю. В нашей жизни всегда есть место кризису.

– Так-то оно так, – таинственно прикрыла глаза Полуэктова. – Но все-таки… Так вот, один весьма компетентный товарищ рассказывал нам, кто и как обанкротил планету.

«Обанкротил планету? Хорошо сказано. Надо запомнить».

Липа на секунду представила себе Землю, летящую через промозгло-холодное межпланетное пространство, жалкую, ободранную, без единого огонька на поверхности… И над ней, не стесняясь и тыкая в спину пальцем, потешаются все космические тела – даже беспорточная астероидо-кометная мелкота…

«А еще гордилась перед нами – на мне жизнь есть, жизнь!» Получила, да? Будешь знать, как с людишками дело иметь!»

– И кто же эта сволочь, гад и подлюка? – без тени иронии спросила Липа, заваривая для Полуэктовой традиционный черный чай – зеленый та не любила, считая происками китайских оппортунистов.

– Мировая финансовая элита и американское правительство, – чванливо потрясывая головой, заявила Полуэктова.

– А зачем мировой финансовой элите дополнительные усилия? Они и так не голодают. А в Штатах правительство скоро поменяют – вот-вот. Им же и расхлебывать всю эту баланду.

– Американские, да и не только американские биржевые спекулянты, – многозначительно вещала Лидьиванна, помешивая чай, – сознательно и целенаправленно обрушили рынок ценных бумаг для того, чтобы потом скупить их по дешевке. В результате богатые станут еще богаче, а бедные – еще беднее.

Она победительно вскинула голову и вопросительно посмотрела на Липу – не побежит та сию минуту в гостиную – строить баррикаду, дабы отвоевать свое добро?

– Ну да, – невесело отозвалась Липа. – Дали чуть раздышаться, и будя. Чем обмохнатились, сейчас доедать будем. Утешили, Лидьиванна, ничего не скажешь. А этого Бумбарака выберут – что ваш лектор говорил?

– Весьма возможно, – веско произнесла Полуэктова, даже не сделав, как обычно, Липе замечание за политическое словоблудие. – Ведь тогда можно будет свалить все беспорядки и недовольство народных масс на первого чернокожего президента США.

– Да он не черный – так, смугленький… Лопоухий еще.

– Не имеет значения… Дивусик, иди ко мне на ручки, а?

Кот Дивуар уже минуту оглашал кухню скрипучим мявом, прося выпустить его из кухни – драть когтями Липину мягкую мебель. Липа подхватила кота под мохнатое брюхо и передала хозяйке. Кот пошел на ручки неохотно, а на небогатый Липин стол поглядел с нескрываемым презрением.

– Компетентные специалисты считают, – продолжила Полуэктова, – что в этой авантюре с искусственно навязанным кризисом замешаны и российские банки.

– Так они ж тоже полопались?

Полуэктова тонко улыбнулась:

– Вы не понимаете, Липа!.. Милая, наивная Липочка… Банки рушатся по всему миру, да… Но их денежные обломки накрепко прилипают к рукам преступных финансовых воротил! Российские не исключение.

«Точная цитата из этой вчерашней политинформации. У бабки склероза нет. Старая гвардия! Ура!»

– А кончится-то эта муть когда? Вам хоть сказали?

– Ну-у… Дивусик, не плачь, сейчас пойдем домой… Наверное, к апрелю наступит некое послабление, летом вообще вся деловая активность снижается, так что до сентября особых перемен не будет. А там…

– Ага, острое состояние перейдет в хроническое. Вам еще кекса подрезать? Вы не стесняйтесь, его уже доедать пора.

Полуэктова подняла едва заметные седые бровки и вытянула белесые губы трубочкой, размышляя то ли о кризисе, то ли о кексе.

– Нет, спасибо, я ограничиваю потребление углеводов. Оппозиционно настроенные аналитики не исключают повторный вал кризиса.

– Ой! – схватилась Липа за щеку, почти искренне. – Да куда уж повторно-то?!

