Уходи красиво Полякова Татьяна

А я как-то сразу успокоилась, весь день от него не отходила ни на шаг и все норовила держать его за руку. В тот же вечер он, побросав мои пожитки в чемодан, увез меня в свою квартиру. Уже через месяц я твердо знала, что вытащила счастливый билет. О таком брате можно было только мечтать. Моя любовь к нему не знала границ и не шла ни в какое сравнение с чувствами к отцу, который всегда существовал где-то на периферии моей жизни, ни даже с чувствами к некогда бесконечно любимой бабушке. Конечно, злые языки болтали, что благородный поступок брата был продиктован корыстью: вместе со мной к Витьке перешла фирма отца. Витька и сам к тому моменту занимался бизнесом, однако отцовское наследство пришлось весьма кстати. Может, некая корысть и имела место, но была отнюдь не решающим фактором. Прежде всего половину наследства он получил бы в любом случае; целое лучше половины, с этим не поспоришь, зато и от забот об одиннадцатилетней девчонке, характер которой особой покладистостью не отличался, он был бы избавлен.

Никаких домработниц и нянь в доме теперь не было. Разговаривал со мной Виктор как с человеком взрослым, и, следовательно, вести себя мне следовало как человеку взрослому, вполне способному о себе позаботиться. Вечером мы составляли список продуктов, а днем после школы я отправлялась в магазин, испытывая ни с чем не сравнимое чувство гордости. И хотя в средствах меня особо не урезали, мне и в голову не пришло тратить их на всякую ерунду. Я завела тетрадь, в которой записывала расходы, и раз в неделю показывала ее Виктору, за что вскоре и получила прозвище «бухгалтер». За полгода я освоила поваренную книгу, а в промежутке между готовкой и учебой носилась по квартире с пылесосом, распевая песни во все горло.

В восьмом классе я схлопотала тройку по химии. Вернувшись с родительского собрания, Витька сказал с печалью:

– Придется брать помощницу по хозяйству.

– С какой стати? – насторожилась я.

– Ты еще ребенок, а обязанности у тебя совсем не детские, я должен был предвидеть, что это скажется на учебе. Извини.

– Не надо никакой помощницы, – заголосила я.

– Надо. Тебе тяжело, вот ты и не справляешься.

– Это я не справляюсь? – Второй вопль был куда громче первого, и за химию я взялась всерьез, кляня ее на все лады, и уже в следующей четверти с гордостью совала Витьке под нос свой дневник.

В общем, он оказался прекрасным педагогом, хотя, может, и сам об этом не знал, мне же ни разу не пришло в голову, что меня «воспитывают». Те годы, что мы прожили вдвоем, я смело могла назвать самыми счастливыми в своей жизни. Я знала всех Витькиных друзей, потому что он вечно таскал меня с собой, оправдываясь тем, что оставить меня не с кем, даже когда мне исполнилось пятнадцать, и этот довод впечатления не производил. Со своими девушками он непременно меня знакомил, каждый раз интересуясь моим мнением, ненавязчиво давая понять: как бы ему ни нравилась очередная подружка, я для него все равно дороже. Так что повода для детской ревности у меня никогда не возникало, тем более что с женитьбой он не спешил и перемен в нашей жизни не предвиделось.

Я гордилась братом, мне он казался самым умным и самым красивым, хотя в его внешности не было ничего особенного. Чуть выше среднего роста, спортивный, зеленоглазый и светловолосый, как я. На этом, собственно, наше внешнее сходство заканчивалось. Витькины друзья часто надо мной подшучивали, утверждая, что я вырасту редкой красоткой и им не поздоровится. Я фыркала и краснела от удовольствия. Когда мне исполнилось пятнадцать, шутки остались в прошлом, а на смену им пришли восхищенные взгляды, которые моего брата здорово доставали.

– Вы что, спятили? – слегка невпопад начинал ворчать он. – Она еще ребенок.

Повышенное внимание мужчин сделало меня девушкой весьма разборчивой, я не спешила заводить романы со сверстниками, никто из Витькиных друзей святых чувств тоже не вызвал. Само собой, я мечтала о любви. Избранник виделся с трудом, то с внешностью Брэда Питта, то Джейсона Стетхэма, только моложе, но ни того, ни другого поблизости не наблюдалось, что вовсе меня не печалило. Я готова была ждать столько, сколько понадобится, и твердо знала, что получу от жизни все, о чем мечтаю. А потом моя счастливая жизнь рухнула в один день… Я так тщательно избегала воспоминаний о своем похищении, что теперь оно казалось чем-то нереальным, словно кто-то впопыхах и не очень толково рассказал историю, которая ко мне не имела никакого отношения. Впервые за шесть лет я попыталась восстановить события тех дней, но почти сразу отказалась от этой затеи. Есть вещи, с которыми невозможно смириться, проще сделать вид, что их и не было вовсе. А теперь, когда не стало Виктора…

– Пристегните ремни, – бесстрастный голос из динамика прервал мои размышления. Самолет шел на посадку, а я невольно поежилась. В третий раз за мои двадцать четыре года жизнь круто менялась.

