Золотая ловушка Батенёва Татьяна

– Все мы были комсомольцами, и ничего дурного я в этом не вижу, – примирительно сказала она. – Коллективизм все равно лучше индивидуализма, который процветает сейчас.

– Вы так думаете? – растерянно спросил Берг. – А мне казалось, у вас сейчас не принято хорошо вспоминать то время…

– Ну, это кому как, – засмеялась Маша. – Меня журналистом сделали в комсомольской газете, за что я ей по гроб жизни буду благодарна. Но идиотизма тогда точно хватало. Впрочем, как и сейчас!

За разговором они дошли до рыбоперерабатывающего предприятия «Россия» – так пышно теперь назывался бывший скромный рыбозавод. Нырнули в острый запах сырой рыбы, водорослей и еще чего-то терпкого. Полдня провели в длинном дощатом цеху, где веселые крепкие девахи шкерили – бесстрашно пороли острыми, как бритва, ножами серебряную горбушу. Двумя отточенными движениями они пластали упругие тушки, успевая при этом перекрикивать грубыми голосами стрекот транспортера. Берг, весь облепленный чешуей и брызгами рыбьих кишок, скакал между транспортерами, искал ракурсы. Шкерщицы скалились, заигрывая с чистеньким немцем, предлагали встать с ними на конвейер.

Маша не скучала: с упоением узнавала знакомые запахи: йодистый дух рыбьей плоти, свежий лесной – от фанерных бочонков для икры. Радовали ее и незамысловатые шуточки девчат, и свежий ветер, свободно проносящийся сквозь цех. Она снова была дома, дышала привычным воздухом…

В сумерках вернулись в гостиницу, шли по опустевшим улочкам, в окнах хибар светились телевизоры – многие, видно было, смотрели японские программы с мило улыбавшимися раскосыми красотками и бурно хохочущими комиками.

– Это и есть сопка Любви. – Маша махнула в сторону темного силуэта невысокой сопочки. – Тут замглавы собирается храм строить. А раньше здесь другим богам служили, наверное языческим. Здесь девчата-шабашницы надеялись стать счастливыми, а становились чаще всего несчастными.

– Шабашницы? – уловил незнакомое слово Берг. – Это девушки из рыборазделочного цеха?

– Ну да, шабашницы, завербованные. – Маша сама удивилась, как странно звучат, казалось бы, давно знакомые слова. – Так раньше девушек называли, которые сюда приезжали на путину. Многие за деньгами, а многие хотели судьбу изменить, мужа найти или любовь – кому чего хотелось. Издалека ехали – с Украины, из Белоруссии, с запада, из Сибири.

– Любовь можно не так далеко искать, если ты молод, – отчего-то грустно сказал Берг.

– Не все и молодые были, шабашницы разные, вы же видели, – усмехнулась Маша. – Только любовь у них чаще всего на одну путину только и была. Вот на этой сопке рождалась, тут и помирала. Кому-то везло, конечно, но большинство находило совсем не то, что искало.

– А сейчас? – заинтересовался Берг.

– А сейчас не знаю, надо присмотреться, – покачала головой Маша. – Девчата вроде такие же, только меньше их, рыбы ловят меньше. Рыбаков, то есть женихов, стало быть, тоже меньше.

Ужинать решили в гостинице, в единственный в поселке ресторан идти не хотелось. Заснула Маша как убитая, едва коснулась подушки.

Берг долго сидел над дневником, не спалось. Чем ближе была цель, тем сильнее он чувствовал возбуждение. Да и необычность природы, яркие впечатления от здешних встреч не давали успокоиться, требовалось как-то переварить их, уложить в голове.

