Сто удач и одно невезение Алюшина Татьяна

Зинаида в полной мере прочувствовала точность определения: «кромешная тьма». Да потому она и кромешная, что, кроме тьмы этой жуткой, нет ничего – вообще ничего! Первозданная изначальная темень, с которой все началось: взрыв новой звезды, галактики, атомы – жизнь, и которой все закончится – небытие!

И такой же это кромешный ужас! Господи, как с этим предки-то дикие справлялись?! Оказаться в такой чудовищной темнотище, к которой ни глаз человеческий, ни организм ни привыкнуть, ни адаптироваться не могут!!

А еще, что самое поразительное…

Мистическим, сверхъестественным образом проснулись, всколыхнулись все задавленные, уничтоженные за ненадобностью комфортом цивилизации первобытные инстинкты и скрытые резервы организма, обострив мгновенно во сто крат, а может, и поболее, все органы чувств!

Зинаида чувствовала этого мужчину всеми этими самыми пугающе обострившимися инстинктами! И, не видя, ощущала его в метре от себя, на расстоянии вытянутой руки – слышала его дыхание, стук сердца, впитывала запах, чувствовала тепло, исходившее от его кожи даже через одежду, и, как ей казалось, даже мысли его улавливала.

– Вы меня боитесь?– тихо спросил он, не тревожа голосом темноту.

Она услышала недосказанное, подуманное им: боится ли она его желания, которое чувствовала всей кожей, возможности воспользоваться странной ситуацией, нападения…

– Нет,– в тон ему тихо ответила Зинуля,– не вас.

Они помолчали. Оба, сквозь вязкость первозданной темени, договаривая не словами, чувствованиями, недосказанное.

Не его! Себя! Она боялась себя, своего странного, необъяснимого желания броситься к этому незнакомому мужику, к нему, в него, позабыв обо всем на свете, боялась желания, от которого, как натянутая струна, звенела кожа на всем теле!

– Я тоже,– еще тише признался он. Помолчал и пояснил: – Не вас.

И что-то надо было немедленно, еще быстрее, чем немедленно, говорить, делать – как угодно сбить, нарушить эту пугающе-оглушающую невероятную тягу друг к другу!

Они оба сразу почувствовали взаимное желание-интерес и нечто больше простого желания-интереса, как только встретились взглядом, а когда, официально знакомясь, обменивались рукопожатиями, их так шибануло молнией в ладони, что пришлось отдернуть руки и смущенно улыбаться, изображая непонимание и испытывая неловкость.

Но что бы там не возникло между ними, удивив и слегка напугав, умело управлялось и загонялось куда подальше воспитанием и принятыми правилами поведения развитого социального общества. Подумаешь, кольнуло-шибануло! Подумаешь, от одного его взгляда голова закружилась – и что?

Да ни-че-го!!!

Вот именно! Как ему, так и ей! Два совершенно незнакомых человека, встретившихся по делу, в первый и, скорее всего, последний раз и мирно благополучно расставшихся! Все правильно! И оба, старательно не придавая значения чему-то там вроде повышенной заинтересованности, занялись насущным вопросом, из-за которого и встретились. И все!

Какие мансы?! Еще чего!

И оба прекрасно справлялись, демонстрируя хорошие манеры, умение управлять своими эмоциями. Справлялись до того момента, пока не оказались в этой самой жуткой, бескомпромиссной кромешной тьме!

Наедине! Вдвоем! Запертыми!

Внезапно Зинуля перестала бояться, как отрезало! Всего! Себя, его, их обоюдного магнитно-непреодолимого влечения друг к другу, возможных последствий, наистрожайших запретов, почувствовав знание, в чем именно находили первобытные предки спасение от страхов первородной жуткой тьмы! В единении!

Мужчина уловил в ней эту перемену и протянул руку…

Жизнь странная штука!

И эта ее всегда присутствующая странность пугает человечество на протяжении всей истории его существования – непредсказуемость!

Самый страшный страх из всех людских страхов!

Нет, мы, конечно, заигрываем с судьбинушкой, втайне лелея надежды, что уж если и бахнет она этой своей непредсказуемостью, то сваливши на тебя счастье немереное, нежданное-негаданное! Вдруг – бац! И ты в шоколаде!

Ну бывает же так? Бывает!

И чтоб ни хрена не делать, всяческих трудностей, испытаний, потерь-лишений не проходить, минуя, так сказать, стадию подхода: за тридевять земель не шастать, железных сапог не истаптывать, хлебом черствым не давиться – а бац! И сча-а-астье!

Скажем, богатство на голову свалилось, или там принц на коне, и тебя одну всю-то жизнь искал и любил, вот приехал, из навозу достал, помыл-накормил и приголубил! Или там прынцесса к Емеле на печь – бац!– и люблю, не могу, и полцарства в придачу, а ты лежи, лежи, милый!

Да, лелеем, лелеем такие мечты втихаря, а чё! Я ж вон какой хороший – заслужил!