В толпе встречающих я заметила мужчину, который держал в руках листок бумаги с моей фамилией, и направилась к нему. Не знаю, что он ожидал увидеть, но точно не меня. Наверно, его снабдили описанием моей внешности: красавица-блондинка и все такое… а может, в его представлении сестра такого человека, как мой брат, должна выглядеть совсем иначе. По крайней мере, прилично одетой, с маникюром, прической и тремя чемоданами, набитыми барахлом. Девица в джинсах и ветровке, надвинутой на глаза кепке и с рюкзаком за плечами в его шкале ценностей лидирующих позиций не занимала.

Он окинул меня суровым взглядом, который можно было понять лишь в одном смысле: «чего уставилась», а я кивнула на листок бумаги в его руках и сказала:

– Это я. Хотя, может, вы ждете мою однофамилицу.

– Вы Кристина? – спросил он с сомнением.

– Точно.

– Здравствуйте, – произнес он и спросил слегка суетливо: – А ваши вещи?

– Я налегке.

– Ага. – Мой рейтинг рухнул окончательно, но дядя смог скрыть некое разочарование и произнес вполне любезно: – Идемте, машина на стоянке. – Взял сумку с ноутбуком из моих рук и зашагал к выходу. – Меня прислал Валентин Сергеевич, – счел нужным пояснить он.

Легостаев Валентин Сергеевич – друг и компаньон моего брата, когда-то для меня он был просто Валя, а за глаза и Валькой, но шесть лет могли внести существенные коррективы, и отчество я на всякий случай запомнила.

– Он извиняется, что не смог сам приехать, – продолжил мой спутник. – У него важная встреча, но через полчаса он освободится. Просил привезти вас в ресторан, где он сейчас находится, заодно сможете перекусить с дороги.

– Меня в самолете накормили, – ответила я.

Мужчина пожал плечами, мол, дело не мое.

– Я его шофер, – продолжил он объяснять на ходу. – Зовут меня Кирилл. Долетели нормально?

Я молча кивнула. На стоянке, забитой машинами, мы передвигались друг за другом. Кирилл подошел к «Мерседесу» темно-синего цвета и предупредительно распахнул передо мной заднюю дверь. Я сбросила рюкзак и устроилась на сиденье.

Через десять минут мы покинули территорию аэропорта, я начала с любопытством оглядываться, стараясь уловить перемены. Встреча с городом детства вызвала неожиданное волнение. Впрочем, до города отсюда километров десять, однако перемены стали заметны почти сразу. Громадный торговый центр возле дороги, за ним, чуть в стороне, новые многоэтажки.

– Давно здесь не были? – понаблюдав за мной в зеркало, спросил Кирилл.

– Шесть лет.

– За шесть лет многое изменилось, – кивнул он.

Ресторан, куда меня привез Валькин шофер, находился в центре города и занимал двухэтажный особняк, построенный еще в девятнадцатом веке. Название ни о чем мне не говорило, я попробовала вспомнить, что тут было шесть лет назад, и не смогла, хотя сам дом в памяти, конечно, остался.

– Валентин Сергеевич ждет вас в зале на первом этаже, – сказал Кирилл, тормозя у входа. Я потянулась за рюкзаком, а он добавил: – Вещи оставьте, я вас потом домой отвезу.

Зал ресторана выглядел роскошно, и девице в моем прикиде здесь было не место. Меня это волновало мало, а вот толстяка за ближайшим столиком мой внешний вид покоробил. Пока я, стоя в трех шагах от двери, осматривала зал, пытаясь обнаружить Вальку, толстяк сверлил меня взглядом, а потом спросил насмешливо:

– Деточка, ты не потерялась? – Его вопрос я оставила без внимания, надеясь, что он угомонится, но мое молчание вызвало внезапный гнев. – Слышишь, что тебе говорят? – повысил он голос. Но ответа вновь не дождался и обратился к пробегавшему мимо официанту: – У вас здесь что, проходной двор?

– Простите? – подобострастно склонился тот к возмущенному толстяку.

– Что здесь делает эта девица?

– Вы… – начал официант, глядя на меня с некоторой неуверенностью.

– У меня тут встреча, – сказала я. – К сожалению, никто не предупредил, что я должна явиться в вечернем платье.

– А оно у тебя есть? – не унимался толстяк. Я решила, что ему пора заткнуться, и ласково предложила:

– Отвянь, дядя, – продолжая осматривать зал в поисках Вальки. И тут услышала голос просто сказочной красоты, негромкий, вкрадчивый и интригующий:

– Что ты пристал к девушке?

