Ученик чернокнижника Белогоров Александр

Глава I

Раз, два – взяли!

Максим Егоров не спеша поднимался по лестнице своего подъезда. Конечно, любой из подавляющего большинства его сверстников легко бы взбежал вверх, перепрыгивая через ступеньки, хотя бы Витька Корольков с четвертого этажа, но Максим торопиться не любил. Среди одноклассников он всегда отличался солидностью и рассудительностью не по годам, чем вызывал немало насмешек, но вместе с тем немалое же уважение. Когда требовалось авторитетное мнение по важным вопросам, ребята часто обращались к нему, и он, как правило, не разочаровывал. Наморщив лоб, Максим давал ответ на поставленный вопрос и с удовлетворением взирал на вопрошавшего. Если же ответа не находилось даже у него, то оставалось прекратить дискуссию либо побеспокоить кого-то из учителей. Но такое случалась нечасто; по крайней мере там, где дело касалось естественных наук.

Не далее как сегодня Максим разрешил бурный спор одноклассников о том, что такое царская водка и можно ли ее пить. А ведь нашлись такие, кто думал, будто это напиток русских царей, а Толька Пасулькин, известный фантазер, договорился даже до того, будто ее рецепт составил сам Петр Первый. Такой глупости Максим, конечно, не стерпел и популярно разъяснил, что царская водка – это смесь кислот, соляной и азотной, а названа так потому, что в ней растворяется даже золото. Пропорций Егоров, к сожалению, не помнил, поэтому окончательно добить соперников не получилось, но и сказанного вполне хватило, чтобы еще больше укрепить свой авторитет.

Среди тех, кто безоговорочно восхищался профессорскими познаниями Максима, первым был его друг, сосед и одноклассник Витька Корольков. Очень живому, спортивному Витьке науки давались с трудом, зато у него никогда не было проблем с физкультурой, так страстно ненавидимой Максимом. Окружающим трудно было понять, как два таких разных человека ухитрялись так крепко дружить. Им и самим трудно было это объяснить, но факт оставался фактом: ребятам было интересно друг с другом. Максиму как-то пришло в голову сравнение, что их притягивает друг к другу, словно частицы с разными зарядами.

Познакомились они при обстоятельствах, весьма драматичных. Максим тогда только переехал с родителями в этот дом и вышел осмотреть новые места. И вдруг, ни с того ни с сего, к нему стали задираться два каких-то типа. Хулиганы были даже чуть моложе его, но при этом очень наглые и агрессивные, словом, принадлежали к той породе людей, которую Максим всегда так презирал, но в то же время боялся. Растерявшийся мальчик приготовился к чему-то очень плохому; он прижался к стене и затравленно озирался по сторонам, но двор, как назло, в это жаркое летнее время был совершенно безлюден, все разъехались за город.

И тут, откуда ни возьмись, появился спортивный парень, почти на голову выше Максима и раза в два шире в плечах. Он, ни слова не говоря, отшвырнул одного из хулиганов так, что тот отлетел на несколько метров и плюхнулся прямо в непросыхающую лужу. Второй же не стал дожидаться аналогичной участи и просто-напросто бросился наутек. Вскоре за ним, прихрамывая, последовал первый наглец. С тех пор Максиму несколько раз случалось их видеть, но они при этом старались на всякий случай обходить его стороной.

«Вот то-то!» – глубокомысленно изрек неожиданный спаситель и стал знакомиться. Оказалось, что живет он в том же подъезде, только этажом выше, прямо над квартирой Егоровых, что, несмотря на разницу в габаритах, они ровесники и что, наконец, учиться они будут в одном классе. Последнее обстоятельство особенно порадовало Максима: во-первых, приятно, что первого сентября в школе окажется хотя бы одно знакомое лицо, а во-вторых, такой серьезный товарищ мог оказаться весьма полезным. Кто знает, что в новой школе за народ и как они воспримут новичка.

Ребята стали часто видеться, и, как ни странно, ведущую роль в этой паре очень скоро стал играть Максим. Он поражал Витьку своими познаниями, а тот внимательно его слушал, время от времени разбавляя «лекцию» житейским здравым смыслом. Максиму же было интересно узнавать от друга о тех сторонах жизни, которые были ему знакомы в основном по книгам.

Опасения по поводу новой школы, к счастью, не оправдались. Очень скоро Максим почувствовал здесь себя еще лучше, чем в прежней. Скорее всего так произошло потому, что в старой школе у него не было настоящего друга, так, приятели. Да и народ здесь подобрался попроще: в классе не оказалось ни одного богатенького сноба. Не было и конкуренции: такого, как он, книгочея-всезнайки больше не нашлось. А до чего же приятно чувствовать себя единственным в своем роде и незаменимым!

Так что жизнь для поднимающегося к себе домой школьника казалась штукой простой и приятной. Скоро оканчивалась учебная четверть, приближались каникулы, словом, все складывалось как нельзя лучше. Максим строил приятные планы на день (как человек серьезный и рассудительный он предпочитал планировать свой день заранее): быстро покончить с уроками (он терпеть не мог откладывать дела, которые ему не нравились, на потом), а затем наконец-то взяться за новую книгу. Ну а вечером можно прогуляться с Витькой…

На лестничной клетке второго этажа Максим столкнулся лицом к лицу с соседом, Афанасием Семеновичем, личностью весьма примечательной. Ему, наверное, было лет семьдесят пять, но выглядел он, что называется, молодцом. Этот высокий, худощавый старик держался на редкость прямо, а его пронзительные черные глаза и замечательно ровные, белые зубы, казалось, принадлежали юноше. Тщательно расчесанные, неожиданно густые, седые, отливающие голубизной волосы, борода и усы резко контрастировали с кустистыми, черными бровями, которые вкупе с крючковатым носом придавали соседу вид несколько зловещий. Чем-то он был похож на сказочного чародея. Впрочем, несмотря на грозную внешность, Афанасий Семенович всегда был отменно вежлив и ни капельки не напоминал ворчливых ровесников, которые целыми днями забивали во дворе «козла», спорили о политике и ругали молодежь. Вот только почему-то его очень не любили собаки; едва завидев его, они поднимали лай. По-видимому, это чувство было взаимным, и Афанасий Семенович, хотя и не страдал хромотой, всегда носил с собой элегантную, но увесистую тросточку, чтобы их отгонять.

Сейчас сосед стоял, согнувшись, над каким-то ящиком размером с чемодан и сосредоточенно пытался втащить его в свою квартиру. Но то ли ящик оказался чересчур тяжел для старика, то ли он просто за что-то зацепился, пронести его никак не получалось. Конечно, со стороны это выглядело довольно смешно, но Максим был воспитанным человеком и не рассмеялся даже внутренне.

– Добрый день, Афанасий Семенович! – громко и отчетливо сказал он. Максим по собственному опыту знал, что многие пожилые люди глуховаты и обидчивы. Они могут ничего не расслышать и обидеться, что он не поздоровался, или, того хуже, услышать что-нибудь не то. Так, например, одна бабушка еще в старом доме, где Максим жил раньше, вместо его: «Доброе утро!», сказанного скороговоркой, услышала что-то про «дуру», нажаловалась Максимовым родителям и своим товаркам. И если мама с папой, к счастью, хорошо зная сына, ей не поверили, то у пенсионеров этого двора он на всю оставшуюся жизнь прослыл грубияном. Отец тогда еще долго смеялся и процитировал одного философа: «Кто плохо слышит, всегда услышит что-нибудь лишнее».

– Добрый день, молодой человек! – проговорил сосед резковатым, но бодрым и в общем-то приветливым голосом. Он поднял голову и так внимательно посмотрел на собеседника, словно видел его насквозь.

