Окончательный монтаж Март Михаил
– Сколько свидетелей?
– Трое. С нами еще были две женщины, но они… Я не знаю их имен, мы подобрали их на дороге… Ну, чтобы веселее было. Вы понимаете, я женат и приятель тоже… Кому нужны неприятности?..
– Значит, свидетелей нет?
– А при чем здесь среда?
– Об этом мы поговорим в другом месте, а пока вы задержаны за умышленное убийство.
Степанов вырвал пистолет из рук охранника, тут подоспели и оперативники из местного отделения.
– Наденьте на него наручники и уведите. Определите, на чем приехал преступник, и обыщите его машину. Впрочем, надо осмотреть все машины, припаркованные у банка. Он мог быть не один.
– Я защищался! – выкрикнул задержанный.
– Не валяй дурака. Ты убил рецидивиста Тараса Тишко, а потом подложил пистолет ему в руку. Ошибся, Седов. Тишко был левшой, а пистолет ты ему подложил в правую руку. Надо знать, кого убиваешь.
– Я его не знаю. Мне Фельдман велел пристрелить грабителя…
– Уведите, – махнул рукой Кулешов.
Парня потащили к выходу, он сопротивлялся, что-то кричал, но его уже не слушали.
– Чей сейф вскрыл грабитель? – перейдя на ровный тон, спросил полковник Фельдмана.
– Он числится за некой Оксаной Мартынчук.
– Логично, если учесть близкую связь убитой Мартынчук со свежим трупом Левши. А что он пытался достать из сейфа?
Шпаликов нагнулся и поднял один из свитков с пола. Сняв резинку, он развернул листы.
– Это акции алмазного концерна.
– Как удачно они попали к вам в руки. А главное, вовремя, после смерти Гурьева.
Кулешов повернулся к Степанову:
– Вызови экспертов, обыщи труп, а я продолжу беседу с господами банкирами в одном из их кабинетов.
Начальники сопроводили полковника в кабинет Фельдмана.
– Интриги такой сложности, господа банкиры, вам не по зубам, – начал Кулешов. – История кончится долгосрочным отлучением вас от свободы. Дело в том, что Алина получила свои бриллианты и решила отдать акции Ирине Гурьевой, которая при жизни отца выдавала себя за жену банкира, а на деле была его дочерью. Алина пришла вчера в банк и хотела забрать акции, чтобы вернуть их законной владелице, но ящик оказался пустым. Куда же они делись? Я приехал сюда, чтобы задать вам этот вопрос, а акции валяются на полу возле другого ящика, и их кто-то хотел выкрасть.
– Ирине Гурьевой ничего не принадлежит. Акции переходят банку в соответствии с договором. В любом случае они перешли бы в наши руки. Что касается Ирины, то против нее будет возбуждено уголовное дело. Это она убила Анну Гурьеву, у нас есть показания сыщиков, которые проводили расследование в Хабаровске, – вызывающе проговорил Шпаликов.
Полковника охватила ярость, что с ним случалось крайне редко.
– И на этой туфте вы строили свою защиту? Запихните показания сыщиков себе в задницу! У меня есть неопровержимые доказательства того, что свою жену убил сам Гурьев, а к ним и его чистосердечное признание, написанное им собственноручно. За день до смерти Гурьев переписал все акции на имя дочери, но вы об этом не знали.
Наступила долгая пауза. Кулешов не мешал банкирам думать. Он понимал, сколь неожиданный оборот приняло для них это дело.
– А почему вы не можете предположить, что спектакль с акциями и убийством могла подстроить Алина? – вдруг оживился Фельдман.
Полковник покачал головой.