Но подгаживает одно: что ни сказка, что ни история из жизни, что ни книжка какая захудалая, а все без бития жизненного, лишений и трудностей в паре с терпением золото с неба не сыпется! Вот же гадость в чем!

А та-а-ак нет! Так мы не согласные! Так мы не хотим, спасибо!

И, с детским жгучим любопытством, замирая, слушаем рассказы, что у кого-то тако-о-о-ое произошло!! После всяческих тревог и ужасов испытаний уж такое счастье небывалое на него свалилось, по сей день счастлив и благоденствует! И радуемся, как дети, потаенно в душе, что случилось-то не со мной, а с каким-то неизвестным Васей, а мне такое счастье и подавно не нать! И слава богу, пронесло! Я лучше здесь, в тишке отсижусь, зато без тревог и волнений, тихой сапой! И посмеиваемся с гордостью отстраненного наблюдателя: «Ну и дурак этот Вася, что вдряпался во все это! Вон ему как жизнь наподдавала! А я молодец, аккуратный, в истории не попадаю! И поговорочка дурацкая «Не было бы счастья, да несчастье помогло» – это не про меня!»

А все ж таки завидуем конечному результату Васи того и надежду тайную сохраняем, а вдруг Боженька мне полный короб счастья отвалит просто так!

Как в том старом анекдоте:

«Ты хотя бы билет купил!» – возмутился Господь, уставший от бесконечных молитв и просьб старого еврея о большом выигрыше в лотерею.

А судьбинушка на все это тихо посмеивается, продолжая выкидывать свои кренделя и мало интересуясь нашими планами, желаниями и страхами.

Зиночка Ковальчук родилась в очень правильной, крепкой, полноценной семье, с правильными родителями, бабушками-дедушками и с правильными общественно-социальными устоями. И вся ее жизнь просматривалась от рождения и до заката, прямолинейно, как Восточно-Сибирская магистраль со станциями – этапами социального становления: школа, институт, работа, замужество, двое детей, еще и еще работа – есессено, все правильное до тошноты, пенсия. Внуки, шесть соток, счастье тихого огородничества, почетная старость в кругу родных и близких.

Красота несказанная!

Добротно, прямолинейно, с неизменной уважухой и почтением окружающих за суперправильность общественного поведения и бытия. Такое вот полотно жизни в серо-белых тонах, без узелков и вкраплений.

Ну, в такое время она родилась, когда перспективы хорошей жизни раскладывались в стандартный ряд, и, как всякие любящие родители, ее желали дочери только самого лучшего, жизнь без изломов, потерь и потрясений, счастья, одним словом.

А тогда счастье и стабильность виделись именно так – высшее образование, да по барабану какое, главное высшее, лучше несильно напряженное, инженер, скажем, учитель, переводчик, работа, само собой, как эквивалент стабильности и пятнадцати-двадцатилетней очереди на получение личной жилплощади, семья, дети! А что еще?!

Все как у всех!

– Ха!– хмыкнула судьбинушка.– Щас-с-с!

У нее имелись свои планы на разнообразие жизни Зиночки Ковальчук.

Первые семь младенческих лет Зиночка прожила, как от нее и ожидалось, очень правильной, спокойной, послушной девочкой, четко зная, как хорошо себя надо вести, не имея поводов к каким-либо конфликтам в нормальной и любящей семье и поводов выказывать и проявлять какой-либо характер.

«Спокойная, уравновешенная, послушная, с большими способностями к учебе, усидчивая, добрая, неконфликтная…» и так далее – с такой характеристикой она перекочевала из садика школу, порадовав необычайно учителей всем вышеперечисленным.

А чем не мечта взрослых?

Вы не мечтали бы вот, чтоб ваш ребенок был уравновешенным, неконфликтным, спокойным, очень умненьким, не создающим никаких трудностей и проблем? Ну, вот и они, Зиночкины родители и учителя, радовались.

Ну-ну!..

Зиночка замечательно (а как же еще!) училась в первом классе, когда в их семье случился переезд. История со сложным обменом-разменом жилплощади всей родни: двух бабушек-дедушек и квартиры, в которой жила Зиночка с родителями, длилась долго, больше года.

Это не сейчас вам, захотел – пожалуйста! В любом риелторском агентстве подберут варианты, расселят в кратчайшие сроки, были бы деньги, квартиры и желание. В те замшелые советские времена, когда всякое жилье находилось во владении одного хозяина, именуемого государство, и за любыми пертурбациями с данной собственностью оно следило зорко и не очень-то их поощряло, найти подходящий обмен, а главное – осуществить его было не просто нелегким делом, а приближалось к устойчивой невозможности. Но законопослушная Зиночкина родня с убеждением «имеем право и необходимость» долго и упорно занималась испортившим всех москвичей вопросом, старательно подбирая варианты и терпеливо обходя все инстанции.

Исходный посыл созданных самим себе трудностей заключался в том, что оба родителя Зинули работали в центре и добираться каждый день из спального района, где они проживали, на место трудовой деятельности было тяжко, трудно и отнимало кучу времени, не добавляя радости к «светлым» будням.