Под его взглядом Максиму стало слегка не по себе. Возникло чувство неловкости и порыв помочь старичку. Но в то же время Максим так не любил физическую работу! Только весь вспотеешь, а удовольствия никакого. Да еще к тому же такая помощь могла расстроить его сегодняшние планы. Вдруг старик начнет угощать его чаем да вспоминать молодость (ведь скучно ему одному целый день сидеть). Тогда то ли помирай с тоски, то ли невежливо удирай.

– Давайте я вам помогу! – вздохнул Максим. Благородная часть натуры пересилила-таки эгоистическую.

– Спасибо, молодой человек! Буду вам премного благодарен! – Старичок, казалось, только и ждал предложения Максима и рассчитывал на него. Он с готовностью выпрямился, предлагая помощнику полную свободу действий.

Максим не спеша поставил у двери свою школьную сумку и, почесывая затылок, подошел к ящику, не очень-то представляя, с какой стороны за него взяться. Он уже начал раскаиваться в своем добром порыве. «Похоже, старый хрыч и не собирается мне помогать. Встал в стороне и смотрит. Я вызвался помочь, а не тащить все один. Что я ему, в грузчики нанимался? Ну что ж, теперь ничего не поделаешь!» К соседу, который ему в общем-то всегда нравился, Максим понемногу начинал испытывать антипатию.

– Раз-два – взяли! – неожиданно прозвучало у Максима над ухом, едва он наклонился над ящиком. Он даже вздрогнул. Это Афанасий Семенович каким-то непостижимо быстрым образом умудрился проскочить мимо него и взяться за ношу с другой стороны.

Ящик для своих внушительных габаритов оказался неожиданно легким. Максим даже удивился, как это такой крепкий старик не мог справиться с ним сам. Но вслух, конечно, своего удивления не высказал. Мало ли у кого какие болезни: может, ему нельзя поднимать ничего тяжелого.

– Если вам не трудно, давайте отнесем его в комнату. – Странная манера речи Афанасия Семеновича, его вежливо-старомодные обороты слегка смешили Максима. К тому же он не привык, чтобы его называли на «вы», разве что в шутку. Нельзя сказать, чтобы это было ему неприятно, скорее наоборот, но уж больно непривычно! А ведь сосед говорил совершенно серьезно, без тени иронии в голосе. Или это только так казалось?

Максим, пятясь задом, как рак, опустил наконец ящик на пол, выпрямился и, бросив взгляд в сторону, так и охнул от неожиданности. Что он ожидал увидеть в квартире одинокого пенсионера? Старую мебель, старинные часы с боем, пожелтевшие от времени фотографии, какие-нибудь безделушки, дорогие как память, разложенные и развешанные в раз и навсегда заведенном порядке и не покидавшие своих мест вот уже много лет… Но здесь все было иначе. Увиденное здорово его удивило.

Комната представляла собой небольшую, но прекрасно оборудованную лабораторию. Не то физическую, не то химическую – Максим сразу не разобрал. Почему-то ему сразу вспомнилось, что есть такая наука: физическая химия, но ее содержание он представлял весьма смутно. В комнате царил идеальный порядок: ничего лишнего. На столиках и специальных подставках стояли, поблескивая шкалами, всевозможные приборы. Здесь же переливались в лучах солнца, щедро освещавшего лабораторию, различные колбы, стеклянные трубочки, как пустые, так и заполненные разноцветными жидкостями… Таких лабораторий наяву Максим еще не видел (куда там школьному убожеству!), только в кино, где они, как правило, принадлежали ученым: либо с большими причудами, либо вовсе чокнутым. И почему только во всех фильмах ученые именно такие?! Ведь в нормальной жизни это чаще всего обычные, а нередко и просто скучноватые люди.

– Ну-с, молодой человек, как вам понравилось мое жилище? – Старик явно наслаждался произведенным впечатлением, на которое, видимо, и рассчитывал.

– Это… Это… – Максим совсем растерялся, не находя слов. – Это поразительно! – восторженно выговорил он наконец. – Вы, наверное, бывший ученый, профессор…

– Бывших ученых не бывает! – быстро и слегка обиженно проговорил старик. – Это склад ума, характера. Или ты ученый, или нет!

– Простите, Афанасий Семенович! – поспешно извинился Максим. – Я не так выразился.

– Ничего страшного! – Сосед махнул рукой. – Ты, конечно, решил, что я профессор на пенсии.

Максим молча кивнул. Когда Афанасий Семенович неожиданно обиделся, мальчик подумал, что сейчас ему придется уходить. Еще недавно он ломал голову, как бы поскорей улизнуть. Теперь же ему очень этого не хотелось. Он жаждал познакомиться с лабораторией, а заодно и с ее странным хозяином поближе.

– Так вот, ничего подобного! – продолжал тем временем старичок. – Я любитель, самоучка. – И, словно не замечая слегка вытянувшегося лица Максима, на котором можно было прочесть некоторое разочарование, неожиданно заявил: – В древние времена меня назвали бы алхимиком.

Максим не удержался и хмыкнул. Такого он никак не ожидал. Перед ним, выходит, был никакой не ученый, а обычный любитель, хорошо еще если не сумасшедший, проводящий жизнь в поисках философского камня, вечного двигателя, живой воды или еще чего-нибудь в этом духе. Но лаборатория его привлекала.

– Зря вы смеетесь, молодой человек! – улыбнулся в ответ старик. – Многие из великих были самоучками. Взять хотя бы Фарадея.

Но тем не менее, словно понимая состояние юного собеседника, Афанасий Семенович предложил ему осмотреть свое необычное хозяйство. Старик оказался хорошим рассказчиком. Он объяснял назначение каждого прибора, рассказывал о реактивах, налитых в колбы и пробирки. Наверное, ему нечасто приходилось общаться со столь заинтересованным слушателем, поэтому говорил он долго и увлеченно, потряхивая от усердия седой бородой. В конце концов у Максима мысли начали путаться в голове от обилия новой информации. К тому же он не мог уяснить главного: для чего предназначалась лаборатория в целом. Спросить же напрямую было неудобно; ведь вполне возможно, что этого не знал даже сам хозяин, который просто увлекался интересными опытами.

В ящике, который они внесли и который Афанасий Семенович распаковал при Максиме, оказалась новая порция колб и реторт, тщательно проложенных бумагой и тканью. Они так завлекательно блестели, что мальчику сразу захотелось повозиться с ними, поработать, поставить какой-нибудь эксперимент.

– Уж извини, что пришлось тебя побеспокоить, – оправдывался старик, и Максиму это очень польстило: нечасто взрослые находят нужным извиняться перед детьми и даже просто объяснять свои поступки. – Грузчики донесли контейнер только до дверей, а один я боялся что-нибудь разбить.

Максим поспешил заверить Афанасия Семеновича, что ему было ничуть не трудно помочь соседу и даже пообещал делать это в дальнейшем. Еще бы: ради возможности побывать в такой прекрасной лаборатории стоило немного потаскать тяжести!

Глава II

«Колдун, да и только!»

Когда Максим вышел от соседа с кучей впечатлений и приглашением заходить еще, на улице уже стемнело. Даже удивительно, как быстро пролетело время в общении с приятным старичком. Сейчас Максим даже не жалел, что рухнули планы на день – ради такого интересного события стоило их переменить. Тут он по какому-то странному внутреннему побуждению напоследок оглянулся на обитую плотной черной кожей дверь. И замер в остолбенении.