У меня мгновенно возникло желание взглянуть на его обладателя, что я и сделала. Напротив толстяка сидел мужчина лет тридцати пяти, а я с удивлением подумала, как это я могла не обратить на него внимания? Он его, безусловно, заслуживал, причем самого пристального. Не такой красивый, как его голос, но все же очень-очень привлекательный. На физиономии улыбка, по-мальчишечьи задорная, так и подмывало улыбнуться в ответ, а вот выражение глаз с его расчудесной улыбкой никак не стыковалось, не было в нем мальчишеского задора и ничего приятного также не наблюдалось. Его взгляд говорил: «Я тебя знаю. Я знаю о тебе все, и обо всех других тоже».

– И вам бы не худо помолчать, – заметила я.

Мужчина засмеялся, а лицо толстяка налилось краской.

– Нет, ты слышал?

– Красавицам можно простить невоспитанность, – перестав смеяться, пожал плечами мужчина и сказал, обращаясь ко мне: – Может быть, присядете к нам? С удовольствием угощу вас кофе.

Пока толстяк пытался понять, с чего это его приятель вздумал так шутить, тот весело продолжил:

– Разуй глаза, дружище, перед нами девушка из тех, что разбивают сердца по дороге в ближайший супермаркет.

– Эти твои вечные шуточки, Феликс, – покачал головой толстяк, но притих и теперь пялился на меня с большим старанием, а я подумала: «Значит, его зовут Феликс. Имя редкое и ему, безусловно, подходит».

Вслед за этим пришла досада: я торчу у дверей уже бездну времени, и выглядит это глупее глупого. Надо либо уходить, либо… Тут рыхлый мужчина в сером костюме, сидевший возле окна спиной ко мне, повернул голову, и я с удивлением узнала в нем Вальку. Он мазнул взглядом по моей физиономии и отвернулся, а я направилась к его столу.

– Чашка кофе за мной, красавица, – сказал Феликс мне вдогонку.

Валька посмотрел с недоумением, когда я опустилась на стул. Впрочем, называть его теперь Валькой даже за глаза язык не поворачивался. Солидный дядя, который мне не особо нравился. Слишком ухожен, слишком хорошо одет. На физиономии выражение легкой скуки и презрения. Его принадлежность к Homo Sapiens businessmaniens не вызывала сомнений. Уже через мгновение недоумение сменилось недоверием, он нахмурился, а потом произнес нараспев:

– Господи, Кристина, это ты? – Глаза едва не вылезли из орбит, так его разбирало, а я подумала, стоит ли считать подобную реакцию комплиментом.

– Надо было заскочить в магазин модной одежды, – сказала со вздохом. – Мое появление вызвало в рядах завсегдатаев беспокойство.

– Ты… ты так изменилась, – пролепетал он, не очень-то меня слушая.

– Выросла? – подсказала я без намека на иронию.

– Да. То есть я хотел сказать… боже мой, как ты изменилась.

– Надеюсь, все-таки в лучшую сторону.

– А волосы, что с твоими волосами?

Следовало признать, перемены в моем облике у Валентина Сергеевича вызвали что-то вроде шока, он все не мог успокоиться и отвлечься от моей внешности.

– Ничего особенного, – успокоила я. – Краска, которую можно купить в любом магазине.

– Да, конечно, – точно опомнившись, кивнул он. – Извини за глупые вопросы. Как добралась? Все нормально? Ты ведь уже знаешь о Викторе? – Теперь он заговорил очень быстро, как будто торопился избавиться от дурных новостей. – Его похоронили. Извини, что без тебя… мы пытались тебя отыскать, но… никаких сведений… по крайней мере, в бумагах Виктора ничего не нашли. Ждать было нельзя…

– Я все понимаю, – перебила я, он кивнул, вздохнув с заметным облегчением.

– Артем… Артем Леонидович, адвокат Виктора, сказал мне вчера, что тебя наконец нашли… Где ты была все это время?

– В разных местах. Давай поговорим о брате.

– О Викторе? – переспросил он.

– Если мне не изменяет память, у меня был только один брат, – серьезно сказала я. Валентин Сергеевич нервно облизнул губы и произнес:

– Его убили.

– Кто?

– Откуда мне знать? – теперь в голосе было возмущение.

– Его что, убили в пьяной драке?

Глаза моего собеседника медленно, но верно полезли на лоб.

– Ты с ума сошла? Какая драка? Его застрелили в собственной квартире…

– Грабитель?

– Ничего похищено не было. Кристина, что за странные вопросы ты задаешь?

– Чего же странного? – пожала я плечами.

– По версии следствия, это заказное убийство…

– То есть связано с его бизнесом? – подсказала я. – Тогда чего ты мне голову морочишь?