Мама Зиночки, Светлана Николаевна, личность целеустремленная, упорная, если уж ставила перед собой какую-то задачу, как правило, добивалась ожидаемого результата, а папа и бабушки-дедушки за ней подтягивались, помогая и поддерживая. Посему, взявшись за обмен, она своего добилась.

Но Зиночку все эти проблемы взрослых не касались и не волновали, ее задача была учиться, что она с успехом и делала.

А тут переезд!

Весело! Интересно! Она ехала в грузовике и держала на коленках цветочный горшок со скрученной в моток длиннющей лианой, выполняя ответственное поручение!

И смотрела из окошка их новой квартиры, уткнувшись носом в стекло, как у подъезда из машины выгружают их вещи, исполняя не менее ответственную просьбу взрослых не мешаться под ногами, и радовалась всему новому, и совсем чуть-чуть грустила, что пришлось расставаться со школьными друзьями.

Оказалось, что уже послезавтра, в понедельник, ей надо идти совсем в другую школу, не ту, в которой она училась. И теперь она всегда станет учиться в этой новой для нее школе, которая находится недалеко от их дома, по новому, непонятному ей «месту прописки».

А мама все вздыхала вечером на кухне:

– Сорвали ребенка посреди учебного года, она только к коллективу начала привыкать!

– Ничего, Свет,– успокаивал папа,– и к этому привыкнет, адаптируется. Зато центр и квартира большая, как мы хотели!

Ну, не самый центр – Кремля из окошка не видно, но рядом с Садовым кольцом, работой родителей и мамиными родителями, Зинулиными бабушкой и дедушкой.

– Да, Ген, ты прав!– веселела мама.– Сколько нервов потрачено и денег, но ведь не зря! Квартира замечательная – большая, просторная, а потолки! И родители рядом. И школа Зиночкина! Она умница, она со всеми уживется, и учиться хорошо будет, и подружек себе найдет. Да, Зиночка?

И Зиночка кивала, соглашаясь и обещая и учиться и дружить, как ожидали от нее родители, а мама гладила ее умиленно по головке и целовала в макушку.

Ой, знала бы мама, что накликала на Зиночкину, а по ходу и на их с папой голову…

В исторический понедельник, судьбоносный во всех глобальных жизненных масштабах для Зиночки, и не подозревавшей о такой значимости момента, мама отвела ее в новую школу, передала из рук на руки учительнице и, поцеловав любимое чадо напоследок, ушла на работу.

Зинулю, по такому случаю с особой тщательностью одетую в наглаженную форму, в новые колготки и туфельки и с туго заплетенными косичками в огромных бантах, новая учительница, Антонина Михайловна, поставила возле себя перед классом и представила:

– Дети, это наша новая ученица, Зиночка Ковальчук. Она переехала из другого района и теперь будет учиться с вами. Помогите ей освоиться, подружитесь. А теперь давайте все с ней поздороваемся!

И продирижировала на счет «три» нестройное детское:

– Зра-а-аствуй!

– Молодцы!– похвалила неудавшееся хоровое чтение Антонина Михайловна.– Зиночка, садись за вторую парту, с Риточкой Ковалевой.

По классу ветерком пронеслось шепотливое «Ой!» и последовавшее за возгласом множественное хихиканье в кулачки.

– Тихо, дети!– не грозно призвала к порядку учительница.

Собственно, выбор свободных мест за партами был невелик – пустая парта на «галерке» в левом ряду, одно пустое, тоже «галерочное» место справа, рядом с толстым мальчиком-соседом, и то, куда указала Зиночке учительница,– вторая парта в центральном ряду с маленькой худенькой девочкой.

Учительница почему-то сочувственно вздохнула и мягко подтолкнула Зиночку ладонью в худосочную спинку к предназначенному месту. А дети смотрели на Зиночку с откровенной жалостью, пока она усаживалась, доставала из портфельчика тетрадки, учебники, ручки, карандашики.

– Здравствуй!– поздоровалась новая соседка по парте.– Меня зовут Рита. Рита Ковалева.

– Здравствуй!– ответила хорошо воспитанная правильная девочка Зина.– А я Зина Ковальчук.

– Давай дружить!– с ходу предложила Рита Ковалева. И улыбнулась!

И эта улыбка, как солнышко, озарила весь класс, все помещение – парты, стулья, классную доску, детей, учительницу! Девочка Рита была маленькой, миниатюрной, как эльф, с очень белой, светящейся кожей с неубедительными веснушками на носу, огромными карими, искрящимися, совершенно невероятными глазами, с кучерявыми черными волосами, заплетенными в толстую косу, заканчивающуюся пышным бантом, и чарующей улыбкой. Зиночка тоже была совсем маленькой и миниатюрной, как эльф номер два, но светленькой. Она улыбнулась в ответ девочке и сразу согласилась:

– Давай! Давай дружить!

– О-хо-хо!– услышала она тяжкий вздох Антонины Михайловны и, оторвавшись от созерцания новой подруги, повернулась к учительнице.