Оттуда, будто из-за окна, на него смотрел мальчишка с невыразимо печальным взглядом. Его каштановые волосы были аккуратно завиты и уложены как у девчонки-модницы, а шею украшал кружевной воротничок. Но все это почему-то не казалось смешным и нелепым. Он скорее напоминал иллюстрацию к книге о Средних веках или эпохе Возрождения. «Я тоже заходил к нему в гости!» – тихо и очень грустно произнес мальчик, и, прежде чем Максим успел опомниться, изображение исчезло.

Максим недоуменно повертел головой, словно отгоняя наваждение. Перед ним была обычная квартирная дверь, разве что несколько мрачноватая. Мама, например, ни за что не согласилась бы поставить такую. Максим даже провел по двери рукой, но никаких необычных ощущений не испытал. Наконец он решил, что это обычная галлюцинация, которая случилась из-за долгого сидения в духоте. Случай, конечно, неприятный, но вполне объяснимый. Дав себе слово постараться как можно быстрее выкинуть его из головы, Максим решительно повернулся к двери старика спиной и поспешил домой, где его должны были уже заждаться.

Едва он вошел в квартиру, как на него накинулась мама. Она, и не без оснований, не считала сына достаточно самостоятельным человеком, а потому очень переживала, если он задерживался допоздна, не предупредив ее и не представив надежного поручителя за то, что с ним ничего не случится. Надежным поручителем считался кто-нибудь из хорошо знакомых взрослых и, неизвестно почему, Витька Корольков, которому мама почему-то очень доверяла. Отец же, напротив, полагал, что Максим растет слишком домашним, и даже радовался проявлениям самостоятельности, а потому совсем не нервничал, еще больше раздражая маму. Вот и сейчас он только что вышел с балкона, где преспокойно попыхивал трубкой (сигареты Егоров-старший считал чем-то несерьезным, несолидным: так, баловство одно).

Максим нахмурился. Он терпеть не мог, когда к нему относились как к маленькому. В самом деле, человеку уже стукнуло тринадцать, а с ним носятся как с первоклашкой. Конечно, против некоторых проявлений родительской опеки Максим не возражал: перспектива самому стирать и готовить его мало прельщала, но всему же должны быть свои границы!

– И где же это ты весь день пропадаешь! – возмущалась мать. – Хоть бы предупредил, позвонил. Знаешь же, как мы волнуемся! – Отец кашлянул. Наталья Сергеевна, так звали маму Максима, имела привычку говорить и от своего, и от его имени, вне зависимости от того, насколько ее мнение разделял муж. – И Витька два раза тебя спрашивал. Я уже всех твоих одноклассников обзвонила!..

«Только этого еще не хватало! – подумал Максим. – Завтра все начнут подкалывать, куда я потерялся и нашла ли меня мама! И когда только она поймет, что я уже не маленький!» Надо было что-то отвечать. Иначе маминым излияниям не будет конца. В визите к пожилому соседу не было ничего предосудительного, однако Максиму почему-то очень не хотелось об этом рассказывать. Но так как никакой подходящей маленькой лжи на язык не пришло, надо было выкладывать все как есть.

– Не знаю, мам, чего ты волнуешься! – Максим старался говорить веско и спокойно. – Я просто помог Афанасию Семеновичу и слегка у него засиделся…

– Какому это Афанасию Семеновичу? – не поняла сразу мама. Визит сына к странному соседу как-то не пришел ей в голову. Она даже сначала подумала, что речь идет о ком-то из учителей.

– Как какому? Нашему соседу из девятой квартиры. – Максим старался отвечать так, будто не произошло совершенно ничего особенного. Таким тоном он мог бы, например, рассказывать о встрече с Витькой или еще с кем-нибудь из одноклассников.

Мама с удивлением воззрилась на сына. Этого она уж никак не ожидала. Наталья Сергеевна даже на несколько секунд замолчала, что в разговоре было для нее нехарактерно.

– Да что тебе у него делать? – пришла она наконец в себя. – Нашел себе товарища! Да меня при встрече с ним каждый раз в дрожь бросает. Колдун, да и только! – Беззвучный смех папы начал прорываться наружу. Мама вообще всерьез относилась к таким понятиям, как «дурной глаз», «энергетический вампир» и тому подобное, чем доставляла ему немало веселья. Но колдун – это было слишком даже для нее.

– Колдун!.. – Максим усмехнулся, стараясь подражать отцу. Во всякие антинаучные предположения он, разумеется, тоже не верил. – Да он ученый!

– Вот как? Очень интересно, – впервые вступил в разговор отец. – И какой же наукой он занимается?

– Я точно не знаю, но кажется, физической химией, – выпалил ободренный Максим. – У него дома целая лаборатория.

– Ишь ты! А мы и не знали, что живем по соседству с алхимиком. – Папа явно иронизировал, и Максиму стало очень обидно. Он-то рассчитывал на понимание с его стороны. – Ну что ж, все лучше, чем в домино стучать да в телевизор пялиться.

– Этого еще не хватало! – не сдавалась мама. – Еще, чего доброго, весь дом сожжет или взорвет. Смешает чего-нибудь не то. В таком возрасте человеку и плиту доверять опасно. – Мама хорошо помнила, как в доме, где они раньше жили, одна пенсионерка упустила на кухне газ и устроила взрыв. – А может, он вообще взрывчатку делает и террористам продает? А что вы смеетесь? На одну пенсию разве лабораторию организуешь?

Наконец мама сама рассмеялась, и конфликт был улажен. С Максима взяли обещание впредь сообщать о своих отлучках, а Наталья Сергеевна, хоть и неохотно, сняла свои возражения против визитов к ученому соседу. Она все-таки рассудила, что безобидный старый чудак, хотя и вызывающий у нее антипатию, гораздо лучше всех тех ужасов, которыми ежедневно пугают родителей по телевизору.

Глава III

Второй визит

– Привет, Максик! – Этими словами приветствовал друга Витька Корольков утром, встретившись с ним у школы. Максим поморщился. Он терпеть не мог, когда его называли даже Максом, а уж тем более Максиком, и Витька прекрасно это знал. Но друг, обиженный тем, что Егоров сорвал вчерашние совместные планы, специально решил его поддеть.

– Привет, Витек! – Достойного ответа у Максима не нашлось. Королькову было абсолютно все равно, называют его Виктором, Витькой, Витьком или даже Витюшей. Оставалось только отвечать в тон. – Ты извини, что так вчера вышло, но вот, пришлось задержаться…

– Так куда ты вчера подевался? – Витька, в отличие от Максима, говорил быстро и энергично, без долгих предисловий, сразу переходя к сути вопроса. – В подъезд вошел, я сам видел, а до квартиры не добрался. Я тебя даже на чердаке искал! – Тут он рассмеялся, ибо представить осторожного и рассудительного Максима Егорова, залезшего на чердак, да еще в одиночку, было ох как непросто.

– Да вот, помог Афанасию Семеновичу и немного задержался у него, – ответил Максим самым непринужденным тоном. Витька изумленно уставился на него. Он допускал, что можно помочь пенсионеру, если тот сам того попросит, но чтобы по доброй воле сидеть у него весь день!.. Такое не укладывалось в голове.

– И что же ты делал в гостях у этого ископаемого? – выдавил он наконец, а когда Максим рассказал о лаборатории, даже присвистнул от удивления. (Он делал это часто, и от этой привычки его безуспешно старалась отучить суеверная бабушка, утверждавшая, что с такими манерами денег у него никогда не будет.) Конечно, несколько часов в лаборатории Витька бы не выдержал, но посмотрел бы с удовольствием, о чем сразу и заявил. Он вообще не отличался излишней стеснительностью.