– Я тебя не понимаю.

– Вы были компаньонами, так кому, как не тебе, знать или догадываться, кто убил моего брата.

– Но я действительно не знаю… – он с отчаянием покачал головой, только причина этого отчаяния оставалась не ясна: то ли в самом деле не знал, то ли его беспокоили мои вопросы, поди разберись.

– У него были враги? – не отставала я.

– Недоброжелатели, конечно, были… послушай, я думал, мы встретимся, поужинаем…

– Ага, – перебила я. – Вспомним молодые годы…

– Поговорим по-дружески, – поправил он. – А потом… в более подходящей обстановке обсудим наши дела.

– Есть что обсуждать?

– Разумеется.

– Тогда почему бы не сейчас? Не уверена, что задержусь в этом городе…

– Кристина, – Валька сграбастал мою ладонь. – Ты хоть понимаешь, в каком я положении? Моя доля в бизнесе составляет тридцать процентов, все остальное принадлежит твоему брату, то есть теперь – тебе. Это убийство… оно просто выбило меня из колеи, я понятия не имею, что теперь будет… дело всей моей жизни…

– А что теперь будет? – задала я вопрос с самым невинным видом. Он таращился на меня не меньше минуты.

– Все зависит от твоего решения.

– Я ничего не смыслю в делах и, честно говоря, не собираюсь тратить время, постигая премудрости бизнеса…

– Так это прекрасно, – брякнул он и досадливо скривился. – Я хотел сказать, тебе и не надо во все вникать. Ты будешь жить в свое удовольствие, где пожелаешь, получая свою долю прибыли. Тех денег, что тебе оставил Виктор, хватит на то, чтобы вести жизнь, достойную такой красивой девушки, не забивая голову цифрами…

– Ты хочешь купить долю брата? – предположила я. Он нервно поерзал.

– У меня просто нет таких денег.

– Но ты готов продолжить общее дело, невзирая на суровый урок?

– Что ты имеешь в виду? – вновь растерялся он.

– Моего брата убили, – ответила я терпеливо. – Ты готов поднять упавшее знамя, не боясь повторить его судьбу? Или уверен, что тебе его участь не грозит?

– Господи, – пробормотал он совершенно по-бабьи. – Что с тобой стало? Не смей меня подозревать, – перешел он на шепот, в голосе теперь звучала угроза пополам с обидой. – Я не имею отношения к убийству. Мне оно совершенно невыгодно. Я уж молчу о том, что Виктор был моим другом. Долгие годы. Я не могу выкупить его долю, о чем уже сказал тебе. Если ты продашь свою часть бизнеса, я окажусь в малоприятном положении. Ты это понимаешь? С твоим братом мы отлично ладили, наши обязанности были четко разграничены, я всегда чувствовал себя полноправным компаньоном. Тридцать процентов – это только тридцать процентов. Согласен, совсем не мало, но…

– Но полноправным партнером ты можешь и не быть, – кивнула я, решив, что его беспокойство вполне понятно.

– Вот именно. Может возникнуть ситуация, когда мне просто придется продать свою долю. И все начинать заново. Так что оставь подозрения на мой счет. Как тебе в голову могло прийти такое? – добавил он.

– В мою голову много чего приходит, – пожала я плечами. – Так какие есть соображения?

– Насчет чего?

– Насчет убийства. Мы ведь о нем сейчас говорим?

– Не понимаю, тебе-то зачем все это? – спросил он в крайней досаде.

– Вообще-то убили моего брата, так что интерес вполне извинителен.

– Допустим, есть человек, которому убийство на руку. Он давно приглядывался к нашему бизнесу. Даже выходил с предложениями. Твой брат был категорически против объединения. Считал, что это равносильно самоубийству.

– Брат был против, а ты?

– Конечно, я тоже. И меня очень порадовала его решимость, потому что по большому счету все зависело от Виктора…

– И кто этот тип?

– Зачем тебе имя? – нахмурился Валентин Сергеевич.

– Для общего развития. Считай это милым женским любопытством.

Он покачал головой.

– Чем меньше ты знаешь, тем мне спокойнее. Я хотел сказать, безопаснее для тебя.

– Насчет безопасности – пальцем в небо, – заметила я с усмешкой. – Если враги избавились от моего брата, логично теперь обратить свой взор на меня. Разве нет?

– Не думаю. Проще договориться.

– Ага, я ведь в бизнесе ни черта не смыслю. Что ж, храни свои тайны, а я буду ждать интересных предложений. Скорее всего, тех, от которых не отказываются.

– Мы подпишем все необходимые бумаги, и ты сможешь уехать, – скороговоркой выпалил Валька.

