Незабудки Улин Виктор

А попав туда, буду лезть в самое пекло. На рожон и под пули. На любой войне всегда нужны люди, которым нечего терять. И такой человек, как я, окажется чрезвычайно ценным.

А мне терять в самом деле нечего.

Умерла мама.

Умерла моя надежда стать художником.

А не имея надежды стать кем-то, прославить свое имя и оставить его в анналах истории, просто незачем жить.

И я буду воевать так, чтобы пасть смертью храбрых.

Чтобы спокойно поживающей сестре пришло с фронта извещение.

О том, что сын ее отца — никчемный слюнтяй, большеглазый истерик, льющий слезы и убежавший со смертного одра собственной матери — в самом деле герой. Спасший жизни десятку человек.

Да. Будет именно так.

Но…

Но я знал, что на войне все часто случается наоборот.

Погибают стремящиеся выжить.

И остаются невредимыми те, кому жизнь не нужна.

И я имею реальный шанс вернуться назад с той, еще не задуманной даже самими политиками войны.

Так может продиктовать моя карма.

Живым. И, возможно, невредимым.

Только уже иным, нежели теперь.

Иным…

Красная злоба на мир никуда не уйдет; искалеченное детство не забудется никогда.

Но у меня появятся силы.

И вот уж тогда я покажу всем, на что способен невостребованный художник. Отвергнутый родственниками человек, закрывшийся сейчас в своей душной каморке над листком картона с незабудками.

Я снова взглянул на рисунок.

Вода по-прежнему была красной.

Но теперь она налилась не закатом, а рассветом.

Рассветом моей собственной новой — еще не ведомой, но уже предугадываемой жизни.

Жизни, в которой я наконец встану в полный рост.

И отомщу всем и за все.

Судьбе и людям.

И всему миру, так не любящему меня сейчас.

Я уничтожу до основания весь ваш лживый ханжеский мир, — с ненавистью думал я, слыша сквозь дверь вернувшиеся голоса родственников.

Где в цене лишь внешняя добродетель и никто не знает о человеческих чувствах.

Я сделаю так, что все вы будете ползать на коленях и поклоняться мне — мне, мне, неудавшемуся художнику, перевернувшему все ваше бытие.

Я устрою вам такое, что вода в самом деле станет красной, только не от солнца, а от пролитой крови. И не только в моем нарисованном стакане…

Я прищурился, и передо мной заволновались целые моря крови. В ушах звучал уже не Вагнер, а рев толпы. Откуда-то текла сила неведомого рока, которая влекла меня куда-то далеко. Куда — я и сам еще не знал.

Сквозь меня, сотрясая мое тело, проносились апокалиптические картины.

Я вызвал какую-то небывалую бурю в своей душе. Шторм и бурю, каких не испытывал никогда прежде.

Картины чудовищных разрушений, уничтожавших и одновременно очищавших поганый людской мирок, были настолько сильными и страшными, что я, кажется, потерял сознание.

Всего на миг.

Несмотря на то, что уроды доктора привыкли признавать меня ненормальным.

Я тут же вернулся обратно. И помнил все виденное.

И разум мой был яснее ясного.

Я знал, что все нужно делать по порядку.

Строго по порядку.

Тогда все получится.

Моря крови и буря апокалипсиса, и я на вершине мира — все это пока впереди.

А сейчас мне нужно подписать законченный рисунок.

Пусть его не увидит больше никто: я выберу момент и тайком от всех положу его в мамин гроб. Под маленькую подушечку, на которой покоится сейчас ее невесомая голова. Пусть эти три голубых незабудки в красной воде так и истлеют вместе с картоном в медленно гниющем гробу… Пусть.

Но ничто сделанное мною не может оставаться безымянным.

Я всегда аккуратно помечал любое свое произведение.

Причем своим настоящим именем.

В отличие от одноклассников, которые на подбор писали стихи и печатали их в местных газетах под немыслимыми псевдонимами.

Я любил свое имя и не стыдился его.

Даже фамилию свою любил, несмотря на то, что она досталась от ненавистного отца. И подписывался я не инициалами, а полностью, не сокращая ни единой буквы.

Потому что отец — это отец. А я — это я. Между нами пропасть.

Я не сомневался, что несмотря на преграды судьбы, сумею прославить свою фамилию.

Если даже не как художник, то все равно как-то иначе.

Но так, что весь мир будет знать мое имя. И содрогаться от самого его звучания.

Я выбрал самую тоненькую беличью кисточку, помусолил ее, набрал темно-коричневой краски и аккуратно поставил в левый нижний угол картона год завершения — сегодняшний: 1908.

А рядом с такой же тщательностью вывел свое имя: Адольф Гитлер.