Крылья для двоих Молчанова Ирина

Город, точно дым, окутал густой белый туман. Движение по дорогам затруднилось, рейсы самолетов отменили, вдалеке завывали сирены «Скорой помощи».

Денис посмотрел на свою безмолвную спутницу, и сердце сжалось. Никак оно не могло свыкнуться с присутствием этой холодной девушки: задыхалось, изнемогало, мучилось, путало своим гулким стуком мысли. Давно позабытые стихи всплывали в памяти, прокручивались снова и снова, как одна и та же заезженная до скрипа пластинка.

Они никогда не договаривались о встрече, но виделись каждый день – в назначенный им судьбою час. Сидели на скамейке, прогуливались по аллее, ели яблоки, разговаривали – иногда. Отношения с ней не походили ни на что другое в его жизни и порой напоминали безумный сон. Он боялся проснуться.

Каждый день, когда Денис открывал утром глаза, умывался, завтракал, ехал в школу, его не оставлял страх – не оно ли это, то самое утро пробуждения от чудесного сна? И спросить было не у кого – ведь никто не знал, он никому ничего не рассказал, ни с кем не поделился своими чувствами. Осенняя аллея, стихи, золотые листья, рыжеволосая девушка – мир только для него одного. Мало кто понял бы, а многие бы лишь соврали, что понимают. На расспросы друзей он не отвечал, отмалчивался. И все смотрел на часы, когда же бесчувственные стрелки смилуются и отсчитают еще одну минуту – ничтожный миг, который приблизит его к встрече с Ней.

– Ты мне сегодня приснился, – обронила Оля.

– А что я делал? – осторожно спросил Денис, глядя, как уголки ее губ трогает улыбка.

– Просто смотрел.

– Куда?

Девушка ответила не сразу.

– На меня.

Он замедлил шаг и повернул голову.

– Примерно вот так?

– Не совсем...

От ее нежного голоса у него по телу забегали мурашки.

– А как? – Он поймал на себе ее быстрый взгляд, но, как обычно, не увидел в нем ни дружеского интереса, ни застенчивой симпатии, ни страсти – ничего.

– Да ерунда, просто вспомнилось.

Денис тихо вздохнул, но допытываться не стал. Он и так уже казался себе каким-то посмешищем, выпрашивающим капельку любви у каменной статуи. Строки из стихотворения, которое вспомнилось ему три дня назад, когда на его восторженное: «Ты красивая!», она лишь скучающе кивнула, вновь закружились в голове:

Он не понимал, почему это случилось с ним именно сейчас, почему произошло так быстро – за считаные дни. Ведь любовь могла настигнуть его уже десятки раз!

– Посидим? – кивнула девушка на окутанную туманом скамейку.

Они сели.

Оля вынула из кармана шоколадку:

– Хочешь?

Он хотел все, что она могла бы ему предложить и предлагала. Даже шоколад, который не любил. Поэтому взял плитку и поблагодарил.

– Говорят, шоколад содержит гормон счастья, – заметила девушка.

– А ты несчастна? – удивился он, переставая жевать.

Прохладный, сырой от тумана ветерок завил кончики ее распущенных волос, придавая образу воздушную изящность. Денис еле сдерживался, чтобы не протянуть руку и не дотронуться. «Какие они, интересно, на ощупь? Мягкие и легкие или жесткие и тяжелые?» Девичьих волос за последние годы он успел потрогать немало, но никогда раньше ему не приходилось думать об этом с таким мучительным наслаждением.

– Разве счастье бывает абсолютным? – вместо ответа спросила Оля.

– Почему бы и нет? Если человек выигрывает в рулетку много денег, покупает себе что-то долгожданное, он счастлив. Возможно, ненадолго, но его счастье абсолютно.

– А если у него в тот момент умер родственник, разве может он полностью быть счастливым? – вскинула Оля брови. – Разве счастье от долгожданной вещи абсолютно при таких условиях?

– У тебя кто-то умер?

Она отвела взгляд.

– Разве мы говорим обо мне?

– А разве нет?

Она негромко засмеялась и покосилась на него.

– Значит ли это, что ты выиграл в рулетку много денег?

– Нет.

– Ты ответил на свой вопрос, – подытожила она.

Денис долго собирался с мыслями, но в конце концов осмелился спросить:

– А счастье от любви, как насчет него? Оно тоже не может быть абсолютным?

– Не может, – без раздумий сказала девушка.

– Почему? Ведь влюбленные люди счастливы во всем! Они легче переживают неудачи и огорчения... Разве нет?

– А если любовь безответна?

– Ну и что? Сама по себе любовь понятие абсолютное!

– Кто так решил? – усмехнулась она. – Не ты ли?

Денис раздраженно прищурился.