– По-моему, разумно, – кивнула я. – Но есть проблема. Вдруг захотелось задержаться в родном городе. Должно быть, ностальгия. Брат жил в родительской квартире? – сменила я тему, к негодованию Вальки. Негодование относилось не к моему вопросу, а к моему желанию задержаться в городе, но демонстрировать его особенно явно он не стал.

– Два года назад Виктор купил квартиру на улице Горького. Прекрасная квартира…

– Там его и убили?

Он кивнул. Поставил себе на колени портфель, который до того момента лежал на соседнем стуле, и извлек из него связку ключей.

– В квартире навели порядок, – сказал Валька хмуро, точно сообщал о том, чего делать не следовало. – Никаких следов. Ты можешь жить там, если захочешь.

– Квартиру родителей он продал?

– Нет. Вот эти ключи от вашей старой квартиры. Он редко туда наведывался, но продавать не хотел. Надеялся, что ты вернешься. Говорил, ты теперь взрослая и вряд ли решишь жить вместе с ним… Ты ничего не рассказала о себе, – добавил Валентин с некоторой обидой.

– Расскажу, куда спешить? – улыбнулась я вполне дружески.

– Замуж не вышла? – не унимался он.

– Есть желание, но объект вожделения отсутствует.

– Теперь у тебя будет столько мужчин, сколько пожелаешь, – сказал он едва ли не с печалью.

– Так я и раньше не жаловалась. Извини, устала с дороги…

– Да-да. Мой шофер отвезет тебя… Хочешь, поеду с тобой?

– Не надо. Воспоминания, то да се… в такие минуты лучше побыть одной.

– А ужин? – вдруг всполошился он. – Хотя бы кофе выпей.

Официант, уже некоторое время обретавшийся неподалеку, подойти не рисковал, боясь прервать наш увлекательный диалог, последние слова Валентина он, безусловно, слышал и незамедлительно возник рядом. Мой прикид его больше не смущал, подозреваю, теперь он считал, что красивой девушке все к лицу.

– Закажу пиццу на дом, – ответила я, вызвав у обоих разочарование.

– Запиши мой телефон, – заторопился Валька, видя, как я поднимаюсь. Он продиктовал номер, а я его записала. – Увидимся завтра? – спросил он, я кивнула. И поспешила к выходу.

Феликс сидел за столом в одиночестве и с улыбкой наблюдал, как я иду навстречу.

– Пока, красавица, – сказал он, когда я с ним поравнялась, а я решила не церемониться. Оперлась руками на стол, где в настоящее время стояла лишь чашка кофе в обрамлении салфеток и прочей атрибутики дорогих ресторанов, и спросила, наклоняясь к его лицу:

– Ты меня знаешь?

– Нет. А должен? Постой, не твой портрет я видел недавно на обложке журнала?

– Значит, ты из тех придурков, что любят цепляться к девушкам?

– Не ко всем. Только к красоткам вроде тебя. Их так мало, что последнюю неделю я тоскую в одиночестве. Не хочешь присоединиться?

– Друзья считают, от меня одни неприятности. Я им верю.

– Ничего не имею против неприятностей. Как зовут тебя, прекрасное создание? – усмехнулся он.

– Медуза Горгона.

– Красивое имя. Красивое имя для красивой девушки. Выпьешь кофе?

– Пошел ты, – ответила я, поняв с большим неудовольствием, что в словесной баталии у меня нет шансов, и поспешно удалилась. Этого самого Феликса стоило выбросить из головы немедленно. Но не получалось. И, направляясь в Валькиной машине к дому, который долгое время считала своим, я продолжала думать об этом парне, а вовсе не о том, что меня ждет. Действительно ли он любитель случайных знакомств или его поведение что-то да значило? Например, ему было прекрасно известно, кто я такая. Допустим, известно. Я – богатая наследница, а он охотник за приданым? Охотник – в самую точку, а вот все остальное сомнительно. За шесть лет я кое-чему научилась и любителей дешевых понтов видела сразу. Этот был опасен. В сочетании с подозрением, что есть у него ко мне некий интерес, данное обстоятельство здорово беспокоило, хоть я и не торопилась самой себе признаться в этом. «Поживем, увидим, – философски решила я. – Если этот тип что-то затевает, то в ближайшее время непременно объявится». И с усердием принялась глазеть на дома за окном.

Родной город вызывал смешанные чувства, вроде бы все знакомо и вместе с тем чужое. А внезапное беспокойство все набирало обороты, превращаясь в легкую панику. Может, сбежать отсюда, пока не поздно? В какой-то момент я всерьез решила вернуться в аэропорт. Однако в моем мире трусость уважения не вызывала. А что это, если не трусость? В общем, я пялилась в окно и помалкивала. Шофер тоже молчал. На светофоре мы свернули, и впереди показался дом: сталинка-пятиэтажка с аркой посередине. Его недавно заново оштукатурили и покрасили в ядовито-розовый цвет.