– Она свое получила. Вам она ничем не обязана, вы ей тоже ничего не должны. Ввязываться в скандал с акциями – значит марать свое имя, которое уже получило мировую известность благодаря ее таланту. Не вижу резона. Что касается убитого грабителя, то Алину невозможно с ним связать. Зато ваша жена, Саул Яковлевич, с ним имела связь. – Кулешов положил на стол фотографии. – Вряд ли вы согласитесь мне рассказать, где ваша жена провела ночь и утро в день убийства Гурьева. А я это знаю точно. Анна Фельдман проходит в качестве подозреваемой по делу об убийстве Гурьева, и будьте уверены, свой срок она получит на полную катушку. Вы еще можете вывернуться, но акции в любом случае придется отдать Ирине. Делать выпады в сторону Алины Малаховой по меньшей мере глупо. Вор вскрыл ячейку 472, а на брелоке стоит номер 431. Он воспользовался универсальным ключом. Ну где, скажите мне, Алина могла взять универсальный ключ? Хотите услышать ее показания? Нет проблем. Она в моей машине, можем пригласить ее сюда. Час назад Алина передала мне заявление о краже акций из ее ячейки. У вас хватит аргументов для обвинения этой женщины в подлоге? Вряд ли! Она вас растопчет. Вы пойдете под суд. Убийство Гурьева доказано. Ваш охранник уличен в покушении на Гурьева, а теперь обвиняется в умышленном убийстве. И уверен, все стрелки он переведет на вас.
Банкиры окончательно сникли.
– В банке уже нет средств, – тихо заговорил Шпаликов, – но у нас есть свои личные деньги. Немного, но есть. Мы как меценаты хотим пожертвовать миллион долларов на нужды милиции, рассчитывая на взаимопонимание и снисходительность.
– Разумное предложение, – ухмыльнулся Кулешов. – Завтра привезете деньги в управление вместе с благодарственным письмом и официальной дарственной. Взятки мы не берем, нас на этом не поймать. Из вас не получится комбинаторов, господа счетоводы. Как это отразится на вашей судьбе, я не знаю, ничего обещать не могу. Но возможно, после вашего завтрашнего визита в мой кабинет вы сможете пройти таможенный и погранконтроль в международном аэропорту. Лучшего варианта для вас я не вижу.
В кабинет вошел капитан Степанов.
– В пистолете Левши не хватает трех патронов. Это «вальтер». Две гильзы найдены в поезде Москва—Сочи. В бумажнике билеты Курск—Москва. Похоже, подполковник Жданов не ошибся. Левша убил ребят в поезде на подъезде к Курску. В его машине найден загранпаспорт и билеты до Кипра на двухчасовой рейс, а также ключи и оплаченная квитанция за коммунальные услуги квартиры, расположенной на Фрунзенской набережной. Туда уже выехал майор Панкратов с ребятами. Но это еще не все. Мы осмотрели все машины. В том числе и руководителей банка. В багажнике Фельдмана лежит труп его жены. Убита выстрелом в затылок. Рядом валяется гильза от «вальтера». Повторяю, в обойме не хватает трех патронов. Все совпадает. Если Левша выполнял задание банкиров, то понятно, почему его убрали.
Побледневший Фельдман выдвинул ящик стола, вынул пистолет и выстрелил себе в рот.
Никто не шелохнулся и не помешал ему покончить с собой.
– Как ни крути, Стас, но эту партию мы проиграли, – тихо сказал полковник.
– Леонид Палыч, неужели возможно разобраться в этой паутине? Я половины не понял из того, в чем мы разобрались, а уж в остальном и вовсе утонешь.
– Элитные пауки пожрали друг друга, и черт с ними. Нас поставили в железные рамки. «Следствие ведите исподтишка, без скандалов, тихо и быстро». Мы свою задачу выполнили. Бриллианты возвращены, картины на месте, и все без скандалов.
– А сколько трупов собрали с поля битвы? На бандитских разборках столько не насчитаешь.