– Ну, я не знаю… – протянул Максим, который, наоборот, был человеком очень деликатным и сам терпеть не мог, когда к нему заходили без приглашения или хотя бы не предупредив. – Я спрошу у Афанасия Семеновича…

– Старичок будет только рад! – беспечно махнул рукой Витька. – Ему же ужасно скучно целыми днями одному.

Максим в ответ с сомнением покачал головой. Он был далеко не уверен, что странный сосед обрадуется еще одному гостю. Да и потом, когда ему скучать со своими опытами. Если человек чем-то здорово увлечен, то ничего другого ему и не надо. Вот, например, его дядя, Сергей Алексеевич: как засядет со своими марками, так ничего вокруг не замечает. Так и сидит часами, да еще злится, если его отвлекают, даже на обед. Марки, конечно, у него замечательные, но чтобы до такой степени на них помешаться взрослому человеку… Другое дело – физические опыты. Занятие серьезное и куда интереснее. Особенно если сам пытаешься что-то изобрести, открыть…

После школы Максим в этот день собирался зайти к Афанасию Семеновичу, но не знал, как отделаться от Витьки, который шел домой вместе с ним, твердо намереваясь на этот раз не дать другу исчезнуть. Максим же опасался, что сосед обидится на непрошеного визитера и больше не допустит к себе даже его. А уж как пожилые люди бывают обидчивы, он себе прекрасно представлял.

К удивлению и облегчению Максима, странный сосед вновь встретился ему в подъезде. Когда ребята туда вошли, он как раз доставал из почтового ящика какие-то письма.

– Добрый день, молодые люди! – в своей старомодной манере поздоровался Афанасий Семенович в ответ на их приветствие. Создавалось впечатление, что он рад этой встрече. – Не желаете сегодня меня навестить? Если, конечно, я не наскучил вам в прошлый раз. – Он обращался главным образом к Максиму, но пока тот собирался с мыслями, за него ответил Витька.

– Да, мы как раз хотели сегодня зайти к вам. Спасибо за приглашение! – заявил он без тени смущения.

Максим стиснул зубы и жутко покраснел. Ему стало очень стыдно за такую бесцеремонность друга. Но Афанасий Семенович только внимательно посмотрел на Витьку, а потом, уже поднимаясь по лестнице, понимающе улыбнулся Максиму. У того отлегло от сердца: старичок оказался не обидчивым.

При виде лаборатории Афанасия Семеновича Витька удивленно присвистнул. Ему сразу захотелось понаблюдать за каким-нибудь опытом, о чем он не преминул сразу же заявить.

– И какая же научная область вас интересует, молодой человек? – Голос соседа звучал явно иронически, но Витька, в отличие от Максима, этого не уловил.

– Ну, например, как на химии, – не смущаясь, заявил он. – Сливают две белые, то есть прозрачные, жидкости, а получается что-то вроде крови. – Такое вы можете сделать?

– Отчего же, могу. – Афанасий Семенович неожиданно быстрыми и ловкими для человека его возраста движениями взял из множества колбочек две, капнул из каждой на предметное стеклышко, на котором моментально оказались пятна крови. – Устраивает?

– Ага! – восхищенно выдохнул Витька, позабыв о вежливости. – А можете… – Он стал лихорадочно вспоминать все когда-либо увиденные химические опыты.

– Да могу, конечно! – сказал Афанасий Семенович с некоторой досадой, не дав Витьке договорить. – Но зачем?

– То есть как зачем? – Витька был слегка ошарашен. – Ведь это же научные опыты…

– Это не научные, а школьные опыты. – Афанасий Семенович покачал головой. – Что толку делать то, что может любой.

– Ну так уж и любой! – скептически возразил Витька.

– Конечно, любой. И ты это легко мог бы сделать. Необходимая последовательность действий описана в любом справочнике. Нет, наука заключается не в этом. – Старик вздохнул. – Вот сделать то, что до тебя никто не делал, – это наука.

– А вы делали что-нибудь такое, что до вас еще никто не делал? – тихо, почти шепотом вступил в разговор Максим. Он с каким-то трепетом, едва ли не с благоговением ждал ответа. Ему казалось, что старик сейчас поразит его каким-нибудь своим открытием, о котором никому раньше не говорил.

– Ну, как сказать… – Афанасий Семенович смущенно замялся. – У меня есть кое-какие наметки, я веду работу… – Он замолк, и Максим так и не понял, утвердительно или отрицательно прозвучал ответ старика.

– Не-е, все-таки опыты интересней, – стоял на своем Витька. – А то так можно всю жизнь просидеть и ничего не открыть.

– Еще хуже и не пытаться. – Максим все-таки относился к исканиям старичка с некоторым уважением. И потом, кто этих алхимиков или астрологов знает. Они как-никак совершили немало открытий, хотя и случайно. Он вспомнил рассказ химички об открытии фосфора.

– Совершенно верно, молодой человек! – Афанасий Семенович явно обрадовался поддержке.

– Но ведь это же очень обидно: работать и ничего не добиться, – не сдавался Витька.

– Обидно, – согласился сосед. – Но всегда есть надежда. Еще обиднее опоздать и прийти к результату вторым. А еще хуже, если лавры от твоего открытия достаются другому.

– Как это? – не понял Витька.

– Ну, например, один инженер… – Старик наморщил лоб и как-то виновато сказал: – Видите, даже я не могу вспомнить его фамилию. Так вот, он принес заявку на изобретение телефона всего на несколько часов позже Белла. А результат: одному слава и приличный доход, а другому забвение.

– Но ведь бывает, что ученые делят славу. – Максим был озадачен.

– Бывает. Взять хотя бы геометрию Лобачевского – Больяи или, скажем, формулу Ньютона – Лейбница. Тут все по-честному.

– Ну а когда открытие приписывается другому… – Максим до этого разговора свято верил в чистоту научного мира, а потому с волнением ожидал ответа старика.

– На небольшом уровне это вообще явление самое обычное. – Афанасий Семенович развел руками. – Многие профессора любят присваивать результаты учеников. Но случается такое и у великих.

– Это у кого же? – Максим перебирал в уме гениев, с некоторым трепетом ожидая, кто из них сейчас упадет в его глазах.

– Да взять хотя бы Эйнштейна! – Ребята остолбенели. – Любой, кто возьмет на себя труд изучить историю создания специальной теории относительности, поймет, что ее первооткрыватель Пуанкаре.

– А как же Эйнштейн? – Максим не мог в это поверить.

– Эйнштейн… – Афанасий Семенович пожал плечами. – Он, конечно, великий ученый. Чего стоит хотя бы общая теория относительности. Но тем не менее факт остается фактом.

Максим не очень-то представлял себе суть теории относительности, а уж тем более разницу между общей и специальной, и сейчас как-то не решался об этом спросить, но потрясение было огромным. Он вообще привык думать об ученых как о высших существах, почти святых, а тут вдруг такое…

Они с Витькой вскоре распрощались с соседом и ушли, получив приглашение заходить еще. Витька отреагировал на него достаточно скептически; он уже удовлетворил свое любопытство, а интересных «фокусов» больше не предвиделось. Максиму же непременно хотелось зайти опять, лучше одному. От старика явно можно было узнать немало интересного. Уходя, Максим машинально обернулся на дверь и едва не закричал. На него опять смотрело мальчишеское лицо, на этот раз другое, более суровое, с черными ершистыми волосами, но такое же грустное. «Я тоже заходил к нему в гости!» – шепотом прозвучали те же слова.

– Ты чего встал, словно привидение увидел! – Жизнерадостный Витькин голос вывел его из оцепенения. Лицо на двери моментально исчезло.