Машина миновала арку и, въехав во двор, притормозила возле третьего подъезда. Шофер повернулся и выжидающе посмотрел на меня.

– Спасибо, – буркнула я, взяв с сиденья рюкзак и сумку с ноутбуком.

– Проводить? – спросил он.

– Нет, спасибо.

Он уехал, а я немного постояла, разглядывая дом. Сердце особо не шалило, но волнение присутствовало. Вздохнув, я направилась к подъезду. Вместо кодового замка домофон. Я принялась возиться с ключами, заметив с недовольством, что руки дрожат. На второй этаж поднималась нарочито медленно, потом еще пару минут стояла перед новой внушительного вида дверью под красное дерево. Ключ легко повернулся в замке, и я открыла дверь. Просторная прихожая тонула в полумраке. Родительская квартира была трехкомнатной. После похорон отца мы некоторое время жили в квартире Виктора, типовой двушке в спальном районе. Но через два месяца вернулись сюда: переходить в другую школу я не хотела, а ездить с другого конца города было неудобно. Свою квартиру Витька продал, деньги положил в банк на мое имя. На вопрос, зачем он это сделал, пожал плечами и ответил: «Мало ли что. Хватит тебе и на учебу, и на жизнь на первое время». Это «мало ли что» мне тогда очень не понравилось, но к тому моменту я уже знала: переубедить брата, если он принял решение, возможным не представлялось. И вместе с благодарностью в мою детскую душу закралось беспокойство, которое отступало лишь по вечерам, когда Виктор возвращался домой. По необъяснимой причине я была уверена: пока я рядом, с ним ничего не случится.

Потоптавшись в прихожей, я прошла в кухню. Жалюзи опущены, оттого здесь тоже царил полумрак. Я подняла их, открыла окно (воздух был спертый) и только после этого принялась оглядываться. Ничего здесь не изменилось. Та же мебель, те же сидушки на стульях (когда-то я сшила их на уроке труда), и посуда та же. Два бокала с изображением котов, один большой, другой поменьше. На моем бокале кот был рыжим, толстым, с хитрым прищуром, на Витькином – злодейского вида, с черной повязкой на глазу и саблей в толстой лапе. Пират и Рыжик. Брат купил эти бокалы в Праге, где мы встречали Рождество. Я увидела их в витрине магазинчика на одной из улочек, что петляли возле Карлова моста.

– Привет, – сказала я, глупо улыбаясь, не торопясь закрыть шкаф. А потом заревела. Бог знает, кого и что я оплакивала, то ли свою некогда счастливую жизнь, то ли все-таки брата. А может, просто было жаль детства, безвозвратно ушедшего.

Я поспешно схватила полотенце, ткнулась в него физиономией и постояла так немного. Потом продолжила ревизию шкафов, так, без особой надобности. Соль, сахар, кофе, чай. Все в аккуратных баночках с надписями на немецком, куплены они были в одну из многочисленных поездок. Витька, зная за мной страсть к приобретательству всякой посуды, по большей части ненужной, смеясь, дразнил меня «домовитой». «Похоже, брат сюда часто заглядывал», – решила я и вдруг поняла: он в самом деле ждал меня. Неужто всерьез думал, что я вернусь?

Я зло усмехнулась и отправилась бродить по квартире. Все выглядело так, точно покинула я ее несколько дней назад. Лишь слой пыли намекал на длительное отсутствие хозяев. В свою комнату я зашла в последнюю очередь. Диван-кровать, письменный стол у окна, туалетный столик, предмет моей гордости, белый, с позолотой. Само собой, Витькин подарок. Я выдвинула верхний ящик и покачала головой: тени, губная помада, флакончик духов. Арсенал молоденькой девушки. За шесть лет аромат духов должен был улетучиться, ан нет, запах стойкий. Я догадалась взглянуть на коробочку с тенями и присвистнула: куплены они были недавно.

– Сукин сын, – буркнула я, борясь со слезами, и вошла в гардеробную. Витька выделил под нее часть комнаты, когда мне исполнилось пятнадцать, комната стала заметно меньше, а счастья у меня куда больше. Собственная гардеробная! Платья на плечиках, туфли, ровные стопочки одежды. Все на месте. Какого черта он не отправил все это в мусорный контейнер?

Вздохнув, я устроилась на диване, взяв в руки плюшевого медведя и пристроив на его голове подбородок. Медведя звали Потапыч, а появился он здесь в день моего рождения. В общем, можно считать, мы ровесники.