– Здесь те же разборки, Стас. Только бандиты не носят смокинги и бриллианты. Ни одного положительного героя, посочувствовать некому. Сдохнут – туда им и дорога. Мы играли роль наблюдателей. Нас тоже использовали. Мы же, по сути, ничего не нашли. Нам отдали, а мы в роли посредников передали ворованное из рук в руки. Все выглядит официально. Вечером Ирине отдадим ее акции. И тоже официально. Я бы их всех пересажал, да кто мне позволит?! Времена бандитских разборок ушли в прошлое, теперь в моде элитные разборки, а мы оказались к ним не готовы. Нас гоняли по полю, как футбольный мяч, и нами же забивали голы. Игроков мы видели, а судей никто не видел. А ведь они были и подсуживали одной из команд, красные карточки показывали. Тошнит меня от этой истории.
– Да уж, на кино не похоже. Это там добро борется со злом. В жизни зло воюет со злом, добро давно спит крепким сном, о нем уже забыли. На арене монстры в одеяниях ангелов.
– Ты видел, чтобы на добре можно было заработать деньги? В нашем расследовании нищие не участвовали. Я о таких суммах раньше не слышал. Миллионы по тротуарам разбрасывают, народ на карачках ползает. Сумасшедший дом!
В квартире на Фрунзенской набережной нашли коробку от пистолета «вальтер», которым пользовался Левша, кругом его следы и отпечатки, а в компьютере черновики писем, отправленные Мамедову и Алине от имени Вора.
– Даже компьютерные игры на безграмотного Левшу свалили. Они над нами издеваются, сволочи!
Кулешов выругался, но что он мог сделать? Только кулаком по столу стукнуть. Да и то не сильно. Мебель дорогая, из карельской березы.
Тут же обнаружились и другие находки. Фотографии и видеокассета. На одних фотографиях был изображен Мамедов и Бартошевич в ресторане «Маяк», где их обслуживал Семен Желтков. На другом снимке тот же столик в том же ресторане, на этот раз на фотографии красовался Мамедов и Левша. В конверте лежала бумага. Кулешов развернул ее и прочел:
«Я, Рашид Мамедов, извещен о намеченном на ближайшие дни ограблении хранилища художественной галереи имени Ильи Баскакова, но не намерен раскрывать секрет операции. Любые мои действия, препятствующее намеченному плану, можно считать как корыстные цели в свою пользу».
Под запиской стояла подпись владельца отеля.
Решили просмотреть видеокассету и увидели фильм об ограблении. В комнате хватало света, и кадры получились четкими.
– Это номер Кэтрин Камерон, если судить по картинам на стене, – комментировал Кулешов. – А это Константинес. Греческий магнат.
– Это Бартошевич, одетый под Константинеса, – поправил Степанов. – Мы не ошиблись, это он украл картины. Вопрос в другом. Кто его снимал?
– Не понимаешь? Конечно же Мамедов. Теперь понятно, с какой целью он отключил сигнализацию. Кроме него никто не мог этого сделать.
– И чего он этим добился? – пожал плечами Степанов.
– Все очень просто. Картины выкрали. Отдать он их не может, залог остается у Баскакова, но не надолго. По плану Мамедова деньги крадут из хранилища, а потом мы находим картины и возвращаем ему. Теперь Баскаков не может их выкупить, и картины переходят в собственность Мамедова. Происходит то, чего он добивался.
– Значит, он и убил Бартошевича?
– А кто же еще? Фокусник решил поиграть по своим правилам. Помнишь фигу, найденную в сейфе вместо картин? Нашел с кем шутки шутить. Я думаю, что Левша и фокусник не знали о второй группе, нанятой Мамедовым.
– О банде Игумена?
– Именно. Мамедов убил Бартошевича с помощью Игумена. Найденный у бандита пистолет подтверждает это.