Оказалось, что весь класс и Антонина Михайловна, все вместе, затаив дыхание наблюдали за процессом знакомства девчонок. И смотрели как-то очень сочувственно, в основном на Зиночку, а некоторые дети и совсем уж испуганно!

– Ну ладно!– хлопнув ладонью по столу, оборвала обмен взглядами учительница.– Приступим к уроку!

Все эти сочувственные вздохи Антонины Михайловны, смешки, ойканья и хихиканье одноклассников стали понятны и ясны Зиночке в тот же день.

Маргарита Ковалева являлась центром притяжения всех, какие только возможно и невозможно, невезений, неприятностей и разрушений, достававшихся не ей самой, а всем, кого угораздило оказаться рядом, не унеся вовремя ноги куда подальше! Самый наилучший и предпочтительный вариант: за горизонт – в другую школу, район, город, жизнь, в другое измерение!

Неприятности и напасти разного рода, которые аккумулировала вокруг себя Риточка, имели свойства устойчивого разрушения и, как показала потом жизнь, носили порой глобальный характер, вплоть до вмешательства всяческих служб спасения. Но это потом, по нарастающей, по мере взросления стихийного ужаса под названием Маргарита Аркадьевна Ковалева.

Пока шли уроки и короткие переменки между ними, ничто, как говорится, не предвещало. Разве что настораживало Зинулю странное поведение новоявленных одноклассников, обходивших ее стороной и не торопившихся общаться и знакомиться с ней, как призвала их Антонина Михайловна, когда представляла новую ученицу. Риточка на переменку не пошла, осталась сидеть за партой и, озарив Зиночку солнечной улыбкой, сказала:

– Ты иди, познакомься там со всеми. Побегай, а я лучше посижу.

Зиночка, конечно, удивилась, но спорить и уговаривать не стала.

Оказалось, что лучше! Ой, как лучше, когда она вот так сидела а партой и не двигалась!

Все прояснилось окончательно и бесповоротно на большой перемене, когда Антонина Михайловна повела весь класс в столовую на полдник. Первой странностью, удивившей Зиночку, явилось их полное одиночество с Риточкой за длинным столом. Все дети и учителя, находившиеся в столовой, предпочли плотными рядками рассесться за другими столами.

«А может, они почему-то не хотят с Риточкой дружить?» – подумала добрая девочка Зиночка.

Ну и пусть! Они не хотят, а она будет! Она с ней уже дружит, она слово дала! Вот!

На этом рассуждения правильного, честного и доброго ребенка были прерваны вступившей в действие основной жизненной задачей Риточки Ковалевой – нести неприятности всем вовремя не увернувшимся!

– А ты где живешь? На какой улице?– спросила Риточка и потянулась за своим пирожком.

Заметьте, лежавшим на тарелочке, стоящей прямо напротив нее! Но, задавая вопрос, Риточка сделала уточняющий вопрос жест, задела рукой стакан с компотом, который Зиночка подносила ко рту, выплеснув ей в лицо розовую жидкость, подразумевавшую клюквенное содержание напитка.

– Ой! Извини!– расстроилась Риточка.

И предприняла попытку исправить произошедшее, а именно: достала салфетку из подставки, которая стояла на столе в комплекте с солонкой и перечницей. Надо сказать, салфетки в советское время, в местах общественного питания, включая и школьные столовые, резались малюсенькими треугольничками и имели наитончайшую структуру, что не позволяло им никоим образом исполнять свою основную гигиеническую задачу.

Первая же эфирно-салфеточная субстанция скаталась на Зиночкином мокром личике руликом и куда-то исчезла. Риточка повыдергивала еще несколько салфеточных огрызков, не прекращая попыток помочь.

– Да ничего,– успокаивала новую подругу Зиночка.– Я сама.

И по детской наивности, все помня про правила поведения и взрослых, и детей, мимолетно удивилась, почему ни учительница Антонина Михайловна, ни уборщица столовой – никто не проявил особого внимания к случившейся с ученицей неприятности и не поспешил на помощь. Ну да и ладно! Она обнаружила, что остальные скрутившиеся в рулики салфеточные треугольники закатились за ворот формы и теперь неприятно липли к груди под одеждой.

Доставать их на глазах у всех, внимательно наблюдавших суету за их столом, было неудобно и неправильно, и Зиночка решила, что сходит в туалет и там все достанет потом!

Знало бы бедное дитя, что случится потом!

– Ну, вроде все!– осмотрев дела рук своих, порадовалась Ритуля.

Закрепив слова утвердительным жестом ладошками, на излете которого одна из ладошек вновь зацепила Зиночкин стакан с компотом, поспешивший упасть, пролив содержимое прямехонько за отворот форменного фартучка Зинаиды. И клюквенная красота просочилась через одежду, как через промокашку, аж до самых трусишек, под наступившее со звоном упавшего стакана полное молчание в помещении столовой.

– Ой!– еще раз расстроилась Риточка, приступив к новой спасательной операции.– Снимай фартук скорее! Пока не промок!