И Маша… Он все время исподволь наблюдал за ней. Она была не похожа ни на одну из женщин-журналисток, которых он знал. В ней не было ни напористости газетного репортера, ни наигранной наивности начинающих телезвездочек, ни искушенности прокуренных теток-обозревателей известных журналов. Она разговаривала с людьми, спрашивала, смеялась их шуткам так, как будто была одной из них. Пыталась работать вместе с ними, не совала в нос диктофон, блокнот доставала редко и записывала что-то в нем украдкой, не на глазах у тех, с кем говорила.

Естественность – вот, он нашел слово, которым можно было это выразить. Она была естественной, не играла в журналиста из центра, а была сама собой – обычной женщиной в необычных обстоятельствах. «Жаль, что об этом не расскажешь в своем репортаже, – подумал Берг, – вряд ли это будет интересно редактору рубрики. А вот читателям, наверное, было бы интересно, большинство из них представляют русских стереотипно, если не сказать карикатурно. Впрочем, как и русские – немцев», – добавил он сам себе.

Утром следующего дня был запланирован поход на рыборазводный завод, на ту сторону речки. Пошли пешком, потопали через деревянный мост, свесившись через перила, полюбовались темными тенями идущей вверх по течению рыбы. Берг шел с расчехленной фотокамерой.

За ними на почтительном расстоянии гарцевала на ободранных велосипедах стайка ребят лет восьми-девяти. Пацаны выписывали восьмерки, поднимали свои видавшие виды транспортные средства на дыбы – в общем, всячески демонстрировали независимость, но следовали за приезжими неотступно до самого завода.

На проходной их встретил дед-вохровец, проводил к директору, Николаю Николаевичу Спасову – высокому сухощавому человеку. Лицо его походило на индейскую маску – с резкими морщинами на загорелой до черноты коже.

– Что же вы хотите снимать? – Директор сложил перед собой узкие ладони с сильными пальцами. – Вы ведь в географическом журнале работаете, так я понимаю? Пейзажи, природу?

– Да-да, и природу, конечно, – заторопился Берг. – Но люди мне также интересны, ваша работа, условия, в которых вы живете. Хотелось бы попросить кого-то рассказать о себе, если возможно, побывать дома – люди интереснее всего.

– Это верно, люди интереснее всего, – как-то странно усмехнулся Спасов. – О производстве вам главный технолог расскажет, проведет вас по хозяйству, я предупрежу. А про людей… – Спасов нажал кнопку офисного коммутатора допотопной кон струкции. – Рая, зайди ко мне!

Через две минуты дверь резко распахнулась и вошла высокая статная женщина в синем халате. Унылая спецодежда не могла скрыть великолепной фигуры с высокой грудью, тонкой талией. Чуть скуластое лицо с прямыми, вразлет бровями и легкими веснушками на носу, светло-зеленые глаза, пышные русые волосы рассыпаны по плечам – просто красавица.

– Это Раиса Яновна Венцель, мастер цеха, – представил Спасов красавицу, открыто любуясь ею. – Рая, вот познакомься, гости из столицы. Время будет, прими их дома, покорми, обласкай. Сергей-то когда возвращается? – каким-то ненатуральным тоном произнес директор.

– Через неделю, вы же знаете, Николай Николаич, – обожгла взглядом Рая.

– Ну вот и хорошо, стало быть, сможешь?

– Конечно, Николай Николаич, – еще раз полоснула взглядом красавица. – Сегодня у меня стирка, а завтра милости прошу.

– Ну, тогда проводи их до Галины Афанасьевны, а? Она ждет.

– Пойдемте, – не слишком приветливо махнула рукой Раиса.

Проведя приезжих длинными темными коридорами до двери с черной стеклянной табличкой «Главный технолог Г.А. Спасова» и резко развернувшись, Раиса почти бегом отправилась назад. Берг проводил ее внимательным взглядом. Маша чувствовала себя не в своей тарелке – то ли от явной неприветливости Раисы, то ли оттого, что ее диковатая красота столь же явно поразила Берга. «Фифа какая!» – вполголоса пробормотала она и решительно постучала в дверь.