– Скорее всего, фокусника убил официант, – вмешался вошедший в комнату майор Панкратов. В руках у него были чьи-то ботинки. – Вот, стояли в коридоре. На них следы жира, ресторанного борща. Такие же мы нашли в машине, где убит Бартошевич, такие же следы есть в его квартире и в ресторане возле шкафчика Семена Желткова. Я думаю, официант был связным и знал Игумена. Кто же еще мог передать ему пистолет? И еще. В Скуратова тоже стрелял Семен Желтков. Машина Желткова найдена на платной стоянке Курского вокзала. Я ее осмотрел. Следы от ее колес обнаружены на опушке у дачи Скуратова. И следы от этих ботиночек тоже хорошо пропечатались. Пистолет Игумену сбросили. А это значит, что они знали, что мы его найдем. Как? Очень просто. После взрыва. Вывод напрашивается сам собой. Банду Игумена уничтожал Желтков по команде Мамедова.
– Логично, – согласился Кулешов. – Мамедов не решился уничтожить все сто миллионов, большую часть денег он перехватил в трубе вентиляции и вытащил через залы музея.
– Картинка понятна, товарищ полковник, – усмехнулся Панкратов. – На Мамедова можно надевать наручники.
– Ишь ты какой прыткий. По какому делу он у нас проходит?
– Ну как? А…
– Бэ! Дел никаких нет! Он нас нанял, и мы вернули ему картины. Это все, майор, что от нас требовалось. Собрать материалы и уничтожить. Жесткий диск компьютера отформатировать и изъять.
Кулешов был строг и категоричен.
– Ладно, Леонид Палыч, мы можем списать все трупы как неопознанные, а что делать с трупом Анны Фельдман? Придется открывать дело.
– Фельдман нанял бандита Левшу убить жену, а охраннику велел казнить убийцу жены. Когда его разоблачили, застрелился сам. Против кого будем возбуждать дело? Трупы не судят. Составим протоколы по форме и сдадим в архив. Точка! Я уже устал от этой возни. Закругляйтесь, ребята. Все, что от нас зависело, мы сделали.
Торжества победы добра над злом не получилось. С кислыми физиономиями бригада полковника Кулешова принялась за уничтожение улик. В первый раз за свою практику они делали все наоборот.
11
Похороны Гурьева прошли тихо и незаметно. О смерти четы Фельдманов и вовсе никто ничего не слышал. Зато похороны знаменитого галерейщика Баскакова проходили с помпезностью на Ваганьковском кладбище. Собрался весь бомонд столицы. Кулешов и Федоров тоже приехали, но держались в сторонке как наблюдатели. Вдову в черном поддерживали подруги Алина Малахова и Ирина Гурьева. Среди скорбной толпы полковники заметили и Всеволода Николаевича Дербенева.
– Если это не он, значит, его призрак, – тихо сказал Федоров.
– Такие люди, Федя, не умирают. Он еще на наших похоронах скупую слезу обронит. Вот она, каста победителей. Думаешь, они скорбят? Нет, они торжествуют.
– Я чувствую себя оплеванным.
– Брось, Федя. Мы свою работу выполнили. Ни за одну операцию милиция еще не получала столько. Степанов получил майора, тебя перевели в Москву, нам с начальником управления выдали премиальные, а что касается вдов, то ты видишь перед собой трех самых богатых женщин страны. Теперь их на кривой козе не объедешь.
Кулешов не выдержал и, смешавшись с похоронной процессией, подобрался к Дербеневу.
– Привет, Сева. Давно не виделись. Ходили слухи, будто ты погиб.
– Привет, Леонид Палыч. Значит, кому-то были выгодны эти слухи. Хотели отвлечь ваше внимание.
– Возможно. Особенно когда на изуродованных трупах нашли твои часы, перстень и ключи от дома.
– Да, да. Мы подавали с Иваном заявление в карельскую милицию еще две недели назад, но они так ничего и не нашли. Жаль. Хороший был перстень.
– Я тебя видел на открытии «Континенталя».
– Пришлось приехать на одну ночь. Неудобно было отказывать Нечаеву. Он нам прислал именные приглашения.
Они разговаривали тихо, смотря себе под ноги, будто каждый рассуждал вслух, общаясь с самим собой.
– Вы знакомы?
– Конечно. Бывая в Париже, я всегда останавливался в отеле «Ритц», а Нечаев был там главным. Я думал, вы пойдете на банкет, полковник, но вас там почему-то не было.