И поспешила помочь, расстегнуть пуговицу на пояске фартучка. Пуговка никак не поддавалась, Риточка дернула, пуговка улетела куда-то под стол, а лямка фартучка с треском оторвалась.

– Девочки, я думаю, вам надо идти домой и исправить нанесенный ущерб,– спокойно предложила Антонина Михайловна, подойдя к ним именно в этот момент, но держась на безопасном, метра полтора, расстоянии от их стола.

– Да, да!– почему-то сильно обрадовалась Риточка.– Мы сейчас пойдем домой и все исправим!

Идти домой Зиночка не могла: во-первых, она еще не знала дороги, а во-вторых, ее должна забирать из школы бабушка, и ей строго-настрого запрещено покидать школу одной, и уж тем более с посторонними. А Зиночка девочка была послушная и правильная!

– Да ты не бойся!– улыбалась Риточка, прочтя, как с листа, все сомнения подружки на ее лице.– Мы пойдем ко мне домой, и бабушка все исправит! Мы тут совсем рядом, сразу за школой живем, через один дом! И дорогу никакую переходить не надо! И Антонина Михайловна разрешает!

Зиночка с сомнением посмотрела на учительницу: как это она разрешает такое безобразие?

– Да, да, Зиночка, я разрешаю ходить детям к Риточке домой. Я из окна прослежу, как вы дойдете, из окна виден весь путь и Риточкин подъезд,– устало и как-то печально заверила учительница.

Но на этом происшествия не закончились!!!

Когда они одевались в гардеробе, Риточка, переобувая сменку, покачнулась и ухватилась для равновесия за что попало. Попала под ее руку Зиночкина косичка, Риточка пребольно дернула, выдрав из косицы бант и несколько волосинок.

Ойкнув традиционно, посекундно извиняясь, тарахтя без остановки, обещая все-все исправить, Риточка, изо всех сил стараясь загладить уже нанесенный ущерб, почему-то взялась застегивать курточку новой подружке, так резко дернув «молнию» вверх, что, закрываясь, «молния» защепила кожу под подбородком не успевшей вскинуть голову Зинаиды.

«Молнию» расцепили, подбородок высвободили, Ритуля чуть не плакала, Зина стоически молчала.

По дороге Риточка рассыпалась в извинениях и, не глядя, куда идет, все забегала вперед, заглядывая Зиночке в лицо. Так и скакнула козой, не заметив, в лужу, и грязная весенняя жижа с удовольствием обдала новые беленькие Зиночкины колготки…

…К тому моменту, когда они, наконец, оказались перед дверью квартиры, в которой с родными проживала Риточка, Зинаида являла собой миру наглядный экспонат побывавшего в катастрофе ребенка – мокрая до трусиков, подранный фартук свисает на один бок, бант на одной косице развязан и держится на честном слове, а на другой, распустившейся, вовсе отсутствует, под подбородком наливается синевой рана, белые колготки и сапожки изгвазданы, а карман курточки, за который ухватилась Риточка, споткнувшись у самого подъезда, вырван с мясом.

Маргарита Ковалева сияла чистотой нетронутого одеяния, накрахмаленными, без единой лишней складочки бантами, начищенными до блеска сапожками и ослепительной улыбкой!

Ей не перепало ни единой компотной капли, и лужной капли тоже, ее никто не дергал, не застегивал, не вытирал салфетками, не теребил и за косы да карманы не хватал! Как отправили ребенка поутру в школу, таким же чистым и аккуратно-опрятным он и вернулся домой!

Дверь распахнулась, и оставшиеся потуги мыслительного процесса девочки Зинаиды Ковальчук, каким-то чудом не угробленные еще шоком «общения» с новой подругой, были окончательно и победно подавлены явленным зрелищем – большой, монументальной, как «Родина-мать», женщиной! Большой, в смысле высокой, широкой, особенно по меркам малюсенькой Зинаиды. Верхняя и нижняя части ее тела потрясали необъятной широкомасштабностью, а между ними имелась талия, тоже необъятная, но не потерявшаяся в объемах.

Зинуля впала в благоговейный ступор, раскрыв рот и во все глазенки уставившись на видение. Пожалуй, если бы она узрела ежика, делающего сальто, ее это зрелище привело в го-о-ораздо меньшую – да на фоне сегодняшних событий в никакую, нулевую – стадию обалдения!

– Лева!– спокойно и громко прокричала женщина, обозревая Зиночку с ног до головы.– Риточка привела потерпевшую! Проходите, девочки!

Так и не захлопнувшую рот, рассматривающую «Родину-мать» Зинулю втащили в прихожую, в которой тем временем образовался не менее колоритный персонаж – высокий, худой мужчина с седыми длинными кучеряшками, растущими от круглой, правильной формы лысинки на голове.

– Що у нас тут, Симочка?– весело поинтересовался мужчина.

Зиночка, повернув голову с незакрытым ртом, посмотрела на него, грешным делом мимолетно подумав, что ее сейчас начнут готовить и есть, как в самых страшных сказках!