За обшарпанным столом сидела крошечная женщина в зеленой брезентовке и с нимбом коротких седых кудрей над головой.

– Здравствуйте, проходите! Спасов мне только что звонил, – быстро проговорила она. – Что вас интересует?

– Добрый день! – поклонился Берг. – Я – корреспондент журнала…

– Знаю-знаю, – перебила женщина. – Извините, времени на церемонии нет, самая работа. Меня зовут Галина Афанасьевна, вы – Андреас, так, да? А вы – Маша? Ну, пойдемте сразу по цехам, не будем отвлекаться, а чаем вас потом девчата напоят. – И как маленькая китайская петарда, она устремилась вперед. Берг, утяжеленный камерами и «разгрузкой», и еще не совсем проснувшаяся Маша понеслись за ней.

Маша примерно представляла, что их ждет, и в душе хихикала: как, интересно, воспримет реальность рыборазводного процесса чистюля Берг.

Икру и молоку из пойманной живой («созревшей», сказала Галина) рыбы, слегка тяпнув ее по голове, чтобы не трепыхалась, выдавливали буквально голыми руками в большие тазы, добавляли воды, размешивали, а затем распределяли икру тонким слоем по квадратным рамкам с натянутой на них сеткой. Затем рамки вставляли в металлические стойки-кассеты. Заполненную кассету краном опускали в проточную воду цеха. Процесс, мягко говоря, совсем не грациозный…

Но Берг в очередной раз удивил ее. Он не выражал никаких неофитских эмоций, внимательно слушал объяснения маленькой Галины Афанасьевны, кивая, зорко высматривал нужный кадр. И строчил, строчил своими каме рами.

Через четыре часа, изучив досконально технологию сбора и оплодотворения икры лососевых, а также закладки ее в кассеты для последующего выращивания, забрызганные чешуей и насмерть замерзшие в продуваемых насквозь цехах, Маша и Берг вышли на белый свет.

– Вы как хотите, Андреас, а я бы вернулась в гостиницу, помылась бы, поела чего-нибудь и поспала хоть пару часов. А потом продолжим, ладно? – взмолилась Маша.

– Да-да, конечно, вам надо отдохнуть, – закивал довольный съемкой Берг. – Я согласен.

Обратный путь показался им короче, верные спутники пацаны словно ждали их за мостом и сопроводили до самой гостиницы. Маша собрала полотенце, шампунь, мочалку и пошла в душ, мечтая об одном – согреться. Но горячий кран выдал лишь пару капель ржавчины и утробный звук.

Вспоминая все плохие слова, которые знала, Маша согрела допотопный электрический чайник и кое-как вымыла над раковиной голову. Вытираясь полотенцем, услышала плеск воды в душевой и обрадованно побежала в конец коридора. Но радоваться было нечему – горячей воды по-прежнему не было. Из кабинки бодро бубнил что-то по-немецки Берг. Маша представила, каково сейчас под холодным душем, и в ужасе вернулась в свою комнату пить чай.

Через полчаса в дверь деликатно постучал розовый Берг с мокрыми, гладко зачесанными волосами. Хохолок на затылке все равно упрямо торчал. Пошли в столовую, съели немудреный столовский обед.

Берг и сюда притащился с камерой и деликатно, не особо привлекая внимание, поснимал девчонок на раздаче, посетителей – малочисленный командированный люд. Отдельно снял рисованное цветными карандашами меню на стенке, на котором неизвестный художник изобразил тарелку с чем-то красным и большую рыбину с губами бантиком и женским глазом с длинными ресницами – улетная красота!

К вечеру потеплело, ветер утих. Маша и Берг, разморенные дневным сном, решили погулять вдоль берега моря. Солнце садилось за морскую даль, заливая расплавленным золотом неподвижную воду, каплями дробясь о скалистый берег. По полосе отлива идти было нелегко – под ногами пружинил толстый слой мокрых водорослей.