– Если человек влюблен, даже безответно, он счастлив мечтой. И будет счастлив до тех пор, пока остается хотя бы тень надежды на ответные чувства.

– А если у влюбленного умер родственник?

Он со стоном откинулся на спинку скамейки:

– Ну что ты заладила: «родственник» да «родственник»?

– А ты почему заладил: «любовь» да «любовь»? У кого что болит...

– Так у тебя все-таки кто-то умер?

Оля посмотрела на него в упор.

– А ты влюблен?

– Тьфу, – рассердился парень, – ты невыносима!

– Может, еще шоколадку? – с ироничной улыбкой протянула она ему блестящую обертку.

Парень тоскливо посмотрел на разломанную плитку и язвительно пробормотал:

– Счастье от шоколада, конечно, не может быть абсолютным, если у нас умер родственник. Пожалуй, я пас.

Девушка откусила кусочек шоколадки и после недолгой паузы сказала:

– Далась тебе абсолютность! Ее вообще не существует, а счастья вокруг много, даже в простых вещах, нужно только его увидеть. Любовь же... – Она умолкла. – Впрочем, про нее мне неизвестно.

– Ты никогда никого не любила? – Денис от волнения задержал дыхание.

Но она сказала совсем не то, что он хотел услышать:

– Себя считается?

– Я о другом, – выдохнул он.

– Понятно. – Оля ослабила на шее красный пушистый шарф. – Только как узнать?

– Любовь окрыляет, – произнес он. И тут же прибавил: – Так говорят.

– Хм, окрыляет... Лишь для того, чтобы человек воспарил над своими проблемами, забылся, а потом крылья отнимают – и хрясь...

– А может, не у всех отнимают? – засомневался Денис.

– Может... – Девушка вздохнула. – У самых достойных, наверное, не отнимают.

– А достойные, они какие? Старушек переводить через дорогу надо? Подавать нищим? Ни над кем не прикалываться? Не ругаться матом? Не распивать спиртных напитков? Молиться на ночь?

Оля фыркнула.

– Я думаю, достойными вполне могут быть те, кто пытается стать лучше, чем есть.

– А кто не пытается?

Девушка пожала плечами.

– Кто не пытается, тот как раз и хрясь... Обычно всегда.

Он ничего на это не сказал. Неожиданно ему стало понятно, почему любовь его раньше не настигла. Любовь, оказывается, не для всех.

От пришедшего на ум объяснения Денис резко выпрямился и заглянул девушке в лицо:

– А ты веришь в любовь, которая дается в наказание?

Их взгляды встретились, и она прошептала:

– Верю.

Ему хотелось ее поцеловать, лучше момента еще не было, но он, как и прежде, не посмел.

Оля положила шоколад в обертке на скамейку между ними и сказала:

– Бери.

Он взял не сразу, а когда потянулся за плиткой, случайно накрыл ее пальцы своей рукой.

Девушка ничего не сказала, лишь во взгляде внезапно промелькнула паника. Денис ощутил тепло ее кожи, хрупкость тонких пальчиков и подумал:

– О чем молчишь? – спросила Оля, не глядя на него.

Он сперва хотел придумать что-то быстренько, но затем весело прочел:

Девушка не улыбнулась, даже не посмотрела на него, а мягко, но решительно высвободила свою руку.

Ему мучительно захотелось повернуть время вспять, чтобы никогда не читать ей этих дурацких строк.

– Я пошутил! – когда молчание затянулось, воскликнул Денис.

Оля повернулась к нему и грустно сказала:

– Знаю... жаль.

От ее слов у него перехватило дыхание. Это был еще один шанс на поцелуй, но он и его упустил. Нарочно. С ней ему хотелось по-другому...

Моросил дождь, блестели на деревьях листья, в лужах дрожала вода. Оля подтянула к себе теснее ноги, чтобы не мокли, и прижалась к сидящему рядом парню.

– Холодно? – заботливо спросил Денис.

– Ага, руки мерзнут.

Он взялся за ручку раскрытого над ними зонта:

– Давай я буду держать.

Девушка подышала на окоченевшие руки и спрятала их в рукава свитера.

– Можно сходить в кафешку тут неподалеку и купить горячего кофе, – предложил Денис. – Хочешь, я схожу?

– Нет, не нужно.

Ей не хотелось, чтобы он уходил. Было необыкновенно хорошо сидеть под зонтом, прижавшись друг к другу, и смотреть через прозрачную клеенку в мелких каплях на темно-серое небо, разговаривать обо всем и ни о чем, обмениваться взглядами. Она полюбила их странные встречи, непохожие ни на свидания влюбленных, ни на прогулки друзей – совсем не такие, что случались обычно в ее жизни. Их отношения ассоциировались у нее с ярким кленовым листом, парящим над землей, они балансировали на грани между двумя самыми сильными чувствами – любовью и дружбой. Как лист, они могли, подобно птице, взмыть в небо, а могли упасть на землю, но не разбиться, а медленно умереть.