– Есть такая старинная притча, – начала Полуэктова, опять чуть заунывно. – Ограбил захватчик город и спрашивает у своих солдат – ну что, что жители делают? Плачут, отвечают те. Ах, так вы же не все взяли! Вернитесь и заберите остальное! Ну, те вернулись, принесли еще золота. Предводитель опять – что жители? Смеются, отвечают солдаты… А, вот теперь действительно все!

– То есть, если я вас правильно поняла, Лидьиванна, в разгар осени те, кто нам это все устроил, убедятся, что еще не все с нас соскоблили, и оберут нас еще раз?

– Да, Липочка, да! – горестно покачала седой головой Полуэктова. – Это не маловероятно. Регулярное ограбление народных масс – основной прием обогащения капиталистов.

«А я – ну просто образец для такого рода упражнений! Дал же бог имя!..»

– А чего-нибудь хорошее говорили? – безнадежно спросила Липа.

– Вроде пенсию прибавят побольше, пособия разные… По безработице – тоже.

«Ну, эти грошики мимо моей персональной кассы – до пенсии далеко, на пособие по безработице я права не имею, поскольку нигде не оформлена постоянно. Так что… Во принесла нелегкая соседушку-беседушку с хорошими новостями, а?!»

Будто услышав Липин утробный вопль или, скорее, утомившись держать выкручивавшегося у нее из объятий и зудящего, как нарывающий палец, кота Дивуара, Полуэктова засобиралась на выход.

– Я вас не слишком огорчила? – величественно осведомилась она уже в прихожей.

– Да нет, – выпятила губу Липа. – Я как-то смирилась с тем, что год будет не слишком-то хлебный… Да ладно… Пробьемся!

– Мне нравится ваш здоровый оптимизм, – сказала Полуэктова, и Липа закрыла за ней дверь.

«Мне тоже нравится мой оптимизм… Но где бы его взять побольше?!»

Завтра, в понедельник, надо было предпринять хоть какие-то попытки раскопать источник доходов.

Источник доходов, точнее, фолиант с вакансиями, который Липа время от времени покупала, чтобы выяснить и хищно использовать потребу в журналистах и копирайтерах, поразил ее неожиданной худобой и изможденным видом. Она так давно его не покупала… И вот!

«Ни фига себе! Рецессия на марше! – мысленно охнула Липа, без труда засовывая в сумку сильно полегчавший том. – Раза в три-четыре с лица скинул, бедолага… Это что – наглядный показатель общего упадка экономики?!»

На улице похолодало, наступили какие-никакие, а крещенские морозы. Пройдясь, проклиная гололедицу, по близлежащим социальным магазинам, Липа вернулась домой. Почти сразу ей позвонила на городской номер другая ее лучшая подруга Алена.

Вообще, когда Алене было хорошо – то есть когда у нее была работа и деньги, она про Липу не вспоминала – могла не звонить и по полгода. А когда звонила, то объяснялась в любви. Липа знала, что это сигнал очередной депрессии, и Алену надо тащить на какое-нибудь мероприятие – да хоть в музей на выставку яиц Фаберже, выкупленных олигархом у «Сотби» или «Кристи»… Сначала Алена упиралась всеми четырьмя копытами, потом соглашалась, а под конец велеречиво благодарила Липу за то, что та ее «сюда вытащила», настойчиво спрашивала, не купить ли ей в подарок что-либо из экспонатов, и под конец вела в дорогое кафе угощать пирожными. А потом они еще гуляли и сплетничали. Этот период их общения был самым коротким, поскольку общих знакомых у них не было – Алена работала в кино, режиссерицей среднего звена. На определенных этапах их знакомства это было очень даже хорошо – периоды безденежья у них, как правило, не совпадали, и они помогали друг другу материально. Но не сейчас, когда они обе вращались в творческой среде и впадали в нищету синхронно. Поэтому сейчас Алена звонила не затем, чтобы прощупать Липу на предмет ее благосостояния – на этот предмет у нее не могло быть иллюзий, да и знакомы они были слишком давно, чтобы идти окольными путями. Просто она в очередной раз объяснилась в любви, вкратце описала кошмарное положение российского кинематографа – «на «Мосфильме» не то что работы – там просто никого нет, фи-зи-че-ски-и ни-ко-го!!!» – и положила трубку.