– Так ты даже на банкете был? – удивился Кулешов.
– До самого утра. Даже память осталась. Попал на страницы журнала «Глоб». Он валяется в моей машине.
– Красивое алиби, Сева. А где ты был в эту субботу?
– Всю ночь просидел в ресторане «Трапеза» с одним депутатом Госдумы и своим постоянным клиентом по антикварному бизнесу. Человек сто это могут подтвердить, если необходимо. Разошлись под утро.
– Смешные вопросы. Конечно, ничего другого я от тебя и не рассчитывал услышать. Но спросить хотел совсем о другом.
– Всегда готов ответить на любой ваш вопрос.
– Тогда скажи мне, сколько золотых фляжек ты продал? Одну Ирине Гурьевой, вторую Юлии Баскаковой, но были и другие.
– Всего пять. Одну подарил.
– Подарок с гравировкой?
Тут Дербенев впервые взглянул на полковника.
– А вы откуда знаете?
– Так, попалась одна из них мне в руки. На ней надпись «Анне с любовью от Д.». Но «Д.» – это Дербенев, а кто же Анна? Гурьева?
– Анну Гурьеву я не знал. Слышал о такой, но она погибла. Иногда Ирина представлялась гостям Анной, но так было угодно ее отцу. Я подарил фляжку Анне Фельдман. У нас была давняя связь. Теперь после смерти ее мужа об этом можно сказать.
– Да, наслышан о ее богатом прошлом.
Дербенев хмыкнул:
– У каждой женщины свое прошлое. Особенно у светских дам. Только они не любят о нем вспоминать. Слишком тернистый путь им приходится преодолевать со дна к вершинам олимпа.
– Да, Сева, я тебя понял. Но ты должен помнить, что я буду сидеть у тебя на хвосте, пока ты не сделаешь ошибку. Рано или поздно, но это произойдет.
– Вы мне это уже пять лет говорите. Бросьте, Леонид Палыч. В Москве нам двоим тесновато, я решил переселиться на Лазурный Берег или на Кипр. Всегда мечтал жить в мягком климате Средиземноморья.
– Лишаешь меня достойного соперника. Уходишь с арены победителем.
– Пора на покой. Да и вам дышать будет легче. Быстрее генеральские погоны получите.
Кулешов отошел и присоединился к Федорову.
– Ну что?
– Вынужден признать свое очередное поражение, Федя. Теперь эстафету перехватит какой-нибудь комиссар Мегрэ. Будь моя воля, я проводил бы Дербенева с оркестром. Он того стоит!
У выхода из кладбища стояло много шикарных лимузинов и престижных иномарок. К одной из машин подошел подполковник Жданов и, оглянувшись по сторонам, сел на заднее сиденье. В штатском он выглядел невзрачно, такие люди ничем не привлекают внимание. За рулем сидел Герман, он ждал свою хозяйку, которой был бесконечно предан.
– Привет. Вот я и нарисовался, – расплылся в улыбке Жданов.
– Вижу. Я уже в курсе. Молодец, парень, вовремя нас подстраховал. На таких, как Левша, ставки не делают.
– Трус и дерьмо. Делов-то – бах-бах, и готово.
Герман вынул из бардачка конверт и передал Жданову.
– Забирай и вали. Тут сам Кулешов пришел почести отдать. Не знаю только кому.
– Желаю весело отметить поминки, а меня ждет самолет. Завтра буду бултыхаться в Черном море.
– Не утони, ты нам еще нужен. Решительные деловые ребята всегда нужны.
– А я как пионер всегда готов!
Жданов исчез.
Поминки, устроенные в ресторане, носили след печали в течение получаса. После третьей рюмки никто уже не помнил, по какому поводу собрались. Все походило на свадьбу, если можно себе представить невесту в черном. С разных сторон доносился смех.
Вдова уединилась с Дербеневым в отдельном кабинете.
– Ну, Сева? Когда ты мне вернешь завещание и каталог?