– Да дверь какая-то странная, – произнес Максим с дрожью в голосе.

– А чего тут странного? – Витька явно не видел никакого лица и не слышал голоса. – Дверь как дверь. Только обивка мрачноватая. Так не у всех же должны быть цветочки! – Он рассмеялся, а Максим покраснел. Когда-то, во время ремонта, Максимова мама уговорила отца сделать на дверной обивке узор из обойных гвоздей и проволоки. Витьке же это украшение казалось очень смешным, и он вечно подтрунивал над другом: мол, детский сад, да и только.

Дома Максим стал расспрашивать папу об Эйнштейне и Пуанкаре. Отец признался, что слышал нечто подобное, но не придал особого значения, мало ли что говорят. Он только посоветовал не рассказывать об этом школьному физику.

Максим был возмущен. Такая величайшая несправедливость, а все ноль внимания. Даже советуют помалкивать, словно заговор какой-нибудь. У него в комнате висело несколько портретов великих ученых, а среди них знаменитая фотография Эйнштейна с высунутым языком. Максим внимательно на нее посмотрел и, тяжело вздохнув, решительно снял со стены.

Глава IV

Загадок все больше

Максим стал заходить к Афанасию Семеновичу по нескольку раз в неделю. Ему было интересно общаться со странным и одиноким стариком. С ним иногда было проводить время даже приятнее, чем со сверстниками. Даже с Витькой он стал видеться реже, на что тот уже начинал обижаться. Мама тоже была таким оборотом дел очень недовольна (она по-прежнему обзывала соседа колдуном), но формальных поводов запретить сыну навещать старика у нее не находилось, поэтому она ограничивалась ворчанием, и то изредка. К тому же папа не только не возражал против общения сына со странным соседом, но даже поддерживал его в этом. Егоров-старший решил, что раз у Максима большая склонность к естественным наукам, то надо ее развивать. Когда-то он мечтал о славе знаменитого физика, но стал обычным инженером и потому втайне надеялся на научную карьеру сына.

Встречи с Афанасием Семеновичем слегка напоминали занятия школьного кружка. Но только проходили они не в пример интересней; к тому же занятия велись один на один (Витька навязываться в гости перестал, а больше никто об этом понятия не имел. Болтуном Витька не был). Старик рассказывал и показывал такие вещи, о которых ни слова не говорилось в школьных учебниках. Да и вообще: иногда создавалось такое впечатление, что учителя о многом из этого даже не подозревали. Временами Максиму казалось, что эти знания порой и впрямь отдают какой-то алхимией. Тем более что сосед нередко с теплотой отзывался о людях, посвятивших себя этой лженауке. Но своими подозрениями Максим ни с кем не делился, опасаясь, что ему запретят навещать старика.

Иногда, правда, из-за занятий с Афанасием Семеновичем случались смешные казусы. Старик изредка забывался и вместо современных названий всевозможных физических явлений и химических веществ говорил старинными или иностранными терминами. Максим его, как правило, хорошо понимал, а в крайнем случае переспрашивал. Тогда Афанасий Семенович смеялся и говорил: «Вот видишь! Много знаний не всегда полезно. Они могут вылезать совершенно некстати и не на свое место!»

Максим быстро привык к странным терминам и уже употреблял их и сам. Несколько раз он даже нечаянно говорил их в школе, повергая в недоумение одноклассников и учителей. Удивление переходило в смех, если он начинал объяснять, что так называли это вещество в Средние века. «Хорошо, конечно, если человек знает и физику, и историю, – прокомментировал как-то такую ситуацию учитель физики. – Но все-таки лучше эти предметы разделять!» Химичка же реагировала гораздо хуже: она считала, что ученик выпендривается и хочет показать, будто знает больше ее. Она даже пару раз снижала Максиму оценку с привычной пятерки до четверки за неправильное название химических элементов, но его это не слишком печалило. Со времени начала занятий со стариком школьная химия стала интересовать его заметно меньше, чем раньше.

Помимо лаборатории Афанасий Семенович был обладателем прекрасной библиотеки. Книги располагались в спальне и занимали столько места, что еле хватало пространства для старенькой узкой кровати. Но если оборудование лаборатории сияло новизной, то библиотека составляла с ней разительный контраст. Конечно, были в ней и новейшие труды на разных языках, но основную массу составляли старинные фолианты. Некоторые из них выглядели такими ветхими, что, казалось, должны были бы рассыпаться от первого прикосновения. Все это составляло довольно-таки мрачную картину: темные переплеты словно давили на находящегося в комнате. Несмотря на все любопытство, хотелось поскорее уйти отсюда. Максим не мог понять: как это Афанасий Семенович способен спать в таком месте.

– Ну что, нравится? – спросил старик, когда Максим, впервые увидев это книжное собрание, стоял как зачарованный.

– Д-да, очень, – пробормотал мальчик: старик явно гордился своей библиотекой, и хотелось сделать ему приятное.

– Здесь у меня очень интересные, старинные экземпляры. – Афанасий Семенович с видимым удовольствием прошелся вдоль стеллажей, ласково, можно сказать, любовно поглаживая корешки книг. – За некоторые из них авторы получали великие награды, становились богачами, пользовались почетом при дворах монархов. А за некоторые сгорали на костре вместе со своими творениями.

– За какую-то книгу! – покачал головой Максим. Он, конечно, слышал о судьбе Джордано Бруно, сожженного жестокими инквизиторами, но это ведь когда было. А здесь, в этой обстановке, он как будто оказывался в атмосфере Средневековья. Он даже ясно представил себе, как сюда входят слуги Великого Инквизитора в своих черных балахонах и уводят старика как чародея, а его самого как пособника сил тьмы и бросают обоих в сырое подземелье. Максим зябко поежился – так явственно представилась ему эта жуткая картина.

– Не за книгу, а за истину, за прогресс! – строго поправил старик. – Это иногда требует жертв.

– Ну, я бы никогда не пошел на такую жертву! – смущенно заметил Максим.

– Кто знает… – Афанасий Семенович загадочно улыбнулся, но улыбка у него вышла довольно зловещей, словно у людоеда, стремящегося показать свое добродушие, и Максиму вдруг стало очень неприятно. – Кто знает, что произойдет в будущем…

А вот эта книга, – продолжил сосед после повисшего в воздухе неловкого молчания, похлопывая черный корешок толстенного тома со стершимся названием, – очень любопытный экземпляр. Она была написана на человеческой коже человеческой же кровью. Ее автор, считавший себя слугой Дьявола, всерьез полагал, что именно так надо записывать великие тайны.

– И что там?.. – пролепетал Максим, готовый грохнуться в обморок.

– В основном всякая белиберда! – махнул рукой старик. – Да ты не переживай! Это, разумеется, копия на нормальном пергаменте, написанная нормальными чернилами, хотя и красными! – И он хрипло расхохотался. – Хочешь посмотреть?

Максим, сделав над собой усилие, рассмеялся следом, но вышло это у него совсем уж неестественно. Мальчик нашел в себе мужество кивнуть (он ведь гордился тем, что презирал всякие суеверия) и, побледнев, стал следить, как Афанасий Семенович не спеша, с усилием, достает тяжелый фолиант, сдувает с него пыль и кладет на столик. Против ожидания в книге не оказалось ничего особенного: какие-то непонятные красные каракули на пожелтевших листах. Максим даже разочарованно вздохнул.

– А что это за знаки? – спросил он, стараясь заинтересоваться увиденным.

– Это особый шифр, – старик, видимо, только и ждал вопроса. – Кое-что из него я знал раньше, а кое о чем догадался. Нужно только знать символику алхимиков и немного пораскинуть мозгами.