Общение с Аленой не слишком сильно подняло Липе настроение, и она, чтобы утешиться, сварила макарон, щедро посыпала их остатками сыра – наверняка Дивуар вопил вчера, учуяв его миазмы, – и решила почитать календарик.

Тот был настроен конструктивно.

«Большинство из ищущих работу граждан присматривают себе нечто, с чем они уже хорошо знакомы. Отсутствие таких вакансий может выбить человека из колеи, огорчить и обескуражить».

«Во – точно так же, как общение с такими же безработными подругами!»

Тут Липа вспомнила, что даже не вынула из сумки отощавшую «Книгу Надежды», дернулась было встать, но решила дочитать очередную инструкцию.

«Однако текущая ситуация, кроме головной боли и материальных хлопот, дает нам всем уникальный шанс – круто изменить жизнь и попробовать проявить себя на новом поприще. Просматривая списки вакансий в специализированных изданиях, не ограничивайтесь рубриками с приглашениями по вашей основной профессии. Не пожалейте времени и просмотрите весь сборник. Что-то перспективное можно найти в совершенно неожиданном месте».

– Да, такую тетрадочку прочитать от корки до корки – са-а-авсем не проблема, – сказала Липа вслух и перевернула листочек. – Главное – времени вагон!

«Например, большой популярностью начинает пользоваться высокооплачиваемая профессия гринкипера», – снисходительно объяснил календарь. – В его обязанности входит поддержание в порядке спортивных полей, в особенности полей для гольфа. Последняя специальность – особенно престижна».

«Во что Кузяне предложить бы!.. Она бы не только газон в порядок привела, но и огурцы по периметру вырастила».

Кузя была заядлая огородница, но предлагать ей такое даже ради шутки было бессмысленно. Все лето она безвылазно, с пожилым отцом в качестве моральной нагрузки, проводила на даче и гринкипила исключительно на своих шести сотках, регулярно присылая Липе эмэмэски с видом помидоров, зреющих на фоне дюжей крапивы. Крапиву у забора не трогали с коварным умыслом – хоть как-то оградить урожай от дачных воришек.

«Титестера иногда называют чайным сомелье…»

– Ну уж разъяснил так разъяснил! – фыркнула Липа. – Многие знают, кто такой сомелье?! Ты попроще, попроще с народом! Не все же такие умные, как я.

«Дегустатор чая…»

– Вот, уже лучше, – приободрила календарь Липа. – А тити-пити какие-то… Стыдно!

«…может по внешнему виду, запаху, вкусу определить не только сорт чая, но и место его происхождения, сезон сбора и способ обработки».

– А нюх – как у собаки, а глаз – как у орла… Дальше!

«Опытный титестер, как профессиональный парфюмер, хранит в своей памяти несколько тысяч вариантов запахов. Чуткое обоняние и вкус – редкий дар. Эксперт по чаю не курит, не употребляет алкогольные напитки, не пользуется парфюмом, избегает пряной и острой пищи…»

– Так, тоже мимо!

Липе карьера титестера не светила из-за не особенно сильной любви к чаю, а нацелить на подобное занятие, хотя бы временно, Алену тоже не получилось бы – та курила, как все киношники, а чай заваривала такой, что в нем стояла ложка.

– А еще что предложишь, любимый? – нежно спросила Липа.

Ответа она не получила – затренькал мобильный. Звонила Кузя. Она отчиталась о здоровье папы и поведении кота и поинтересовалась Липиными успехами. Липа поняла, что под успехами подразумевается реакция г-на Покойницкого на ее профессиональное атанде.

– Он тебе не звонит? Ничего не предлагает?

– Да ну, не такой же он придурок, чтобы вызывать меня и предлагать тему. Я ж сказала этой его шмаре, что мне не о чем с ним говорить… Они сейчас сидят и переверстывают ранишние свои книжонки. А потом у него просто нет денег заказать что-то новое. Это самое главное. Хотя нет… Самое главное – он думает, я просто ушла… А я громко хлопнула дверью. Но до него просто звук еще не дошел.

– Ага, понятно, – вздохнула Кузя. – А ты когда придешь? Тишка скучает.

– Да хоть завтра.

«Делать-то все равно особо нечего».