– Когда на моем счете на Сейшелах появится лишних пять-десять миллионов долларов.
– Ты с ума сошел? У меня же наличные, – чуть ли не выкрикнула Юлия. – Как я могу их переслать? Через какой банк? Об этом тут же все узнают.
– Оставь наши банки в покое и свои наличные тоже. Деньги перешлет Мамедов из своих офшорных счетов на мой счет. Ты же собираешься продать ему галерею. Ради бога! Пусть обвешает свой отель подлинниками, которых тебе будет не жалко, а самые ценные картины скопирует Томилин, твой муж. Как видишь, эта схема хорошо срабатывает. Часть денег за галерею он может переслать на мой счет, у него это ловко получается. Он таким образом уже оплатил бриллианты для Алины. Ты останешься в стороне, а наличные тебе самой пригодятся.
– Такой вариант возможен.
– Значит, и нет проблем.
– А что ты собираешься делать с картинами?
– О чем ты, Юля?
– О четырех работах, копии которых для тебя делал Петя. Он мне все рассказал.
– И здесь я не вижу проблем. Можешь с них начинать свою новую коллекцию импрессионистов. Если мы договоримся о цене. Для тебя я сделаю десятипроцентную скидку. Вот тут ты можешь расплатиться наличными, Ивану они пригодятся. Они с женой остаются в России. Не навсегда, но на ближайшие полгода.
Их разговор прервали Ирина и Алина, вошедшие в кабинет.
– Куда вы пропали? Мы вас обыскались! – возмутилась Ирина. В руке у нее был бокал шампанского.
Сева рассмеялся.
– Кому пришло в голову заказывать шампанское на поминки?
– Условности! – хмыкнула Алина. – У нас новая идея, Сева! Грандиозный план!
– Сева решил смыться из страны, – сказала Юлия.
– Что за чушь! – возмутилась Ирина.
– Вы слишком ненасытные, дорогие барышни, – продолжал улыбаться Сева. – Начиналось все с того, что вы попросили меня избавить вас от нищеты, которая вас всех ожидала. Три таких ярких цветка вяли у меня на глазах, мне стало вас искренне жаль. Ваши желания исполнились, теперь вы в полном порядке. Чего же вам не хватает?
– Нам всего хватает, – недовольно проговорила Алина. – Ты хочешь, чтобы мы сдохли со скуки? Вот ее нам теперь будет хватать до тошноты. Никто не знает, как глубока жизнь. Бесконечно глубока, а мы барахтаемся на поверхности.
– Не захлебнитесь. Очень тронут вашим доверием, любезные барышни, но я закончил свой вояж по темным закоулкам и не стремлюсь на дно. На поверхности больше солнца. Жизнь – апельсин. С ней опасно шутить.
– Что это значит? – нахмурила брови Алина.
– Так, ничего. Когда умирал старый еврей, он сказал своему молодому сыну: «Жизнь – апельсин». Сын прожил семьдесят лет и никак не мог понять, что имел в виду отец. Когда же сам оказался на смертном одре, он повторил эти слова своему сыну. «Что это значит, отец?» – воскликнул юноша. «А черт его знает!» И умер. Жизнь – апельсин, дорогие дамы. Удачи вам!
Женщины смотрели вслед великому комбинатору молча. Сработал их новый план или нет – тема совсем другой истории. Может быть, мы о ней когда-нибудь расскажем. Но не теперь.
На улице Дербенева ждала машина, за рулем сидела Катя, на заднем сиденье стояли чемоданы. Сева открыл дверцу и глянул на окна второго этажа. Три красивые статные дамы наблюдали за ним из-за тюлевых занавесок. Он усмехнулся и сел в машину.
– Скажи, Катя, ты согласна с мнением, будто жизнь – апельсин?
– Конечно. Особенно если у тебя целая плантация цитрусовых на склонах южной Испании.
– Я всегда знал, что ты умная женщина.
Машина тихо тронулась с места.