– Лева!– попеняла женщина.– Ты таки напугал ребенка!

– Зиночка!– затараторила Рита.– Ты не пугайся, это мои бабушка и дедушка, они сейчас все-все исправят!

Пострадавшая, перепуганная, ничего уже не соображающая Зиночка кивнула, переводя затравленный взгляд с бабушки на дедушку, и почему-то выдавила из себя писклявым фальцетом:

– Не-е здрасе…

Она хотела поздороваться, как положено воспитанным правильным девочкам, честно-честно! Она и предположить не могла и знать не знала, что можно так сказать вообще: «Не зрасте!», да никто так не говорит, и это совсем уж неправильно, и почему так скакнуло с языка… и у Зиночки стали наворачиваться слезы на глаза!

– Симочка, я так понимаю, що ми имеем особо тяжелый случай!– разволновался мужчина, видя Зиночкины мучения.

– Да уж, Лева! Що ми имеем, таки ми имеем! Риточка, ты что сделала с девочкой?!– сурово воспрошала бабушка у внучки.

– Это моя подруга!– защищалась Риточка, по ходу объявляя и статус Зиночки.– Навсегда! Она сама лучшая девочка в мире!

– Перспективка, скажу я тебе, моя дорогая, не из самых приятных для этой девочки!– остудила красноречие внучки бабушка и совсем другим голосом, нежно-задушевным, взяв Зиночку за ладошку, заговорила с ней: – Идем, маленькая, все будет хорошо. Сейчас мы тебя умоем, причешем, все вещи починим, постираем и накормим тебя пирогом.

И Зиночка сразу передумала плакать, пугаться, расстраиваться, поверив всем обещаниям. Ее раздели, помыли под душем, укутали в смешной махровый халатик, наверное Риточкин, усадили за большой круглый стол на кухне, подальше от претендующей на роль подруги до гроба Риточки, накормили вкусным-превкусным пирогом с малиновой начинкой и еще напоили чаем с лимоном и сахаром к нему, и так ей стало спокойно, легко, радостно, словно она попала в дом родной.

– Зиночка, ты знаешь ваш адрес и телефон?– спросила бабушка со странным именем Сима. Она сидела рядом с Зиночкой на стуле и, надев очки на самый кончик носа – так смешно!– зашивала карман ее курточки.– Надо позвонить твоим родителям, сообщить, что с тобой все в порядке и ты у нас, чтобы они не волновались.

Как все правильные дети, Зиночка свой знала и адрес, и телефон наизусть, но, поскольку они только переехали, мама положила ей в портфельчик записку со всеми координатами, а также рабочими телефонами родителей и ближайших бабушки и дедушки, на всякий случай, как оказалось, не замедливший произойти в первый же день учебы в новой школе.

Бабушка Сима дозвонилась до Зининой бабушки, деликатно объяснила ситуацию, продиктовала свой адрес и телефон, исправив все трудности и неприятности сегодняшнего дня.

– А что, Зиночка, ты в классе новенькая?– спросил дедушка Лева, ласково улыбаясь.

– Да,– кивнула Зиночка, принимаясь за второй кусок пирога,– сегодня пришла первый раз.

– Понятно!– вздохнул дедушка Лева.– Про Риточкины, скажем так, специфические способности знает уся школа, а тебя, детка, выходит, не предупредили?

– Нет,– призналась Зиночка и твердо заявила: – Риточка моя подруга, что ж теперь!

– О-хо-хо!– посетовала на столь опрометчивое заявление бабушка Сима и мягко сказала: – Не спешила бы ты с дружбой, деточка. Риточка хорошая и добрая девочка, но…

На следующий день, во вторник, как оказалось, еще более эпохальный и значимый для Зинули, чем предыдущий, можно сказать, «черный понедельник», когда она вошла в класс…

На нее смотрели в немом ожидании все: и одноклассники, и учительница Антонина Михайловна. В классной комнате повисла такая напряженная тишина, что было слышно, как за стенкой, в соседнем помещении учитель начал урок. Зинуля понимала, и очень хорошо, что от нее ждут – решение, вот что!

Накануне вечером родители и оба набора бабушек-дедушек, рассевшись за столом в кухне, призвали ребенка для серьезного разговора. Бабушка, мамина мама, которая забирала Зинулю из дома Риточки, в подробностях описала, что произошло с внучкой, не забыв упомянуть, что семья той девочки потери старательно исправила и компенсировала.

– Надо отдать должное порядочным людям,– справедливо заметила бабушка с большим сочувствием в голосе,– они честно рассказали о трудной участи внучки, имеющей такой недостаток, как притягивание всяческих несчастий на приближающихся к ней людей. Бедный ребенок!

– Зиночка, ты понимаешь, что дружить с этой девочкой просто опасно?– строго спросила мама.

– Доченька, мы понимаем, как это некрасиво и, наверное, неправильно отказаться с ней дружить,– подхватил папа,– но, если даже ее родные признают, что девочка, сама не понимая и не желая того, наносит окружающим всяческий вред, вплоть до физических травм! Что мы, кстати, наблюдаем в виде синячища у тебя под подбородком! Стоит прислушаться к взрослым и стараться находиться от этой Риточки как можно дальше! И уж тем более ни в коем случае не дружить с ней!