Конечно, можно было продолжить журналистскую карьеру, которая несколько замедлилась за то время, что она пахала на это г-но Покойницкого. Отыскать тему для публикации, наваять зубастую статейку не составляло труда – Липа всегда хвасталась, что может сделать полосную статью из простой лужи в соседнем дворе. Но!.. Все ее знакомые издания понизили тиражи и гонорары, а иные целиком, до лучших времен, ушли в виртуальное пространство и денег не платили вообще. Теперь с такими сотрудничали писючки-юниоры, элементарно набивавшие себе портфолио, или просто старшеклассники, готовившиеся поступать на журфак.

«Жур-фак-фак-фак, жур-фак-фак-фак… Да, но можно ведь, как классики далеких, славных, диссидентских времен, поработать «в стол»? Есть ведь нетленные темы, есть! Например, разбабахать дилетантов-переводчиков, искренне считающих, что «комплекшн» переводится как «комплекция», хотя на самом деле это – «цвет лица»… Во, правильно! Надо получше собраться с мыслями и…»

Но кворума не получилось – Липа вспомнила, что уже вторая половина дня, а она так и не просмотрела купленный утром справочник. А ведь там могло быть нужное приглашение, которое уже захватили другие, куда как менее компетентные авторы!

– Непростительное легкомыслие! – сказала она своему отражению в зеркале в прихожей. – За это и депремировать можно! На один утренний кофе!

Несчастный полиграфический дистрофик мирно дремал в хозяйственной сумке, свернувшись трубочкой, уверенный, что ему так и дадут умереть спокойно, не подвергнув мучительному выдиранию страниц или тем более вырезанию кусочков маникюрными ноженками.

Стоило ли надеяться, что анемичная книжица одарит Липу щедрыми приглашениями на должность технического писателя в крепкое НПО или копирайтера в рекламное агентство? Вряд ли… Но если верить календарику, запираться в узкокорпоративных рамках не разумно.

«На вещи надо смотреть ширше! – размышляла Липа, листая справочник. – Не себе, так Аленке отдам».

Но справочник упорно предлагал торговать, слесарить и распространять страховку. Но он не знал, с кем связался! Одна Липа – это просто Липа! Но у нее был замечательный соратник. А у справочника – нет…

На последних страницах в рубрике «разное» Липа прочла одно приглашение, веря своим глазам еще меньше, чем тогда, когда увидела свои «лучшие опечатки».

«Дегустаторы. З/п высокая. Вкусовые пробы – жареные семечки…»

«Чего-чего?! Семечки лузгать?! Может, еще сдельно прикажете?!! А на дом работку не дадите?»

«Женщины, 25–60 лет, гражданство строго РФ. Тел… Звонить…»

«Да, жизнь настала… Сидят строгие гражданки Рэ-Фэ разного возраста и уровня образования и, сосредоточенно глядя в предлежащее пространство, щелкают подсолнух. Щелк-тьфу, щелк-тьфу… Работенка!.. Интересно, сколько так выдержать можно, пока не надоест?»

Липа вдруг вспомнила, как они с Аленой, по своей ранней молодости, ездили на подработку в один подмосковный совхоз, стонавший под сладким бременем неожиданно большого урожая клубники. По дороге туда они горячо обсуждали, как можно пускать людей на это алое от ягод поле – никто ж ничего не соберет, все сожрут, прямо здесь, на грядках!.. Может, хомуты специальные наденут, как рабам в древности? Или собакам, чтобы не подбирали разную дрянь? Но никаких спецприспособлений на них не надели, а Липа быстро поняла, в чем там была фишка.

Наелась она минут через двадцать – самой спелой, заливавшей руки распаренным на солнце и одуряюще сладким соком, ягодой… Еще через четверть часа она, морщась от оскомины, уже не смотрела на «клубни» как на злейшего врага, которого надо уничтожать там, где его нашла, отнюдь. Теперь она чувствовала себя наемником, эдаким холодным, расчетливым и бездушным охотником за головами, который должен был методично отыскивать и хватать жертвы и, по возможности живыми, передавать заказчику. А уж какая участь ожидает несчастных – это безразлично. Главное, сдать товар и получить деньги. Нет, ягодок они домой принесли тоже изрядно – на вполне законном основании.