Она не верила в дружбу между мальчиками и девочками. Если та где-то и существовала, то ее почему-то обошла стороной. Парни предлагали ей дружбу, но всегда с расчетом на любовь, а как только понимали, что шансов нет, уходили из ее жизни. Она могла позвонить им от скуки, вернуть, но возвращались они лишь с новыми надеждами на взаимность. Им во всем виделся намек, они смотрели влюбленными глазами, разговоры сводили к теме серьезных отношений, пытались приобнять, лишний раз дотронуться и, конечно, лезли целоваться.

Оля взглянула из-под ресниц на Дениса – в груди стало горячо-горячо от мысли, что их лист все-таки воспарит в небо. Иногда ей казалось: этот парень точно такой же, как другие, желания его просты и понятны, но день за днем ее представление о нем осыпалось, точно скульптура из сахара, и воссоздавался новый образ – интереснее прежнего.

«Что же ему нужно? Просто собеседник, который далек от его настоящей жизни, или нечто большее? – гадала она, разглядывая красивый профиль юноши. – Возможно, тут он отдыхает, а я ему вроде бы не мешаю... Глупость! Зачем он пришел сюда в такую отвратительную погоду? Зачем я пришла? Только ли потому, что люблю эту аллею?»

Она давно перестала приходить сюда ради себя, зеркальных луж, чудесного запаха осени и своих пустых мыслей. Странные ощущения, которые она теперь испытывала, когда издали видела высокую фигуру Дениса, поглотили все остальные эмоции, убили пустоту. Всякий раз она шла ему навстречу, а мысли тем временем играли с ней в салочки – не угнаться.

– А что будет зимой? – неожиданно спросил он.

Оля нахмурилась.

– В смысле?

– Ты приходишь сюда зимой?

– Нет, – честно созналась она. – А ты?

– И я нет.

Они замолчали.

Почему-то раньше она не задумывалась, что будет, когда последний лист упадет с деревьев, замерзнут лужи и выпадет первый снег. Да и сейчас ей не хотелось подражать героине кино, которая в последний день курортного романа выдает искрометное: «Что с нами будет?» Она не имела права задавать этот вопрос, потому что у них не было «нас», была только «она» и был «он» – две половинки, возможно, вовсе не одного сердца.

– С каждым днем все холодней, – словно невзначай сказал парень.

– Да...

– У тебя есть какой-то определенный день, когда ты перестаешь сюда приходить?

Оля замялась. Не знала, нужно ли говорить о личном, но все-таки ответила откровенно:

– Есть. Пятнадцатое ноября.

Он улыбнулся.

– Правда? А почему? Что за день такой?

– Папа умер.

– Прости... – пробормотал Денис, улыбка схлынула с его лица, и он повторил: – Прости.

– Не извиняйся, уже давно. Это он меня сюда впервые привел, я мелкая совсем была.

– Хотел бы я посмотреть.

– На что?

– На тебя мелкую.

Оля сморщила носик.

– А я не изменилась совсем!

Денис прикрыл рукой рот, но не сдержался и засмеялся. Потом невольно глянул на ее грудь.

– Так уж и не изменилась?!

Она слегка толкнула его плечом.

– А ты, значит, умеешь быть пошлым!

– Умею... как видишь.

– На самом деле я очень изменилась, – со вздохом сказала Оля. – В один печальный день ноября детство закончилось, и мне это показалось несправедливым. Наверное, и сейчас кажется.

– У тебя оно хоть было, детство, – хмыкнул Денис, – у меня вообще не было.

– Вот как? Почему?

Он скривился.

– Мать ушла, когда мне было три года.

– А отец?

– Отец... – Парень усмехнулся. – Он, так сказать, любил покуролесить с дамочками, дома бывал редко. Я с бабушкой и дедушкой жил.

– Они живы? – осторожно спросила Оля, рассматривая его спокойное лицо.

– Нет, – резко ответил Денис. – Дед умер, когда мне было девять, – инфаркт, кажется, а бабушка через два года скончалась в сумасшедшем доме. Папаша ее туда упек, когда она начала заговариваться и перестала нас узнавать.

– Ужас! – прошептала Оля.

Он глянул на нее.

– Думаешь?

– Да, но...

– Тебе меня жаль?

– Да, но...

– Не стоит жалеть!

– А про маму ты ничего не знаешь?

Денис улыбнулся.

– Она встала на табуретку в своем огромном лондонском доме и повесилась на люстре. Спасти ее не успели.

– Бо-оже... Правда?

Он насмешливо посмотрел на нее:

– Конечно, нет. Понятия не имею, что с ней и где она. И даже если бы все произошло, как я сказал, какое мне дело?