Между камнями кое-где сохранялись лу жицы морской воды, в которых копошились какие-то мелкие существа. Чуть повыше лежала еще одна черная кайма – из уже высохших водорослей.

Но когда Маша, в надежде найти большую раковину морского гребешка, наклонилась и откинула пласт сухой ламинарии, в лицо ей брызнули мириады каких-то скакучих морских блошек. Берг, педантично повторявший все Машины действия, тоже получил порцию блошек в нос и испуганно отшатнулся. Маша захохотала, он тоже неуверенно захихикал.

Серые рубчатые скалы над пляжем становились все краснее от закатных лучей, кривые лиственницы, постоянным ветром ссутуленные в одну сторону, тоже стали из золотых красными. Маша и Берг шли все дальше вдоль берега, находя и показывая друг другу ракушки и камни, поднимая пласты водорослей. Берг то и дело щелкал камерами, то приникая к песку, то нацеливая объектив наверх, на скалы. Маша нашла красивый фарфоровый флакончик, занесенный песком, отмыла, Берг снял и его.

Какое счастье было в детстве найти в прибое что-то подобное – японскую пластмассовую куколку с полусмытым лицом, стеклянный шар-поплавок с рыбацких сетей, замысловатую бутылку…

Острый запах йода, рыбы, гниющих моллюсков не раздражал ее, наоборот, казался естественным. Привычная саднящая боль, которая все последние месяцы морозила и жгла изнутри, словно растаяла, осталось только детское ощущение соленой ямки от вырванного зуба. Хотелось даже полизать ее языком, чтобы скорее зажила. Маша запрокинула голову. В небе длинными алыми полотнами висели облака. Солнце совсем скрылось за морем, напоследок протянув по воде переливчатую темно-золотую дорожку. Резко стемнело, подул ветер.

– Пойдемте назад, Андреас, а то в тем ноте ноги собьем, – с сожалением предложила Маша.

– Да-да, я согласен, – закивал Берг.

Не прошли и пяти минут, как вдруг прямо в лицо им ударил мощный белый луч. Он словно дымился и жег глаза. Маша враз ослепла, споткнулась о валун.

– Внимание! Граждане на полосе прибоя, немедленно остановиться! Остановиться! – загремел усиленный мегафоном мужской голос.

Через секунду луч погас, но вечерние сумерки после него показались кромешной тьмой. Три тени – одна ближе, две чуть дальше – подошли. Ближняя взмахнула крылом:

– Старший пограничного наряда старший сержант Веденеев! – представилась юношеским баском. – Ваши документы, пожалуйста!

Маша вдруг с ужасом вспомнила, что свои паспорта они так в милиции и не получили.

Черт, теперь придется полночи объясняться с погранцами, доказывать, что ты не шпионка.

– Товарищ старший сержант, мы только вчера прибыли, сдали паспорта на регистрацию, – заискивающе проблеяла она. – Я – корреспондент журнала «Информ» из Москвы Мария Зотова. А это коллега из Германии, корреспондент журнала «Интернэшнл джиогрэфик» Андреас Берг… У нас есть служебные удостоверения… Мы просто гуляли…

– Иностранец? Из ФРГ? – с усмешкой спросил басок. – Интересно, граждане! Придется пройти с нами. Тут все-таки погранзона, а не парк Горького.

– Но у нас есть аккредитация пресс-службы губернатора, – обрела голос Маша. – Есть разрешение на съемки! Мы же не тайком сюда приехали, нас проверяли на теплоходе и по прибытии…

– А вот мы сейчас и проверим все ваши аккредитации и прочее. – Сержант качнул автоматом в сторону своих спутников, и те молча заняли места за спинами Берга и Маши. – Следуйте за мной!

– Не волнуйтесь, Андреас, сейчас все разъяснится, – прошептала Маша.

Сержант среагировал мгновенно:

– А вот разговорчики попрошу отставить!