– А на каком языке написаны эти книги? – Максим показал на старинные тома.

– В основном на латыни. Но есть и английские, и немецкие, и испанские, и французские, и кое-какие древние…

– И вы все их прочли?! – поразился Максим. Это казалось ему тем более удивительным, что у него самого даже один английский шел с большим трудом.

– Молодой человек! В мое время учили языкам не так, как сейчас! – ответил старик, довольный произведенным впечатлением.

Максим постеснялся спросить, когда и где учился Афанасий Семенович, хотя этот вопрос и занимал его. С одной стороны, он был твердо уверен, что хорошо языкам учили только в дореволюционных гимназиях, но, с другой стороны, сосед явно не выглядел настолько старым. Можно, конечно, было предположить, что он учился в каком-нибудь специальном вузе, вроде МГИМО, но при чем здесь тогда «мое время»? И как же физика с химией? Не может же человек все это изучить сам?! Еще одна загадка старика. У Максима создавалось впечатление, что чем больше он общается с Афанасием Семеновичем, тем загадочнее и непонятнее, но в то же время интереснее становился для него странный сосед.

Сильно смущали только повторяющиеся галлюцинации. Когда Максим просто проходил мимо двери Афанасия Семеновича, внимательно глядя на нее, ничего особенного не происходило. В эти моменты Максиму даже становилось стыдно за свои фантазии. Что он мог ждать от обыкновенной двери? Мальчик щупал ее, рассматривал под разными углами, но ничего необычного не замечал. Но вот после визитов к старику все менялось. Каждый раз Максиму чудились все новые лица мальчишек. Они были совсем не похожи друг на друга. Казалось, они явились из разных эпох и стран. Здесь были худые и полные, блондины и брюнеты. Но у всех на лицах читалась какая-то неизбывная грусть. И все они произносили одну и ту же фразу: «Я тоже заходил к нему в гости!» Как будто ребята хотели о чем-то предупредить Максима. Или, быть может, считали его за своего, раз он тоже ходит в гости к Афанасию Семеновичу?

Максим никому не рассказывал о своих видениях. Родители немедленно потащили бы его к врачу и уж, конечно же, запретили бы заходить к старику. А рассказать обо всем Афанасию Семеновичу мальчик почему-то стеснялся. Примет еще за фантазера или за сумасшедшего. Или, того хуже, обидится, посчитает, что Максим просто ищет повод, чтобы больше не приходить. Уж лучше попытаться разобраться во всем самому.

Он разыскал справочники по психиатрии и психологии, но ничего похожего на свои галлюцинации не обнаружил. Тогда Максим пришел к выводу, что это своеобразная реакция на что-то в квартире старика; например, на какие-нибудь химикаты. Он слышал, что у некоторых чувствительных людей бывает самая непредсказуемая реакция на безобидные вроде бы вещи.

В конце концов, Максим перестал обращать внимание на свои видения. Он просто привык к ним, и теперь, наверное, даже удивился бы, не увидев на черной двери нового лица. Максим даже пытался шутить. «Ну и однообразный же у них репертуар! – говорил он себе. – Могли бы рассказать что-нибудь новенькое! А старик гостеприимен! Вон сколько ребят наприглашал в гости! Вот только что-то они не слишком довольные. Видно, со мной Афанасий Семенович обращается получше!»

Глава V

Этого не может быть!

Дедушка приехал неожиданно. Вернее сказать, неожиданно для Максима, которого то ли забыли заранее предупредить о его визите, то ли специально решили сделать сюрприз. Когда дед, большой, седой, бородатый, ввалился в квартиру, которая вдруг сразу показалась тесной, и зычным голосом предложил принимать гостя, Максим словно стал маленьким мальчиком. Он напрочь позабыл про всю свою тщательно вырабатываемую солидность и, как в раннем детстве, кинулся дедушке на шею, едва не завизжав от восторга.

Сергей Федорович, мамин отец, был крупным, полным, пышущим здоровьем, энергичным человеком, которого, несмотря на почтенный возраст, язык не поворачивался назвать стариком. Он жил в небольшом районном центре и никуда не собирался оттуда уезжать, хотя дети не раз предлагали ему поселиться у кого-нибудь из них, особенно после смерти его жены. Наоборот, Сергей Федорович нахваливал свой городок, «красоту кругом», свежий воздух и звал их уезжать из загазованной Москвы. Почти круглый год дед жил один и прекрасно справлялся со всеми домашними делами. Но летом у него всегда собиралось много народу: Максим со своими двоюродными братьями и сестрами. Заезжали на несколько дней и взрослые. Иногда Сергей Федорович и сам наведывался в гости, но подолгу не задерживался: он говорил, что не хочет надоедать, да к тому же в большом городе чувствовал себя немного не в своей тарелке.

Всю субботу Максим провел с дедом. Тот сделал свои покупки, за которыми, собственно, и приехал, а внук помогал ему ориентироваться в столице и словно экскурсовод показывал недавно появившиеся новые достопримечательности. Сейчас, конечно, это было не то беззаботное общение, что в раннем детстве, но и теперь с Сергеем Федоровичем скучать не приходилось. Дедушка сохранил свежесть восприятия и многие проблемы понимал куда лучше родителей.

Вечером, когда они, усталые и довольные, возвращались домой, им встретился Афанасий Семенович. Увидев его, дедушка замолк на полуслове и почему-то резко помрачнел. Тем не менее старики вежливо поздоровались, причем сосед оставался таким, как всегда. Глядя на них, трудно было удержаться от сравнения: встретились постаревшие русский богатырь и заморский чародей.

– Максим, ты завтра заглянешь ко мне ненадолго? – окликнул мальчика сосед.

– Да, конечно, Афанасий Семенович! – весело ответил Максим и вдруг почувствовал, как весь напрягся дедушка, сжавший его руку.

Дома весь вечер Сергей Федорович был непривычно мрачен и погружен в себя. Обычно он любил рассказывать какие-нибудь истории, чаще веселые, из своей долгой жизни или слушать рассказы других, но в этот раз он задумчиво сидел и молчал, рассеянно отвечая на обращенные к нему вопросы. Родители приписали такое поведение деда усталости после дня, проведенного на ногах, и неумолимым годам. Максим даже слышал, как мама с грустью шепнула папе, что «отец сильно сдал», а тот согласно кивнул.

Однако сам Максим связывал странное состояние деда со встречей на лестнице и ждал случая поговорить с ним об этом. Наконец, когда родители сели смотреть телевизор, он решился спросить у дедушки, что же его так расстроило. К его большому удивлению, Сергей Федорович вдруг засмущался и даже покраснел, чего раньше за ним никогда не наблюдалось.

– Понимаешь, на это, наверное, не стоит обращать внимания, – тихо, скороговоркой пробормотал он, как бы оправдываясь. – Наверное, это стариковское. Может, мне показалось… – Сергей Федорович окончательно смешался и замолчал, но чувствовалось, что ему хочется выговориться.

– Тебе не понравился наш сосед? – попытался навести его на тему Максим.

– А зачем ты к нему ходишь? – ответил дедушка вопросом на вопрос.

Максим с удовольствием рассказал о лаборатории Афанасия Семеновича и об опытах, которыми они занимались вдвоем. И тут он осекся на полуслове, настолько бледным стало лицо деда.

– Что с тобой? Тебе плохо? – Максим уже хотел позвать родителей, но Сергей Федорович остановил его.