– Категорически!– вставил дедушка, папин папа, подкрепив требование хлопаньем ладони по столу.

– И ничего в этом нет нечестного и несправедливого,– вступила в воспитательный процесс бабушка, мамина мама,– вы еще толком и не подружились! Всего-то один день знакомы!

– И уже такие напасти и несчастья на тебя!– Дедушка, мамин папа, не задержался с высказыванием.

– Нет, нет! Не надо с ней дружить, ни в коем случае, и немедленно пересядь за другую парту!– Бабушка, папина мама, ну а как же! Все же участвуют!– Найди другую подружку!

– Но я уже с ней дружу,– возразила Зинуля.– Она хорошая девочка!

– Никто и не спорит, хорошая,– согласилась мама.

– Но опасная!– повысив голос, настаивала бабушка, мамина мама, и втихаря, чтоб не заметили, перекрестилась.

В тот растянувшийся, как показалось маленькой Зиночке, до бесконечности момент, когда весь класс и учительница смотрели не нее в ожидании, какой выбор она сделает, все, кроме Риты – та смотрела в парту, низко опустив головку,– Зинуля вспомнила все бесконечные требования, пояснения и наставления родственников и поняла, что ничего не боится!

Вообще!

Вариантов имелось в наличии три: направо на галерку, с Лешкой Соколовым, налево на галерку за парту одной и самый невозможный – к Рите!

Маленькая семилетняя Зиночка, гордо вскинув голову, расправила худенькие плечики и гордой, твердой походкой прошествовала и села рядом с Риточкой!

Маленькая семилетняя девочка почувствовала, что ей все равно, безразлично, правильно она делает или неправильно, все равно, что скажут взрослые и подумают одноклассники и учительница, и будут ли ее ругать родители и сторониться дети, и каковы будут последствия от ее решения!

Маленькая семилетняя Зиночка не боялась стать неправой, осужденной, наказанной, потому что в тот момент она была свободна и чувствовала вкус этой свободы!

И между прочим, первый раз проявила и выказала имевшийся у нее в полном боевом наличии железный характер!

Села за парту с Ритой раз и навсегда – до конца школы и на всю жизнь, тем самым кардинально и бесповоротно изменив свою судьбу.

Через месяц Зинуля научилась предугадывать и предотвращать неприятности и несчастные случаи, сыпавшиеся на нее в изобилии, от мелких до серьезных по милости подруги. Правда, для этого пришлось выработать целую тактику совместно с Ритулиными родственниками, регулярно посещая ее милых бабушку и дедушку для ликвидации последствий, ну и потерпеть, само собой!

А еще отстоять принятое решение в своей семье, обнаружившей поразивший их до глубины души факт, что их маленькая, хрупкая, тихая-послушная девочка имеет силу воли и характер такой степени твердости, что им можно гвозди забивать.

Несколько дней подряд они всем составом уговаривали, грозились принять меры, перевести в другую школу, наказывали за непослушание лишением сладкого и походом в кино и снова настойчиво уговаривали, когда дите приходило с очередным ушибом или синяком, даже плакали, но…

Смирились, тягостно-безысходно повздыхав, и пошли знакомиться с Риточкиной родней и принимать участие в вырабатывании тактики и методов профилактики Зиночкиного «непопадания под раздачу». А куда деваться! В связи с фатальностью ситуации становилось ясно, что тесных и постоянных контактов двум семьям не избежать, мало ли в какие неприятности и беды втянет девчонок Риточкино глобально распространяемое невезение!

Основной причиной возникновения шквала несчастных происшествий на головы и остальные части тела оказавшихся рядом с Риточкой людей бла ее неуемная страсть к жестикулированию совместно с произнесением любых слов.

Светлана Николаевна, мама Зиночки, придумала гениальный ход – предложила положить в оба кармашка форменного школьного фартука и во все остальные карманы одежды Риты по нескольку стеклянных шариков и, как только ребенка потянет махать руками, напоминать, чтобы она перебирала шарики. Придумок и предложений выдвигалось множество, но на первых порах прижилась только эта, а остальные профилактические действия Зинуля привносила сама в дальнейшей жизни.

А сейчас, как только Риточка начинала движение кистями рук, вне зависимости, где они находились и что происходило вокруг, маленькой Зинуле, научившейся зорко следить за подругой, приходилось кричать:

– Шарики!

И так тысячу раз за день! Но вскоре, где-то через полгода, и кричать, и напоминать не приходилось, Риточка научилась и привыкла.

Вот так и началась их дружба. А что? Люди же живут возле действующих вулканов, и ничего! Не жалуются и, по слухам, хорошо живут, в тепле и радости!