– Да что такое, товарищ сержант, вы с нами как с преступниками не разговаривайте, пожалуйста! – не выдержала Маша.

– Вы не преступники, а задержанные на территории погранотряда до выяснения личностей, – веско припечатал старший.

Показалось Маше или нет, что за ее спиной пограничник слегка хохотнул?

– Не вольнуйтесь, Мария, – тихо проговорил Берг, – сейчас все выяснится, да-да.

Подворачивая ноги на камнях, оступаясь и шлепая в темноте по соленым лужам, они едва поспевали за сержантом, который ни разу не оступился и не разбрызгал воду. «В темноте он, что ли, видит, – со злостью думала Маша, – ведь по голосу слышно, что пацан, а как же ему нравится командовать. Тоже начальник!»

Поселок светился на склоне сопки разноцветными окнами, редкими фонарями. Но они миновали его под берегом, по крутой тропке выйдя прямо к зданиям погранзаставы. Сержант повел их не к длинному корпусу, где, как помнила Маша, находился кабинет командира, а к дальнему, такому же длинному зданию, в котором светились все окна и откуда, кажется, даже доносилась какая-то музыка.

Сержант обтер сапоги о железную решетку у крыльца и скрылся в доме. Через пару минут вышел не один. За ним на крыльце появился невысокий толстоватый человек в форменных брюках и офицерской рубашке, но без погон. Ворот был расстегнут, галстук снят с шеи и болтался на заколке. По всему было видно, что человек нетрезв и весел.

– Доставили? Ну, молодцы, свободны! – Он махнул рукой, и пограничный наряд тут же скрылся в темноте. – А вы, товарищи нарушители, следуйте за мной.

Маша поднялась по ступенькам и почувствовала, как Берг крепко сжал ее ладонь, успокаивая. Ей и правда от его теплой руки стало как-то спокойнее, она даже приготовилась сказать пару резких фраз.

Но тут распахнулась дверь, из которой на площадку вывалился шум-гам, ор какого-то певца, сигаретный дым – тут явно гуляли. В прихожей хозяин развернулся к ним лицом и крепко потер лоб растопыренной ладонью.

– Разрешите представиться: подполковник Зубенко Игорь Васильевич! – Круглое лицо, похожее на горсть мелочи, такое в нем все было маленькое и невыразительное, расплылось в улыбке. – Командир погранзаставы. Прошу ко мне в гости, простите, что пришлось так доставить! У супруги день рождения сегодня, очень просила вас найти, а вы пропали куда-то… Вот, пришлось наряд за вами высылать, уж не взыщите!

Маша уже набрала воздуха, чтобы высказать заготовленные фразы. Но тут из-за замызганной занавески, прикрывающей вход в комнаты, выскочила женщина, за ней теснились еще несколько, хохотали, что-то одновременно кричали. Женщина была высокая, яркая, как тропическая лиана. Всего в ней было с избытком: глаз, бюста, яркой косметики, волос в высокой прическе, украшений. И говорила она громко, быстро, не слушая никого:

– Ой, извиняюсь, проходите, пожалуйста! Я – Марина. Игорек, ты чего гостей не приглашаешь в дом? Проходите, не стойте, что же вы, ой, я так рада, ужас просто! – Она подхватила Машу под локоть, быстро сняла с нее куртку, растопырив пальчики, попыталась снять с Берга тяжеленную «разгрузку», но не смогла, отступила, продолжая громко и напористо что-то говорить. Пахло от нее водкой, крепкими духами, птом, она тянула Берга за рукав, одновременно подталкивая в спину Машу, пока не втащила их в большую комнату, полную народа, шума и дыма.

– Знакомьтесь, – рубанул рукой сизый воздух хозяин. – Тут все свои, друзья, так сказать, наша интеллигенция.

В дальнем углу Маша увидела долговязого Нефедова, рядом с ним смуглое лицо и яркоме довые глаза его жены, Лиры Исхаковой, помахала им приветливо.