– Не волнуйся, со мной все в порядке. – Дед попытался улыбнуться, но улыбка вышла у него не открытой и широкой, как обычно, а какой-то жалкой и вымученной. – Просто нахлынули неприятные воспоминания. Ваш сосед очень напомнил мне одного человека… – Он с трудом подбирал слова, будто боясь показаться смешным или глупым.

– И на кого же он похож? – Максим хотел все выяснить до конца. Личность Афанасия Семеновича очень интересовала его; ведь, несмотря на частые визиты к старику, Максим о нем почти ничего не знал.

– Эта история долгая и печальная, – вздохнул дед. – И очень давняя. Из моей юности. Даже скорее из детства.

– Так ты знал Афанасия Семеновича в детстве? – удивился Максим.

– Не совсем так… – Сергей Федорович опять замялся. – Знаешь, мне нелегко говорить. Так что, пожалуйста, не перебивай меня.

– Хорошо, дедушка. – Максим уже и так мысленно обругал себя за торопливость. Теперь же он весь обратился в слух.

– Я был тогда примерно в твоем возрасте, – начал дедушка. – Я рос обычным мальчишкой, а мой друг, Миша, он очень увлекался естествознанием, как это тогда называлось. Миша очень талантлив; все учителя так говорили, да мы и сами это понимали. Мы все думали, что он станет ученым, физиком или химиком. – Сергей Федорович надолго замолчал, погрузившись в нахлынувшие воспоминания, и Максим хотел уже поторопить его, вывести из задумчивости, но сдержался, помня о его просьбе. – В нашем городке жил аптекарь, – продолжил наконец дед. – Он точная копия вашего соседа. Я был бы готов поклясться, что это он! – почти выкрикнул Сергей Федорович. Он смотрел на внука, будто безмолвно умоляя поверить ему и не подозревать, что он сошел с ума. И в то же время в нем чувствовалась какая-то безнадежность. Такое случается, когда человек говорит правду, которая кажется нелепой, невероятной. Ему никто не верит, но все-таки это правда.

– Но он тогда был совсем молод. – Слова Максима прозвучали как-то успокаивающе, словно старшим из беседующих был он. – Неужели…

– Нет! – перебил его дед с какой-то страстной обреченностью. – В том-то и дело, что он был ну точь-в-точь как сейчас!

– Но ведь такое невозможно! – запротестовал Максим. – Ты, наверное, ошибся. Может быть, это какой-то его родственник.

– Сам знаю, что невозможно, – махнул рукой Сергей Федорович. – Но не могут два разных человека быть так похожи! Пусть даже и родственники. – Он закрыл лицо своими широкими морщинистыми ладонями.

Максим задумался. Он знал, что у дедушки превосходная зрительная память. Сергей Федорович мог безошибочно узнать человека, с которым и встречался-то всего один раз, мельком. Он был бы идеальным свидетелем. Дедушка, к примеру, легко узнавал Максимовых товарищей даже из детсадовского времени, которых и видел-то только совсем маленькими. Но в этот раз он просто не мог быть прав; оставалось предположить, что тем человеком был дед Афанасия Семеновича, очень на него похожий.

– Дедушка, а что произошло с тем аптекарем и твоим другом? – решился он наконец нарушить молчание.

– Этот аптекарь был очень странным человеком. – Дед открыл лицо. – Одни над ним посмеивались, другие его побаивались. Но сколько-нибудь тесных отношений у него не было ни с кем. Да что там тесных: он ни с кем и не разговаривал, кроме покупателей. Да и то только про лекарства. А целыми вечерами просиживал один взаперти. Старухи называли его колдуном; некоторые отказывались брать хоть что-нибудь у него в аптеке, а другие после встречи с ним крестились. Но мы только смеялись над этим.

Мы все были пионерами. Вели с верующими разъяснительную работу, проводили агитацию. И к старику мы зашли объяснить, что никакого бога нет, вдвоем с Мишей. А он вдруг расхохотался, начертил своей тросточкой на земле крестик и плюнул на него. Мы все были в восторге от такой сознательности деда. Ведь со старичками да бабками трудно приходилось. Кто бесенятами называл, а кто и палкой замахивался… Но вот аптекаря все равно не любили. Какое-то рядом с ним было неприятное ощущение. Не в своей тарелке себя, что ли, чувствовали.

«А ведь Афанасий Семенович такой же. И многие думают про него точно так же. Пожалуй, он только со мной и общается», – подумал Максим.

– Только Миша с ним общался, – продолжал тем временем Сергей Федорович. – Не знаю как так получилось, но аптекарь взял его к себе помощником. Он очень радовался. Время было трудное, и любой заработок очень ценился. А Мише к тому же нравилось возиться со всякими реактивами. Он стал подолгу пропадать у аптекаря. Мы его стали редко видеть, даже обижались. Думали, зазнался. – Дедушка тяжело вздохнул. Ему было явно нелегко все это вспоминать.

«Опять все как со мной», – пронеслось в голове у Максима, и ему почему-то стало неприятно. В последнее время он чувствовал, что Витька на него обижен, но ему было интереснее проводить время с Афанасием Семеновичем в его лаборатории.

– А потом Миша исчез! – резко выдохнул дедушка после долгой паузы.

– Как исчез? – не понял Максим.

– Исчез, – повторил Сергей Федорович. – Так сказать, пропал без вести. – Дед опять вздохнул. – Как-то вечером пошел к своему аптекарю, и больше его не видели.

– А что же аптекарь? – История стала напоминать Максиму детскую страшилку, но он знал, что дедушка не станет ничего присочинять, а уж тем более просто выдумывать. Дед даже сказки рассказывать не любил, предпочитая истории из жизни. Сергей Федорович всегда был очень практичным человеком и часто посмеивался над всякими предрассудками. Он никогда не верил разным там экстрасенсам, гадалкам и астрологам, называя их шарлатанами. А уж НЛО, как он неоднократно заявлял Максиму, большому любителю «Секретных материалов» и прочих историй о пришельцах, могут появиться, только если крепко выпить. При этом дед обычно так заразительно смеялся, что и Максим, хотя и не всегда соглашавшийся с ним, присоединялся к веселью.

– Аптекарь сказал, что ничего не знает, что Миши у него в этот день не было. – Сергей Федорович развел руками. – Его дом, конечно, обыскали, но ничего подозрительного так и не нашли. Аптекарю стали доверять еще меньше, и он вскоре уехал. А я его с тех пор так и не видел. Как мне показалось, до сегодняшнего дня. Но не мог же он так сохраниться?! – Видно было, что дед совершенно растерян. Он словно не знал, чему верить: памяти и глазам, до этого случая не подводившим ни разу, или же здравому смыслу. До сих пор они мирно сосуществовали друг с другом, и вдруг такая незадача!

– А не мог твой друг просто уйти из дому, сбежать? – спросил Максим, искавший рациональное объяснение рассказанному.

– Нет! – уверенно ответил Сергей Федорович. – Об этом, конечно, тоже думали. Но он шел именно к аптекарю. Если бы Миша сбежал, он бы захватил с собой какие-нибудь вещи, а он ничего не взял. Его хорошо искали. И розыск объявляли, и всю округу обшарили: и лес, и речку, и озеро. Но так ничего и не нашли. И хоть бы кто-нибудь что-нибудь видел, слышал. Нет. Ничего. Пропал мальчишка, и все.

Дедушка замолк, как видно погрузившись в невеселые воспоминания. Молчал и Максим. История произвела на него впечатление (он вообще отличался неплохим воображением). Он ясно себе представил пропавшего мальчика, своего ровесника. Но Максим не верил, что Афанасий Семенович мог иметь к этому хоть какое-то отношение. Да и причастность к исчезновению этого Миши таинственного аптекаря была весьма сомнительной. Скорее всего, дедушка ошибался. Ведь через столько лет может подвести и самая лучшая память. Но Максиму не хотелось об этом говорить и обижать деда, поэтому он пытался придумать какое-нибудь другое объяснение.