Дружба девчонок изменила не только их собственную жизнь, но и жизнь всех их родственников. Риточкины родные души в Зинуле не чаяли, испытывая глубочайшую благодарность, очень быстро переросшую в любовь и к ней, и к ее близким. Они прекрасно отдавали себе отчет в том, что Ритулю ожидала перспектива единственно возможная: полного одиночества и вынужденной изоляции – ни друзей, ни подруг, и еще большой вопрос, как там сложится впереди с молодыми людьми и личной жизнью, втайне все же лелея надежду и молясь: «Может, пройдет, перерастет со временем?»

Не переросло. Не рассосалось, а крепчало по мере взросления, принимая гораздо более масштабные разрушительные последствия для пострадавших, что ни в коей мере не мешало Ритке жить вполне даже благополучно и счастливо.

А уж то, что им с Зинаидой, а вместе с ними и всем родным, не приходилось скучать ни одного дня, и говорить нечего!

При этом девочки учились очень хорошо – на пятерки и редкие четверки, всегда и везде вдвоем. А как еще? В классном журнале их фамилии, согласно алфавиту, стояли одна за другой: Зинаида Ковальчук, Маргарита Ковалева, и, как выяснилось, они единственные во всей школе имели такие имена – было бы странно, если б сложилось по-другому!

Микросоциум под названием «школа» создал вокруг них некий вакуум безопасного расстояния, что имело свои бо-о-ольшие плюсы. Ну например, Зиночку и Риточку никогда не только не приглашали или принуждали, а напрочь и заранее исключали из всех массовых мероприятий, в те времена имевших количество неизмеримое. К примеру: построение в общей школьной линейке, сбор макулатуры, политинформации и всяческие конкурсы-концерты в актовом зале, собрания пионерских-комсомольских ячеек, субботники и так далее до бесконечности.

Чем не жизнь! «Не кочегары мы, не плотники!»

Но в полной и окончательной мере семья Ковальчук осознала, чего ожидать от дружбы доченьки Зиночки с Ритой, после летних каникул, которые девчонки провели в Одессе.

О, это эпохально!

Надо сказать, что Риточкина семья была совершенно необыкновенной, уникальной. Ну а в какой иной семье мог родиться этот ужас вселенских неприятностей?

Мама Риты, Софья Львовна, родилась и выросла в Одессе, как родились, выросли и жили там все ее предки, непонятно в скольких поколениях, исчислявшихся чуть ли не с основания этого священного города и самолично Дьюка Ришелье. И имели привычки, характеры, темперамент и, соответственно, национальность местных одесских жителей со всем вытекающим из этих обстоятельств колоритом.

Папа, Аркадий Петрович же, являлся не менее коренным, правда в гораздо меньшей степени поколений, москвичом, с ярко выраженной русско-московской национальностью.

Аркашу Ковалева, пребывавшего в возрасте двадцати двух годов, юношеское вдохновение и надежда на лихой отдых после успешного окончания института принесли в Одессу.

Выбор отдыха у моря в те времена не пестрел разнообразием – в Турцию никто не приглашал, а за попытку «пригласиться» самому перспектива маячила отправиться ровно в противоположную сторону и в сопровождении конвоя. Но кое-какой, и совсем неплохой, выбор морских курортов имелся и на территории страны.

Пятеро друзей-однокурсников, посовещавшись, решили двинуть в Одессу.

И случилось Аркаше на пляже узреть местную красавицу Сонечку Левинсон! Видение, потрясшее бледного москвича, свеженького выпускника архитектурного института, до эротического влюбленного коллапса!

Надо отдать должное вкусу юноши – впадать в сексуально-эротический шок было от чего!

Сонечка была редким образом небывалой экзотической красоты – фигурка, как песочные часы, с наитончайшей талией, высокой и гордо стоящей грудью четвертого размера, умопомрачительной формой бедер, плавной линией переходящих в длиннющие ножки! Добавим для полноты картины гриву кучерявых черных волос, струящихся до ягодиц, огромные шоколадные глаза, яркие губы и тонкий носик.

Представили?

Во-от! А он увидел! И парня понесло-о-о-о…

Все это убойно-сексуальное создание дышало, двигалось, смеялось и, для полного боекомплекта, обладало юмором наивысшей пробы, постоянным, непрекращающимся и искрометным.

Казалось бы: счастья вам, дети!

Ан нет! Имелось одно труднопреодолимое но. Видение небесной красоты, ума и юмора имело сложные, натянутые отношения между государством и пятым пунктом в паспорте: «национальность», и к ней одесскую прописку и многочисленную родню. А страна в те «далекие-далекие…» проявляла настороженность и мягкую враждебность к гражданам, имевшим исконно одесскую национальность еврея.

Юного Аркашу такие мелочи в борьбе за любимое белое тело не могли остановить, и уже на третий день знакомства он имел «счастье» представиться родителям и неисчислимым родственникам любимой, неосторожно объявив о своих далеко идущих матримониальных планах.

Конечно, он не был идиотом. В те «застойные» все прекрасно понимали правила выживания в стране, умело подстраивались, обходя острые углы, радостно официально улыбались и кричали на парадах «ура!» и шушукались на кухнях.