– Я извиняюсь, что так все получилось, хоте ли вас заранее пригласить, да не нашли, – тараторила Марина, расталкивая народ и расчищая мес то за столом для Маши и Берга. – Садитесь, у меня рождение сегодня, так я и подумала, что надо вас пригласить, а то ж вы тут никого не знаете, тоска же в гостинице вечером! А вы посидите с людями, выпейте, закусите, и нам интересно с журналистами, да еще заграничными… Садитесь!

Машу и Андреаса затолкали за стол, стиснули, поставили перед ними тарелки, стопки. Со всех сторон тянули бутылки, блюда с наполовину съеденными закусками. Здесь тоже была рыба во всех видах, глубокая тарелка с икрой, какие-то салаты…

На лице Берга замешательство боролось с привычной вежливостью. Маша решительностала накладывать на его тарелку закуски. Себе тоже насыпала всего – лишь бы остановить этот приступ гостеприимства.

– Тихо, тихо там! – застучал вилкой по стакану хозяин. – Налейте! Давайте выпьем за гостей, которые прибыли на наше торжество. Честь, так сказать, и тэ дэ. Марин! Давай скажи!

– А чего, – хихикнула Марина. – Ты ж все сказал, давайте выпьем за гостей из далекой Москвы и еще более далекой Германии. Вы к нам надолго? Фотографировать будете нас?

«А то ты не знаешь, – враждебно подумала Маша. – Раз уж твой муж нас с берега моря достал и под конвоем доставил, можно подумать, ему вся наша подноготная неизвестна». Но встала и, взяв в руку мокрую от переливающейся через край водки стопку, с любезной улыбкой произнесла:

– С днем рождения, Марина, желаем вам здоровья, благополучия и всеобщей любви, которую, как мы видим, к вам и так все питают!

– Ой, спасибо! – махнула рукой с устрашающе красными ногтями Марина и залпом выпила полстакана водки. Даже не изменившись в лице, заворковала: – Да вы кушайте, кушайте, мы уж и горячее ели, догоняйте! Полин, музыку давай!

Опять грянули какие-то шлягеры, модные в прошлом году, разгоряченные гости пустились в пляс.

Маша видела, как Берг потихоньку разглядывает разномастную публику, и ей опять стало отчего-то стыдно. Она рассердилась на себя за это чувство: «Подумаешь, если иностранец, так мы должны перед ним стелиться?»

Ей показалось, что Берг тут же все понял: и ее мгновенный стыд, и злость на саму себя, даже стыд за то, что стало стыдно. Он аккуратно ел, приветливо улыбался в ответ на взгляды, которые, не стесняясь, вперяли в него поддавшие гости.

По-настоящему Маша испугалась, когда из визжащей толпы к ним ринулась еще одна яркая дама. Тонкая, гибкая, гладкой темной головкой, узко подведенными глазами и блестящим зеленым платьем, видимо, не без расчета напоминающая какую-то экзотическую змею. Извиваясь всем телом и делая какие-то странные пассы длинными руками, она подошла вплотную к Бергу и хрипловатым голосом произнесла: «А позвольте вас пригласить на танец?» Берг, широко улыбаясь, встал, поклонился и учтиво подал «змее» руку. Она победно посмотрела на толпу и двинулась на середину.

– Как ваше имя? – великосветским тоном громко спросила она, вихляясь всем телом, вполне, впрочем, пластично, отметила Маша.

– Андреас Берг, к вашим услугам! – старомодно отрекомендовался немец. – А как зовут вас?

– А меня зовут Виктория! – еще громче и с вызовом вдруг сказала дива. – Знаете, почему?

Я родилась девятого мая! Это вам о чем-нибудь говорит?

– О, конечно! – Берг не выказал ни тени смущения. – В честь победы над гитлеровской Германией? Это имя вам подходит. Очень.