– Знаешь, Максим, – проговорил наконец Сергей Федорович. – Ты не смейся над стариком, но мне стало страшно, когда я узнал, что ты ходишь к этому соседу. Я сразу вспомнил Мишу и испугался за тебя. Ты уж будь с ним поосторожнее. – И он ласково взял внука за руку.

– Ну что ты, дедушка, не волнуйся! – Обычно подобная забота раздражала Максима, но сейчас он был даже слегка растроган. – Афанасий Семенович совсем безобиден. Просто он очень одинок и выглядит немного странно. А что до того аптекаря… – Внук слегка замялся. – Это все-таки, наверное, какой-то родственник нашего соседа. Знаешь, я завтра с ним поговорю и все выясню.

Глава VI

Дела давно минувших дней

Дедушка с ним согласился, но было видно, что он очень озабочен. В ту ночь он так и не уснул. Этого не давали сделать воспоминания и тревога за внука. Ему, как будто это произошло только сейчас, представлялся маленький, тихий городок, где все друг друга знают и где жизнь течет размеренно и неторопливо. И странный, никому не известный старик, выделяющийся на этом фоне точно белая ворона в стае; впрочем, скорее как черный лебедь среди светлых собратьев. В российской глубинке он казался иностранцем или гостем из прошлого. Над чудаками всегда либо добродушно посмеиваются, либо их не любят, стараются вытолкнуть из своей среды. Аптекаря явно не любили, но его это отнюдь не беспокоило. Казалось, что он даже рад своему одиночеству, а на других ему просто наплевать. Ему бы, наверное, больше подошла профессия не аптекаря, а гробовщика. Сергей Федорович повидал за свою жизнь немало людей, хороших и плохих, умных и глупых, обыкновенных и странноватых, но такого загадочного больше никогда встречать не приходилось. До этого дня, когда тот явился словно видение из прошлого.

Снова и снова Сергей Федорович перебирал про себя все приметы аптекаря, какие-то детали, которые были давно забыты и теперь всплывали в памяти, словно обломки корабля после кораблекрушения. Многие люди и события со временем забываются и по прошествии лет вспоминаются смутно, как в сильном тумане. Но другие, самые яркие, отпечатываются в мозгу раз и навсегда, и стоит только о них вспомнить, как они появляются перед глазами столь же ясно и отчетливо, как тогда, когда они происходили наяву. Они будто засняты памятью на кинопленку, и стоит запустить ее, как повторяются во всех деталях. А воспоминания о старом аптекаре были для Сергея Федоровича одними из самых ярких в жизни. Но сколько он ни перебирал их, сколько ни пытался найти хоть какое-нибудь отличие встреченного сегодня на лестнице человека от того аптекаря, ничего не получалось. Если бы человек мог ни капли не измениться за шестьдесят с лишним лет, Сергей Федорович готов был бы поклясться, что это тот самый аптекарь.

Он видел себя рядом с Мишей, когда они, мальчишки с красными галстуками, на которые многие старики реагировали как бык на красную тряпку, подходят к аптеке. Они шли с робостью, побаиваясь странного бородача и подбадривая друг друга. Рано или поздно им или другим пионерам все равно нужно было навестить аптекаря, но первым инициативу проявил сам Сергей Федорович, тогда еще Сережка, чего потом долго не мог себе простить. Ну а потом старик проявил неожиданную сознательность, и ребята быстро ушли, по пути обсуждая удачный визит.

– А ты видел, какие у него приборы? – спросил вдруг Миша.

– Какие приборы? – не понял Сергей, удивившись блеску в его глазах. Таким Мишка был, только когда видел что-то очень интересное.

– В глубине аптеки.

– Ну и что? – искренне удивился Сергей. – В аптеке так и должно быть.

– Да нет же! – Миша, казалось, был поражен невнимательностью друга. – Что обычно бывает в аптеках? Весы, несколько колб и пробирок. Как у старого аптекаря, деда Василия. – В предыдущем аптекаре, умершем незадолго до приезда странного преемника, не было ничего загадочного. Этот безобидный толстячок в пенсне целыми днями с кем-нибудь болтал, шутил, так что пришедший к нему за лекарством, как правило, уходил не скоро и с хорошим настроением. Но трудно было представить его возившимся с приборами.

– А здесь разве по-другому? – Сергей так внимательно наблюдал за стариком, что совсем не обратил внимание на обстановку.

– Да ты как слепой! – досадливо махнул рукой Миша. И мечтательно добавил: – Вот бы с ними повозиться!

Тогда Сергей быстро забыл об этом разговоре и вспомнил только, когда Миша стал помогать аптекарю. Наверное, старик тогда заметил интерес юного посетителя к своим приборам. А может быть, Миша и сам, загипнотизированный их видом, нашел повод еще раз зайти в аптеку. Но только с тех пор его словно подменили. Он сделался еще более серьезным, если не сказать мрачным. Улучив свободную минуту, он бежал к старику, с горящими глазами говорил о каких-то опытах. Сережа не мог понять такой увлеченности друга; школьных занятий по физике и химии ему вполне хватало, и он свободное время предпочитал проводить на воздухе.

Мишина мать не раз говорила, что боится старика, похожего на колдуна, и сетовала, что Миша стал совсем другим. Но за работу в аптеке сыну хоть немного, но платили, а в это трудное время на счету была каждая копейка. К тому же она сама понимала, что в городе, среди бела дня, старик не сможет сделать ничего дурного.

Другие ребята тоже замечали, что с Мишей творится неладное. Многие напрямую говорили, что парень зазнался и его нужно как следует проучить. В играх Миша участвовать вообще прекратил, ссылаясь на нехватку времени. Да и к пионерским делам он, всегда такой активный, потерял всякий интерес. С ним даже хотели серьезно поговорить на сборе, но накануне он как раз пропал…

Этот теплый летний вечер врезался в память Сергею Федоровичу на всю жизнь. Все шло как обычно. Мать возилась у печки, готовя нехитрый ужин, а он во дворе помогал отцу колоть дрова. Неожиданно Шарик, их дворовый пес, залился громким лаем, и они увидели обеспокоенную Мишину мать.

– Сережа, ты не знаешь, где пропадает мой Мишка? – спросила она с плохо скрываемым волнением. – Давно должен быть дома.

Сергей удивился отсутствию друга. Тот всегда был очень обязательным и если обещал кому-то прийти, то делал это точно в срок. Он предположил, что Миша может быть у своего аптекаря.

– Да я только что проходила мимо, – ответила женщина. – Но там даже нет света. Наверное, он уже спит. Я не решилась зайти.

– Так придется разбудить! – проворчал Сережин отец, который не любил аптекаря и не доверял ему. – Подумаешь, какой барин!

Он с силой воткнул топор в полено и направился к калитке. Когда-то он дружил с Мишкиным отцом. Они вместе воевали в Красной Армии, и, когда Мишкин отец умер, он старался опекать его семью. Федор Васильевич всегда готов был помочь им. Сережа очень хотел пойти с ним, но отец наказал ему доделать работу, а уж спорить с отцом мальчишка никогда не решался. С большим трудом он вытащил топор и продолжил колку дров. Работа спорилась, и тревога за друга как-то отступила на второй план.

Когда Сергей заканчивал колоть дрова, вернулся озабоченный отец. Он был очень спокойным и смелым человеком и, наверное, не боялся ничего на свете, но в этот раз было заметно, что он нервничает.