Но на варенье, сваренное из них мамой, Липа смогла смотреть только к следующей весне…

«Да, сейчас бы баночка такого не помешала», – вздохнула Липа и решила проведать почтовый ящик.

На площадке она встретила Полуэктову, тоже спускавшуюся за почтой.

– Как у вас дела, Липочка? – ласково спросила соседка.

– Да вот, обдумываю, не пойти ли мне в дегустаторы.

– Вряд ли стоит, Липа. Молодая девушка и спиртное – это… нет.

– А почему вы решили, что обязательно спиртное? – хитро улыбнулась Липа. – Мали ли чего можно дегустировать? Я вот, например, семечки жареные дегустировать буду.

Полуэктова подумала, что Липа шутит, и почему-то обиделась.

– Липа, я серьезно отношусь к вашим проблемам, а вы…

Они уже обе опорожнили свои ящики и поднимались к себе на этаж.

– А я не шучу, Лидьиванна. Правда, работать дегустатором пока не собираюсь, а предложение профессионально лузгать семечки – это серьезно. Своими глазами видела. Зарплату хорошую сулят, да.

Они остановились на площадке.

– А… где? Где вы это видели? – Полуэктова смутилась, зарделась, помолодела и похорошела.

– Да в справочнике по трудоустройству… Зайдете?

– Ну… да. Ненадолго, а то Дивусик один.

Соседка осталась в прихожей, а Липа быстро сходила в комнату, выдрала из болезненно сжавшегося при ее появлении фолианта лист с «другой работой без специальной подготовки» и отнесла его Полуэктовой. Та приняла листик, как многодетная вдова – барскую милостыньку, опустив глаза и прошелестев что-то вроде «благодарствуйте».

– Я верну вам… завтра.

– А не, не надо. Пользуйтесь. Коту Дивуару привет.

Дверь за соседкой затворилась.

– Ну, вот хоть такая от этого анорексика польза, – сказала Липа, включая новости.

«Неужто «старая апээновка» и в самом деле пойдет щелкать подсолнух?! А хоть бы и пошла… Куда ж деваться-то?» – лениво размышляла Липа поздно вечером, заворачиваясь в одеяло.

Утром следующего дня надо было отдать визит Кузе. Та настойчиво приглашала Липу, думая, что безработная подруга голодает и ее надо регулярно подкармливать. А Липа, следуя указаниям своего «источника», решила подкорректировать вес – экономя если не на качестве еды, то хоть на ее количестве. Кроме того, будущим летом можно было бы надевать отложенные по причине увеличения параметров ненадеванные вещи – Липа одно время страдала острой каталожной зависимостью, то есть заказывала всякую дамскую всячину по каталогам. Косметика, та, понятно, использовалась в режиме реального времени, а вот миленькие, всепогодные и внемодные свитерочки и маечки, только раз померенные, были теперь маловаты. Так что обжираться за счет Кузи, дяди Бори и Тишки было не только аморально, но и не вписывалось в Липину антикризисную политику.

– Мне только чаю! – предупредила Липа, но время было обеденное, и пришлось есть «курицу в пеленке» и холодную свеклу.

– А что этот твой Покойницкий? – осторожно поинтересовалась Кузя.

– Во-первых, он не мой, а во-вторых, дело еще не закрутилось. Так что я время от времени сучу ногами от предвкушения его будущих бед и несчастий.

– А много он тебе должен остался?

– Да сколько бы ни должен – этих денег мне все равно не видать. Мне главное нервы ему помотать в охотку. Шуршики-то я и в другом месте сшибу, а нервы у него не восстановятся.

– Жестоко ты его…

– За что боролся, Кузик. Жалко только, если это на девчонках, что там остались, отразится. Они меня шибко уважали. Место, конечно, незавидное, это его предприятие, но, по нашей ситуации, если его разгонят или заморочат штрафами – они тоже ни при чем останутся.

– А что эти девчонки говорят?

– Пока тихо. Никто не приходил, никуда, вроде его не вызывали. Ждем-с! Да ну его, этого лысого!

– А он лысый! – Кузя собрала со стола тарелки и принялась их мыть.