– Как дела, зверь? – спросила я, поглаживая его плюшевое брюхо. На шее у него висела тряпичная сумочка, похожая на конверт, застегнутый на кнопку. Витька любил прятать туда маленькие подарки, то заколку для волос, то конфеты. А я каждый раз визжала от радости, неожиданно их обнаружив. Рука машинально переместилась к сумке и замерла. Там что-то было. Очередной подарок? Сейчас это воспринималось скорее глупой шуткой. Сумку я все-таки открыла и увидела сложенный пополам небольшой лист бумаги, торопливо развернула его дрожащими пальцами. Почерк брата, всего три слова: «Это не я».

Я сцепила зубы и минут пять смотрела на ровные, почти печатные буквы. Потом скомкала бумагу, криво усмехаясь.

– Не ты? – спросила громко, точно он мог услышать. – А кто?

Брата не было в живых, но злость, тяжелая, вязкая, не проходила, а вместе с ней зрела обида, почти детская, от которой щипало глаза, обида на весь этот спектакль: тряпки, туфли, духи, долгое ожидание и эту беспомощную попытку оправдаться. «Это не я». Он всерьез рассчитывал заморочить мне голову, вызвать сомнение? Надеялся, что моей любви хватит, чтобы поверить? Когда очень любишь, готов поверить во все, что угодно, лишь бы опять вернуться в уютный мирок, где когда-то было так хорошо.

С моей любовью он дал маху, ничего, кроме раздражения, эта его записка не вызвала. А потом захотелось покинуть квартиру, чтобы не слышать тихий шепот, точно из ниоткуда: «а вдруг?» Это «а вдруг?» бесило даже больше самой записки.

– Ничего не выйдет, – сквозь зубы пробормотала я и направилась в прихожую, в самом деле торопясь уйти. Там, на улице, избавиться от наваждения куда проще, чем здесь, среди привычных вещей, напоминавших о брате, о моей любви к нему, о житье-бытье, наполненном счастьем. Тем самым счастьем, что однажды он подарил мне, великодушно и щедро, а потом отнял. В один день, в одно мгновение.

Я уже взялась за ручку двери, но в последний момент остановилась. «Я свободна, – подумала спокойно. – А вокруг просто старые вещи. И никакой магии. Есть они или нет – значения не имеет». Еще сомневаясь и словно желая проверить, имеют или нет, я опять прошлась по квартире. В кухне включила чайник, выпила кофе и вновь вернулась мыслями к брату, но теперь думала о нем спокойно, отстраненно, как о чужом.

Он оставил мне записку. В том, что она адресовалась мне и только мне, сомнений никаких. Допустим, он ждал, что я вернусь, но вряд ли рассчитывал на встречу двух родственников с улыбками и объятиями. И эта записка, найденная мною случайно, по замыслу брата должна послужить началом примирения, поводом для разговора по душам? Он сможет оправдаться, а я выслушать. Бред. Тогда что? Что он хотел сказать мне этой запиской, спрятанной в детской игрушке, которую я, вполне вероятно, решу оставить себе, если все-таки появлюсь тут? Рука не поднимется выбросить плюшевого зверя, на чашки-ложки и тряпье в гардеробной наплюю, а медведя запихну в рюкзак. Витька знал: родной город для меня табу, пока он здесь. И вернусь я сюда лишь в одном случае… черт, получается, допускал мысль, что может быть убит? И эта записка вовсе не глупая попытка оправдаться…

Я вновь прошлась по квартире, спокойно, сосредоточенно. После его убийства следователи наверняка побывали и в этой квартире. И ничего не нашли? Плюшевый медведь интереса не вызвал. Даже найди они записку, вряд ли бы она привлекла их внимание. Бессмыслица, которую не способен понять никто, кроме меня. Если они ничего не нашли, у меня тоже шансов немного. Но я терпеливо открывала дверцы шкафов, перетряхивала книги, заглядывала в вазы, в носастый чайник в немецкой горке, перекладывала, перебирала… Никаких вещей Виктора в квартире не оказалось, только мои и те, что остались от родителей. Он как будто разграничил пространство, и это было мое, мое и родительское, которое, с его точки зрения, тоже принадлежало мне.

Через два часа я вновь пила кофе в кухне, уже зная: искать бессмысленно по той простой причине, что ничего, кроме записки, он не оставил. Мое состояние вполне можно было назвать умиротворенным, сделала, что в моих силах, а теперь с чистой совестью в гостиницу, хотя отчего бы здесь не остановиться?

Возвращая вымытую чашку в шкаф, я вдруг поняла, где надо искать. Конечно. Как я могла забыть? Витька предпочитал держать в доме кое-какую наличность, иногда довольно значительную, и с этой целью оборудовал тайник.

Я припустилась к дивану в гостиной. Потянула нижний ящик на себя. Крышка легко открылась, ящик был пуст. Раньше здесь лежали одеяло и две подушки, на случай, если кто-то из гостей останется ночевать. А вот дно ящика с секретом, точнее, днище было двойным, между листами фанеры пространство в несколько сантиметров, куда Витька и складывал деньги.

Я провела рукой по краю и, нащупав бечевку, аккуратно за нее потянула. Фанера легко приподнялась, а я увидела ноутбук. Совсем маленький, для работы такой вряд ли годился. Достав ноутбук, я вертела его в руках, задаваясь вопросом: хочу ли я знать тайны брата? «Не хочу», – кто-то панически заголосил внутри меня, но я уже двигала в свою бывшую комнату, включила ноутбук в розетку и теперь таращилась на дисплей.

На рабочем столе три папки, все три с фотографиями. Я тщательно просмотрела каждую. На фото из первой папки мой брат в компании Вальки и молодого мужчины в очках. Берег реки, костерок на берегу, Витька держит в руках здоровенную рыбу, улыбаясь в объектив. Во второй папке фотографии с красавицей-блондинкой где-то на отдыхе: море, пальмы, бар возле бассейна. Девушка жмется к Витьке, на лицах обоих полнейшее удовлетворение. Третья папка мало чем отличалась от второй: пальмы, море, но вместо блондинки плечистая брюнетка со стрижкой под мальчика. Всего двадцать семь фотографий. И ничего больше. Вообще ничего. Выходит, этот компьютер брат использовал в сугубо личных целях. Вот только с какой стати его прятать в тайник? Я понятия не имела, есть ли здесь Интернет, то есть шесть лет назад он, конечно, был, но, учитывая, что Витька довольно давно переехал… Кликнула по иконке, на экране возникла страница Яндекс. Мне повезло, почта открылась автоматически, пароль был сохранен. Всего тридцать два письма, самое раннее пришло несколько дней назад, накануне того самого дня, когда брат был убит. Либо компьютер он приобрел совсем недавно, либо все предыдущие письма уничтожил.

Я начала с верхнего, с того, что пришло сегодня. Обычная рассылка, как и еще двадцать девять писем. Одно письмо от какого-то Эдика, он сообщал, что в мае собирается на рыбалку в Астрахань, и интересовался, не желает ли Виктор присоединиться. И наконец, последнее письмо, то, что пришло накануне гибели брата. Заглавные буквы, жирный шрифт «Я знаю, кто ты. И ты за это заплатишь».

– Черт, – выругалась я и повторила: – Черт…

От телефонного звонка я вздрогнула, в первое мгновение даже не поняв, что это. А потом поплелась в прихожую, где стоял телефон. Мужской голос, смутно знакомый.

– Кристина Олеговна? Это Артем Леонидович. – Ясно. Адвокат. – Извините, что беспокою, – продолжил он. – Хотел узнать, как вы устроились, все ли в порядке?

– Да, все отлично, – буркнула я, перед глазами все еще была страница с крупными черными буквами.

– Что ж… вы, должно быть, хотите отдохнуть с дороги, – в голосе неуверенность.

– Считаете, нам надо поговорить?

– Время терпит… хотя… я недалеко от вашего дома, могу подъехать, если вы не возражаете.

– Не возражаю.

– Тогда минут через десять я буду у вас.

Я вернулась в свою комнату, выключила ноутбук и сунула его в рюкзак.

Вскоре раздался сигнал домофона, я открыла дверь, ожидая гостя. На лестничной клетке появился мужчина лет тридцати пяти, в строгом костюме в полоску, поверх которого была легкая куртка с расстегнутой «молнией». Мужчина высокий, стройный, даже худой, хотя, может, так только казалось из-за его роста. Метр девяносто сантиметров, не меньше. На адвоката он, с моей точки зрения, походил мало, ему бы в баскетболисты, впрочем, одно другому не мешает. Очки без оправы на аккуратном носе, который больше подошел бы женщине. Подбородок с ямочкой и пухлые губы. Симпатичный. Разглядывая его, я поняла, что несколько минут назад видела его фотографии… На фото он стоял обнаженным по пояс и доходягой точно не выглядел. Получается, их с братом связывала не только работа, свободное время они тоже проводили вместе.

– Какой сюрприз, – скупо улыбнулся он, входя в квартиру. – Я видел ваш портрет, там вы блондинка.

– А брюнетки вам не нравятся? – спросила я серьезно.

– У меня разносторонние интересы.

– У меня тоже. Вчера блондинка, сегодня брюнетка, завтра рыжая.

– Любите эксперименты?

– Ищу себя в многообразии жизни.

– И как?

Я пожала плечами:

– Все еще в поиске.

Он снял куртку и повесил ее в шкаф. Ни портфеля, ни папки в руках у него не было, следовательно, заглянул для предварительной беседы.

– Хотите кофе? – предложила я.

– С удовольствием.

Мы прошли в кухню, Артем Леонидович заинтересованных взглядов по сторонам не бросал, из этого я заключила, что в квартире ему приходилось бывать и раньше.